Преподобный Иосиф | Краткое житие

СЛОВО надгробное преподобному игумену Иосифу Волоколамскому
(краткое житие его)

Составлено учеником и сродником преп. Иосифа,
иноком Досифеем Топорковым.

Перевод со славянского языка

Подлинно человек, словесное создание, окружен внезапными страданиями и бедствиями, которые далеко превосходят всякое терпение и могут поколебать и сокрушить сердце. Человек, пораженный такими страданиями, в смятении духа не только терзает свои одежды, но и теряется во всяком деле. По этому общему закону надлежало и нам, братия, встретить постигнувшее нас бедствие, которое превосходит наши силы и, думаю, есть лютейшее из всех бед. В самом деле, что может сравниться с потерею и с печалью, поразившею нас, которая не только колеблет и сокрушает сердце, но потрясает самый мозг и кости? Наше бедствие терзает всю внутренность человека, омрачает разумное существо: оно не только заставляет человека уединиться в мрачной храмине, но туманом слез скрывает лучезарный восход утреннего светила. Ни от потери имущества мы страдаем, ни от потери призрачной здешней славы; ни от лишения других временных, тленных благ – стад и скота; ни от унижения знатности рода или от лишения светлых палат; ни от потери сладкой любви родных, желанных друзей и знакомых. Нет! Мы скорбим, лишившись нашего блаженного отца Иосифа, тезоименитого древнему прекрасному Иосифу, который в голодное время пропитал Египет пшеницею и победою целомудрия удивил ангелов и людей. Тезоименитый же Иосиф не только прокормил2) всех живущих в его родной земле телесною пищею, но воспитал духовно и телесно всех своих сожителей. Древний Иосиф, хотя победил египтянку, но имел жену и рождал детей. Этот же пр. Иосиф, избежавши египетского омрачения и страстей, побеждал египтянку в возбуждающемся сладострастии не во время одного часа, но во всю свою жизнь; не только сам победил, но научил тому же всех своих сожителей, которые в Боге к нему приходили. Я затрудняюсь, где взять слов, чтобы изобразить слушателям такового отца. Посему, для облегчения печали и пробуждения в нашем уме благодушия мы не будем красноречиво указывать на оплакивающих потерю сродников и любезных друзей; но лучше пусть каждый утешится чтением Св. Писания Ветхого и Нового Завета и тем, что в нем найдет относящимся к постигшей нас печали. Как пустыннолюбивая птица, уединяющаяся в своем гнезде, уединимся и мы; без всякой рассеянности будем слезно оплакивать вожделенного и сладкого отца, от которого родились не плотию, но духом покаяния.

Будем опасаться, братия, чтобы нам снова не впасть в прежние страсти, каковы, напр., пристрастие к миру, властолюбие, осуждение чужих недостатков и проч. Твердо удалившись от всего этого, возопием и воскликнем не бесчинно, но тихо, умиленно и плачевно, ибо и нам скоро предстоит умереть, говоря каждый самому себе: «увы мне, увы мне, душе! Говори и плачь, внезапно лишившись преподобного отца и совершенного постника». Где отец? Где пастырь добрый? Взят от нас пасший нас подобно Давиду смиренно, кротко и в незлобии сердца, переносивший от всех подобно Моисею вместо овчей покорности горечь и строптивость; взят от нас выносивший по смирению, любви и кротости недостатки и неровности нравов и никогда не поднимавший жезла наказания в ожидании совершенного покаяния.

