Маршалл Розенберг – Язык жизни. Ненасильственное общение
ПРЕДИСЛОВИЕ
Арун Ганди
Основатель и президент Института ненасилия имени М. К. Ганди
Родители решили оставить меня на некоторое время с дедом, легендарным Махатмой Ганди, чтобы я научился у него, как нужно работать с гневом, яростью и унижением. За восемнадцать месяцев я узнал даже больше, чем рассчитывали родители. Сейчас я жалею лишь о том, что мне было всего тринадцать и я не был прилежным учеником. Будь я тогда постарше, умнее и серьезнее, возможно, я узнал бы еще больше.
Впрочем, один из главных принципов жизни без насилия — уметь быть довольным тем, что получил, и не жадничать.
Мой дед всегда подчеркивал необходимость ненасилия в общении
— именно того, чему на своих знаменитых семинарах уже несколько лет с успехом обучает Маршалл Розенберг. Я с большим интересом прочел книгу Розенберга о ненасильственном общении и был впечатлен глубиной его работы и простотой решений. Как говорил дед, пока мы сами не станем теми переменами, которые желаем видеть в мире, никаких сдвигов мы не увидим.
К сожалению, мы часто ждем, чтобы первыми изменились другие.
Ненасилие — не стратегия, которой можно воспользоваться сегодня и отказаться от нее завтра, и не та вещь, которая сделает вас кроткой овечкой; ненасилие — это создание позитивных отношений между людьми взамен негативных, доминирующих в нашем мире. Все, что мы делаем, обусловлено эгоистическим мотивом: «А что я за это получу?» Особенно ярко это проявляется в тотально материалистическом обществе, процветающем на почве ярого индивидуализма. Ни одна из этих негативных концепций не способствует построению гармоничной семьи, общества, нации.
Суть ненасилия в том, чтобы впустить в себя позитив. Мы должны служить любви, уважению, пониманию, приятию, сопереживанию и заботе о других, а не эгоцентризму, эгоизму, жадности, ненависти, предвзятости, подозрительности и агрессивности, которые повелевают нашим разумом.
Мы часто слышим: «Этот мир жесток, и чтобы выжить, нужно стать безжалостным». Позвольте мне с этим не согласиться. Мир таков, каким его сделали мы. Если сегодня он жесток и безжалостен, то это мы сделали его таким своим отношением друг к Другу. Если мы изменим себя, то сможем изменить и наш мир, а изменение себя начинается с изменения нашего языка и способов общения.
Я очень рекомендую всем читать эту книгу и практиковать ненасильственное общение, которому она учит. Это станет важным первым шагом к изменению практики нашего общения и созданию мира, основанного на сопереживании.
Арун Ганди
Слова — это окна (и стены тоже)
Я чувствую столько осуждения в твоих словах, Я чувствую, как ты судишь и гонишь меня. Но прежде, чем я уйду, мне хотелось бы знать, Ты действительно это имеешь в виду! Прежде чем я подниму свое оружие, Прежде чем заговорю в обиде и гневе, Прежде чем выстрою стены из слов — Скажи, я правильно понял тебя ? Слова — это или окна, или стены. Они приговаривают нас — и они же делают свободными. Когда я говорю и когда я слушаю, Позволь свету любви сиять сквозь меня. Вот что я хочу сказать, Раскрыть то, что важнее всего для меня. П если мои слова ничего не проясняют, Не поможешь ли ты мне стать свободнее! И если тебе кажется, что я хочу тебя унизить, Если тебе кажется, что мне все равно, Попробуй услышать за моими словами То чувство, которое мьіразделяем.
Рут Бебермейер
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дарить от всего сердца
Сущность ненасильственного общения
Я хочу, чтобы в моей жизни было сопереживание — поток между мною и другими, который соединяет нас на уровне сердца.
Маршалл Розенберг
Введение
Я всегда считал, что самой нашей природе присуща радость дарить и принимать сопереживая, и потому большую часть жизни мне не давали покоя два вопроса:
1. Что отделяет нас от нашей природного сопереживания, вынуждая вести себя жестоко и несправедливо?
2. И в противоположность этому — что позволяет некоторым людям даже в самых тяжелых обстоятельствах помнить о сопереживании?
Эти вопросы начали занимать меня еще в детстве. Летом 1943 года наша семья переехала в Детройт (штат Мичиган). На вторую неделю после нашего переезда в общественном парке произошел неприятный инцидент на расовой почве. Наш дом оказался в самом эпицентре беспорядков, и три дня мы провели взаперти. Когда беспорядки закончились, я отправился в школу и обнаружил, что имя может быть не менее опасным, чем цвет кожи. Когда на перекличке преподаватель назвал мою фамилию, два мальчика впились в меня взглядом и прошипели: «Ты что, жид?» Я никогда не слышал этого слова прежде и не знал, что некоторые люди используют его в качестве уничижительного названия евреев. После школы эти двое подкараулили меня и избили.
С того самого лета я не забываю о тех двух вопросах, о которых говорил выше. Что, например, дает нам силы не утратить нашу способность к сопереживанию даже в самых неблагоприятных обстоятельствах? Я думаю о таких людях, как Этти Хиллесум, которая не утратила способности сопереживать даже в невыносимых условиях заключения в немецком концентрационном лагере. Вот что она писала в своем дневнике:
Меня не так-то просто запугать. Не потому, что я храбрая, а потому, что знаю: я имею дело с человеческими существами. Я постоянно стараюсь понять причины их поступков. И сегодня утром важно было не то, что молодой раздраженный гестаповец орал на меня, а то, что я не испытывала при этом никакого негодования, а скорее искренне ему сочувствовала. Я даже хотела спросить: «У вас, наверное, было очень несчастное детство или, быть может, вас бросила девушка?» Да, он выглядел встревоженным и зависимым, угрюмым и слабым. Мне захотелось утешить его, ведь я знаю, насколько опасны такие жалкие молодые люди, если их натравить на человечество.
Из дневника Этти Хиллесум
Изучая факторы, влияющие на нашу способность сочувствовать другим, я был поражен важностью роли языка и того, как мы его используем. И я выявил определенный подход к общению, то есть к речи и ее восприятию, который позволяет нам говорить от всего сердца, проложить путь к душе другого человека и высвободить нашу природную способность к сопереживанию.
Я называю этот подход «ненасильственным общением».
Термин «ненасилие» я употребляю в том же значении, что и Махатма Ганди: как присущее нам от природы состояние сопереживания, при котором душа избавлена от насилия.
Часто случается так, что, совершенно не имея в виду всего того, к чему применим термин «насилие», мы причиняем боль своими словами и действиями — как самим себе, так и другим людям.
Процесс, который я описываю, в некоторых сообществах известен как ненасильственное общение (сокращенно ННО); этим термином я и буду пользоваться на страницах этой книги.
Способ сосредоточить внимание
Метод ННО основан на языке и навыках общения, которые усиливают нашу способность оставаться людьми в самых трудных условиях. Здесь нет ничего нового: все, что охватывает ННО, известно уже много столетий. Моя цель — напомнить об уже знакомых нам истинах относительно позитивного общения и помочь воплотить в жизнь конкретные плоды этого знания.
ННО предлагает осознавать то, как мы выражаем свои мысли и слушаем других. Наши слова из обычного, автоматического реагирования превращаются в осознанную речь, основанную на твердом понимании того, что мы ощущаем, чувствуем и хотим. Мы начинаем выражаться искренне и ясно, отвечая окружающим уважительным и сочувственным вниманием. При общении нам становятся понятны как свои собственные, так и чужие важнейшие потребности. ННО учит нас внимательно и заботливо определять стиль поведения и условия, которые на нас влияют. Мы учимся выявлять и внятно формулировать именно то, что нам необходимо в данной ситуации. Это просто, но очень действенно!
