Е. Толкование и значение соли 4 страница
Смотри внимательно! В этой "Cantilena"
Тайны философии освобождены из плена.
Какое наслаждение испытывает тот,
Чей разум труд приятно-тяжкий познает.
В римских странах, где бывал когда-то я
Где шумела свадьба Меркурия.
Поевши вкусно (за счет дружков невесты)
Узнал я то, что раньше было неизвестно.
Там некий царь жил, бесплодным рожденный,
Из чистой, благороднейшей земли сотворенный.
Был он по природе весельчак и жизнелюб,
Но слова печали слетали с его губ.
Я ли не царь и господин всего,
Что есть здесь материального?
Нет детей у меня, хоть я и не отрицаю,
Что небом и землей повелеваю.
Тут либо природа виновата,
Либо какой-то изначальный недостаток.
Хотя родился я безгрешным
И лучами солнца согрето мое детство68.
371 Язык церковника выдает его: "изначальный недостаток" — это парафраз "первородного греха", а "лучи солнца"* — это "лучи солнца правды" (Книга пророка Малахии 4:2 :"... взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его"). Возможно, что существует связь между Cantilena и замечанием Сениора, что бескрылый мужчина подчиняется окрыленной женщине69. В Cantilena крылатая женщина соединена, с одной стороны, с крылатым солнечным диском Малахии, а с другой — с идеей кормящей матери — своего рода сказочным осквернением.
372 Строфы 6 и 7.
Любое растение, в земле рожденное,
Порождается своими собственными зернами.
И животные множат сами себя
В то время года, когда плодами полна земля.
Увы, приговор природы суров —
Из тела моего не вытечет раствор.
Стало быть, бесплодное оно,
произвести себе подобное ему не суждено70.
И снова чувствуется рука церковника: "раствор" тождественен aqua permanens, чудесной воде трансформации, которая соответствует церковной "воде благодати". Вода, которая должна потечь из тела, может быть аналогом "рек из чрева Христа",, идее, которая играет большую роль не только в церковных, но и в алхимических метафорах71. Что касается церковного языка, то я бы
* Как в стихотворении Рипли, так и в латинском варианте Библии, говорится не о "лучах солнца", а о "крыльях солнца". Поскольку в * русскоязычном каноническим переводе Библии сказано "лучи солнца", я позволил себе внести соответствующее изменение в текст Рипли, тем более, что оно никак не влияет на смысл стихотворения. Связь между "крыльями" в Cantilena и "крыльями" Сениора — это предположение Юнга. — Прим. перев.
привлек внимание к наиболее поучительному эссе Гуго Ранера "Flumina de ventre Christi". Ориген говорит о "реке, спасителе нашем" (salvator noster fluvius)72. Сравнение пронзенного Искупителя со скалой, которую Моисей расколол, чтобы добыть из нее воду, использовалось в алхимии для того, чтобы обозначить извлечение aqua permanens или души из lapis; аналог — царь, пронзенный Меркурием73. Для Оригена вода означала "воду доктрины" и "источник науки". Она была также "ключом, бьющем в верующем". Святой Амвросий говорит об "источниках мудрости и знания"74.По его мнению, рай, с его четырехслойной рекой Логосом, — это основа души75; он также называет эту реку самой внутренней душой, поскольку она — это "принцип", (κοιλία) (venter) и (νοΰς)76. Этих нескольких, из большого числа собранных Ранером примеров достаточно, чтобы правильно понять значение aqua permanens, таинственной субстанции par excellence. Для алхимиков она была мудростью и знанием, истиной и духом, а источник ее находился во внутреннем человеке, хотя ее символом была обычная или морская вода. Они явно имели в виду вездесущую и всепроникающую субстанцию, anima mundi и "величайшее сокровище", наиболее глубоко запрятанный и наиболее непостижимый аспект человека. Наиболее подходящей психологической концепцией этого, вероятно, является коллективное бессознательное, ядром и управляющим "принципом" которого является самость ("монада" алхимиков и гностиков).
Строфы 8 и 9.
Мое тело — это прочный механизм,
Очень тонок он, но непоколебим.
И когда огонь пожелает мой дух испытать
Я уверен — врасплох меня не застать.
В сфере моя мать меня родила,
Чтоб округлость мне видна была.
Чтобы был я чище всех вещей,
Чтоб по праву назывался Царем Царей77.
"Дом-сфера" — это vas rotundum, округлость которого представляет космос и, в то же самое время, мировую душу, которая по Платону образует внешнюю оболочку физической вселенной. Тайное содержимое герметического сосуда — это первоначальный хаос, из которого был создан мир. Царю, как первому человеку и как filius Macrocosmi, предназначено быть "округлым", то есть целостным, но достигнуть этой цели он не может по причине изначального недостатка.
Строфа 10.
Но мысль печальная мне не дает покоя,
Если я не съем того, что мне предписано судьбою.
Я жизнь свою не продлю в удивлении,
Ветхий Днями, я увижу конца своего приближение78.