Теперь мы воздыхаем в болезни сердца, потому что остались в опасности заблуждения, в горах междоусобных распрей, в дебрях властолюбия и в опасности пожирать своих верблюдов и оцеживать чужих комаров1) .
Восплачем и не что иное будем повторять, как только «горе, горе! Удалился от нас искусный кормчий, охранявший корабль нашей жизни от бури и греховного потопа, покрывавший нашу странническую наготу своим благоутробием».
И теперь, оставшись без защиты, обуреваемые заблуждениями в этом море нашей бедной жизни, болезненно и горько воскликнем: «взят от нас неленостный путеводитель на кратком жизненном пути, на котором достигаются светлые царственные добродетели: любовь, смирение и терпение: нет среди нас того, кто заботился об исправлении недостатков ближних и обо всем, кто ведет желающего к вечной жизни, кто в своем лице показал наилучшее собрание всех упомянутых добродетелей». Мы, немощные, остаемся наклонными к совращению на скользкий греховный путь, находимся в опасности впасть в разбойнические руки начальников гордости и ненависти, в опасности осуждать чужие поступки, а не заботиться об исправлении собственного ума, увлекающего нас на погибельный путь. Вот причины этой опасности.
Мы не имеем ни таковой любви к Богу, какую имел наш отец, ни Христова расположения к братии; не стараемся воспитать в себе такого смирения и милосердия к ближним, чтобы не только их телесные, но и душевные недостатки считать как бы своими. Увы, увы, братия! В какое время мы лишились отца и пастыря, который пращою своего учения отнял от нас, как зверей, упомянутые страсти. Удалился от стада преподобный, отступил от стражи блаженный, — и сильно, горько скорбят и страдают овцы, потому что лишились его сладкой любви и не видят его образа. Плачем, ибо и нам каждому в свое время надлежит умереть; кто наследует спасение, тому великое благо; но тому, кто получит бедный жребий отверженных, увы, не знаю что сказать. И так, прося для очей источников слез2) , будем сетовать, вспоминая добродетели отца, всегда желанное пребывание с ним и любезное собеседание, приветливость его нрава, обычную доступность и милостивое ко всем смирение сердца; от этой потери мы скорбим, обращаем взор кругом и не видим отцовской светлой любви. Плачем, ибо и четвероногие и пернатые по естеству страдают и воздыхают, разлучившись со своими. О злая тьма, покрывшая внезапно очи наших сердец! Удалилась добродетель, просвещавшая нас более солнечных лучей, разгонявшая тьму уныния. Как мне выразить свои страдания? Как заставлю язык изречь слово? Стесненный горем, точно оковами, как отверзу безгласные уста? Покрытый тьмою бед, как воззрю душевными очами? Кто разгонит для меня этот мрачный и глубокий туман и в ярком свете откроет светлую зарю смирения? Как воссияет заря, когда наше светило оставило нас во тьме неведения.

1) Мф. XXIII, 24.

2) Иерем. IX, 1.

