Понятие политической культуры. Хотя многое из того, что в настоящее время относится к политической куль­туре, описывалось еще мыслителями древности (Конфуций

Хотя многое из того, что в настоящее время относится к политической куль­туре, описывалось еще мыслителями древности (Конфуций, Платон, Аристотель), сам термин появил­ся впервые много позже — в XVIII в. в трудах немецкого филосо­фа-просветителя И. Гердера. Теория же, описывающая эту груп­пу политических явлений, сформировалась только в конце 50 — начале 60-х гг. нынешнего столетия в русле западной политоло­гической традиции. Большой вклад в ее разработку внесли аме­риканские ученые Г. Алмонд, С. Верба, Л. Пай, У. Розенбаум, англичане Р. Роуз и Д. Каванах, немецкий теоретик К. фон Бойме, французы М. Дюверже и Р. Ж. Шварценберг, голландец И. Инглхарт и другие.

Теория политической культуры позволила преодолеть огра­ниченность институционального анализа в политических иссле­дованиях, не способного объяснить, почему, например, одинако­вые по форме институты государственной власти в разных стра­нах действуют порой совершенно по-разному. Сосредоточив же внимание на разделяемых людьми ценностях, локальной мифо­логии, содержании символов и стереотипов, человеческой мен-тальности и прочих аналогичных явлениях, теория политической культуры дала возможность глубже исследовать мотивацию поли­тического поведения граждан и институтов, выявить причины множества конфликтов, которые невозможно было объяснить, опираясь на традиционные для политики причины: борьбу за власть, перераспределение ресурсов и т.д.

В науке сложились два основных подхода к трактовке полити­ческой культуры. Одни ученые отождествляют ее с субъективным содержанием политики, подразумевая под ней всю совокупность духовных явлений (Г. Алмонд, С. Верба, Д. Дивайн, Ю. Краснов и др.) и символов (Л. Диттмер). Неудивительно, что понятие полити­ческой культуры расценивается некоторыми из них не более чем «новый термин для старой идеи»[119], обобщенно характеризующий субъективный контекст властно-политических отношений.

Другая группа ученых, видя в политической культуре прояв­ление нормативных требований (С. Байт), совокупность типич­ных образцов поведения (Дж. Плейно), способ политической де­ятельности (У. Розенбаум) и т.д., считают, что это особый, спе­цифический субъективный ракурс политики.

Наиболее последовательно такой подход выражается в пони­мании политической культуры как явления, базирующегося на ценностных, т.е. глубинных представлениях человека о полити­ческой власти, которые воплощаются в самых типичных для него способах взаимодействия с государством, формах практической деятельности. Характеризуя таким образом неразрывную связь практических действий человека с длительным и подчас мучи­тельным поиском им своих политических идеалов, политическая культура отражает только самые устойчивые и отличительные черты его поведения, не подверженные каким-либо стремитель­ным изменениям под воздействием конъюнктуры или перепада настроений. В силу этого политическая культура выражает во­площаемый на практике внутренний кодекс человеческого пове­дения и потому выступает как стиль деятельности индивида в сфере политической власти (И. Шапиро, П. Шаран).

Характеризуя самые устойчивые представления человека и наиболее типичные формы его взаимоотношений с властью, стиль его политической деятельности демонстрирует, насколько им вос­приняты и усвоены общепризнанные нормы и традиции государ­ственной жизни, как в повседневной активности сочетаются твор­ческие и стереотипизированные приемы реализации ими своих прав и свобод и т.д. Тот же разрыв (противоречие), который скла­дывается между освоенными и неосвоенными человеком норма­ми политической игры, стандартами гражданского поведения, является важнейшим внутренним источником эволюции и раз­вития политической культуры.

В то же время сосуществование ценностной и сиюминутной (чувственной) мотиваций поступков, известное несовпадение на­мерений и действий человека придают политической культуре внутреннюю противоречивость, позволяют сосуществовать в ней «логичным», «нелогичным» и «внелогичным» элементам (В. Парето), способствуют одновременному поддержанию ею активных и пассивных форм политического участия индивида.

Особой сложностью отличается стиль массового политичес­кого поведения граждан, поддерживаемый строением институтов власти, т.е. политическая культура общества в целом. Эта поли­тическая культура, закрепляя нормы, стереотипы, приемы обще­ния и проч. в политическом языке (соответствующих терминах, символах и т.д.), придает особую значимость атрибутам государ­ственности (флагу, гербу, гимну). Тем самым политическая куль­тура стремится интегрировать общество, обеспечить стабильность отношений элиты и электората.

Там же, где люди отчуждены от власти и не имеют возмож­ности руководствоваться значимыми для себя политическими ценностями и целями, как правило, возникает противоречие между официальной (поддерживаемой институтами государства) поли­тической культурой и теми ценностями (и соответствующими им формами поведения), на которые сориентировано большинство или значительная часть населения. Так, например, в ряде стран Восточной Европы официальные цели «социалистического стро­ительства» в значительной мере внедрялись под давлением госу­дарственных инстанций, но по-настоящему не встроились в сис­тему национальных ценностей и традиций. Поэтому и расстава­ние с социалистическим строем прошло там достаточно безбо­лезненно, в виде т.н. бархатных революций.

Однако в разных странах — и даже в тех, где нет существен­ных противоречий между официальной и реальной политической культурой, — всегда существуют различия в степени признания и поддержки общественными группами и индивидами принятых в политической системе норм и традиций. Это свидетельствует о разной степени культурной оснащенности политических субъек­тов. Более того, там, где получают распространение идеи, прене­брегающие ценностью человеческой жизни, игнорирующие пра­ва граждан, где правящий режим заставляет людей руководство­ваться чувствами страха и ненависти друг к другу, утверждает в общественном сознании идеологию насилия, — там распадается ткань политической культуры. Культурные ориентиры и способы политического участия уступают место иным взаимоотношениям граждан с властями. Фашистские, расистские, шовинистические движения и терроризм, охлократические формы протеста и тота­литарный диктат властей неспособны поддерживать и расширять культурное пространство в политической жизни. Напротив, они создают в политике культурный вакуум, порождают процессы, чреватые разрушением человеческого сообщества.

Строго говоря, политическая культура отличается также и от предполитического (потестарного) участия граждан в отношени­ях власти, основанного не на рациональных, а на иррациональ­ных ориентирах, направленность которым задает круговая пору­ка этноса, земляческая мифология, «единая кровь» своей общи­ны. Носители подобного рода воззрений, не зная «общего инте­реса» и дисциплины (И. Ильин), понимая свободу как «бесчинст­во разнузданности» (С. Франк), служат источником классового и социального эгоизма, способствуют распространению болезнен­ных этнофобий и вспышек насилия в обществе.

