Ссоры и брань до добра не доводятъ. 23 страница

362 БЛАГОЧЕСТИВАЯ МОНИКА.

до морского берега. Видя, что она не оставляетъ меня, и хочетъ или возвратить съ собою или отправиться со мною, я притворился, будто хочу проводить до корабля одного изъ моихъ друзей: но Ты сохранилъ меня отъ этого обмана. Милосердiе Твое провело меня сквозь волны до того источника животворныхъ водъ Твоей благодати, которыя долженствовали очистить меня отъ всехъ моихъ заблужденiй и угасить те потоки слезъ, которыя проливала всякiй день эта нежная мать, увлаживая ими землю каждый разъ, какъ молилась о спасенiи своего сына. Такъ какъ она не хотела разстаться со мною, то я не безъ труда уговорилъ ее провесть наступающую ночь въ одномъ месте недалеко отъ корабля, где былъ молитвенный домъ, посвященный памяти блаженнаго Кипрiана; и когда, удалившись въ этотъ храмъ, она молилась и проливала слезы, мы пустились ночью въ море". Что оставалось бедной матери, кроме слезъ и молитвы? Августинъ прибылъ въ Римъ: но недолго оставался въ немъ. Его пригласили къ учительской должности въ Миланъ. „Мать моя, — писалъ онъ впоследствiи также въ молитвенномъ обращенiи къ Богу, — укрепляемая благочестiемъ, прибыла ко мне въ Миланъ, следуя за мною моремъ и сушею и сохраняя спокойствiе среди величайшихъ опасностей, по вере, которую она имела. Во время бури она воодушевляла корабельщиковъ и по обетованiю, которое Ты даровалъ ей въ чудесномъ виденiи, предсказала имъ благополучное прибытiе въ пристань. Она нашла меня въ состоянiи еще более опасномъ, нежели прежде, потому что я отчаявался найти истину. И когда я сказалъ ей, что я уже не Манихей, хотя не былъ еще христiаниномъ, она не показала той живой и неожиданной радости, какую производитъ прiятная и нечаянная новость, но, по крайней мере, она освободилась отъ ужасныхъ безпокойствъ по этому важному предмету моихъ бедствiй и заблужденiй, которыя заставили ее пролить столько слезъ; потому что эта нежная мать не переставала день и ночь оплакивать меня, какъ мерт-

БЛАГОЧЕСТИВАЯ МОНИКА. 363

ваго... Видя теперь, что хотя я еще не вошелъ въ истину, но, по крайней мере, оставилъ заблужденiе, и не менее уверенная, что Ты не допустишь погибнуть Свое созданiе какъ Ты обетовалъ ей, она сказала мне съ спокойнымъ сердцемъ, исполненнымъ веры въ Тебя, что она надеется на Iисуса Христа, что прежде нежели она переселится изъ этого мiра, Онъ сподобитъ ее благодати увидеть меня вернымъ сыномъ церкви. Это она говорила мне; но обращаясь къ Тебе, Источнику всякаго милосердiя, съ молитвою и слезами, она умоляла Тебя ниспослать мне Твою помощь и разсеять Твоимъ светомъ мой мракъ. Почти безвыходно она пребывала въ церкви, съ восхищенiемъ слушая Амвросiя и почерпая изъ его устъ те живыя воды истины, которыя текутъ въ вечную жизнь. Она уважала и почитала этого святого мужа, какъ будто онъ былъ для нея Ангелъ Божiй; ибо она знала, что онъ-то привелъ меня въ это томительное состоянiе неизвестности, въ которомъ я тогда находился и на которое она смотрела, какъ на спасительный переломъ въ моей жизни, котораго следствiе должно быть темъ благотворнее, чемъ тягостнее было действiе" 1). Наконецъ, Моника дождалась исполненiя своихъ священныхъ желанiй, Августинъ присоединился къ церкви Христовой. Амвросiй, епископъ Медiоланскiй, способствовавшiй его обращенiю, совершилъ надъ нимъ таинство св. Крещенiя. Благочестивая мать съ спокойнымъ сердцемъ переселилась въ вечную жизнь, благодаря Бога за счастiе, до котораго она дожила, дождавшись обращенiя сына. Трогательны ея последнiя слова къ детямъ: „не заботьтесь много о томъ, где и какъ похоронить это тело; но объ одномъ прошу васъ, где бы вы ни были, поминайте меня предъ престоломъ Господнимъ" 2).

1) Исповедь, кн. VI. гл. 1.

2) Исповедь, кн. IX, гл. 11.