Но для ослабления печали, надеясь на молитвы отца, скажу желающим слышать слово о всей его жизни.
Как по добродетели из современников не было равного преподобному, так и в слове никто ему не уподоблялся. Хотя он родился в наши дни и по плоти произошел из нашей среды; однако он был не таков, как мы, но по духу был насажден в небесном вертограде. Поистине от доброго корня он произошел, но был он плод достойный корня. Начнем слово о нашем блаженном отце Иосифе.
Преподобный Иосиф произошел не из знаменитого, но уподобившегося таковым, города Волока Ламского. Родиною его было село Язвище. Это село было его вотчиною и находилось вблизи упомянутого города. Родился же он не от терновых, но поистине от добрых корней, непорочных в жизни по Христе. Блаженный по своим предкам происходит из литовской земли. На Русь пришел его прадед Александр Саня. Дед же его назывался Григорий Санин, а в иночестве Герасим. Он был столь благочестив, что обыкновенно говорил своим знакомым: «дал бы нам Бог царство небесное, а рай – то наше отечество, которое мы погубили и снова получили в дар от Господа чрез Его воплощение». Отец его по имени Иоанн, подобно непорочному многострадальному Иову, хотя не на гноище, но на постели страдал от таких струпов и притом еще трясением всего тела, так что не мог поднять руки ни к чаше, ни к пище, не мог даже перевернуться на другую сторону, если рука ближнего не помогла ему. Он страдал не семь лет, а двадцать пять лет в миру и пятнадцать в иночестве, в котором получил переименование Иоанникий. Подобно многострадальному Иову до конца своей жизни он приносил Богу обильные плоды благодарности: и хотя всесильный Промысел не благоволил разрешить его от страданий в этой жизни, но в будущую он перешел разрешенный от всех. Вот я изложил одну часть моей речи, теперь перехожу ко второй.
Мать преподобного Марина пребыла в подвигах иноческого воздержания около тридцати лет. Ея иноческое имя Мария. Что же сказать о ее пище? Она питалась только хлебом и невареными плодами и зеленью; питье ее была вода. Сытной же пищи она не употребляла и на господские праздники; разве только немного принимала этой пищи ради церковного в эти дни разрешения вина и елея. Для милостыни она не щадила самого нужного для себя, а осуждать других не только сама не имела в мысли, но отнюдь не позволяла себе и слышать чужие пересуды. Молитвою и рукоделиями она в положенное время занималась во тьме мрачной келии. Но все ее добрые дела далеко превосходят силу моего слова. Сам владыка города Волоколамска, благоверный князь Борис Васильевич, очень ее почитал и со своего стола присылал ей пищу; она же все нищим раздавала. Пред своим отшествием ко Господу она подверглась небольшой болезни и называла каждую тезоименитую ей Мариам по имени: «Мария Иаковля, Мария Магдалина, Мария Египетская» и говорила: «вот, госпожи, иду; вот, госпожи, иду с вами». Это она повторяла много раз и телодвижениями показывала, что желает идти, но не могла, ослабевши от болезни. Во все дни своей болезни и до конца она это повторяла; однажды, оставшись на малое время без присмотра, она встала и вышла из келии и, изнемогши от болезни, села. Служительницы взяли ее и снова положили в постель. Она опять то же повторила: «вот, госпожи, иду»; и с этими словами отошла ко Господу. В день погребения ее вожделенного тела собралось множество народа. Отпели панихиду и похоронили под помостом церкви святого священномученика Власия. Хотя моя повесть состоит только из нескольких слов, но я изложил некоторые сведения желающим знать о благолепии корня, от коего произошел преподобный Иосиф. Но и плод пусть окажется достойным корня, от которого он, блаженный, произошел. Достигши семилетнего возраста, преподобный начал обучаться грамоте и на восьмом году ко всеобщему удивлению умел читать все богодухновенное Писание и этим уже показал, что он наследует царство небесное. Когда он в миру достиг двадцатилетнего возраста, ему настало время показать плоды трудов своих; чтобы исполнилось слово Господне, что всякий книжник наученный царству небесному1) с принятием иноческого образа оставляет и мирское свое имя. Родился он в память святого Иоанна Милостивого. И хотя он в иноческом звании был переименован Иосифом, по его милости он был ревнителем и до смерти. Также по переименовании он в целомудрии стал подражать патриарху Иосифу, хотя воцарился не над Египтом, но над страстями. Для этого он предал себя в руки преподобного отца нашего Пафнутия в его обители, которую он трудолюбиво основывал в городе Боровске.
Впоследствии преподобный Иосиф здесь принял своего отца, пришедшего постричься в иноческий образ, и прилежно служил ему во время его страданий; ибо родители и сродники скорбели об Иосифе, — от его тайного отшествия; сердца были поражены острыми стрелами печали; они горько оплакивали внезапное удаление своего любимца; доходившие же до них вести мало утешали их скорбь. Восемнадцать лет преподобный Иосиф находился в послушании у своего духовного отца Пафнутия; все он делал по сердцу его и, как постоянный сын, старался во всем подражать ему. Он превосходил всех, живущих по общим правилам в обители Пафнутия учеников его не только многими добродетелями, терпением и незлобием сердца, но и по телесным и естественным качествам; он был так прекрасен, как никто из находящихся в обители. С остротою ума он соединял основательность, с быстротою речи прекрасный голос. В церковном пении и чтении он блистал, как ласточка, или сладкозвучный соловей, привлекая и услаждая слушателей, как никто другой. Также в беседах с людьми, что касалось Св. Писания, он знал все на память, и в исполнении монастырских обязанностей он был искуснее всех. Роста он был среднего; подобно прекрасному Иосифу, он был красив лицом, имел умеренной длины круглую бороду, в молодости темно-русый, он в старости сиял сединами; при встречах он был весел и приветлив; к немощным был сострадателен. Церковное и келейное правила, молитвы и коленопреклонения он всегда совершал в надлежащее время; в остальное время занимался рукоделием или исполнял свою службу. Пищу и питье он принимал очень умеренно и то раз в день или даже через день. По окрестностям разносилась слава о его добродетельной жизни. И действительно он был преисполнен божественных и человеческих добрых качеств. Преподобный Пафнутий заметив в нем такую силу духа, прозревши, что он весьма способен управлять душами, посоветовал ему, чтобы он не на чужом основании строил2) , т. е. не в готовом монастыре сделался начальником, но чтобы он3) подобно ему4) отыскал подходящее место и основал свой монастырь. После кончины отца блаженного Пафнутия преподобный Иосиф, по повелению славного Самодержца всея Руси Иоанна Васильевича и по просьбе братии, принял начальство над иноками Пафнутиевой обители; и управлял ею сначала год. Увидев же, что иноки не согласны с ним в правах и обычаях, он оставил начальство; но потом снова, по повелению того же самодержца, стал игуменом и управлял обителью еще год. Рассудив, что его пребывание в этой обители бесполезно для него и для иноков, он поручил ее старейшему из братии. Сам же, взяв одного из учеников своих, Герасима Черного, пошел с ним странствовать по монастырям, находящимся в Боровской области и за Волгою. Дорогою он при помощи Божией, старался найти место удобное для безмолвия. Чтобы скрыть свой сан, ученика своего он почитал, как старца, а сам, надев беднейшую одежду, сопутствовал ему как его ученик.