Констатируя невозможность построения всех форм участия граждан в политике на образцах культуры, а также разную сте­пень обусловленности институтов власти общепринятыми цен­ностями, следует признать, что политическая культура способна сужать или же расширять зону своего реального существования. Поэтому в целом она не является универсальным политическим явлением, пронизывающим все фазы и этапы политического про­цесса. Развиваясь по собственным законам, она способна оказы­вать влияние на формы организации политической власти, стро­ение ее институтов, характер межгосударственных отношений.

Воплощая ценностно-смысловую де­терминацию политической активнос­ти человека, политическая культура характеризует его способность понимать специфику своих власт­но значимых интересов, действовать при достижении целей в соот­ветствии с правилами политической игры, а также творчески перестраивать свою деятельность при изменении потребностей и внеш­них обстоятельств. Политическая культура может проявляться в форме духовных побуждений и ориентаций человека, в опредмеченных формах его практической деятельности, а также в институциализированном виде (т.е. будучи закрепленной в строении органов политического и государственного управления, их функ­циях). Поскольку не все ценности одновременно воплощаются практически (и уж, тем более, институционально), между выше­названными формами проявления политической культуры всегда имеются определенные противоречия.

В целом политическая культура способна оказывать тройст­венное влияние на политические процессы и институты. Во-пер­вых, под ее воздействием могут воспроизводиться традиционные формы политической жизни. Причем такая возможность сохра­няется даже в случае изменения внешних обстоятельств и харак­тера правящего режима. Так, например, в традиционных общест­вах (аграрных, построенных на простом воспроизводстве и нату­ральных связях) политическая культура даже в период реформа­ции, как правило, поддерживает прежнюю архаическую структу­ру власти, противодействуя целям модернизации и демократиза­ции политической системы. Такая способность политической куль­туры хорошо объясняет то, что большинство революций (т.е. стре­мительных, обвальных изменений) чаще всего заканчивается либо возвратом к прежним порядкам (означающим невозможность населения адаптировать новые для себя цели и ценности), либо террором (только и способным принудить людей к реализации новых для них принципов политического развития).

Во-вторых, политическая культура способна порождать но­вые, нетрадиционные для общества формы социальной и поли­тической жизни, а, в-третьих, комбинировать элементы прежне­го и перспективного политического устройства.

Политической культуре свойственны определенные функции в политической жизни. К важнейшим из них можно отнести сле­дующие:

— идентификации, раскрывающей постоянную потребность человека в понимании своей групповой принадлежности и опре­делении приемлемых для себя способов участия в выражении и отстаивании интересов данной общности;

— ориентации, характеризующей стремление человека к смы­словому отображению политических явлений, пониманию собст­венных возможностей при реализации прав и свобод в конкрет­ной политической системе; —адаптации, выражающей потребность человека в приспособлении к изменяющейся политической среде, условиям осу­ществления его прав и властных полномочий;

— социализации, характеризующей обретение человеком опре­деленных навыков и свойств, позволяющих ему реализовывать в той или иной системе власти свои гражданские права, полити­ческие функции и интересы;

— интеграции (дезинтеграции), обеспечивающей различным группам возможность сосуществования в рамках определенной политической системы, сохранения целостности государства и его взаимоотношений с обществом в целом;

— коммуникации, обеспечивающей взаимодействие всех субъ­ектов и институтов власти на базе использования общепринятых терминов, символов, стереотипов и других средств информации и языка общения.

В различных исторических условиях — чаще всего при неста­бильных политических процессах — некоторые функции полити­ческой культуры могут затухать и даже прекращать свое действие. В частности, может весьма значительно снижаться коммуника­тивная способность политических норм и традиций государст­венной жизни, в результате чего будет неизбежно обостряться полемика между различными общественными группами и осо­бенно теми из них, которые придерживаются противоположных позиций относительно правительственного курса. С другой сто­роны, в переходных процессах нередко возрастает способность политической культуры к дезинтеграции систем правления, ос­нованных на непривычных для населения целях и ценностях.

Политическая культура — явление полиструктурное, многоуровневое. Многообразные связи политической культуры с различными социальными и политическими процес­сами предопределяют ее сложное строение и организацию. Раз­нообразные внутренние структуры политической культуры ото­бражают технологию формирования политического поведения субъектов, этапы становления культурного целого (т.е. полити­ческой культуры отдельно взятой страны, региона), наличие раз­нообразных субкультурных образований и т.д.

Одна из структур раскрывает различные способы ценностной ориентации человека намировоззренческом (где он встраивает представления о политике в свою индивидуальную картину миро­восприятия),гражданском (где, осознавая возможности органов государственной власти и, в соответствии с этим, собственные возможности защищать свои права и интересы, человек вырабатывает качественно новый уровень понимания своего полити­ческого статуса), а также насобственно политическом уровне цен­ностных представлений (где человек вырабатывает отношение к конкретным формам правления режима, своим союзникам и оп­понентам и т.д.).

На каждом из этих уровней у человека могут складываться довольно противоречивые представления. Причем отношение к конкретным политическим событиям изменяется, как правило, значительно быстрее, нежели мировоззренческие принципы, в силу чего восприятие новых целей и ценностей, переосмысление истории и т.д. осуществляются крайне неравномерно. Все это при­дает формированию и развитию политической культуры допол­нительную сложность и противоречивость. А степень соответст­вия уровней ценностной ориентации непосредственно определя­ет характер целостности и внутренней неравновесности полити­ческой культуры.

Различия в выборе людьми тех или иных ценностных ориен­тиров и способов политического поведения в немалой степени зависят от их принадлежности к социальным (классы, слои, страты), национальным (этнос, нация, народ), демографическим (жен­щины, мужчины, молодежь, престарелые), территориальным (на­селение определенных районов и регионов), ролевым (элита и электорат) и другим (религиозные, референтные и проч.) груп­пам. Выработка людьми ценностных ориентаций (и соответству­ющих форм поведения) на основе групповых целей и идеалов превращает политическую культуру в совокупность субкультур­ных образований, характеризующих наличие у их носителей су­щественных (несущественных) различий в отношении к власти и государству, правящим партиям, в способах политического учас­тия и т.д.

