Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность. С- 273

Д-М. Генкин замечал по этому поводу, что эластичность присуща всякому праву (Генкин Д.М. Право собственности в СССР- С. 49—50). Правда, большого распространения этот взгляд не получил.

По этому поводу следует также заметить, что вообще обнаруживаемые иными (невещнымнД правами ослабленные черты сходства с собственностью можно ведь объяснить тем фактом (более признаваемым в англо-американском праве), что все прочие права гак или иначе проиэводны от собственности.

^ площенная в вещи свобода лица, т.е. собственность, действует

\ без границ во времени и в пространстве'.

\ С прекращением лица, с егосмертью прекращается и право собственности, В то же время, когда, как мы верим, опреде-

гляется будущее души человека, его имущество пребывает в

^смутном состоянии наследственной массы, которую с полным основанием можно сравнить с аристотелевской косной и бесформенной, неодушевленной материей. Возникновение права собственности у правопреемников здесь происходит сначала с вложением в имущество воли новых собственников, выраженной в акте вступления в наследство.

' Ограничением бессрочности нельзя считать ни истечение исковой давности, ни завладение по давности, поскольку эти сроки текут после оставления вещи собственником, а сам срок права собственности никак не может быть ограничен,

Весьма характерным для всех вещныхправ качеством является то, что в отличие от обязательственных вещными правами признаются только те, которые прямо признаны законом (замкнутый круг вещных прав, numerus clausus). Этообстоятельствоможно понять. \3

Вообще говоря, причиной разомкнутости круга обязательств, как и причиной возможности появления не указанных в законе сделок, является не просто свобода воли, а именно свобода самообременения собственной волей. Иными словами, если сторона в договоре готова ограничить, обязать себя определенным образом, то такое ограничение имеет силу, поскольку не затрагивает публичный порядок. Напротив, любое обременение других лиц, если они не изъявили на то воли, будет заведомо ничтожным.

Вещные права имеют абсолютное действие, т.е. известным образом ограничивают всех прочих лиц. Поэтому они не могут быть установлены по соглашению двух, трех или иного определенного числа сторон. Лишь все общество в целом, выступая как законодатель, может создавать ограничения для себя. Следовательно, вещное право как особый вид прав может с формальной точки зрения устанавливаться лишь законом.

Отказ в защите права по причинам процессуального или политического характера не означает пресечения самого права собственности, а различного рода конфискации, национализации, иные массовые "экспроприации" являются произволом, лежат за пределами права и поэтому также не могут быть способами прекращения права собственности как неправовые, даже если они будут узаконены. В правовом смысле такого рода изъятия можно приравнять к хищению (furtum), а это означает неисправимую порочность основания приобретения и отсутствие полноценного права собственности у новых обладателей.

Нельзяне отметить и своеобразный способ развития вещных прав. При том, что они не демонстрируют заметной динамики и характеризуются несомненным консерватизмом, что можно в целом объяснить их архаикой, вовлечение новых отношений в сферу вещных прав происходит посредством изменения самого понятия вещи. Нужно отметить, что этот способ достаточно архаичен и известен из римского права.

Именно этим можно объяснитьто, что для определения веши как предмета собственности обычно избегают слишком точных выражений.

Наше понимание собственности позволяет считать вещью, следуя римскому определению, все, что не является лицом (собственником), или все, что способно к обороту (что при достаточном развитии оборота одно и то же).

Но даже такое предельно широкое понимание вещи кладет пределы возможной экспансии вещных прав.

Например, результаты творчества не могут быть, с одной стороны» вполне отделены от личности творца, а с другой — (отчасти и поэтому) окончательно отчуждены, т.е. не способны к обороту в его обычном виде. Отсюда возникает проблема "интеллектуальной собственности", не имеющая удовлетворительного решения в рамках вещных прав".

Хотя свое содержание собственность приобретает за пределами права, из свойств лица и потребностей оборота, по соображениям правопорядка она так или иначе ограничивается.

Иногда возможность ограничений собственности прямо упоминается в легальных дефинициях собственности. Такое указание необходимо, так как собственность является по существу правом неограниченным, полным.

Всякие ограничения права собственности неизбежно порождают .весьма острые коллизии. Не может быть ограничений без нежелательных последствий в принципе, ибо ограничение собственности — это ограничение свободы, автономии, самодеятельности лица, которые сами по себе — единственный, источник благосостояния человека. Поэтому проблема ограничения собственности — это проблема выбора наименее худшего, выбораиз двух зол.Обоснованием ограничения не может быть

См.: Суханм Е.А. Лекции о праве собственности- М., 1991. С. 28—29. Эннекцерус считает, что права на нематериальные блага — произведения творчества не являются вещами (Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом I. С. 268). Практически все другие "пограничные" проблемы собственности также связаны с интерпретацией объектов прав как вешей.

