Что же надо знать о стенокардии и инфаркте? 21 страница
К сожалению, подобный эгоизм и неравноправное отношение к добрачным связям и изменам со стороны мужчины можно встретить и до сих пор.
Одна наша молодая доктор рассказала, что она года за три до окончания института полюбила студента, и они в течение всех этих трёх лет любили друг друга, и их любовь и дружба доставляли им много радости. После окончания института они поженились. Так как оба были отличниками, при распределении остались в Ленинграде. Её родители, обеспеченные люди, приобрели им двухкомнатную кооперативную квартиру, и молодые устроились на хорошую работу по специальности. Казалось бы, жить да радоваться. Муж старше жены на шесть лет. И она хорошо знает, что у него были добрачные связи, и не допытывалась, не упрекала жениха. Видела, что он искренне любит её, и без колебания вышла за него замуж. Однако конфликт вспыхнул уже в первую брачную ночь. Муж решил, что его избранница не девушка. На все её уверения, что она никого не знала до него, говорил ей: «Лжёшь!»
Он как врач и культурный человек должен был знать, что анатомические вариации, травмы, несчастные случаи и другие факторы иногда вносят нарушения природных строений организма, и здесь необходимо верить человеку.
Кроме того, унизительно и безнравственно тиранить свою подругу за её прежние увлечения, если они даже и были. Тем более что и сам он не святой.
Муж доктора проявил настоящий психологический садизм: потребовал от жены, чтобы она покаялась в своих грехах. Когда же она его стала уверять, что он у неё первый мужчина, что она сама не понимает причины этого недоразумения, он твердил: «Ты лжёшь! Признавайся во всех своих грехах».
Так началась их супружеская жизнь. Он был с нею груб, резок. Прежней внимательности и нежности как не бывало. Конфликт с мужем привёл её в состояние глубокой угнетённости. Она потеряла интерес к жизни, к работе, к домашним делам, часто плакала. У неё действительно никого не было, и она понятия не имеет, почему у неё так получилось. Ей даже приходила в голову мысль признаться в том, чего не было, лишь бы в доме наступили мир и согласие. Но только она была уверена, что мир не наступит, а скандалы приобретут другой характер, быть может, ещё более тяжёлый. Его постоянные скандалы, обвинения её в том, чего она не совершила, убивали её любовь к нему, и она всё чаще ловила себя на мысли, что муж становится неприятен.
После того как доктор откровенно все мне рассказала, я попросил разрешения поговорить с её мужем. Она обрадовалась. Я пригласил его к себе и деликатно разъяснил этот вопрос. Я рассказал, что анатомические особенности бывают очень вариабильны и нередко обычных признаков девственности можно и не обнаружить, хотя девушка и была непорочной. Помимо врождённого отсутствия этих признаков, наблюдаемых не так редко, могут быть различные причины их нарушения травматического и медицинского характера. Манипуляции такого вида, проведённые в детстве, приводят к нарушению природной структуры очень легко и для девушки остаются незаметными.
В ряде стран, например в Индии, Бразилии, нередки случаи полного отсутствия признаков девственности, и объясняется это тем, что матери в этих странах столь энергично подмывают маленьких девочек, что все анатомические признаки оказываются полностью уничтоженными уже в раннем детстве. Наконец, признаки девственности часто встречаются в столь рудиментарном состоянии, что не препятствуют брачной жизни.
Кроме того, для культурного человека унизительно и безнравственно так категорически и столь грубо требовать того, чтобы жена не имела добрачной связи, хотя к себе этих требований он не предъявляет. Подобное отношение к женщине всегда унижало её, а теперь, при полном равенстве, такая постановка вопроса недопустима.
Известно, как тяжело переживали русские девушки в старое время, когда они после брачной ночи должны были перед всеми родными продемонстрировать свою непорочность.
У меня в памяти остался рассказ Наташи Петрушевой, которую я оперировал по поводу гигантской грыжи живота. Она мне рассказала, какое унижение в молодости перенесла она в связи с этим обычаем.
Она была на редкость красивой и развитой девушкой. На работе ли, на вечеринках, Наташа везде выделялась, и все у неё получалось ладно и красиво. С ребятами она держала себя свободно, шутила, смеялась, но ни один из них не посмел сказать про неё что-нибудь вольное. Много было у неё женихов. Но ей никто не нравился, и она заявила родителям: «Будете отдавать против моего желания — из дома убегу, а замуж за нелюбимого не выйду». Совершенно неожиданно полюбила паренька из другой деревни, приехавшего погостить к приятелю на месяц.