В конкретных странах и государствах наибольшим полити­ческим влиянием могут обладать самые разные субкультуры (на­пример религиозные субкультуры в Северной Ирландии и Лива­не или этнические в Азербайджане). В целом же наибольшим значением для жизни и политического развития общества обла­дает субкультура лидеров и элит, определяющая характер испол­нения ее носителями специализированных функций по управле­нию политической системой.

В этом смысле наиболее .важными элементами данной суб­культуры являются способности лидеров и представителей элиты выражать интересы рядовых граждан (и прежде всего не превра­щать свое общественное положение в способ достижения сугубо индивидуальных целей), их профессиональные управленческие качества, а также те черты и свойства, которые позволяют им приобрести и поддерживать авторитет, убедить общественность во мнении, что занимаемое высокое место во властной иерархии принадлежит им по праву.

Типы политических культур

На протяжении развития разнообраз­ных государств и народов выработа­но множество типов политической культуры, выражающих преобладание в стиле политического по­ведения граждан определенных ценностей и стандартов, форм взаимоотношений с властями, а также иных элементов, сложив­шихся под доминирующим воздействием географических, духов­ных, экономических и прочих факторов.

В основании типологии политических культур могут лежать достаточно приземленные факторы, отражающие, к примеру, спе­цифику разнообразных политических систем (X. Экстайн), стран и регионов (Г. Алмонд, С. Верба), типов ориентаций граждан в политической игре (в частности моралистских, индивидуальных или традиционных — Д. Элазар), открытость (дискурсивность) или закрытость (бездискурсивность) политических ценностей к инокультурным контактам (Р. Шварценберг), внутреннюю целост­ность культурных компонентов (Д. Каванах), идеологические раз­личия (Е. Вятр и др.).

Особую известность в науке получила классификация полити­ческой культуры, предложенная Г. Алмондом и С. Вербой в книге «Гражданская культура» (Нью-Йорк, 1963). Анализируя и сопостав­ляя основные компоненты и формы функционирования полити­ческих систем Англии, Италии, ФРГ, США и Мексики, они выде­лили три «чистых» типа политической культуры:патриархальный,для которого характерно отсутствие интереса граждан к политичес­кой жизни;подданический, где сильна ориентация на политичес­кие институты и невысок уровень индивидуальной активности граж­дан;активистский, свидетельствующий о заинтересованности граж­дан в политическом участии и о проявлении ими активности в этом. Авторы подчеркивали, что на практике данные типы политической культуры взаимодействуют между собой, образуя смешанные фор­мы с преобладанием тех или иных компонентов. Причем самой массовой и одновременно оптимальной, с точки зрения обеспече­ния стабильности политического режима, является синтетическая культура «гражданственности», где преобладают подданнические ус­тановки и соответствующие формы участия людей в политике.

В то же время типы политической культуры могут опреде­ляться и на более общих основаниях, способных обнажить более универсальные черты разнообразных стилей политического по­ведения граждан в тех или иных странах. Так, например, можно говорить орыночной политической культуре (где политика пони­мается людьми как разновидность бизнеса и рассматривается в качестве акта свободного обмена деятельностью граждан) и этатистской (которая демонстрирует главенствующую роль государ­ственных институтов в организации политической жизни и опре­делении условий политического участия индивида — Э. Баталов).

Существуют и более общие критерии типологизации, задан­ные, в частности, спецификой цивилизационного устройства осо­бых полумиров — Востока и Запада, ценности и традиции кото­рых являются фундаментом практически всех существующих в мире политических культур.

Идеалы политической культуры запад­ного типа восходят к полисной (го­родской) организации власти в Древ­ней Греции, предполагавшей обяза­тельность участия граждан в решении общих вопросов, а также к римскому праву, утвердившему гражданский суверенитет личнос­ти. Огромное влияние на их содержание оказали и религиозные ценности христианства, прежде всего протестантской и католи­ческой его ветвей. Специфика же восточных норм и традиций коренится в особенностях жизнедеятельности общинных струк­тур аграрного азиатского общества, формировавшихся под воз­действием ценностей арабо-мусульманской, конфуцианской и индо-буддийской культур.

Коротко говоря, наиболее существенные различия этих цен­ностных ориентаций граждан в политической жизни общества проявляются в следующем:

Запад — убежденность, что власть может покоиться на физичес­ком, духовном или ином пре­восходстве человека над чело­веком; — отношение к политике как к разновидности конфликт­ной социальной деятельности, которая строится на принципах честной игры и равенства граж­дан перед законом;   — осознание самодостаточ­ности личности для осуществле­ния властных полномочий, от­ношение к политическим пра­вам как к условию укрепления права собственности; примат идеалов индивидуальной сво­боды; — признание индивида глав­ным субъектом и источником политики, отношение к госу­дарству как к институту, зави­симому от гражданского обще­ства, гаранту прав и свобод лич­ности, орудию предпринима­тельской деятельности индиви­да и группы; — предпочтение личностью множественности форм поли­тической жизни, состязатель­ного типа участия во власти, плюрализма и демократии; предпочтение усложненной ор­ганизации власти (наличия пар­тий, разнообразных групп дав­ления и т.д.);   — рациональное отношение к исполнению правящими эли­тами и лидерами своих функ­ций по управлению обществом, понимание необходимости кон­троля за их деятельностью и со­блюдения правил контрактной этики; — примат общегосударственных законов и установлений (кодифицированного права) над частными нормами и правила­ми поведения, понимание раз­личий в моральной и правовой мотивации политических дейст­вий граждан;   — достаточно ощутимая идеологизированность полити­ческих позиций граждан. Восток — уверенность в божествен­ном происхождении власти, не связанном ни с какими челове­ческими достоинствами; — отношение к политике как к подвижнической, недо­ступной всем деятельности, подчиненной кодексу поведения героев и принципам боже­ственного правления; отрица­ние случайности политических событий и понимание полити­ки как средства утверждения консенсуса, гармонии и мира; — отрицание самодостаточ­ности личности для осущест­вления властных полномочий, потребность в посреднике в от­ношениях между индивидом и властью; приоритет идеалов справедливости; политическая индифферентность личности; — признание главенствую­щей роли в политике элит и государства, предпочтение пат­роната государства над личнос­тью; признание приоритета над личностью руководителей об­щин, сообществ, групп; доми­нирование ценностей корпора­тивизма;   — предпочтение личностью исполнительских функций в политической жизни и коллек­тивных форм политического участия, лишенных индивиду­альной ответственности; тяго­тение к авторитарному типу правления, упрощенным фор­мам организации власти, поис­ку харизматического лидера; — обожествление (сакрали­зация) правителей и их деятель­ности по управлению общест­вом, отсутствие убежденности в необходимости их контроля; — приоритет местных пра­вил и обычаев (местного права) над формальными установ­лениями государства, тенден­ция к сглаживанию противоре­чий между нравственными тра­дициями общности и законода­тельными установлениями как мотивами политического пове­дения; — менее выраженная идео­логизированность позиций, ве­ротерпимость (за исключением исламистских течений).