364 МАТЬ.

Мать.

Бледной полоской закрадывается разсветъ пасмурнаго осенняго утра въ маленькую, низенькую комнату. У образа, въ переднемъ углу, слабо мерцаетъ лампадка. Тихо кругомъ. Сладкимъ предутреннимъ сномъ спитъ весь домъ. Только въ углу, распростершись предъ образомъ, виднеется темная фигура. — Господи, не оставь, помоги, помоги! шепчутъ дрожащiя губы старухи. По морщинистому лицу ея градомъ катятся слезы. Какъ жить ей, больной, безпомощной старухе, безъ поддержки любимаго — кормильца сына? Какъ остаться безъ его привета, безъ его ласки? Зачемъ отнимаютъ отъ нея кор­мильца сына, единственную надежду и опору ея? Не видала она радости отъ старшаго сына. Не работникъ онъ, не ласковъ, не приветливъ къ старухе — матери. Только второй сынъ, Егорушка, былъ ея радостiю и утешенiемъ, работалъ безъ устали, несъ домой каждую копейку. И вотъ берутъ ея любимца въ солдаты, на службу царскую... На дняхъ онъ жребiй вынималъ, завтра пойдетъ на прiемку... Прибежалъ онъ къ ней веселый, какъ всегда, все разсказалъ ей, какъ жребiй вынулъ, какъ въ присутствiи все на него смотрели, утешалъ ее, уговаривалъ.

— Полно, матушка, плакать! говорилъ онъ. Богъ не оставитъ тебя. И Павелъ за умъ возьмется. Да и я скоро вернусь, буду помаленьку работать что-нибудь въ свободное время, да тебе, родная, деньженокъ посылать. Разве можно плакать, что я на службу царскую пойду. Все идутъ, не я одинъ! Да, можетъ быть, и не возьмутъ меня еще. — Слушала она его, старалась не плакать, да слезы сами лились изъ глазъ. — Возьмутъ его, возьмутъ! Знаетъ она, чуетъ своимъ материнскимъ сердцемъ... Да и какъ не взять такого красавца, такого умницу! Красивъ, здоровъ и статенъ ея любимецъ сынокъ, уйдетъ онъ отъ нея далеко, далеко! Быть можетъ, не увидитъ она больше

МАТЬ. 365

своего любимца! Стара она стала, и часто хвораетъ! тяжела ей разлука съ кормильцемъ сыномъ. Кто побережетъ ее? Кто позаботится о ней? Въ нихъ, двоихъ сыновей, положила она всю свою душу, всю свою жизнь. Для нихъ только и жила, ими дышала. Ничего ей, старухе, кроме ласки сыновей, не надо! Не похожи характеромъ Павелъ и Егоръ. Плохой работникъ Павелъ, запиваетъ, кутитъ, надрываетъ душу старухи-матери. Вотъ и теперь только что вернулся съ попойки и, не раздеваясь, завалился на кровать — и спитъ. Пробовала она ему говорить, пробовала и уговаривать. Въ ответъ только одне грубости. И, забывая все на свете, въ своемъ материнскомъ горе, бедная старуха горько плачетъ и молится, молится за младшаго сына, скорбитъ о старшемъ. Глубока и искренна материнская молитва! Тоскуетъ ея бедное изстрадавшееся сердце!...

„Егорушка, Егорушка, родной мой! шепчетъ она. Господи, спаси, сохрани, не отнимай у меня совсемъ. Верни мне его здравымъ и невредимымъ. Не оставь, Господи, помоги"! Въ своей скорби, въ своей тоске она ничего не видитъ, незамечаетъ вокругъ себя.

А Павелъ, проснувшись и молча, неподвижно сидитъ на диване и смотритъ воспаленными глазами на мать. Въ голове шумъ и звонъ отъ вина; какiе-то обрывки мыслей; въ груди свинцовая тяжесть. Онъ лежалъ все время въ тяжеломъ забытьи... И вдругъ услыхалъ вздохи и шопотъ: „Егорушка, Егорушка"! Это слово точно кольнуло его. Кто это такъ нежно шепчетъ имя его брата? Кто это плачетъ въ углу, на коленяхъ? Это — мать. О чемъ она плачетъ? Павелъ силился понять, вспомянуть что-то. Да, да онъ помнитъ: брата его возьмутъ въ солдаты, онъ уедетъ отъ нихъ. Какъ же они будутъ жить? Мать плачетъ.., потому что онъ—лентяй, пьяница, — потому что бранится съ матерью, когда она его молитъ, проситъ оставить пьянство и приняться за работу.