По обычаям — сваты, свадьба...
После первой брачной ночи её отец, суровый и мрачный старик, потребовал, чтобы она вышла к ним и его родным, показала сорочку со следами непорочности.
Не смела она ослушаться своего грозного отца, вышла из спальни, заливаясь слезами стыда и унижения. А вернувшись к себе в комнату, бросилась на кровать и весь день проплакала. Андрей, муж её, скромный, умный парень, который сам протестовал против этого, никак не мог её успокоить.
На другой же день попросила, чтобы муж увёз её из родительского дома, где так бесцеремонно отнеслись к её девичьей стыдливости.
Она рассказывала мне это уже взрослая, имея детей, — и всё равно переживала.
Это настолько унизительно и тяжело для девушки, что некоторые женщины, борясь за своё равноправие, требуют, чтобы эти признаки уничтожались хирургическим путём ещё в детстве, чтобы женщина, как и мужчина, ни перед кем не отчитывалась.
Обо всём об этом я рассказал цивилизованному ревнивцу. И закончил словами:
— Если не верить человеку, не надо с ним жить, а если верить, надо верить во всём. Иначе нельзя. В чём-то верю, а в чём-то нет. Если так, то, значит, никакой веры нет. А без веры друг другу жить нельзя.
Муж доктора слушал меня с виноватым видом: не перебивал, не возражал. Расстались мы с ним хорошо. Я потом слышал, что жизнь у них после нашей беседы пошла на лад.
Нетрудно было понять настроение Тани. И у меня на душе было горько. Всегда тягостно сознавать своё бессилие. Чуяло моё сердце: Таня не уйдёт от мужа, она из тех, кто живёт для других, — она будет нести свой крест ради дочери.
Не однажды я встречал таких женщин на своём жизненном пути.
У меня была больная с лёгочным кровотечением, Екатерина Ивановна, — её я длительно наблюдал, а затем и оперировал. Она мне рассказывала, как её муж, Павлик, изменяет ей на каждом шагу. Екатерина Ивановна была очень красива, стройна, всё у неё в руках спорилось. Тип русской красавицы, которую воспевали наши поэты от Державина до современных. Глядя на неё, я часто думал: как она могла переносить и прощать грязные любовные похождения мужа-пьянчужки.
Он её мог оскорбить, даже ударить, он ей прямо говорил о своих любовницах, а она ему всё прощала и не уходила от него, хотя сама она, с её золотыми руками, жила бы одна куда лучше, чем с мужем.
Мы все, знавшие её, возмущались её рабской покорностью, полным самоунижением, попранием её женской гордости и человеческого достоинства. Советовали ей бросить мужа и жить самостоятельно. Но она нас выслушивала, соглашалась, но потом говорила: «Нет, я своего Павлушу не оставлю».
Конечно, в наш век полной эмансипации и высокой культуры такие женщины встречаются всё реже. Чаще мы встречаем гордых, самолюбивых, с высокими идеалами, со своими твёрдыми понятиями о морали и нравственности. Такие женщины не станут терпеть унизительного отношения к себе. Да они и из чувства физической брезгливости не допустят к себе нечистоплотного аморального человека.
Среди причин, часто приводящих к разрушению семьи или превращению её в формальный союз двух чуждых друг другу существ, является измена.
Помимо чувства любви и нормальных отношений в интимной жизни, от измены человека должно останавливать сознание ответственности за сохранение семьи. Измена может привести к полному прекращению супружеских отношений или к внутреннему разрыву и катастрофически сказывается на чувстве любви, уважения и дружбы, без которых невозможна нормальная семейная жизнь.
Среди причин развода больше половины опрошенных женщин указывают в анкетах на измену мужа. Легкомысленное, я бы сказал, безответственное отношение мужчин к побочным связям сохранилось ещё от того периода, когда женщина как домохозяйка была в полной экономической и социальной зависимости от мужа.
Он полагал, что, если жена и узнает о его поведении, ей некуда будет деться. Сейчас положение женщины изменилось. Она стала независимой и экономически, и в социальном плане. Современная культурная женщина не станет переносить того унизительного положения, в которое её ставит измена мужа. И она разводится с ним.