В классическом виде названные ценности и традиции взаи­модействия человека и власти формируют органически противо­положные политические культуры (например в США и Иране, во Франции и Кампучии). И даже перестройка политических институтов по образцам одного типа культуры не может порой поколебать устойчивость отдельных ценностей прежней куль­туры. К примеру, в Индии, где в наследство от колониального владычества Великобритании страна получила достаточно раз­витую партийную систему, парламентские институты и проч., по-прежнему доминируют архетипы восточного менталитета. И поэтому на выборах главную роль играют не партийные про­граммы, а мнения деревенских старост, князей (глав аристо­кратических родов), руководителей религиозных общин и т.д. В то же время и в ряде западноевропейских стран повышен­ный интерес к религиям и образу жизни на Востоке также никак не сказывается на изменении параметров политической культуры.

Правда, в некоторых государствах все-таки сформировался некий синтез ценностей западного и восточного типов. Так, на­пример, технологический рывок Японии в клуб ведущих инду­стриальных держав, а также политические последствия послевоен­ной оккупации страны позволили укоренить в ее политической культуре значительный заряд либерально-демократических цен­ностей и образцов политического поведения граждан. Весьма интенсивное взаимодействие Запада и Востока протекает и в по­литической жизни стран, занимающих срединное геополитичес­кое положение (Россия, Казахстан и др.), — там формируется определенный симбиоз ценностных ориентаций и способов по­литического участия граждан.

И все же качественные особенности вышеназванных миро­вых цивилизаций, как правило, обусловливают взаимно не пре­образуемые основания политических культур, сближение кото­рых произойдет, очевидно, в далеком будущем.

Политическая культура отдельной страны, как правило, формируется в процессе переплетения различных ценностных ориентаций и способов политического участия граж­дан, национальных традиций, обычаев, способов общественного признания человека, доминирующих форм общения элиты и элек­тората, а также других обстоятельств, выражающих устойчивые черты цивилизационного развития общества и государства. Так, например, история государственного развития США, где суме­ли выработать единые базовые ценности либерализма и демо­кратии, сформировать плюралистическую организацию влас­ти, обусловила достаточно деидеологизированные ориентации своих граждан, низкую политическую активность последних (вызванную уважением к правящим элитам), склонность к ис­пользованию легитимных форм политического участия, зако­нопослушность, высокий патриотизм и т.д. Английскую поли­тическую культуру отличает такая же всеобщность базовых политических ценностей, высокий уровень легитимности влас­тей и ответственности элит за свои действия, особая почти­тельность граждан к символам государственности, склонность к минимизации конфликтов и поиску согласия между полити­ческими силами. Политико-культурный облик Германии от­личает повышенная законопослушность населения, чуткость к правовым регуляторам политического поведения и соблюде­нию процедур, ответственность элит за исполнение своих обя­занностей и т.д.

В России также сложились определенные особенности полити­ческой культуры, прежде всего обусловленные ее геополитичес­ким положением, доминировавшими формами коллективного образа жизни, длительной дистанцированностью граждан от ре­альных рычагов власти, низкой политической ролью механизмов самоуправления и самоорганизации населения. Причем в XX в. ; на характер политической культуры сильнейшее влияние оказали уничтожение тоталитарными режимами целых социальных слоев (купечества, гуманитарной интеллигенции, офицерства) и народностей, отказ от рыночных регуляторов развития экономики, насильственное внедрение коммунистической идеологии. Это не только нарушило естественные механизмы и трансляторы российских традиций, преемственность поколений, развитие цен­ностей плюралистического образа жизни, но и деформировало межкультурные связи и отношения России с мировым сообщест­вом. В целом же такая политика послужила усеченному воспро­изводству и развитию российской цивилизации.

В результате ведущее на сегодняшний день положение в по­литической культуре российского общества завоевали ценности коммунитаризма (восходящие к общинному коллективизму и обу­словливающие приоритет групповой справедливости перед принципами индивидуальной свободы личности, а в конечном счете — ведущую роль государства в регулировании политичес­кой и социальной жизни). В то же время по преимуществу персо­нализированное восприятие власти, а также нравственный ха­рактер требований к ее деятельности предопределяют стремле­ние большинства граждан к поиску харизматического лидера («спа­сителя отечества», способного вывести страну из кризиса), недо­понимание роли представительных органов власти, тяготение к исполнительским функциям с ограниченной индивидуальной от­ветственностью. Причем явная непопулярность контроля за влас­тями сочетается у людей со слабым уважением законов государ­ства и предпочтением своей, «калужской законности» (Ленин) перед понятиями кодифицированного права.

Неколебимая уверенность в правоте «своих» принципов (обы­чаев, традиций, лидеров и проч.) в сочетании с множеством идей­ных, не допускающих компромисса ориентиров граждан поддер­живает в политической культуре российского общества глубокий внутренний раскол. Наличие же многообразных взаимооппони­рующих субкультур не дает возможности выработать единые цен­ности политического устройства России, совместить ее культур­ное многообразие с политическим единством, обеспечить внут­реннюю целостность государства и общества.

В настоящее время политическая культура российского обще­ства являет собой культуру внутренне расколотую, в которой пре­обладают нормы и ценности патриархально-традиционалистско-го типа, отображающие низкий гражданский статус личности и доминирование государственных форм регулирования жизни над механизмами самоуправления и самоорганизации общества. Ха­рактерной чертой сложившегося стиля поведения большинства населения является и склонность к несанкционированным фор­мам политического протеста, предрасположенность к силовым методам разрешения конфликтных ситуаций, невысокая заинте­ресованность граждан в использовании консенсусных техноло­гий властвования.

Доминирование подобных норм и ценностей препятствует утверждению в обществе демократических форм организации влас­ти, а в ряде случаев способствует активизации политических дви­жений националистического и фашистского толка. В целом же сформировавшиеся черты массового стиля политического пове­дения поддерживают и воспроизводят в нашем обществе черты прежней, тоталитарной государственности, являются прекрасной почвой для распространения социальных мифов, служащих ин­тересам старой и новой элиты.