Егорушка, Егорушка! Какъ любитъ мать его брата!

366 МАТЬ.

Какъ тяжело разставаться ей съ нимъ! Она никогда такъ нежно не называетъ его по имени, никогда не смотритъ на него такъ любовно, такъ ласково! Какъ заботится она о Егоре! Какъ хлопочетъ, чтобы дома ему было тепло, уютно, сыто!

Съ нимъ. Павломъ, она не такъ ласкова, не такъ заботлива. А кто виноватъ? Онъ самъ во всемъ виноватъ.

Ведь мать живетъ только для нихъ. Хлопочетъ на своемъ маленькомъ хозяйстве, чиститъ, моетъ, стряпаетъ, шьетъ, все для нихъ. И небогато у нихъ, а уютно и чисто.

Егоръ работаетъ, кормитъ мать, заботится о ней. А онъ?... Въ первый разъ въ сердце Павла закралось какое-то горькое чувство... Стало обидно, горько, досадно. Захотелось, чтобы мать приласкала его, прижала его, какъ ребенка, къ своей груди. Хорошiя тихiя слезы закипели въ груди. Павелъ тихо повернулся и легъ лицомъ къ стене.

Въ комнате становилось светлее... Издалека доносился благовестъ къ заутрени.

Старуха отерла глаза, поднялась и неслышно, едва держась на ногахъ, после безсонной ночи, принялась за дело.

Тихо, стараясь не разбудить спавшаго любимаго сына, старуха принялась хлопотать. Только изредка она тяжело вздыхала, да отирала катившаяся по лицу слезы.

А Павелъ не спалъ. Широко раскрытыми глазами смотрелъ онъ въ пространство. Въ душе его происходилъ какой-то переломъ, въ которомъ онъ самъ не могъ дать себе отчета. Где-то тамъ внутри зазвучали новыя струны... Заговорила совесть. Слезы и скорбь матери пробили кору, нароставшую на молодомъ сердце. Ея молитва заронила въ грудь сына светлый лучъ любви и раскаянiя.

Прошло три дня. Смеркалось. Въ маленькой комнате, за столомъ, у кипящаго самовара сидела Пелагея Андреевна—такъ звали старуху. Небольшая стенная лампа освещала небогатую обстановку комнаты. Но все въ ней

МАТЬ. 367

дышало безукоризненной чистотой. Задумавшись, сидела старуха, поджидая сыновей, или вернее— одного Егора.

„Павелъ, думала она, наверно ушелъ куда нибудь пьянствовать"! Изменилась похудела она за эти несколько дней. Добрые глаза смотрели печально и опухли отъ слезъ. Руки, перемывавшiя стаканы, дрожали. Вспоминалась ей вся жизнь, смерть мужа, вдовство, подроставшiя дети.

Мужъ ея былъ труженикъ, работалъ на заводе, где считался лучшимъ работникомъ. Вместо наследства, онъ оставилъ ей двухъ сыновей. Въ нихъ она положила всю жизнь, учила ихъ, насколько позволяли средства, и определила на тотъ же заводъ. Да разные они вышли, и лицомъ, и характеромъ. Какъ она будетъ жить съ Павломъ, когда Егоръ уйдетъ? Какъ ей вразумить его? Чемъ? Где взять средствъ на прожитiе? Столичная жизнь такъ дорога.

Горько задумалась старуха, подавленная своими невеселыми думами.

Раздался звонокъ. Сыновья пришли скоро, одинъ за другимъ. Сегодня и Павелъ вернулся домой. Она даже удивилась.

— Ну, матушка, не горюй, а собирай меня въ путь—
дорогу, — заговорилъ Егоръ, стараясь быть веселымъ, хотя
голосъ его дрожалъ. Только не плачь! Отслужу царю,
опять къ тебе вернусь! Черезъ неделю приходится ехать...

Старуха вся бледная опустилась на стулъ. Она молчала, только слезы говорили за нее.

— Матушка, не плачь, не плачь, родная! Не мучь
меня! Ведь обязанъ я нести службу, подумай... Павелъ
не оставитъ тебя, побережетъ, позаботится.

Егоръ опустился на колени и ласково взялъ руки матери. Она уставила тоскливый взоръ на красивое лицо сына, и вдругъ прижала его голову къ своей груди и горько зарыдала.

— Егорушка, ненаглядный, Егорушка... Какъ ты
будешь жить безъ меня, Егорушка?—шептала она, раз­глаживая его темные курчавые волосы. Кто пожалеетъ

368 МАТЬ.

меня старуху? Не доживу я, не увижу тебя... Кто позаботится обо мне?

— А я-то, матушка... послышался изъ угла сдавленный глухой голосъ. Я останусь съ тобой!

Не веря своимъ ушамъ, старуха взглянула на Павла.

— Павелъ, Павлуша! только и могла прошептать она.
Павелъ былъ уже около нея, тихо целовалъ ея руки и

незаметно отиралъ невольныя слезы.

— Прости мне, прости, матушка, — говорилъ онъ.
Я постараюсь заменить тебе Егора..! Я все готовъ сделать
для тебя! Твои слезы, твоя молитва перевернули мою душу. Только прости меня, полюби меня, родная моя!

Всепрощающая, самоотверженная любовь материнскаго сердца необъятна и безгранична, какъ глубокая синева неба... Мать забыла все. Полная радости, она съ одинаковой любовью, обняла обоихъ сыновей.

Отдавая отечеству одного любимаго сына, она нашла другого, не менее жаждущаго ея материнской ласки и заботъ.

„Дети мои, дети! — шептала старуха. Благословенъ Господь, даровавшiй мне такихъ детей! Внялъ онъ моей грешной молитве, вернулъ мне потеряннаго сына".

— Иди, Егоръ, служи царю и отечеству и будь спокоенъ! У меня остался другой сынъ, который позаботится обо мне! Иди, иди, благословитъ тебя Богъ! Мы оба будемъ ждать твоего возвращенiя!

— И снова, сiяющая радостью, мать горячо обняла своихъ детей. Благодарную молитву шептали ея уста! И ангелы на небе радуются чистому, святому счастью матери.

Павелъ съ большимъ усердiемъ принялся за работу, и свой заработокъ уже не пропивалъ, а отдавалъ весь своей матери.

 

ЗАВЕЩАНIЕ МАТЕРИ. 369

Завещанiе матери.

(Изъ житiя св. священномученика Климента, епископа Анкирскаго Чет.-Мин. янв. 23).

Любовь къ детямъ заставляетъ обыкновенно родителей оставлять первымъ предъ смертiю завещанiя, частiю письменныя и частiю словесныя. По отношенiю къ последнимъ должно заметить, что, конечно, ни одинъ отецъ и ни одна мать не станутъ предъ смертiю учить сына или дочь на что-нибудь худое. За это говорятъ: и любовь къ детямъ и страхъ смерти, и предстоящая, близкая ответственность предъ Богомъ. Но само собою разумеется, что и при всемъ желанiи родителей завещать детямъ предъ смертiю одно доброе, можетъ быть въ завещанiяхъ великое различiе. Можно предъ смертiю завещать детямъ добра больше, можно и меньше; можно учить добру по отношенiю къ одной временной жизни, можно и къ одной будущей; а можно, пожалуй, по отношенiю къ той и другой вместе. Но скажемъ более: можно даже, думая, что завещаешь добро, завещать, между темъ, на самомъ деле, зло. Напримеръ, я буду говорить передъ смертiю сыну или дочери: ., Береги мое богатство, не делись имъ ни съ кемъ, не давай изъ него никому ни копейки". Повидимому, говоря такъ, я желаю добра детямъ, а между темъ, на самомъ деле, завещаю имъ быть скупыми, и безсердечными.

Въ виду этого, для того, чтобы вы, матери, христiанки знали, что лучше всего завещать детямъ предъ смертiю, и что говорить имъ тогда, мы и думаемъ ниже дать вамъ образецъ материнскаго завещанiя сыну.

Мать святаго священномученика Климента, епископа Анкирскаго, блаженная Евфросинiя, осталась, после смерти мужа, вдовою въ то время, когда Климентъ былъ еще мла-денецъ. Когда онъ сталъ подростать, Евфросинiя, сказано,

370 ЗАВЕЩАНIЕ МАТЕРИ.

„учаше того святымъ книгамъ и добрымъ нравамъ и на всякую наставляше добродетель".

Къ несчастiю, ей не долго суждено было воспитывать сына.