Женщина не так просто идёт на измену, если её семейная жизнь приносит ей полное удовлетворение и счастье, если с мужем у неё имеется хороший контакт, доверие и понимание. Она труднее идёт и на разрыв, так как для неё семейная жизнь имеет большее значение, чем для мужчины, который может скорее найти удовлетворение в своей служебной или общественной жизни. Для женщины без семьи не может быть полного счастья.
Я был хорошо знаком с одной женщиной-хирургом, которая считалась неплохим специалистом. Девушкой она полюбила на фронте молодого офицера и вышла за него замуж. Они жили очень дружно, угнетало только отсутствие детей. В тяжёлый период войны рискованно предохранялась от беременности, а потом очень хотела стать матерью, но не могла. Она была стройной, красивой женщиной, всегда одевалась со вкусом и неизменно пользовалась успехом у мужчин. Вела она себя вроде бы скромно, хотя близко знавшие её говорили, что у неё был роман и что об этом романе знал муж и тяжело переживал измену. Впрочем, внешне их отношения казались нормальными. И когда его перевели в другой город с большим повышением, она хоть и неохотно, но оставила службу в Ленинграде и поехала с мужем. На новом месте они имели уютную квартиру, обставили её роскошно. Зашёл я как-то к ним: хрусталь, ковры, так все чисто, красиво, что не знаешь, куда ступить. На ковёр она не разрешала стать в ботинках, попросила надеть тапочки. На диван, прежде чем сесть, подложила салфеточку.
Однако супружество их продолжалось недолго. Через два года после переезда муж её, ещё совсем молодой человек, умер от разрыва внутримозговой аневризмы. Очевидно, сказались длительные душевные страдания. Года через два я навестил ту женщину вновь. Она не вышла и не собирается выходить замуж. Вся её жизнь сосредоточена на воспоминаниях тех счастливых дней, когда они жили с мужем. В комнате я хотел было снять ботинки, но она запротестовала: «Не снимайте и не обращайте на вещи внимания. Нечего их беречь! Они нас переживут. Вот я всё берегла, Васе ступить на ковёр не разрешала, а вот ковёр и сейчас как новенький, а Васи уже давно нет. Не надо беречь вещи, надо больше беречь друг друга. До меня, к сожалению, это слишком поздно дошло!..»
Если мужчина любит искренне и нежно, то измена супруги может очень резко сказаться на всей его жизни и деятельности.
Я хорошо знал и сейчас знаю человека, который несколько лет назад перенёс эту драму.
Павел Иванович Матвеев родился на Урале. Он успешно сдал экзамены в Литературный институт и с первого же курса выдвинулся в ряды лучших студентов. Он писал стихи и прозу, пробовал себя в литературной критике. Мечтал по окончании института, а может быть, и ранее написать книгу о Есенине, опубликовать книгу своих стихов. Однако началась Великая Отечественная война, и Павел, бросив учёбу, ушёл на фронт.
Много горячих вёрст прошагал он по дорогам войны. Но даже в самое трудное время не расставался со своим дневником. Писал стихи и заметки о фронтовых буднях, никуда не посылал свои произведения. Изредка читал написанное товарищам — они воспринимали его стихи с восторгом. Несколько объёмистых тетрадей носил за спиной, в вещевом мешке, и думал: вот кончится война, обработаю стихи, покажу профессиональному поэту, а уж затем, если посоветует, отнесу в журнал.
В жарком бою Матвеева контузило, а когда в медсанбате он пришёл в себя, не было с ним вещевого мешка. Ничего не жалел солдат из потерянного: ни теплого белья, ни даже писем от близких, жаль было своих тетрадей. Когда окреп, сколько ни пытался, не удалось найти дневников. Сказали ему: всякого рода тетради со стихами и сочинениями передают фронтовым корреспондентам. Пробовал обратиться в газету, писал в политотдел армии — никто не знал о судьбе его дневников. Несколько месяцев спустя, во время затишья, принёс товарищ военную газету — и к Павлу: «Помнишь, до ранения ты читал стихотворение и говорил, сам сочинил». В газете за подписью корреспондента и писателя помещено было его стихотворение. И ни одним словом не упомянуто, что оно найдено в вещевом мешке раненого.