Таким образом, одна из насущных задач реформирования рос­сийского государства и общества — преобразование полити­ческой культуры на основе ценностей демократического типа, правовых, взаимоуважительных норм и отношений индивида и власти.

Демократизировать политико-культурные качества российского общества можно прежде всего путем реального изменения граж­данского статуса личности, создания властных механизмов, пере­дающих властные полномочия при принятии решений законно избранным и надежно контролируемым представителям народа. Нашему обществу необходимы не подавление господствовавших прежде идеологий, не изобретение новых «демократических» док­трин, а последовательное укрепление духовной свободы, реаль­ное расширение социально-экономического и политического пространства для проявления гражданской активности людей, вовлечение их в перераспределение общественных материальных ресурсов, контроль за управляющими. Политика властей должна обеспечивать мирное сосуществование даже противоположных идеологий и стилей гражданского поведения, способствуя обра­зованию политических ориентаций, объединяющих, а не проти­вопоставляющих позиции социалистов и либералов, консервато­ров и демократов, но при этом радикально ограничивающих идей­ное влияние политических экстремистов. Только на такой основе в обществе могут сложиться массовые идеалы гражданского до­стоинства, самоуважение, демократические формы взаимодейст­вия человека и власти.

Политическая социализация

Формирование, воспроизводство и развитие политической культуры осу­ществляется через усвоение и поддер­жание людьми ее норм, образцов и стандартов поведения, тради­ций. Усвоение человеком требований статусного и ролевого поведения, культурных ценностей и ориентиров, ведущее к форми­рованию у него качеств и свойств, позволяющих адаптироваться в данной политической системе и выполнять там определенные функции, называетсяполитической социализацией. Человек, ли­шенный такого рода свойств, включаясь в политику, зачастую не способен адаптироваться к ее требованиям, защитить себя от жестких политических взаимоотношений, эффективно отстаивать свои интересы.

Проблеме социальной и политической адаптации человека, восприятия им традиций и ценностей уделялось повышенное вни­мание еще с 20-х гг. нынешнего столетия (особенно адаптации этнических групп в больших городах). Однако единого подхода к пониманию процесса политической социализации выработано не было. Так, классическая теория политической социализа­ции, разработанная чикагскими учеными под руководством Д. Истона, трактовала ее как процесс обучения человека спе­циальным ролям, которые ему необходимо выполнять в сфере политики. Большинство поддерживающих эту теорию ученых (Л. Коэн, Р. Липтон, Т. Парсонс), естественно, акцентирова­ли внимание на взаимодействии человека с политической систе­мой и ее институтами.

Другое авторитетное направление в политической науке (М. Хабермас, К. Луман) рассматривает политическую социали­зацию как аккультурацию (т.е. освоение человеком новых для себя ценностей), выдвигая, таким образом, на первый план внутриличностные, психологические механизмы формирования поли­тического сознания и поведения человека. Ученые же, рабо­тающие в русле психоанализа (Э. Эриксон, Э. Фромм), глав­ное внимание уделяют исследованию бессознательных моти­вов политической деятельности (формам политического про­теста, контркультурного поведения), понимая политическую социализацию как скрытый процесс политизации человечес­ких чувств и представлений.

Несмотря на различия в подходах, большинство ученых все же сходятся в том, что важнейшими функциями политической социализации являются достижение личностью умений ориенти­роваться в политическом пространстве и выполнять там опре­деленные властные функции. В этом смысле политическая со­циализация представляет собой как бы двуединый процесс: с одной стороны, она фиксирует усвоение личностью опреде­ленных норм, ценностей, ролевых ожиданий и проч., требуе­мых политической системой, а с другой — демонстрирует, как личность избирательно осваивает эти традиции и представления, закрепляя их в тех или иных формах политического пове­дения и влияния на власть. А из этого в свою очередь следует, что влияние общества на политические качества личности, а также контроль за ходом политической социализации в решающей сте­пени ограничиваются внутренними убеждениями и верованиями человека.

Политические ценности, традиции, образцы поведения и прочие элемен­ты политической культуры осваива­ются человеком непрерывно, и процесс этот может быть ограни­чен только продолжительностью его жизни. Воспринимая одни идеи и навыки, человек в то же время может поступаться други­ми ориентирами, избирать новые для себя способы общения с властью. Таким образом, политическая социализация — это про­цесс одновременного обретения и утраты человеком политичес­ких свойств, симбиоз социализации и десоциализации субъекта политики. В силу этого и уровень политической социализированности человека не может оставаться неизменным, особенно при качественных изменениях политической системы, эволюции ее ценностей и требований к политическому поведению субъектов.

Набор политических знаний, умений и навыков человека преж­де всего зависит от его субъективного состояния и выполняемых в политике ролей (поскольку, к примеру, лидер и рядовой изби­ратель не могут руководствоваться одними и теми же образцами политического поведения), а также от деятельности основных агентов политической социализации: семьи, системы образо­вания, политических институтов, религиозных и обществен­ных объединений, средств массовой информации. Действие этих трех переменных политического процесса и предопреде­ляет различияпервичного и вторичного этапов политической социализации.

Первичная политическая социализация характеризует перво­начальное (обычно с трех—пяти лет) восприятие человеком по­литических категорий, которые постепенно формируют у него избирательно-индивидуальное отношение к явлениям политичес­кой жизни. По мнению американских ученых Д. Истона и И. Дени­са, здесь необходимо различать четыре аспекта процесса социа­лизации: непосредственное «восприятие» ребенком политичес­кой жизни, информацию о которой он черпает в оценках родите­лей, их отношениях, реакциях и чувствах; «персонализация» по­литики, в ходе которой те или иные фигуры, принадлежащие к сфере власти (например президент, полицейский, которых он часто ^^

видит по телевизору или возле своего дома), становятся для него образцами контакта с политической системой; «идеализация» этих политических образов, т.е. образование на их основе устойчивых эмоциональных отношений к политике; «институциализация» об­ретенных свойств, свидетельствующих об усложнении полити­ческой картины мира ребенка и его переходе к самостоятельно­му, надличностному видению политики.

