Глава III. Великое путешествие по Франции 1 страница
Включение положения о мирном урегулировании в декларацию о совершеннолетии было само по себе весьма дерзким политическим актом. Теперь Екатерина могла принудить всех своих подданных к навязываемой ею терпимости. И правда, совершеннолетний король, имевший абсолютную власть, был единственным арбитром политики Французской короны: ни штаты королевства, ни принцы, ни религиозные движения не могли с выгодой для себя воспользоваться его юным возрастом, чтобы навязать свою опеку, в действительности король полностью принадлежал своей матери.
Протестанты не ошиблись: именно королеве-матери они адресовали упреки по поводу ущемления своих прав. В редакции эдиктов, как пишет Кальвин в августе, «канцлер оказался слишком либерально настроен по отношению к нам, потому что в глубине души он к нам благосклонен. Но из-за тайных ухищрений королевы все добрые решения, принятые в Совете, обойдены». Без, вернувшийся в Женеву в мае 1563 года, решил, что Екатерина его обманула: «Нет большего несчастья для народа, чем оказаться под властью женщины, да еще такой женщины».
Но Екатерина стремилась к примирению. Когда 18 марта 1563 года колесовали Польтро, убийцу Франсуа де Гиза, выяснилось, насколько парижан взволновало убийство католического лидера: толпа схватила части тела казненного и поволокла их по улицам, разорвав на куски. На следующий день, во время похорон герцога, гроб которого везли через весь Париж в замок Жуанвиль, магистраты, духовенство и буржуа составили процессию, направившуюся [145] в Собор Парижской Богоматери на заупокойную службу. Во время допросов Польтро не раз называл Колиньи одним из подстрекателей. Адмирал признал, что его предупредили о покушении, замышляемом против герцога де Гиза, а маршал де Сент-Андре — против принца Конде и против его родного брата д'Андело. «Услышав от одного человека, что если он сможет, он убьет этого самого сеньора де Гиза, он его не отговорил». Адмирал писал Екатерине, что он не виновен в убийстве, но что он нисколько о нем не сожалеет: «Так как я считаю это самым великим благом для королевства, для церкви Божией, для меня и всей моей семьи».
После примирения семья убитого герцога потребовала правосудия. Она стремилась отомстить тому, кто считался виновником и которого толпой примчались защищать дворяне-гугеноты. Боясь возобновления гражданской войны, Екатерина вынесла это дело на обсуждение Совета в 1564 году. Карл IX постановил, что все будет «отложено на три года», но при этом стороны не имеют права ни потребовать правосудия, ни прибегнуть к оружию. Король лично вынес этот приговор. Его мать гордилась им, видя в нем нового Соломона: королевский указ имел целью утихомирить страсти, используя в качестве успокоительного лекарства время. Позже, когда двор находился в Мулене, Королевский совет объявил о невиновности адмирала (29 января 1566 года), а Екатерина заставила Лотарингцев и Шатильонов поцеловаться.
По мере возможности королева-мать стремилась избежать столкновений. Именно таким способом она добилась от знатных вельмож прекращения проповедей при дворе. Принц Конде от них отказался в момент своей интриги с Изабеллой де Лимейль, придворной дамой королевы. Герцогине Феррарской, Рене Французской, несмотря на ее настойчивость, было запрещено проповедовать в замке и ее доме в Фонтенбло. Поэтому в своей Лионской декларации (24 июня 1564 года) король смог заявить, что предводители протестантов добровольно отказались от богослужений в королевских резиденциях. Но было нелегко заставить протестантов [146] отречься от уже завоеванных привилегий, пусть даже речь шла о местах отправления культа, присвоенном церковном имуществе или о захваченных городах-крепостях. Маршал де Вьейвиль был послан в Лион, Дофине — в Лангедок и Прованс для осуществления общего восстановления в правах. Одновременно с этим королевское правительство пыталось сдержать бесчинства католиков. Маршал де Бурдильон был послан в Руан, чтобы заставить католиков соблюдать положения эдикта. В Провансе парламентарии — фанатичные католики — были заменены на делегацию парижских членов парламента под председательством Бернара Прево, сеньора Марсана. Кроме специальных гонцов, которых Екатерина разослала по провинциям, она рассчитывала также на наместников короля, которые должны были «следить за неукоснительным соблюдением» эдикта. Она также писала правителю Лангедока Монморанси-Дамвилю, чтобы он приказал применять его «бесстрастно».