Что он мог сделать? Чем доказать, что это его стихи?
Затаил под сердцем обиду, носил её всю войну. Закончив воевать, вернулся Матвеев в свой институт. Вся грудь в орденах, весь изранен, но тяжелее всего рана в сердце.
Он, конечно же, с тех пор написал много новых стихов, не однажды печатал их в газетах, и даже в толстом журнале была напечатана подборка его фронтовой лирики, но ему всё казалось, что таких стихов, которые были у него раньше, он написать никогда не сможет.
С жадностью учился, в трудах затягивалась душевная травма. Но однажды попалась ему книга стихов.
Много в ней было стихов незнакомых, между прочим, неплохих стихов, но встретилось и его собственное, самое любимое.
С волнением прочитал его раз, другой...
Оно, мог ли он ошибиться! Стал листать сборник. Вновь стихи незнакомые, а между ними — его, тоже очень дорогое! И так он встретил несколько своих стихов, в них не было изменено ни одного слова. Не надо было ни с чем сверять, он помнил свои выстраданные на войне стихи наизусть.
Посмотрел в начале книги, в конце — не было никаких указаний на то, что эти стихи взяты из дневника раненого солдата.
Вновь и вновь читал он свои стихи.
Читает Павлуша, и слёзы текут по щекам. И радостно ему, и больно, что имя над ними стоит не его.
Первая мысль, которая возникла, — поехать к этому человеку, сказать, что это он, Павел, написал стихи, что он жив и хочет восстановить свои права. Но тут же остановил себя. Разве человек, позволивший себе такую подлость, способен будет на благородный поступок? Надо идти заявить о плагиате. Но какие у него доказательства? Так ведь каждый может заявить! А чем докажешь! И кому скорее поверят: известному ли писателю или безвестному студенту?..
Пометавшись из стороны в сторону, решил, что всякие попытки доказать свой приоритет бесполезны. Надо смириться с этой потерей как с непоправимым несчастьем. Разумом всё обосновал, а сердце не хотело смириться. Оно болело, и ныло, и не давало Павлу покоя. Ночью не мог уснуть: смотрел в потолок, продолжал мысленно убеждать кого-то.
Через несколько дней его привезли в клинику. Врачи развели руками: не понять, почему у молодого человека такая грозная предынфарктная картина?..
Я был в том городе на конференции и в порядке взаимного визита осматривал клинику, когда мой приятель, её заведующий, указав на больного, сказал: «Вот интересный случай: предынфарктное состояние у студента».
Я посмотрел на электрокардиограмму — удивительное несоответствие между хорошей работой сердца, звучными чистыми тонами и картиной сильнейшего кислородного голодания сердца. Налицо тяжёлый спазм сосудов, питающих сердце. Не склероз, не воспаление стенок сосуда — только спазм. Но ведь и он может привести к инфаркту и к гибели человека!..
— Разрешите мне после обеда побеседовать с молодым человеком наедине, — попросил я своего приятеля.
После обхода я подошёл к больному и сел на край кровати. Больные, что лежали на соседних койках, вышли, и мы остались вдвоём.
— Скажите мне, что вас волнует? — сказал я как можно мягче.
—Ничего. Я совершенно спокоен, — раздалось в ответ, но в голосе чувствовалась скрытая боль.
— Мой вопрос не праздное любопытство. Он продиктован желанием помочь вам. Я хочу выяснить причины болезни.
Павел долго молчал, в нём боролись два чувства: с одной стороны, не хотелось кого-то посвящать в эту историю, а с другой стороны, он понимал, что вопрос идёт о его здоровье и жизни.
Наконец он произнёс:
— Как бы вели себя, если бы у вас украли самое дорогое, плоды вашего многолетнего труда?..
— Конечно, я бы страдал от такой потери. Но расскажите мне подробнее, как это случилось.
И он поведал мне свою историю.
— Вы лишились части своих стихов, но у вас есть талант, — сказал я в утешение.
— Обидно, что к человеку пришла слава за чужие стихи.
— Да, конечно, сознавать такую несправедливость очень обидно. Но очень скоро этот человек пожнёт и бесславие. От него будут ждать других стихов, а он дать их не сможет. Пройдёт время, и кончится поэт. И все поймут, что он не поэт и никогда им не был. Вы же будете писать и напишете много других стихов, у вас появятся книги, вы станете большим, настоящим поэтом, и слава ваша будет расти. Как же вы об этом не подумали, а полностью отдали себя во власть уныния? И вот результат — сердце не выдержало...
