Ваш верный Кут Хуми Лап Синг

ПИСЬМО 5

К. X. — Хьюму

Переведено из книги Синнетта «The Occult Wold»

 

Милостивый государь!

Пользуясь первой свободной минутой, чтобы вкратце ответить на ваше письмо от 17-го числа истекшего месяца, я теперь сообщу вам ре­зультаты моей беседы с нашими Главами насчет содержащегося в нем предложения, стараясь в то же самое время ответить на все ваши воп­росы.

Во-первых, я должен поблагодарить вас от имени всей той части нашего Братства, которая особо заинтересована в благоденствии Индии, за предложение помочь, в важности и искренности которого никто не сомневается. Прослеживая нашу родословную через превратности ин­дийской цивилизации с далекого прошлого, мы питаем к нашей родине любовь столь глубокую и страстную, что она пережила даже расширя­ющее и космополитизирующее (извините меня, если это не английское слово) воздействие нашего изучения законов Природы. Потому я, как и любой другой патриот Индии, испытываю сильнейшую благодарность каждому благожелательному слову или поступку, поданному в ее защиту.

Итак, поймите, что поскольку мы все уверены, что вырождение Индии главным образом обязано подавлению ее прежней духовности, и что все, способствующее восстановлению того более высокого уровня мысли и этики, должно являться возрождающей национальной силой, каждый из нас был бы готов, естественно и без напоминаний, продви­нуть общество, чье предполагаемое формирование рассматривается, осо­бенно если ему действительно предстоит стать обществом, не запятнан­ным корыстным побуждением, и целью которого является возрождение древней науки, а направлением - реабилитировать нашу страну в глазах мира. Примите это как само собой разумеющееся без дополнительных заверений. Но вы знаете, как и любой человек, читавший историю, что патриоты могут сжигать свои сердца впустую, если обстоятельства про­тив них. Иногда случалось, что никакая человеческая сила, даже неис­товство и мощь самого возвышенного патриотизма не были в состоя­нии отклонить железную судьбу от ее намеченного курса, и народы уга­сали, подобно брошенным в воду факелам, в поглощающей тьме гибели. Поэтому мы, кто осознает падение нашей страны, хотя и не в силах под­нять ее сразу, не можем поступать, как мы желали бы, касается ли это общих дел или данного частного случая. Охотно, но не вправе идти на­встречу вашим предложениям более чем до середины, мы вынуждены заявить, что идея, взлелеянная мистером Синнеттом и вами, отчасти нео­существима. Словом, ни я, ни любой другой Брат, ни даже продвинув­шийся неофит, не может быть специально назначен и выделен в каче­стве руководителя или главы Англо-Индийского Филиала. Мы знаем, что хорошим делом было бы регулярно наставлять вас и нескольких ваших коллег и показывать вам феномены и их разумное обоснование. Ибо хотя никто, кроме немногих из вас, и не был бы убежден, все же было бы несомненным приобретением причислить хотя бы нескольких англичан с первоклассными способностями к изучающим азиатскую психологию. Мы осознаем все это, и намного большее. Поэтому не отказываемся пе­реписываться с вами и различными способами иным образом помогать вам. Но в чем мы действительно отказываем, это брать на себя какую-либо ответственность, кроме этой временной переписки и помощи на­шим советом, и, насколько случай благоприятствует, тех осязаемых, а возможно и зримых доказательств, которые могли бы удовлетворить вас касательно нашего присутствия и заинтересованности. «Руководить» вами мы не согласимся. Как бы много мы не могли сделать, все же мы можем лишь обещать оплатить вам полную меру ваших заслуг. Заслужите многое - и мы окажемся честными должниками, малое - и вам надо будет лишь ожидать компенсирующего вознаграждения. Это не является простым изречением, заимствованным из тетради школьника, хотя оно и звучит так, но только неловким изложением закона нашего ордена, и мы не можем преступить его. Если мы, полностью не знакомые с западным, особенно английским образом мышления и действия были бы вынуждены вмешаться в подобного рода организацию, вы бы обнаружили, что все ваши установленные привычки и традиции беспрестанно противоречат если и не самим новым устремлениям, то, по край ней мере, путям их осуществления, как они предложены нами. Вы н можете получить единодушное согласие даже на осуществление топ что вы могли бы сделать собственными силами. Я попросил мистер Синнетта набросать план, включающий ваши совместные идеи, для представления нашим Главам, что казалось кратчайшим путем к обоюдному согласию. Под нашим «руководством» ваш филиал не может существовать, - вы не являетесь людьми, которыми вообще можно руководить в этом смысле слова. Следовательно, это общество стало б преждевременными родами и неудачей, которая выглядела бы столь же несоизмеримо, как парижский Дюмон, влекомый упряжкой индийских яков или верблюдов. Вы просите обучать вас истинной науке - оккультному аспекту известной стороны Природы, и это, вы полагаете, сто же просто выполнить, как и просить об этом. Вы, видимо, не осознаете огромные трудности в образе передачи даже основ нашей науки тем кто обучался по вашим обычным методам. Вы не осознаете, что чем больше вы владеете последним, тем меньше вы способны инстинктивно понять первые, ибо человек может мыслить лишь вдоль своей привычной колеи, и если только он не обладает смелостью зарыть ее проложить для себя новую, он волей-неволей вынужден продвигаться старому направлению. Позвольте мне привести несколько примеров согласии с точной наукой вы обычно постулируете лишь одну космическую энергию и не видите разницы между энергией, израсходованной путником, отбрасывающим в сторону ветку, заграждающую его путь, и ученым-исследователем, который расходует такое же количество энергии приводя в действие маятник. Мы же видим, ибо знаем, что между ми двумя - огромная разница. Первый без пользы растрачивает и рассеивает энергию, второй концентрирует и накопляет ее. И здесь, пожалуйста, поймите, что я не имею в виду их относительную полезно как можно было бы подумать, но лишь тот факт, что в одном ел налицо только грубая сила, выброшенная без какой-либо трансмутации этой грубой энергии в более высокую потенциальную форму духовной движущей силы, а в другом - как раз последнее. Прошу вас не меня смутным метафизиком. Идея, которую я хочу сообщить вам, та­кова: результатом высочайшего размышления о научных вопросах явля­ется образование утонченной формы духовной энергии в мозгу, которая в космической деятельности способна производить неограниченные ре­зультаты, тогда как автоматически действующий мозг содержит или на­капливает в себе лишь известное количество грубой силы, бесплодной для пользы индивидуума или человечества. Человеческий мозг являет­ся неистощимым производителем наиболее тонкого качества космичес­кой энергии из низкой грубой энергии Природы; и совершенный адепт пре­вратил себя в центр, из которого излучаются потенциальности, которые порождают корреляции за корреляциями на протяжении грядущих эонов времени. Это ключ к тайне его способности проецировать и материали­зовать в видимом мире формы, которые его воображение построило из инертной космической материи в невидимом мире. Адепт не создает чего-либо нового, но лишь приспосабливает и действует с материалами, которые Природа держит наготове вокруг него, и материалом, который на протяжении вечностей прошел через все формы. Ему следует лишь выбрать ту форму, которую он желает, и вызвать ее обратно в объек­тивное существование. Разве это не будет звучать для кого-нибудьизваших «ученых» биологов как фантазия сумасшедшего?

