Общий кризис капитализма и попытка его преодоления на основе марксизма 1 страница
Как было показано в разделе 3.3.1, США возникли в результате перезагрузки библейского проекта, который в своей предъидущей версии (феодализма на основе родоплеменного строя) зашёл в тупик. Следствием перезагрузки стало развитие Западной (библейской) региональной цивилизации на основе идей буржуазного либерализма. При этом, если пользоваться современным компьютерным слэнгом, следует понимать, что:
· буржуазный либерализм США — это версия «Professional edition» («профессиональная»);
· буржуазный либерализм в странах Европы (за исключением Франции) — это версия «Home, light edition», т.е. «домашняя, облегченная», не вполне функциональная вследствие того, что предъистория обществ европейских государств не была «обнулена» (как это было целенаправленно осуществлено при создании США) и продолжает оказывать своё воздействие на текущую политику[313];
· буржуазный же либерализм во Франции — версия промежуточная между «профессиональной» и «облегченной» и отчасти — «экспериментальная».
Поскольку в миропонимании библейской культуры «лучшее — враг хорошего»[314], то либерально-буржуазная Европа — системообразующими принципами построения её культуры и субкультуры управления во всех сферах жизни общества— обречена проигрывать США[315]. Чтобы Европе выиграть, т.е. сохранить и развить свою самобытность и культурное своеобразие её народов, — «там надо всю систему менять»[316]: т.е. надо выйти из-под власти заправил библейского проекта и вывести из-под их власти культуру…
Перезагрузка библейского проекта, развитие библейской региональной цивилизации и её агрессивная экспансия в другие регионы планеты на основе идей буржуазного либерализма действительно разрешили те проблемы, которые были неразрешимы в его предшествующей версии (феодализма на основе родоплеменного строя). Однако развитие и распространение за пределы библейской цивилизации культуры на основе идей буржуазного либерализма породило новые проблемы, которых сословно-кастовая система организации жизни национальных и многонациональных обществ в государствах прошлых эпох не порождала.
Одна из особенностей сословно-кастовой организации общества — регламентация норм поведения представителей разных сословий в жизни общества, включая и сферу потребления: монарх имеет право потреблять то, что не в праве потреблять все другие, родовая аристократия в праве потреблять то, что не в праве потреблять купцы, ремесленники, крестьяне, и т.д.
Наиболее известные примеры такого рода: осетровые (в прошлом они водились не только в реках Руси) в Англии — собственность короля, и каждый поймавший осетра обязан был безвозмездно передать его королю, съесть его в кругу семьи или друзей — преступление; Робин Гуд браконьерствует в Шервудском лесу, охотясь на «королевских» оленей, на которых простолюдин не в праве охотиться даже, если его семья умирает от голода; в Российской империи купец третьей гильдии не в праве иметь такой же выезд[317], дом, какие в праве иметь купец первой гильдии; купец третьей гильдии не в праве заниматься теми видами предпринимательства, которыми в праве заниматься купцы высших гильдий; крепостной крестьянин мог завести какое-то промышленное дело, и в случае успеха такой крестьянин-капиталист платил своему барину-хозяину миллионные оброки, и хотя имел доходы, бóльшие, чем у подавляющего большинства дворян, но перед любым дворянином он — почти что безправный крепостной, а шансов выкупиться на свободу с семейством у него было даже меньше, чем у большинства «середняков», поскольку для паразита-барина его ежегодный большой оброк предпочтительнее, нежели единовременный выкуп; доступ к образованию, прежде всего высшему специальному (и соответственно далее — к профессиональной деятельности) — тоже обусловлен сословным происхождением и т.п.
На еврейскую диаспору, чтобы евреи не ассимилировались и продолжали исполнять свои функции в библейском проекте, тоже налагались определённые правовые ограничения в большинстве сословно-кастовых обществ докапиталистической эпохи[318].