Когда Клименту было только одиннадцать летъ, святая мать его впала въ смертный недугъ и почувствовала приближенiе смерти. Тогда она призвала Климента и стала говорить ему такъ: „Чадо мое возлюбленное, чадо отъ пеленъ осиротевшее. Нетъ у тебя плотскаго отца, но знай, что его место заменяетъ для тебя Христосъ, который обогащаетъ тебя Своими дарами. Я родила тебя плотiю, Христосъ же Богъ отродилъ тебя духомъ. Поэтому почитай Его за отца, себя же считай его сыномъ и ста­райся сделаться достойнымъ такого усыновленiя. Служи Единому Христу Господу, въ немъ полагая твою надежду, ибо Онъ воистину есть спасенiе наше и животъ безсмертный. Онъ съ неба сошелъ къ намъ, чтобы насъ съ Собою вознести на небо. Онъ сделалъ насъ Себе чадами возлюбленными и такимъ образомъ черезъ Него мы стали детьми Божiими. И помни, что всякiй Ему служащiй, избегнетъ всякихъ дiавольскихъ сетей, безбоязненно будетъ наступать на змей и скорпiоновъ и одолеетъ всякую сопротивную силу.... Но при этомъ не забывай, впрочемъ, что верующему въ Него многими бедами нужно быть здесь на земле искушаемыхъ, какъ золоту въ горниле. Но этого не бойся: ибо здешнее страданiе есть временно, а мздовоздаянiе "за оное будетъ вечное; скоро пройдетъ земная скорбь, а радость за него последуетъ нескончаемая; ничтожное здесь ожидаетъ верующихъ безчестiе, но за онымъ ждетъ ихъ вечная слава... Пусть же никакое страданiе не въ силахъ будетъ разлучить тебя съ Христомъ Господомъ, но, когда придетъ таковое, взирай на небо и оттуда отъ Бога ожидай великаго и богатаго воздаянiя. Бойся, однако, и Его величества, ужасайся Его суда и трепещи всевидящаго ока Его.

Знай, что техъ, которые отвергаются Господа, ждетъ

ЗАВЕЩАНIЕ МАТЕРИ.371

уготованный имъ огонь неугасимый и червь неусыпающiй, а техъ, которые познавши Божества Его славу, всегда съ Нимъ пребываютъ, техъ ожидаютъ неизреченное веселiе, и радость и утешенiе съ исповедниками святыми... Вотъ, сынъ мой, какъ видишь, я стою теперь при дверяхъ исхода моего и завтра уже не увижу дневного света. Ты одинъ только сейчасъ остаешься светомъ моимъ и жизнiю моею о Господе! Не постыди же меня въ моей надежде на тебя, но пусть и я, по слову апостола, чадородiя ради спасуся (1 Тим. 2, 15). Я родила тебя, чадо, и пусть пострадаю въ тебе, какъ въ собственномъ теле. Если нужно будетъ, кровь отъ меня принятую пролей за Христа, не сожалей о ней, ибо чрезъ твои страданiя и я приму почесть. Если нужно будетъ, отдай тело на раны, да ими и возвеселюсь предъ Господомъ нашимъ, какъ бы сама за него пострадавшая... Вотъ я отхожу ныне отъ тебя и предстану прежде тебя предъ Богомъ.

Теломъ отхожу, но духомъ всегда буду съ тобой и да сподобитъ меня Господь некогда вместе съ тобою пасть предъ престоломъ Его и похвалиться предъ Нимъ твоимъ терпенiемъ въ страданiяхъ и твоими подвигами... Такими и подобными симъ словами святая мать целый день поучала своего сына, лобызая его главу, очи, лице, уста, грудь и руки... Затемъ, склонившись къ нему на грудь, предала душу свою въ руки Господа. (Чет.-Мин. янв. 23).

Вотъ, по нашему мненiю, матери-христiанки, лучшiй образецъ того, что должна передъ смертiю мать завещать своимъ детямъ. Это, какъ видите, то, чтобы дети ея прежде всего всемъ сердцемъ своимъ, всею душею, всемъ разуменiемъ и всею крепостiю своею научились возлюбить Господа (Марка 12, 30), чтобы они въ продолженiе жизни своей старались искать благъ не земныхъ, а небесныхъ, чтобы помнили, что земля не рай, а изгнанiе изъ рая, и потому знали бы заранее, что здесь ихъ на каждомъ шагу могутъ встретить скорби и страданiя, чтобы они были великодушны и терпеливы въ нихъ и, наконецъ,

372 СОВЕТЪ МАТЕРИ СЫНУ.