Когда ННО заменяет наши прежние паттерны защиты, отстранения или агрессии в момент осуждения или критики, мы начинаем по-иному воспринимать себя и других, а также наши намерения и отношения.
Сопротивление, защита и агрессивные реакции сводятся к минимуму.
Когда мы сосредоточены на выяснении того, что мы видим, чувствуем и хотим, а не на навешивании ярлыков и оценке, мы обнаруживаем, насколько велико наше чувство сопереживания. Через чуткое восприятие себя и других ННО способствует развитию уважения, внимания и сочувствия, порождает взаимное желание общаться от всего сердца.
Хотя я называю ННО «процессом общения» или «языком сопереживания», это нечто гораздо большее, чем просто процесс или язык. На более глубоком уровне это постоянное усилие, позволяющее сосредоточить внимание именно там, где мы с большей вероятностью получим искомое.
Есть история о человеке, который что-то искал, ползая под уличным фонарем. Проходящий мимо полицейский спросил, что он делает. «Ищу ключи от машины», — ответил человек. Он был явно немного пьян. «Вы их здесь обронили?» — спросил полицейский. «Нет, - ответил человек, — я обронил их в том переулке». И поспешил объяснить, увидев изумленное лицо полицейского: «Зато здесь гораздо светлее».
Вот и моя культурная среда вынуждает меня искать там, где я вряд ли получу желаемое. Я разработал ННО как способ обучиться направлять свое внимание, то есть направлять свет сознания, в места, где я с большей вероятностью найду то, что ищу. А от жизни я хочу сопереживания, потока между мной и кем-то еще, который шел бы у нас из самых глубин сердца.
Это чувство сопереживания, которое я называю «давать от всего сердца», прекрасно выражено в стихах моего друга Рут Бебермейер:
Когда ты принимаешь мой дар,
Я чувствую, что мне дано стократ,
Когда ты понимаешь ту радостъ, которую чувствую я, отдавая что-то тебе.
И ты знаешь, что я отдаю не затем,
Чтоб обязать тебя,
А потому, что хочу жить той любовью,
Которую к тебе испытываю.
Принимать с благодарностью —
Пожалуй, лучший способ дарить.
Я не могу отделить одно от другого.
Когда даришь ты —
Я дарю свое приятие твоего дара.
Когда ты берешь у меня, мне дано стократ.
Песня Рут Бебермейер «Дано стократ» (1978)
Когда мы отдаем от самого сердца, мы делаем это ради чувства радости, возникающего всякий раз, когда мы улучшаем жизнь другого человека. Так обогащается и тот, кто берет, и тот, кто дает. Тот, кто берет, получает дар, не заботясь о последствиях, которые сопровождают дары, предлагаемые из страха, чувства вины, стыда или желания выгоды. Тот, кто дает, вознагражден возросшим чувством самоуважения, которым всегда сопровождается успех наших усилий внести свой вклад в чье-либо благополучие.
Применение ННО не предполагает, что люди, с которыми мы общаемся, так же сведущи в ННО или даже просто хотят общаться с нами исходя из чувства сопереживания. Если мы верны принципам ННО, то есть нами руководит желание давать и получать с чувством сопереживания, если мы делаем все, чтобы дать понять другим, что это единственный мотив наших действий, — они присоединятся к нам в процессе общения и в итоге мы сможем ответить друг другу сопереживанием.
Я не утверждаю, что это всегда происходит быстро. Но вместе с тем я абсолютно убежден, что сопереживание неизбежно расцветает там, где верны принципу и процессу ННО.
Процесс ННО
Чтобы достичь желания отдавать из сердца, мы фокусируем свет сознания на четырех направленных на нас областях — четырех компонентах метода ННО.
Во-первых, мы наблюдаем за тем, что в действительности происходит в ситуации: какие поступки и речи других людей улучшают нашу жизнь, а какие нет. Суть здесь в том, чтобы наблюдать без осуждения или оценки — нужно просто констатировать: вот так поступают люди, а нам это либо нравится, либо нет. Затем мы отмечаем свои чувства во время наблюдений за этими действиями: что это — боль, испуг, радость, изумление, раздражение? И, в-третьих, мы определяем, какие наши потребности связаны с теми чувствами, которые мы идентифицировали. Когда мы используем ННО, осознание этих трех компонентов — непременное условие, чтобы ясно и честно выразить, как мы себя чувствуем.
Например, мать может выразить эти три стадии, сказав своему сыну-подростку: два скомканных грязных носка под журнальным столиком и еще три рядом с телевизором, я чувствую раздражение, потому что хочу видеть порядок в тех комнатах, которыми мы с тобой пользуемся вместе».
Теперь она может немедленно применить четвертый компонент
— совершенно конкретную просьбу: «Не мог бы ты либо забрать носки в
— свою комнату, либо бросить их в стиральную машину?» Этот четвертый компонент относится к пожеланию в адрес другого человека, которое могло бы обогатить нашу жизнь или сделать ее более приятной.
Таким образом, одна из функций ННО — с предельной ясностью выразить эти четыре информационных компонента — либо устно, либо другими средствами. Другой аспект такого общения заключается в получении тех же четырех компонентов от других людей. Мы соприкасаемся с ними, сначала узнавая, что они осознают, чувствуют и в чем нуждаются, а затем выясняем, что могло бы обогатить их жизнь, то есть получаем четвертый компонент, просьбу.
Когда мы удерживаем внимание на этих областях и помогаем другим делать то же самое, мы создаем поток общения — от нас к другому и обратно - до тех пор, пока не появляется естественное чувство сопереживания: что я наблюдаю, чувствую, в чем нуждаюсь; как бы я хотел обогатить мою жизнь; что вы наблюдаете, чувствуете и в чем нуждаетесь; как бы вы хотели обогатить вашу жизнь...
Когда мы используем этот процесс, мы можем начать как с самовыражения, так и с проявления сопереживания. И хотя мы Потребности, ценности, желания и т. д., которые создают наши чувства. Конкретные действия, о которых мы просим, чтобы сделать нашу жизнь лучше.
Процесс ННО
1. Конкретные действия, которые мы наблюдаем и которые влияют на наше благополучие (Наблюдение)
2. То, что мы чувствуем применительно к тому, что видим (Чувства)
3. Потребности, ценности, желания и т.д., которые создают наши чувства (Потребности)
4. Конкретные действия, о которых мы просим, чтобы сделать жизнь лучше (Просьба)
Мы будем учиться воспринимать и формулировать каждый из этих компонентов в третьей — шестой главах, важно помнить, что ННО — не набор формул, но возможность гибко приспосабливаться к различным ситуациям. Для удобства я называю ННО «процессом», или «языком», но все четыре его компонента можно использовать, не произнося ни единого слова. Сущность ННО — в нашем осознании этих четырех компонентов, а не в конкретных словах.
Применение ННО в нашей жизни и в нашем мире
Когда мы используем ННО при взаимодействии — с нами самими, с другим человеком или с группой людей, — мы исходим из нашего естественного состояния сопереживания. Следовательно, этот подход может быть эффективно применен на всех уровнях общения и в самых разнообразных ситуациях:
• близкие отношения,
• семья, школа,
организации и учреждения,
• терапия и консультирование,
• дипломатические и деловые переговоры, любые споры и конфликты.
Бывают случаи, когда использование ННО помогает придать большую глубину близким отношениям:
Когда я узнала, что именно я могу получить (услышать) и вместе с этим дать (выразить) с помощью использования ННО, я отказалась чувствовать себя «ковриком у двери» и объектом чужой агрессии. Я начала действительно слышать слова и выявлять те чувства, которые стоят за ними. Я вдруг разглядела перед собой израненного мужчину, замужем за которым я уже двадцать восемь лет. В выходные перед тренингом [ННО] он попросил меня о разводе. Скажу лишь, что сегодня мы по- прежнему вместе, и я ценю вклад ННО в счастливый исход нашей истории... Я научилась прислушиваться к чувствам, выражать потребности, принимать ответы, которые не всегда хотела слышать. Он здесь не для того, чтобы сделать меня счастливой, а я не должна сотворить счастье для него. Мы оба научились расти, принимать и любить так, чтобы каждый сумел реализоваться.
Участница тренинга в Сан-Диего
Другие используют ННО для выстраивания более эффективных отношений на работе. Вот что пишет один учитель:
Я около года практиковал ННО в специальном классе. Этот подход работает даже с детьми, имеющими задержки в развитии речи, затруднения в учебе и проблемы с поведением. Один ученик в нашем классе плюется, бранится, кричит и бьет других учеников карандашами, если им случится оказаться рядом с его партой. Я говорю: «Пожалуйста, скажи это иначе. Скажи через жирафа». [Куклы-жирафы используются на некоторых семинарах в качестве вспомогательного пособия для демонстрации принципов ННО.] Он немедленно встает прямо, смотрит на соученика, на которого только что так злился, и спокойно говорит: «Не мог бы ты отодвинуться от моего стола? Я злюсь, когда ты стоишь так близко». Другие ученики тут же отвечают приблизительно так: «Извини! Я забыл, что тебя это так задевает».
Я стал думать, что же меня так беспокоило в связи с этим ребенком, пытаясь выяснить, что мне от него нужно (помимо спокойствия и порядка). Я понял, сколько времени мне следовало тратить на планирование урока и насколько моя потребность творческого подхода и отдачи была замкнута удержанием дисциплины. Кроме того, я чувствовал, что не обращаю должного внимания на обучение других школьников. И когда он нарушал порядок в классе, я говорил: «Мне нужно, чтобы ты участвовал в уроке». Иногда это надо было повторить по сто раз на дню, но в итоге он обычно слушался и вовлекался в урок.
Учитель из Чикаго, штат Иллинойс
Пишет врач:
Я все больше использую ННО в своей медицинской практике. Некоторые пациенты спрашивают, не психолог ли я, поясняя, что обычно их врачи не интересуются, в каких условиях они живут и как справляются с болезнями. ННО помогает мне понять, что именно необходимо пациентам и что они должны услышать в данный момент. Особенно полезно это по отношению к пациентам с гемофилией и СПИДом, ведь здесь больше всего боли и гнева, которые так часто серьезно вредят отношениям «пациент — система здравоохранения». Недавно одна больная СПИДом, которую я лечил последние пять лет, сказала мне, что больше всего ей помогали мои попытки найти способ внести радость в ее повседневную жизнь. В этой помощи очень сильна роль ННО. Раньше часто случалось, что я, узнав о смертельной болезни пациента, попадал в зависимость от его диагноза, после чего мне было тяжело искренне поддерживать в нем желание жить. С ННО я выработал новое сознание и новый язык. Я был поражен, когда увидел, насколько это полезно в медицинской практике. Я ощущаю все большую отдачу от работы по мере того, как все более вовлекаюсь в «танец ННО».
Врач из Парижа
Есть и те, кто использует этот процесс на политической арене. Однажды член кабинета министров Франции, навестив сестру, заметила, насколько изменился характер общения в ее семье. Заинтересовавшись их рассказами о ННО, она упомянула, что на следующей неделе у нее запланированы переговоры о неких щекотливых проблемах между Францией и Алжиром. Хотя времени было в обрез, мы послали в Париж франкоговорящего инструктора, чтобы тот провел работу с кабинетом министров. Позже министр утверждала, что основной части успеха переговоров в Алжире обязана приобретенным накануне методам общения.
Во время семинара в Иерусалиме, в котором принимали участие израильтяне самых различных политических убеждений, присутствующие использовали ННО, чтобы высказаться относительно вызывавшей жаркие споры проблемы Западного берега реки Иордан. Многие израильские поселенцы, обосновавшиеся на Западном берегу, полагали, что выполняют при этом религиозную миссию, и из-за этого вступали в конфликт не только с палестинцами, но также и с другими израильтянами, признававшими палестинские притязания на эту территорию.
Во время занятий мы с еще одним инструктором смоделировали сопереживающее слушание через ННО, а затем предложили участникам сыграть в ролевую игру: попробовать по очереди встать на позиции противоположной стороны. Через двадцать минут одна женщина из числа поселенцев объявила, что готова рассмотреть возможность отказа от своих притязаний на землю и переехать с Западного берега на неоспариваемые территории, если ее политические оппоненты смогут прислушиваться к ней так же, как только что прислушивались участники семинара.
Во всем мире ННО служит теперь мощным инструментом для сообществ, оказавшихся перед лицом серьезных конфликтов или этнических, религиозных и политических разногласий. Источником особого удовлетворения для меня стало распространение обучения ННО и его использование для посредничества в конфликтах в Израиле, Палестинской автономии, Нигерии, Руанде, Сьерра-Леоне и в других местах.
Однажды мы с коллегами провели три очень насыщенных дня в Белграде, организуя тренинги с участием гражданского населения. Когда мы прибыли в Белград, на лицах участников тренинга явно проглядывало отчаяние: ведь их страна была тогда вовлечена в жестокую войну в Боснии и Хорватии. Но семинар шел, и мы стали улавливать отзвуки смеха в их голосах. Они делились своей искренней радостью и благодарностью за то, что смогли получить необходимые им навыки.
На протяжении всех двух недель тренингов в Хорватии, Израиле и Палестине мы опять видели отчаявшихся людей в раздираемых войной странах — и подъем духа и уверенности в себе после обучения ННО.
Я счастлив возможности путешествовать по всему миру, обучая людей процессу общения, который дает им силы и радость. И я очень рад, что с помощью этой книги я могу разделить с вами сокровища Ненасильственного Общения.
Итоги
ННО помогает нам установить новые связи с собой и другими людьми способом, позволяющим высвободить нашу природную способность к сопереживанию. Оно учит по-новому выражать себя и слушать других, фокусируя сознание на четырех областях: на том, что мы видим, чувствуем, в чем нуждаемся и о чем запрашиваем, чтобы улучшить свою жизнь. ННО обучает внимательно слушать, уважать и сопереживать, порождает взаимное желание давать от всего сердца. Одни используют ННО для того, чтобы с сопереживанием отнестись к самим себе, другие — для углубления отношений, а третьи — для того, чтобы выстраивать эффективные отношения на работе или в политике. Практика ННО служит посредником в спорах и конфликтах всех уровней.
«Наемный убийца, убийца детей!»
ННО в действии>>
В книге часто будут встречаться диалоги, имеющие заголовок «ННО в действии». Эти диалоги служат реальными примерами взаимодействия, при котором собеседник руководствуется принципами Ненасильственного Общения. Вместе с тем ННО — не просто язык или методика построения фраз; помыслы и устремления, которые оно формирует, могут быть выражены и через тишину, через степень вовлеченности, а также через мимику и жесты. Диалоги «ННО в действии», которые вы будете читать, — это отредактированные и сокращенные версии реальных случаев взаимодействия, где случались моменты молчаливого сопереживания, рассказов, юмора, жестов и т. д., которые внесли свой вклад в естественный поток общения, но были опущены для большей убедительности передачи этих диалогов в виде печатного слова.
Я рассказывал о Ненасильственном Общении в мечети лагеря беженцев Духейша близ Вифлеема, где моими слушателями были около 170 палестинских мусульман. К американцам тогда относились без всякой симпатии. Внезапно я заметил волну приглушенного ропота, прошедшую по аудитории. «Они говорят, что вы американец!» — предупредил мой переводчик, и тотчас один из мужчин вскочил на ноги. Оказавшись передо мной, он завопил во всю силу своих легких: «Убийца!» Дюжина других голосов немедленно присоединилась к нему, выкрикивая: «Наемный убийца! Убийца детей!»
К счастью, я сумел сосредоточиться на чувствах и потребностях этого человека. Кое-что послужило подсказкой. По дороге к лагерю беженцев я видел несколько пустых канистр из-под слезоточивого газа, которые были заброшены в лагерь накануне ночью. На каждой канистре была ясно видна надпись «Сделано в США». Я знал, что беженцы давно гневаются на США за то, что оттуда Израилю поставляют слезоточивый газ и другое оружие. Я обратился к человеку, который назвал меня убийцей:
Я: Вы гневаетесь, так как хотели бы, чтобы мое правительство использовало свои ресурсы иначе? (Я не знал, насколько верна моя догадка, но главным здесь было мое искреннее желание разделить его чувства и потребности.)
Он: Черт вас возьми, я в гневе! Вы думаете, нам нужен слезоточивый газ? Нам нужны коллекторы, а не ваш слезоточивый газ! Нам нужна крыша над головой! Нам нужна наша страна!
Я: То есть вы очень сердиты, но приняли бы небольшую помощь в улучшении условий жизни и получении политической независимости?
Он: Вы хоть отдаленно представляете себе, каково это — прожить в наших условиях двадцать семь лет, как я живу здесь с семьей — с детьми и со всеми?
Я: Звучит все это так, как если бы вы в сильном отчаянии хотели знать: способен ли я или кто-нибудь еще действительно понять, каково это — жить в таких условиях. Я правильно вас услышал?
Он: Вы хотите понять? Скажите, у вас есть дети? Они ходят в школу? У них есть детские площадки? Мой сын болен! Он играет прямо в сточных канавах! У него в классе нет книг! Вы видели школу без книг?
Я: Я понимаю, насколько тяжело вам воспитывать здесь детей; вы хотели объяснить мне, что желаете дать своим детям все то, что и другие родители: хорошее образование, возможность играть и расти в здоровой среде...
Он: Правильно, это самое главное! Права человека — кажется, так это называется у вас в Америке? Приезжайте сюда и посмотрите, какие права человека вы сюда принесли!
Я: Вы хотели бы, чтобы больше американцев знали о ваших чудовищных лишениях и имели более широкий взгляд на последствия наших политических действий?
Наш диалог продолжался еще почти двадцать минут, в течение которых он пытался выразить свою боль, а я — прислушаться к тем эмоциям и потребностям, которые стояли за каждым его утверждением. Я не выражал ни согласия, ни несогласия. Я принимал его слова не как агрессию, но как подарок от такого же, как я, человека, желающего разделить со мной свои чаяния и глубокую уязвленность.
Как только мужчина почувствовал, что его понимают, он сумел услышать меня и мое объяснение, зачем я появился в лагере. Прошел час, и тот самый человек, который лишь недавно называл меня убийцей, пригласил меня разделить с ним рамаданскую трапезу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Общение, блокирующее сопереживание
Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы...
Евангелие от Матфея 7:1
Пытаясь выяснить, что уводит нас в сторону от естественного состояния сопереживания, я идентифицировал определенные формы языка и общения, которые, как я считаю, вносят свой вклад в нашу нетерпимость к себе и другим. В целях описания этих форм я ввел термин «жизнеотчуждающее общение».
Моралистские суждения
Один из видов жизнеотчуждающих способов общения — осуждение с точки зрения морали, подразумевающее неправоту или порочность тех людей, поведение которых не соответствует нашей системе ценностей. Вслух они
высказываются следующим образом: «С вами трудно, потому что вы слишком эгоистичны». Или «она ленива», «им нанесли урон», «это неприемлемо». Обвинения, оскорбления, резкие замечания, ярлыки, критика, сравнения и диагнозы — все это формы осуждения.
Суфийский поэт Руми писал: «Есть область вне таких понятий, как деяния праведные и неправедные. Там я буду ждать вас». Вместе с тем жизнеотчуждающее общение держит нас в мире таких понятий, как праведность и неправедность, то есть в мире осуждения. Язык этого мира изобилует словами, которые сортируют и делят людей в зависимости от их действий. Когда мы говорим на этом языке, мы судим людей и их поступки. Нас живо занимает, кто хорош или плох, нормален или неправилен, ответствен или безответствен, умен или невежествен и т. д.
Прежде чем стать взрослым, я учился общаться безличным способом. Он не требовал попыток высказать то, что происходит во мне. Когда я сталкивался с людьми или их действиями, которых я не понимал и которые мне не нравились, я заявлял, что они плохи. Если учителя предлагали задачу, которую я не хотел делать, они «придирались ко мне» или были «занудами». Если кто-то выскакивал передо мной на дороге, я кричал: «Вот придурок!» Когда мы говорим на этом языке, мы думаем и общаемся исходя из того, что что-то не так с другими, а не с нами, — чтобы иметь право вести себя определенным образом. Или, бывает, заявляем, что что-то не то с нами, но лишь затем, чтобы иметь право не отвечать или сделать вид, что мы не понимаем. Наше внимание сосредоточено на сортировке, анализе, на выявлении степени «неправильности», а не на том, в чем мы и другие нуждаемся, но не получаем. И тогда если моя партнерша хочет больше ласки, чем я согласен ей дать, она «капризна и зависима». Но если я хочу больше ласки, чем получаю от нее, тогда она «холодна и бесчувственна». Если мой коллега более требователен к деталям, он «придира и зануда». С другой стороны, если я более требователен к деталям, он «небрежен и неорганизован».
Я уверен, что подобное критическое отношение к другим является прискорбной попыткой описать собственные ценности и потребности.
Прискорбной она является потому, что, выражая свои ценности и потребности в такой форме, мы лишь вызываем сопротивление и желание защищаться у тех самых людей, в которых мы более всего заинтересованы. А если при этом они все же ведут себя так, как хотелось бы нам, это означает, что они согласились с нашим мнением, что с ними что-то «не так» и, вероятно, они делают это из страха, чувства вины или стыда.
Но за то, что люди соответствуют нашим ожиданиям не по своему искреннему желанию, а из страха, чувства вины или стыда, нам приходится дорого платить. Рано или поздно мы почувствуем, как исчезает доброе отношение тех, кто потакает нашим желаниям по принуждению, внешнему либо внутреннему. Они также расплачиваются за это, поскольку, вероятно, чувствуют негодование. Их чувство собственного достоинства страдает, когда они отвечают нам из страха, ощущения вины или стыда. Кроме того, каждый раз, когда мы ассоциируемся у других с любым из этих чувств, мы уменьшаем собственные шансы на то, что в будущем нам ответят сопереживанием на наши потребности и ценности.
Здесь важно не путать личную систему ценностей и морализаторские суждения. У всех нас есть собственная система ценностей, ею мы меряем качество жизни. К таким ценностям относятся честность, свобода или мир. Система ценностей — это совокупность наших убеждений относительно того, какова должна быть жизнь в лучших ее проявлениях. Мы высказываем морализаторские суждения о людях или об их действиях, когда они не отвечают нашей системе ценностей, например: «Насилие — это плохо. Люди, которые убивают других, — это злые люди». Если бы мы были с детства обучены говорить на языке, при помощи которого легко выразить сопереживание, мы могли бы внятно формулировать наши потребности и ценности, а не пытаться определить, что «не так», когда мы не находим на них отклика. Например, вместо фразы «насилие — это плохо» можно было бы сказать: «Я стараюсь не разрешать конфликты при помощи насилия; я ценю решение человеческих конфликтов другими средствами».
О.Дж. Харви, профессор психологии Колорадского университета, изучает взаимосвязи между языком и насилием. Он взял случайные выборки из художественной литературы многих стран и свел в таблицу частоту употребления слов, которые сортируют и оценивают людей. Его исследование выявило несомненную связь между частым использованием таких слов и случаев насилия. Не удивительно, что в обществах, где люди мыслят категориями человеческих потребностей, значительно меньше насилия, чем там, где люди делят друг друга на «хороших» и «плохих» и уверены, что «плохие» должны быть наказаны. Семьдесят пять процентов телевизионных программ, идущих в то время, когда американские дети чаще всего смотрят телевизор, демонстрируют героя, который либо убивает людей, либо бьет их. Акт насилия обычно является «кульминационным моментом» программы или фильма. Зрители, убежденные, что плохие парни должны быть наказаны, получают удовольствие от сцен насилия.
Часто, если не всегда, насилие — словесное, психологическое или физическое — среди членов семьи, племени или нации является своего рода умозаключением, которое объясняет причину конфликта неправотой противной стороны. Одновременно с этим появляется неспособность думать о себе или о других как о существах уязвимых, могущих чувствовать страх, горечь, тоску и т. д. Мы видели примеры такого опасного мышления в годы «холодной войны». Наши лидеры представляли русских как «империю зла», желающую уничтожить американский образ жизни. Российские лидеры представляли людей Соединенных Штатов «империалистическими угнетателями», которые стремятся поработить их. Ни одна сторона не признавала, что за этими ярлыками скрывается страх.
Делать сравнения
Другой способ выносить суждение — это делать сравнение. Дэн Гринберг в своей книге «Как сделать себя несчастным»[1] юмористически демонстрирует ту коварную власть, которую может получить над нами постоянное сравнение. Если читатель, говорит он, действительно хочет сделать свою жизнь несчастной, ему нужно научиться сравнивать себя с другими людьми. Для тех, кто не знаком с этой практикой, он приводит несколько упражнений. В первом из них читателю предлагаются изображения мужчины и женщины в полный рост — эталоны физической красоты, как их сейчас представляют глянцевые журналы. Читатель должен обмерять себя, сравнить свои показания с теми цифрами, что имеются на изображениях идеалов, и обдумать разницу.
Упражнение приводит к обещанному результату: сравнивая себя с идеалом, мы становимся несчастными. Нам кажется, что больше пасть духом невозможно, но мы переворачиваем страницу и выясняем, что первое упражнение было простой разминкой. Поскольку физической красотой не исчерпываются достоинства человека, Гринберг предлагает сравнить кое-что посущественнее: достижения. Он якобы берет наугад несколько имен из телефонной книги, чтобы читатель мог сравнить себя с этими людьми. В качестве одного из таких «случайных» людей фигурирует Вольфганг Амадей Моцарт. Гринберг перечисляет те языки, на которых свободно говорил Моцарт, и музыкальные произведения, написанные им еще подростком. В упражнении читателям предлагается вспоминать их собственные достижения на данный момент и сравнить их с тем, чего Моцарт достиг к двенадцати годам. И хорошенько обдумать разницу. Даже те читатели, которые никогда не занимались вызовом у себя подобных эмоций, после второго упражнения четко видят, насколько такой тип мышления блокирует сопереживание — и к себе, и к другим.
Dan Greenberg, How to Make Yourself Miserable.
Отказ от ответственности
Еще один вид жизнеотчуждающего общения — отказ от ответственности. Жизнеотчуждающее общение мешает нам понимать, что каждый из нас сам в ответе за свои мысли, чувства и действия. Когда кто-то говорит «должен» в смысле «есть некоторые вещи, которые ты должен делать, нравится тебе это или нет», это наглядно иллюстрирует, насколько он далек от личной ответственности за собственные действия.
Слова «дать почувствовать», употребленные как «ты вызываешь у меня чувство вины», — это еще один пример того, как язык может завуалировать отказ от ответственности за чувства и мысли.
В своей книге «Эйхман в Иерусалиме», где приводятся протоколы заседаний суда над военными преступниками, Ханна Арендт цитирует рассказ офицера-нациста Адольфа Эйхмана о том, что он и его подчиненные имели целый язык, помогающий отказываться от ответственности за свои поступки. Этот язык назывался Amtssprache, что в примерном переводе с немецкого означает «официальная речь» или «бюрократический язык». Например, когда их спрашивали, почему они делали то или другое, они отвечали «мне пришлось это сделать». Если же следовал вопрос, почему «им пришлось», то ответ звучал как «приказ начальства», «такова политика организации» или «таков закон».
Мы отказываемся отвечать за наши действия, когда приписываем их причину:
• Нашему состоянию, диагнозу, личной или психологической истории: «Я пью, потому что я — алкоголик».
• Действиям других: «Я ударил моего ребенка, потому что он выбежал на улицу».
• Диктату и требованиям вышестоящих инстанций: «Я лгал пациенту, потому что босс приказал мне».
• Давлению со стороны группы: «Я начал курить, потому что все мои друзья тоже начали».
• Корпоративной политике, правилам и инструкциям: «Я должен временно отстранить вас за это нарушение, потому что такова школьная политика».
• Нормам поведения (гендерного, социального или возрастного):
«Я очень не хочу ходить на работу, но я делаю это, потому что я — муж и отец».
• Неуправляемым побуждениям: «Желание съесть шоколадку было сильнее меня».
Однажды во время обсуждения с родителями и педагогами опасности языка, который подразумевает отсутствие выбора, одна женщина сердито заявила: «Но есть же вещи, которые вы должны делать, нравится вам это или нет! И я не вижу дурного в том, чтобы сказать моим детям, что есть вещи, которые они должны делать». Когда ее попросили привести пример чего-то, что она «должна делать», она ответила: «Сколько угодно! Сегодня вечером я должна буду вернуться домой и приготовить еду. Я очень не хочу готовить! Я ненавижу это занятие, но уже двадцать лет готовлю каждый день, даже если вдребезги больна. Потому что это как раз то, что я просто должна делать». Я сказал ей: мне очень жаль слышать, что она вынуждена тратить немалую часть своей жизни на ненавистное ей занятие только потому, что она чувствует себя обязанной это делать. И я надеюсь, что изучение языка ННО поможет привнести счастье в ее жизнь.
Я рад сообщить, что она оказалась способной ученицей. К концу тренинга она объявила семье, что больше не хочет готовить. Вскоре мы смогли узнать реакцию ее домашних, когда три недели спустя два ее сына появились на тренинге. Я поинтересовался, как они отреагировали на заявление матери. Старший сын вздохнул и ответил: «Маршалл, в тот же миг я сказал себе: "Слава Богу!"» Видя озадаченное выражение моего лица, он пояснил: «Я подумал, что, может быть, тогда она перестанет жаловаться во время каждого обеда!»
В другой раз, когда я давал консультации в одном школьном округе, одна учительница заметила: «Я очень не люблю ставить отметки. Мне не кажется, что это полезно, а для некоторых учеников это — настоящий стресс. Но я должна ставить оценки: такова политика школьного округа». Мы как раз упражнялись в том, чтобы вводить в классах язык, усиливающий сознание ответственности. Я предложил, чтобы она сменила заявление «Я должна ставить отметки, потому что такова политика школьного округа» на «Я хочу ставить оценки, потому что хочу...». Она тотчас ответила без колебания: «Я хочу ставить отметки, потому что хочу сохранить свою работу», — и поспешно добавила: «Но мне не нравится, как это звучит. Это заставляет меня слишком хорошо видеть, что я делаю».
И я ответил: «Именно поэтому я просил вас сказать это таким образом».
Я разделяю чувства французского романиста и журналиста Жоржа Бернаноса, когда он говорит:
Я снова и снова возвращаюсь к мысли о том, что если в один прекрасный день наращивание мощи оружия массового уничтожения наконец-то сотрет человечество с лица Земли, то случится это не из-за чьей-то жестокости, и, конечно же, не из-за того негодования, которое пробуждает жестокость; и не из-за массовых убийств и мщения, всегда сопутствующих жестокости, а из-за покорного подчинения и недостатка ответственности у современного человека, из-за его готовности принимать любые предписания социума. Ужас, который мы уже видели, и тот еще больший ужас, который нас сейчас повсюду ожидает, — это не увеличение в мире числа бунтарей и террористов, а растущая армия покорных, послушных людей.
Другие формы жизнеотчуждающего общения
Изложение наших желаний как требований — еще одна форма языка, который блокирует сопереживание. Требование явно или исподволь угрожает слушателям наказанием или чувством вины, если они не в состоянии подчиниться. Это общепринятая форма общения в нашей культуре, особенно среди тех, кто облечен властью.
Мои дети преподали мне неоценимые уроки относительно требований. Каким-то образом я вбил себе в голову, что раз я родитель, то моя работа — требовать. Но я вскоре понял, что не мог заставить детей исполнять мои требования. Молодое поколение живо дало мне понять, что я не могу заставить их делать то, что я требую. Все, что я мог сделать, — это наказывать их и таким образом заставлять сожалеть о том, чего они не сделали. Но затем я увидел, что каждый раз, когда я был достаточно глуп, чтобы наказать их, тем самым заставив их сожалеть о несделанном, у них находился способ заставить меня сожалеть о том, что я сделал! Мы будем еще рассматривать эту ситуацию, когда начнем учиться различать просьбы и требования. Это очень важная часть ННО.
Мышление, основанное на формуле «кто чего заслуживает», блокирует сопереживание в общении.
Жизнеотчуждающее общение также связано с концепцией, согласно которой некоторые действия заслуживают поощрения, а другие — наказания. Такое мышление характеризуется словом «заслуживает» в значении «он заслуживает наказания за то, что сделал». Это подразумевает «порочность» тех людей, которые ведут себя определенным образом, и призывает к наказанию, которое заставило бы их раскаяться и изменить свое поведение. Я же уверен, что все мы заинтересованы в изменениях не под угрозой наказания, а в силу того, что мы считаем эти изменения благом. Большинство из нас было воспитано в рамках того языка, который поощряет нас клеймить, сравнивать, требовать и выносить суждения, а не пытаться понять, что мы чувствуем и в чем нуждаемся. Я полагаю, что жизнеотчуждающее общение уже несколько столетий назад укоренилось в сознании человека как естественное поведение.
Эти представления акцентируют Жизнеотчуждающее внимание на том, что человек — создание злое и неполноценное, что ему необходимо общение имеет учиться обуздывать свою несовершенную глубокие религиозные природу. Такое обучение заставляет часто и политические корни. задаваться вопросом, все ли в порядке с нашими чувствами и желаниями. Мы рано учимся отгораживаться от того, что с нами происходит.
Жизнеотчуждающее общение — порождение и основа иерархических, основанных на подчинении обществ. В них большими скоплениями людей управляли единицы, получая от этого выгоду. Короли, цари, знать и т. д. были заинтересованы в том, чтобы народы воспитывались как рабы или подчиненные. Язык неправедности, со всеми его «должен» и «обязан», как нельзя лучше подходит для этой цели. Чем больше люди обучаются мыслить категориями морализаторских суждений, подразумевающих порочность и вредность, тем больше они предоставляют внешнему авторитету судить о том, что хорошо, а что плохо, вместо того чтобы решать это самим. Когда мы находимся в контакте с нашими чувствами и потребностями, из нас не получается хороших рабов и подчиненных.
Выводы
Человеку от природы свойственна радость давать и принимать сопереживание. Тем не менее мы знаем множество форм «жизнеотчуждающего общения», вынуждающих нас говорить и действовать так, что это ранит и других, и нас самих. Одна из форм жизнеотчуждающего общения — использование морализаторских суждений, которые подразумевают порочность или неправедность тех, чьи действия не согласуются с нашей системой ценностей. Другая форма
— это использование сравнений, которые могут блокировать сопереживание к себе и другим. Жизнеотчуждающее общение также мешает нам видеть, что мы сами в ответе за наши мысли, чувства и действия. Изложение наших желаний в форме требований — еще один признак языка, блокирующего сопереживание.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Наблюдение без оценки
НАБЛЮДЕНИЕ! Мало найдется вещей, необходимых человеку не меньше, чем религия, и это — одна из них.
Фредерик Бюхнер, проповедник
Я могу послушать, как ты скажешь,
Что я сделал, а чего не смог.
Ия готов принять твои толкования,
Но, пожалуйста, не смешивай одно с другим.
Если хочешь запутать любое дело,
Вот самый лучший рецепт:
Смешай то, что я делаю, С тем, как ты реагируешь на это.
Говори мне, что ты разочарован Моей недовыполненной работой.
Но я не стану работать лучше,
Если ты будешь называть меня «безответственным».
А ты говори, что тебе обидно, Когда я отвергаю твои ухаживания. Но твои шансы не повысятся нисколько, Если ты назовешь меня «бесчувственным».
Да, я могу послушать, как ты скажешь,
Что я сделал, а чего не смог.
Ия готов принять твои толкования,
Но, пожалуйста, не смешивай одно с другим.
Маршалл Розенберг
Следствие первого компонента ННО — отделение наблюдения от оценки. То, что мы видим, слышим или осязаем, то, что влияет на наше ощущение гармонии, — все это нам необходимо рассматривать непредвзято, не вынося этому оценки.
Наблюдение — важный элемент ННО, ведь мы хотим дать другому человеку ясное и честное представление о себе. Но, совмещая наблюдение с оценкой, мы уменьшаем вероятность того, что другие услышат то, что мы собирались сказать. Вместо этого они скорее услышат критику и постараются так или иначе воспротивиться нашим словам.
ННО не требует, чтобы мы оставались полностью объективными и воздерживались от оценки. Оно лишь призывает стараться разделять наши наблюдения и оценки. ННО — язык того процесса, который не поощряет статичных обобщений. Напротив, оценки должны быть основаны на наблюдениях, разных для разного времени и контекста. Уэнделл Джонсон, специалист по семантике, отмечал, что мы создаем для себя множество проблем при использовании статического языка, пытаясь объяснить или описать действительность, которая постоянно меняется: «Наш язык — несовершенный инструмент, созданный древними и невежественными людьми. Это анимистический язык, который предлагает нам говорить о стабильности и константах, о подобиях, о нормах и сходстве, о волшебных преобразованиях, мгновенном исцелении, простых проблемах, об окончательных решениях. Но мир, который мы пробуем выразить этим языком, — это мир постоянных изменений, различий, степеней, функций, отношений, роста, взаимодействий, развития, изучения, чередования, переплетенности. Несоответствие вечно меняющегося мира и более или менее статических языковых форм — часть нашей проблемы».
Моя коллега, Рут Бебермейер, противопоставляет статический язык и язык процесса в песне, которая может быть иллюстрацией отличия оценки от наблюдения.
Я никогда не видела ленивого человека;
Я видела человека, который никогда не бегал,
Когда я на него смотрела; и я видела Человека, который иногда спал
Между ланчем и обедом, и сидел Дома в дождливый день,
Но он не был ленивым человеком.
Не торопись возражать, а подумай:
Был ли он ленивым или
Просто делал то, что мы приписываем «ленивцам» ?
Я никогда не видела глупого ребенка;
Я видела ребенка, который иногда делал вещи, мне непонятные,
Или поступал не так, как я ожидала;
Я видела ребенка, который не был там,
Где бывала я, но он не был глупым ребенком.
Не торопись возражать, а подумай:
Был ли он глупым или просто знал не то, что знаешь ты?
Как ни присматривалась, я никогда не видела повара;
Я видела человека, который смешивал продукты,
Из которых получалась наша еда;
Я видела человека, который включал плиту
И готовил на ней мясо, —
Все это я видела, но только не повара.