Такого рода примеров во всех исторически известных сословно-кастовых системах полно, хотя в каждой из них ограничения — специфические. Тем не менее, если с позиций теории управления смотреть на такого рода сословно-кастовые ограничения прав на ведение той или иной деятельности и прав на потребление природных и социальных благ, то можно сделать следующие выводы:
· прямые запреты на потребление не только ограничивали потребление непосредственно, но исключали возможности сбыта продукции сверх сословно-кастовых ограничений, чем опосредованно сдерживали развитие системы общественного производства[319], международную торговлю и культурный обмен;
· как следствие сословно-кастовая система обеспечивала:
Ø если и не неизменность структуры статистики профессионализма и занятости членов общества, то медленные (по отношению к скорости смены поколений людей) её изменения, что было одним из факторов поддержания политической и финансово-экономической стабильности и управляемости[320] социальных систем;
Ø ограниченный уровень социального давления на среду обитания, что в большинстве случаев гарантировало устойчивость биоценозов и их самовосстановление на протяжении жизни общества в преемственности поколений людей[321].
Развитие культуры на основе идей буржуазного либерализма сняло практически все названные выше ограничения, чем и породило множество проблем для заправил глобальной политики на основе библейского проекта.
Снятие этих ограничений открыло возможности для проявления разнородной личностной инициативы во всех сферах жизни общества. Это явление, став массовым — социально-стихийным, повлекло за собой «первую промышленную революцию» и последующий — непрестанно ускорявшийся в обозримом историческом прошлом[322] — технико-технологический и организационный прогресс.
· Главным социальным последствием этого прогресса стало непредсказуемое изменение спектра предложения продукции и структуры востребованного общественным производством профессионализма, вследствие чего исторически складывающаяся структура обретённого в прошлом обществом профессионализма внезапно оказывалась не соответствующей структуре профессионализма, востребуемого системой производства на основе общественного объединения профессионального труда[323].
Но отношение толпо-“элитаризма” к образованию людей в аспекте освоения личностного познавательно-творческого потенциала при этом исключало возможность быстрого освоения других профессий и трудоустройство в иных сферах деятельности. И это стало фактором, сдерживающим развитие производительных сил.
Кроме того ценообразование в условиях нерегулируемых государством рынков продуктов и рынка профессионализма ведёт к расслоению общества на богатых и нищих, с таким удалением полюсов богатства и бедности друг от друга, которое было невозможно в условиях сословно-кастового строя.[324] Причина этого — навязывание обществу принципа «каждый сам за себя», вследствие чего вопрос о развитии «социалки» и её законодательном обеспечении просто не встаёт, поскольку она представляет собой дополнительную нагрузку на бизнес, ухудшая показатели конкурентоспособности предприятий в сопоставлении с предприятиями, лишёнными каких бы то ни было социальных и экологических обязательств в прямой либо опосредованной форме.
Как следствие скученность бедноты в промышленных кварталах и фабричных казармах для рабочих повлекла за собой массовый рост заболеваемости населения, более высокую детскую смертность и общее снижение уровня здоровья населения.
Это всё в совокупности повлекло за собой рост внутриобщественной напряжённости (обострение классовых противоречий — если пользоваться марксистской терминологией).
· Кроме того развитие производства на основе идей буржуазного либерализма практически сразу повлекло за собой первые биосферно-экологические неприятности.
Редкое производство может обходиться без воды, но этический подход буржуазного либерализма изначально исключал организацию производства и применение технологий на основе замкнутых циклов водопользования, в результате чего некогда чистые реки (сначала малые, а спустя несколько столетий — и большие[325]) превратились в зловонные «сточные канавы», и к концу ХХ века и некоторые морские и океанские акватории оказались покрыты плавающим техногенным мусором, а вода в них стала непригодной для жизни прежних биоценозов.