Для того чтобы следить за соблюдением перемирия внутри страны, королева изменила состав Королевского совета. Вместе с убежденными католиками — кардиналами Лотарингским и Гизом, герцогами де Монпансье и Невэрским, она допустила в Совет протестантов и умеренных, которых вскоре прозвали «политиками». Протестантов представляли их предводители — Конде и три брата Шатильона. В третью партию — сторонников королевы — входили военные высших чинов, коннетабль, суперинтендант финансов, верные слуги Короны — Морвилье, епископ Орлеанский, Монлюк, епископ Баланса, известные своей терпимостью. Благодаря своей численности они всегда располагали большинством голосов при обсуждениях.
Позиции Французской короны в отношении религиозной проблемы были теперь вполне определены, о монархическом и абсолютном характере королевской власти торжественно заявлено, начало реформе положено: настало время направить в провинции королевских представителей для осуществления этой новой политики. Повсюду в государстве надлежало восстановить порядок, показать короля во плоти его подданным, поддержать с помощью ритуала вступлений и [147] воздаяния почестей верность органов, созданных согласно закону, восстановить под его властью иерархическую пирамиду королевства. Екатерина уже видела пышные, переезжающие с места на место кортежи, как при Франциске I и Генрихе II. Намереваясь возродить величие монархического церемониала, она решила вместе с маленьким королем в пышном окружении придворных дам и сеньоров совершить великое путешествие по Франции. Предполагалось, что путешествие продлится более двух лет: с января 1564 по май 1566 года.
Двор Екатерины Медичи, писал Брантом, «был настоящим раем на земле и школой всяческих добродетелей, честью и украшением Франции». Позже для Генриха IV этот двор станет образцом для подражания. Как и во времена предыдущих королей, по воле случая при дворе собирались приближенные государя, его советники, самые могущественные вельможи. Еще со времен Франциска I очень большую роль при дворе играли женщины — конечно, это было удовольствием для короля, но их использовали также и в политических целях, что очень хорошо усвоила Екатерина. Позже она напишет одному из своих сыновей, что нужно следить за тем, чтобы французы оставались веселыми и чем-нибудь занятыми. Поэтому она и собрала их в одном месте постоянного праздника. При этом дворе одной женщины, или женщин, именно они все решали и вели игру. Как раз это осудит позже Жанна д'Альбре в письме к своему сыну: «Не мужчины... берут женщин, а женщины — мужчин». Но одновременно это был двор короля-ребенка, а значит и место образования, нравственного воспитания и развлечения юного Карла IX и королевских детей.
Лучшим украшением королевского окружения была его женская часть, насчитывавшая около трехсот дам, среди которых были принцессы и супруги вельмож и восемьдесят родовитых девушек и женщин, отобранных по признаку их изящества и красоты. Екатерина требовала, чтобы они носили шелк и золото и были разодеты, как богини. Говорили, что эти красавицы составили «летучий эскадрон», предназначенный для обольщения и удержания лидеров [148] партий — таких, как Конде, например, отличавшегося бурным любовным темпераментом. Обычно язвительный Брантом подчеркивал хорошее поведение при дворе королевы. «У нее обычно бывали весьма красивые и честные девушки, с которыми каждый день в ее передней беседовали, рассуждали настолько пристойно и скромно, что никто не осмелился бы поступить иначе; потому что дворянин, этим пренебрегавший, тут же оттуда изгонялся». Но Екатерина нисколько не стесняла своих камеристок. Молодые девушки при дворе «сами выбирали, кому они будут поклоняться — Венере или Диане; главное, чтобы у них хватило ума, ловкости и знаний, чтобы не забеременеть».
