И вот не знала, как ей быть
И стал он шляться к потаскухе,
Зато ее не осквернял!
Там он поставил в новом духе;
Пил, обнимался в блевал,
А потаскуха объявила,
Что в добродетели — вся сила,
И он в душе аскетом стал,
Но без него она пылала,
И тот пожар бил так силен,
Что надежный, крепкий малый
В коты был ею приглашен,
Все норовил ее, бывало,
В подворотнях тискать он.
Щипки, шлепки и оплеухи
ЕЙ доставались, точно шлюхе,
Но был на его свой резон!
Но у него ума хватало,
Он все же понял, что почем:
Да, в лоб ее поцеловал он,
Оп был - ханжой, а стал — скотом.
И в лоб она поцеловала.
Теперь со лбов у них сияло,
Что оказались майской ночью
Она — шлюхой, он — котом!»
Жена смеется.
Жених. Я это знаю. Одна из твоих лучших песен. (Жене.) Вам нравится? Но я хочу еще вина достать.
Друг. Да, песня хороша. Особенно мораль. (Невесте.) Вам нравится?
Невеста. Я, может быть, ее не поняла.
Ж е н а. К вам это и не относится.
Отец (тревожно). А где же Ина?
Невеста. Не знаю.
Жених. И господина Мильдиера тоже не видно. Почему его вообще пригласили?
Н е в е с т а. Он сын нашего домовладельца.
Ж е н и х. И значит, лакей.
Невеста. Они, наверно, вышли.
Отец. Тем лучше, значит, они не слушали эту песню.Но теперь все же погляди, Мария, где они.
Ж е н а . А может, они-то и поняли эту песню.
М у ж. Ведь и ваша госпожа мама тоже на кухне.
Жених. Она готовит крем.
Невеста (жениху, шепотом). Это была похабщина.
Жених. И после того как ты с ним танцевала?
Невеста, Теперь мне стыдно.
Жених. За танец.
Невеста. Нет, за то, что у тебя такие друзья. (Уходит.)
Друг. Вот теперь я в отличном настроении. Когда я выпью, я как бог.
Жених. Ты бы должен был сказать; когда бог выпьет, он как секретарь.
Друг (смеется, несколько раздраженно}. Хорошо сказано. Обычно ты не так остроумен.
М у ж. Мне вспомнился анекдот. Однажды господь бог вышел погулять, инкогнито. Но так как он забыл надеть галстук, то его узнали и отправили в сумасшедший дом.
Друг. Это надо было рассказывать совсем по-другому. Так вся соль пропала.
Отец. Хорошо, но вот Иозиф Шмидт действительно попал в сумасшедший дом. И вот как это произошло...
Входят сестра, молодой человек и н е в е с т а.
Сестра. Мы помогали маме сбивать крем.
Жених. Ничего-ничего, мы все в хорошем настрое!
Молодой человек. Крем получается отличный.
Ж е н а. Его готовит на горячей плите,
Сестра. Нет, мы приготавливаем крем не на плите.
Ж е н а. Вот как, а я думала, вы скажете —на плите, а то вы оба такие красные. (Смеется, откидывается на стуле; треск. (Вскакивает.)
Друг. Что-нибудь сломалось?
Жена. Боюсь, что стул.
Жених. Это исключено. Вы можете в нем кататься от хохота. Я скреплял трехсантиметровыми болтами.
Ж е н а. Но я больше не решусь на него сесть. Уж лучше на шезлонг.
Сестра. Там вы уже побывали. Ножка отломана.
Друг (обследует стул). Да здесь и впрямь что то не впорядке. И теперь это уже не щепка. Но все же нужно следить за одеждой.
Жених (подходит). Э, да это тот самый стул, который малость подкачал. На него не хватило болтов. Жаль, я не знал, что это тот самый стул, я бы сразу попросил вас присесть на другой.
Н еве с т а. И тогда то был бы «тот самый стул».
М у ж. А вот еще один стул свободен!
Молчание.
М а т ь. Пожалуйста, вот крем и глинтвейн!
Д р у г. Великолепно! Глинтвейн! (Потягивается.) Так, а теперь только подлокотник. Но зато я ничего не порвал на себе. Выпьем. (Подлокотник отламывается.)
Ж е н и х. Вот теперь совсем уютно. Выпьем.
В с е. Будьте здоровы!
Же них (матери). Это за твое здоровье, мама!
Мать. Хорошо, только не проливай вино на жилет, вон ты уж посадил пятно.
Отец. Кстати, раз мы уже говорим о стульях... У Розенберга и компании в их конторе были особые стулья специально для посетителей — сиденья очень низкие, такие, что сядешь и колени торчат вровень с головой. И это всех так подавляло, что Розенберг и компания разбогатели. Тогда Розенберг купил новый дом, новую красивую обстановку, но эти стулья он сохранил. И всегда говорил растроганно: вот с какой скромной мебелишкой я начинал. И я никогда этого не забуду, чтобы не стать высокомерным и чтоб бог меня не покарал..,