Потом к проблемам с водой добавились проблемы с загрязнением в промышленных районах воздуха[326] и почв по мере массового внедрения в производство химических процессов и перехода к техногенным видам энергии, используемым в производстве, увеличения общего объёма промышленных и бытовых отходов[327].
Что касается социальных проблем, порождённых буржуазным либерализмом, то для заправил библейского проекта они были неприятны не потому, что массе людей было безпросветно плохо жить[328], а потому, что рост внутриобщественной напряжённости ухудшал параметры управляемости социальных систем и в случае массовых безпорядков (народных волнений, тем более — продолжительных) — падала отдача от системы, что могло лишить ресурсов политические проекты, осуществляемые за пределами общества, впавшего в массовые безпорядки. Иными словами, хотя социальный хаос, бунты и революции могут быть элементами политических сценариев, но общества не должны впадать в такие состояния самопроизвольно, не управляемо, без санкций со стороны заправил библейского проекта.
Т.е. общий кризис капитализма — не пропагандистская выдумка марксистов, а действительно — суровая жизненная реальность.
Мы пишем о нём сейчас, когда он «расцвёл во всей красе», и так или иначе «достал» практически каждого жителя, если не всей планеты, то государств, более или менее цивилизованных на основе техносферы, порождённой библейской цивилизацией под властью идей буржуазного либерализма и политической практики на их основе. Мы пишем о нём, оглядываясь вокруг и вспоминая исторические факты прошлого.
Поскольку многим свойственно отношение к миру в стиле «пока гром не грянет — мужик не перекрестится», — они убеждены в том, что и все другие люди — такие же, как они, и потому перед их сознанием даже не встают вопросы о том, что кто-то в уже далёком от нас прошлом:
· мог видеть первые негативные плоды буржуазного либерализма;
· что, видя их, кто-то мог оценивать перспективы и думать о том, как устранить проблемы, порождаемые капитализмом как способом хозяйствования на основе частного предпринимательства, освободившего себя от какой бы то ни было социальной ответственности за судьбы других людей и состояние среды обитания (как в населённых пунктах, так и вне их);
· что ещё кто-то вёл мониторинг «общественного мнения» и думал, в какие политические проекты можно ввести таких инициативных мыслителей или воспитать под такого рода проекты своих более авторитетных мыслителей; либо какие политические проекты можно развернуть на основе их идей.
Тем не менее, вопреки мнениям не думающих о будущем:
Вся действительная политика делается на основе схемы управления предиктор-корректор; вся политика, которая не строится на основе этой схемы, вне зависимости от намерений её приверженцев, издревле укладывается другими политиками в полную функцию управления по этой схеме и обслуживает её работу, приводя к результатам, запрограммированным носителями концептуальной власти.
И соответственно этому общеметодологическому подходу к политике ещё в первой половине XIX века заправилы библейского проекта предприняли попытку отреагировать на общий кризис капитализма и избавиться от проблем, порождаемых буржуазным либерализмом. Именно в русле попытки решения проблемы общего кризиса капитализма по полной функции управления следует рассматривать писания социалистов-утопистов конца XVIII — начала XIX века и их социальные эксперименты: это была реакция «инициативников», которая не осталась не замеченной заправилами библейского проекта.
В частности Роберт Оуэн (1771 — 1858) в начале 1810‑х гг. разработал план улучшения жизни промышленных рабочих и пытался осуществить его на прядильной фабрике в Нью-Ланарке (Шотландия), управляющим которой он был с 1800 г. Далее в 1817 г. он выдвинул программу радикального переустройства общества путём создания «посёлков общности и сотрудничества», лишённых частной собственности, классов, эксплуатации одних людей другими, противоречий между «умственным» и «физическим» трудом и других антагонизмов. Основанные Р.Оуэном коммунистические поселения в США и в Великобритании потерпели неудачу. Тем не менее «учение Оуэна, не смотря на утопический характер, сыграло значительную роль в просвещении английских рабочих и сказалось на формировании социалистической мысли за пределами Великобритании»[329] (“Советский энциклопедический словарь”, Москва, «Советская энциклопедия», 1987 г., стр. 952).
