Структура современного западного общества

Структуру любого общества можно достаточно объективно описать при по­мощи набора простых графиков, отражающих степень выраженности каждого из интересующих нас параметров у различных его представителей. Наиболее наглядной будет, пожалуй, «пиковая» форма. К примеру, у нас есть список сотрудников некой фирмы с размером получаемой каждым из них зарплаты. Перераспределим их в списке таким образом, чтобы чем большую зарплату получает данный сотрудник, тем ближе к середине списка он находился. Про­нумеруем полученный список и построим график, в котором по абсциссе от­ложим номер сотрудника, а по ординате - размер его зарплаты. Возможные формы полученных графиков представлены на рисунке:


Номер сотрудника I

В центре топ-менеджмент, чуть ниже высококвалифицированные специали­сты. Далее простые работяги. На самых окраинах курьеры и уборщицы. Кри­вая со слабо выраженным пиком характерна для компании, работающей в условиях социалистического общества, у нас во времена СССР или в совре­менной Западной Европе. Отчетливый пик - это капитализм, Соединенные Штаты и современная Россия. Но разговор сейчас не о распределении доходов - этот вопрос давно и подробно описан. Давайте, используя вышеприведен­ный метод, попробуем в общем описать психологическую структуру сегодняш­него Запада. Впрочем, и социальную тоже. Вот тут-то и начинается самое ин­тересное.

Фундаментальная особенность современного западного общества состоит в отсутствии достаточно выраженных пиков, равно как и слишком уж глубокого «болота», практически по любому из параметров, которые вы пожелаете ис­пользовать для его описания. В отличие от современной России, где мы на­блюдаем высоченные пики и обширные гнилостные низины также почти по любому из анализируемых параметров. Осознав это фундаментальное разли­чие, вы уже в целом поймете, что же такое нынешний Запад и что такое Рос­сия. Средний уровень у нас почти всегда ниже, что ни возьми. Но пики уходят в заоблачные высоты, которые Западу и не снились. Это и наш огромный не­достаток, и наше огромное преимущество.

Для иллюстрации данного тезиса начнем с социально-экономических во­просов, они наиболее наглядны и очевидны. Простейший пример - это, ко­нечно, деньги. А в особенности скорость их зарабатывания. В среднем наше население беднее жителей Западной Европы. Но богатство некоторых наших соотечественников европейцев просто шокирует. Есть и там богатые люди, но большая часть крупных состояний в Европе имеет как минимум столетнюю


 




историю. У нас миллиарды делаются за несколько лет. Впрочем, нередко так же быстро и теряются.

Спустившись на более низкий уровень, мы увидим колоссальную разницу в доходах между, к примеру, хорошим врачом в частной клинике и обычным участковым врачом, хорошим преподавателем иностранных языков и обыч­ным, работающим в школе. Между любым хорошим специалистом от бога и специалистом обычным. Стократно могут различаться доходы представителей одной и той же профессии! Такой разницы нет даже в США, не говоря уж о социалистической Европе.

В вопросе скорости карьерного роста наблюдается в точности такая же си­туация. Жители Западной Европы двигаются вверх медленно, как в должно­стях, так и в деньгах. Обычно ваша зарплата увеличивается там процентов на десять за каждые эдак пять лет работы, а большим начальником в тридцать лет вы ну никак не станете. У нас большая часть населения сейчас вообще никуда не движется, ни в должностях, ни в деньгах. Но какие карьеры дела­ются иногда в Москве! Девочка, которая через три года после окончания ин­ститута доросла до двух тысяч долларов - это ведь хоть и весьма неплохо, но не так, чтоб что-то уж из ряда вон выходящее, бывает и круче. Никому не известный офицер КГБ, вдруг ставший президентом - яркий тому пример. Кстати, кто же толкал его вперед? В частности, некий тоже когда-то никому не известный профессор математики, тоже высоко взлетевший. В Европе что-либо подобное попросту немыслимо.

Москва. Здесь-то все в основном и происходит. К чему бы это? На Западе не так уж и важно, где вы живете, в столице или в провинции, уровень чего бы то ни было везде примерно одинаков. У нас Москва - это пик.

Теперь переходим к гораздо менее очевидной для русского читателя теме -к психологии населения Европы и США. Представьте себе, что страдают и ра­дуются, любят и ненавидят, духовно совершенствуются и спиваются европей­цы точно также - без пиков и без болота, средне.

Ну вот, к примеру, общался я некоторое время с тамошними французами-буддистами. Ну что это за буддисты... Скучно мне с ними. Всю неделю нор­мальные люди, а по выходным немного буддизма для разнообразия. Все в рамках, только чуть-чуть, чтобы окончательно не свихнуться от серости со­временной европейской жизни. У нас буддистов гораздо меньше, но буддизм в России - это образ жизни, наш человек и в офисе, и в метро, и сидя на толчке помнит о том, что он буддист. Это основа его личности, а не хобби.

В Европе теоретически полно алкоголиков. Все они десятилетиями исправ­но ходят по утрам на работу, а вечерами, в одиночестве или в компании, вы­пивают какое-то количество вина. Однако раз в неделю каждый уважающий себя европейский «алкоголик» посещает психиатра и плачется ему о том, как же он спивается. Ну кто же так спивается?! Они бы на наших алконавтов по­смотрели!

У довольно-таки немалой части нашего населения настроение хронически подавленное. Валятся и валятся на них проблемы, и люди уже забыли, как радоваться жизни. Спуститесь утром в метро и посмотрите. Каждый пятый, наверное, чем-то придавлен, если не каждый третий. Глаза потухшие. Суще­ствуют они по инерции, уже ни на что больше в жизни не надеясь. Это оно самое, наше российское болото. «Я весь мир исколесила, только ночью синей, мне нигде так не скучалось как в Росси-и-и...». В Европе вы такого не увиди­те, подавляющая часть населения выглядит там довольно бодро. Но и только! Пиков тоже нет! Вновь спуститесь в наше московское метро и поищите глаза-


ми других людей, на подъеме. Каждый двадцатый, наверное, изнутри незем­ным сиянием светится! Ведь нет и этого в Европе! Нет болота - нет и пиков.

А вот, к примеру, такие качества личности, как практичность и делови­тость. В среднем население Западной Европы, а уж тем более Штатов, нас в этом явно превосходит. Представитель западноевропейской цивилизации вы­бирает себе профессию, старательно овладевает ей, потом спокойно работает по специальности, зарабатывает нормальные деньги и постепенно становится по-настоящему профессионалом в своем деле. У нас в университете изучают одно (поступали от балды, лишь бы куда-нибудь поступить), потом занимают­ся другим (деньги нужны, причем сразу и побольше), а душа тоскует по третьему (ибо загадочна она, русская душа). Эффективность так себе, а от тоски еще и пить начинают. Но иногда встречаются такие карьеристы, и среди менеджеров, и среди специалистов - да это же боевая машина: ясная голова, абсолютная определенность в том, чего он в жизни хочет, все силы сконцен­трированы в узкий лазерный луч и направлены на цель, ни одного лишнего движения. И все это без внутреннего конфликта, без насилия над собой, про­сто как естественная самореализация. Куда там сонному Западу, там таких нет.

А вот наши хобби. Лет двадцать-тридцать назад молодежь на Западе массо­во увлекалась путешествиями автостопом. Все эти толпы болтались по доро­гам своих стран, самые продвинутые заезжали и в соседние. У нас автостоп -явление не массовое, но уж если ездят, так до ЮАР, до Австралии, даже во­круг света.

Уровень интеллекта и образования - исключение. Тут у нас безусловное превосходство даже в массах, цените. Ни один наш школьник не скажет, что во время Сталинградской битвы страной руководил Брежнев. Среди же, на­пример, школьников британских, большинство предполагают, что во время высадки союзников в Нормандии Великобританией руководила столь запом­нившаяся всем Тэтчер. Но и здесь у нас есть яркий пик, тогда как на Западе этот пик, по нашим меркам, весьма слабо выражен.