чтобы, если-бъ потребовалось, и самую жизнь свою готовы бы были положить за Господа. Да, повторяемъ, приведенный образецъ, по нашему мненiю, есть лучшiй образецъ завещанiя матери къ детямъ. Подумайте, что въ действительности вашимъ детямъ должно быть всего дороже; временное или вечное? Если несомненно, что все земное, какъ у васъ, такъ и у нихъ современемъ останется по сю сторону гроба и какъ за вами, такъ и за ними пойдутъ лишь одни дела ваши и ихъ, то не лучше ли всего, видя и сами предъ смертiю нищету всего земного, учить тогда детей тому, чтобы они въ продолженiе земной жизни обогащали себя темъ, что пойдетъ за ними въ вечность, т.е. любовiю къ Богу, терпенiемъ, святостiю и правдою и вообще всеми силами своей души старались бы приблизиться къ Господу.

О, по истине, если то, что завещала блаженная Евфросинiя сыну, будете и вы завещать своимъ детямъ, то, Господь дастъ, и ваши дети возрастутъ во всемъ добромъ и прекрасномъ, сделаются истинными христiанами, молитвенниками за васъ передъ Богомъ, а современемъ и вы, подобно блаженной Евфросинiи похвалитесь имъ предъ Господомъ и мзду отъ Него за святыя завещанiя получите.—Аминь.

Советъ матери сыну.

— Какъ ты поживаешь, сынъ мой? — спросила одна благочестивая мать любимаго сына своего.

— Кое-какъ, матушка,—отвечалъ ей сынъ.

— Не хорошо это,—заметила мудрая мать.—Должно жить не кое-какъ, а какъ Богъ велелъ въ своемъ законе. Кто всю жизнь проводитъ кое-какъ, тотъ и умираетъ кое-какъ, а смертiю решается вечная судьба человека. Живи для Бога, и Богъ будетъ съ тобою. Живи по закону Божiю

действiе материнской молитвы. 373

и по благодати Божiей; умрешь съ покаянiемъ и наследуешь царствiе Божiе. А если будешь вести жизнь кое-какъ, легкомысленно, небрежно, безъ разсужденiя и памятованiя о Боге, то настоящая и будущая жизнь твоя будетъ бедственна и мучительна (В. Ч. VII. 454).

Действiе материнской молитвы.

Часто случается, что при всехъ усилiяхъ исправить порочныя наклонности детей отецъ или мать не достигаютъ своей цели. Отъ чего же такъ? Отъ того, что думаютъ все сделать собственными силами, какъ будто достаточно однихъ человеческихъ средствъ для исправленiя природы, испорченной грехомъ. Нетъ, напрасны будутъ все усилiя наши, если при нихъ будетъ забыта молитва о помощи свыше. Аще не Господь созиждетъ разстроенное, суетенъ останется трудъ самонадеянно зиждущихъ нравственность... Блаж. Августинъ, до своего крещенiя, со всею безпечностiю молодости предавался греховнымъ удвольствiям.

Отецъ его, какъ язычникъ самъ, нисколько не заботился объ исправленiи сердца своего сына, но мать, какъ набожная христiанка, глубоко скорбела о безуспешности своихъ меръ къ обращенiю заблудшаго на путь истины и добродетели, и, возверзши печаль свою на Господа, плакала и молилась, чтобы самъ Онъ, „ими же весть судьбами", исторгнулъ любезное ей дитя изъ бездны порока. Плакала, какъ замечаетъ самъ Августинъ, более, нежели другiя матери плачутъ о смерти своихъ детей, ибо видела его духовную смерть. Молилась усердно, не скрывая отъ другихъ своихъ скорбныхъ чувствованiй и воздыханiй. Съ глубокою скорбiю пришла она однажды къ одному епископу и, поведавши ему свои чувствованiя, просила его помолиться Богу о сыне. „Поди съ миромъ, сказалъ святитель, поступай такъ, какъ теперь поступаешь; не воз-

374 МОЛИТВА МАТЕРИ.

можно, чтобы дитя столькихъ слезъ и молитвъ погибло". Слова этого пастыря оправдались на деле. Августинъ, чудеснымъ образомъ, обращенный въ христiанство, сделался не только радостiю для своей матери, но и утешенiемъ всей церкви, славнымъ учителемъ и твердымъ защитникомъ ея святыхъ истинъ словомъ и деломъ (В. Ч. XVII. 261).

Молитва матери.

Въ детстве я былъ очень хилымъ ребенкомъ. Чемъ, я только не переболелъ въ это время—и корью, и скарлатиною, и горячкою, и просто лихорадкой! Но ни разу я не былъ такъ опасно боленъ, какъ на восьмомъ году жизни. Весна въ томъ году была ранняя: въ половине марта уже и снегу нигде не осталось, разве только где въ лесу. Разъ,—это было въ самомъ начале весны,—зашелъ ко мне мой прiятель—крестьянскiй мальчикъ и сталъ звать идти вместе съ нимъ побродить по селу. Боясь, что меня не отпустятъ, я ушелъ изъ дому, никому не сказавшись.