Этот очаровательный рой повсюду сопровождал королеву и ее детей. Король Карл IX был робким четырнадцатилетним подростком, очень целомудренным, казалось, что кроме оружия и лошадей его ничто не интересует. Он был достаточно высокого роста, но худой и бледный. Уже в начале его царствования венецианский посол Джованни Микеле говорил, что он — прелестный ребенок, с очень красивыми глазами, изящный, но не очень крепкий. Он увлекался физическими упражнениями, не всегда для него посильными — слишком быстро начинал задыхаться. Суриано, преемник Микеле, тоже говорит о слабом сложении короля и высказывает тревогу по поводу предсказаний Нострадамуса, сказавшего королеве, что она увидит на троне всех своих сыновей. Казалось, что вещун заранее приговорил маленького короля к преждевременной смерти. Накануне великого путешествия по Франции Марк-Антонио Барбаро подтвердил свидетельства своих предшественников. Он говорит о наличии у Карла IX артистических дарований. Король имеет способности к живописи и чеканке. Чтобы порадовать мать, он принялся за изучение истории и языков — латыни и итальянского. Добрый и приветливый, для Екатерины он был образцовым сыном. Он будет проявлять свою любовь к ней до самого конца, несмотря на развитие врожденного туберкулеза, из-за которого он становился все более и более нервным, во время приступов доходя до безумия. Он всегда будет сознавать, что для него сделала его [149] мать, и всегда будет благодарен ей за услуги и преданность. Во время заседания парламента с его участием 13 марта 1571 года он обратится к своей матери с посланием, которое станет выражением глубокой дани уважения: «После Бога, только королеве, моей матери, я считаю себя более всего обязанным; благодаря ее мягкости по отношению ко мне и к моему народу, ее прилежанию, ее усердию, ее осторожности она так успешно вела дела этого государства в то время, когда мой возраст не позволял мне ими заниматься, что никакие бури гражданских войн не смогли поколебать мое королевство».
Второй ребенок королевской четы — Генрих-Эдуард — веселый и шаловливый мальчик; у этого тринадцатилетнего принца хрупкое здоровье; он бледен, как и его брат, изящен — у него тонкие и красивые руки. Он — талантливый фехтовальщик и сейчас играет вместе со своими будущими врагами — Генрихом де Гизом и юным принцем Беарнским, Генрихом Наваррским. Его мать явно выделяет его из всех детей, и, естественно, король очень к нему ревнует.
Два последних ребенка Екатерины — это девочка, Маргарита, будущая королева Марго, пока еще благоразумная и усидчивая маленькая принцесса, и десятилетний смуглый мальчик с кривыми ногами, с оторопелым видом, взбалмошный и откликающийся на имя Геркулес.
Екатерина очень любит охоту и прогулки верхом, поэтому всегда заботится о том, чтобы наготове были щедро оплачиваемые учитель верховой езды, конюшие, конюхи. Она основала конный завод, отправляет и принимает кобыл и жеребцов. Среди ее любимых верховых лошадей есть несколько, подаренных Филиппом II: это андалузский рысак тигровой масти, при виде которого она застыла в восхищении, и знаменитая кобыла; бросив все дела, она приказала перевезти ее из Пиренеев в Париж всего пять дней спустя после Варфоломеевской ночи. Она не изменит своей любви к лошадям до 1580 года, когда из-за возраста уже не сможет ездить верхом. И тогда она перенесет свою привязанность на собак и птиц, и даже на дрессированных [150] животных. У нее есть львы — подарок Козимо Медичи — она их поместила в Амбуазе, медведи: в крепких намордниках, с кольцом, продетым через нос, они отправляются в путь вместе со свитой, под присмотром сопровождающего, и следуют за носилками королевы на почтительном расстоянии.
В великое путешествие через всю Францию, задуманное королевой, вместе с вельможами, дамами и личными слугами короля она везет с собой правительство, то есть членов своего Совета и главу администрации — канцлера. Эта поездка должна не только продемонстрировать богатство и могущество короля, но и показать королевству правосудие монарха. С помощью своих советников, под защитой настоящей маленькой армии, король будет провозглашать и устанавливать закон.
24 января 1564 года Екатерина вместе с детьми и частью двора покидает Париж. Она размещается в Сен-Мор, бывшей епископской резиденции, где около 1543 года Филибер Делорм построил здание в итальянском стиле для кардинала Жана дю Белле, епископа Парижского. Постройки и земли королева-мать приобрела путем обмена годом раньше — 28 января 1563 года. Расположенный недалеко от Венсена, Сен-Мор, с его садами и заповедниками в излучинах Сены, станет одним из любимых мест Екатерины.