Что-то я все славословия России пою, давайте наконец и грустных красок добавим. Самый простой, очевидный и бросающийся в глаза пример недостат­ков пиковой структуры нашего общества - это наше социальное дно. В отли­чие от России, настоящих представителей дна, людей нищих, спившихся и опустившихся, вы на Западе тоже не увидите. Разве что специально задади­тесь целью их найти, но искать придется долго. В общем, середина везде и во всем. Звезд с неба не хватают, но и падают тоже не слишком низко.

В чем же причина наличия пиковой структуры у нас и отсутствия ее на За­паде, процветания эдакого социализма духа там? В качестве одной из версий я бы назвал «старение» западного общества в терминах Гумилева. Кончилась бурная молодость европейской цивилизации, теперь там уже почти не оста­лось пассионариев, то есть людей с шилом в соответствующем месте, которым не достаточно просто жить. С другой стороны, именно благодаря тому, что европейская цивилизация достигла уже весьма солидного возраста, вступила в пору «золотой осени», уровень массы они смогли несколько поднять. Но это лишь одна из гипотез. Конечно, есть и множество других значимых факторов, в частности, влияние масскультуры на сознание западного обывателя. Однако подробное развитие данной темы выходит за рамки этой книги.

В том, что касается практических вопросов адаптации в западном общест-ве, уясните себе главное: современный Запад - это цивилизация масс, а не отдельных талантливых одиночек. Соответственно, на Западе общество по­строено так, чтобы среднему человеку было хорошо. Только так, и никак ина-


че. Во всем остальном мире талантливые и волевые одиночки в той или иной степени диктуют свою волю весьма забитым и мало дееспособным массам. На Западе у откормленной и отчасти даже дееспособной массы вполне достаточ­но возможностей, чтобы быть основной действующей силой в обществе. Есть у такой системы и существенный недостаток - каждый булочник чувствует себя Наполеоном.

Итак, весь вопрос состоит в том, кто задает тон в обществе - середина или верх. Если середина, жизнь довольно стабильна, однако скучна, а временами даже безысходна. Особенно для русских, ибо каждый русский - хоть в чем-то не середина. Об этом в следующей главе.

Неповторимо стандартные

Важнейшим отличием современной России от Запада является разнообра­зие людей. Это благо, к которому мы привыкли как к воздуху, и даже пред­ставить себе не можем, что где-то оно напрочь отсутствует. Если вам не нра­вятся какие-то из описываемых здесь черт западного менталитета, не утешай­те себя мыслью, что вы найдете в Европе некую прослойку людей, которым эти черты не свойственны. Не найдете. Они одинаковые.

Из книги Дрю Лоней «Эти странные испанцы»:

«Найти эксцентриков среди испанцев довольно трудно... Самым распро­страненным эксцентриком является старых правил сеньор, разъезжающий на коне с видом человека, владеющего городом (что вполне возможно). Другой распространенный эксцентрик - это прилизанный молодой человек с длинным ногтем на мизинце - признак того, что он не занимается физическим трудом и презирает «чулос» (сутенеров) и «хитанос» (цыган)».

Поднимите мне веки и укажите, что в них такого эксцентричного? Да по сравнению с ними каждый второй русский - панк с ирокезом. Чувствуете раз­ницу? Представляете себе, каковы остальные испанцы? А ведь испанцы - это отнюдь не самая обезличенная и пластмассовая европейская нация, не фран­цузы и не немцы. И еще один поучительный аспект. Эти «эксцентрики» как раз хорошо отражают классический национальный испанский характер. И вот они то, самые испанистые испанцы, как раз и считаются в современной Испа­нии эксцентричными.

При большом (очень большом) желании некоторые отклонения от стандарта можно найти среди следующих представителей современного европейского общества:

• те, кому за шестьдесят

• иммигранты в первом поколении (но очень быстро озападниваются,
это такая защитная реакция)

• жители отдаленных, малонаселенных регионов

• теоретически существующие в реальности сказочные кинематогра­
фические персонажи (ну невозможно быть грабителем банков или руководи­
телем спецслужбы и, одновременно, человеком толпы, променявшим мышле­
ние на готовые стереотипы и не делающим различия между собственными
чувствами и их социально заданными шаблонами)

• может быть, кто-то из мира искусства.


Но все это не столь значимо для нашего повествования, ибо в повседнев­ной жизни, на работе или учебе, вас встретят они самые, стандартные евро­пейцы. Без всякой надежды на то, что среди них найдется хоть какое-нибудь исключение, подтверждающее правило. Что поделать, это один из основных побочных эффектов развития современной западной цивилизации - приго­товьтесь жить среди толпы совершенно одинаковых обывателей.

Что-то я все на западные источники ссылаюсь, вот давайте из наших возь­мем Лимонов, «Дисциплинарный санаторий»:

«Все большая универсализация стилей жизни, вкусов, потребностей и по­требляемых продуктов сделала так, что различные отряды обществ (профес­сиональные, возрастные, с различной покупательской способностью etc.) сли­лись в один, с единой социопсихологией - в People. Я намеренно отказался выделить в People буржуазию и мало употреблял термин middle class, по­скольку сегодня поведенческая психология рабочего мало или совсем не от­личается от психологии буржуазии».

Запад конечен в плане разнообразия типов людей. Скуден. А Россия беско­нечна. Уж у нас-то сюрпризов сколько угодно, на любой вкус. Половине наше­го населения, наверное, хотелось бы, чтобы их было поменьше, чтобы окру­жающие были более стандартными, понятными, предсказуемыми. Французам невозможно объяснить, что в России хорошо, потому что люди разные, инте­ресно. Они просто представить себе не могут, что это такое. Важнейшее пре­имущество России вообще и Москвы в частности состоит в том, что чем бы вы здесь не занимались, от собирания марок до воскрешения мертвых, вы всегда найдете себе единомышленников и учителей. Запад ужасен тем, что там на­блюдается полная противоположность данной ситуации. Собирателей марок вы еще найдете, а вот людей, с которыми хотя бы интересно было бы погово­рить - уже вряд ли.

Что все это на практике означает для вас, будущего эмигранта? Во-первых, осознавайте, куда вы едете, и приготовьтесь к тому, что будет скучно. Ситуа­цию можно достаточно адекватно описать при помощи коэффициента одина­ковости 100, отражающего именно сопоставимость психологического климата европейских и российских городов. Европейский мегаполис с десятью мил­лионами жителей. Делим на сто, получаем скучный городок - сто тысяч насе­ления. Ну а город с полумиллионным населением - поселок городского типа на пять тысяч жителей.

И во-вторых. Общаясь с местным населением, постарайтесь отучиться от привычки делиться с окружающими своими мыслями. И вообще, не усложняй­те ваш имидж. Не оценят. Простота приветствуется. Навороченность по любо­му параметру пугает и вызывает подозрения. Западное общество унифициро­вано в гораздо большей степени, чем, например, российская армия. Соответ­ственно, умников там еще больше не любят. «Повторяю для тупых: радио­станция не на лампах и не на транзисторах, радиостанция на танке!»

Коллективизм

Почему-то считается чуть ли не аксиомой, что для России характерен кол­лективизм, а вот на Западе живут индивидуалисты. Почему же, вовсе нет! Может быть, во времена Достоевского это и было так, но отнюдь не сейчас. В наше время детерминированность личности социумом на Западе гораздо вы­ше, чем в России. Одинокие волки там вообще не встречаются, вымерли. Дру-


 




roe дело, что нормального человеческого общения на Западе почти нет, все крайне формализовано. Но быть частью коллектива там строго обязательно, иначе жизнь ваша в Европе не заладится.

Постарайтесь сразу выделить для себя некоторые важнейшие ритуалы, со­блюдение которых указывает на принадлежность человека к данному коллек­тиву. Вот, к примеру, обед у французов. Обедают они в строго установленное время, с 12-00 и до 14-00 (кстати, эти два часа - официально установленная продолжительность обеденного перерыва). Если спросить у француза, хочет ли он есть, француз посмотрит на часы. Следовательно, прежде всего:

1. Пообедать в ресторане или кафе в другое время затруднительно.