Эта строфа подтверждает плохое состояние царя, который, помимо своего врожденного недостатка, или по его причине, страдает от старческого бессилия. Это было смелым нарушением канона — отождествить царя с "Ветхими Днями" из Книги пророка Даниила 7:9: "Видел я, наконец, что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями: одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его — как чистая волна; престол Его — как пламя огня, колеса Его — пылающий огонь". Нет никакого сомнения в том, что Рипли-алхимик в своих размышлениях поднялся над Рипли-церковником и пришел к мысли, которая в Средние Века не могла не считаться богохульной: к отождествлению трансформирующий субстанции с Богом. Если к этой аллегории или символу подойти с позиций нашего образа мышления, то они покажутся верхом абсурда и непостижимости. Такое блюдо было трудно проглотить даже в Средние Века79. Но там, где эти мысли находили признание, например, в философской алхимии, не нужно было объяснять поэтический или, по крайней мере, очень эмоциональный язык некоторых трактатов. В данном случае мы имеем дело, по сути, с новым религиозным утверждением: Бог не только находится в незапятнанном теле Христа и не только постоянно присутствует в освященной гостии, но — новая и знаменательная мысль — он также скрыт в "низменной", "презренной", обычнейшей субстанции, он находится даже в "грязи этого мира"80. Его можно найти только посредством искусства, более того, он является истинной целью этого искусства и способен к прогрессирующей трансформации — "Deo adjuvante". Разумеется, эта странная теологема ни в коей мере не означала, что для алхимиков Бог был ничем иным, как субстанцией, которую можно получить в результате химической трансформации. Это заблуждение они оставили некоторым нашим современникам, которые заменили Бога материей или энергией. Алхимики, поскольку они все же оставались язычниками, придерживались более мистической концепции Бога, истоки которой находятся в поздней античности, и которая, как в случае с Зосимой, могла бы быть определена, как гностическая; или, поскольку они были христианами, их христианство содержало значительную примесь языческих магических идей о демонах, божественных силах и anima mundi, присущей физической природе или заточенной в ней. Anima mundi воспринималась, как та часть бога, которая образует квинтэссенцию и настоящую субстанцию Физис, и которая для Бога была тем, чем — по меткому выражению Исидора81 — "расцветшая душа", (προσφυης ψυχη, повзрослевшая душа) была для божественной души человека. Эта расцветшая душа была второй душой, которая сквозь царства минералов, растений и животных дорастала до человека, пронизывая всю природу. Природные формы были присоединены к ней, как придатки (προσαρτηματα). Эта странная идея Исидора настолько совпадает с феноменологией коллективного бессознательного, что есть основание назвать ее проекцией этого эмпирически доказуемого факта в форму метафизической овеществленной идеи.
375 Читатель не может не заметить, насколько примитивной была идея старения бога и его потребности в обновлении. Вообще-то, эта идея родилась в Древнем Египте, но нам остается только теряться в догадках насчет того, из каких источников, за исключением Библии, мог живший в пятнадцатом веке бридлинггонский каноник взять эту теологию. Во всяком случае, его труды не позволяют сделать никаких предположений на эту тему. Тем не менее, "ниточка" имеется в самой алхимической традиции. Это идея подверженной разложению таинственной субстанции, распад которой обусловлен первородным грехом. Сходная идея присутствует и в цикле о Граале — образ больного короля, который тесно связан с присутствующей в Мессе загадкой трансформации. Король — это предок Парсифаля, которого можно определить, как образ искупителя. В алхимии старый царь тоже имеет сына-искупителя или сам становится искупителем (lapis в конце остается таким же, каким был в начале). Далее, мы должны принять во внимание средневековые размышления на тему потребности Бога в улучшении и превращении гневного Бога Ветхого Завета в Бога Любви Завета Нового; ибо, подобно единорогу, положив голову на колени девы, он был смягчен любовью. Идеи такого рода можно обнаружить уже у Бонавентуры, францисканского святого, умершего в 1274 году82. Мы также должны помнить и то, что в фигуральном языке Церкви Бог-Отец представлялся стариком, а его рождение было его омоложением в Сыне. В посвященном Церкви гимне, в котором она сравнивается с Матерью Божьей, Паулин Нольский говорит:
Сестра и жена в одном лице; ибо тело ей не нужно.
Она сочетается браком в уме, поскольку жених ее —
Бог, а не человек. И рождает она как младенца, так и Старика...83.
376 Хотя здесь имеется в виду кандидат на крещение ("вновь рожденный младенцем"), смысл аналогии состоит в том, что Богу-Отцу, бородатому старику, поклоняются в Боге-Сыне как новорожденному.
377 Контраст между senex и риег касается более чем одного аспекта архетипа обновления Бога в египетской теологии, особенно, когда лежащая в его основе гомоузия проявляется также ярко, как в стихах Эфраема Сира: "Ветхий Днями, в своем величии, живет, как дитя в утробе"84. "Твое Дитя, о, Дева, — это старик; он Ветх Днями и существует испокон веков"85.
378 Однако, нигде в этом материале нам не встречается очень специфический мотив дряхлости Бога, и источник, которым воспользовался Рипли, так и остается неизвестным. Впрочем, всегда есть возможность автохонного проникновения мифологемы из коллективного бессознательного. Нилькен обнародовал пример такого рода. Его пациент, учитель начальной .школы, страдал параноей. У него возникла теория о том, что Бог-Отец обладает огромными способностями к воспроизводству. Поначалу у него было 550 membra virilia*, но с течением времени их количество сократилось до трех. Кроме того, у него была две мошонки и в каждой было по три тестикула. Производство спермы в колоссальных объемах в конце концов ослабило его, он съежился до сгустка весом в пять тонн и был найден прикованным к стенам ущелья. Эта психологема содержит мотив старения и утраты способности к воспроизводству. Пациент воображал себя омолодившимся Богом-Отцом или его аватаром86. В данном случае, архетипическая тема получила абсолютно оригинальное развитие, так что мы можем смело считать ее автохтонным продуктом.