Вы говорите, что мало таких отраслей науки, с которыми вы не были бы более или менее знакомы, и что вы верите, что совершаете не­малое добро долгими годами изучений, достигнув состояния, позволяю­щего осуществить это. Несомненно, вы совершаете, но позвольте мне еще четче обрисовать вам разницу между методами физической (назы­ваемой точной лишь ради комплимента) и метафизической наук. После­дняя, как вы знаете, истинность которой перед разнородной публикой установить невозможно, причислена мистером Тиндалем к вымыслам поэзии. С другой стороны, основанная на факте реалистическая наука всецело прозаична. Теперь для нас, бедных неизвестных филантропов, ни один факт какой-либо из этих наук не вызывает интереса, кроме сте­пени его потенциальности в отношении нравственных результатов и ко­эффициента его полезности для человечества. И что в своей гордой изоляции может быть всецело безразличнее ко всему - живому и нежи­вому - или более привязанным лишь к корыстной необходимости своего продвижения, чем эта, основанная на факте, материалистическая наука? Затем, могу ли я спросить, что общего законы Фарадея, Тиндаля или других имеют с филантропией в ее абстрактных отношениях к челове­честву, рассмотренному, как разумное целое? Какое им дело до челове­ка, как изолированного атома этого великого и гармоничного целого, хотя иногда они и могут иметь практическую пользу для него? Космическая энергия есть нечто вечное и беспрестанное; материя неразрушима; и тут мы имеем научные факты. Усомнитесь в них, и вы игнорамус; отриньте их - опасный сумасшедший, фанатик; осмельтесь улучшить их теории -дерзкий шарлатан. И все же даже эти научные факты никогда не дава­ли миру экспериментаторов никакого доказательства того, что Природа сознательно предпочитает, что материя была неразрушимой скорее в органических, чем в неорганических формах, и что она медленно, но непрестанно работает в направлении осуществления этой цели - эволю­ции сознательной жизни из инертного материала. Отсюда их незнание о рассеивании и затвердевании космической энергии в ее метафизических аспектах, их расхождения насчет теорий Дарвина, их неуверенность от­носительно степени сознательной жизни в отдельных элементах, и, как неизбежность - презрительное отрицание любого феномена вне их соб­ственных установленных условий и самой идеи о мирах полуразумных, если и не наделенных интеллектом, действующих сил в скрытых угол­ках Природы. Чтобы дать вам еще один практический пример, мы ус­матриваем огромную разницу между двумя качествами двух равных количеств энергии, израсходованной двумя людьми, один из которых, предположим, находится на пути к месту своей ежедневной спокойной работы, а другой - направляется предать своего собрата в полицейский участок, в то время как люди науки не видят здесь никакой разницы. И мы, не они, видим определенную разницу между энергией в движении ветра и в движении вращающегося колеса. Почему? Потому что каж­дая мысль человека при выявлении переходит во внутренний мир и ста­новится активной сущностью путем присоединения, мы могли бы назвать это срастанием, к элементалу - то есть к одной из полуразумных сил в царствах. Она продолжает существовать как активная сущность - по­рожденное умом существо - больший или меньший период, пропорцио­нально начальной интенсивности мозговой деятельности, породившей ее. Так, добрая мысль остается как активная, благотворная сила, злобна? мысль - как злобный демон. И таким образом человек постоянно заселяет свой поток в пространстве миром своего же порождения, наполненным порождениями его увлечений, желаний, импульсов и страстей; по ток, который реагирует на любую чувствительную или нервную структуру, соприкасающуюся с ним, пропорционально его динамической интенсивности. Буддист называет это своей «Скандба», индус именует это «Карма». Адепт выделяет эти формы сознательно, другие люди о( разуют их бессознательно. Чтобы быть успешным и сохранить свою силу, Адепт должен пребывать в одиночестве и более или менее внутри своей собственной души. Еще меньше точная наука знает, что в то время, как занятый строительством муравей, трудолюбивая пчела, вьющая гнездо птица аккумулируют, каждый своим скромным образом, столько же космической энергии в ее потенциальной форме, сколько Гайдн, Пла­тон или пахарь, проводящий свою борозду, - своим; охотник, убивающий ради своего удовольствия или выгоды, или позитивист, прилагающий свой интеллект, чтобы доказать, что плюс умноженный на плюс есть минус, тратят и рассеивают энергию не меньше тигра, который бросается на добычу. Все они обкрадывают Природу вместо обогащения ее, и всем им, соответственно степени их разумности, придется ответить за это.