Скажи мне: когда ты смотришь,
Ты действительно видишь повара или просто человека,
Который делает то, что мы называем поварской работой?
То, что некоторые из нас называют ленью,
Другие называют усталостью или расслабленностью;
То, что некоторые из нас называют глупостью,
Другие называют другим видом знания.
Ия пришла к выводу, что лучше бы нам не смешивать то, что мы видим,
С нашими мнениями.
Но, конечно же, и это —
Всего лишь мое суждение.
Воздействие отрицательных ярлыков — таких, как «ленивый» или «глупый», — более очевидно, но даже положительный или заведомо нейтральный ярлык — например, «повар» — ограничивает наше восприятие всех аспектов бытия другого человека.
Высшая форма человеческого мышления
Индийский философ Кришнамурти однажды заметил, что наблюдение без оценки — это высшая форма человеческого мышления. Когда я впервые прочел это, мысль «Какая ерунда!» пронеслась у меня в голове быстрее, чем я осознал, что только что вынес оценку. Большинству из нас трудно просто наблюдать за людьми и их поведением, не подвергая их суждениям, критике или другим формам анализа.
Особенно остро я ощутил эту трудность, работая в начальной школе, где сотрудники и директор часто жаловались на трудности в общении. Районный инспектор попросил меня помочь им решить конфликты. Сначала я должен был поговорить с учителями, а затем с учителями и директором вместе. Я начал встречу с того, что спросил сотрудников: «Какие действия директора идут вразрез с вашими нуждами?» «Он страшный болтун!» — последовал быстрый ответ. Мой вопрос призывал к наблюдению, а определение «страшный болтун» сообщало мне только о том, как этот учитель оценивает своего директора. Оно никак не рассказывало о том, что руководитель сказал или сделал, чтобы вызвать такую реакцию.
Когда я указал на это, второй учитель пояснил: «Он имеет в виду, что наш директор слишком много говорит!» Это также было оценкой, а не наблюдением: оценкой того, насколько разговорчив директор. Тогда попробовал высказаться третий учитель: «Директор считает, что только он может здесь сказать что-либо стоящее». Я пояснил: заключение о том, что думает другой человек, — не то же самое, что наблюдение его поведения. Наконец четвертый преподаватель рискнул предположить: «Он все время хочет быть центром внимания».
После того как я отметил, что это тоже попытка интерпретации, сразу двое учителей в один голос воскликнули: «Знаете, на ваш вопрос очень трудно ответить!»
После этого мы взялись работать над списком, чтобы выявить случаи особенного поведения со стороны директора, которое причиняло им неудобство, но в то же время постараться исключить из этого списка оценки. Например, они рассказали, что директор на совещаниях принимался рассказывать истории о своем детстве или о войне, из-за чего иногда всем приходилось задерживаться минут на двадцать сверх установленного времени. Когда я спросил, сообщали ли они хоть раз о своем недовольстве директору, они ответили мне, что пробовали сделать это, но только посредством оценочных замечаний. Они никогда не ссылались на конкретные действия — например, на его рассказы — и согласились обсудить это, когда мы будем встречаться все вместе. И едва эта встреча началась, я стал свидетелем тому, о чем мне рассказывали. Независимо от темы обсуждения директор мог сказать: «Это напомнило мне одну историю...» и начать рассказывать о своем детстве или военном опыте. Я ждал, когда сотрудники заговорят о том, что они недовольны поведением директора. Однако вместо ненасильственного общения они воспользовались невербальными способами выражения неодобрения. Кто-то закатывал глаза, кто-то отчаянно зевал; один демонстративно уставился на часы.
Я наблюдал за тем, как развивается этот болезненный сценарий, и наконец спросил: «Никто не хочет высказаться?» Последовала неловкая тишина. Учитель, который заговорил первым на нашей встрече, собрался с духом, посмотрел на директора в упор и сказал: «Эд, вы ужасный болтун». Эта история наглядно иллюстрирует, как нелегко избавиться от старых привычек и научиться отделять наблюдение от оценки. В итоге учителя сумели разъяснить директору, какие именно его поступки вызывали их недовольство. Директор выслушал их с большим вниманием, а затем воскликнул: «Но почему ни один из вас ничего не говорил мне об этом раньше?» Он признал, что знает за собой привычку рассказывать истории, а затем немедленно начал рассказ, связанный с этой его привычкой! Я прервал его, заметив (добродушно), что именно сейчас он это и проделывает. Мы закончили встречу на том, что сотрудники выработали способ деликатно давать директору понять, что его истории кажутся им неуместными.
Разделение наблюдений и оценок
Приведенная ниже таблица иллюстрирует наблюдения, отделенные от оценки, а также наблюдения, совмещенные с оценкой.
| Общение | Пример наблюдения с оценкой | Пример наблюдения без оценки |
| 1. Употребление грамматической формы "А=Б" без указания на то, что оценивающий принимает на себя ответственность за оценку | Вы слишком щедры. | Когда я вижу, как вы отдаете другим все деньги, предназначенные для завтрака, я думаю, что вы слишком щедры. |
| 2. Употребление глаголов с оценочной коннотацией | Даг тянет до последнего. | Даг начинает готовится к экзаменам только накануне вечером. |
| 3. Утверждение, что из мыслей, чувств, намерений или желаний другого человека имеется только один возможный вывод | Она не станет вкладываться в работу. | Я не думаю, что она станет вкладываться в работу. Или она сказала "Я не буду вкладываться в работу" |
| 4. Высказывание уверенности как предопределенности | Если вы не приведете в порядок диету, то повредите своему здоровью. | Боюсь, что неупорядоченная диета повредит вашему здоровью. |
| 5. Распространение частного на общее | Цветным нет дела до их собственности. | Яне видел, чтобы семья цветных, живущая в доме 1679 по улице Росс, сгребала снег у себя на дорожке. |
| 6. Использование слов, обозначающих способности, без указания на то, что делается оценка | Хэнк Смит - скверный футболист. | Хэнк Смит не забил ни одного гола за 20 игр. |
| 7. Использование наречий и прилагательных таким образом, будто констатируется факт, а не выносится оценка. | Джим уродлив. | Внешность Джима не кажется мне привлекательной. |
Примечание: слова всегда, никогда, когда-нибудь, всякий раз, когда и т. д. выражают наблюдение, когда используются следующим образом:
- Всякий раз, когда я видел Джека у телефона, он говорил не меньше 30 минут.
"Я не могу припомнить, чтобы вы мне когда-либо писали".
Но когда такие слова используются в качестве преувеличений, это означает, что наблюдение смешано с оценкой:
• Вы всегда заняты.
• Ее никогда нет там, где она нужна.
Когда эти слова используются в качестве преувеличений, они часто вызывают желание обороняться, а не сопереживание. Слова часто и редко также могут внести свой вклад в смешение наблюдения с оценкой.
Выводы
Следствие первого компонента ННО — отделение наблюдения от оценки. Когда мы совмещаем наблюдение с оценкой, окружающие склонны слышать критику и могут начать противиться тому, что мы говорим. ННО — язык процесса, который не поощряет статичных обобщений. Напротив, оценки должны быть основаны на наблюдениях, разных для разного времени и контекста, например: «Хэнк Смит не забил ни одного гола за 20 игр», а не «Хэнк Смит — скверный футболист».
ННО в действии >>
«Самый высокомерный докладчик на свете!»
Этот диалог произошел на тренинге, который я проводил. После примерно получасовой вступительной речи я сделал паузу, чтобы выслушать вопросы участников. Один из них поднял руку и заявил: «Вы - самый высокомерный докладчик из всех, что у нас были!» Когда ко мне обращаются таким образом, у меня есть несколько вариантов реакции. Одна из них состоит в том, чтобы принять сказанное на свой счет; я знаю, что поступаю именно так, когда убежден, что меня хотят унизить, а также когда я защищаюсь или оправдываюсь. Другая (именно она хорошо отрепетирована) — перейти в наступление на того, кто, как мне кажется, нападает на меня. Но в этом случае я выбрал третий способ реакции, сосредоточившись на том, что могло стоять за этим утверждением.