Набегавшись въ волюшку, я уже собрался было идти домой.

— Постой, не уходи,—сказалъ мне Вася: давай покатаемся еще на лодке.

— Где же мы лодку возьмемъ?

— Это мы уладимъ! торжествующе заявилъ Вася. Мы стянемъ корыто, что у васъ у сарая лежитъ.

Сказано — сделано. Стащили корыто и перенесли въ садъ. Въ саду у насъ, какъ разъ по середине, была огромная яма, которая делила садъ на две половины. Теперь въ этой яме было почти полно воды.

— Жаль только, что паруса у насъ нетъ,— сказалъ
Вася,—а то мы, братъ, совсемъ были бы, какъ на океане.

МОЛИТВА МАТЕРИ. 375

Слыхалъ ты про океанъ? Намъ учитель сказывалъ, что это такое море большое.

Спустили мы корыто на воду, сами уселись въ немъ и оттолкнулись отъ берега. Вместо веселъ вооружились палками.

Какъ мы ни бились, плаванье наше выходило не особенно удачно: мы все кружились у берега и никакъ не могли добраться до середины ямы.

— Ничего не поделаешь безъ паруса.—решилъ Вася. Ужо я сделаю парусъ, и тогда мы заживемъ! Парусъ самъ будетъ возить насъ. Знай только—посиживай!

— Будетъ на сегодня, — сказалъ я: меня и то бранить будутъ.

Вася первымъ вылезъ изъ корыта. Не успелъ онъ стать на землю, какъ корыто перевернулось, и я по шею очутился въ воде.

— Васичка, спасай! тону! кричалъ я.

Дело было у берега, такъ что съ помощью Васи я кое-какъ выбрался изъ воды, весь мокрый, дрожа отъ холода и испуга. Первой заботой моей по возвращенiи домой было — пробраться незаметно на печку и обсушиться. Такъ я и сделалъ. Но печка не помогала: я никакъ не могъ согреться, и къ вечеру меня стащили оттуда совсемъ больного. Я заболелъ тифомъ.

Во все время болезни, какъ разсказывала потомъ мать; я почти постоянно былъ въ бреду и очень редко приходилъ въ сознанiе. Помню только, что когда я только приходилъ въ сознанiе, то всегда обыкновенно виделъ мать молящуюся предъ иконой Божiей Матери, висевшею въ той комнате, где я лежалъ. Разъ какъ-то я очнулся. Въ комнате никого не было, только мать стояла на коленяхъ и вполголоса молилась. По лицу ея ручьями текли слезы. Въ моей памяти и до сихъ поръ сохранились слова ея молитвы:

— Матерь Божiя, Царица Небесная! помилуй Ты
его. Пресвятая Владычица! Ты также имела Сына и му-

376 МОЛИТВА МАТЕРИ.

чилась при виде Его страданiй! Ради Своего Сына, оживи мне Его!

— Мама! позвалъ я. Пить хочу.
Она встала и дала мне воды.

— Ты за меня молилась мама? Я слыхалъ. Ахъ, какъ
хочется мне быть здоровымъ! Скоро Светлое Воскресенье! Матерь Божiя! пошли мне здоровье, чтобъ Пасху
встретить!

После этого я опять впалъ въ забытье и сталъ бредить.

На другой день, придя въ сознанiе, я увиделъ въ комнате священника, дiакона и псаломщика. Они правили водосвятiе и акафистъ Пресвятой Богородице. Мать стояла на коленяхъ у моей кровати и вся въ слезахъ молилась. Подле нея стояла моя маленькая сестра и тоже плакала. Отецъ и тетка стояли ближе къ священнику, съ печально опущенными внизъ головами. Не веселая была обстановка, но внушавшая какое-то особенно-благоговейное чувство. Я сердцемъ, если не детской головой, сознавалъ всю торжественность настоящей минуты и попросилъ, чтобы мне помогли приподняться на постели. Я чувствовалъ, что мне было какъ будто несколько легче. Но прошло несколько минутъ, и я въ изнеможенiи опустился на по­душку и уснулъ.

Когда я проснулся, служба еще не была кончена.