2. Не следует приходить в это время в какие бы то ни было организации,
равно как и звонить им. Исключение составляют разве что большие супермар
кеты .

Но речь не об этом. Важно то, что французский обед несет в себе важней­шую социально-коммуникативную функцию. Обедают они обычно стадно, всей кучей, при этом треплются, треплются, треплются, потому и занимает это мероприятие целых два часа. К сожалению, придется и вам в нем участвовать, если не хотите быстро и прочно испортить отношения с коллегами и начальст­вом. Обедать одному крайне не рекомендуется, ибо это означает быть вне коллектива. Я знаю одну русскую девушку, которая приехала во Францию на трехмесячную стажировку с перспективой получения стипендии для написа­ния диссертации. Стипендию ей в итоге не дали, так как по итогам трех меся­цев французская начальница осталась ею крайне недовольна. Одной из нема­ловажных причин этого недовольства было то, что в обед девушка быстро и молча съедала бутерброды, а в сэкономленное за счет этого время работала. То есть не вписывалась в коллектив. Вот уж не очень-то и хотелось! Пусть лучше толковые и независимые люди остаются в России - они и здесь неплохо устроятся, а заодно родной стране польза будет.

Во многих европейских странах ритуальную функцию причащения к кол­лективу выполняет утренний кофе часов в десять-одинадцать. Это лучше, так как данное мероприятие отнимет у вас не более сорока минут. Однако, ни в коем случае не игнорируйте подобные посиделки. Не следует, налив себе ко­фе, уходить в кабинет, за компьютер. Сидите и общайтесь с народом. И даже если у вас свободный график работы, на кофе желательно не опаздывать.

Вообще, постарайтесь не слишком выбиваться из установленного ритма жизни коллектива. Приходите на работу и уходите домой вместе со всеми, даже если официально вам разрешено приходить и уходить, когда хотите. Участвуйте во всякого рода вечеринках и любых других общественных меро­приятиях. Если все сотрудники в офисе решили вдруг не работать, сходить вместо этого на демонстрацию, также по возможности отправляйтесь туда, а не на рыбалку. Ну а если уж вы категорически не хотите идти на демонстра­цию, так хотя бы воздержитесь от того, чтобы публично объяснять, почему вы туда не идете.

К слову, демонстрации французы любят и относятся к подобным мероприя­тиям весьма серьезно. Демонстрируются они против всего, что теоретически может содержать в себе хоть малейшую потенциальную угрозу их привычному жизненному укладу: против войны в Ираке, против террористов, которые про­тив войны в Ираке, против возведения Израилем стены безопасности, против террористов, которые взрываются на улицах Израиля, за тотальный запрет партии Ле Пена, за укрепление демократии и многопартийности. Ну ничего, не расстраивайтесь. Поорать на свежем воздухе для здоровья полезно. А от­деляться от коллектива не надо, хуже будет.


Еще один важнейший аспект данного вопроса: постарайтесь почаще прояв-

ять так называемую «дурную инициативу», а также не препятствуйте окру-

жающим, когда они проявляют ее по отношению к вам. То есть почаще лезьте

чужие дела и давайте всем окружающим побольше всяких советов. Полез­ных или бесполезных - не важно, главное - душою болейте за коллектив, французы это очень ценят, у них это называется etre social.

У народов Северной Европы данный тип поведения выражен несколько слабее. Менее стадны, к примеру, англичане, за это их во Франции и не лю­бят А вот южане - наоборот. Испанцы, например, куда более коллективисты, чем французы. Достаточно поругаться с одним испанцем, чтобы все они пере­стали с вами здороваться. Ну а лидерами здесь являются пожалуй что амери­канцы. Вот в интернете хорошую иллюстрацию нашел (приводится в сокраще­нии):

Приехала мама погостить на месяц. Английский на уровне "hello", "yes", "I'm sorry". Я ей распечатал детальные карты местности и указал свой до­машний адрес как исходную точку. Сегодня мама нашла на карте озеро и ре­шила сходить на него посмотреть.

Рассказывает мама: «Иду, совсем немного осталось до озера. Достаю карту. В этот момент подходит ко мне американка, смотрит на меня, на карту, улыба­ется и начинает что-то говорить. А я ее не понимаю. Значит, берет меня эта американка под руку, разворачивает в обратную сторону и ведет. Ну, я ду­маю, она решила мне достопримечательности показать. Идем, улыбаемся друг другу. И тут я замечаю, что мы подходим к нашему дому. Я наконец-то сооб­разила, что она увидела адрес на карте и ведет меня по этому адресу. Я оста­навливаюсь и начинаю упираться, объяснять (по-русски), что мне домой не надо, мне к озеру, тычу пальцем в него. А она не отпускает меня, тащит к до­му. Ну, упираться бесполезно, дам ей довести себя до подъезда, а потом раз­вернусь и опять пойду к озеру. Захожу в подъезд, постояла минуту и выгля­дываю. А американка стоит тут как тут и меня пасет. Начала опять загонять меня в подъезд. Я зашла домой, подождала полчаса, затем вышла и опять пошла к озеру. Подхожу к тому месту, где меня перехватила американка. Дос­таю карту. Смотрю на нее и тут замечаю, что ко мне чешет вторая американ­ка. Все повторилось как в дурном сне - «hello», «hello», «yes». Берет она ме­ня под руку и ведет домой...»

Кстати, в этой истории есть и еще один интересный аспект. Представителю современной западной культуры действительно невозможно сказать «от­стань», «секрет» или «не твое дело». Эффект будет, как в случае говорящего осла из мультфильма «Шрек» - не только не отстанет, прилипнет с удвоенной энергией.

Ну а завершу я эту главу цитатой из одного знакомого француза, заявив­шего мне однажды: «Если тебе действительно все равно, что мы, окружающие люди, о тебе думаем, тогда ты вообще не человек». Как вам такой «индиви­дуализм»? Коллективизм в современном западном обществе стал уже столь само собой разумеющимся, что его неприятие у европейцев даже в голове не укладывается.

Запретные темы

Еще один русский миф о Западе - стойкая убежденность в том, что там, в с развитой демократической системой, уж свобода слова-то царит


полнейшая. Реальность же близка к ситуации в Советском Союзе времен Брежнева, где эта свобода тоже официально декларировалось, но все пре­красно знали, что лучше уж ей не злоупотреблять. Как и у нас при Брежневе, за «политически некорректные» высказывания никто вас не расстреляет, да и в тюрьму скорее всего не посадят, но на неофициальном и полуофициальном уровне проблемы будут, причем в избытке. Так что давайте разберем подроб­нее, что можно и что нельзя говорить в Европе.

Прихожу в лабораторию, французы за кофе скорбят по погибшим пилотам двух столкнувшихся над Персидским заливом американских вертолетов. Спрашивают, что я об этом думаю. Мне на общественное мнение уже глубоко и радостно наплевать, скоро уезжаю. Поэтому говорю то, что думаю: «Амери­канцы над заливом погибли - ну так это же их профессия, они по собственной воле туда полезли. Кроме того, они - оккупанты, в конце-то концов. И ведь их даже никто не сбивал. Сами столкнулись. Наверное, вследствие высокого профессионализма пилотов». Общий шок у слушателей, я доволен сделанной гадостью. Вот уеду сейчас в Россию, и ничего мне за это не будет, поздно!

Теперь комментарии. Итак, даже такого рода ответы, в которых, вообще-то говоря, не содержится никакого экстремизма, расизма и прочих запрещенных «измов», европейцев просто шокируют, вполне могут у кого-нибудь из них нервный тик вызвать. Что не замедлит сказаться на вашем служебном поло­жении, то есть создаст вам в жизни весьма немалое количество проблем. В этой истории содержится два поучительных аспекта, разберем их последова­тельно.

Прежде всего, крайне осторожно с политическими вопросами. Если не хо-тите забивать себе мозги постоянными сомнениями о том, что можно говорить, а что нельзя, лучше сразу скажите, что политика вас не интересует и вы в ней ничего не понимаете. Это покажется европейцам странным и «непрогрессив­ным», но и только. Пусть лучше думают, что вы - человек ограниченный, чем считают вас воплощением мирового зла. Не тешьте себя иллюзиями, полит-корректность - это всего лишь политкорректное название цензуры. Полезным будет, пожалуй, еще раз подчеркнуть, что даже если ваше высказывание формально не запрещено юридически, не содержит в себе какой-нибудь там расовой нетерпимости или призывов к насильственному свержению чего-нибудь, это совсем не значит, что его следовало бы озвучивать - обществен­ное мнение мыслит отнюдь не в юридических категориях.

Приехала одна американка в Россию, зашла в гости к своим русским друзь­ям и увидела на диване громадного толстого плюшевого медведя. «Ути-путеньки, а как его зовут?». «Пол Пот». «Как?!!» «Пол Пот. Это моя дочка младшенькая придумала». Хорошо, что дело было в России, а не в Америке.

К вопросу о нелогичности и непредсказуемости запретных тем с точки зре­ния здравомыслящего человека, приведу выдержку из книги Стефани Фол «Эти странные американцы»:

«Американцы зубами и когтями держатся за права человека, записанные в американской конституции... Поскольку в Америке существует давняя тради­ция доводить каждую здравую идею до полного абсурда, права эти иногда истолковываются как право публикации массовым тиражом инструкции по изготовлению атомной бомбы, право резать цыплят в ходе религиозной цере­монии, право устраивать политическую демонстрацию в поддержку нацизма, право смотреть телевизор в тюремной камере и право заказать по каталогу многозарядный карабин с доставкой на дом».


Поражает неконгруэнтность высказывания. В одном списке приводятся действительно социально опасные действия и никому не мешающие мелочи, которые, даже при самом отрицательном к ним отношении, вряд ли достойны чего-то большего, чем мелкого штрафа или пятиминутной душеспасительной беседы в ближайшем отделении милиции. То же, в еще большей степени, ка­сается и запретных тем. Так что не удивляйтесь, если на ваше упоминание о том что Платон относил демократию к порочным видам общественного уст­ройства реакция будет такой же, как на призыв Бен Ладена начать священ­ную войну против западной цивилизации.

Теперь некоторые частности - что конкретно нельзя говорить ни в коем случае, хотя никакими законами это и не запрещено. Прежде всего запомни­те что равенство - святая святых западной идеологии, примерно соответству­ет'образу коммунизма в идеологии советской. Все равны, независимо от расо­вой и национальной принадлежности, уровня интеллекта, культуры, степени полезности для общества и т.д. Не пытайтесь доказать европейцам, что это не так. Мусорщик равен директору завода, и если у директора больше прав и возможностей - с этим надо бороться. И не спорьте.

Далее, нельзя говорить «политически некорректные» вещи. Например, не любить демократию. «Не люблю демократию» звучит здесь так же дико, как «Долой КПСС!» в Советском Союзе. Уезжаю, напоследок куражусь и экспери­ментирую по полной программе. Как-то, в разговоре о судьбах России, заявил некоему французу, что демократия нам не нужна. И также, как сделал бы это любой советский запуганный законопослушный гражданин, французский за­пуганный законопослушный гражданин испугался, заткнулся и убежал. Даже не попытался меня разубедить, что было бы естественно для свободных ин­теллигентных людей в свободной стране, тем более для французов с их любо­вью к пространным, длительным и абсолютно бесполезным дебатам. Живя на Западе, запомните: демократия - это абсолютное благо, противоположность ей - абсолютное зло. На самом-то деле, все не так смешно. В реальности под этим термином на Западе давно уже подразумевается не политический строй, а попросту западная система, западный образ жизни. Поэтому, посягая на демократию, вы посягаете на их образ жизни в целом, на их сущность как таковую. Постарайтесь этого не делать.

Про цветных в Европе, и почему нельзя о них говорить - смотрите в сле­дующей главе. А пока просто запомните - нельзя.

Помимо запретных тем как таковых, не следует также забывать, что «... с точки зрения американской широкой публики, любой человек, который слиш­ком много знает, выглядит подозрительно» (С. Фол, «Эти странные американ­цы»). Поверьте, и с точки зрения европейской широкой публики тоже. Не болтайте. Всегда лучше недосказать, чем сказать лишнее.

Не философствуйте, даже на самые абстрактные, самые нейтральные темы. Тем более, что это только вам они кажутся нейтральными. Не надо блистать интеллектом и эрудицией, все сказанное может быть использовано против вас. Пифагорейцы учились молчать годами. Ваша задача еще сложнее - вам придется годами поддерживать пустой бессмысленный разговор. Ну что ж, поддерживайте. Болтайте о всякой ерунде и не огорчайтесь из-за того, что вы не такой, как все. Стоит ли волноваться из-за каких-то мыслей, волноваться стоит из-за их отсутствия. Однако постарайтесь держать ваши мысли при се­бе. А будете говорить «нехорошие» вещи - у вас неизбежно будут проблемы, и устроят их вам каким-нибудь полуофициальным путем, «решением трудово-го коллектива».


Ну да бог с ними, с политикой и философией. Теперь второй аспект обсуж­даемого вопроса - то, что нельзя говорить в области межличностных взаимо­отношений. То, что у нас допустимо и обыденно, а там крайне нежелательно.

Общее правило для общения с аборигенами - не говорить им ничего, что может вызвать у них какие бы то ни было отрицательные эмоции. Они назы­вают это вежливостью. Прежде всего, будьте очень осторожны с высказыва­нием местным жителям чего бы то ни было, что может им лично не понравить­ся. Даже в мелочах, и, пожалуй, прежде всего именно в мелочах. Десять раз подумайте, нужно ли. Здесь это просто не принято, за исключением случаев, когда вы намеренно хотите кого-то задеть. Общаясь с человеком, вы, в норме, говорите друг другу почти исключительно взаимоприятные вещи. «Иначе за­чем общаться?» - удивится любой нормальный европеец, тем более француз. Будете от балды сообщать собеседникам, что вам в них нравится, а что нет («Не, лыжам тебе еще учиться и учиться. Вот на сноуборде ты действительно профессионал!») - будут обижаться. Они же как дети малые.

Во-вторых, избегайте в разговоре всего, что связанно со смертью, войной, насилием, тяжелыми заболеваниями, психическими расстройствами, алкого­лизмом, наркоманией и тому подобным. Всего, что может ассоциативно вы­звать отрицательные эмоции. Если какому-нибудь маргиналу захочется чего-нибудь подобного, он тихо в одиночестве посмотрит фильм ужасов. А боль­шинству населения этого не надо, даже если это упоминается вами вскользь и совершенно к месту. Если вы обсуждаете, к примеру, войну в Ираке - ну не стоит заострять внимание на подробном описании пыток в американских тюрьмах. Если какой-нибудь псих-наркоман в вашем доме покончил жизнь самоубийством, лучше употребить какой-нибудь эвфемизм, вроде «скоропо­стижно трагически скончался». И уж никак не «сдох, чего и следовало ожи­дать». Русские любят обсуждать всякие ужасы окружающего мира, действи­тельные и мнимые («ой, Семеновна, а ты слыхала...»). Нам это, вроде бы, как-то даже на пользу идет, мозги прочищает. Такая вот кустарная групповая психотерапия. Ни один нормальный европеец этого слышать не хочет, и гово­рить о чем-либо подобном там не принято. В том числе, категорически недо­пустим черный юмор в стиле «Дедушка в поле гранату нашел..». Да и войди­те, в конце концов, в положение европейского обывателя: у него психика неподготовленная, неустойчивая, тепличная. Вам лишь бы потрепаться, а он серьезную эмоциональную травму получит.