Кардинал Лотарингский приезжает к королеве в Сен-Мор и рассказывает ей о завершении работы Тридентского собора. Она принимает его весьма сдержанно. Затем двор снова отправляется в путь, и 31 января прибывает в Фонтенбло. В течение сорока трех дней там будут идти приготовления к путешествию и соберутся его участники. Их приехало очень много — особенно привлекательной оказалась программа пышных развлечений по случаю карнавала. В начале февраля коннетабль и кардинал де Бурбон дают ужины в своих резиденциях. 12 февраля, в последнее воскресенье перед постом, королева-мать устраивает пир в «коровнике» замка, а днем — в большом бальном зале дают комедию. На следующий день — пир у брата короля, его продолжают пешие бои двенадцати рыцарей. В последний [151] день карнавала пир устроен перед воротами псарни. Ему предшествовало феерическое зрелище: в заколдованном замке, охраняемом дьяволом, великаном и карликом, прекрасные пленницы ждут рыцарей-освободителей. Об их появлении во дворе псарни возвещает колокол отшельника. Четыре маршала Франции, великолепно одетые, вместе с шестью батальонами вооруженных дворян берут замок штурмом. Являются шесть дам в костюмах нимф. По звуку колокола отшельника из замка выходят его защитники, ими командует принц Конде. И тогда начинается карнавальный бой. В эти дни было разыграно много всевозможных комедий. Одну из пасторалей, написанную Ронсаром, сыграли королевские дети. Королева-мать показала спектакль по одной из переведенных пьес Ариосто — трагедии Прекрасная Гиневра, где роли исполняли знатные дамы, принцы и послы.
В понедельник утром 13 марта длинный кортеж отправляется в путь. По королевским счетным книгам (в них сохранились даже имена лошадей) можно определить, насколько он был велик. Пышная процессия напоминает, скорее, шествие волхвов. Это событие запечатлено на одном из так называемых гобеленов Валуа, хранящемся во Флоренции. Молодой король едет в дорожном многоместном экипаже или в парадных носилках, обитых зеленым бархатом с золотыми сетками и запряженных мулами. Его сопровождают слуги, пять врачей, пять поваров, пять виночерпиев, а также музыканты: Вомениль, играющий на лютне, и Корниль — на лире; кроме того, с ним едут девять карликов. Целая вереница вьючных животных тащит бесчисленные чемоданы из черной кожи, украшенные золотыми гвоздиками. В них — одежда, турнирные доспехи, карнавальные костюмы — греческие, албанские, мавританские, испанские и троянские.
Короля и его мать сопровождает настоящая маленькая армия: четыре роты вооруженных дворян, рота рейтар и полк французских гвардейцев под командованием Фелиппе Строцци, внучатого племянника королевы. Если сосчитать всех дворян, едущих верхом или в носилках, целую [152] толпу слуг, то получится, что в путешествие отправились тысячи людей — это настоящая «бродячая столица».
Двор едет медленно, с частыми остановками. Ночью 14 марта он прибывает в Сане, где в апреле 1562 года были вырезаны протестанты. Муниципальные советники с почестями принимают молодого короля и его мать, прибывших установить мир. Им в дар преподносят вазу из позолоченного серебра. Оттуда 17-го кортеж направляется в Труа. У въезда в город его встречают дикари и сатиры на единорогах, козлах, ослах и козах. Это намек на освоение неисследованных земель Америки, куда адмирал Колиньи отправил несколько экспедиций: в Бразилию — Дюрана де Виллеганьона (1555—1560), во Флориду — Жана Рибо (1562—1563). Теперь Колиньи намеревается направить в Америку Реке де Лодоньера (апрель 1564). Для торжественной встречи возведены символические сооружения: колонны со статуями Правосудия и Набожности, напоминающие о девизе Карла IX; триумфальная арка с Минервой, Паллантом и Святым Людовиком; пирамида — символ верности города. В соборе король дотрагивается до больных золотухой, в Великий Четверг моет ноги тринадцати нищим, а королева-мать — тринадцати бедным девушкам. Король и вельможи-католики очень набожно празднуют Пасху, а гугеноты в это время служат свою тайную вечерю в четырех лье от города. В течение двадцати дней пребывание двора отмечено праздниками и пирами, но также и демонстрацией протестантов, приехавших пожаловаться на бесчинства. Именно в Труа подписан мирный договор с Англией. Королева пригласила сюда английских послов Смита и Трокмортона: она хотела заключить этот дружеский договор именно в том городе, где сто сорок лет назад по другому договору Англия получила права на Францию.
9 мая кортеж снова в пути. Через Лангр он прибывает в Бургундию. 19-го королевские дети поселяются в картезианском монастыре Шампмоля и любуются богато украшенными гробницами герцогов Бургундских, предков Карла V и Филиппа II. 22-го торжественное вступление короля в Дижон обставлено в соответствии с традиционным [153] церемониалом: приветствия, шествия под триумфальными арками, украшенными мифологическими персонажами, подарок из золота и серебра — на этот раз это был резной кубок с изображением крещения Хлодвига, святой Клотильды и святого Реми. Правитель Бургундии Гаспар де Со-Таванн организовал турниры. Этот грубый солдат воспроизвел штурм форта под такой грохот четырех больших пушек, что Екатерина, привыкшая к огню и стрельбе еще со времен осады Руана, задрожала от страха. Кортеж двинулся вдоль Соны до Шалона, а затем все пересели на корабли, чтобы добраться до Масона. Король вступил в этот город 3 июня, а тремя днями раньше королева Наваррская позволила своим людям оскорбить процессию в католический праздник Тела Господня. Чтобы сгладить впечатление о совершенном святотатстве, 8 июня король приказывает организовать новую процессию и в его присутствии наваррцы, обнажив головы, ведут себя очень почтительно, к великому удовлетворению посла Испании.
Теперь кортеж готов отплыть в Лион. В январе 1563 года для восстановления в правах католиков, изгнанных из города 30 апреля 1562 года, туда был направлен Франсуа де Сепо, маршал де Вьейвиль. Протестантская община здесь очень влиятельна. Еще до вступления короля в город, назначенного на 13 июня, специальным эдиктом гугенотам было приказано освободить находившуюся внутри городских стен часовню францисканцев, где проходили их богослужения. Они нехотя повиновались. Чтобы у протестантов не сложилось впечатление, что в Лионе они подвергаются каким-то особым преследованиям, 24 июня Карл IX решил, что по всему королевству, где он будет проезжать, протестантские богослужения должны быть временно прекращены. Однако по-прежнему разрешено праздновать свадьбы и крестить детей. Эта мера показывает, насколько королевское правительство заботилось о том, чтобы не задеть самолюбия верующих.
Жители Лиона явно стремились к миру. Короля встречал кортеж, состоявший из детей, идущих попарно: один католик с крестом на колпаке и один протестант. В процессии [154] приняла участие также колония живущих в городе иностранцев. Жители Лукки надели широкие плащи с рукавами и платья из тонкого черного бархата. На флорентийцах — фиолетовые камзолы и штаны. Миланцы — в черном бархате, а немцы — в костюмах из черной тафты. Присутствуют все именитые граждане и военные. Потом появляется маленький король в костюме из зеленого бархата, впереди него идут обер-шталмейстер и коннетабль. На голове у короля «королевская шляпа» с белым и зеленым (цвета — символ молодости) плюмажем; за ним идут его брат Эдуард-Генрих Орлеанский, одетый в костюм из темно-красного бархата, расшитый золотом и серебром, Генрих, юный король Наваррский, и все члены королевской фамилии. Кортеж медленно движется вдоль аллегорических сооружений: колонн, украшенных атрибутами философии и книгами, потом — фонтана Парнаса, дворца Цербера, откуда выходит Правосудие, закутанное в золотое покрывало, и Храма добродетелей с гербом Екатерины и короля.
Но, несмотря на роскошь этого празднества, явственно ощущается недовольство гугенотов. Франсуа де Бомон, барон дез Андре, явился защищать протестантские храмы. Екатерина решает оставить в городе королевских солдат. К счастью, здесь же присутствуют флорентийские банкиры, они радостно встречают свою знаменитую соотечественницу и ее детей: Томмазо Гуаданьи — в своем доме в Борегар, а Гонди, граф де Рец, в своем замке Перрон.
12 июня молодой король инкогнито посещает город, а Екатерина использует это время, чтобы сделать покупки. Она несколько раз навещает художника Корнеля Гаагского, прозванного Лионским (Корнеля де Лиона). Этот фламандец когда-то давно, во время королевского вступления в Лион в 1548 году, нарисовал ее и придворных дам. Он также написал еще одну картину, изобразив ее и ее трех дочерей. Взволнованная Екатерина узнает себя на деревянном панно в «комнате с картинами» и с удивлением рассматривает себя «одетую на французский манер, в шапочке, украшенной крупными жемчужинами, и в платье с большими рукавами и с серебряным лифом, подбитым мехом рыси... что [155] доставило несказанное удовольствие ей и всем тем, кто там был: все с восхищением рассматривали картину и восхваляли ее несравненную красоту». Герцог Немур польстил королеве, говоря, что она и теперь так же прекрасна, как и на картине.