Точная экспериментальная наука не имеет ничего общего с нрав­ственностью, добродетелью, филантропией - поэтому она не может пре­тендовать на нашу помощь, пока не сольется с метафизикой. Будучи лишь холодной классификацией фактов вне человека и существуя до и после него, ее сфера полезности обрывается для нас у внешней границы этих фактов, и все, касающееся выводов и результатов для человече­ства из материалов, полученных ее методом, ее мало интересует. По­этому, так как наша сфера целиком лежит вне пределов ее сферы - на­столько же, насколько путь Урана находится вне пути Земли, - мы ре­шительно отрицаем, что какое-либо из колес ее конструкции опрокидывает нас. Для нее тепло есть лишь вид движения, и движение порождает тепло, но почему механическое движение вращающегося колеса должно метафизически обладать большей ценностью, чем теп­ло, в которое оно постепенно превращается, - это ей еще предстоит от­крыть. Философское и трансцендентальное (следовательно - абсурдное) представление средневековых теософов о том, что окончательный про­гресс человеческого труда, направляемый непрерывными открытиями че­ловека, должен в один день кульминировать в процессе, который в под­ражание солнечной энергии - в ее качестве непосредственного двигате­ля - закончится выделением питательных продуктов из неорганической материи, такое представление невообразимо для людей науки. Если бы Солнце, великий питатель, отец нашей планетной системы, высидело завтра гранитных цыплят из каменной глыбы, «в условиях опыта» они (люди науки) приняли бы это за научный факт, не тратя сожалений на то, что птицы эти не настолько живы, чтобы накормить ими истощен­ных и голодающих. Но если вдруг какой-либо шаберон пересечет Гима­лаи во время голода и умножит мешки с рисом для гибнущих масс – как он мог бы, - ваши судьи и собиратели налогов вероятно заключили бы его в тюрьму, чтобы заставить признаться, какой закром он ограбил. Таковы точная наука и ваш реалистический мир. И хотя вы, как вы го­ворите, поражены огромной степенью мирового невежества по каждому предмету, который вы уместно характеризуете как «несколько осязае­мых фактов, собранных и грубо обобщенных, и специальный жаргон, введенный для сокрытия людского неведения насчет всего, что лежит за этими фактами», и хотя вы говорите о вашей вере в бесконечные воз­можности Природы, все же вы согласны потратить свою жизнь на труд, идущий на пользу лишь той же самой точной науке...

Из ваших нескольких вопросов сперва мы разберем, если не воз­ражаете, один, относящийся к предполагаемой неудаче «Братства» «ос­тавить какой-либо отпечаток в истории мира». Они должны были быть в состоянии, вы считаете, при их исключительных преимуществах «со­брать в своих школах значительную часть наиболее просвещенных умов каждой расы». Откуда вы знаете, что они не оставили подобного отпе­чатка? Знакомы ли вы с их усилиями, успехами и неудачами? Где же ваша скамья подсудимых, на которой обвинять их? Каким образом ваш мир способен собрать доказательства о деяниях людей, которые усерд­но держали закрытыми все возможные двери подхода, через которые инквизиция могла бы следить за ними? Главным условием их успеха было полное отсутствие надзора или вмешательства. Они знают ими сделан­ное; все, что находящиеся вне их круга были способны ощутить, были результаты, причины которых были сокрыты из поля зрения. Чтобы объяснить эти результаты, люди в разные эпохи изобретали теории о вмешательстве богов, особом провидении, судьбах, благотворном или враждебном влиянии звезд. Не было такого времени в пределах или до начала так называемого исторического периода, когда наши предше­ственники не ваяли бы события и не «делали историю», факты которой были впоследствии и неизменно искажены историками, чтобы согласо­вать их с современным предрассудком. Вполне ли вы уверены, что ви­димые героические фигуры в этих последовательных драмах не были зачастую лишь их марионетками? Мы никогда не претендовали на спо­собность приводить народы в целом к тому или другому перелому воп­реки общему течению мировых космических соотношений. Циклы дол­жны идти своими кругами. Периоды ментального и нравственного све­та и тьмы сменяют друг друга, как день сменяет ночь. Большие и малые юги должны совершаться согласно установленному порядку вещей. И мы, рожденные по пути этого могучего течения, можем лишь изменять и направлять некоторые из его меньших течений. Если бы мы обладали способностями воображаемого Личного Бога, и всемирные и неизмен­ные законы были бы лишь игрушками для забавы, тогда, поистине, мы могли бы создать условия, которые превратили бы эту Землю в Арка­дию для возвышенных душ. Но вынужденные иметь дело с неизменным законом, сами будучи его созданиями, мы должны были делать то, что в наших силах, и оставаться благодарными. Были времена, когда «зна­чительная часть просвещенных умов» обучалась в наших школах. Такие времена видели Индия, Персия, Греция и Рим. Но, как я заметил в письме к мистеру Синнетту, адепт есть редкий цветок своего века, и всегда сравнительно мало их было в одном столетии. Земля есть поле битвы не только физических, но и нравственных сил, и неистовство жи­вотных страстей под воздействием грубых энергий низшей группы эфир­ных агентов всегда стремится подавить духовность. Что же еще можно ожидать от людей, столь тесно связанных с низшим царством, из кото­рого они вышли? Также верно, что наше число как раз теперь уменьша­ется, но это благодаря тому, как я уже сказал, что мы из человеческой расы, подверженные ее циклическому импульсу, и не способны свернуть с ее курса. Можете ли вы повернуть течение Ганга или Брахмапутры назад к их истокам? Можете ли вы хотя бы запрудить их так, чтобы полные воды не затопили берега? Нет, но вы можете направить тече­ние частично в каналы и использовать его гидравлическую силу на бла­го человечества. Так и мы, не способные остановить мир на пути сужденного ему направления, все же способны отвести некоторую часть его энергии в полезные каналы. Считайте нас полубогами, и мое объясне­ние не удовлетворит вас; рассматривайте как обычных людей, только может быть немного более мудрых вследствие особого изучения, и оно должно ответить на ваше возражение.