В целом особенности первичного этапа политической со­циализации состоят в том, что человеку приходится адаптиро­ваться к политической системе и нормам культуры, еще не понимая их сущности и значения. Поэтому для исключения в будущем аномальных, антисоциальных форм поведения необ­ходимо соблюдать определенную последовательность в при­менении механизмов передачи ребенку политических норм и прошлого опыта. В частности, для сохранения естественного характера включения его в политический мир предпочтитель­ны те социальные формы, где политическая информация не­разрывно соединена с авторитетом учителя, примером деятель­ности старших и ни в коем случае не содержит жестких идео­логизированных образов и понятий. Только на этой основе развивающееся детское сознание можно подкреплять импера­тивными суждениями и оценками, а впоследствии и аксиологическими нормами и представлениями (ценностями, идеала­ми, принципами).

Вторичная политическая социализация характеризует тот этап деятельности человека, когда он освоил приемы переработки информации и осуществления ролей, способен противостоять групповому давлению и выразить свою способность к индивиду­альному пересмотру идеологических позиций, переоценке куль­турных норм и традиций. Таким образом, главную роль здесь иг­рает т.н. обратная социализация, характеризующая влияние самого человека на отбор и усвоение знаний, норм, приемов взаимодей­ствия с властью. В силу этого вторичная социализация выражает непрерывную самокоррекцию человеком своих ценностных пред­ставлений, предпочтительных способов политического поведения и идеологических позиций.

 

Различия в механизме передачи культурных традиций и норм в тех или иных политических системах по­зволяют выделить соответствующие типы политической соци­ализации. К ним можно отнести: — гармонический тип политической социализации, отражающий психологически нормальное взаимодействие человека и ин­ститутов власти, рациональное и уважительное отношение инди­вида к правопорядку, государству, осознание им своих граждан­ских обязанностей;

— гегемонистский тип, характеризующий негативное отно­шение человека к любым социальным и политическим системам, кроме «своей»;

— плюралистический тип, свидетельствующий о признании человеком равноправия с другими гражданами, их прав и свобод, о его способности менять свои политические пристрастия и пере­ходить к новым ценностным ориентирам;

— конфликтный тип, формирующийся на основе межгруппо­вой борьбы и противостояния взаимозависимых интересов и по­тому усматривающий цель политического участия в сохранении лояльности своей группе и поддержке ее в борьбе с политически­ми противниками[120].

Данные типы политической социализации выражают зависи­мость формирования тех или иных свойств и качеств человека от влияния доминирующих структур и институтов власти, несущих нормы и ценности господствующей (официальной) политичес­кой культуры (т.е. это типы т.н. вертикальной социализации). Наряду с этими устойчивыми ориентациями людей на соответст­вующие способы взаимодействия с властью в обществе склады­ваются и многочисленные модели политического поведения, нор­мы и ценности которым задают различные группы, ассоциации и объединения граждан (например партии, чьи цели находятся в резкой оппозиции правящему режиму). Такие типы «горизонталь­ной» политической социализации носят частный характер. Одна­ко переплетение именно этих специфических норм, ценностей и способов включения в политическую жизнь подтверждает слож­ный и противоречивый характер поиска человеком собственных политических идеалов, предпочтительных способов защиты сво­их прав и ведения диалога с властью. Эти микромодели полити­ческого участия граждан выражают творческий характер полити­ческой социализации, а равно сложность воспроизводства и раз­вития политической культуры общества.

В современном обществе важнейшую роль в процессе поли­тической социализации, а также в процессе формирования и раз­вития политической культуры в целом играют средства массовой информации.

Глава 18

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

§ 1. Сущность и особенности политической психологии

Роль духовных факторов в политике отнюдь не ограничивается воздейст­вием на людей идеологических док­трин и программ. Не менее, а нередко и более существенное зна­чение для политики имеет другая форма политического сознания — политическая психология.

Политическая психология представляет собой совокупность духовных образований, которые содержат в основном эмоцио­нально-чувственные ощущения и представления людей о поли­тических явлениях и которые складываются в процессе их (лю­дей) непосредственного взаимодействия с институтами власти и своего политического поведения. К политико-психологическим явлениям относятся как универсальные чувства и эмоции чело­века, специфически проявляющиеся в политической жизни (на­пример, гнев, любовь, ненависть и др.), так и те ощущения, ко­торые встречаются только в политической жизни (чувства симпа­тии и антипатии к определенным идеологиям или лидерам, чув­ства подвластности государству и проч.).

В силу неустранимости у человека эмоционально-чувствен­ного восприятия действительности политическая психология опосредует все формы и разновидности его политических вза­имодействий и, стало быть, присутствует на всех этапах поли­тического процесса. Таким образом, политическая психология — это универсальный духовный фактор, оказывающий посто­янное влияние на политическое поведение людей и институты власти.

Однако политическая психология — не просто важная и вли­ятельная форма политического сознания. Ее неустранимость из политической деятельности превращает психологию и в своеоб­разный универсальный измеритель всей политики в целом. Ины­ми словами, власть, государство, партии, разнообразные полити­ческие поступки субъектов, а также другие явления политики могут быть представлены как те или иные формы психологического вза­имодействия людей.

Такой взгляд на политику позволяет раскрыть ее специфичес­кие свойства, демонстрировать ее новые возможности и законы эволюции. Однако он в же время заставляет порой преувеличи­вать значение психологических зависимостей.

В политологии сложилось целое направление, абсолютизирую­щее роль психологических факторов. Его представители одно­значно сводят все причины возникновения революций и тира­ний, демократизации или реформирования к психологическим основам политического поведения людей. Даже массовые поли­тические процессы объясняются психологическими качествами индивида или малой группы (Э. Фромм, Г. Олпорт, Е. Богарус и др.). В таком случае «человек политический» понимается как про­дукт личностных психологических мотивов, перенесенных в пуб­личную сферу (Г. Ласуэлл). Сама же политика толкуется как «яв­ление психологическое в первую очередь, а потом уже идеологи­ческое, экономическое, военное и др.»[121].

Но взгляд на политику с психологической точки зрения не только заставляет учитывать зависимость осуществления тех или иных ролей политического субъекта от его чувств и эмоций. Пси­хологические свойства рассматриваются как фактор, который и влияет на его поведение, и предопределяет возникновение самих этих ролей и функций. Например, природа такого явления, как политический экстремизм, зачастую объясняется не столько его социальными причинами (невстроенностью групп в обществен­ную систему или их неумением представлять свои интересы в легальных органах власти), сколько психологическими. Как до­казано многочисленными исследованиями, этот тип политичес­кого поведения людей всегда базируется на гипертрофированных иррациональных мотивациях, которые в свою очередь чаще всего являются следствием некой психической ущербности человека, тормозящей его рациональный выбор и заставляющей обращать­ся к подобным видам деятельности. Так, по данным некоторых социологических исследований, у правых и левых экстремистов обнаружено, что, по сравнению со сторонниками других полити­ческих течений, они значительно чаще испытывают чувства со­циальной изолированности, одиночества, бессмысленности жиз­ни, тревоги за свое будущее[122].