1) К этому месту К. Невоструевым сделано также примечание: «Матф. 13, 52. Но видно, в мысли было место Матф. 8, 19-22». См. надгробное слово препод. Иосифу Волоколамскому инока Досифея Топоркова (на славянск. языке). Москва, 1865 г., стр. 13, примеч.79.
2) Рим. XV, 20.
3) Т. е. преподобный Иосиф.
4) Т. е. преподобному Пафнутию.

Но не может укрыться город, стоящий на верху горы1) , так и преподобного Иосифа, куда бы он ни явился, везде узнавали по виду, по дару слова и по молве: везде начальники (настоятели монастырей) и братия предлагали ему начальство. Поняв, что ему мешают проводить безмолвную жизнь, в особенности же вспомнив совет своего отца преподобного Пафнутия, он решил идти в свое отечество Волок Ламский. И исполнилось слово Лествичника: «первоначально очистившимся надлежит идти на родину, чтобы самим спастись и особенно других спасти». Прежде всего, получив настоятельное приглашение, он явился к князю Борису Васильевичу в 1479 году. Благочестивый же князь повелел ему отыскать место для создания обители. Преподобный Иосиф, чтобы отыскать место, послал впереди себя ловчего. Во время поисков впереди этого человека поднялся вихрь, обозначая путь. Когда же пришли на берег реки Струги, на том месте в ясном воздухе блеснула молния; человек этому чрезвычайно удивился и никому об этом не сказал, кроме преподобного Иосифа. Спустя же немного времени, он рассказывал об этом всем; и все весьма дивились. После этого на упомянутое место пришел преподобный Иосиф с братиею и начал расчищать его, ибо здесь был весьма большой и непроходимый лес. С большими усилиями очистили место, построили деревянную церковь, трапезу и немного келий. При этом за всякое дело раньше всех принимался преподобный Иосиф. Сначала еще не было мельницы, и братия своими руками молола жито. Преподобный Иосиф после утреннего славословия и своего обычного правила раньше всех являлся в черную келию для этого дела. Один инок из другой обители, принятый отцом2), увидев его мелющим, удивился, почел бесчестием для него это дело и попросил переменить его. Преподобный Иосиф уступил ему. На другой день этот инок опять нашел его мелющим и со страхом сказал ему: «что делаешь отец? Уступи мне», и снова переменил его. Много раз поступал так инок и вышел из обители говоря: «не перемолоть мне этого игумена». Построив более необходимое для обители, преподобный Иосиф начал строить каменную церковь. Вместе с своими учениками он обтесывал камни, носил их на стену и, подобно великому Афанасию Афонскому, сам клал стены. Основание церкви он положил в 1485 г. и через четыре года окончил ее, расписал стенною живописью, украсил священными иконами лучших живописцев: Феодосия, имя которого означает дар Божий, его отца и других их помощников, трудившихся безвозмездно. О величии обители, о ее разных украшениях нет нужды писать: она стоит пред глазами. Хотя она основана после всех, но многие превзошла, сравнялась с великими. Что же случилось после этого? Вселукавый сатана воздвиг на Церковь бурю новгородских еретиков, которых прельстили исчадия ехидны – богоборные жиды. Они, как овечьею шкурою, прикрываясь христианством, во многие души излили жидовский яд. Отец же3) услышав об этом, болел душею и терзался сердцем. Он начал обличать богоборную ересь: писал послания к самодержцам4), к архиереям, к важнейшим лицам из боярского совета и ко всем христианам: в посланиях он внушал не дозволять распространяться богопротивной ереси, но восстать на еретиков, обличать их и ссылать в заточение. И те семена злочестия, какие они сеяли, он искоренял своими сочинениями. Он написал против них книгу, обличая их учение. Между прочим, он писал и к Новгородскому архиепископу Геннадию и возбудил в нем ревность по Боге.