379 В случае Рипли более вероятной представляется версия, что. он в своих целях видоизменил концепцию Ветхого Днями и его юного сына Логоса, который в видениях гностика Валентина и Майстера Экхарта был маленьким мальчиком. Эти концепции
* Мужские члены (лат.) — Прим. ред.
были тесно связаны с концепцией Диониса, самого молодого из богов, и с концепцией Гора-дитяти, Гарпократа, Зона, и т. д. Все они, естественно, говорили о стареющем боге. От христианских идей до язычества всего только один шаг87, и натуралистическая точка зрения, что отец угасает с появлением сына, или что он омолаживается в сыне, присуща всем этим древним концепциям, влияние которых тем сильнее, чем упрямей его осознанное отрицание. От церковника типа Рипли можно было почти что ожидать такой комбинации идей, даже если он, как и все алхимики, мог и не осознавать ее истинного значения.
Строфы 11- 12.
Юности цветущей и в помине нет,
В жилах моих смерть оставляет след.
Послышались мне слова Христа, что высшею волею
Буду я вновь рожден, хоть и не знаю, чьей любовью88.
Но в Царство Божие мне не войти вовек,
И потому, чтоб снова мне прийти на свет,
Я к грудям матери покорно припаду,
На элементы разложусь и в том покой свой обрету.89
381 Для того, чтобы войти в Царство Божие, царь должен трансформировать себя в теле своей матери в prima materia и вернуться в темное первоначальной состояние, которое алхимики называли "хаосом". В этой massa confusa элементы находятся в конфликте друг с другом; все связи разорваны. Распад — это предварительное условие искупления. Участник мистерии должен был пережить фигуральную смерть, чтобы достичь трансформации. Так, в видении Арислея Габриций распадается на атомы в теле своей сестры-жены. По аналогии с Ветхим Днями мы можем судить, в чем состояла цель алхимика: как мастер, так и субстанция должны были достичь совершенного состояния, сравнимого с Царством Божьим. В данный момент я не буду обсуждать справедливость этого очень смелого сравнения, но напомню читателю, что с точки зрения алхимиков трансформация была чудом, которое могло произойти только с Божьей помощью.
Строфа 13.
Вот жизнь в царя вдыхает мать,
Он в ней уже, ей ли того не знать.
Под одеянием ее укрыт он до того мгновенья,
Когда плоть матери его во плоть оденет.90
383 Здесь "химическая свадьба" принимает форму древнего ритуала усыновления, когда усыновляемого ребенка прятали под юбкой приемной матери, а затем извлекали оттуда91. Таким образом Рипли избежал обвинения в проповедовании обычного кровосмешения.
384 В античности усыновление символизировалось либо фигуральным актом рождения, либо кормлением грудью приемного ребенка. Таким способом Гера "усыновила" Геракла. В гимне Небу92 бог говорит Ашурбанипалу:
Мал ты был, Ашурбанипал, когда я оставил тебя с божественной царицей Ниневии,
Слаб ты был, Ашурбанипал, когда ты сидел на коленях божественной царицы Ниневии,
Четыре вымени были приставлены к твоему рту, но сосал ты только из двух,
А в двух других ты прятал свое лицо...93.
385 Прятание ребенка под юбкой — это широко распространенный ритуал, который до недавнего времени еще отправляли боснийские турки. Мотив облаченной в мантию "мадонны-покровительницы" имеет то же самое значение, а именно — усыновление верующего.
386 Созданная Рипли сцена усыновления могла быть навеяна ему "охотой на львов" Маркоса94, где речь идет об огне, который "пробегает над углями точно так же, как любящая мать переступает через тело своего сына". И далее: "Он сравнивал нежность тепла костра с нежностью, с которой любящая мать переступает через тело своего сына"95. Эти предложения взяты из диалога царя Маркоса и его матери. Впрочем, в отличие от Cantilena, здесь трансформации должен был подвергнуться не царь, а лев (смотри пар. 409f.).
Строфы 14-17.
Радостно видеть, сколь прекрасен
Этот естественный союз, скрепленный одним объятьем.
Существа двух полов в единстве пребывают,
Как холмы и воздух, что их окружают.
Мать в брачные покои96 спешит удалиться,
Где на ложе чести она ложится.
Усталая, меж белоснежных простыней,
И указывает на беду, идущую к ней.
Вонючий яд из умирающего хлещет,
Ее прекрасное восточное лицо бесчестит.
Она велит всем посторонним удалиться
Дверь комнаты закрыть и дать ей в одиночестве забыться.
Тем временем павлина мясо поедает
Вкусное блюдо сие кровью зеленого льва запивает.
Которую Меркурий, копьеносец страстный,
Принес в чаше золотой, вавилонской, прекрасной.97
388 Описанная здесь диета для беременных — это эквивалент "ci-batio", "кормления" трансформирующей субстанции. В его основе лежит идея, что предназначенный к трансформации материал должен быть пропитан и насыщен либо посредством впитывания раствора, aqua propria ("его собственной воды", души), либо посредством поедания своих собственных "перьев" или "крыльев" (летучего духа), или своего собственного хвоста (уроборос), или плода философского дерева. Отсюда и "павлинье мясо". Павлин — это аллюзия cauda pavonis (павлиний хвост). Непосредственно перед albedo или rubedo98 появляются "все цвета", так, словно павлин распускает свой сверкающий хвост. В основе этого феномена возможно лежит та радужная пленка, которая часто образуется на поверхности расплавленного металла (например, свинца)99. "Omnes colores" часто упоминаются в текстах как показатель чего-то вроде совокупности. Все они объединяются в albedo, которое для многих алхимиков является вершиной работы. Первая ее часть завершена, когда различные компоненты, отделенные от хаоса massa confusa, вновь соединяются вместе в состоянии albedo и "все становятся одним". В нравственном смысле это означает, что первоначальное состояние психической разобщенности, внутренний хаос конфликтующих душ-частей, которых Оригену нравится сравнивать со стадами животных100, превращается в "vir unus", объединенного человека. Стало быть, поедание павлиньего мяса является эквивалентом соединения многих цветов (или, с психологической точки зрения, противоположных чувств-ценностей) в один белый цвет. Нортон говорит в "Ordinall of Alchimy":
Каждый из всех мыслимых цветов
Должен появиться, чтобы белый был готов101.