Совершенно не принято также обсуждать размер чьей-либо зарплаты. Не потому, что серые доходы скрывают, и не потому, что боятся наезда каких-нибудь бандитов. По совершенно иной, весьма неожиданной для нас причине - чтобы не создавать атмосферу зависти и нездоровой конкуренции, чтобы человек с небольшой зарплатой не чувствовал себя ущербным. Не принято хвастаться крутизной, как это нередко любят делать у нас в России. Вы може­те рассказать про свои карьерные успехи, про то, что вас недавно назначили на новую должность. Но отнюдь не про то, как вы в результате этого «подня­лись». Не очень принято и хвастаться связями - об этом можно упомянуть непосредственно при возникновении такой необходимости, но совершенно не следует этим бравировать. Впрочем, именно такое отношение к разговорам о деньгах и связях последние годы все более заметно и в Москве. Оно и пра­вильно, нечего зря пальцы гнуть.

Ну и особая тема, на порядок более важная, чем предыдущая, при всей важности предыдущей. Не критикуйте нацию. Ни в чем. Ну не воспринимает этого их менталитет. У нас никто не удивится и не обидится, если услышит от иностранца что-нибудь вроде «Все-таки вы, русские, чрезмерно много алко-


голя потребляете, это вас портит». В Европе обидятся даже на дурацкое заяв­ление «Вы, французы, не способны выпить и трети того количества, которое можем выпить мы!» Им абсолютно не важно, что они на самом-то деле и не хотят уметь пить в русском понимании этого слова. Главное - их критикуют, они чего-то не умеют. А каждый француз знает, что Франция - лучшая страна в мире. И хочет услышать от иностранцев лишь подтверждение этого тезиса. Не критикуйте, даже если вас об этом попросят. Когда вас спросят, что вам во Франции не понравилось, совершенно не следует излагать свои мысли по это­му вопросу. Лучше скажите что-нибудь нейтральное, вроде «снега у вас ма­ло». Есть и несколько стандартных ответов по существу, неких клише с теле­визора, которые европейцы готовы услышать и не обидеться. Для французов это: «люди слишком замкнутые», «здесь не любят говорить по-английски», «мне кажется, у вас еще встречаются люди, испытывающие расовую непри­язнь к арабам» и т.п. Но эти клише надо знать. Со временем узнаете. А сами не экспериментируйте, а то ляпните что-нибудь такое, что вас с работы выго­нят («Мне кажется, большинство французов совершенно смирились с фактом наличия во Франции большого количества люмпенизированных арабов»).

Вообще, попридержите себя первые год-два жизни в новой стране, пока не освоились. Слишком уж многого вы пока не знаете. Вот один знакомый рус­ский, только что приехал во Францию, а тут у него день рождения. Он всему офису водки выставил. Французам понравилось, устроили посиделки - рус­ская экзотика. Позже слышал от наших эмигрантов комментарии по этому по­воду: «Вот, именно так и надо в чужую культуру входить - просто и не напря­гаясь, открыто, со всей душой». Да вот именно так-то и не надо! С водкой он угадал наобум. А если бы не угадал? А если был бы, например, у французов бзик, что любой человек, пьющий не вино, а водку - законченный деградиро­вавший алкоголик? Или что распитие водки прямо в офисе - это дикость, а человек, предлагающий такое - враг всего свободного мира? А что, нормаль­ные бзики, нисколько не дурнее множества здесь уже описанных. Так что по­меньше экспериментируйте, побольше наблюдайте. Русской экзотики вообще не надо, она и так из вас прет, в объеме раз в сто большем, чем вам кажется. В разговорах намеренно не выходите за рамки нейтральных суждений на ней­тральные темы. С течением времени вы с удивлением обнаружите, что эта ваша искусственная нейтральность является здесь общепринятой и естествен­ной'нормой,, исключений из которой вокруг почти не видно.

Цвет нации

Речь здесь пойдет о так называемых «цветных французах», «цветных нем­цах» и прочих, то есть, собственно, об арабах, турках и других выходцах из азиатских и африканских стран. Сразу оговорюсь, что дискриминацию людей по расовым признакам как таковым считаю явлением, происходящим не от большого ума. Здесь разговор о другом: о представителях этих уважаемых народов как о социокультурном феномене современной Европы. ■ Прежде всего, суть вопроса - для тех, кто не очень знаком с современными западными реалиями. Уже в течение нескольких десятилетий многочисленные представители азиатских и африканских народов всеми правдами и неправ­дами перебираются из своих неустроенных стран в сытую Европу. Эмиграция происходит, как правило, по колониальному принципу - жители бывших ко­лоний переезжают в метрополию. В частности, Францию заселяют арабы. Тур­ки стремятся в Германию - страну, которая хоть и не была их метрополией, но все-таки имела в свое время с Турцией очень тесные связи. Индусы и паки-


станцы обосновываются в Великобритании. Ну и так далее. Кстати, знаете, в чем настоящая причина того, что Франция и Германия не поддержали войну в Ираке? На территории этих стран уже слишком много мусульман, власти опа­саются резких массовых выступлений с их стороны. Не избежали этой участи и страны, которые колоний и протекторатов сроду не имели. Даже в относи­тельно симпатичной мне Норвегии, расслабленной и малонаселенной стране на окраине континента, где еще местами сохранился оттенок старой доброй Европы, даже там - засилье пакистанцев.

Проблема состоит прежде всего в том, что ни один нормальный, находя­щийся в здравом уме и сносно устроивший свою жизнь азиат в Европу не по­едет - с чего бы это ему уезжать из своей страны и становиться человеком второго сорта на чужбине. Едут, конечно же, самые низы. Запретить эмигра­цию практически невозможно - во всех странах Европы существует весьма сильное лобби, проталкивающее поступление малоквалифицированной рабо­чей силы, готовой выполнять любую грязную и низкооплачиваемую работу. Только вот затея это одноразовая. Работает в лучшем случае только первое поколение азиатских иммигрантов, те, кому нужно получить гражданство и как-то устроиться на новом месте. А их дети чаще предпочитают сидеть на пособии по безработице или торговать наркотиками. Есть, конечно, и множе­ство исключений, но общая тенденция именно такова. Менталитет не тот. Ведь это дети даже не просто случайно выбранных представителей жарких, ленивых, не слишком деловых азиатских и африканских стран. Это дети пред­ставителей самых низов этих стран. Результат наблюдается соответствующий. Работать они в целом не хотят, а уж получают образование и делают что-либо действительно толковое вообще единицы из них. Зайдите в любой француз­ский НИИ, вы не увидите там ни одного неевропейского лица.

Теперь о количественных оценках данного явления. Они поражают. Азиаты валят в Европу толпами, при этом у них традиционно высокая рождаемость. Рождаемость же среди белых наций невелика. В итоге, если вы зайдете в дет­ский сад где-нибудь на окраине Парижа, вы не поверите своим глазам - бе­лый там только каждый третий. И так везде. По неофициальным данным, в том же Осло только каждый пятый рождающийся - белый. Данные, конечно же, неофициальные, так как исследования расового вопроса в странах Запада либо полностью запрещены, либо крайне не поощряются. Можно напечатать сведения о количестве иностранцев в стране, но никто не даст вам собирать и тем более массово публиковать данные о расовой принадлежности граждан страны в роддомах и детских садах. А именно они-то как раз очень показа­тельны.

Что из всего этого следует? Громадная социокультурная проблема. Я со­вершенно не представляю себе, как власти европейских стран собираются ее решать - по-моему, они давно уже живут одним днем. Расы и народы плохо уживаются между собой, это всегда грязь и напряг. Особенно, когда они столь различны. Дружить приятно на уровне международных конференций ООН, а ежедневно жить бок обок с представителями низов совершенно иной культу­ры мало кому понравится. Тем более, что азиаты интегрироваться в западную культуру, как правило, не хотят. Первое поколение иммигрантов обычно с большой неохотой и только в самом минимально необходимом объеме изучает язык новой родины, предпочитая в основном общаться в своем кругу. Второе поколение, нынешняя европейская цветная молодежь, создает собственную субкультуру городских окраин, где нормальные люди не появляются. Анекдот из жизни французских арабов:

 

34
Заходит араб в оружейный магазин: «У вас пистолеты есть?» «Нет». «А ав­томаты?» «Нет». «Ну а гранаты?» «Нет, и вообще, иди отсюда!» Выходит он грустный на улицу. Тут как тут появляется перед ним представитель органи­зации SOS-racisme, борец за права некоренного населения. «Что, обижают?» «Угу. Не продают мне ни пистолетов, ни автоматов, ни гранат». «Какой ужас!» - кричит правозащитник и врывается в магазин: «Вы имеете что-нибудь про­тив арабов?!!» «Успокойтесь, мсье, любые проблемы решаемы. Вот, пожалуй­ста: пистолеты, автоматы, гранаты».