Если вывести из рассмотрения нравственные и психологические в целом аспекты, то построение социализма в условиях капиталистического окружения ограничивается действием макроэкономических факторов. При принятых в обществе технологиях коммуна может быть рентабельной в экономическом обмене с другими хозяйствующими субъектами, обеспечивая её участникам уровень экономического обеспечения их жизни не многим лучший, чем наёмному персоналу вне коммуны обеспечивает капитализм на основе частной собственности на средства производства. Причина этого в том, что высшие управленцы, в условиях капитализма обладающие доходами, многократно превосходящими доходы носителей массовых профессий, составляют весьма незначительную долю населения, поэтому если в коммуне её высшие управленцы живут, как и все простые общинники, то перераспределение не реализованных монопольно высоких доходов её топ-менеджеров среди членов коммуны безусловно поднимет их доходы в сопоставлении с такими же работниками на частно-капиталистических предприятиях. Однако и этот уровень доходов может оказаться недостаточным для того, чтобы всем членам коммуны обеспечить достойные человека условия жизни и труда, если в окружающем капиталистическом обществе капитал платит персоналу прожиточный минимум, обеспечивающий только физиологическое выживание и едва ли воспроизводство населения[330].
Т.е. для своего успеха в конкурентной борьбе с частно-капиталистическими предприятиями такая коммуна изначально должна на порядки превосходить их по совокупной производительности труда либо в кратчайшие сроки достичь этого качества. В подавляющем большинстве случаев достижение этого невозможно только за счёт более совершенной организации производства, но требует «сегодня» работать на основе технологий «завтрашнего» и «послезавтрашнего» дней, не говоря уж о том, что переход конкурентов к тем же технологиям и организации работ практически мгновенно лишает её такого рода конкурентного преимущества даже, если оно каким-то чудом и возникнет в некоторый момент времени. Кроме того, надо помнить и об ограниченной ёмкости рынков, на которые коммуна выходит со своими продуктами производства.
Это означает, что:
Коммуна изначально должна быть макроэкономической системой, обладающей качеством практически полной самодостаточности в аспектах производства и потребления продукции. Т.е. продуктообмен с внешними по отношению к ней хозяйственными системами либо его отсутствие не должны быть для неё определяющими факторами.
Но как было отмечено выше: «Сад растёт сам: садовник только ухаживает за ним — пропалывает, подсаживает новые растения, прививает на них подвои, поливает, удобряет и т.п.».
В жизни общества, ни одно явление не может быть создано из ничего и после этого «вытянуто за уши» до нужной кондиции, но открывшиеся возможности могут быть преобразованы в действующие тенденции, тенденции могут быть выращены в явления, а порождаемые обществом явления, могут быть взяты под управление, — разнородное по своим целям и средствам, — на какой основе жизнь общества обретает определённую целесообразность — управляемую направленность.
————————
Т.е. из экспериментов Р.Оуэна и ему подобных кто-то сделал основные выводы, содержательно во многом аналогичные следующим, хотя и выразил их в каких-то иных словах либо намёках:
· Рабочие и простонародье в целом хотят социальных гарантий и социальной защищённости, и если им их дать, то:
Ø социальная напряжённость упадёт,
Ø система станет более гарантированно управляемой,
Ø а её ресурсоотдача по отношению к решению задач глобальной политики увеличится главным образом за счёт роста качества населения, поскольку либерал-буржуины просто прожигают человеческий потенциал, вместо того, чтобы дать ему реализоваться (что иллюстрирует приведённая выше сноска о положении рабочих в США в 1880‑е гг.: люди должны умирать, чтобы индустрия процветала).