простое указание на противоречие права собственности иному '•• праву или интересу. Такое противоречие можно обнаружить всегда, Обычно собственность как частное право ограничивают именно из публичных интересов. Публичный интерес при этом не лучше, не "прогрессивнее" частного, как это было принято утверждать, а обычно более важен чисто количественно, как сумма частных.

В принципе возможны несколько способов ограничения права собственности.

Техническое ограничение — это прямое изъятие из права собственности конкретных возможностей, ущемление полноты права собственности (мы уже отмечали, что при этом другие свойства собственности — абсолютность, исключительность, бессрочность и др. — не затрагиваются). Раньше, например, право собственности на жилой дом ограничивалось сразу по ряду параметров: ограничивалось количество домов в собственности лица, их размер, право на отчуждение. Что касается других объектов недвижимости, то они вообще не могли стать предметами собственности в силу таких же прямых запретов.

Общегосударственные, режимные ограничения предполагают ограничение прав лица, его свободы, например запрет на судебную (исковую) защиту многих прав, ограничение свободы передвижения и т.д. Несвободное лицо не может иметь полноценного права собственности.

Экономические ограничения приводят к свертыванию товарного обмена, переходу к различным формам прямого принуждения в сфере производства. Это всегда влечет размывание, ослабление собственности, ее редукцию, возрождение примитивных форм (например, захват, массовые хищения, с одной стороны, и "наделение", одаривание — с другой, как главный способ приобретения вещей), т.е. по существу утрату собственности.

В нашем недавнем прошлом все три способа ограничения собственности имели самое широкое распространение.

Сегодня проблема состоит в овладении исключительно техническими способамиограничения собственности. Основные сферы здесь — земельная собственность, производство, жилищная сфера, т.е. по существу все важнейшие отношения.

Выше упоминалась сентенция Яволена:" Всякая дефиниция в гражданском праве опасна, ибо мало такого, что не могло бы быть опровергнуто".

Германские юристы "единодушно подчеркивают, что выработка определений -~ дело, опасное для законодателя. Ведь

"определения часто бывают неверными вследствие трудности найти подходящее выражение"'.

Английские юристы выражаются еще сильнее: "История права — это не логика, а опыт"² и подчеркивают стремление "избегать обобщений*'³.

В конце концов, такое лапидарное определение, как отношение к вещи как к своей, при всей кажущейся ненаучности оказывается довольно глубоким, если учесть, что "своей" можно считать вещь, если понимать ее как пространственное расширение личности, ее потенциала. Именно это качество принмципиально отсутствует у обладателей всех других прав на вещь: они ни в каком случае не относятся к чужой вещи как к атрибуту, продолжению собственной личности. Именно здесь главным образом и заключена причина того удручающего сторонников триады обстоятельства, что внешним образом владение и пользование собственника и несобственника ничем не отличаются, а внутренних отличий у этих правомочий быть не может в силу их сугубо внешней, материальной сути. Остается тогда только апеллировать к "решающему" значению распоряжения, сводя тем самым все богатство собственности лишь к меновой, торговой функции.

Поэтому здесь не ставится задача дать универсальное определение собственности. Все, что написано выше, преследовало одну цель: помочь читателю самостоятельно сориентироваться, чтобы он, если не избавился от "теологической любви к дефинициям", мог сформулировать собственную.

В конце концов, наша задача состоит в том, чтобы насущные проблемы собственности решались лучше, чем это было до сих пор, а для этого нужно больше думать, больше сомневаться. Отсутствие легальной дефиниции или ее краткость как раз к способствуют этому.

' Савельев S.A. Германское гражданское уложение. С. 20. ¹ Порт Ч. Международное частное право. М,; Прогресс, 1982, С. 331. ⁱ Дженкс Э. Свод английского гражданского права. Общая часть: Обязательственное право. М-: Юрнздат. 1940- С. 6. Это характерное качество английской юриспруденции "избегать обобщении" следует, видимо, отнести насчет общего установления, вытекающего из протестантского сознания и состоящего в том, что "посредством эмпирического исследования установленных Богом законов природы можно приблизиться к пониманию смысла мироздания, а философская спекуляция уводит от него" (Вебер Af. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М.. 1990. С. 239). Такой подход исключал общие юридические определения (т.е. юридическую спекуляцию), а отдавал приоритет сугубо эмпирическим наблюдениям, так что обобщение, даже основанное на одних фактах, воспринималось в английском праве с настороженностью. При возникновении иных ассоциаций следует иметь в виду, что "спекулятивная философия есть попытка создать связную, логичную и необходимую систему общих идей" (Уашяхед А.Н. Избранные работы по философии. М.: Прогресс. 1990. С- 272).