«Какая польза, - говорите вы, - достижима для моих собратьев и меня (поскольку мы неотделимы друг от друга) с помощью оккультных наук?» Когда местные жители увидят, что англичане, и даже некоторые высокие должностные лица в Индии, проявляют интерес к науке и фило­софии их предков, они сами открыто приступят к их изучению. И когда они поймут, что их старые «божественные» феномены были не чудеса­ми, а научными следствиями, суеверие угаснет. Таким образом, вели­чайшее зло, которое сейчас душит и задерживает возрождение индийс­кой цивилизации, со временем исчезнет. Нынешняя тенденция образова­ния - это сделать их материалистическими и искоренить духовность. При правильном понимании того, что их предки имели в виду в своих писа­ниях и учениях, образование стало бы благословением, тогда как сей­час оно очень часто бывает проклятием. Пока что как необразованные, так и ученые туземцы считают англичан слишком предубежденными из-за их христианской религии и современной науки, чтобы те пытались понять их или их традиции. Они взаимно ненавидят и не доверяют друг другу. Это измененное отношение к более старой философии побудило бы местных принцев и богачей пожертвовать суммы на содержание учи­тельских семинариев для обучения пандитов; и старые манускрипты, до сих пор захороненные вне доступа европейцев, опять бы появились на свет, и вместе с ними - ключ ко многому из того, что веками было сокрыто от народного понимания, и что ваши скептические санскритологи не прилагают усилий, а ваши религиозные миссионеры не смеют понять. Наука выиграет много, человечество - все. Под воздействием Англо-Индийского Теософского Общества мы могли бы со временем увидеть еще один золотой век санскритской литературы.

Если взглянем на Цейлон, мы увидим наиболее ученых жрецов, занятых под руководством Теософского Общества составлением ново­го толкования буддийской философии; и в Галле 15 сентября светскую Теософическую школу для обучения сингалезской молодежи, открывшу­юся со штатом более чем в триста ученых; пример, который вот-вот бу­дет повторен в трех других местах этого острова. Если Теософическое Общество, «при теперешней организации», действительно не обладает никакой «реальной жизненностью» и все же своим скромным образом принесло столь много практического добра, насколько же значительно больших результатов можно будет ожидать от общества, организован­ного по более совершенному плану, который вы можете предложить?

Те же причины, которые материализуют ум индуса, равным обра­зом воздействуют на всю западную мысль. Образование возвеличивает скептицизм, но подавляет духовность. Вы можете делать огромное доб­ро, помогая снабжать западные народы прочным основанием, на кото­ром можно перестраивать их гибнущую веру. И то, в чем они нуждают­ся, есть доказательство, которое может доставить одна лишь азиатская психология. Дайте его, и вы подарите умственное счастье тысячам. Век слепой веры прошел, пришел век исследования. Исследование, которое лишь разоблачает ошибку, не открывая чего-либо, на чем душа может строить, лишь создаст иконоборцев. Иконоборчество, в силу самой сво­ей разрушительности, ничего создать не может; оно может лишь сно­сить. Но человек не может удовлетвориться голым отрицанием. Агнос­тицизм является лишь временной остановкой. Это момент, когда следу­ет направить возвратный импульс, который должен скоро прийти и который толкнет наш век в сторону крайнего атеизма или повлечет его назад к крайнему жречеству, если его не направить к первичной, душе – утоляющей философии арийцев. Наблюдающий за происходящим сегод­ня, с одной стороны, размножающих чудеса со скоростью размножения термитов, с другой стороны, среди неверующих, которые массами пре­вращаются в агностиков, - тот увидит направление развития дел. Век наш одурманивается разгулом феноменов. Те же чудеса, которые при­водятся спиритуалистами в противовес догмам вечного проклятия и ис­купления, католики хором объявляют доказательством их веры в чуде­са. Скептики потешаются над обоими. Все слепы, и нет никого, кто на­правил бы их. Вы и ваши коллеги могли бы доставить материалы для необходимой всемирной религиозной философии; философии, не поколебимой нападками науки, ибо она сама - завершение абсолютной науки и религии, которая действительно достойна этого названия, ибо заклю­чает в себе отношения человека физического к человеку психическому и этих двух - ко всему, что над и под ними. Разве это не достойно не­большой жертвы? И если, поразмыслив, вы решите вступить на этот новый путь, пусть будет известно, что ваше общество не является ни чудотворящим или демонстрирующим клубом, ни специально назначен­ным для изучения феноменализма. Его главной целью является искоре­нение существующих суеверий и скептицизма, и извлечение из долго запечатанных древних источников доказательства, что человек может формировать свою собственную будущую судьбу и знать наверняка, что он может жить и после, если только желает, и что все «феномены» суть лишь проявления естественного закона, стремиться к пониманию кото­рого есть долг каждого разумного существа.

 

ПИСЬМО 6

К. X. — Синнетту

 

Мой дорогой друг!

У меня имеется ваше письмо от 19 ноября, извлеченное нашим специальным осмозисом из конверта в Мируте, и ваше письмо нашей Старой Леди в его наполовину пустом заказном конверте, надежно по­сланное в Каунпор, чтобы заставить ее выругаться по моему адресу. Но она сейчас слишком слаба, чтобы быть астральным почтальоном. С гру­стью вижу, что она опять была неаккуратна и ввела вас в заблуждение;

но это главным образом моя вина, так как я по нерадивости не подей­ствовал лишний раз на ее бедную больную голову теперь, когда она за­бывает и перепутывает более обычного. Я не просил ее сказать вам «бросить идею об Англо-Индийском Филиале, так как из этого ничего не вышло бы», но «бросить идею об Англо-Индийском Филиале при со­трудничестве с мистером Хьюмом, так как из этого ничего не вышло бы». Я пошлю вам его ответ на мое письмо и мое окончательное по­слание, и тогда судите сами. После прочтения последнего запечатайте его, пожалуйста, и пошлите ему, просто заявляя, что вы это делаетеотмоего имени. Если он вам не задаст этого вопроса, лучше не ставьте его в известность, что вы это письмо читали. Он, может быть, будет гордиться этим, но не должен бы.