· Либерал-буржуины — необучаемы. Каждый из них по одиночке, будучи невольником своекорыстия и находясь под давлением конкурентов и конъюнктуры рынка (это тоже —своего рода отсутствие социальной защищённости и гарантий, но по отношению к предпринимателям), сам не в состоянии обеспечить не вызывающие озлобленности условия труда и жизни рабочим своего предприятия.
· Буржуазное государство служит своекорыстию каждого из множества таких либерал-идиотов[331] и не способно:
Ø ограничить их своекорыстие и конкурентное давление так, чтобы создать систему социальных гарантий и для простонародья, и для предпринимателей;
Ø обуздать гонку потребления, в которой перемалываются без толку природные и социальные ресурсы и разрушается среда обитания;
Ø и потому буржуазное государство в дальнейшем будет только усугублять проблему общего кризиса капитализма.
· Поэтому:
Ø буржуины должны быть уничтожены как класс;
Ø система должна быть построена так, чтобы в ней возникновение новых поколений буржуинов было невозможно;
Ø коммуна изначально должна быть макроэкономической системой, обладающей качеством как можно более полной самодостаточности в аспектах производства и потребления.
· Власть над системой по-прежнему должна оставаться в наших руках, а «коммунары» — такие же идиоты, как и буржуины — пускай тешатся иллюзией, что они — хозяева сами себе и коммуне.
На воплощение в политику этих выводов и требований изначально был нацелен марксизм.
————————
Марксизм — это 39 томов собрания сочинений К.Маркса и Ф.Энгельса (2‑е издание), дополнительные тома (40‑й — 49‑й), выпущенные спустя несколько лет после завершения издания, плюс к ним произведения продолжателей дела К.Маркса, начиная от «ренегата Каутского» до «иудушки Троцкого», если стоять на позициях «единственно верного продолжателя» В.И.Ленина, чьи произведения представлены 55 томами (5‑е издание). Если же стоять на позициях других «единственно верных продолжателей», то библиотека всё равно по объёму такая, что её реально никому кроме историков, специализирующихся на марксизме, не прочесть[332]. Поэтому о марксизме кратко приходится говорить своими словами.
Провозглашаемые цели марксистского проекта — построение безклассового общества, а на первом этапе — общества, в котором нет эксплуататорских классов. Переход к этому обществу — вследствие необучаемости буржуинов — изначально проектировался через революцию, которая уничтожит право частной собственности на средства производства, после чего собственность якобы станет общественной, а представителем общества-собственника в деле распоряжения средствами производства станет государство, реализующее принцип «диктатуры пролетариата», которое впоследствии должно «отмереть» и заместиться неким общественным самоуправлением, а в нём будут участвовать практически все, что и гарантирует всем свободное развитие и свободную жизнь на основе того, что труд на благо общества станет первой жизненной потребностью людей. И тогда на основе роста производительных сил общества будет реализовываться принцип «от каждого по способности — каждому по потребности». Что касается экономики, то на первом этапе товарно-денежные отношения сохранятся в отношениях государства, представляющего общество в качестве собственника средств производства и продукции, — с одной стороны, и с другой стороны — граждан — потребителей этой продукции; денежные отношения между гражданами не будут играть сколь-нибудь существенной роли, поскольку деньги в условиях социалистической организации жизни не смогут стать частным капиталом. А когда производственные отношения достигнут своего полного развития, то с началом реализации принципа «от каждого по способности — каждому по потребности» упразднятся и товарно-денежные отношения.
Первая попытка реализовать этот проект — революция 1848 г.[333], которая так или иначе проявилась в большинстве стран Европы, но больше всего затронула Францию, в которой династия Бурбонов, восстановленная после разгрома Наполеона в битве при Ватерлоо в 1815 г., окончательно ушла в историческое небытиё. Но тогда довести революцию до стадии начала реализации марксистского проекта не удалось: революция завершилась установлением буржуазной республики, которая вскорости превратилась в империю во главе с племянником Наполеона, первоначально избранного президентом.