Почти месяц двор проведет в маленьком городке Русильоне. В прекрасном замке кардинала де Туркона Карл IX принимает законы, дополняет свой январский ордонанс о деятельности системы правосудия и, что самое главное, 4 августа делает заявление о регламентации применения эдикта о мирном урегулировании. Любое отправление протестантского культа в неразрешенных эдиктом местах будет наказываться наложением крупных штрафов и конфискацией имущества. Вступившие в брак священники должны будут развестись со своими супругами под угрозой изгнания. В качестве компенсации всем королевским наместникам вменяется в обязанность в двухнедельный срок восстановить проведение протестантских богослужений в тех местах, где это разрешено.
Но не только государственные дела заботят Екатерину. Она также занимается наведением порядка в своем собственном доме. Изабелла де Лимейль, придворная дама, ее родственница через де Ла Туров, в Барле Дюк родила ребенка, отцом которого признал себя Конде, скомпрометированный своими настойчивыми ухаживаниями и перепиской. Молодая женщина отправила ребенка отцу в корзине, как щенка. Екатерина приказала не спускать с нее глаз. Ее отправили в заключение сначала к монахиням францисканкам в Оксонн, а потом в Турнон. Очная ставка организована 19 июля в Вьенне. Екатерина никак не может допустить, чтобы принц-вдовец женился по любви — слишком много представляется выгодных для него партий. Впрочем, Конде параллельно с этим имеет еще несколько любовных интрижек: воспылав к нему великой любовью, вдова маршала де Сент-Андре дарит ему свой замок Валери. Королева-мать хотела женить его на Анне д'Эсте — вдове Франсуа де Гиза, но Гизы сами предлагают ему одну из племянниц кардинала Лотарингского, а Шатильоны — дочь графа [156] Пфальца. Через эти браки принц либо окажется в лагере католиков, либо по-прежнему будет пребывать на стороне протестантов.
15 августа король направляется в Прованс. 16-го он вступает в Роман, затем прибывает в Баланс. Этот город два года подряд — в 1561 и 1562 году — оккупировал барон дез Андре, где он разместил свой штаб и собрал всю награбленную добычу. Баланс снова дал клятву повиновения и оказал королю почетный прием: его приветствовали мифологические фигуры, а Минерва явно была похожа на королеву-мать.
В этом городе 5 сентября Королевский совет рассмотрел прошение протестантов из Бордо. Они жаловались на притеснения и несоблюдение эдикта о мирном урегулировании. Король удовлетворил их просьбу: в патентных письмах Бюри и Монлюку, католическим наместникам Генриха Наваррского, губернатора Гиени, приказывалось подчиниться королевской воле.
После этой остановки королю пришлось на шесть дней задержаться в деревне: он простудился во время охоты на оленя в начале сентября. Но уже 14-го путешествие продолжается — Монтелимар, затем 22 сентября — Оранж, «родина ереси». В 1564 году город перешел на сторону Реформы, но Гийом де Крюссоль добился здесь сосуществования обеих религий. Наконец, 23 сентября в папском городе Авиньоне короля встречает вице-легат и губернатор Фабрицио Сербеллони, племянник папы Пия IV. Первый день заканчивается общей процессией приходов и монастырей. На следующий день, 25 сентября, город вручает свои подарки королю и его брату Генриху: драгоценности, предметы из золота и серебра, почетные шляпы. Перед отъездом, 28 и 29 сентября, король собирает в Соборе Богоматери Монахов (Нотр-дам-де-Дом) капитул своего королевского ордена Святого Михаила. Здесь же присутствуют иностранные принцы, герцоги Лотарингский, Савойский и Феррарский. Во время пребывания в этом городе с представителями папы был заключен компромисс. Карл IX взял под свое покровительство гугенотов — выходцев из папского государства. [157] Папа позволил им пользоваться их имуществом через доверенных лиц; они будут прощены, восстановятся торговые отношения с княжеством Оранским, которое больше не будет захватывать земли Святого Престола. И снова король, посоветовавшись с матерью, смог решить международные проблемы.