Такого рода примеры показывают, что для анализа политики принципиальное значение имеют представления опсихологичес­ких типах взаимодействующих с государством людей. Ведь от того, является человек более склонным к экзальтации или рациона­лизму, стремится он жестко придерживаться установленных правил (ригидность) или он обладает подвижной, пластично изменя­ющейся в соответствии с обстановкой системой чувств (лабиль­ность) и другими психологическими свойствами, в значительной мере зависят и содержание политических требований людей к власти, и характер их реального взаимодействия с государством. Классическим примером внутреннего соответствия властных и личных структур в жестких режимах правления стала характерис­тика американским ученым Т. Адорно «авторитарного» типа лич­ности, поддерживающего систему власти своим догматизмом, ригидностью, агрессивностью, некритическим восприятием груп­повых ценностей и шаблонным мышлением.

Нельзя не отметить и громадное значение для политики пси­хологических свойств политических лидеров. Например, компульсивность (выражающаяся в навязчивом стремлении все сделать наилучшим образом) или демонстративность (характеризующая стремление лидера прежде всего привлечь внимание обществен­ности к собственной персоне) как доминанты стиля политичес­кого лидера могут существенно повлиять на характер принимае­мых в государстве решений и даже изменить некоторые парамет­ры политической системы в целом.

Необходимость учета психологических свойств субъектов по­литики диктуется и тем, что эмоционально-чувственные ощуще­ния существеннейшим, а нередко и решающим образом влияют на восприятие человеком политических явлений. Как показывает опыт, именно психологические компоненты чаще всего органи­зуют и определяют те субъективные образы лидеров и других по­литических явлений, государства, власти, которые складываются у человека. Именно чувства заставляют человека оценивать по­литические явления в зависимости от того, какими они отража­ются в его сознании, а не от их реального содержания. Напри­мер, недоверие к той или иной партии или режиму в целом мо­жет сформироваться у человека не на основе анализа их програм­мы и действий, а за счет негативного отношения, скажем, к не­этичному поступку их лидера или просто на основе неведомым образом возникшей антипатии или симпатии. Таким образом, человек воспринимает политическую реальность чаще всего та­кой, какой она представляется его чувствам и эмоциям, которые, действуя по собственным законам, вполне могут неадекватно отражать окружающий мир.

Зная законы формирования психологических образов, можно определять их структуру и направленность, тем самым успешно влияя на отношения граждан к государству и на их индивидуаль­ное поведение. В истории немало примеров того, как отдельные правители, создавая очаги временного психологического возбуж­дения у населения, подавляли структуры его рационального мыш­ления, а также, используя другие приемы манипулирования со­знанием, заставляли людей испытывать чувства единения с госу­дарством и ненависти к его врагам, объединяться вокруг лидера и переживать при этом массовое воодушевление, утрачивать ощу­щение реальности или понижать восприимчивость к тем пробле­мам, которые невыгодны власть имущим.

Отражая и интерпретируя политику в эмоционально-чувственной форме, политическая психология представля­ет собой т.н. «практический» тип политического сознания. Если, к примеру, идеология является продуктом специализированного сознания, плодом теоретической деятельности группы людей, то политическая психология формируется на основе практического взаимодействия людей друг с другом и с институтами власти. И в этом смысле она характеризует те ощущения и воззрения людей, которыми они пользуются в повседневной жизни.

В теории, чтобы отобразить эту форму «естественного», обы­денного мышления, используют понятие «социальные представ­ления» (Московиси). К ее отличительным чертам относят прежде всего отображение людьми политических объектов через призму своих непосредственных интересов и доступного им политичес­кого опыта. Повинуясь чувствам, люди подчиняют получаемую ими информацию собственным задачам, логике своих индивиду­альных действий. Поэтому политическая психология тем больше влияет на ориентацию людей во власти, чем сильнее политика включается в круг их непосредственных интересов.

С чисто познавательной точки зрения политическая психоло­гия является ограниченной формой мышления, которая не в со­стоянии отразить скрытые от непосредственного наблюдения чер­ты политических явлений. Используя выборочную, избиратель­ную информацию о политических процессах, она отображает лишь те внешние формы и фрагменты действительности, которые до­ступны эмоционально-чувственному восприятию. Поэтому по­литическая психология по природе своей не приспособлена для анализа сложных причинно-следственных связей и отношений в политике, хотя в отдельных случаях может угадать суть каких-то политических {взаимоотношений.

В силу «приземленности», «наивности» своего взгляда на дей­ствительность политическая психология демонстрирует и опре­деленные способы интерпретации понятий, зачастую отождествляя последние с формой непосредственного восприятия дейст­вительности. Например, «государство» отождествляется с конкрет­ным государством, в котором живет человек, «власть» — с реаль­ными формами господства, «рынок» — с конкретными отноше­ниями экономического обмена, которые он наблюдает, и т.д. Та­кое конкретизированное освоение действительности упрощает картину политики, лишая при этом научные категории и поня­тия мотивационного значения и силы.

Познавательная ограниченность политической психологии проявляется и в приписывании непосредственно воспринимае­мым ею явлениям разнообразных причин, устраняя таким обра­зом имеющийся у нее дефицит информации. В науке такое явле­ние получило название «каузальной атрибуции» (Ф. Хайдер), от­ражающее свойство политической психологии умозрительно до­страивать политическую реальность, домысливать, искусственно конструировать мир, придумывать недостающие ему звенья. В массовых формах такая черта политической психологии стимули­рует возникновение разнообразных слухов и мифов, которые ох­ватывают целые слои населения. Особенно часто это касается принимаемых в государстве решений, кадровых перемещений, отношений в правящей элите и других наиболее закрытых от об­щественности вопросов.

Политическая психология — внутрен­не противоречивое явление. В отли­чие от идеологии, стремящейся под­вести политические взгляды людей под некий общий знамена­тель, политическая психология отражает политическую реальность во всем ее многообразии, допуская одновременное сосущество­вание самых разноречивых и даже противоположных эмоций.