Многие европейцы, конечно, внутренне полны ксенофобии, и даже к при­личным представителям азиатов относятся с презрением. Еще один анекдот для иллюстрации:

Решил французский араб стать приличным человеком. Долго учился, полу­чил диплом юриста. Зашел в первую попавшуюся небольшую компанию, на­значил встречу с генеральным директором и говорит ему: «Хочу у вас рабо­тать». Удивился генеральный директор, развел руками: «Ну, ладно». Привел он араба в шикарный кабинет, отделанный красным деревом - это твой будет: «О!» - сказал араб. Подвел он араба к окну, показал новенький Мерседес на стоянке: «Это теперь твой служебный, с водителем». «Ого!» - сказал араб. «А на работу можешь вообще не ходить, я же знаю, что вы, арабы, этого не лю­бите». «Вы что, издеваетесь?!» - «Но вы же сами первым начали!»

Такая вот восточная сказка. Итак, количество азиатов и африканцев в Ев­ропе стремительно растет, при этом с коренным населением они уживаются плохо. Как же решается эта проблема? Да очень просто - отрицанием. Катего­рическим запретом на любые, даже самые косвенные упоминания о ее суще­ствовании. Массовым и неустанным, изо дня в день, внедрением в сознание населения этого запрета. Официально это называется «борьбой с расизмом». Вот уж причем здесь расизм как таковой, этого мне никогда не понять. Осо­бенно учитывая, что арабы и европейцы - представители одной и той же ра­сы, европеоидной. Реальность же состоит в том, что эта «борьба с расизмом» уже давно приобрела в Европе характер массовой истерии, и чем больше раз­растается сама проблема, тем шизоидней становится анитрасистский психоз.

Араба нельзя называть арабом. Вот немца можно назвать немцем, русского русским. Причем независимо от того, какое у русского или немца в данный момент гражданство. Этически-то он все равно остается немцем или русским. А араба нельзя. В крайнем случае, если уж никуда не деться - алжирцем, ма­рокканцем, тунизийцем. Но никак не арабом. И то, если он действительно гражданин какой-нибудь из этих стран. Если же он гражданин Франции - то­гда он только француз, как не глупо это звучит. Так что не удивляйтесь, когда арабы называют себя французами, а турки - немцами. Я даже хотел когда-то написать об этом издевательский рассказ на французском, про политкоррект-ность, права человека и расположенный в Страсбурге суд по этим вопросам. «На берегах Рейна, там, где Турция граничит с Алжиром, расположен город Страсбург...» Сейчас смешно, а вот интересно, как это лет через двадцать будет звучать.

Не рекомендуется спрашивать у арабов и любых других цветных, даже яв­но вновь приехавших, из какой они страны. Захотят - сами скажут. Вы можете спросить это у любого белого, и он с радостью ответит. А скорее всего, даже подробно расскажет вам про свою любимую Швецию, Польшу или Италию. Но не надо спрашивать об этом у арабов - ответят они весьма неохотно, а окру­жающие подумают про вас «вот какой расист!»


Никогда, ни при каких обстоятельствах не трогайте национальный вопрос. Это категорически запрещено и действительно опасно. Представьте себе, сколько негативной энергии скопилось на Западе за последние годы вокруг этой проблемы! Она копится, копится и копится, и выхода не находит. Ведь каждый нормальный европеец совершенно уверен, что злиться на хулиганов, отнявших у него мобильник на ночной улице, категорически нельзя, это ра­сизм. Поэтому не нашедшая выхода энергия ищет реализации в своей проти­воположности - в «антирасистском» психозе. И тут вы, для поддержания свет­ской беседы: «Хотел новую квартиру снять. Приехал, посмотрел, а там в доме одни арабы...» Растерзают! Хотя объективно ничего крамольного вы не сказа­ли. Если бы в доме были одни немцы или одни американцы, и вы бы не захо­тели снимать там квартиру, так как предпочитаете жить среди французов, никто бы и бровью не повел.

Поймите, что думать над подобными вопросами в Европе давно разучились. Там массовая истерика. Слова «расизм» является всеобщим пугалом, инстру­ментом охоты на ведьм. Его можно навесить уже практически на что угодно, изначальное его значение забыто. Рассказываю одному образованному и на первый взгляд не глупому французу о том, как проходит отбор иммигрантов в Канаду: там пускают в страну не кого попало, а людей, набравших достаточ­ный рейтинг по итогам заполнения иммиграционной анкеты. Рейтинг состав­ляется из образования, опыта работы по специальности, знания английского и французского языков, возраста и т.д. Ответ француза меня просто поразил: «Но это же расизм!!!» Ну да, конечно. Давай толковый словарь откроем и прочитаем, что же такое расизм: «дискриминация людей по расовым призна­кам, а также утверждения о неполноценности какой-либо расы в каких бы то ни было проявлениях». Ну и где у канадцев дискриминация по расовым при­знакам или утверждения о чьей-либо неполноценности? А дискриминация по уровню образования пока еще нигде не запрещена, даже если она проводится среди цветных. Подумал француз и признал, что, пожалуй, это действительно так. Он ведь все-таки умный и образованный француз. Отсюда общий вывод, касающийся предстоящих вам в эмиграции бесед с местным населением: не­хорошо смеяться над людьми, которые ниже вас интеллектом, это расизм!!!

Уровень шовинизма и ксенофобии в Европе очень высок. И постоянно рас­тет. Но все не так просто. Где-то три четверти населения, хорошо обработан­ные телевизионной пропагандой, действительно свято верят в то, что назвать араба арабом - это преступление против человечества. Остальная четверть в это не верит, скрыто ненавидит чужих, но молчит - говорить такое категори­ческизапрещено. Страх, самый обыденный страх. Цветной вопрос - самый больной и самый запретный вопрос в западном обществе. Националис­тические настроения там если и проявляются, то очень аккуратно, контекстом. Ле Пен, руководитель Национального фронта, выкручивается как может, в своих выступлениях называя арабов «иностранцами». Но и это не спасает, орущие толпы собираются на демонстрации с требованием полного запрета его партии. После очередных выборов некая «инициативная группа» в нашем университете активно собирала подписи под требованием уволить профес­сора, являющегося одним из местных руководителей Фронта. Подписи соби­рались весьма бойко, подписывались все - и противники партии Ле Пена, и те, кто только что голосовал за нее на выборах. Не поставить свою подпись под таким требованием - значит, в перспективе, стать следующей мишенью. А французы в большинстве своем трусливы. Вскоре, однако, кто-то сверху мяг­ко пресек эту инициативу.


В будущем никакого заметного улучшения данной ситуации не просматри-ется. По мере увеличения процента цветного населения французы будут все больше и больше ненавидеть арабов и расизм. В остальных странах Западной Европы ситуация в целом такая же, хотя кое-где еще не столь ярко выражена. К чему в конце концов приведёт вся эта шизофрения - прогнозировать не берусь. Отмечу только, что даже в сонной Европе все-таки есть силы, которые просто так не сдадутся, и плевать они хотели на льющийся на них сверху по­ток телевизионной пропаганды. Их количество не велико, но настроены они деятельно, если не сказать экстремистски. Набить морду председателю обще­ства французско-арабской дружбы - это пока так, проба сил. Ситуация зреет. Лично я французских арабов не люблю. В отличие от арабов настоящих, африканских и, особенно, ближневосточных - они-то как раз очень милые люди, если только не в сфере туризма работают. К слову, в том, что я кого-то не люблю, тоже не содержится никакого расизма - я не призываю к какой-либо дискриминации арабов во Франции и не утверждаю их расовой неполно­ценности. А любить или не любить кого-то - это сугубо мое лично дело. Но это так, примечание, разговор не об этом. Дело в том, что есть все-таки и от ара­бов во Франции некоторая польза - диагностическая. Если какой-нибудь француз в приватном разговоре с вами выражает недовольство наличием в стране арабов, рассказывает про них злые анекдоты - это признак большого доверия к вам, переход общения на новую ступень. В советские времена у нас так анекдоты про Брежнева рассказывали.

Тупой и еще тупее

Но как же возможно такое в развитом демократическом обществе? Для от­вета на этот вопрос давайте постараемся уйти от привычных идеологических штампов. Вместо этого продолжим планомерное и, по мере сил, беспристраст­ное изучение западного мира. В предыдущих главах описывалось преимуще­ственно европейское общество в целом, теперь рассмотрим то же самое под большим увеличением - займемся исследованием личности отдельно взятого представителя западной культуры.

Существует распространенное мнение, что жители Запада «тупые». Это экспериментально выведенное многими русскими эмигрантами суждение во многом небезосновательно. Попробуем системно описать данное явление, а также понять, что же все-таки за этим стоит. Для правильного понимания ука­занного феномена следует исходить из двух ранее обсуждавшихся тезисов, а именно, из слабой выраженности пиков в западном обществе и из сильнейшей детерминированности коллективом личности любого из отдельно взятых пред­ставителей данного общества.

Отталкиваясь от ситуации в России, следует признать, что средний житель нашей страны, представитель массы, также интеллектом и образованностью не блещет, хотя, конечно, уровень у него все-таки чуть выше, чем у его за­падного собрата. Когда же мы говорим о себе, что мы такие вот умные по сравнению с кем-то, мы, на самом-то деле, имеем в виду именно наш пик по Данному параметру. Вот он и дает имидж невероятно интеллектуальной и об­разованной нации.

Ну сами посудите, откуда взялся этот стереотип, кто нам его дает? Не­сколько десятков глубоких писателей, несколько сотен тысяч толковых уче­ных и инженеров, отдельные деятели в области серой и черной экономики, ставящие в тупик аналитиков ФБР, ну и, в довершение всего, еще эдак мил­лион кухонных философов, которые тоже свой вклад вносят. Все, вот он весь


 




наш потенциал. Тот самый пик, которого практически нет на Западе, где лю­бой ученый, инженер или коммерсант давно уже не творит, не вкладывает в процесс свою волю и свою креативность, а лишь действует в рамках извест­ных ему технологий, применяя которые он должен как-то развить свою об­ласть. Таких и у нас везде полно. Разница между плодами деятельности пред­ставителей этих двух групп - как между книгами Суворова (независимо от того, насколько истинна его теория) и трудами официальных советских исто­риков. Вторая группа в принципе не способна к самостоятельному мыслитель­ному и волевому процессу, они идут лишь в заранее заданном направлении. Но у нас есть пик, представители первой группы, тогда как на Западе подоб­ные люди уже почти вымерли, там век технологий. Это первая причина появ­ления у нас стереотипа «тупые».

Взглянув на данный вопрос с другой стороны, вспомним описанную здесь ранее чрезмерно высокую детерминированность коллективом отдельного представителя современной западной цивилизации, его страх выйти из стада. Она-то, эта детерминированность, и довершает дело, являясь второй причи­ной обсуждаемого явления, тесно связанной с первой. Ну откуда взяться пику в такой ситуации? Пик - это всегда выход из коллектива, отделение от социу­ма. Интеллигент, мыслитель, человек с нешаблонным мировосприятием неиз­бежно находится в той или иной степени вне массы, и масса обычно относится к нему в той или иной мере враждебно. Однако нам, современным русским, такая ситуация кажется нормальной и обыденной, не напрягает. Мы очень разные. Многие из нас идут своим путем, опираясь на собственную волю, и плевать они хотели на окружающих.

А вот у современного представителя европейской культуры выход из кол­лектива, даже в мелочах, как правило вызывает попросту животный страх. Нутром чувствуют они, что это скорее всего добром не кончится, приведет к дополнительным сложностям. А дополнительных сложностей и приключений они их не хотят. Им хочется прожить спокойную жизнь среди таких же как они людей. Попробуйте, закиньте жителю Запада какую-нибудь не свойственную тамошнему менталитету идею. Внимательно наблюдайте, по некоторым оттен­кам мимики можно в живую реально увидеть, как в нем включается мощней­ший механизм психологической защиты через отрицание, как его подсознание просто вопиет: «Если ты так будешь думать, то до чего же ты докатишься...» Включается, по сути дела, запрет на мышление.

В противоположность этому, в нашем обществе, где личность слабо детер­минирована коллективом, большая часть представителей масс в чем-либо, в той или иной мере, равняются именно на пик. «Хочу знать иностранные языки так же, как...» - о чем-нибудь подобном может мечтать человек, которому, может быть, эти языки и не нужны, но привлекает крутизна. Тогда как на За­паде массы равняются на себя, на массы. «Я не глупее окружающих - значит, все нормально». Итак, имеем запрет на мышление и отсутствие стимулов к нему. Заметьте, кстати, что описываемые черты во многом были присущи и позднему советскому обществу. Это мы сейчас все такие умные и самостоя­тельные, а в те времена стремительно глупели. Поражение в холодной войне разрушило нашу страну, но, может быть, в долгосрочной перспективе, спасла наш дух.

Теперь закончим с теорией и перейдем к описанию печальной действитель­ности. А действительность сводится к тому, что на Западе вы практически не встретите людей, способных мыслить глубоко и самостоятельно. Ибо такие таланты в западном обществе не нужны, часто даже опасны. Как следствие этого, мысли тамошних обитателей не отличаются разнообразием, будучи ог-


раничены необходимым объемом узкопрофессиональных знаний плюс некото-ым количеством готовых интеллектуальных штампов с телевизора, создаю-ших иллюзию общего понимания окружающей действительности. Проявление индивидуумом способности самостоятельно мыслить воспринимаются в запад­ном мире как нечто весьма опасное для окружающих, чуть ли не неприлич­ное.

Более того, что особенно удивляет приезжающих на Запад образованных

русских, у представителей местного населения не поставлен сам процесс мышления. Не тренированны ни логика, ни абстрактное ассоциативное мыш­ление. Любые логические доводы не действенны, если следующий из них вы­вод не совпадает с тем, что было сказано по телевизору - «ты же не умнее телевизора». Логика не воспринимается как нечто абсолютное, стоящее над авторитетами. Общаясь с аборигенами на философские, политические и эко­номические темы, понаблюдайте за собеседниками - и вы сами все увидите. К примеру, частое, к месту и не к месту, употребление ими слов-штампов за­падной пропаганды («права», «демократия», «диктатура», «расизм») являет­ся прекрасным индикатором того, что мозги вашего собеседника работают в обычном режиме - логическое причинно-следственное мышление выключено, система управляется десятком приобретенных рефлексов, разумная дискуссия в принципе не возможна.

Тест на развитость абстрактного ассоциативного мышления вы также може­те провести сами, аккуратно вклеивая в разговор художественные ассоциации возрастающей степени сложности. «Я разлил чернила из картриджа, у меня теперь на столе большая черная туча». Это ассоциация «клякса - туча» - по­нимают. Усложняем. Ассоциация «война - гроза» - понимают. Еще сложнее: «инфляция - коррозия» - поняли самые продвинутые интеллектуалы, молод­цы. А вот подбегает один приятель, с докторской степенью по физике, кстати: «Ту русский, так объясни мне, почему у меня с такой-то русской девушкой никак ничего не получается?» «Потому что ты в резонанс с ее психикой хро­нически не попадаешь». Все. Заклин. Ассоциация слишком сложна для пони­мания.

' В общем, скучно, господа. Уровень развития у европейцев - как у десяти­летнего ребенка, так что не с кем и поговорить в городе. Поэтому, в разгово-ры за жизнь с местным населением лучше уж вообще не вступайте - вряд ли что-нибудь интересное для себя услышите, зато испортите отношения с окру-жающими, так как наверняка скажете что-нибудь, что их по меньшей мере напугает. Ведь тоталитаризм общественного мнения здесь безграничен.

Вот французы, даже с некоторой претензией на образованность. Через пять Минут после начала разговора конечно же спросили, как я отношусь к Путину и к Чечне. Насчет созданного в последние годы на Западе образа дикой тота­литарной России Путина смотрите в одной из следующих глав, пока же разго­вор не о политике, а именно об уровне развития мыслительных процессов у местного населения, о недоразвитости их личности. Оригинальности вопросов ждать не приходится, но это мелочь, Главное - вопрос задан с уверенным ожиданием «правильного» ответа. Сейчас образованный русский будет ругать свою страну, сокрушаться о том, что она никак не хочет втискиваться в рамки "прогрессивной» западной идеологии и стандартизированного западного менталитета. Ничего другого они и не ожидают услышать, ибо твердо знают, что их картина мира не только единственно правильная, но и единственно возможная. На то они и французские гуманитарии образца начала двадцать первого века. Им прекрасно известно, что все отклонения от единственно пра­вильного западного мировоззрения - это всего лишь досадные мелкие флук-


туации в сознании некоторых малопросвещенных восточных варваров. Но варвары варварами, а вот русский из университета. Уж он то не зря учился, должен знать правильные ответы.

Ну-ну, вот не буду я под вашу идеологию подстраиваться. Тем более, что все равно скоро уезжаю. К Путину я отношусь хорошо, а к Чечне плохо. Что было, вот это истерика! Именно истерика, ни одного разумного аргумента так и не прозвучало. Визг на уровне «тебе мама в детстве не объяснила, что такое хорошо и что такое плохо?!» «Ты, образованный человек, прекрасно знаешь, какое мнение надо иметь по этим вопросам, и при этом (в силу каких-то непо­нятных нормальным людям причин), имеешь мнение противоположное?!» Да... Знаете, почему в современной Европе давно уже нет литературы и прочей культуры, воздействующей на умы? Да потому что воздействовать не на что.

Что же касается умных и образованных французских гуманитариев - боль­ше всего поражает в них даже не степень развития в них упомянутых качеств. Затронуты какие-то более глубинные аспекты психики, без которых нормаль­ное мышление в принципе невозможно. Известно, например, что интеллиген­ты обычно радуются, встречая идеологических или философских противников

- подискутировать, послушать оппонента, по возможности опровергнуть его, а
заодно отточить собственную аргументацию. Некий вид интеллектуального
спорта. Как рыцари времен Круглого Стола: «Как хорошо, что мы встретились
с вами на этой дороге, уважаемый сэр Ланселот! Какая прекрасная возмож­
ность наконец-то с кем-нибудь подраться!» А вот у современных европейцев
этого нет. Просто нет. В принципе. Один вид человека, имеющего несовпа­
дающее с общепринятым мнение по какому-нибудь существенному вопросу
вводит европейца в состояние, близкое к апоплексическому удару. Есть некий
круг вторичных малозначимых вопросов, вот их и обсуждайте, а трогать осно­
вы мироздания категорически запрещается. Что касается русских на Западе -
им, к тому же, приходится долго, методом проб и ошибок выяснять, что же для
местного населения важно и обсуждению не подлежит, а о чем можно погово­
рить, и даже рекомендуется, если хотите произвести впечатление «умненько­
го».

Здесь же я хочу особо предостеречь тех, кто едет в западные университеты учиться чему-нибудь сугубо гуманитарному. Особенно это касается истории, социологии, психологии, философии, политологии. Гуманитарии здесь, как и в брежневском СССР, в основной массе своей заняты всякой ерундой, разработ­кой идеологических оправданий существования местной политической систе­мы. Посмотрел я, к примеру, курс лекций «Основные проблемы современной Европы». Эти основные проблемы там даже не упоминаются, потому что за них можно весьма ощутимо по башке получить, да и вообще, обсуждать их в хорошем обществе не принято.

Если вы привыкли мыслить широко и свободно, подумайте, приемлемо ли для вас обучение в системе тотального идеологического контроля. И возможно ли оно в принципе. Если вы не готовы прогибаться, в западном университете вам не прижиться. Ведь при столь антиобщественном поведении экзамены вы не сдадите. Будете упорствовать в своем мнении по вопросу, например, Чечни

- из университета вас, в конце концов, просто выгонят. Причем у профессора,
который не примет у вас экзамен, совесть будет спокойна: «Он же не понима­
ет основ! Тех основ, для осознания которых нашим студентам и книг читать не
надо, все прекрасно объясняется даже по телевизору!» Это Оруэлл, «1984».
Помните об этом, пакуя чемоданы. Современная Россия уникальна отсутстви­
ем у большинства нашего населения уверенности в наличии в мире каких бы
то ни было абсолютных истин. Величайшая ценность, дышится легче.


К чести европейских окраин надо признать, что там тоталитаризм пока еще не столь ярко выражен, не успели они еще полностью сориентироваться в ситуации. С норвежцами, например, даже поговорить иногда можно, только осторожно. Напротив, с американцами лучше уж разговаривать только о Гар­ри Поттере.

А заключением этой главы пусть будет цитата из «Македонской критики французской мысли» Пелевина. Несколько многословно, но очень приятно видеть это в книге писателя, много лет бывшего убежденным западником:

«В знаменитых французских комедиях - «Высоком блондине», «Велико­лепном», «Такси-2» и других - встречается следующая тема: немолодой и явно не спортивный человек кривляется перед зеркалом или другими людьми, смешно пародируя приемы кунг-фу, причем самое уморительное в том, что он явно не умеет правильно стоять на ногах, но тем не менее имитирует запре­дельно продвинутый, почти мистический уровень мастерства, как бы намечая удары по нервным центрам и вроде бы выполняя энергетические пассы, и вот эта высшая и тайная техника, которую может оценить только другой достиг­ший совершенства мастер, и то разве что во время смертельного поединка где-нибудь в Гималаях, вдруг оказывается изображена перед камерой с таким самозабвенным всхлипом, что вспоминается полная необязательность для истинного мастера чего бы то ни было, в том числе и умения правильно стоять на ногах; отвислое брюшко начинает казаться вместилищем всей мировой энергии ци, волосатые худенькие ручки - каналами, по которым, если надо, хлынет сверхъестественная мощь, и сознание несколько секунд балансирует на пороге того, чтобы поверить в эту буффонаду. Именно возможность задать­ся, пусть только на миг, вопросом: «А вдруг правда?!» и делает происходящее на экране так невыразимо смешным.

Скромное обаяние современной французской мысли основано, в сущности, на том же самом эффекте».

Пластмассовость

Да если бы только мышление! Есть вещь и посерьезней, то, что действи­тельно делает современный Запад цивилизацией биороботов. Это - ярко вы­раженная угнетенность эмоциональной сферы, попросту ее отмирание за не­надобностью. У подавляющего большинства населения стран Запада попросту нет личности. Пустота. У русских личность нередко уродливая, вся покоре­женная неврозами и частыми приступами похмелья, но это личность. А запад­ному человеку личность не нужна, его и так неплохо кормят. Они пустые внутри, особенно молодежь. Когда европейцы на что-то реагируют, нет ощу­щения, что это реальное чувство, продукт работы реальной личности. Это лишь одна из сотни стандартных, как будто вложенных из вне реакций. «Большинство американцев можно считать эмоционально нищими, в отноше­ниях с близкими людьми они столь же бедны, как афганцы или суданцы в де­нежном смысле». (Марина Айзен, Clarln, 17.06.2003).

В западном мире все - техно