389 Lapis содержит в себе или порождает все цвета102. Хогеланд говорит, что " чудовище- гермафродит" содержит в себе все цвета103. Используются также и поэтические сравнения, как например с Ирисом, радугой104, или с радужной оболочкой глаза105.
Глаз и его цвета упоминаются и Ипполитом. Он привлекает внимание к наассенской аналогии четырех рек рая с органами чувств. Река Пизон, которая орошает Хавилу, землю золота, соответствует глазу: "Говорят, что это есть глаз, который своим положением и своими цветами подтверждает то, что было сказано"106. Абу аль-Касим говорит о дереве с разноцветными плодами107. Милиус говорит: "Наш камень — это инкрустированное звездами Солнце, из которого в результате трансформации появляются все цвета, подобно тому, как цветы появляются весной"108. В "Тгас-tatus Aristotelis" дано более подробное описание: "Все, что находится под кругом луны... в результате четырехугольного окончания109 образует единство, словно красочный луг, усеянный приятно пахнущими цветами самых разных видов, зачатых в земле небесною росою"110.
390 Стадии работы обозначены семью цветами, которые связаны с планетами111. Это объясняется ролью цвета в астрологии и психологии, поскольку планеты соответствуют индивидуальным характерам компонентов. В "Aurora consurgens" цвета связаны с душой112. Лагне связывает четыре главных цвета с четырьмя типами темперамента113. О психологическом значении цветов абсолютно ясно говорится у Дорна: "Воистину, форма, которая является разумом человека, есть начало, середина и конец под-
готовки, и эта форма обозначается желтым цветом, который по- казывает, что человек является наиболее значительной и главной формой в алхимической работе, формой более могущественной, чем небеса"114. Поскольку золотой цвет обозначает интеллект, главный "informator" (формирующий элемент) в алхимическом процессе, мы можем предположить, что другие три цвета также обозначают психологические функции, точно так же, как семь цветов обозначают семь астрологических компонентов характера. Соответственно, синтез четырех или семи цветов будет означать никак не меньше, чем интеграцию личности, единение четырех основных функций, которые, как правило, обозначаются цветовым quaternio — голубой-красный-желтый-зеленый115.
391 Cauda pavonis был любимой темой иллюстраторов старых изданий и манускриптов. Изображался не только хвост, а весь павлин. Поскольку эта птица является символом "всех цветов" (те есть интеграции всех качеств), то на иллюстрации в Amphitheatrum sapientiae Кунрата она логично изображена стоящей на двух головах Rebis, единство которого она явно представляет. Надпись называет ее "птицей Гермеса" и "благословенной зеленью", которые обе были символами Святого Духа или Руаха Элохима, игравшего значительную роль в произведениях Кунрата116. Cauda pavonis он также называет "душой мира, природой, квинтэссенцией, которая приводит к возникновению всех вещей"117. У него павлин занимает высшее место, как символ Святого Духа, в котором объединяются Rebis и женско-мужская полярность гермафродита.
392 В другом месте Кунрат говорит, что в час соединения появятся тьма, голова ворона, все краски мира и "даже Ирида, посланница Бога, а также хвост павлина". Он добавляет: "Ищи тайны радуги в Ветхом и Новом Завете"118. Это указание на знамение Божьего завета Ною после потопа (Книга Бытия 9:12f.) и на того, кто сидел среди "двадцати четырех старцев", "видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола видом подобная смарагду" (Апокалипсис 4:3)119 и на видение ангела, над головой которого была радуга (Апокалипсис 10:1 )120 Ирида как "посланница Бога" имеет особое значение для понимания opus, поскольку интеграция всех цветов указывает не на что иное, как на пришествие Бога или даже на его присутствие.
393 Зеленый цвет, выделенный Кунратом, связан с Венерой. В "Introitus apertus" сказано: "Но при осторожном нагревании смесь станет жидкой и начнет набухать, и по Божьему повелению она будет наделена духом, который воспарит вверх, неся с собою камень, и создаст новые краски, прежде всего зелень Венеры, которая будет сохраняться в течение длительного времени"121. В конце этой процедуры, которая известна под названием режима Венеры, цвет превращается в багрово-лиловый, вследствие чего расцветет философское дерево. Затем следует режим Марса, "который проявляет эфемерные краски радуги и павлина во всем их великолепии". В "эти дни" появляется "гиацинтовый"122, то есть голубой цвет.
