Критика исследований влияния

«Искажение конформности»

Серж Московичи критиковал функционалистскую модель по нескольким причинам. Он утверждал, что всем исследованиям конформности присуще ее «ис­кажение», поскольку их авторы исходят из того, что влияние приводит либо к конформности, либо к ее противоположности — к отклонению от нормы. По его мнению, теоретики объясняли и допускали суще­ствование только конформности, утверждая, что она и есть единственный процесс влияния.

В основе искажения конформности лежит функ-ционалистская модель, согласно которой целью вли­яния является социальный контроль, поддержание

статус-кво. Задача влияния — адаптация индивидуума к социальной системе, воспринимаемой как данность. Подобная адаптация необ­ходима для достижения социальной стабильности и равновесия в об­ществе, которые возможны только тогда, когда люди адаптированы к ранее определенным для них ролям и нормам. Социальная конформ­ность по отношению к социальной структуре, которая возникла рань­ше, чем социальное взаимодействие (и не подвергается сомнению), стала адаптивным требованием общественной жизни. Следователь­но, общество нуждается в конформности, для того чтобы функцио­нировать эффективно и без сбоев. Индивидуумы, которые не прояв­ляют готовности к конформизму, не могут достичь ничего — они все­го лишь «девианты», некие «заблудшие овцы». Московичи утверждал, что конформность может быть неадаптивной; времена, ситуации и потребность группы изменяются, а потому и групповые нормы — чтобы быть адаптивными в новых условиях, — тоже должны изме­няться. Если бы конформность была единственным процессом влия­ния, группы не могли бы реагировать на эти изменения и функцио­нировать эффективно.

Чтобы показать, в чем именно заключается проблема концепции конформности, Московичи воспользовался результатами исследова­ния Келли и Шапиро (Kelley & Shapiro, 1954), которые предположи­ли, что, по мере того как групповая норма становится все более и бо­лее вредной для группы и начинает грозить ей крахом, степень кон­формности в менее сплоченных группах должна становиться меньше, чем в более сплоченных группах: люди, которым их группа представ­ляется привлекательной и важной для них, не могут не хотеть, чтобы она преуспевала. Следовательно, можно ожидать, что эти люди, же­лающие продвижения группы в новом направлении, будут менее кон­формны по отношению к ее старой норме. Однако эта гипотеза не получила экспериментального подтверждения. Была выявлена не­значительная противоположная тенденция, т. е. большая конформ­ность по отношению к вредным нормам в более сплоченных группах, чем в менее сплоченных, свидетельствующая о том, что способность групп к адаптивному изменению нормы зависит от тех, кто меньше привязан к ней и меньше дорожит своим членством в ней. Эта рабо­та — поворотный пункт в истории изучения влияния: традиционные концепции и парадигмы влияния привели к парадоксальному откры­тию, суть которого заключается в том, что конформность по отноше­нию к неадаптивным нормам контрпродуктивна.

1 1 8 Глава 4. Влияние меньшинства

Критика исследований влияния

Возникла необходимость понять процесс протекания социальных перемен, т. е ответить на вопрос, на который классическая теория от­ветить не смогла. Оказалось, что влияние в группах проявляется не только в форме конформности, но также и в таких формах, как инно­вация и нормализация, отсюда появляется потребность в теориях, ко­торые объясняли бы и эти феномены. Влияние приводит не только к стабильности и социальному контролю, но также и к социальному конфликту и к переменам. Потребовалась «генетическая» модель, ко­торая рассматривала бы социальный конфликт и изменения как дви­жущую силу, мотор процесса влияния. Термин «генетическая» (как противоположность термину «функционалистская») принадлежит Московичи (Moscovici, 1976, pp. 3-6), который считал рост и ин­новацию фундаментальными процессами существования общества, влияние которых на людей проявляется не только в том, что они про­сто адаптируются к данной системе, но и постоянно продуцируют и изменяют ее.