23 октября королевская свита прибывает в Экс. Жители этого города, яростные католики, совершенно не приемлют терпимости. С самого начала волнений в 1559 году их парламент проявил такую жестокость в своих постановлениях против протестантов, что пришлось его заменить делегацией Парижского парламента. Парижские магистраты начали процесс против католических фанатиков, в течение многих лет совершавших ужасные убийства. Задача судей была чрезвычайно сложна: они должны защитить около трех тысяч протестантов. Пребывание двора в Эксе как раз и будет использовано для того, чтобы объяснить провансальцам, чего именно от них ждет король — повиновения закону.
За этой трудной остановкой, к великому счастью для маленького короля, последовал прекрасный прием в Бриньоле, где 27 октября его приветствовали танцами девушки. Королевские дети с удивлением рассматривали сады апельсиновых деревьев: эти фрукты были завезены в Португалию из Китая в 1548 году. В Провансе их выращивают всего какой-нибудь десяток лет. Повсюду встречаются экзотические деревья: пальмы, перцы. В Йере, где король отмечает День Повиновения, очарованная этой местностью Екатерина покупает обширный участок земли, намереваясь построить там виллу и окружить ее садом и парком с апельсиновыми деревьями. 3 ноября двор в Тулоне. Карл IX садится на галеры Рене Лотарингского, маркиза д'Эльбефа. Прогулка по морю доставляет ему огромное удовольствие. Далее большая остановка 6 ноября — Марсель. По словам испанского посла Франсеса д'Алава, его жители «такие же ревностные католики, как в Вальядолиде, и враги еретиков». Екатерина вспоминает здесь о своей свадьбе, со времени которой прошло уже тридцать лет. Встреча очень [158] теплая. Повсюду кресты, католические надписи. Король идет молиться в Главный собор города, и чтобы заставить Генриха Наваррского войти в церковь, он хватает его шляпу и бросает ее внутрь. Затем идет служба на галере, еще не выходившей в море. Ее назвали «Шарлотта-Екатерина». 10-го король на корабле отправляется к замку Иф, но поднимается ветер и галеры не могут пристать к берегу. Приходится пообедать на скале, пока установится хорошая погода, и галеры, разделившись на две эскадры, смогут начать представление — морскую битву. Дон Франсес д'Алава чрезвычайно возмущен видом короля и его свиты в мавританских костюмах, изображающих турецкие войска. Они расположились на галере, украшенной цветами султана — белым и голубым, которой командует Корнелио де Фиеске, генуэзский дворянин-изгнанник. Они атакуют мальтийскую галеру.
После морского сражения артиллерия галер атакует форт, построенный в порту. Чтобы не задеть самолюбие Филиппа II, недавно победившего берберов у Пеньон де Велес, праздник заканчивается мавританским балетом, исполняемым испанскими рыцарями. Однако совершенно очевидно, что эта постановка преследует единственную цель: подчеркнуть морскую мощь Франции в Средиземном море и ее верность союзу с турками.
Покидая Марсель, король пересекает пруд Берр и посещает Мартиг. Он любуется пустынным Камаргом, поросшим ароматными травами — иссопом, шалфеем и чабрецом. 16 ноября он прибывает в Арль. Рона выходит из берегов, и поэтому король вынужден остаться здесь на три недели. Для юного короля это очень экзотическая остановка — он любуется мужчинами, без оружия сражающимися с дикими быками. Пока он развлекается, его мать и канцлер де Л'Опиталь пытаются убедить штаты Лангедока принять положения мирного урегулирования и законное сосуществование двух религий.
7 декабря Карл IX поднимается вверх по течению Роны к Тараскону, где будет достигнуто согласие между католиками и гугенотами: протестантские богослужения будут [159] проходить в Севеннах. Протестанты смогут крестить детей и хоронить только ночью. На кораблях королевская свита добирается в Бокер, где жители-гугеноты с высоты городских стен осыпают проклятиями королеву: поэтому приходится проехать мимо. Маленький король завтракает в замке Сен-Прива у Антуана де Крюссоля, будущего герцога д'Юзеса, супруга близкой подруги королевы, любуется мостом Дю Гар. В Ниме, гугенотском городе, вопреки ожиданиям, прием весьма предупредительный, а «машины», построенные для встречи короля, просто удивительные: гора приоткрывается, из нее выходит огромных размеров крокодил, которым управляют шесть человек, сверкающий фейерверк и фонтаны, из которых бьет вино. Для рассмотрения претензий протестантов, жалующихся на притеснения со стороны Монморанси-Дамвиля, правителя этой провинции, Карл IX поручает докладчику Королевского совета Рено де Бону быстро разобрать эти жалобы и восстановить правосудие.