394 Мертвенно-бледно-пурпурный, появляясь к концу режима Венеры несет нечто роковое. Это соответствует экклесиастическому взгляду на пурпурный, выражающему "тайну страсти Господней"123. Следовательно, режим Венеры приводит, посредством влечения, к страсти и смерти, проблеме, которую я хотел бы подчеркнуть, рассматривая ссылку на "стрелу страсти" в Cantelena. Отрывок из "Aquarium sapientum" показывает, что цвета являются средством выражения моральных качеств и ситуаций: "В то время как вываревание124 и варение мертвого духовного тела распространяется на человека, можно увидеть, как и в земном opus, много пестрых цветов и признаков, т.е. все виды страданий, болезней и мучений, худшиее из которых ... непрестранное насилие со стороны мира, плоти и дьявола125.
395 Эти утверждения касательно режима Венеры подтверждаются Таблицей Символов Пенота, в которой павлин связывается с "mysterium coniugii" и с Венерой, а также с зеленой ящерицей. Зеленый — это цвет Святого Духа, жизни, воспроизводства и воскресения. Я говорю об этом, потому что Пен от связывает соniugium с "dii motui" (мертвыми богами), вероятно потому, что они нуждаются в воскрешении. Павлин — это древний христианский символ воскресения, подобный фениксу. В позднем алхимическом тесте126 говорится, что на бронзовых табличках из лабиринта Мерое был изображен Осирис после его воскрешения Исидой; он восседал в колеснице, запряженной павлинами, и выглядел торжествующим, как солнце.
396 У Дорна, "мертвое духовное тело" — это "птица без крыльев". Она "превращается в голову ворона, потом в павлиний хвост, после чего она достигает белейшей белизны лебедя и, наконец, краснейшей красноты, признака своей огненной природы"127 Это явно указывает на феникса, который, как и павлин, играет значительную роль в алхимии, как символ обновления и воскресения128, и особенно, как синоним lapis.
397 Cauda pavonis знаменует конец работы так же, как это делает Ирида, его синоним, посланница Бога. Изысканная цветовая гамма павлиньего хвоста говорит о неминуемом синтезе всех качеств и элементов, которые соединяются в "округлости" философского камня. В течение тысячи семисот лет, о чем я говорил в "Психология и алхимия", lapis был более или менее явно связан с древней идеей Антропоса. В последующие столетия эта связь протянулась и к Христу, который с незапамятных времен был этим самым Антропосом или Сыном Человеческим, появляющимся в Евангелии от Иоанна как космогонический Логос, существовавший еще до возникновения мира: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... Все чрез него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть". По учению василидианцев "Бог, которого нет" бросает определенное семя, которое подобно семени горчицы, содержит в себе все растение, или, "подобно яйцу павлина, содержит в себе огромное разнообразие цветов"129. В этом семени был "триединый сын, единосущный с Богом, которого нет". В алхимии, окончанием работы, ознаменованным cauda pavonis, было рождение filius regins. Стало быть, в доктрине василидианцев проявление цветов происходит в правильном месте. И снова встает вопрос: традиция или спонтанное воспроизводство?
398 Павлин — это атрибут Юноны, а одно из прозвищ Ириды — Юнония. Подобно тому, как Царица-Мать или мать богов дарует обновление, так и павлин ежегодно обновляет свое оперение и, стало быть, связан со всеми переменами в природе. Де Губернатис говорит:
Спокойное и звездное небо и сверкающее солнце — это павлины. Синий небосвод с его тысячью сверкающих глаз и солнце с его всеми цветами радуги представляют внешний вид павлина во всем великолепии его "глазастых" перьев. Когда небо или солнце с его тысячами лучей прячутся за облаками или скрыты за пеленой осеннего тумана, они снова напоминают павлина, который в темное время года, подобно многим птицам с яркой расцветкой, сбрасывает свое красивое оперение и становится блеклым и некрасивым; тогда ворон, который одел павлиньи перья, каркает вместе с другими воронами на погребальном концерте. Зимой павлину-ворону ничего не остается, кроме как испускать пронзительный неприятный крик, который очень похож на карканье вороны. В народе говорят, что павлин обладает ангельскими перьями, дьявольским голосом и воровской походкой.'130.
Это объясняет, почему Дорн связывает павлина с головой ворона (caput corvi).
399 Стоит упомянуть и об определенных дополнительных значениях павлина в средневековой литературе. Пицинеллий говорит, что павлин, в противоположность солнцу, обозначает "праведного человека, который, хотя и украшен цветами тысячи добродетелей, купается еще и в более ярком свете божественного присутствия"; он также обозначает человека, который, "запятнанный постоянно совершаемыми грехами, вновь поднимается к целостности духа". Павлин выражает "внутреннюю красоту и совершенство души"131. Мерула упоминает, что павлин опустошит и разобьет сосуд, содержащий яд132 — еще одна особенность павлина, которая может объяснить его положение в алхимии, поскольку он вызывает и знаменует трансформацию ядовитого дракона в исцеляющее лекарство. Мерула также утверждает, что пава не представляет птенцов отцу до тех пор, пока они полностью не вырастут, на основании чего Пицинеллий проводит аналогию с Непорочной Девой, которая тоже представляет свое потомство Богу только в совершенном состоянии. И снова возникает мотив обновления посредством матери133.
400 Стало быть, если Царица-Мать во время беременности ест павлинье мясо, то она ассимилирует аспект самой себя, а именно, способность даровать новое рождение, эмблемой которого является павлин. По мнению Августина, особенностью павлиньего мяса является его не подверженность гниению134. Оно, как говаривали алхимики, является "cibus immortalis", подобно плодам философского дерева, которыми кормили Ариелея и его товарищей в доме повторного рождения, скрытом на дне моря. Мясо павлина было вполне подходящей пищей для матери, пытавшейся омолодить старого царя и дать ему бессмертие.