Меньшинство и социальная перемена

Теория зависимости, продолжает Московичи, основана на том, что унилатеральное влияние направлено «сверху вниз», а потому несов­местимо с самим фактом социальной перемены. Согласно этой тео­рии, влияние основано на власти, престиже, авторитете, материаль­ных ресурсах, информации и т. д. Это влияние унилатерально и ис­ходит от тех, кто обладает этими ресурсами: от лидеров, от специали­стов, от большинства или от их представителей. — и направлено на тех, кто зависит от них, потому что лишен этих ресурсов и находится в самом низу социальной иерархии: на маргиналов, на «девиантов», на группы с низким социальным статусом, на социальные «меньшин­ства». Меньшинства (т. е. группы «девиантов») — это следует из са­мой сути теории зависимости — лишены того, что делает возможным влияние. Они не могут вносить никаких новшеств, на это способно только большинство, только нормативная, доминирующая подгруп­па. Однако, по мнению Московичи, возможность социальных пере­мен по инициативе тех, кто находится «наверху», нереальна и проти­воречит исторической правде, в то время как социальные перемены по инициативе «низов» — широко известный и общепризнанный факт. Общество изменяют именно неимущие, аутсайдеры, угнетен­ные, а не правящие элиты. Следовательно, само существо теорий кон-

формности таково, что они не могут объяснить, почему меньшинство способно изменить общество.

Социальная и физическая реальность

Однако этим критика Московичи не ограничивается, он идет дальше и утверждает, что теория зависимости несостоятельна даже в каче­стве одной из теорий конформности. Она объясняет влияние (лич­ное принятие нормы) как информационный процесс, активирован­ный неуверенностью индивидуума и его потребностью избавиться от этого чувства. Глядя вокруг себя, мы обычно воспринимаем мир та­ким, каков он есть, однако нередко реальность неоднозначна, не впол­не понятна, и мы чувствуем себя неуверенно. Нам нужна дополни­тельная информация, и мы обращаемся за ней к специалистам или к тем людям, которые находятся в ситуации, аналогичной нашей. Воз­можен и другой вариант: видя, что группа ошибается, мы тем не ме­нее соглашаемся с ней, потому что хотим нравиться и быть популяр­ными. Подобная картина, нарисованная теорией зависимости, с по­зиции здравого смысла представляется вполне правильной, но на самом деле она неверна. Эта теория отделяет индивидуум от обще­ства и проводит резкую границу между физическим и социальным мирами. Согласно теории зависимости, социальное влияние — всего лишь «процесс-заменитель», предназначенный для уменьшения не­уверенности индивидуума в тех условиях, в которых он не может под­вергнуть реальность тестированию с помощью объективных, физи­ческих методов. Истоки такого подхода в том, что индивидуум спо­собен воспринимать и познавать мир непосредственно, без помощи общества, к которому он обращается только в случае неуверенности, возникающей в результате первичного процесса индивидуальной

перцепции.

Против этой точки зрения можно выдвинуть несколько аргумен­тов. В действительности индивидуальное восприятие и познание мира тоже «социально окрашено». То, что мы принимаем за «свиде­тельские показания» наших органов чувств, нередко, а быть может, и всегда есть проявление нашей культуры. Например, о чем думает че­ловек, когда слышит гром? О том, что сердится бог, дерутся две тучи или что его причина — сверкнувшая чуть раньше молния? Ответ за­висит от того, к какой культуре он принадлежит и в каком времени живет. Возможно, разные люди слышат одно и то же, но вкладывают

1 20

Глава 4. Влияние меньшинства

Критика исследований влияния

в то, что слышат, разный смысл, в зависимости от того, к какой куль­туре принадлежат. Сомнительно, чтобы человек мог провести четкую границу между восприятием и «смыслом». Понимание влияет на вос­приятие, и понимание даже физического мира является продуктом общества (Tajfel, 1969a). Так, всем нам известно, сколь радикально наука (социальный институт) изменила наше восприятие Вселенной.

Более конкретный пример — одинокий индивидуум, участвую­щий в контрольном опыте Аша и сравнивающий линии-стимулы с линией-образцом. Можно ли назвать то, что он делает, асоциальной, исключительно индивидуальной перцептивной активностью? Когда мы говорим, что испытуемый дал правильный ответ, идет ли речь о чисто физическом суждении? Московичи отвечает на этот вопрос от­рицательно. Человек, используя установленные правила, стандарты, процедуры и нормы, ведет себя как представитель определенной группы, определенного общества и определенной культуры. Физи­чески этот человек может быть изолирован, но психологически его (или ее) суждения — полностью социальны и нормативны, они осно­ваны на общих культурных «договоренностях», которые включают в себя все — от смысла слов до приемлемой системы измерений (Mos-covici & Faucheux, 1972). Разумеется, испытуемый может воспользо­ваться линейкой и измерить линии на карточках, но при этом все рав­но его суждение останется по своей природе социальным. Москови­чи особо подчеркивает то, что линейки и прочие приспособления для изучения физического мира сами являются материальными симво­лами социального консенсуса. Они потому используются, что мы до­говорились о том, что именно они показывают, и потому, что они оли­цетворяют стабильные процедуры, договоренность о которых достиг­нута на основе консенсуса. Если бы разные астрономы не могли по­лучать с помощью телескопа воспроизводимых результатов, мы бы не доверяли этому прибору и отказались от его использования.