1) Мф. V, 14.
2) Т. е. преподобным Иосифом.
3) Т. е. преподобный Иосиф.
4) Т. е. к великим князьям.

Геннадий, пылая ревностью по Христе Боге Вседержителе, как Илия вооружился против еретиков. Он распорядился посадить еретиков на неоседланных лошадей лицом к хвосту и водить по всему городу, а народу приказал плевать на них и говорить: «это враги Сына Божия и Пречистой Богородицы», и обо всем этом известил отца1). Злочестивая ересь таким образом была обличена. Преподобный Иосиф, между тем, не переставал рассылать послания к великим князьям Иоанну и сыну его Василию и ко всем благочестивым князьям, убеждая их единодушно подняться против безбожных еретиков; и таким образом всех побудил бороться против их безбожного учения. Самодержавный же, благочестивый великий князь всероссийский Иоанн Васильевич и его сын великий всероссийский князь Василий Иоаннович обличали их злочестие и прокляли их на соборе. Одних из них на торговой площади кнутом казнили, а других сослали в заточение. С этих пор все начали ненавидеть злочестивых еретиков, как врагов истины: стали обличать их и удаляться от них. Такова была сила мудрости слова блаженного отца Иосифа, что все покорялись его мудрости. Он усердно, насколько возможно, подражал великому Иоанну Златоустому в милостыне, в борьбе с еретиками и в проповеди покаяния. Не только в своей обители он научил многих иноков покаянию и добродетельной жизни, и привел ко Христу, но многих и из мирян.
Приходившие к нему грешники врачевались от него и делались добродетельными. Если кого угнетали и огорчали страсти и таковой после беседы с преподобным Иосифом освобождался не только от скорби, но и от страсти. Преподобный Иосиф был красноречив, снисходителен к немощным, для всех был все2) . От его учения и опытности все получали пользу. Приходивший к нему, был ли поражен душевною или телесною болезнью, побеседовав с ним, не уходил от него печальный. Один философ, посетивши его, побеседовал с ним, выходя от него, сказал своим спутникам: «поистине этот отец подобен древним ораторам и великому Златоусту». Те из его учеников, которые по непокорности и непослушанию оставляли обитель, и потом поносили хулами своего отца, если они не чувствовали своей вины и не раскаивались пред отцом, были вразумляемы Богом.
Когда даже из других обителей возбуждали против отца нападки и хулили, то и тогда Бог сохранял его от всего, враги же были побеждаемы.
Однажды голод длился в течение многого времени; земская четверть хлеба вздорожала до сорока или пятидесяти сребреников: преподобный Иосиф ежедневно кормил по четыреста и по пятисот человек и более; для этого он истратил все монастырское жито, серебро и одежду: раздавал нуждающимся скот, так что ничего не осталось. Иноки за это возроптали на отца. Тогда он в другой монастырь послал занять жита, а братии посоветовал уповать на Бога.
Спустя немного времени, в обитель прибыл великий князь всей Руси Василий Иванович; узнав о нужде обители, он пожертвовал ей тысячу четвертей ржи, тысячу четвертей овса и сто рублей денег. А по весне оказалось, что хлебный урожай монастырских полей превзошел плодородием все другие поля.
Преподобный Иосиф всегда до конца жизни питал и подавал нуждающимся, а Бог у него все умножал. Всякий год в праздник Успения Богоматери, в обитель приходило более тысячи нищих. Преподобный Иосиф кормил их под праздник и, давши им по сребренику, отпускал их, говоря своим ученикам: «если и после моей смерти будете так поступать не оскудеет ваш монастырь до века. Впоследствии, когда князья уменьшили свои подаяния в обитель, и иноки начали уменьшать милостыню, их постигла бедность.