401 Если пищей царицы было мясо павлина135, то ее питьем была кровь зеленого льва. Кровь136 — это один из наиболее известных синонимов aqua permanens и его использование в алхимии зачастую основано на церковной символике и аллегориях, связанных с кровью137. В Cantilena imbibitio (пропитыванию)138 "мертвой"139 таинственной субстанцией подвергается не царь, как это происходит в "Allegoriae Merlini", а царица. Замена одного образа другим и смешивание образов так же характерны для алхимии, как для мифологии и фольклора. Поскольку эти архетипические образы порождаются непосредственно бессознательным, то нет ничего удивительного в том, что они в очень значительной степени заражены его содержимым140. Именно поэтому нам так трудно понять алхимию. Здесь доминирующим фактором является не логика, а игра архетипических мотивов, и хотя формально она "нелогична", она, тем не менее, подчиняется законам природы, до объяснения которых нам пока еще очень далеко. В этом отношении китайцы пошли гораздо дальше нас, что можно понять при внимательном изучении трактата "И Цзин". Названный близорукими представителями западной цивилизации "собранием древних магических заговоров" (это мнение подхватили сами современные китайцы), "И Цзин", на самом деле, является сложнейшим психологическим построением, цель которого заключается в том, чтобы организовать игру архетипов, "чудесных действий природы", в определенную схему, чтобы создать возможность для ее "расшифровки". Пренебрежительное отношение к тому, чего ты не понимаешь, всегда было признаком глупости.
402 Замена одного образа другим или смешивание образов было бы невозможно, если бы между ними не существовало принципиального сходства субстанции, гомоузии. Отец, мать и сын состоят из одной и той же субстанции, и то, что говорится об одном, в значительной степени относится и к другим. Этим объясняются и варианты кровосмешения — между матерью и сыном, братом и сестрой, отцом и дочерью, и т. д. Однако, алхимики осознавали существование гомоузии их основных субстанций в степени достаточной не только для того, чтобы назвать двух антиподов драмы coniunctio одним Меркурием, но и для того, чтобы признать тождественность prima materia и сосуда. Точно так же, как aqua permanens, влажная душа-субстанция, появляется из тела, которое она намеревается растворить, так и мать, которая растворяет в себе своего сына, есть не что иное как женский аспект отца-сына. Эта распространенная в среде алхимиков точка зрения могла основываться исключительно на принципиальном сходстве субстанций, которые были не химическими, а психическими; и, как таковые, принадлежали не сознанию, в котором они были бы дифференцированными концепциями, а бессознательному, в усиливающейся тьме которого они соединяются в контаминации одна больше другой.
403 Итак, если нам говорят, что царица пила кровь, то этот образ во всех отношениях соответствует царю, пьющему воду141, царской купели, сделанной из дуба, царю, утонувшему в море, акту крещения, проходу через Красное Море и кормлению ребенка матерью богов. Вода и содержащий ее сосуд всегда обозначают мать, женский принцип, наилучшим обозначением которого является "инь", точно так же, как в китайской алхимии "ян" обозначает царя142.
404 В алхимии лев, "царственное" животное, является синонимом Меркурия143, или, если быть более точным, определенной стадии его трансформации. Лев — это теплокровная форма прожорливого, хищного чудовища, которое вначале появилось в виде дракона. Как правило, львиная форма появляется после смерти дракона и его расчленения. Она, в свою очередь, сменяется орлом. Описанные в "Химической свадьбе" Розенкрейцера трансформации дают хорошее представление о трансформациях и символах Меркурия. Как и он, лев появляется в двойной форме (лев и львица)144 или о нем говорят, как о Mercurius duplex145. Два льва иногда отождествляются с белой и красной серой146. На иллюстрациях изображена яростная битва между бескрылым львом (красной серой) и крылатой львицей (белой серой). Два льва — это прообразы царственной пары, поскольку на головах у них имеются короны. На этой стадии между ними явно имеет место довольно ожесточенный конфликт, и это именно то, что должен выражать огненный лев — страстная эмоциональность, предшествующая признанию содержимого бессознательного147. Ссорящаяся пара также представляет и уробороса148. Стало быть, лев обозначает таинственную субстанцию, определяемую, как terra149, тело или нечистое тело150. Другими синонимами являются "пустынное место"151, "яд, поскольку эта земля смертельно опасна", "дерево, поскольку оно приносит плоды", или "скрытая материя (hyle), поскольку она является основой всей природы и субстанции (subiectum) всех элементов"152. Явно противореча этому, Майер цитирует из "Tractatus duodecim portarum" Рипли замечание о том, что зеленый лев — это "средство соединения растворов между солнцем и луной"153. Впрочем, с психологической точки зрения правильней было бы сказать, что эмоция объединяет точно в такой же степени, в какой разъединяет. Василий Валентин толкует льва, как таинственную субстанцию, называя его троицей, состоящей из Ртути, Соли и Серы, и эквивалентом draco, aquila, Rex, spiritus и corpus154. В "Gloria Mundi" зеленого льва называют минералом, "который поедает большую часть своего собственного духа"155, под чем понимается самооплодотворение посредством своей души (imbibitio, cibatio, nutritio, penetratio, и т. д.)156.