Павел успокоился, повеселел, ободрился. Спазмы в сердце уменьшились. На следующий день я сделал ему загрудинную блокаду, а через три дня повторил её. Боли полностью исчезли. На электрокардиограмме исчезли все явления спазма сосудов и коронарной недостаточности. Когда я уезжал, он пришёл меня провожать весёлый, жизнерадостный. Между прочим, мне сказал: «Мне никогда не было так легко, как теперь. И дело не только в том, что моё сердце не болит. Я смелее смотрю в своё будущее, мне кажется, я сумею сделать что-то важное и хорошее». Он смущался. И, боясь, что его обвинят в нескромности, краснел. Мне понравился этот молодой человек, я ещё раз пожелал ему больших успехов в литературе и на прощанье высказал просьбу прислать мне свою первую книгу, а также и все последующие «толстые фолианты». Я так и сказал: «толстые фолианты». Ему это понравилось, он ещё раз улыбнулся и обещал прислать мне свои произведения. И действительно, через год или два он прислал мне книгу стихов, в которой большую часть занимал раздел фронтовой лирики. Стихи мне понравились. Помню, о них был хороший разговор в печати, кажется, велась дискуссия, читатель искал его книгу, о ней я отовсюду слышал хорошие отзывы. Мне было приятно сознавать, что Павел Матвеев, совершивший немало подвигов на фронтах Отечественной войны, стал заметным человеком в литературе, добился успехов в нелёгком литературном труде. Грела мысль и о том, что встретился с ним в трудную для него минуту жизни и оказал ему помощь не только медицинскую, но и добрым словом, нехитрым, но очень важным для него житейским советом. Примерно в это время Павел встретил красивую девушку, Наташу, и полюбил её, и они поженились. Вскоре его пригласили в Москву, предложили ответственную должность в одном издательстве. В очередной свой приезд в столицу я позвонил ему, мы встретились и долго беседовали как добрые старые друзья. Он посвятил меня в свои дела, планы. Паша писал стихи, поэму, печатался в журналах, редактировал других поэтов, помогал им войти в литературу или утвердиться в ней.
По совету друзей начал готовить новый поэтический сборник — и весь ушёл в эту радостную работу, а между тем над ним всё ниже сгущались тучи. Кто-то из обиженных им написал анонимку жене. Не помогла. Семья была крепкая, спаянная взаимной любовью, дружбой, взаимопониманием, детьми... Но анонимщик был не из тех, которые легко отступали. Он избрал другой ход: «случайно» познакомился с женой Павла Ивановича — с Натальей Алексеевной и так же «случайно» стал встречать её по дороге на службу или домой. Он пел дифирамбы её красоте и с «горечью» сетовал на её мужа, который не ценит её, никуда не водит, сидит сам за книжками и у молодой жены губит лучшие годы жизни без радости и развлечений.
Мужчина был молодой, видный и говорил красиво. Наталья Алексеевна, жена поэта, и не заметила, как попала в его искусно расставленные сети, яд сомнений вселился в её душу. Она стала упрекать мужа, повторяя слова «друга», капризничала, а вскоре стала плакать. Возникли первые конфликты. Тут, конечно, есть немалая вина и Павла Ивановича; ему бы расспросить, разузнать, уделить жене больше внимания, но он хотя и был обеспокоен поведением жены, но по-прежнему много работал, готовил свою очередную книгу стихов. А тут «приятель» признался Наталье Алексеевне в «жаркой любви». Она изменила мужу, с которым в любви и согласии прожила многие годы...
Павел Иванович, узнав об этом, был потрясен. Да как же это так! Преданный и любящий друг, с которым было пережито столько радости, счастья и горя, с которым вырастили двух детей, вдруг наносит удар в спину. Дети уже большие, дочь — на стороне отца, сын — на стороне матери (зачем отец так беспечно относился к семье, не уделял матери должного внимания!..).
Тянулись дни горестных переживаний, мучительных раздумий. И не было просвета, облегчения. А тут ещё работа. Подходили сроки сдачи поэтического сборника в издательство, надо было торопиться с подготовкой стихов. А стихи, как на грех, не шли на ум; как он ни бился над слабыми строчками, они не улучшались. Горестные думы вышибли всё вдохновение, поэзия в таком состоянии не давалась.