Я: (основываясь на сделанных им наблюдениях) Вы так реагируете на то, что я проговорил 30 минут, излагая свои взгляды, прежде чем предоставить слово вам?
Фил: Нет, вы слишком упрощаете.
Я: (пробуя получить дальнейшее разъяснение)Может, все дело в том, что я не стал говорить о трудности применения этого процесса на практике для некоторых людей?
Фил: Не для некоторых — для вас!
Я: Значит, вы реагируете на то, что я не сказал, что процесс может быть труден время от времени для меня самого?
Фил: Вот именно!
Я: Вы чувствуете раздражение, потому что предпочли бы видеть, что я сам испытываю сложности с этим процессом?
Фил: (после паузы) Верно.
Я: (смягчаюсь, поскольку теперь нахожусь в контакте с чувствами и потребностями этого человека, и направляю внимание на то, чего он пытается добиться от меня) Вы бы хотели услышать от меня, что иногда мне приходится бороться с собой, чтобы применять этот процесс?
Фил: Да.
Я: (прояснив для себя его наблюдения, чувства, потребности и просьбу, сверяюсь со своими чувствами, чтобы выяснить, хочу ли я выполнить его просьбу)
Да, этот процесс часто труден для меня. В ходе тренинга вы, вероятно, услышите мои рассказы о некоторых случаях, когда мне было трудно... или когда я полностью терял контакт... с этим процессом, этим мышлением, которое вам здесь предлагаю. Но меня очень поддерживает тесная связь с другими людьми, которая возникает, когда мне удается оставаться в рамках этого процесса.
Упражнение 1
Наблюдение или оценка?
Чтобы определить, насколько вы способны различать наблюдения и оценки, выполните следующее упражнение. Отметьте в приведенных утверждениях те, которые являются наблюдением без примеси оценки.
1. Позавчера Джон сердился на меня безо всякой причины.
2. Вчера вечером Нэнси грызла ногти, когда смотрела телевизор.
3. На совещании Сэм не стал спрашивать моего мнения.
4. Мой отец — хороший человек.
5. Дженис слишком много работает.
6. Генри агрессивен.
7. Всю эту неделю Пэм каждый день стояла первой в ряду.
8. Мой сын часто не чистит зубы.
9. Люк сказал мне, что в желтом я плохо выгляжу.
10. Когда я разговариваю с тетей, она только и делает, что жалуется.
Ответы к Упражнению 1
1. Если вы отметили этот пункт, я с вами не согласен. Я считаю, что «без причины» — это оценка. Кроме того, я считаю оценкой утверждение, что Джон сердился. Возможно, он плохо себя чувствовал, был напуган или грустил. Наблюдение без оценки могло бы выглядеть так: «Джон сказал мне, что сердился» или «Джон стучал кулаком по столу».
2. Если вы отметили этот пункт, я с вами согласен: это — наблюдение, не смешанное с оценкой.
3. Если вы отметили этот пункт, я с вами согласен: это — наблюдение, не смешанное с оценкой.
4. Если вы отметили этот пункт, я с вами не согласен. Я считаю, что «хороший человек» — это оценка. Наблюдение без оценки могло бы выглядеть так: «Мой отец двадцать пять лет отдавал на благотворительность десятую часть своей зарплаты».
5. Если вы отметили этот пункт, я с вами не согласен. Я считаю, что «слишком много» — это оценка. Наблюдение без оценки могло бы выглядеть так: «На этой неделе Дженис провела в офисе больше 60 часов».
6. Если вы отметили этот пункт, я с вами не согласен. Я считаю, что «агрессивен» — это оценка. Наблюдение без оценки могло бы выглядеть так: «Генри ударил сестру, когда она переключила телевизор на другой канал».
7. Если вы отметили этот пункт, я с вами согласен: это — наблюдение, не смешанное с оценкой.
8. Если вы отметили этот пункт, я с вами не согласен. Я считаю, что «часто» — это оценка. Наблюдение без оценки могло бы быть: «Дважды на этой неделе мой сын не чистил зубы на ночь».
9. Если вы отметили этот пункт, я с вами согласен: это — наблюдение, не смешанное с оценкой.
10. Если вы отметили этот пункт, я с вами не согласен. Я считаю, что «жалуется» — это оценка. Наблюдение без оценки могло бы выглядеть так: «На этой неделе тетя трижды звонила мне и каждый раз говорила о том, что другие люди вели себя с ней не так, как ей хотелось».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Идентификация и выражение чувств
Первый компонент ННО — это наблюдение без оценки; второй компонент — выражение того, что мы чувствуем. Психоаналитик Ролло Мэй считает, что «зрелый человек способен различать в чувствах множество нюансов, переживания сильные и страстные или тонкие и волнующие чувства, — точно так же, как разные части симфонии». Однако для многих из нас чувства, как описывает это Мэй, «исчерпываются несколькими нотами сигнала горна».
Высокая цена невысказанных чувств
Мы можем перечислить множество имен мужчин и женщин, но наш словарный запас, которым мы могли бы внятно описать эмоциональные состояния, как правило, беден. Я провел двадцать один год в американских школах, но за все это время не могу вспомнить ни одного случая, когда бы меня спросили, что я чувствую. Чувства просто не считались чем-то важным. Ценился «правильный образ мыслей», который определялся теми, кто обладал властью и высоким чином. Мы учимся «равняться на окружающих» вместо того, чтобы быть в контакте с собой. Мы учимся «держать голову выше», гадая: «Что я должен говорить и делать, чтобы хорошо выглядеть в глазах окружающих?»
Когда мне было около девяти лет, у меня состоялся разговор с одной учительницей, на примере которого можно проследить, как начинается наше отчуждение от собственных чувств. Как-то раз я после занятий прятался в классе, потому что снаружи меня поджидали мальчишки, собиравшиеся меня поколотить. Учительница заметила меня и велела идти домой. Когда я объяснил, что боюсь выходить, она объявила: «Большие мальчики не боятся». Несколько лет спустя этот урок был закреплен, когда я занимался легкой атлетикой. Тренеры обычно выше других ценили тех, кто стремился «отдавать себя целиком» и продолжал играть, даже если получал болезненные травмы. В результате я целый месяц играл в бейсбол со сломанным запястьем.
Однажды на тренинге ННО один студент рассказал о своем соседе по комнате, который слушал музыку на такой громкости, что тот не мог спать. Когда его попросили описать, что он чувствовал в это время, студент ответил: «Я чувствую, что нехорошо включать громкую музыку по ночам». Я указал ему, что, если за словом «чувствовать» следует слово «что», выражается некое мнение, но не его чувства. Он попробовал еще раз, и у него получилось следующее: «Я чувствую, что, когда люди делают подобные вещи, они нарушают чужой покой». Я объяснил, что это опять мнение, а не чувства. Он надолго задумался, а затем заявил в сердцах: «У меня вообще нет никаких чувств по этому поводу!»
Чувства у него, конечно же, были, и довольно сильные. К сожалению, он не знал, как распознать свои чувства, не говоря уже о том, чтобы их выразить. Из моего опыта следует, что такие затруднения с идентификацией и выражением чувств довольно часты, особенно у адвокатов, инженеров, полицейских, управляющих крупных компаний и высших военных чинов — людей, чей профессиональный кодекс предписывает сдерживать эмоции. Но особенно дорого платят семьи, члены которых не могут выразить своих эмоций. Реба Макинтайр, исполнительница песен в стиле «кантри», после смерти отца написала песню, назва