Действительно ли неуверенность есть следствие неоднозначно­сти стимула? Действительно ли участник эксперимента Шерифа (изучение автокинетического эффекта) испытывает неуверенность и нуждается во влиянии, потому что световая точка объективно из­менчива? Если реальность объективно неструктурирована, неодно­значна и изменчива, то «неуверенность» есть правдивое и валидное представление стимула. Почему же в этом случае человеку нужна ин­формация, почему он хочет спорить? Любое соглашение будет про­извольным и лишенным смысла. Если я не уверен в чем-то, потому

что не могу положиться на собственные глаза, но проблема не в том, что я плохо вижу, а «вне моего зрения», значит, и все остальные ока­жутся точно в таком же положении, и нет никаких оснований пола­гаться на чье-либо суждение больше, чем на мое собственное.

Однако поиск согласия приобретает смысл, если принять, что, во­преки неуверенности индивидуума, мир перцептивно структуриро­ван, правильный ответ возможен, а субъективная неуверенность не является отражением объективной неоднозначности. Испытуемые, участвовавшие в экспериментах Шерифа, думали, что светящаяся точка действительно перемещается и что неоднозначным было их восприятие, а не реальность. Чтобы проиллюстрировать это, Мос­ковичи обратился к эксперименту Шперлинга, описанному Ашем (Asch, 1952). Шперлинг воспользовался сценарием Шерифа, но ска­зал испытуемым, что движение светящейся точки — оптическая иллю­зия. В результате конвергенция (взаимное влияние) оказалась пони­женной. На самом деле многие участники эксперимента не поверили в то, что имеют дело с иллюзорным эффектом, и поддались влиянию, но конвергенция (взаимное влияние) не проявилась. Следовательно, конвергенция зависела от неуверенности в контексте реальности, ко­торая — и в этом парадокс! — воспринимается как объективно одно­значная. Результаты, аналогичные тем, которые описал Шперлинг, были получены и Александером (Alexander et al., 1970). Информиро­вание испытуемых о том, что движение светящейся точки иллюзор­но, снижало конвергенцию.

Позднее Московичи сообщил, что ему не удалось воспроизвести результаты Шперлинга (Moscovici, 1985), и несколько изменил свою точку зрения на объективную реальность. Он стал утверждать, что важное значение имеет не объективная реальность, а то, что он на­звал нормой объективности, разделенной уверенностью в том, что существуют объективные, валидные и правильные ответы, требую­щие согласия и подразумевающие его.

Если неуверенность не является результатом объективной неод­нозначности мира, то что же вызывает ее? Ответ Московичи: обще­ство, социальные отношения. Рассмотрим сценарий Аша. Несогла­сие с группой, единодушно защищающей ответ, противоречащий то­му, что он видит, вселяет неуверенность в наивного (не «подсадного») испытуемого. Испытуемые считают само собой разумеющимся, что похожие друг на друга люди, наблюдая за одним и тем же стимулом, должны прийти к согласию (Asch, 1952; Turner, 1985). Если согласия

1 2 2 Глава 4. Влияние меньшинства

Критика исследований влияния

нет, возникают когнитивный конфликт и неуверенность относитель­но правильного ответа. Человек пытается разобраться в сложившей­ся ситуации и объяснить социальный и когнитивный конфликт. Одно из возможных объяснений заключается в том, что, вероятно, он оши­бается. Как отмечает Фестингер, без согласия с похожими на тебя людьми не может быть субъективной валидности; разница лишь в том, что, по мнению Фестингера, это согласие нужно лишь тогда, ког­да реальность слишком неоднозначна для того, чтобы ее можно было протестировать физическими методами. Исследования Аша свиде­тельствуют о том, несогласие порождает неуверенность даже тогда, когда реальность однозначна и легко поддается перцептивному тес­тированию. Неуверенность возникает и инициирует процесс влия­ния не в результате предполагаемых трудностей с объективным тес­тированием реальности, а вследствие социального конфликта между индивидуумом и группой.