1) Т. е. препод. Иосифа.

2) 1 Кор. IV, 22.

Братия, понявши, что это зависит от молитв отца, уразумевши причину бедности, снова возложили надежды на молитвы своего отца; братия вспомнила слово его, которое он им заповедал, начала поступать по его заповеди и снова в обители умножилось все больше прежнего.
Под конец жизни, изнемогая под бременем старости и многих болезней, блаженный отец лежал, проводя время в молитвах. В это время ему было откровение о поражении русских под Оршею1) .
Свое откровение он рассказал прислуживающему ему иноку «сегодня, брат, за наши грехи под Оршею совершилось великое земское бедствие», и все рассказал ему по порядку. Чрез несколько дней пришли и возвестили о случившемся: удивился брат пророчеству отца. Однажды преподобный Иосиф, поддерживаемый тем же братом, шел к вечернему славословию. И вот внезапно появился человек, идущий в монастырь с великим и неистовым криком. Отец, остановившись и послушавши, сказал своему проводнику: «брат, в него вселился весьма лютый бес».
Когда преподобный отец вошел в церковь и тот человек, шедший с великим и неистовым криком, вошел в церковь; ставши близ преподобного отца, он начал смиренно молиться, вышел здоровым из церкви и весьма осмысленно со всеми разговаривал. Изнемогая, преподобный отец повелел на всякую службу носить себя в церковь и класть в тайном месте; и всегда это делали ученики его до самой смерти. Преподобный Иосиф прожил в своем монастыре 36 лет и умер 76 лет.
В 7024 году2) после праздника Рождества Преславной Богородицы на заре воскресного дня, 9 сентября, в день памяти святых, праведных Богоотец Иоакима и Анны, во время пения великого славословия, скончался преподобный отец. Тремя последними вздохами он предал Богу свою честную душу, преобразуя тремя вздохами Святую Живоначальную Троицу. Собравшиеся иноки со слезами пропели над преподобным отцом исходную песнь «Святый Боже», одели его в погребальные ризы и на своих головах вынесли в церковь его многотрудное тело; подобно доблестным сынам патриарха Иакова они воспевали не радостные, но грустные песни и причитали: «отошла от нас доброта, просвещавшая нас более солнечных лучей; угас светильник, сиявший в наших сердцах, разгонявший и просвещавший тьму неведения, что было необходимо для наших душ. Теперь же нас постигло великое бедствие, ибо взят от нас великий сосуд Божиих даров, в котором была нелицемерная любовь, Авраамово страннолюбие, Иаково незлобие, Иосифово целомудрие, терпение Иова, Моисеево милосердие, Давидова кротость». И рыдая, говорили: «кто возвратит нам первые дни и месяцы, когда мы жили с ним, и светильник его учения сиял над нашими головами». Закончим же наше надгробное слово такими словами: «если забудем тебя, честнейший отче, забвена буди десница наша» 3) .
Но следует нам уже оставить плачевные речи и привести себя в благодушие, мы не покинуты нашим отцов, теперь он более заботится о нас, прославленный он молится о нас. Хотя он оставил плотскую темницу, но духом с нами пребывает. Если он и отошел к детям своим, которых послал пред собою, чтобы с ними явиться пред лицом Христовым, говоря: «вот я и дети, что мне дал», но он как пастырь добрый, точно также до конца веков будет приводить ко Христу и оставшихся, живущих в обители его и сохраняющих предания, которые он написал. Удвоив ему данный от Господа талант, он вошел в радость Господа своего, и над многими вами стал начальником, по слову Лествичника, что «надлежит многим спастись», а особая награда тому, чрез кого произошло спасение. Поэтому, как чадолюбивый отец, теперь еще более печется о нас, защищает нас: удалившихся из обители он наказывает, возвратившихся снова исцеляет. Так он поступил с иноком Арсением.