405 Рядом с зеленым львом в позднем Средневековье появился красный лев157. Оба они были Меркуриями158. Тот факт, что Артефий упоминает об магическим использовании льва (и змеи), в значительной степени проливает свет на наш символ: он "хорош" для битвы159, и здесь мы можем вспомнить сражающихся львов и тот факт, что царь из "Allegoria Merlini" начал пить воду как раз в том момент, когда решил отправиться на войну. Скорее всего, мы не ошибемся, если предположим, что "царь зверей", известный даже в эллинские времена, как стадия трансформации Гелиоса160, представляет старого царя, Antiquus die-rum из Cantilena, находящегося в определенной стадии обновления, и что, вероятно, таким образом он приобрел титул "Leo antiquus"161. В то же самое время, он представляет царя в его звероподобной форме, то есть таким, каким он является в своем бессознательном состоянии. Животная форма подчеркивает, что царь либо подавлен своей животной стороной, либо подчиняется ей, а потому выражает себя только в животных реакциях, которые есть не что иное, как эмоции. Эмоциональность в смысле неконтролируемого выражения чувств по сути своей животна, по причине чего к людям, находящимся в таком состоянии, следует приближаться осторожно, как к обитателям джунглей162, или использовать в общении с ними методы дрессировщиков.
406 В соответствии с этими заявлениями алхимиков, царь превращается в свой животный придаток, то есть возвращается в свою животную природу, психический источник обновления. Вейланд использовал эту психологему в своей сказке "Der Stein der Wei-sen "163, в которой распутный король Марк превращается в осла, хотя, разумеется, осознанным прообразом этой трансформации был Люций из "Золотого осла" Апулея164.
407 Хогеланд уравнивает льва с собакой165. Во льве действительно есть что-то от бешеной собаки, с которой мы уже встречались, и это сближает его с серой, огненным динамизмом Солнца. По этой же причине лев является "силой" Короля Солнца166.
408 У агрессивной силы льва, как и у серы, имеется аспект зла. У Гонория Отунского лев является аллегорией Антихриста и дьявола167, что перекликается с Первым посланием Петра 5:8: "... противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить". Но поскольку лев и львица являются предшественниками кровосмесительного coniunctio, они относятся к категории тех звериных пар, которые проводят жизнь в схватках и совокуплении, например, петух и курица, две змеи кадуцея, два дракона и т. д. Лев среди прочих вещей, обладает ярко выраженным эротическим аспектом. Так, в "Introitus apertus" сказано: "Узнай, чем являются голуби Дианы168, которые покоряют льва своими ласками; зеленого льва, говорю я, который, на самом деле, есть вавилонский дракон, убивающий все своим ядом. Узнай же, наконец, чем является кадуцей Меркурия, с помощью которого он творит чудеса, и чем являются те нимфы, которых он очаровывает, если ты хочешь осуществить свои желания (то есть завершить свою работу)169. Упоминание о "вавилонском" драконе не случайно, поскольку в церковном языке "Вавилон" — слово чрезвычайно загадочное170. Николас Фламель также упоминает Вавилон, когда говорит, что вонь и ядовитое дыхание горящей ртути являются ни чем иным, как "головой дракона, который с боль-шим поспешанием идет от Вавилона, окруженного двумя или тремя вехами"171.
409 В "львиной охоте" Маркоса172 лев, как мы уже видели, занимает место царя. Маркое устраивает западню и лев, привлеченный приятным запахом камня, который явно представляет собой амулет для глаз173, попадает в нее и проглатывает магический камень. "И этот камень, который так нравится льву, есть женщина"174. Западня накрыта "стеклянной крышей", а ее внутреннее убранство, которое Сениор называет "cucurbita", в данном случае называется "thalamus" (комната для новобрачных). Стало быть, лев, подобно новобрачному, проваливается в комнату для новобрачных, где на ложе из углей лежит камень, который "полезен для глаз", и который есть женщина. Этот камень проглатывает (tranglutit) льва, "чтобы от него ничего не осталось". Это аналог видения Арислея, в котором Бейя заставляет Габриция исчезнуть в ее теле.
410 В "львиной охоте" отчетливо, хотя и в завуалированной форме, просматривается кровосмешение. Любовное приключение проецируется на льва, животную природу или "расцветшую" душу царя; иначе говоря, оно происходит в его бессознательном или в сновидении. В силу своего двусмысленного характера лев вполне годится для роли этого непристойного любовника. Поскольку царь представлен своим животным, а его мать — магическим камнем, то царственное кровосмешение может происходит так, словно оно творится где-то "извне", в совершенной другой сфере, чем личный мир царя и его матери. И в самом деле, брак не только выглядит "противоестественным", но и замышляется таковым. Запретное кровосмешение является целью и, как о том говорит богатство аллегорий, оно всегда приобретает символическую и никогда конкретную форму. Возникает впечатление, что это "священный" акт, кровосмесительная природа которого была прекрасно известна алхимикам, был не то что загнан ими в cucurbita или стеклянный дом, но происходил в нем все время. Любой, кто хотел совершить этот акт в истинном смысле этого слова, должен был как бы выбраться из самого себя во внешний стеклянный дом, круглое cucurbita, которое представляет микрокосмическое пространство психе. Небольшое умственное усилие позволит нам понять, что нам нужно не "выходить из себя", а просто поглубже проникнуть внутрь себя, чтобы ощутить реальность кровосмешения и много еще чего, поскольку в каждом из нас дремлет "звероподобный" дикарь, которого могут разбудить голубки Дианы (пр. 168). Этим и объясняется широко распространенное подозрение, что из психе ничего хорошего выйти не может. Несомненно, божественный брак субстанций — это проекция содержимого бессознательного. Отсюда, как правило, делается вывод — стало быть, это содержимое относится к психе и, как и психе, оно является "внутренним" человеком, что и требовалось доказать. Вышесказанному противоречит тот факт, что только очень немногие люди когда-либо осознавали, что у них имеются кровосмесительные фантазии, на которые стоит обратить внимание. Если такие фантазии вообще существуют, то они пока что неосознанны, как и коллективное бессознательное в целом. Чтобы эти фантазии стали видимыми, требуется анализ сновидений и другой "продукции" бессознательного. Для этого потребуется преодолеть значительное сопротивление, поскольку человек считает, что проникает на чужую территорию, к которой он не имеет никакого отношения, не говоря уже о том, чтобы быть ей тождественным; и каждый, кто забредает на эту территорию по ошибке или по невнимательности, чувствует себя не в себе, чужим в собственном доме. Я думаю, что нужно признать эти факты и не приписывать нашей личной психе все, что представляется нам психическим содержимым. В конце концов, мы же не воспринимаем так птицу, которой случилось залететь в наше поле зрения. Привычку ограничивать психе "рамками тела" можно назвать предубеждением. Поскольку у души имеется непространственный аспект, то вполне может существовать психический "внешний мир", область настолько отличающаяся от "моего" психического пространства, что для того, чтобы туда добраться, мне нужно выйти за пределы своего я или применить какой-нибудь вспомогательный метод. Если эта точке зрения в принципе верна, то алхимическая консуммация царственного брака в cucurbita могла бы пониматься, как синтетический процесс в психе "за пределами" эго175.