Прошли сроки, сборник лежал на столе, началась канитель с разводом. И когда Наталья Алексеевна была полностью свободна, её «друг», который так добивался её любви, который «жаждал» соединить их судьбы и жить одной семьёй, едва Наталья Алексеевна развелась, перестал к ней показываться. А затем прислал письмо, что его срочно переводят на работу в другой город. Словом, чтобы она его не искала и о нём не думала. Павел Иванович узнал об этом: ко всем прочим невзгодам прибавилась ещё и обида за честь и судьбу жены — она была оскорблена в своих чувствах, унижена, брошена — было жаль её, но Павел ничем не мог помочь человеку, которого ещё вчера он любил всем сердцем и защищать которого был готов от любой напасти. Окольными путями слышал о её готовности к примирению, но он не мог ничего с собой сделать, его сердце не могло простить измену.
Шло время. Женщины не обделяли Павла Ивановича вниманием, были среди них и такие, которые нравились ему. Особенно одна молодая поэтесса. Как-то вечером она позвонила по телефону и предложила послушать её стихи.
— Я приеду к вам домой, — сказала поэтесса. И она приехала. И засиделась допоздна.
После чтения стихов потекла беседа доверительная, почти интимная.
— Так тяжело одинокой женщине, — говорила она, — так хочется иметь около себя большого, сильного и ласкового друга...
Они договорились, что поживут вместе, присмотрятся друг к другу и, если убедятся, что им вместе хорошо, зарегистрируют свой брак.
И тут... случилось так, что Павел Иванович ощутил предательскую слабость... Вообще-то в этом нет ничего странного, с точки зрения медицины вполне понятное явление. Слишком велика была эмоциональная травма слишком он был издёрган и переутомлён напряжённой работой... Отнесись он к своей неудаче спокойно, попривыкни к своей новой подруге, и у него все бы пришло в норму. Тут главное — не предаваться панике, не, считать себя больным, а сохранить спокойствие. Но он растерялся, даже испугался своей беспомощности. А тут и стыд примешался, чувство неловкости перед молодой женщиной. Он знал со слов товарищей, что женщины не прощают мужчинам их слабости.
И на самом деле, в этот сложный для мужчины психологический момент многое зависит от того, как поведёт себя женщина. Будь с ним умная, деликатная и, главное, любящая подруга, а не эгоистка, она бы отнеслась к его конфузу просто, спокойно, сказала бы: «Не огорчайся, ты переутомился, у тебя это пройдёт». А ещё лучше — не придать этому факту значения, не обратить внимания. Всё бы потом наладилось.
Но его новая подруга была не из деликатных. Не скрывая разочарования, она стала высмеивать неудачника.
Ко всем прочим психическим нагрузкам прибавился этот сильный эмоциональный стресс.
Павел Иванович потом много отдыхал, лечился, но страх перед новой неудачей не проходил. И что хуже всего, сник, угас весь жизненный тонус, поубавилось творческое вдохновение. Он продолжал работать, писал стихи, но прежнего сильного чувства, свежей, оригинальной мысли он сам в них не находил. Он даже на какое-то время бросил писать совсем. В такой-то жизненной ситуации я зашёл однажды к нему в его одинокую холостяцкую квартиру. Не сразу и даже не при этой нашей встрече он рассказал мне историю последних лет своей жизни. И началась длительная упорная работа его близких людей, в том числе и мне пришлось принять в ней участие; мы общими усилиями вернули Павла к творчеству, и прежний жизненный тонус в нём почти полностью восстановился, но это уже другая история, я бы не хотел здесь её рассказывать.
Глава XI
Во все века семья служила мощным фактором развития человека и общества. Это среда, в которой складываются отношения между людьми, в которой протекает большая часть их личной жизни.
Одной из самых важных и ответственных обязанностей семьи является воспитание детей. От родителей во многом зависит личное счастье будущего человека, полноценность его будущей семьи, а отсюда в значительной мере его ценность для общества.
Здоровье семьи и общества — это разные вещи, хотя и связаны между собой.