Одной из причин такой противоречивости выступает много­образие механизмов идентификации. Ведь человек отождествля­ет себя с самыми разными группами и ролями. Поэтому в психо­логии всегда присутствуют различные и даже противоречивые чувства: долга и желания освободиться от обязательств, потреб­ность в самоуважении и жажда подчинения более сильному, об­щительность и чувство одиночества, осуждения власти и жела­ния быть к ней поближе и т.д. Как полагают специалисты, только в слое политических профессионалов и приблизительно у одной трети рядовых граждан (как идеологически сориентированной части электората) высок уровень согласованности знаний и их подчиненности какой-то главной идее.

Жизнь изобилует примерами противоречивости обыденного мышления. Так, по результатам проведенного в России в 1995 г. социологического исследования, большинство респондентов, при­держиваясь установки «так жить нельзя», все же в 54,6% случаев признало удовлетворенность своей жизнью[123].

Противоречивость политической психологии выражает про­тиворечивость человека политического. Под влиянием какой-либо информации или события он может быстро поменять направ­ленность своих чувств, а вместе с ними порой и свои полити­ческие позиции. Но чаще эмоциональная противоречивость является постоянно действующим фактором политического поведения, иногда усиливающая, а иногда ослабляющая его мотивацию.

Сосуществование разнонаправленных чувств и эмоций обу­словливает неравномерный и даже скачкообразный характер развития реальных политических процессов. Благодаря этому свойству политической психологии в политику привносится элемент стихийности, непрогнозируемости событий. Способ­ность же психологии побуждать человека в кратчайшие сроки менять свои оценки придает ей особую силу воздействия на его поведение.

Еще одной причиной, обусловливаю­щей внутреннюю противоречивость, а равным образом и особенность по­литической психологии, является ее сложное внутреннее стро­ение. Прежде всего это связано с тем, что психология содержит в себе как социальные, так и физиологические механизмы воспро­изводства чувств и эмоций.

В самом общем и несколько огрубленном виде можно ска­зать, что политическая психология включает в себя:

— социализированные чувства и эмоции, связанные с отобра­жением интересов человека и формированием мотивов его поли­тической деятельности;

— индивидуально-психические свойства (воля, память и др.); — биохимические и биофизиологические механизмы, обуслов­ленные врожденными свойствами человека (возбуждением, нерв­ными окончаниями, наследственностью) и проявляющиеся в психо-физических свойствах, регулирующих темперамент, демогра­фические и поло-возрастные черты, здоровье и проч. его анало­гичные характеристики.

Таким образом, в политической психологии содержатся как осознанно-рациональные, так и бессознательно-иррациональные духовные элементы. Благодаря этому психология соединяет ло­гику социального взаимодействия с логикой инстинктов, реф­лексивность, осмысленность и рефлекторность, характеризующую бессознательные формы мышления. Такой симбиоз показывает, что в политической жизни человек может ориентироваться и адап­тироваться к действительности, используя не только приобретен­ные социально-психологические свойства, но и могучие ирраци­ональные механизмы, первичные чувственные реакции (отличаю­щиеся эмоциогенностью, алогизмом, слабой подверженностью контролю и рядом других черт).

Роль иррациональных механизмов тем больше, чем меньше человек понимает суть и причины политических событий. Более того, в определенных условиях физиологические чувства способ­ны вообще вытеснить все другие формы оценки и регуляции по­ведения. Например, голод или страх могут стать такими психоло­гическими доминантами, которые способны вызвать мятежи, бун­ты или революции. Но в ряде случаев социальные чувства спо­собны преодолеть влияние иррациональных влечений. Так, акту­ализированная потребность в порядке, дисциплине, сплочении в жестко управляемую общность могут помочь преодолеть людям страх, неуверенность в себе, пессимизм.

Из истории известно, что многие системы и правители спе­циально возбуждали в людях иррациональные эмоции и чувства, которые использовали для усиления приверженности властям и идеологическим доктринам. Нацисты, в частности, использовали для этих целей разнообразные театрализованные сборища, ноч­ные факельные шествия, сложную политическую символику, ко­торые своей таинственностью и величием должны были помочь им сформировать безотчетное поклонение обывателей фюреру и рейху. Целям активизации подсознательных чувств и эмоций может служить и чрезмерное насаждение в обществе мону­ментальный скульптуры, величественная архитектура государ­ственных учреждений, устройство пышных политических це­ремоний и ритуалов, а также другие действия властей, добива­ющихся такими методами повышения политической лояльности граждан.

Еще одна особенность политической психологии состоит в ее способности к формированию специфического политического субъекта — тол­пы. Г. Тард называл толпу самой «старинной» социальной группой после семьи. Однако суть этого объединения отражают не столько социальные характеристики (например, отсутствие у нее устойчивой внутренней структуры), сколько его психологичес­кие механизмы. По сути, группу людей делает толпой объеди­няющая их психическая связь, какой-то резко переживаемый людьми эмоциональный фактор (вызывающий массовое состо­яние гнева, радости, агрессии и т.д.). При этом внутреннее единство толпы постоянно укрепляется за счет многократного взаимного усиления коллективных чувств и эмоций. Извест­ный русский ученый В.М. Бехтерев подчеркивал, что взаимо­внушение и самовозбуждение людей гораздо в большей степе­ни движут поведением толпы, нежели какие-либо провозгла­шаемые ею идеи.

Постоянно поддерживаемый наплыв эмоций, как правило, обусловливает односторонность мышления и действий толпы. Люди в толпе не воспринимают иных позиций или точек зрения, демонстрируя единый волевой настрой. Толпы не возникают для уравновешивающих действий. В крайних формах они могут быть либо преступны, либо героичны, устраивать мятежи и погромы или требовать от тиранов прав и свобод. Толпа не терпит ни раз­мышлений, ни возражений. Нормальное состояние толпы, на­ткнувшейся на препятствие — это ярость (Тард). В то же время тот или иной фактор (внезапное событие, выступление яркого оратора на митинге) способен изменить состояние толпы новым внушением, заразить ее свежими эмоциями, вновь придающими ей горячность и импульсивность.

Для индивидов пусть кратковременное, но мощное доми­нирование коллективных чувств и настроений приводит к по­тере ими критичности политических воззрений и утрате кон­троля за своими поступками. Заразительность массовых на­строений заставляет людей испытывать резкую потребность в подчинении, поступаться личными интересами и оценками. В толпе человек понимает лишь «волевой язык коллективной воли» и подчиняется ее приказам, «следуя архаичным прави­лам <...> воли толпы»[124]. Лишь в толпе индивид приобретает сознание непреодолимой силы, которая «дозволяет ему подда­ваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, т.к. толпа анонимна и потому не несет на себе ответственности»[125].