Глава 11

Формы собственности

Формулировка ч. 1 ст. 212 ГК РФ; "В Российской Федерации • признаются частная, государственная, муниципальная и иные [ формы собственности" — породила проблему форм собствен-' ности, само существование которых далеко не очевидно. Хотя законодательный источник здесь коренится, безусловно» в ст. 8 Конституции РФ, в свою очередь находящейся в сложной Связи притяжения-отталкивания с содержанием ст. 10 прежней Конституции, решение мы обязаны искать тем не менее в пре-\ делах современного гражданского права.

i Вместе с конституционной традицией замены правовых ' понятий социально-экономическими, которая здесь, как можно ^ видеть, сохранена, от прежнего законодательства перешла и t прежняя проблематика, заметно, впрочем, утратившая остроту со времен перестроечных дискуссий.

' Тогда уже приходилось анализировать связь экономического и юридического понятий собственности". Результатом этого анализа стало выяснение того обстоятельства, что этой связи нет или, в смягченном варианте, что право собственности непосредственно не отражает экономических отношений собственности, даже если последние и существуют. С этих позиций искать суть формы собственности в глубинах "базиса" — заведомо бесплодное занятие.

Этот подход, однако, далеко не общепринят, и не следует ожидать, что многолетняя инерция внедрения в законы не облеченных в правовые формы более или менее абстрактных экономических конструкций остановится сама по себе- Именно этим и можно объяснить как феномен ч. 1 ст. 212 ГК РФ (хотя при сопоставлении сакрального в известный период деления на обще-

Склоескии К. К проблеме права собственности // Правоведение.1990.№ 1.С. 40—45.

народную, колхозно-кооперативную и личную собственность с нынешними формами собственности нельзя не заметить перемещение с "базисных" на достаточно поверхностные "уровни", компромисс, по-видимому, как обычно, не устраивает полностью ни одну сторону), так и другие малоудачные попытки скрещения экономических и юридических категорий в законе, все еще предпринимаемые и современным законодателем.

Предложенное Е.А. Сухановым объяснение законодательного феномена "форм собственности" как экономического понятия, не влекущего, однако, различий в содержании права собственности и потому юридически незначимого', подчеркивает именно этот аспект.

Это верное по сути замечание не исчерпывает, к сожалению, возникшей проблемы.

Во-первых, множественность форм собственности можно обнаружить в истории права, что само по себе является темой для обсуждения, хотя бы исторического характера.

Во-вторых, коль скоро норма возникла (а в силу конституционного происхождения ее бытие никак не может ставиться под сомнение), она начинает взаимодействовать с другими нормами и институтами, причем иногда самым неожиданным образом. Поэтому разумнее поставить ей сразу пределы, и прежде всего в доктрине (поскольку первые угрозы, насколько можно судить, исходят отсюда), чем в дальнейшем сталкиваться с непредсказуемыми последствиями.

Ведь уже налицо настойчивые попытки развернуть на базе ч. J ст. 212 ГК РФ едва ли не новые отрасли права, оперирующие главным образом с "коллективной формой собственности", причем отсутствие собственно юридического содержания у понятия формы собственности позволяет создавать сколь новаторские, столь (что гораздо чаще) и вполне изжитые правовые конструкции², а это способно исказить всю систему законодательства еще до того. как она сложилась³.

' Комментарий части первой гражданского кодекса Российской Федерации. М-: Спарк, 1995. С. 273 и др.

¹ Обычно используемый при этом путь рассуждений — закон не запретил коллективную форму собственности, разумея ее под "иными", а потому и тем самым се благословил, — в рамках гражданского права лишен смысла:

поскольку никаким лицам (кроме некоторых, созданных самим собственником) не запрещено быть собственниками, то и ч- 1 ст. 212 ГК ни в какой трактовке не может толковаться в смысле запрета, ограничения, либо исчерпывающего перечня. ,

* Например, предлагаемая В.Ивановым конструкция коллективной общинной собственности, реализуемой через генеральную доверенность, поскольку она, будучи признана субъектом права, "и не нуждается в юридической личности" (Иванов А Коллективная собственность обшины // Закон. 1996.

Поэтому, если коллектив имеет статус субъекта гражданского права, нет никаких преград ему быть собственником, а если при этом собственность подпадает под признаки собственности граждан и юридических лиц (ст. 213 ГК РФ), т.е. (опять-таки следуя прежним воззрениям и терминам) частной, это не может считаться пороком, пока не возобновлен процесс борьбы с частной собственностью (а именно в этом зачастую скрывается истинный пафос всей аргументации). Если же правосубъектность коллектива никак не складывается, очевидно, что проблема не в собственности, а именно в субъектности (что чаще всего и бывает), Наконец, если речь идет все же об "иной" собственности, то при широких, по наконец-то воспринятой классической традиции, пределах прав собственника по ст. 209 ГК инакость не может не означать сужение этого права, что трудно понять при том, что коллективная собственность всегда интерпретируется ее создателями исключительно апологетически.

Проблема, очевидно, сводится к следующему: каково соотношение собственности и формы собственности, или, иными словами, имеет ли последняя свое, собственное содержание, которое может быть противопоставлено или хотя бы сопоставлено с правом собственности по ст, 209 ГК РФ.

№ 5. С. 119),будучи близкой высказанному однимиз дореволюционных юристов взгляду, что общинакак субъект праване юридическое лицо, а"отвлеченная идея" (ШершеневичГ.Ф, Учебник русского гражданского права. С. 221), очевидно, не может быть принята системой законодательстваиначе как путем ее предварительного разрушения, неизбежного после дополнения подраздела 2 раздела 1 ГК наряду с лицамифизическими и юридическими,еше и "идеальными" субъектами, выступающими в обороте через генеральнуюдоверенность, возникающую непосредственно изсамой идеи.

Эта концепция В. Иванова заслужила резко отрицательную оценку Е.А. Суханова,язвительно заметившего, что еслиобщина "не нуждается в юридической личности", то ей и неудастся выступить в качестве представляемого по генеральнойдоверенности, как это кажется допустимым В. Иванову, ведь "невозможно н и выдатьдоверенность, в томчисле генеральную,филиалу или представительству юридического лица, домашнемуживотному или "неправосубь-екпюй общине", ни получить доверенность от них" (Суханов Е.А. Проблемы правового регулирования отношений публичной собственности и новый Гражданский кодекс /Гражданский кодексРоссии. Проблемы.Теория- Практика:

Сборник памяти С.А.Хохлова/Отв. ред. АЛ. Маковский. М.,1998. С. 208).

Кроме того, предлагается также создать форму "приватизированной собственности", потому что "путем приватизации частная собственность возникнуть не может". Не уточнив своего радикального заявления, автор, как и В. Иванов, полагает, что предложенная им новая форма собственности поможет восстановить "утраченное моральное единство народа" (см. выступление В.И. Крусса в "круглом столе"; Принципы, пределы, основания ограничения прав и свобод человека по российскому законодательству и международному праву // Государство и право. 1998- № 8. С. 62). Можно заметить общую сторонникам различных форм собственности убежденность в противопока-занности нашему обществу частной собственности.

Говоря о сути собственности, мы имеем в виду, конечно, только форму бытия свободы лица.

Понимая право вообще и право собственности как основное,как следствие таких неотъемлемых качеств лица, как свобода и свободная воля, которые в свою очередь присущи всем и, более того, именно этаих всеобщность и была главным завоеванием цивилизации в сфере права, то в буквальном смысле слова варварством (если считать, что варварство предшествует цивилизации) оказывается иное допущение — о различном масштабе этих прав у разных людейи, следовательно, о возможности разных форм прав, в том числе форм собственности. Действительно, только в тех случаях, когда общество строилось на сословных началах, по принципу формального неравенства, и возникали разные формы собственности.

С технической точки зрения формы собственности, стало быть, это наследие средневекового партикуляризма, который был настоящим расцветом разных форм собственности'. При ближайшем рассмотрении нетрудно убедиться, что суть формы сводилась тогда к тому или иному ограничению или наделению льготами и привилегиями по сравнению с известной (в перспективе) идеальной моделью полной собственности, так что в отношении средневековья может лишь оставаться вопрос, имелась ли эта модель в идее, если бы не было уже признано, что такой модели ни в римском праве,ни в средневековье не имелось. Реально разные формы собственности сопоставлялись одна с другой, а не с эталоном, который стал известен лишь в результате изживания феодализма.

Из средневекового, в том числе русского, права нам известны различия в собственности городской и феодальной, вотчинной, поместной, общинной, церковной и т.д.

Приведем характерный пример посессионного права — вечного владения имениями, отведенными казной лицам, не имеющим право владеть ими, с условием постоянной поддержки фабрик и заводов. По прекращении деятельности таких казенных заводов или даже уменьшении производства на них разрушались и права владения имениями². В этом примере наблюдаются такие характерные черты, как ограничение полного права

Интересно, что в средневековом китайском праве выделялись знакомые нам по ст. 212 ГК три формы собственности: частная, казенная (государственная) и общественная {Кычачое E~lf. Основы средневекового китайского права (V11—X111 вв.). М.: Наука, 1986. С. 190). Если учесть, что община имела некоторые публичные функции, сопоставимые с нынешними муниципалитетами, то аналогии, конечно, трудно избежать.