411 Как я уже сказал, тот факт, что человек может каким-то способом пробраться на эту территорию, не означает, что она является его личным владением. Эго — это "Здесь и Сейчас", но "окружающая среда эго" — это чужое "Там", как "раньше", так и "потом", как "до того", так и "после"176.Поэтому нет ничего удивительного в том, что примитивный разум воспринимает находящуюся за пределами эго психе, как чужую страну, населенную духами мертвых. Разум несколько более высокого уровня обращает внимание на характер этой смутной полу-реальности, а разум древних цивилизаций превратил тени этой земли в идеи. В гностико-христианских кругах из этих идей была создана догматическая, иерархически упорядоченная космогоническая и хи-лиастическая система, которая нам, современникам, представляется непроизвольным, символическим заявлением психе относительно структуры психического не-эго177.
412 Эта область, если продолжать ее воспринимать, как призрачную "землю за горизонтом", представляется целым миром, макрокосмом. С другой стороны, если воспринимать ее как "психическую" и "внутреннюю", то она представляется мельчайшим микрокосмом, похожим на суету карликов в шкатулке, описанной Гете в его "Новой Мелюзине", или, как внутренняя сторона cucurbita, в которой алхимики видели сотворение нашего мира, брак царственной пары, а также гомункулуса178. Точно так же, как в алхимической философии Антропарион или гомункулус соответствует, представляя собой lapis, Антропосу, так догматическими аналогами химических свадеб являются брак Агнца, союз жениха и невесты и божественный брак матери богов с ее сыном.
413 Этот явный уход в сторону от нашей темы представляется мне необходимым для того, чтобы читатель получил определенное представление о сложной и тонкой природе символа льва, дальнейшие значения которого мы должны будем рассмотреть.
414 Кровь зеленого льва, которую пьет царица, подается ей в "золотой вавилонской чаше". Это перекликается с "великой блудницею" из Апокалипсиса 17:Iff., "сидящей на водах многих; с нею блудодейст-вовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле... и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее..."
415 Блудница (meretrix) — хорошо известная фигура в алхимии. Она характеризует таинственную субстанцию в ее первоначальном, "хаотическом", материнском состоянии. В "Introitus aper-tus" говорится, что хаос подобен матери всех металлов. Его также называют "нашей Луной", перед тем, как царская диадема извлекается "из менструации нашей блудницы"179, то есть перед тем, как царь вновь рождается луной-матерью. В "Tractatus aureus de lapide" говорится о таинственной субстанции: "Эта благородная блудница Венера180облачена в яркое одеяние". Цвет этого одеяния "отливает красным"181. Благородство Венеры проистекает из того факта, что она является царицей, "целомудренной невестой" царя182. В своей работе "Practica de lapide" Василий Валентин говорит: "Этот раствор есть роза183 наших Мастеров, пурпурного цвета, называемая также красной кровью дракона, описанной многими, и пурпурным плащом184... которым укрыта царица"185. Вариант: "Эта драгоценная субстанция есть Венера древних, гермафродит, имеющий два пола"186. Майер пишет: "В нашей химии есть Венера и Купидон. Ибо Психе — это женщина, Купидон — это мужчина, которого считают драконом"187. "Opus ad rubeum" (процесс придания красного цвета) происходит во втором доме Венеры (Весы)188. Соответственно, в Turba говорится, что Венера "предшествует солнцу"189. Фламель воспринимает Венеру как важный компонент таинственной субстанции; в возва-нии к Магнезии он говорит: "Ты несешь с собой многоликий образ Венеры, виночерпия и изрыгающего огонь слуги"190. Последнее название — это напоминание о серном аспекте Меркурия. В Сап-tilena Меркурий также играет роль виночерпия. У Фламеля lapis рождается в результате соединения "Venus pugnax" (воинственной Венеры)191 и Меркурия — явный намек на ссору, которая предшествовала их союзу (сравни со сражающимися львами). В стихотворении Валентина, посвященном prima materia lapidis, Венера отождествляется с матерью и невестой царя, источником, в котором утонул ее "неподвижный" отец: