Теория рационального выбора
Основной разгар кризиса бихевиоризма, структурно-функционального анализа и других основных методологических направлений пришелся на 60-70-е годы. Эти годы были насыщены попытками найти новую методологическую основу для дальнейших исследований. Ученые пытались это сделать разными путями:
1. обновить «классические» методологические подходы (возникновение постбихевиорильных методологических направлений, неоинституционализма и др.);
2. создать систему теорий «среднего уровня» и попытаться использовать эти теории в качестве методологической основы;
3. попытаться создать эквивалент общей теории путем обращения к классическим политическим теориям;
4. обратиться к марксизму и создать на базе этого различного рода технократические теории.
Эти годы характеризуются появлением ряда методологических теорий, претендующих на место «большой теории». Одной из таких теорий, одним из таких методологических направлений стала теория рационального выбора.
Теория рационального выбора была призвана преодолеть недостатки бихевиоризма, структурно-функционального анализа и институционализма, создав теорию политического поведения, в которой человек бы выступал независимым, активным политическим актором, теорию, которая позволяла бы посмотреть на поведение человека «изнутри», учитывая характер его установок, выбор оптимального поведения и т.п.
В политическую науку теория рационального выбора пришла из экономической науки. «Отцами-основателями» теории рационального выбора считаются Э. Даунс (сформулировал основные положения теории в своем труде труд «Экономическая теория демократии»), Д. Блэк (ввел в политическую науку понятие предпочтений, описал механизм их трансляции в результаты деятельности), Г. Симон (обосновал концепцию ограниченной рациональности и продемонстрировал возможности применения парадигмы рационального выбора), а также Л. Шаплей, М. Шубик, В. Райкера, M. Олсон, Дж. Бьюкенен, Г. Таллок (разрабатывали «теорию игр»). Прошло примерно десять лет, прежде чем теория рационального выбора получила широкое распространение в политической науке.
Сторонники теории рационального выбора исходят из следующих методологических посылок:
Во-первых, методологический индивидуализм, то есть признание того, что социальные и политические структуры, политика и общество в целом вторичны по отношению к индивиду. Именно индивид производит своей деятельностью институты и отношения. Поэтому интересы индивида определяются им самим, также как и порядок предпочтений.
Во-вторых, эгоизм индивида, то есть его стремление максимизировать собственную выгоду. Это не означает, что человек обязательно будет вести себя как эгоист, но если даже он будет вести себя как альтруист, то этот способ, скорее всего, является для него более выгодным, чем другие. Это относится не только к поведению отдельного индивида, но и к его поведению в группе, когда он не связан особыми личными привязанностями.
Сторонники теории рационального выбора считают, что избиратель решает, прийти ли ему на избирательные участки или нет, в зависимости от того, как он оценивает выгоду от своего голоса, голосует также исходя из рациональных соображений пользы. Он может манипулировать своими политическими установками, если видит, что может не получить выигрыша. Политические партии на выборах также пытаются максимизировать свою выгоду, заручившись поддержкой как можно большего количества избирателей. Депутаты образуют комитеты, руководствуясь необходимостью провести тот или иной законопроект, своих людей в правительство и т.п. Бюрократия в своей деятельности руководствуется стремлением увеличить свою организацию и ее бюджет и т.д.
В третьих, рациональность индивидов, то есть их способность располагать свои предпочтения в соответствии со своей максимальной выгодой. Как писал Э. Даунс, «каждый раз, когда мы говорим о рациональном поведении, мы имеем в виду рациональное поведение, изначально направленное к эгоистическим целям»[12]. При этом индивид соотносит ожидаемые результаты и затраты и, стремясь максимизировать результат, пытается одновременно минимизировать затраты. Так как для рационализации поведения и оценки соотношения выгод и затрат требуется обладание значительной информацией, а ее получение связано с повышением общих затрат, то говорят об «ограниченной рациональности» индивида. Эта ограниченная рациональность в большей степени связана с самой процедурой принятия решения, нежели с сущностью самого решения.
В четвертых, обмен деятельностью. Индивиды в обществе действуют не одни, существует взаимозависимость выборов людей. Поведение каждого индивида осуществляется в определенных институциональных условиях, то есть под влиянием действия институтов. Сами эти институциональные условия создаются людьми, но исходным при этом является согласие людей на осуществление обмена деятельностью. В процессе деятельности индивиды скорее не приспосабливаются к институтам, а пытаются их изменить в соответствии со своими интересами. Институты же в свою очередь могут изменить порядок предпочтений, но это означает лишь то, что измененный порядок оказался выгодным для политических акторов при данных условиях.
Чаще всего политический процесс в рамках парадигмы рационального выбора описывается в виде теории общественного выбора, либо в виде теории игр.
Сторонники теории общественного выбора исходят из того, что и в группе индивид ведет себя эгоистично и рационально. Он не станет добровольно прилагать особых усилий для достижения общих целей, а будет пытаться пользоваться общественными благами бесплатно (феномен «зайца» в общественном транспорте). Это происходит, потому что природа коллективных благ включает в себя такие характеристики, как неисключаемость (то есть никто не может быть отстранен от пользования общественными благами) и неконкурентность (потребление этого блага большим количеством людей не приводит к снижению его полезности).
Сторонники теории игр исходят из того, что политическая борьба за выигрыш, а также допущения теории рационального выбора об универсальности таких качеств политических акторов, как эгоизм и рациональность, делают политический процесс подобным игре с нулевой или ненулевой суммой. Как известно из курса общей политологии, теория игр описывает взаимодействие акторов путем определенного набора сценариев игр. Целью такого анализа является поиск таких условий игры, при которых участники выбирают определенные стратегии поведения, например, выгодные сразу всем участникам[13].
Данный методологический подход несвободен от некоторых недостатков. Одним из таких недостатков является недостаточный учет социальных и культурно-исторических факторов, влияющих на поведение индивида. Авторы данного учебного пособия далеки от того, чтобы согласиться с исследователями, считающими, что политическое поведения индивида является во многом функцией социальной структуры или с теми, кто утверждает, что политическое поведение акторов несравнимо в принципе, потому что оно происходит в рамках неповторимых национальных условий и т.п. Однако очевидно, что в модели рационального выбора не учитывается влияние социокультурной среды на предпочтения, мотивацию и стратегию поведения политических акторов, не учитывается влияние специфики политического дискурса.
Другой недостаток связан с допущением сторонников теории рационального выбора относительно рациональности поведения. Дело не только в том, что индивиды могут вести себя как альтруисты, и не только в том, что они могут обладать ограниченной информацией, несовершенными качествами. Эти нюансы, как было показано выше, объясняются самой теорией рационального выбора. Речь идет, в первую очередь, о том, что часто люди действуют иррационально под влиянием краткосрочных факторов, под влиянием аффекта, руководствуясь, например, сиюминутными порывами.
Как верно отмечает Д. Истон, расширительное толкование рациональности, предложенное сторонниками рассматриваемой теории, ведет к размыванию этого понятия. Более плодотворным для решения задач, которые ставят представители теории рационального выбора, было бы выделение типов политического поведения в зависимости от его мотивации. В частности от рационального и эгоистического поведения значительно отличается «общественно-ориентированное» в интересах «социальной солидарности»[14].
Кроме того, теорию рационального выбора часто критикуют за некоторые технические противоречия, вытекающие из основных положений, а также за ограниченность объяснительных возможностей (например, применимость предложенной ее сторонниками модели партийного соревнования только к странам с двухпартийной системой). Однако значительная часть подобной критики либо проистекает из неправильного токования работ представителей данной теории, либо опровергается самими представителями теории рационального выбора (например, с помощью концепции «ограниченной» рациональности).
Несмотря на отмеченные недостатки, теория рационального выбора обладает рядом достоинств, которые и обуславливают ее большую популярность. Первое несомненное достоинство заключается в том, что здесь используются стандартные методы научного исследования. Аналитик формулирует гипотезы или теоремы на основе общей теории. Методика анализа, применяемая сторонниками теории рационального выбора, предлагает конструирование теорем, включающих альтернативные гипотезы относительно намерений политических субъектов. Потом исследователь подвергает эти гипотезы или теоремы эмпирическому тестированию. Если реальность не опровергает теоремы, эта теорема или гипотеза считается релевантной. Если результаты тестирования неудачны, исследователь делает соответствующие выводы и повторяет процедуру заново. Использование этой методики позволяет исследователю сделать вывод о том, какие действия людей, институциональные структуры и результаты обмена деятельностью будут наиболее вероятными при определенных условиях. Таким образом, теория рационального выбора решает задачу верификации теоретических положений путем тестирования предположений ученых относительно намерений политических субъектов.
