Карл Густав ЮНГ, Мишель ФУКО. к Шарлю Жуй. В конечном счете он оказался подлежащим психиатризации потому, что состояние ребенка, детство

к Шарлю Жуй. В конечном счете он оказался подлежащим психиатризации потому, что состояние ребенка, детство, инфантильность предстали как общая черта преступника и его жертвы. Детство как историческая стадия развития, как общая форма поведения становится главнейшим оруди­ем психиатризации. Я бы сказал, что именно через детство психиатрии удалось подобраться к взрослым, ко всем взрос­лым без исключения. Детство было принципом генерализа­ции психиатрии; в психиатрии, так же как, впрочем, и везде, детство оказалось ловушкой для взрослых.

Об этой-то функции, об этой роли, об этом месте детства в психиатрии я и хотел бы сказать несколько слов. Мне кажется, что с определением не столько ребенка, сколько именно детства в качестве центральной и постоянной рефе­рентной точки психиатрии ясно вырисовывается как новиз­на функционирования психиатрии по сравнению со старой медициной умопомешательства, так и характер ее функци­онирования в течение почти целых ста лет, то есть до на­ших дней. Итак, психиатрия открывает ребенка. Я хотел бы указать вот на что: во-первых, если то, что я говорю, верно, то это открытие психиатрией ребенка, или детства, является не поздним, но необычайно ранним феноменом. Его свиде­тельство мы находим в 1867 г., но я уверен, что можно было бы найти его и раньше. Более того, мне кажется (это-то я и хочу показать), что это не просто ранний феномен, но и [феномен], вовсе не являющийся следствием расширения психиатрии. Поэтому вовсе не следует считать детство но­вой территорией, которая с некоторого момента оказалась присоединена к психиатрии; на мой взгляд, именно обра­тившись к детству как к главному предмету своей деятель­ности, то есть и своего знания, и своей власти, психиатрия сумела достичь генерализации. Иначе говоря, детство ка­жется мне одним из исторических условий генерализации психиатрического знания и власти. Каким же образом цен­тральное положение детства смогло осуществить генерали­зацию психиатрии? По-моему, уяснить эту обобщающую роль детства в психиатрии достаточно просто (я расскажу

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР

об этом в общих чертах). Эффект расширения психиатрии оказывается принципом ее генерализации: дело в том, что, как только детство или инфантильность становятся филь­тром анализа поведения, для психиатризации поведения, как вы понимаете, уже не требуется, как это было во вре­мена медицины душевных болезней, вписывать поведение в рамки болезни, переносить его в связную и общепризнан­ную симптоматологию. Уже не требуется отыскивать эту ниточку бреда, которую психиатры, даже в эпоху Эскироля, изо всех сил пытались найти за поступком, казавшимся им странным. Чтобы некий поступок попал в зону ведения пси­хиатрии, чтобы он поддавался психиатризации, достаточно какой-нибудь инфантильной приметы в нем. Это дает осно­вание для психиатрического надзора за всеми поступками ребенка, поскольку они могут зафиксировать, блокировать, задержать на определенном уровне поведение взрослого и повториться в нем. И наоборот, подлежащими психиатри­зации оказываются все поступки взрослого, поскольку они могут быть так или иначе, в виде сходства, аналогии или причинного отношения, приведены к поступкам ребенка, соотнесены с ними. Таким образом, в поле зрения попада­ют все поступки ребенка, ибо они могут повлечь за собой фиксацию взрослого, и наоборот, в поле зрения попадают все поступки взрослого, поскольку надо выяснить, что в них несет на себе приметы инфантильности. Таков первый эф­фект генерализации, вызываемый в самой сердцевине пси­хиатрии проблематизацией детства. Во-вторых, вследствие проблематизации детства и инфантильности открывается возможность связать воедино три элемента, доселе бывшие обособленными. Вот эти три элемента: удовольствие и его экономика; инстинкт и его механика; слабоумие, или за­держка, с их инерцией и нехватками.

В самом деле для психиатрии, скажем так, «эскиролев-ской» эпохи (с начала XIX века до 1840 г.) характерным было, как я уже указывал, отсутствие связи между удовольс­твием и инстинктом. Нельзя сказать, что удовольствие вооб­ще не могло фигурировать в психиатрии школы Эскироля,