Любовь и взаимное уважение между супругами — залог счастья человека. Без них счастья не будет, даже если у человека всё хорошо на службе, его уважают, у него есть друзья и, самое главное, он здоров. Болезнь — несчастье. Она старит и убивает человека. К счастью для нас, мужчин, наши женщины очень часто, почти всегда, в период болезни мужа, как бы ни была она тяжёла и длительна, проявляют удивительный такт, нежность и заботу и искреннюю любовь к своему больному другу. И мне всегда бывает радостно смотреть на таких женщин и гордиться ими. Они никогда не покажут вида, что они устали, измучились, исстрадались, и терпеливо сносят капризы больных мужей, сохраняя к ним любовь, уважение и верность. Видел я немало и таких семей, где тяжело больная жена, особенно с пороком сердца, годами оказывается прикованной к постели, а муж терпеливо исполняет домашние работы, ухаживает за детьми и ни разу не упрекнёт жену, не намекнёт на свою усталость.
Там, где нет любви и уважения, болезнь чаще приходит, быстрее развивается, хуже поддаётся лечению и раньше сводит человека в могилу. Перед моим мысленным взором как живой стоит мой добрый знакомый Василий Васильевич, директор музея. Удивительно скромный и нетребовательный в своих запросах, он при наших встречах ни разу не пожаловался на своё недомогание. Между тем вид его внушал серьёзные опасения. Я не однажды приглашал его прийти ко мне в клинику, на обследование, но он уверял, что чувствует себя хорошо. Я продолжал настаивать.
— Хорошо, — сказал он однажды. — Сначала вы придёте ко мне на работу, я покажу вам музей, а потом и я к вам приду.
Мы с женой не стали задерживаться с этим визитом. То, что нам показал Василий Васильевич, произвело большое впечатление. Наш новый друг был не только умелым администратором, но и заботливым хозяином, тонко чувствующим красоту, хорошо знающим историю культуры.
В фотолаборатории, где хранились альбомы архитектурных ансамблей, произведения знаменитых и неизвестных русских зодчих. «Я вам покажу сооружения, которые украшали наш город, но которых теперь нет. Их снесли, разрушили...»
Василий Васильевич показал нам фотографии бывших церквей, построенных в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях, надгробные памятники выдающимся полководцам, учёным, писателям...
— Вот написанные мною статьи в газеты и журналы в защиту памятников старины. Одни мне сочувствуют, помогают, другие... — махнул он рукой. — И говорить не хочется.
Потом зашли к нему в кабинет: маленькая комната, заваленная вещами, бумагами, фотографиями. Здесь же стоял и диван, заменявший хозяину кровать.
— Вы и спите тут? — спросил я.
— Да, иногда приходится.
— У вас семья?
— Да, есть семья, — как-то неохотно сказал он. — Вот завтра приду к вам в клинику, там и расскажу.
На следующий день я узнал от Василия Васильевича историю его болезни, которая в какой-то мере явилась и историей его жизни. С первых дней Великой Отечественной войны он ушёл в ополчение, оттуда перешёл в действующую армию и пробыл на фронте до победы. Дважды был ранен, но каждый раз возвращался в строй. После войны вернулся в Ленинград и не застал ни жены, ни дочери. Дом разрушила бомба. По слухам, жена с дочерью эвакуировались, но поезд был разбит с воздуха. Все попытки найти следы близких оказались напрасными. Много лет Василий Васильевич жил один — всё казалось, что жена с дочкой найдутся.
Когда ему было уже за пятьдесят, он встретил женщину, которая внешне напоминала его жену. Она была лет на двадцать моложе его.
Вторичный брак не принёс счастья Василию Васильевичу. Эта женщина только внешне походила на его первую супругу. Квартирные неустройства её раздражали, она всё время ворчала, требовала, чтобы он ходил по начальству, добивался хорошей квартиры. Дома она заняла всю площадь, выжив его из спальни и из кабинета. Постоянные ссоры с женой держали его нервы в неослабевающем напряжении.
Установлено, что неблагоприятные факторы быстрее приводят к возникновению болезни у тех, у кого нервная система в постоянном раздражении.
Василий Васильевич уже давно страдал язвой желудка. Это и понятно: режим питания не соблюдался в течение многих лет, не наладился он и при новой жене. Но теперь к этому присоединилось ещё и нервное напряжение. Боли усилились. Появились симптомы, которые мы называем «желудочный дискомфорт».