Мой дорогой, добрый друг, вы не должны иметь недовольства про­тив меня за то, что я ему сказал об англичанах вообще. Они высоко­мерны. Особенно по отношению к нам, так что мы рассматриваем это как их национальную черту. И вы не должны смешивать ваши частные взгляды, в особенности нынешние, со взглядами ваших соотечественни­ков вообще. Если и найдутся, то мало будет тех (разумеется, с такими исключениями, как вы сами, когда сила устремления заставляет пренеб­регать всеми другими соображениями), кто когда-либо согласится иметь «негра» в качестве руководителя или лидера, не больше, чем современ­ных Дездемон, которые избрали бы современных индийских Отелло. Расовые предрассудки сильны, и даже в свободной Англии нас рассмат­ривают как «низшую расу». И этот самый тон сквозит в вашем замеча­нии о «человеке из народа, не привычного к изысканным манерам», и «иностранце, но джентльмене», причем последнему отдается предпоч­тение. Так же невероятно, чтобы индус был не способен иметь «изыс­канные манеры», которые в нем не замечаются, будь он хотя бы двад­цать раз адептом; и эта самая черта бросается в глаза в критике викон­та Эмберли о «нечистокровности Иисуса». Если бы вы перефразировали вашу фразу и сказали «иностранец, но не джентльмен» (по английским понятиям), вы не могли бы добавить, как вы сделали, что он считался бы самым подходящим. Исходя из этого, я опять говорю, что большин­ство наших англо – индийцев, среди которых термин «индус» или «азиат» обычно ассоциируется со смутным, но все же актуальным представле­нием о человеке, употребляющем свои пальцы вместо носового платка и обходящемся без мыла, - несомненно предпочли бы американца «за­саленному тибетцу». Но вам не следует трепетать из-за меня. Каждый раз, когда я появляюсь - или астрально или физически - перед моим дру­гом А. П. Синнеттом, я не забуду истратить некоторую сумму на квад­рат тончайшего китайского шелка, чтобы носить его с собой в кармане моей чога, а также создать атмосферу сандалового дерева и кашмирс­ких роз. Это самое меньшее, что я мог бы сделать в искупление грехов моих соотечественников. Но затем, вы видите, я только раб моих хозя­ев; и если бы мне разрешили удовлетворить мои дружеские чувства к вам и уделять вам внимание индивидуально, мне могут не разрешать уделять столько же внимания другим. Даже более того, я знаю, что мне не разрешено этого делать, и несчастное письмо м-ра Хьюма много этому способствовало. В нашем Братстве имеется отдельная группа или секция, которая занимается случайными и весьма редкими допущения­ми в Братство лиц других рас и кровей; это они провели через наш по­рог капитана Ремингтона и двух других англичан в течение этого столе­тия. И эти «Братья» не имеют привычки употреблять цветочные эссен­ции.

Следовательно, испытание 27 числа не было проверочным фено­меном? Конечно, конечно. Но пытались ли вы достать, как, по вашим словам, вы хотели, подлинную рукопись Джеламской депеши? Даже если было бы доказано, что наш милый, но очень полный друг миссис Б. яв­ляется моим multum in parvo, писателем моих писем и изготовителем моих посланий, все же, если она не вездесущая или не обладает способнос­тью перелетать от Амритсары в Джелам, расстояние более чем в 200 миль за две минуты, как могла она написать депешу моим почерком в Джеламе за неполных два часа после того, как ваше письмо было полу­чено ею в Амритсаре? Вот почему я не пожалел о вашем желании по­слать за этой депешей, так как если вы будете обладателем ее, никакие умалители не будут иметь силы, даже скептическая логика мистера Хьюма не возьмет верха.

Конечно, вам кажется, что «безымянное откровение», новое эхо ко­торого теперь раздается в Англии, с гораздо большей легкостью под­верглось бы нападкам, чем это происходило со стороны «Тайме оф Ин­дия», если бы были раскрыты имена. Но здесь я опять докажу вам вашу неправоту. Если бы вы первым напечатали этот отчет, «Т. оф И.» никог­да бы не опубликовала «Один день у мадам Б.», так как этого славного образчика американского «сенсационализма» Олькотт совсем бы не на­писал. У него бы не было его raison d’etre. Озабоченный тем, чтобы со­брать для своего Общества все возможные доказательства, подкрепля­ющие фактами наличие оккультных сил в том, что он называет первой секцией, и видя, что вы храните молчание, наш храбрый полковник ощу­щал зуд в руке, пока не вывел все на свет божий и погрузил все во мрак и оцепенение.

«Et voici ponrquoi nous n’irons pius anu bois», как поется во француз­ской песне.

Вы написали «мелодию»? Ну, ну. Я должен просить вас купить мне пару очков в Лондоне. А все же «несвоевременно» и «не в тон» - одно и то же, по-видимому. Но вам следовало бы воспринять мою старомод­ную привычку ставить «черточки» над т. Эти палочки полезны, хотя и «несвоевременны и не в тон» с современной каллиграфией. Кроме того, учтите, что эти мои письма не написаны, а отпечатаны или осаждены, а затем исправлены все ошибки.