Как справедливо отмечает известный политолог К. фон Бойме, успех теории рационального выбора в политической науке можно в целом объяснить следующими причинами:
1. «неопозитивистские требования к использованию в политической науке дедуктивных методов легче всего удовлетворить при помощи формальных моделей, на использовании которых основывается данный методологический подход
2. подход с позиций теории рационального выбора может быть применен при анализе любого типа поведения – от поступков самого эгоистичного рационалиста до беспредельно альтруистической деятельности матери Терезы, максимизировавшей стратегию помощи обездоленным
3. направления политической науки, находящиеся на среднем между микро- и макротеориями уровне, вынуждены признать возможность подхода, основанного на анализе деятельности (политических субъектов – Е.М., О.Т.) акторов. Актор в концепции рационального выбора представляет собой конструкцию, позволяющую избежать вопроса о реальном единстве личности
4. теория рационального выбора способствует использованию качественных и комулятивных (смешанных – Е.М., О.Т.) подходов в политической науке
5. подход с позиций теории рационального выбора выступил в качестве своего рода противовеса засилью поведенческих исследований в предшествующие десятилетия. Его легко совместить с многоуровневым анализом (особенно при изучении реалий стран Европейского союза) и с … неоинституционализмом, получившим распространение в 80-е годы»[15].
Теория рационального выбора имеет достаточно широкую область применения. Она используется для анализа поведения избирателей, парламентской деятельности и формирования коалиций, международных отношений и т.д., широко применяется при моделировании политических процессов.
Дискурсивный подход.
Понятие дискурс весьма многозначно (от лат. – discursus– рассуждение, довод, аргумент), часто оно употребляется как синоним слова «текст». Причем под текстом порой понимался не только специфический продукт речевой деятельности, но и самый широкий спектр явлений действительности, особым образом структурированный и несущий смысловую нагрузку.
В науке существует множество определений понятий «дискурс», «политический дискурс». При их многообразии можно выделить два основных подхода.
Первый подход более широкий, и здесь под дискурсом понимаются фрагменты действительности, обладающие временной протяженностью, логикой и представляющие законченное сочинение, сформированное на основе организации смыслов (законченное «произведение», например, в виде текста) с использованием смыслового кода (словаря и т.п.).
Представители другого, более узкого подхода трактуют дискурс как особый вид коммуникации: «Дискурсесть коммуникативное событие, происходящее между говорящим, слушающим (наблюдателем и др.) в процессе коммуникативного действия в определенном временном, пространственном и проч. контексте. Это коммуникативное действие может быть речевым, письменным, иметь вербальные и невербальные составляющие»[16].
Если применить этот подход к анализу социальных и политических явлений, то дискурс будет определять не межперсональный диалог как «речевое событие», а «социальный диалог, происходящий посредством и через общественные институты между индивидами, группами и также и между самими социальными институтами, задействованными в этом диалоге»[17].
В целом представители теории дискурса выделяют два аспекта этого явления:
1. дискурс - рамка, «порождающая система» (Дж. Поккок, К. Скиннер). Для обозначения этого явления часто используются термины «язык», «идеология»; именно в этом значении говорят о дискурсе либерализма, консерватизма и т.п.
2. конкретный дискурс – дискурс-произведение, обладающая определенным сюжетом, например, дискурс выборов Президента РФ 2000 г.
В прикладном, «техническом» смысле дискурс обозначает письменное, речевое или образное проявление какого-либо объекта (широкая трактовка дискурса), или коммуникации (узкая трактовка). В этом случае производится анализ речей, текстов, интервью, бесед, дебатов и т.д.
Теория дискурса - относительно новый подход в политической науке, хотя и имеет глубокие корни в философской традиции. В ХХ веке понятие дискурса стало широко применяться в лингвистических науках. С середины 50-х гг. начинается интенсивное использование термина в философии, а позднее – и в других общественных науках, в том числе и в политических. Этому процессу способствовало углубление интереса к лингвистике и к проблемам языка вообще.
Этот интерес объясняется двумя группами факторов: внешними для науки (объективные общественные потребности) и внутренними (логика развития самой науки).