— Мама! мне сейчасъ приснилось, будто въ нашей
комнате было накурено ладономъ, открылось небо, и Матерь Божiя, вся въ белыхъ священническихъ ризахъ,
сошла ко мне по лестнице, взяла меня за руку и подняла съ постели, сказавъ: вставай, Вася! будетъ ужъ
лежать!

Мать, услыхавъ объ этомъ, залилась слезами и, павъ предъ иконой, долго-долго молилась предъ ней.

Когда кончилась служба, и батюшка далъ мне при­ложиться ко кресту, я сначала поцеловалъ крестъ, потомъ привлекъ его къ груди и такъ держалъ несколько минутъ молясь, чтобы Господь послалъ мне выздоровленiе.

МОЛИТВА МАТЕРИ. 377

_________________________________________________________________________

Скоро уснувши снова, я проспалъ спокойно до сле-дующаго утра, и этотъ сонъ былъ для меня сномъ выздо-ровленiя. После этого я сталъ заметно поправляться.

Приближалась Святая Пасха. Была уже Страстная неделя. У насъ начали готовиться къ празднику. Наконецъ, наступила и суббота. Вечеръ. По хозяйству все было улажено, начали готовиться къ завтрашнему дню. Наибольше хлопотали около платьевъ. Маленькая сестра моя просила служанку Варвару, чтобы та непременно разбудила ее къ заутрени, приговаривая: „а то и любить тебя не буду, и никогда не стану съ тобой спать и даже не похристосуюсь". Она прибежала ко мне и стала показывать свою новую ленту. Глаза у нея блестели отъ удовольствiя, на щекахъ игралъ румянецъ.

— Счастливица ты, Леля! завидовалъ я сестре.—Ты
будешь въ церкви. Тамъ будутъ петь „Христосъ воскресе".
Народъ такой нарядный! А свечей сколько будетъ гореть!
Батюшка наденетъ белыя ризы! Такъ хорошо будетъ, а я
буду дома.

На глазахъ у меня даже слезы навернулись.

— Нетъ, Вася, и я ужъ лучше не пойду въ церковь,
останусь съ тобой дома, и будемъ вдвоемъ петь: „Христосъ
воскресе" и „Светися, светися".

Подошла мать. Я сталъ просить ее, чтобы она и меня взяла въ церковь.

— Но ты, деточка, боленъ, тебе нельзя.

— Нетъ, возьми, мамочка; мне такъ хочется этого. Я хочу помолиться.

— Хорошо. Мы съ Варварой поочередно будемъ нести тебя.

Наступило 12 часовъ ночи. Все были на ногахъ и поспешно собрались къ заутрени. Еще не благовестили. Я только теперь въ первый разъ после болезни всталъ на ноги.

Пошли въ церковь. Меня сначала хотели нести на рукахъ, но я упросился идти самъ

378 РУССКАЯ МАТЬ.

— Мне и такъ надоело все лежать да лежать, — говорилъ я.

Во время богослуженiя я тоже стоялъ все на ногахъ. И такъ отрадно действовало на душу давно жданное съ такимъ нетерпенiемъ торжество Светлаго Воскресенья! Когда запели „Христосъ воскресе!", на сердце стало такъ радостно, весело! Въ этотъ день я причастился. Домой возвратился я уже почти совсемъ здоровымъ и даже ни разу не прилегъ во весь день. И съ того дня еще и до сихъ поръ не приходилось мне болеть. Бывало, когда я уже учился въ школе, нападетъ лень, и хочется хоть недельку прихворнуть, анъ нетъ — болезни какъ будто стали бегать отъ меня.

Русская мать.

(Переводъ съ французскаго).

Я находился въ Ножане на Марне, близъ Парижа. Косогоръ подъ нашими ногами спускался къ реке, окай­мленной высокими осинами. Густой туманъ покрывалъ садъ и медленно поднимался вверхъ, окружая таинственностью чащу бегонiй съ широкими красноватыми листьями. Гелiотропы и позднiя розы разливали свое умирающее благоуханiе, а легкiя ветви дикаго винограда окутывали домъ покрываломъ, волнующимся живописными пестрыми складками. Деревья казались какими-то привиденiями... Въ темноте мелькали кое-какiе огоньки, освещая равнину, разстилавшуюся по ту сторону Марны.

— Тамъ, внизу, въ лощине Шампиньи 1), — послышался за мной голосъ съ крыльца.

Шампиньи! Много нашихъ и чужихъ покоится тамъ, въ этихъ садахъ и лугахъ, покрытые дерновыми холмами, осененными крестомъ. Бенгальскiя розы, посаженныя на-