Мы не будем сейчас обсуждать, насколько ваши цели и намере­ния отличаются от целей и намерений мистера Хьюма; но еслион, может быть, движим «более чистой и широкой филантропией», то манера, с ка­кой он приступает к работе, чтобы достигнуть этой цели, никогда не поведет его дальше чисто теоретической трактовки этой темы. Беспо­лезно теперь пытаться представить его в другом свете. Его письмо, которое вы вскоре будете читать, как я сказал ему самому, «монумент гордости и неосознанного эгоизма». Он слишком справедлив и высок, чтобы быть повинным в мелком тщеславии, но его гордость восстает, как гордость мифического Люцифера, и вы мне можете поверить, если я сколько-нибудь обладаю знанием человеческой натуры, говоря, что это и есть истинный Хьюм au naturel. Это не является моим поспешным заключением, основанным на каких-либо личных чувствах, но решение величайшего из наших ныне живущих адептов Шаберона из Тхан-Ла. Каких бы вопросов он ни касался в своей трактовке - всегда одно и то же: упрямая решительность подогнать все к заранее составленным зак­лючениям или же смести все напором враждебной и иронической крити­ки. Мистер Хьюм очень способный человек и - Хьюм до мозга костей. Вы поймете, такое состояние ума мало привлекательно для любого из нас, кто хотел бы прийти ему на помощь.

Нет, я никогда не презираю и не буду презирать какие-либо «чув­ства», и как бы они ни были противоположны моим собственным прин­ципам, если они выражены так прямо и откровенно, как ваши. Вы мо­жете быть (и оно несомненно так и есть) более движимы эгоизмом, чем широким доброжелательством к человечеству. Все же, так как вы при­знаетесь в этом, не забираясь на ходули филантропии, могу сказать вам откровенно, что у вас гораздо больше шансов узнать довольно много из оккультизма, чем у мистера Хьюма. К тому же я сделаю для вас все, что могу при данных обстоятельствах, как бы я ни был ограничен в этом новыми приказаниями. Я вам не буду приказывать отказаться от того или другого, ибо если вы не проявите в себе несомненного присутствия необходимых задатков, это было бы настолько же бесполезно, как и же­стоко. Но я говорю - дерзайте. Не отчаивайтесь. Объедините вокруг себя нескольких решительных мужчин и женщин и производите опыты по месмеризму и обычным, так называемым «духовным» феноменам. Если вы будете действовать в соответствии с предписанными метода­ми, вы наверняка в конце концов добьетесь результатов. Кроме этого, я сделаю все, что могу, и... кто знает! Сильная воля создает, а симпатия привлекает даже адептов, чьи законы противоречат их общению с не­посвященными. Если вам хочется, я пришлю вам очерк, объясняющий, почему для успешных достижений в оккультных науках в Европе более чем где-либо необходимо Всемирное Братство, т. е. «родство» сильных магнетических, но все же различных энергий и полярностей, сконцент­рированных вокруг одной доминирующей идеи. То, чего не может дос­тичь один, объединенные могут достигнуть. Конечно, если вы организу­ете такое объединение, вам придется примириться с Олькоттом как гла­вою Основного Общества, следовательно, президентом всех существующих филиалов. Но он будет не больше вашим вождем, чем теперь является вождем Британского Теософического Общества, кото­рое имеет своего собственного председателя, свой устав и внутренние правила. Он вас утвердит, и это все. В некоторых случаях ему придется подписать один-два документа и четыре раза в год - отчеты, присыла­емые вашим секретарем; однако он не имеет права вмешиваться в ваши административные дела или образ действия до тех пор, пока они не идут против общего устава, и он сам, несомненно, не имеет ни способности, ни желания быть вашим вождем. И конечно, вы (включая все общество) будете иметь, кроме председателя, избранного вами самими, еще и «ква­лифицированного профессора по оккультизму», чтобы вас наставлять. Но, мой добрый друг, оставьте всякую мысль, что этот «профессор» может появиться в физическом теле в течение ближайших лет. Я могу прийти к вам персонально, если вы не отгоните меня, как это сделал мистер Хьюм; я могу прийти ко всем. Вы можете получить феномены и дока­зательства, но даже если бы вы впали в прежнюю ошибку и приписали их «духам», мы могли бы только раскрывать вам ваши ошибки путем философских и логических объяснений; ни одному адепту не было бы разрешено посетить ваши собрания.

Разумеется, вам следует писать вашу книгу. Я не вижу, почему в каком-то случае это было бы неосуществимо. Во всяком случае - пи­шите, и я вам окажу помощь, какую только могу. Вам следует сейчас же вступить в переписку с лордом Линдсеем, и возьмите в качестве темы феномены в Симле и вашу переписку со мной по этому предмету. Он весьма заинтересован во всех таких опытах, и будучи теософом, со­стоящим в Главном Совете, наверняка будет приветствовать ваше пред­ложение. Основывайтесь на том, что вы принадлежите Теософическому Обществу, что вы пользуетесь широкой известностью как редактор «Пи­онера» и что, зная, как глубоко он интересуется «духовными» феноме­нами, вы передаете ему для рассмотрения описание весьма необычных происшествий, которые имели место в Симле и дополнительные подроб­ности, которые не были опубликованы. Лучшие из британских спиритуа­листов могли бы быть обращены в теософов при надлежащем с ними обращении. Но, кажется, ни доктор Уайдл, ни мистер Мэсси не облада­ют нужной для этого силой. Я советую вам персонально посоветовать­ся с лордом Линдсеем о положении теософов в Индии и на родине. Может быть, вы оба могли бы работать вместе: переписка, которую я теперь советую,откроет к этому путь.

Даже если бы мадам Б. могла быть «побуждена» давать А. И. Об­ществу какие-либо «практические наставления», я боюсь, что она слиш­ком долго оставалась вне сокровенного святилища, чтобы смогла при­нести значительную пользу в практических объяснениях. Однако,хотяэто не зависит от меня, я посмотрю, что могу сделать в этом направле­нии. Но я боюсь, что она очень нуждается в нескольких месяцах для восстановления здоровья на глетчерах вместе со своим старым Учителем, прежде чем возлагать на нее такую трудную задачу. Будьте очень осторожны с нею, если она по дороге домой остановится у вас. Ее нерв­ная система ужасно расшатана, и она нуждается в большой заботе. Может быть, вы будете так любезны, что избавите меня от ненужных хло­пот тем, что сообщите мне год, число и час рождения миссис Синнетт?

 

Всегда искренне ваш К. X.

ПИСЬМО 7a

Хьюм — Синнетту

Получено в Симле, 20 ноября 1880 г.

Даны лишь фрагменты этого письма. Цифры в скобках

относятся к следующему письму К. X.

 

Мой дорогой друг Кут Хуми!

Я послал Синнетту ваше письмо ко мне, и он любезно прислал мне ваше письмо ему, и я хочу сделать несколько замечаний по этому пово­ду не с тем, чтобы придираться, а потому что я хочу, чтобы вы поняли меня. Весьма возможно, что это мое самомнение, но так это или нет, у меня сложилась глубокая убежденность, что я мог бы работать эффек­тивнее, если бы только видел мой путь, и для меня невыносима мысль, что вы отказываетесь от меня при любом недоразумении по поводу моих взглядов. И все же каждое ваше письмо показывает мне, что вы не по­нимаете, что я думаю и чувствую. (*) Чтобы объяснить это, я осмели­ваюсь набросать несколько комментариев по поводу вашего письма Синнетту.

Вы сказали, что если России не удастся захватить Тибет, то это произойдет из-за вас и, по крайней мере, вы заслужите нашу благодар­ность, я не согласен с этим в том смысле, в каком вы подразумеваете. (l) Если бы я думал, что Россия, в целом, управляла бы Тибетом и Индией так, что их обитатели станут счастливее, чем при ныне суще­ствующем правительстве, я бы сам приветствовал ее и трудился бы, чтобы этот приход состоялся. Но поскольку я могу судить, русское пра­вительство представляет собою развращенный деспотизм, враждебный индивидуальной свободе деятельности и поэтому враждебный также ис­тинному прогрессу... и т. д.

Затем о вакиле, говорящем по-английски. Разве этого человека сле­дует упрекать? Вы и ваши никогда не учили его, что в «Иога-Видьи» есть что-либо значительное. Единственные люди, которые позаботились об его образовании, научили его материализму, теперь он вам противен, а кто виноват в этом?.. Может быть, я сужу, как посторонний человек, но мне действительно кажется, что та непроницаемая завеса секретности, которою вы окружили себя, эти огромные трудности, которыми вы обставляете приобретение у вас духовных познаний, - являются глав­ной причиною оголтелого материализма, который вы так порицаете.

...Вы же одни только обладаете средствами доводить до созна­ния обычных людей убеждения этого рода, но, по-видимому, будучи свя­заны древними правилами, далеко не ревностно распространяя это зна­ние, окутываете его в такое густое облако тайны, что большинство людей, естественно, не верят в его существование... Не может быть никакого оправдания тому, что вы не даете миру в ясном изложении более значительных положений вашей философии, сопровождая учение рядом наглядных примеров (демонстраций), чтобы обеспечить внимание всех непредубежденных умов. Что вы колеблетесь и опасаетесь спешной пе­редачи человечеству великих сил, которыми, по всей вероятности, бу­дут злоупотреблять, - это я вполне понимаю, но это никоим образом не оправдывает вашего категорического отказа демонстрировать результа­ты ваших психических исследований, сопровождаемых феноменами, до­статочно ясными и часто повторяемыми, чтобы доказать, что вы, на самом деле, знаете больше по данному предмету, чем знает о нем за­падная наука... (2)

Возможно, что вы на это возразите - «а как насчет дела Слэйда?» - но не забудьте, что он брал деньги за то, что делал, зарабатывая этим на жизнь. Совершенно иным было бы положение человека, который вызвался бы бесплатно, явно жертвуя своим временем, удобствами и комфортом, учить тому, что он считает нужным человечеству. Сперва, несомненно, все скажут, что этот человек сумасшедший или обманщик, но затем, когда феномены за феноменами будут все повторяться и по­вторяться, им придется признать, что в этом что-то есть, и в течение трех лет все передовые умы в любой цивилизованной стране обратят вни­мание на этот вопрос, и появятся десятки тысяч устремленных иссле­дователей, десять процентов из которых могут оказаться полезными ра­ботниками, и один из тысячи, возможно, разовьет в себе необходимые способности, чтобы стать в конце концов адептом. Если вы пожелаете воздействовать на умы туземцев через европейский ум, то следует по­ступить именно таким образом. Разумеется, я говорю, заранее прося ис­править возможные неточности, вызванные незнанием условий, возмож­ностей и т. д. Но во всяком случае, за это незнание я не должен быть порицаем... (3)

Теперь рассмотрим фрагмент: «Не приходило ли вам в голову, что выход двух бомбейских публикаций мог если не подвергнуться влиянию, то, по крайней мере, быть допущен теми, кто мог бы воспрепятствовать этому, ибо они видели необходимость в такой степени возбуждения для создания двойного результата - отвлечения внимания от громкого слу­чая с брошью и, возможно, испытания силы вашей личной заинтересо­ванности в оккультизме и теософии? Я не говорю, что это так и было; я только справляюсь, приходила ли вам в голову такая возможность?» Ра­зумеется, это было адресовано Синнетту; но я все же хочу ответить по-своему. Первым делом я хочу сказать: cui bono бросание такого наме­ка? Вы должны знать, было так или нет. Если же не было, то зачем за­ставлять нас гадать, размышлять, было ли это, когда вы знаете, что этого не было. Но если это было так, то я осмеливаюсь утверждать, что, во-первых, такой идиотический прием, как этот, не может служить ис­пытанием персональной заинтересованности какого-либо человека (су­ществует множество человеческих существ, которые представляют со­бою только что-то вроде образованных обезьян) в чем-либо... Во-вто­рых, если Братья умышленно позволили опубликовать те письма, то я могу только сказать, что, с моей точки зрения мирского непосвященно­го человека, они совершили досадную ошибку... так как целью Брать­ев, несомненно, было заставить уважать Т. О., то едва ли они могли из­брать более худший способ, чем опубликование этих глупых писем... Но все же, при обсуждении этого вопроса в общих чертах, вы когда-либо думали, разрешили ли Братья эту публикацию, я не могу не ответить, что если они не разрешили, то раздумывание над этим предметом -пустое дело; если же они разрешили, то поступили неблагоразумно. (4)