1) Битва русских с литовцами происходила в 1514 г. 8 сентября.
2) От Рождества Христова 1515 г.
3) Пс. CXXXVI, 5.

Арсений, происходя из славного боярского рода, оставил жену и детей и постригся в обители его. Оставивши по навету врага обитель, он впал в расслабление тела и онемел. Когда же он снова возвратился в обитель и попросил всех иноков помолиться о нем пред Господом Иисусом Христом и Его Пречистою Материю и испросил вместе с ними прощение у гроба отца, то снова выздоровел всем телом и снова стал говорить. С этих пор до конца своей жизни он прислуживал больным, приносил им пищу и питье. Отсюда явно, что преподобный Иосиф и после смерти живет с нами и чудодействует. Некоторые неправомыслящие долгое время еще при жизни отца хулили его и старались причинить ему многие бедствия: но Бог не восхотел этого; они сами были посрамлены.
Когда умер преподобный отец, его враги нашли удобным воспользоваться его смертью и снова начали поносить его хулами и задумали собрать и сжечь те книги, которые он написал против еретиков; но они не вспомнили написанного: «праведники по веки живут1) , и умер праведный, осудит нечестивых, живых2) , что, будучи живым, он не может сделать того, что может сделать после смерти.
На начальника3) их напал страх: клеветники испугались государя Великого князя; смутившись духом, не известив государя, они возвратили книги ученикам его4) . Ученики же, взяв книги, носили их над головою, показывая победу отца. Узнав об этом, великий князь весьма разгневался на них5) и сказал им: сначала вы говорили, что книги вредны и должны быть уничтожены, теперь вы сами себя посрамили, потому что оклеветали старца и его сочинения. Только усердными мольбами о помиловании они утолили грозу княжеского гнева на них.
И когда был жив, терпел от злословящих и хулящих: по смерти же его через многие скорби, по воле Божией, сделал их молитвенниками своими. И умер, победив живых, восставших на него, как было при Златоусте отце, который при жизни перенес много бедствия.
По кончине же его, оскорбителей его постигли многие скорби. Умерши, он победил своих врагов. Таково содержание надгробного слова св. отцу.
Мы изложили краткую повесть о его жизни; но она не для него потребна, но чтобы с течением времени не были преданы забвению его добродетели; кто он был и откуда произошел. Читая повесть, мы будем просвещаться воспоминанием о нем, чтобы он своими молитвами снова сподобил нас быть причисленными к его стаду. Хотя и я ради своей немощи, по его благословению удалился из его обители, но умом и сердцем я всегда с ним и с сущими его, благодатию и человеколюбием Господа Нашего Иисуса Христа, Ему же подобает слава со Отцем и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

1) Прем. V, 15.
2) Прем. IV, 16.
3) Т. е. на начальника врагов преп. Иосифа.
4) Т. е. преп. Иосифа.
5) Т. е. на хотевших истребить писания преп. Иосифа.