Внешние факторы были связаны с расширением сферы языка в общественной, в т.ч. политической жизни. Благодаря развитию средств массовой информации язык пронизывает все области социальной жизни, становится реальной общественной силой, могущественным инструментом влияния и манипуляции. Кроме того, на усиление интереса к языку повлиял характер общественных процессов: переосмысление языковой проблематики, как правило, характерно для периодов социальных потрясений, какими и были 60-70 гг. Социально-политические трансформации, как правило, сопровождаются изменением отношения различных социальных групп к слову, языку, культуре. Произошедшие перемены требуют осмысления. Традиционные представления не могут объяснить новую реальность, поэтому и возникает необходимость в новом мировоззрении, в новых понятиях и терминологии.
Внутренним фактором явилось накопление новых эмпирических данных, которое способствовало изменению отношения к языку в гуманитарных науках. Традиционно язык рассматривался как продукт культуры, возникающий в ходе освоения реальности; как координатор деятельности, транслятор опыта и знаний между поколениями (язык - объекткультуры). Постепенно возникает иное представление, при котором язык выступает не только как продукт, но и условие культуры, ее средство, которое не только подвергается внешнему влиянию, но и оказывает обратное воздействие, формирует и структурирует окружающую среду (язык превращается в субъекткультуры).
Основы теории политического дискурса были заложены представителями кембриджской и оксфордской философской школы в 50-е гг. 20 века[18], которые анализировали лингвистический контекст общественной мысли. Одним из первых исследований политического дискурса было серийное издание П. Ласле «Философия, политика и общество», начатое в 1956 г. В 70-е г.г. термин «дискурсы» начинает широко использоваться в анализе политических процессов. В 80-е г.г. возникает центр семиотических исследований, связанный с анализом дискурсов. Он концентрируется вокруг Т. Ван Дейка. Исследователи центра начинают уделять внимание не только содержательным аспектам, но и технике анализа политического дискурса. С этого момента можно говорить о становлении самостоятельного методологического подхода анализа политических процессов.
Для изучения политического дискурса представители данного методологического направления широко используют методы семиотического анализа (изучение дискурса-рамки), а также риторики и литературоведения (анализ конкретного дискурса-произведения).
Исследуя дискурс-рамку (языки), ученые выделяют различные уровни организации политического дискурса-рамки. В частности такими уровнями считаются словари, простой язык, допускающий существование одной точки зрения на явление и общепринятого смысла, сложный язык, допускающий существование множества точек зрения и субъективных смыслов, а также миф.
Одним из наиболее развитых направлений анализа в рамках данного подхода является контекстный анализ политического дискурса, а точнее его отдельных составляющих. В результате такого контекстного анализа выявляются особенности смыслов отдельных составляющих политического дискурса, формирующиеся под воздействием внешних для него факторов (социально-экономических, культурных и политических условий). При этом признается, что дискурс не является простым отражением процессов, происходящих в других областях социального мира, например, в экономике. Он объединяет смысловые элементы и практики всех сфер общественной жизни. Для объяснения процесса его конструирования используется концепция артикуляции. Соединяясь, разнородные элементы образуют новую конструкцию, новые смыслы, новую череду смыслов или дискурс. Напр., лейбористское правительство, пришедшее к власти в Англии в 50-х гг., выстроило свою программу, используя различные идеологические компоненты: государство всеобщего благосостояния, обещания всеобщей занятости, кейнсианская модель управления, национализация определенных индустрий, поддержка предпринимательства, холодная война. Эта стратегия была не просто выражением интересов определенных социальных слоев общества, ответом на изменения в экономике; она явилась результатом объединения различных политических, идеологических и экономических моделей, в результате чего был сконструирован новый дискурс.
Обращение при анализе дискурса-произведения к достижениям риторики и литературоведения предполагает, в первую очередь, использование методов, связанных с анализом сюжета. Здесь существуют хорошо зарекомендовавшие себя схемы и модели, которые позволяют представить отдельные политические события и процессы (митинг, избирательный процесс и т.п.) как дискурс со своим сюжетом, смыслами и прочими параметрами и спрогнозировать его развитие. Большое внимание уделяется исследованию альтернативных сюжетов на основе одной исходной модели, а также изучению сюжетов с открытыми концами. Эта техника и технология позволяет получить хорошие результаты при анализе политического процесса как динамической характеристики политики.
Практическое применение теория дискурса можно продемонстрировать на примере анализа тетчеризма (С. Холл). Проект тетчеризма состоял из двух, во-многом взаимоисключающих друг друга сфер идей и теорий: это элементы неолиберальной идеологии (артикулировались концепты «личные интересы», «монетаризм», «конкуренция»), и элементы консервативной идеологии («нация», «семья», «долг», «авторитет», «власть», «традиции»). Он был основан на соединении политики свободного рынка и сильного государства. Вокруг термина «коллективизм», который не укладывался в рамки этого проекта, идеологами тетчеризма была выстроена целая цепь ассоциаций, которая привела к возникновению социального неприятия этого понятия. Коллективизм в массовом сознании стал ассоциироваться с социализмом, застоем, неэффективным управлением, властью не государства, а профсоюзов в ущерб государственным интересам. Итогом этой политики стало внедрение представлений, что социальные институты, выстроенные в соответствии с идеологемой «коллективизм», несут ответственность за кризисное состояние экономики и затянувшийся застой в обществе. Тетчеризм стал ассоциироваться с индивидуальными свободами и личным предпринимательством, моральным и политическим омоложением британского общества, восстановлением закона и порядка.
Одним из направлений анализа политического дискурса является постмодернистский подход. О постмодернизме в дискурсивном анализе нельзя не упомянуть в силу того, что данное направление получает все более широкое распространение в социальных науках, в том числе и в политологии и считается одним из «модных» направлений социального и политического анализа. Остановимся кратко на его характеристике.
При анализе политического дискурса постмодернисты исходят из следующих посылок. Они отрицают возможность существования единого и разделяемого всеми образа реальности, который можно точно изучить и объяснить. Окружающий мир создается верованиями и поведением людей. По мере распространения идей, люди начинают верить в них и действовать в соответствии с ними. Будучи закрепленными в определенных правилах, нормах, институтах и механизмах социального контроля, эти идеи тем самым создают реальность.
Большинство представителей данного направления полагают, что смыслы, необходимо искать не в окружающем внешнем мире, а только в языке, который является механизмом создания и транслирования индивидуальных представлений. Поэтому исследование языка объявляется главной задачей науки. Провозглашается необходимость понять, каким образом происходит формирование и конструирование объектов реальности; единственным путем достижения этой цели считается интерпретация языка посредством текста. При этом язык часто рассматривается как исключительный субъект, формирующий представление людей об окружающем мире.
Как считают представители постмодернистского направления, для понимания дискурса достаточно проанализировать только сам текст. При этом игнорируются условия его написания, его история, личность, знания способности автора и т.п. То есть, смыслы и значения, содержащиеся в тексте, принадлежат ни контексту, ни автору, ни читателю, ни истории, а только тексту. Большинство постмодернистов считает, что любой читающий текст способен предлагать достоверную его интерпретацию, достоверность интерпретации зависит исключительно от субъективного восприятия. Как справедливо отмечает Д. Истон, «данная перспектива уничтожает и объективность, и субъективность; текст говорит сам за себя, диалог идет не между людьми, не между автором и читателем»[19].
Некоторые постмодернисты, полагая, что все значения и смыслы находятся в тексте, утверждают, что за пределами языка никакой реальности не существует. Таким образом, отвергается существование внешней для исследователя основы, на которой может базироваться научное знание.
Несмотря на то, что такая позиция, казалось бы, применима только к языку, многие постмодернисты используют ее для анализа поведения. Они считают, что человеческое поведение «сконструировано» как текст; мы «читаем» поведение также, как и предложение. Поведение содержит значение в себе и о себе. При этом намерения актора не влияют на значение его поведения, так же как и намерения автора не относятся к тексту. Обстоятельства, под влиянием которых осуществляется действие, также не принимаются во внимание. Отсутствует анализ социально-экономического контекста, мотивации, культурных ориентаций, социальной структуры и другим объясняющим поведение переменным. Таким образом, возможности для аутентичного «прочтения» действия в рамках постмодернизма также оказываются на низком уровне, как и возможности «чтения» текстов.
Таким образом, в рамках постмодернизма отсутствует полноценный анализ политического дискурса, поскольку анализу подвергаются лишь получаемые исследователями лишь его субъективные смыслы. В этом отношении показательно, что в рамках постмодернизма даже не дается определения понятия дискурс, хотя сам термин используется достаточно широко[20]. В целом постмодернистский подход к анализу политического дискурса нельзя признать особенно плодотворным, зотя несомненно то, что в рамках данного направления анализируется немало фактического материала, обращение к которому представляет несомненный интерес для дальнейших исследований политического дискурса.