Затем идут ваши замечания о полковнике Олькотте. Славный ста­рый Олькотт, которого все, кто его знает, должны любить. Я вполне при­соединяюсь ко всему, что вы говорите в его пользу, но я не смогу не делать исключения тем словам, в которых вы восхваляете его, причем главный смысл этих слов заключается в том, что он никогда не заду­мывается над поручением, правильно ли оно, а только послушно выпол­няет. Это та же организация иезуитов, и этот отказ от личного мнения, это самоотречение от своей собственной персональной ответственнос­ти, это воспринимание внешних голосов в качестве заменителя собствен­ной совести - на мой взгляд, есть грех, притом необычной величины... Нет, в дальнейшем я чувствую себя обязанным сказать, что... если эта доктрина слепого повиновения является существенной частью в вашей системе, то я весьма сомневаюсь, может ли это одарить человечество каким-нибудь духовным светом, чтобы компенсировать ему потерю лич­ной свободы действия и того чувства индивидуальной ответственности, которого она (доктрина слепого повиновения) его лишает... (5)

...Но если бы имелось в виду, что я когда-нибудь буду получать инструкции делать то или другое без понимания, почему и для чего это надо делать, не разбираясь в последствиях, слепо и не задумываясь, только идти и делать, то скажу: для меня тут конец, я не военная маши­на, я заклятый враг военной организации и друг и защитник производ­ственно-кооперативной системы; и я не присоединюсь ни к какому об­ществу или организации, которые хотели бы ограничить или контролиро­вать мое право личного мнения. И, конечно, я не доктринер и не желаю обращаться с каким-либо принципом, как обращаются с игрушечной лошадкой...

Возвращаюсь к Олькотту, и я не думаю, что его связь с предпо­лагаемым обществом принесет какое-либо зло...

Во-первых, я ни в коем случае не возразил бы против надзора со стороны старого славного Олькотта, потому что я знаю, что этот над­зор будет только номинальным, так как если бы он даже пытался по­ставить дело по-другому, то Синнетт и я - оба вполне в состоянии зас­тавить его замолчать, как только он начнет без надобности вмешивать­ся. Но ни тот, ни другой из нас не примет его как нашего истинного руководителя (6), так как мы оба превосходим его умственно. Это очень грубое изложение, как сказали бы французы, но que voulez vous? Без полной откровенности не будет и взаимопонимания...

 

Искренне ваш А. О. Хьюм

 

 

ПИСЬМО 7b

К. X. — Синнетту

 

(*) Я хорошо понял. Но как бы искренни они ни были, эти чувства слишком глубоко покрыты коркой самодовольства и эгоистического уп­рямства, чтобы вызвать во мне что-либо похожее на сочувствие.

1. Веками в Тибете мы имели высоконравственный чистосердеч­ный простодушный народ, лишенный благословения цивилизации и поэто­му не запятнанный ее пороками. Веками Тибет был последним уголком на планете, не испорченным до той степени, чтобы препятствовать сме­шиванию двух атмосфер - физической и духовной. И он хочет, чтобы мы обменяли это на его идеал цивилизации и прав! Это чистое саморазгла­гольствование, сильная страсть услышать себя самого дискутирующим и навязать каждому свои идеи.

2. Действительно, мистера X. следовало бы послать от какого-ни­будь международного филантропического комитета в качестве друга гиб­нущего человечества, чтобы он учил наших Далай-лам мудрости. По­чему он сразу не сядет и не составит план для чего-нибудь похожего на идеальную «Республику» Платона с новой схемой для всего под Солн­цем и Луною - ума не приложу!

3. Это действительно с его стороны благосклонность, что он так из кожи вон лезет, чтобы учить нас. Конечно, это чистая любезность, а не желание возвыситься над всем остальным человечеством. Это его последнее достижение в ментальной эволюции, которое, будем надеяться, не обратится в разложение.

4. Аминь! Мой дорогой друг, вас надо было бы привлечь к ответ­ственности за то, что вы не подали ему блестящей идеи предложить свое услуги в качестве главного наставника Тибета, реформатора древние суеверий и спасителя грядущих поколений. Конечно, если бы он это про­чел, он стал бы немедленно доказывать, что я аргументирую, как «об­разованная обезьяна».

5. Теперь послушайте только, что этот человек болтает о том, о чем он ничего не знает. Нет живого человека, который был бы более свободен, чем мы после того, как вышли из стадии ученичества. По­нятливыми и послушными, но никогда не рабами должны мы быть в то время; иначе, если мы будем проводить наше время в спорах, мы ни­когда ничему не научимся.

6. И кто же когда-либо думал предложить его в качестве таково­го? Мой дорогой собрат, неужели вы действительно можете порицать меня за то, что я уклоняюсь от более близких отношений с человеком, вся жизнь которого кажется состоящей из непрестанного аргументиро­вания и обличительных речей? Он говорит, что никакой он не доктри­нер, между тем как он именно им и является! Он достоин всякого ува­жения и даже любви тех, кто хорошо его знает. Но, светила мои! Своим однообразным пищанием о своих собственных воззрениях менее чем в 24 часа он парализовал бы любого из нас, кому не посчастливилось при­близиться к нему на расстояние одной мили. Нет! Тысячу раз нет! Из таких людей, как он, получаются способные государственные деятели, ораторы и все, что угодно, но - не адепты. Среди нас нет ни одного такого. Возможно, что именно поэтому у нас не ощущалось надобности в доме для сумасшедших. Менее чем в три месяца он довел бы поло­вину тибетского населения до сумасшествия! На днях в Умбалле я от­правил вам письмо по почте. Вижу, что вы его еще не получили.