Критика как движущаяся риторика И эстетика

Первые теорети­ко-эстетические положения, обобщающие опыт искусства, возникли в философии. Другими словами, критика возникла благодаря встречному движению науки и искусства, философии и литературы.

Начиная с IV в. до н.э. зарождаются риторические школы, формировавшие нормы ора­торского искусства. Демократия полиса требовала этого искусства, а порой и навыков дема­гогии, и риторика была ответом на эти социальные потребности.

Риторика находилась в сложных и изменчивых отношениях с философией и в то же вре­мя опиралась на предшествующий литературно-художественный опыт. Постепенно наме­тился процесс вычленения из риторики литературной критики в самостоятельном виде. Порождающее значение риторики по отношению к литературной критике весьма сущест­венно для понимания ее природы, функций и метода. Возврат к опыту риторики или, вернее, включение ее мыслительного материала в арсенал методологии современной литературной (и шире — всей художественной) критики опирается на историю возникновения этой сферы духовной деятельности.

Первоначальное соперничество между поэзией и философией во вли­янии на формирование художественной критики далее сменяется сопер­ничеством эстетики и риторики. Своим происхождением критика обязана эстетике и риторике (риторике, обращенной на анализ не устной, а пись­менной, «стилистически маркированной», художественной речи). Крити­ка родилась благодаря вовлечению эстетики и риторики в процедуру фор­мирования оценочных и интерпретационных суждений.

История происхождения критики выявляет ее внутренние связи с эстетикой (сферой те­ории), с риторикой (которая в этом процессе олицетворяет собой методологию) и с собст­венно поэзией (которая нуждалась в художественных критериях и поэтому рефлектировала, создавая принципы и процедуры самооценки).

Зная историю становления критики, можно понять ее современную структуру и поле ее духовных взаимодействий: 1) с областями теоретического изучения литературы и искусства (эстетика, теория литературы, искусствоведение, поэтика); 2) с дисциплинами, причастны­ми к методологии интерпретации (риторика, герменевтика); 3) с дисциплинами, помогаю­щими анализировать текст (структурализм); 4) с дисциплиной, вырабатывающей принципы и процедуры оценки (аксиология); 5) с видами искусства (театр, музыка, кино), каждый из

которых способен быть не только объектом, но и инструментом исследования. Речь идет о новой тенденции развития критической мысли — использовании опыта различных ис­кусств и сфер искусствознания. Так, Бахтин использовал категории музыковедения (поли­фония, многоголосье) при анализе поэтики Достоевского. Эйзенштейн применил понятия кинотеории (монтаж, план, кадр) для исследования поэзии Пушкина. Позже в трудах Мазе­ля термин «монтаж» стал инструментом анализа музыки Шостаковича. Использование опы­та различных видов искусства обогащает критику новыми приемами, новой операционной техникой и категориальным аппаратом.

«Критика — движущаяся эстетика», — говорил Белинский. Конечно, метафора не претендует ни на научную точность, ни на однозначность прочтения и всегда уступает научному определению, но имеет по отноше­нию к нему и преимущества: эмоциональную убедительность, нагляд­ность и выразительность. Афоризм Белинского можно трактовать следу­ющим образом. Эстетика, обобщая художественный опыт человечества, вырабатывает ряд теоретических постулатов, законов и категорий, кото­рые развиваются и меняются в ходе истории. Суждения эстетики являют­ся теоретическим фундаментом критического анализа художественного текста. Когда критик отказывается от эстетики, она догоняет его в виде са­мых наивных, ретроградных и компилятивных суждений об искусстве. Убегая от знания, можно прибежать только к невежеству. Суждения же не­вежды о художественных достижениях, при всей его интуиции, вкусе и умении выразить свое художественное впечатление, отнюдь не продвига­ют ни науку об искусстве, ни само искусство.

Критика есть движущаяся эстетика в том смысле, что критический анализ плодотворен только тогда, когда в его процессе приводится в дви­жение аппарат эстетических категорий и исследование текста опирается на «снятый» художественный опыт человечества — на эстетику. В этом же смысле можно сказать, что критика — и движущаяся риторика.

Образная мысль взаимодействует с личным опытом реципиента. Смысл образа неоднозначен. Однако в его прочтении нет места произво­лу. Существуют границы прочтения и интерпретации. Образ дает фикси­рованную программу размышления над определенным кругом жизненно­го материала. Из этого следует: критик должен освоить широчайшие слои жизненного и эстетического опыта; нельзя требовать тождества оценок от критиков, но их суждения при всех расхождениях должны оставаться в русле программы, заданной художественным произведением.

Объект исследования критики — произведение и художественный процесс в целом. Критика определяет ценностный статус каждого худо­жественного произведения. Для ориентации критики в пространстве ми­ровой художественной культуры большое значение имеет опора на эсте­тику. Пушкин отмечает, что критика «основана на совершенном знании правил, коими руководствуется художник или писатель в своих произве-

дениях, на глубоком изучении образцов и на деятельном наблюдении со­временных замечательных явлений» (Пушкин. 1958. С. 159). Эти идеи Пушкина нашли свое продолжение и теоретическое завершение в упомя­нутой формуле Белинского.

Теоретик систематизирует знания, выводит массу накопленных фактов из небольшого числа основных предпосылок. Гипотеза, подтвержденная фактами, превращается в знание более высокого порядка. Существует в науке и «задел знаний» — факты, еще не ассимили­рованные теорией. Эти современные представления о структуре знания объясняют и взаи­моотношение эстетики и критики. Последняя создает для эстетики «задел знаний» и ставит перед нею вопросы, решение которых продвигает теорию вперед. Результаты первых на­блюдений критики гипотетичные и частные, но у серьезного критика все ориентировано на выявление закономерностей творчества, на обобщение. Тем более это касается литературо­ведения и искусствоведения, которые имеют дело с процессом относительно стабильным, находящимся на известном историческом расстоянии. Эстетика же призвана систематизи­ровать знания, накопленные критикой и литературоведением (искусствоведением), прове­рять, отвергать или поднимать гипотетические знания до уровня законов и категорий.

Теория не является инструментом критического анализа. Между исследователем и предметом исследования стоят не только теоретические суждения о данной сфере жизни, но и вытекающая из них методология. Она-то и дает инструменты анализа. Иными словами, для критического прочтения произведения мало привести в движение эстетику, ее понятий­ный и категориальный аппарат, надо еще вооружиться выработанными на основе познан­ных закономерностей искусства установками, принципами, приемами, процедурами, которые в своей совокупности и составляют метод критического анализа и нужно привести в движение риторику и герменевтику.

Критическая позиция надстраивается обычно над познавательной, эс­тетической или какой-либо другой позицией. В своих оценочных функци­ях критика базируется на эстетических аспектах теории ценностей — ак­сиологии. А поскольку речь идет об операциях интерпретационных, то другой аспект критики связан с герменевтикой.