Вторая попытка реализовать этот проект — революция во Франции в период франко-прусской войны, известная такими событиями как Парижская и Лионская коммуны.[334]
Этих двух попыток оказалось достаточно, чтобы некоторая часть буржуинов, задумалась о перспективах революции под знамёнами марксизма и её последствиях «для себя любимых», и обратилась к проблематике построения системы социальных гарантий для простонародья.
Надо признать, что:
· наиболее обучаемым оказался создатель и первый канцлер Германской империи князь Отто Бисмарк фон Шёнгаузен (чем вызывал в свой адрес ненависть революционеров, терявших социальную базу), благодаря которому к 1914 г. в Германии классовые противоречия были во многом сглажены и страна обладала изрядным потенциалом развития, который политические преемники Бисмарка бездарно слили в ходе первой мировой войны ХХ века, последствия чего Германия не преодолела до настоящего времени;
· а наименее обучаемой — “элита” Российской империи, нагнетавшая социальную напряжённость на протяжении всего времени правления трёх последних императоров[335], что и создало предпосылки к революциям начала ХХ века.
Проявление под воздействием Парижской коммуны склонности к обучаемости некоторой части буржуинов и пробуржуазной интеллигенции привело к возникновению в марксизме течения, получившего название «ревизионизм», сутью которого был отказ от революционного перехода к коммунизму, а продвижение к нему путём реформ. Из этого течения в марксизме выросла современная нам социал-демократия — Социалистический интернационал, не последняя по влиянию в мире трансгосударственная политическая организация.
И хотя в тот период истории марксистская идеология ещё не успела стать государственной идеологией ни в одной стране мира, в силу чего говорить о конвергенции двух систем (капитализма и социализма) было преждевременно, но по сути «ревизионизм» в марксизме — это самая ранняя версия теории конвергенции.
И практически со времён Парижской коммуны псевдокоммунизм марксизма стал инструментом в делании глобальной политики сначала в руках «Великобратании», а потом и США: оба государства и крупные банковские дома, действовавшие с их территории, поддерживали марксистские и прочие революционные партии в государствах-конкурентах, хотя правление в них самих осуществлялось на основе идей буржуазного либерализма. Еврейские банковские дома играли в деле финансирования революций в государствах-конкурентах (России, Германии, Австро-Венгрии) ведущую роль.[336]
Но дело не сводилось только к финансированию революционных партий и предоставлению политического убежища революционерам, начиная от К.Маркса до Л.Д.Троцкого, поскольку, как возразил король Афганистана при установлении дипломатических отношений с СССР кому-то из своих придворных, опасавшихся экспорта революции из СССР: «Революция — не юрта: где хочешь — не поставишь», — т.е. в самой стране должны быть созданы предпосылки к революции[337]. А для этого в ней необходимо нагнетать революционную ситуацию: стимулировать недееспособность режима в решении социальных проблем — с одной стороны, и с ругой стороны — культивировать недовольство масс властью. Кроме того нужна идея, которая бы олицетворяла собой «светлое послереволюционное будущее», партия профессиональных функционеров идеи и просвещённая массовка, готовая поддержать функционеров в ходе разрешения революционной ситуации. Решение этих задач возлагается на масонскую периферию в среде политиков, журналистов и университетской профессуры и на им сочувствующих не посвященных ни во что профанов-свободолюбцев той страны, которой предстоит стать жертвой революции.