Что уменьшает неуверенность? На этот вопрос Московичи отве­чает менее уверенно, чем когда он говорит о том, что не отводит этому уменьшению центральной роли в процессе влияния. Складывается впечатление, что его ответ заключается в следующем: неуверенность уменьшают люди, которые не сомневаются в себе и демонстрируют отсутствие колебаний и убежденность, т. е. последовательные и стой­кие люди. Московичи обращает внимание на то, что считать, будто неуверенность снижают люди, обладающие информацией, — значит ходить по кругу: информационная зависимость есть скорее симптом, а не причина влияния (Moscovici & Faucheux, 1972). Информацион­ная зависимость индивидуума от других людей отражает тот факт, что он уже однажды подвергся их влиянию и под этим влиянием при­нял ценности, на которых основаны их позиции. Например, специа­лист — это тот, кто признал нормы, ценности и правила, присущие. той отрасли знания, которую он представляет. Эксперты оказывают влияние на людей не потому, что их мнение — источник валидной информации. Человек воспринимает их информацию как валидную, потому что их признали специалистами те социальные институты, ценности которых он принимает.

Подводя некоторый итог, можно сказать следующее: отдельно взя­тый индивидуум не асоциален, неуверенность является результатом социального конфликта, и социальные нормы и правила определя­ют, что именно считается информацией. Неуверенность не асоциаль-

ная когнитивная принадлежность индивидуума, которая существу­ет до влияния и является его базой. Более вероятно, что потребность в информации и есть результат влияния.

Власть или влияние?

Теория зависимости смешивает такие понятия, как власть и влия-ние- она рассматривает власть как основу влияния - зависимые про­являют конформность по отношению к тем, от кого они зависят, - и превращает влияние в унилатеральный процесс подчинения социаль­ному давлению. В действительности же власть и влияние альтерна­тивы Человек прибегает к власти, когда не способен повлиять, а если он может повлиять - ему не нужна власть (Moscovici, 1976). Возмож­ность объяснить влияние одной лишь властью весьма сомнительна.

Рассмотрим для примера сценарий Аша. Правда ли, что в нем име­ет место подчинение социальному давлению? Если это так, то при чем здесь социальный конфликт и неуверенность? На самом деле экс­периментальные данные свидетельствуют о том, что принципиаль­ное значение для конформности имеет только единодушие большин-ства его внутренняя сплоченность, а не его власть в виде ресурсов, находящихся в его распоряжении, или в виде права «казнить или миловать». Неединодушное большинство из 15 или 16 человек, из которых двое поддерживают каждого из двух наивных испытуемых, оказывается менее влиятельным, чем трое единомышленников, про­тивостоящих 1 испытуемому. Присутствие всего лишь одного «деви­анта» в рядах большинства фактически уничтожает конформность, даже если человек, оказывающий поддержку, тоже ошибается, так что речь идет не об эффекте «противостояния конформности».

Аналогичное явление наблюдается и в тех опытах Аша, в которых испытуемые отвечали на условиях анонимности: конформность сни­жается, хотя и ненамного - на 5-10 % по сравнению с 33 % в тех экс­периментах, в которых это условие не соблюдалось (см. главу 2). По данным Дойча и Джерарда, например, если испытуемым предъявля­ется однозначный стимул, отсутствие «наблюдателей» устраняет два источника социальной зависимости, однако большая часть условии для возникновения обычной конформности сохраняется (Deutsch & Gerard 1955) Авторы предположили, что испытуемые не ощущают себя анонимами в полном смысле этого слова; альтернативная точка зрения заключается в том, что наблюдаемое влияние лишь в мини­мальной степени отражает проявление власти.

1 2 4 Глава4. Влияние меньшинства

Социальный конфликт и генетическая модель влияния

В действительности же, как полагает Московичи, речь идет не о власти, а о влиянии, и наблюдаемое явление не отражает социальной зависимости. Способность сплоченной группы оказывать влияние, основанная, как полагают, на зависимости, вовсе не «власть», а влия­ние сплоченной группы, члены которой представляют собой мень­шинство в социальном смысле этого слова, подгруппу «девиантов». На чем же основана эта способность оказывать влияние, если не на зави­симости? Принципиальный ответ Московичи на этот вопрос заклю­чается в том, что влияние следует рассматривать скорее как коллек­тивные переговоры между людьми, направленные на выработку оп­ределения понятной (согласованной) и стабильной реальности, а не как обмен информацией. В известном смысле люди «торгуются» друг с другом, и их «риторика», стиль их поведения, их последовательность, независимость, гибкость, честность и прочие качества играют решаю­щую роль в том, удается ли им убедить других принять их новые взгля­ды. Принятие новых взглядов не является актом безвольного подчи­нения в абсолютном смысле этого понятия, а продвигается вперед в процессе социальной координации, как любые переговоры.

Социальный конфликт