В Российской империи происходило именно это. Программно-адаптивный модуль Российской империи с начала воцарения Николая II был подчинён заправилам «Великобратании» как во внешней политике, так и во внутренней[338], вследствие чего социальные проблемы обострялись политикой самого же режима (один из примеров тому был приведён выше в сноске о позиции С.Ю.Витте в «рабочем вопросе» в 1996 — 1897 гг.). В таких условиях марксизм распространялся:
«Увлечение марксизмом было в то время повальною болезнью русской интеллигенции, развившейся ещё в 90‑х годах. Профессура, пресса, молодёжь, — все поклонялись одному богу — Марксу. Марксизм с его социал-демократией считался тем, что избавит не только Россию, но и весь мир от всех зол и несправедливостей и принесёт царство правды, мира, счастья и довольства. Марксом зачитывались все, хотя и не все понимали его. Студенческие комнатки и углы украшались портретами великого учителя, а также Энгельса, Бебеля и Либкнехта.
Само правительство ещё так недавно покровительствовало марксизму, давая субсидии через своего сотрудника на издание марксистского журнала. Оно видело в нём противовес страшному террором народовольчеству. Грамотные люди, читая о диктатуре пролетариата Маркса, не видели в ней террора и упускали из виду, что диктатура невозможна без террора, что террор целого класса неизмеримо ужаснее террора группы бомбистов. Читатели не понимали или не хотели понять того, что значилось чёрным по белому.
А легальный марксизм питал идейно подпольную работу “Бунда”[339] и “Российской” партии и очень облегчал им их задачу пропаганды и, стало быть, содействовал их успеху.
Непонимание нарождающегося врага во всём его значении со стороны центрального правительства не могло не отразиться и на местах» (А.Спиридович, “Записки жандарма”, Москва, «Пролетарий», 1930 г., репринтное воспроизведение 1991 г., стр. 67, 68).
Как можно понять из свидетельства А.Спиридовича:
· марксизм ответил эмоциональному неприятию российской действительности как наиболее просвещённой частью общества, так и изрядной долей простонародья (которая что-то слышала про марксизм),
· но мало кто его знал достаточно полно,
· а его алгоритмику обмана общества и введения его в заблуждение, если судить по литературе тех лет, — вообще никто не понимал[340];
· причём, как будет показано далее, упрёк в непонимании марксизма относится не только к эмоционально увлечённой массовке марксистских партий, но и к их вождям — марксистам-профессионалам, “продолжателям дела” основоположников «научного коммунизма»[341];
· как следствие непонимания (жизни и предназначения марксизма) — никто и не думал о выработке альтернативной марксизму концепции развития страны и человечества, вследствие чего следов наличия альтернативы в литературе и в мемуарах тех лет — не сыскать[342].
В итоге в 1917 г. марксистский проект вследствие недееспособности царского режима и либерально-буржуазного режима Временного правительства[343] в результате победы государственного переворота 7 ноября (впоследствии ставшего действительно Великой октябрьской социалистической революцией) вошёл в стадию практического воплощения в политику.
Вопрос о «мировой социалистической революции» отпал практически сразу же вследствие того, что В.И.Ленин, не доверившись масонской периферии в своём окружении[344], пошёл на заключение брестского мира с Германией, в результате чего революционная ситуация в Европе не достигла необходимого для победы накала и революции в Германии и в Венгрии (на территории Австро-Венгрии) оказались пустоцветами[345].
Но отказываться от проведения социалистического эксперимента в масштабах России как этапа в решении проблемы общего кризиса капитализма заправилы глобальной политики не собирались. Руководство этим делом было доверено товарищу Сталину.
Итоги гражданской войны и интервенции стран Антанты на территорию Российской империи (т.е. в начале 1920‑х гг.) показали искренним либерал-буржуинам в Великобритании и в США[346], что марксизм — это серьёзно, что он направлен против них, и им в прошлом только дали временно попользоваться марксизмом как инструментом в деле ниспровержения геополитических конкурентов — Российской и Германской империй, — решая при этом задачи более высокого порядка значимости в глобальной политике, в которые массовку и “элиту” либерал-буржуев не посвятили. Поняв, что марксизм против них, для защиты буржуазного либерализма от марксизма либерал-буржуины вырастили гитлеризм. Это было позволено им сделать по двум причинам: