Крымское ханство в XVI – XVIII вв
МИФ О КАНЖАЛЬСКОЙ БИТВЕ
Пятигорск - 2008 г.
МИФ О КАНЖАЛЬСКОЙ БИТВЕ
А было ли сражение?........................................................................................
Крымское ханство в 16-18 вв………………………………………………..
Турция, Крым и Россия………………………………………………………
Крым и кабардинцы…………………………………………………………...
До сражения…………………………………………………………………….
После битвы…………………………………………………………………….
Асланбек Кайтукин и другие…………………………………………………..
Молчание певцов………………………………………………………………..
Предание…………………………………………………………………………
Другие источники………………………………………………………………..
Современные авторы…………………………………………………………….
Разноголосица……………………………………………………
Количество войск.………………………………………………
Тактика и стратегия ………………………………………………
Время и место…………………………………………………….
Последствия конфликта…………………………………………
Литература………………………………………………………
ПРЕДИСЛОВИЕ
Этакнига появилась как результат нашего изучения письменных источников и научных работ, посвященных вопросам средневековой истории тюркоязычных народов Поволжья и Северного Кавказа. Однако нам пришлось неожиданно отвлечься от основной темы и обратиться к истории адыгов, особенно их восточной части – кабардинцев, поскольку ответ на некоторые загадки оказалось возможно найти только таким образом. Прошлое любого народа уникально и удивительно, но история кабардинцев представляется нам не только удивительной, но и - не побоимся этого слова – поразительной. К сожалению, для того, чтобы выявить эту уникальность, самими историками Кабарды было сделано очень немногое, хуже того, они пошли, по нашему мнению, не по тому пути, предпочитая всеми силами возвеличивать кабардинских князей и дворян, не обращая никакого внимания на сам народ (т. е. на основную массу) и демонстрируя полное неуважение к истории своих соседей.
Чтобы позиция авторов этих строк была понята правильно, следует кратко остановиться на некоторых моментах и начать издалека. Искажение истории одного из народов неизбежно приводит к искажению и общей картины прошлого. Камнем преткновения для историков-кавказоведов уже очень давно является необходимость объяснения факта пребывания на Северном Кавказе, причем с очень раннего периода его истории, тюркоязычных племен, потомками которых являются кумыки, карачаево-балкарцы и ногайцы. Привыкнув думать, что первыми в Восточной Европе появились гунны, вслед за которыми неожиданно и в порядке очереди туда же неведомо из каких областей Центральной Азии появлялись бесчисленные вереницы племен и родов, причем только потому, что их якобы вытесняли более сильные соседи, жившие еще восточнее, ученые никак не могли и не могут ответить на сотни недоуменных вопросов, возникающих из-за принятия такого мнения. Поэтому, то и дело натыкаясь на факты, противоречащие таким представлениям, историки или умалчивают о них, или заходят в тупик, давая весьма странные и невразумительные объяснения. Приведем всего лишь три примера.
Я. А. Федоров и Г. С. Федоров в своей книге об истории ранних тюрков на Северном Кавказе обнаруживают, что название древнего плетеного дымаря, распространенного в прошлом на Северо-Западном Кавказе, сходно у абхазов, кабардинцев, черкесов («уаджак»), и у карачаево-балкарцев («ожакъ»), как и самого отопительного устройства; у адыгов – «джагу», у карачаево-балкарцев – «от джагъа». Историки «знают», что тюрки пришли на Кавказ поздно, когда этот тип очага у «местных» народов Северо-Западного Кавказа уже существовал. Допустить иное они не могут, поэтому делают такое умозаключение: «От джагъа» буквально означает «огневой воротник»; «оджакъ» с тюркского не переводится. Трудно отказаться от мысли, что и принцип устройства отопительной системы у карачаевцев и балкарцев, и название его главных частей заимствованы у адыгов. Совпадение адыгского «джагу» с тюркским «джагъа» не должно смущать, оно может быть случайным: заимствовав термин «джагу» у адыгов, карачаевцы могли его переосмыслить по-тюркски». Еще одним «доказательством» в пользу своего мнения историки посчитали отсутствие такого вида очага у осетин (Федоров, Федоров, с. 270).
Вот вам образец интерпретации данных, когда заранее известно, что и как должно быть: не выводы следуют из факта, а, наоборот, факты подгоняются под мнение о «приходе» тюрок на Кавказ. Иначе придется признать, что адыги и абхазы почему-то дожидались их, чтобы дать название отопительному устройству или что они заимствовали его вместе с названием (таких фактов – десятки), а это никак не клеится с мнением науки о позднем пришествии тюрок из Центральной Азии. При этом историки почему-то ни слова не говорят о том, объясняются ли «джагу» и «уаджак» из адыгского или абхазского. К тому же карачаево-балкарское «от джагъа» они переводят буквально, зная только одно значение второго слова – «воротник», но не потрудились заглянуть в словарь, чтобы узнать другое – «берег»; есть и слово «джакъ» - «защита, ограждение; разводить (огонь)» - от джакъ; «от чакъ» - «вспышка огня, сполох». Следовало бы заглянуть и в словарь Фасмера, где сказано, что это устройство называется и у турок, и у азербайджанцев, и у крымских татар, и у татар казанских и таримских, и у кумыков точно так же (откуда и русское «очаг»); неужели все эти народы побывали в Абхазии, где и переняли термин?
Никто не подумал и над тем, почему у народов Кавказа название тавра – тюркское (тамгъа «тавро; знак; пятно»); в осетинском слово имеет еще и значение «буква». Как же тогда метили своих коней скифы, сарматы, меоты, аланы и прочие коневоды (якобы ираноязычные), за столетия до тюрок обитавшие в степях Восточной Европы? А если метили, то почему нет у многих народов Кавказа своих терминов? Общеизвестный предмет – башлык – называется этим тюркским словом, означающим «наголовник», у большинства народов Северного Кавказа; почему так, если он бытовал задолго до мнимого пришествия тюрок?
Не лучше обстоит дело и с данными антропологии. Заранее приняв за истину приход тюрков в Европу из гор и степей Азии в IV веке нашей эры, ученые, как и рядовые читатели, упорно видят в них низкорослых монголоидов на маленьких лошадках, одетых в диковинные одежды из звериных шкур. Сообщения летописей и хроник, из которых никак нельзя вынести подобное представление, начисто игнорируются. Например, в «Повести временных лет» об «одном из самых ранних тюркских народов» - аварах – говорится, что они «были зело велики телом и горды умом»; много раз говорится о «красных девках половецких», их городах и крепостях и пр., и пр. В XIII-XV веках в иранской поэзии, если хотели подчеркнуть красоту мужчины, сравнивали его с тюрком. Представители иной расы при первой встрече любому народу всегда кажутся безобразными; например, африканцы, впервые встретив белых, пришли к мнению, что это люди, зараженные какой-то страшной болезнью; так и средневековые китайцы считали безобразными светловолосых тюрков-европеоидов, полагая, что они происходят от «больших красных обезьян». Вряд ли тюрки, если бы они были монголоидами, казались бы славянам и персам красивыми.
Приведем некоторые данные об одном из тюркских народов средневековья: «Китайцы описывали кыпчаков как народ светловолосый и голубоглазый. Рыжим был мамлюкский вождь Сонкор, по происхождению кыпчак. Потомки куманов в Венгрии, называемые чанго (от тюркского чанка «аристократ». – К., Г.), часто имеют светлые, как лен, часто вьющиеся волосы и голубые глаза, хотя среди них встречаются и брюнеты».
«По словам арабского географа ХIV в: «Кыпчаки отличаются от других тюрков своей религиозностью, храбростью, быстротой движения, красотой фигуры, правильностью черт лица и благородством». Итак, кыпчаки – типичные европеоиды, отличающиеся от своих южных соседей туркменов лишь светлым цветом волос и глаз, что и было замечено русскими, когда они столкнулись в 1055 г. и заключили первый раз мир. Ведь когда русские впервые встретились с монголоидными татарами (скорее всего, это были ногайцы. – К., Г.) облик последних произвел на них ошеломляющее впечатление и заслужил специальное внимание летописца. Следовательно, он был для русских людей к 1223 г. непривычен» (Гумилев, с. 218).
Сказанное о кипчаках арабским летописцем читатель может вспомнить, когда разговор пойдет о черкесах, о которых многие авторы говорили в тех же выражениях; и это неслучайно (см. ниже). Отметим, что до XIII века русские встречались с великим множеством тюркских племен – болгарами, аланами, асами, печенегами, аварами, и др., и если их облик нисколько не удивил никого, то, следовательно, и все они были европеоидами (какового заключения, кстати, долгое время почти никто почему-то не делал). Никаких монголоидных черт не отметили в облике 200 тыс. переселившихся в Грузию кипчаков и грузинские летописцы.
Но ученые никак не могут увидеть и другое, то, для чего совсем не надо копаться в хрониках: не менее 75 процентов нынешних тюркоязычных народов принадлежит к европеоидной расе, около 20 процентов – к промежуточным малым расам, и только 3-5 процентов – к монголоидной. Нелепые объяснения, типа «они смешались с европеоидами и потеряли монголоидные черты» приняты быть не могут; эти черты слишком устойчивы и сохранялись бы и по сей день, да и ассимиляторские наклонности и способности тюрков сильно преувеличиваются. В огромной Османской империи, при наличии в ней письменности, идеологии, бюрократического апппарата и регулярной армии ни один из бесчисленного множества входящих в нее народов среди турков не растворился (например, в юго-западной Турции греки живут до сих пор); почему же должны были перейти на чужой язык европеоидные племена, соседствовашие с тюрками в более ранние времена?
Кроме того, нетрудно заметить, что монголоидные признаки усиливаются у тюркских народов по мере продвижения на восток и удаления от их основных массивов, находящихся на западе. Это, как и многое другое, означает, что тюрки изначально были европеоидным народом, и двигались, расселяясь, не с востока на запад, а как раз наоборот, из Восточной Европы в Азию, смешиваясь с автохтонным населением азиатских степей. Ясно также, что были и возвратные движения; например, ногайцы вернулись в степи Европы из-за Волги, уже с приобретенными монголоидными признаками, но, почему-то, вот уже несколько сотен лет и вопреки научному стереотипу, сохраняют их. Мы не можем, разумеется, останавливаться на этой теме; скажем лишь, что все больше становится ученых, учитывающих в своих работах эти и другие данные, как и то, что круг аргументов в пользу выводов об изначальной европеоидности тюрков и их движении в Азию из Европы становится все шире (см. например, интересную книгу балкарского автора Р. Р. Тилова «Сага о Кавказе» (Нальчик, 2004), в которой это мнение иллюстрируется данными археологии).
Но вернемся к нашей теме – истории кабардинцев. С самого начала нам стало ясно, что происхождение, как и все прошлое этого малочисленного народа, было исключительно сложным, и это заставляло думать, что ответ на некоторые проблемы кабардинской истории позволит снять вопросы, относящиеся к прошлому и других этносов Кавказа. К сожалению, мы не могли уделить истории Кабарды столько времени, сколько хотелось бы, поэтому нам пришлось ограничиться несколькими темами, в результате чего появился очерк, намечающий ее общую линию в период от середины XVI до конца XVIII веков.
Так случилось, что Кабарда, перемещаясь с запада на восток и обратно, находилась в самом центре Северного Кавказа, контактируя со всеми окружающими народами – как насельниками степей на севере, так и гор на юге, предгорий и гор на западе и востоке, как с Россией, так и с Крымом. Это обусловило наличие большого количества документов, что во многом, казалось бы, сильно облегчает работу кабардинских специалистов по воссозданию картины прошлого своего народа. Однако знакомство с большинством их трудов, к сожалению, оставляет не самое отрадное впечатление. Более того, можно придти к выводу, что огромное количество данных, счастливо сохранившихся в документах, как бы и неинтересно этим специалистам, что они больше заняты конструированием такой истории, которая максимально подчеркивала бы величие Кабарды, но, так как исторические факты этого не подтверждают, им приходится прибегать к чисто голословным утверждениям, и, зачастую – всячески принижать историю и значение роли других народов региона.
Время от времени периодическую печать и даже научные издания Кабардино-Балкарии охватывает лихорадка на почве истории, как правило – с подачи кабардинских ученых: то целому их ряду вдруг, ни с того ни с сего становится необходимо доказать всему миру, что кабардинские князья были гораздо «княжистее» других аристократов Кавказа; то кому-то пригрезится, что некий главный кабардинский князь жил у самого подножья горы Эльбрус, в Баксанском ущелье, которое он зачем-то передал балкарцам и карачаевцам; то у другого историка вспыхивают воспоминания о кабардинском государстве от моря до моря; то, вдруг обидевшись на кого-нибудь из карачаево-балкарских ученых, задающего неприятные вопросы и приводящего «неправильные» факты, начинают против него кампанию осуждения, обвиняя в национализме, экстремизме и пантюркизме, причем основанием для такой кампании является простое правило: «Кто не согласен с мнением кабардинских историков (по любому вопросу) – тот националист» (если возразить нечего, требуется обвинить автора в том, чем грешен сам).
У людей, одержимых идеей создания «героизированного образа национальной истории», способность различения реального и возможного от нереального и невозможного притупляется. К сожалению, стремление к приукрашиванию своей истории было присуще и многим другим адыгским авторам, жившим в более ранние времена.
Пример подавали представители диаспоры; так, И. Джанаток в своей книге, изданной в Турции, писал: «…. мы не считаем, что преувеличиваем, если скажем, что черкесы являются эталоном красоты человечества всей планеты, а также самым совершенным видомбелой расы» («История Кавказа», Стамбул, с. 59, 1912 г.).
Такие «совершенные люди», разумеется, не могли не быть создателями великих государств, основателями наук и искусств и т. п. В газете «Адыге макъ» З. Гуанов писал:
«Адыги на протяжении двух-трех тысячелетий были учителями человечества, стояли во главе его мудрости. Свою страну они раздвинули на севере – до России, на юге до страны арабов и Египта. На западе их земля, их наука, перешагнув Малую Азию, простерлись до страны Греция. Но всякий подъем имеет спуск: за девять столетий до рождества Христова со всех четырех сторон объявились их соперники». (Газета «Адыге макъ», № 21, 1918 г.).
Подобное видение прошлого адыгов свойственно и современным историкам; причем они, как и их предшественники, ни с какими фактами совершенно не считаются и никаких аргументов не приводят, следуя принципу «Своя рука владыка». Известно, что весь отряд Бековича-Черкасского погиб под саблями хивинцев, совершая, по приказу Петра I, поход в СреднююАзию. Но, оказывается, что лет за триста до этого адыги ходили в те неблизкие края запросто. К примеру, С. Х. Хатко думает, что «мотивы похода Тамерлана в Черкесию были во многом субъективны и личностны: это была месть за черкесские набеги в Хорезм». О каких таких походах с Кавказа в неведомый Хорезм (т. е. в междуречье Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи) идет речь, неизвестно ни одному человеку в мире, кроме этого супер-осведомленного автора, наивно считающего (как и многие другие авторы) средневековых черкесов-тюрков адыгами. На самом деле, адыгов просто называли их этнонимом (так как вся их знать была черкесского происхождения; по этой причине и имена аристократов в ранний период истории (да и потом), скажем, кабардинцев – сплошь тюркские: Инал, Табылды, Малхуруб, Алтынчач, Гошанай, Темрюк, Булгайрук, Беслан и пр.; см. ниже).
Путешественники, ученые, коммерсанты из Европы, знакомясь с бытом и нравами народов Востока, были склонны подчеркивать, выпячивать их инаковость, отличия от своих соплеменников и соседей (но мало обращали внимания на черты, свойственные всем людям). Иногда это вызывалось желанием удивить своих читателей, иногда просто незнанием, которое компенсировалось богатым воображением. Они, в зависимости от того, что сообщали их информаторы, часто высказывали совершенно противоположные мнения о народах, среди которых жили, пусть и недолго или о которых только слышали. Есть, например, авторы XVI-XVIII веков, которые весьма лестно отзываются о средневековых черкесах (имея в виду адыгскую знать), отмечая их воинственность, отличное владение оружием, гордость, мужество, их превосходство над окружающими народами и пр; современные кабардинские историки, наивно принимая все это за чистую монету и считая черкесскую знать адыгской (как и их читатели), с удовольствием цитируют подобные выдержки (в них же, скорее всего, они нашли опору для утверждений о мировом значении «черкесской цивилизации», о существовании «Кабардинской империи» и пр.). Например, то, что пишет о черкесах Д. К. Кантемир: «Эти люди настолько храбрые, что, по уверению самих татар, насколько 10 крымцев сильнее 15 буджакан, настолько 5 черкесов сильнее 10 крымцев» (Аталиков, 1996, с. 150). Было бы, конечно, куда лучше, если бы современные историки сообщали и другие мнения, поскольку односторонний взгляд на что угодно, в том числе и на народ (свой или чужой, безразлично), всегда вреден, создавая чувство превосходства, непременно ложное.
При всем нашем уважении к воинским качествам средневековых черкесов, мы не думаем, что они радикально отличались от скандинавских викингов, славянских дружинников, половецких казаков, византийских акритов, турецких газиев и кардашей, и пр. Могли побеждать или терпеть поражения, стойко выдерживать натиск или пускаться в бегство. Но для сведения супер-патриотов и поклонников средневекового дворянства, чей образ жизни во многом напоминал разбойничий, приведем отрывок из книги венецианца Иосафата Барбаро «Путешествие в Тану» (середина 15 века). Говоря об особо выдающихся смельчаках татар (ногайцев), которые назывались «талубагатер» (телибатыр), что означает «безумный храбрец», он рассказывает о событии, в котором участвовал сам.
«Стоял я как-то на площади; пришли в город татары и сообщили, что в роще, мили за три отсюда, спрятались черкесы-наездники, числом около сотни, которые задумали совершить набег под самый город, как это было у них в обычае. Я сидел в лавке мастера по выделке стрел; там же был еще один купец-татарин, пришедший туда с цитварным семенем (лекарство. – К., Г.). Узнав о черкесах, он встал и сказал: «Почему бы нам не отправиться захватить их? Сколько там этих всадников?». Я ответил ему: «Сто». – «Вот и хорошо, - сказал он, - нас пятеро, а у вас сколько найдется всадников?». Я ответил: «Сорок». А он сказал: «Черкесы не мужчины, а бабы. Идем, схватим их!».
Обратим внимание, что захватить наездников сразу же собирается не воин-профессионал, а купец, причем даже не имея численного превосходства.
«И вот мы сели на лошадей, приказали нашим людям прибыть по воде и к полудню налетели на этих черкесов. Они стояли в тени, некоторые из них спали, но, к несчастью, случилось так, что немного раньше, чем мы достигли их, наш трубач затрубил. Поэтому многие успели бежать; тем не менее и убитыми и пленными нам досталось около 40 человек. Но вся красота этого дела относится к тому, что говорилось о «безумных храбрецах». Тот татарин, который предлагал ехать хватать черкесов, не удовольствовался добычей, но в одиночку бросился в погоню за беглецами, хотя все мы кричали ему: «Ты же не вернешься, никогда ты не вернешься!». Он возвратился спустя почти целый час и, присоединившись к нам, жаловался, говоря: «Горе мне, я не смог поймать ни одного!», - и сильно сокрушался. Судите сами, каково было его безумство – ведь если бы хоть четверо из черкесов обернулись против него, они изрубили бы его на мелкие куски; более того, когда мы упрекали его, он все обращал в шутку» (НИРЗВА, с. 89-90).
Или взять другое высказывание, вызывающее изумление свой беспочвенностью: «Термин «паша» (пашэ) явно заимствован турками-османами у адыгов. Возможно, первые паши османов были из числа мамлюков. Сами османские правители являлись вассалами черкесских султанов и, в этой связи, могли широко использовать черкесский военный опыт» (Хатко, с. 50). Но если османские правители, которым подчинялись крымские ханы, сами были вассалами «черкесских (адыгских) султанов», то не адыги должны были платить дань Крыму, а, наоборот, Крым адыгам. О таковой же нам ничего неизвестно, а сам С. Х. Хатко свои источники, из которых он почерпнул столь сенсационные сведения, предпочел скрыть. И как можно считать мамлюков адыгами, если среди них неизвестен ни один деятель, носивший адыгское имя, мы понять не в силах. Не смогли мы отыскать на карте мира и город, в котором царствовали адыгские султаны, угнетавшие несчастных османов, создателей крупнейшей державы средневековья.
Стоит вспомнить по этому поводу случайно виденный нами репортаж с открытия выставки работ Р. Цримова, одного из самых талантливых кабардинских художников, на которой некий заезжий искуствовед, стремясь угодить гостеприимным хозяевам, говорил о том, что мировой центр живописи отныне перемещается в благословенный город Нальчик. Присутствующие внимали сим откровениям, скромно потупившись и млея от счастья. Помнится, в такой же ситуации незабвенный Остап Бендер вдохновенно вещал жителям Васюков, что вскоре их город превратится в Нью-Васюки, после проведения международного шахматного турнира, с перспективой проведения (там же) турнира межпланетного.
Апогея эта тенденция достигла в статьях некоторых кабардинских историков и этнографов (причем дипломированных, а не просто любителей, с которых и взятки гладки), где утверждается полное доминирование Кабарды на Северном Кавказе от моря до моря, и даже существование «Кабардинской империи»; о том, почему и как эта «империя» исчезла, где находилась ее столица, какова была письменность, как именовалась правящая династия, где ее архивы и монеты, почему в кабардинском языке нет соответствующей терминологии, авторы сего открытия, понятное дело, молчат. (И это не единичный пример, как сможет убедиться читатель). В данном случае цель создания подобных фантомов совершенно ясна – попытаться внедрить их в сознание читательской массы (в первую очередь, самих кабардинцев, так сказать, для поднятия духа) в качестве «исторической правды», и, если, конечно, получится, пустить их в научный оборот, сделать предметом серьезного обсуждения. Но серьезно отнестись к таким построениям, не выдерживающим никакого сопоставления с фактами, совершенно невозможно, чем и вызваны иронические пассажи в нашей книге.
Тщеславием, желанием вознести свой этнос над остальными, за счет принижения их роли, грешат и историки, являющиеся представителями самых ныне могущественных и больших народов. Цель их вполне понятна –доказать всем, что они всегда были такими и всегда шли «впереди планеты всей». Интеллигенция малочисленных народов, которые никогда особенно никого не интересовали (как и их история, и их культура), наблюдая, как постепенно, под нивелирующим влиянием «мировой культуры» и «общечеловеческих ценностей», размываются дорогие ее сердцу оригинальные черты этнического облика наций, к которым они принадлежат, в поисках компенсации и самоутверждения пытаются повысить самооценку, и тем же методом – за счет принижения роли соседей, таких же малочисленных; цель – «доказать» всем, что их благочестивые и умные (а также - воинственные, героические, культурные и трудолюбивые) предки тоже были могущественны, владели огромными территориями, были благодетелями, спасителями и вождями человечества и пр., а потерпели неудачу на своем пути только по вине других, злых и диких народов (чаще всего в этой роли, конечно же, выступают тюрки). Но и у этих историков (представителей малочисленных этносов), занятых сочинением «великой истории великих предков», движущей силой является, в конечном счете, личное тщеславие, тшательно маскируемое и от других, и от себя, а потому и рядящееся в тогу «патриотизма». (Стоит уточнить, что многие народы, ныне малозаметные или вовсе незаметные на мировой арене, действительно могут являться потомками великих в прошлом этносов – но верить людям, утверждающим это, можно только если они предъявляют доказательства, прошедшие строгую проверку).
И первые, и вторые втайне мечтают об одном – как бы сделать так, чтобы именно их взгляды стали безраздельно господствующими, как бы заткнуть рты оппонентам и конкурентам, т. е. мечтают обладать монополией на историческую истину. И те, и другие, разумеется, не достигают ничего, даже если государство объявляет их труды не подлежащими критике – хотя бы потому, что господствующий в данной стране режим со временем неизбежно сменяется другим; с ним и так же неизбежно меняются и взгляды на историю, а писания непогрешимых ученых, изданные многотысячными тиражами (для наведения морока на бедных читателей), выбрасывают на свалку.
Вспоминается, по этому поводу, хороший американский фильм «Адвокат дьявола». Молодой юрист, которого нечистый дух в облике старого джентльмена вроде бы опекает, а на самом деле исподволь подвергает разным искушениям, выдерживает их все, но спотыкается на последнем. И тогда дьявол (его играет Аль Пачино), уже отчаявшийся было совратить невинную душу, с удовлетворением говорит: «Тщеславие – мой самый любимый порок». Мифотворчество было всегда, в том числе и в науке истории, и нанесло ей огромный вред; другое дело, что мало кто объявлял создание мифов главной задачей историка. Но вот что пишут три доктора наук, говоря о задаче, стоящей перед кабардинскими специалистами : «… не столь важно, в какой степени представления об исторической связи с древнейшими государствами и цивилизациями согласуются с требованиями строгой науки – гораздо существеннее то, как они влияют на процесс национально-государственного строительства» (Боров, Думанов, Кажаров, с. 8-9).
Иными словами, целью науки, по мнению этих специалистов, является не приближение к истине на основе согласования фактов и построения непротиворечивой версии событий, а нечто другое, прикладное, сугубо утилитарное, но якобы способствующее успеху «национально-государственного строительства» (когда и где ложь способствовала хоть какой-нибудь созидательной цели?). Если бы авторы столь обезоруживающе откровенного заявления были бы скептиками, полностью отрицающими любую возможность постижения прошлого и создания более или менее непротиворечивой версии развития исторических процессов, их еще можно было понять; но в той же фразе они признают и существование «строгой науки». Как расценивать, в таком случае, их установку, судите сами.
К сожалению, из-за ограниченного объема мы не могли привести в данной монографии весь имеющийся у нас обширный материал по интересущей нас теме, доступный, впрочем, любому специалисту. Поэтому, не претендуя на получение исчерпывающих ответов, мы видим в своей работе только создание некоторых ориентиров и сопоставление всем известных или малоизвестных фактов, оставляя полную разработку за специалистами, которым наш труд, смеем надеяться, будет небесполезен, как и читателям, в качестве взгляда со стороны.
В книге помещены две самостоятелльные работы, написанные в разное время. Мы не стали заниматься их полным согласованием, полагая, что читатели, ознакомившись с первой частью, сумеют сами найти место событию, о котором речь идет в части второй. Но читатели бывают разные, среди них и такие, которые, знакомясь с содержанием книги, думают: «Хвалят нас или ругают?». Наша работа – не для них, мы ни в коем случае не хотели кого-то превозносить или принижать; мы думаем, что нельзя идеализировать ни отдельных людей, ни народы, и видим свою задачу в том, чтобы в меру своих сил и способностей попытаться дать ответ на некоторые вопросы истории Северного Кавказа.
МИФ О КАНЖАЛЬСКОЙ БИТВЕ
А БЫЛО ЛИ СРАЖЕНИЕ?
В последнее время в средствах массовой информации Кабардино-Балкарии стали, все чаще и чаще, появляться публикации, посвященные «300-летию победы кабардинцев над крымским войском в кровопролитной битве, произошедшей на Канжальском плато в 1708 году». В этом, казалось бы, нет ничего плохого – наоборот, внимание к истории должно радовать. Но дело в том, что обстоятельства, связанные с предполагаемым сражением, совершенно неясны.И с чего бы это, по истечении трехсот лет, вдруг (и впервые за все три века), поспешно стали вспоминать эту победу, причем как грандиозное историческое событие, оказавшее влияние чуть ли не на всю мировую историю? Карачаево-балкарские авторы, например, считают, что никакой битвы на горе Канжал (в русской транскрипции – Кинжал) не было, что это лишь очередной исторический фантом, миф, и что шумиха, поднятая в газетах, есть очередная ура-патриотическая кампания, призванная убедить кабардинский народ в том, что в истории Северного Кавказа он играл определяющую роль, а также – предлог для выбивания денег из бюджета на проведение юбилейных мероприятий. Кто же прав?(Если учитывать экономическое положение КБР, это больше напоминает пир среди чумы).
Действительно, имеется целый ряд настораживающих моментов. Например, хотя бы то, что в течении двухсот лет практически никто не воспринимал всерьез предание о разгроме в горах войск некоего крымского хана (пришедших в Кабарду за данью), приведенное кабардинским просветителем Ш. Б. Ногмовым в его книге «История адыхейского народа». Или, другое. Если взглянуть на карту республики, нетрудно увидеть, что Канжальское плато расположено весьма далеко от Кабарды – от него до ближайшего кабардинского селения Каменномостского (которого в 1708 году еще не было) несколько десятков километров, причем по сильно пересеченной местности. Какой глупый хан повелел бы огромному войску сидеть на пустынном высокогорном плато, в голоде и холоде, а за данью посылать отряды за сотню верст, мучая лошадей? Ему было гораздо проще прямиком явиться в Кабарду, расположиться в домах, принадлежащих подвластному населению, вволю пить и есть - а самое главное, держать это население под контролем (например, для предотвращения бунта). Но, согласно некоторым материалам, татары выбрали именно самое глупое решение.
Если же верить другим авторам, кабардинцы перед приходом крымцев ушли в горы и засели в укрепленном месте, потому, мол, татары и пошли штурмовать его. Сидеть в горной трущобе могло бы небольшое войско (да и то недолго – ведь ему чем-то надо было питаться и где-то жить; попав в окружение, кабардинское ополчение скоро вынуждено было бы сдаться), но как было провести в эти горы, по бездорожью, тысячи женщин, стариков и детей? И опять тот же простой вопрос – чем их там кормить?
Добавим, что событие такого масштаба не могло не остаться в памяти соседних народов – ведь они, по утверждению кабардинских историков долгое время находились под игом Кабарды, были «гражданами» этого государства. Следует учесть, что Кабарда, по мнению этих же историков, в те времена представляла собой не просто рядовое государство, а «империю», включавшую в себя подвассальные народы, в числе которых были абазины, балкарцы, карачаевцы, осетины, ингуши, чеченцы и кумыки (т. е. практически весь Сев. Кавказ). Победа кабардинцев на Канжале должна была оказать огромное влияние на их историю. Но ни один автор таких материалов не приводит, а это означает, что ни один «подвассальный» соседний народ так и не заметил «великую битву». (Добавим, что в языке создателей мифической «Кабардинской империи» до 1990 года не было слов, обозначавших «народ» или «нация» (а слово «къэраль» - «государство» - является тюркским; например, книга Ш. Б. Ногмова «История адыхейского народа», вышедшая в Нальчике в 1958 году, в переводе на кабардинский языке, называлась «Адыгэ народым и тхыдэ»).
Ни власти, ни деятели науки на такие неудобоваримые моменты никакого внимания не обратили, и 30 января 2008 г. было проведено совещание по поводу 300-летия победы в Канжальской битве. В обсуждении этой темы приняли активное участие ученые-историки и представители общественных организаций республики. Бывший московский адвокат, ныне руководитель администрации президента КБР А. Кажаров, опережая научное рассмотрение вопроса, вынес вердикт: «Результат сражения принес победу над Крымским ханством»(даже не над крымским войском, т. е. речь должна идти о войне между двумя государствами).
Главным консультантом по истории КБР в аппарате президента является Х. М. Думанов, специалист по удревнению (иногда и омоложению) истории городов и сел республики. Выступление Х. Думанова на этом совещании представляло собой образец незнания истории и произвольного обращения с историческими данными. В частности, он заявил следующее: «Значение победы в Кинжальской битве огромно. Во-первых, она стала одной из причин поражения шведов под Полтавой, поскольку, проиграв бой, крымский хан Каплан-Гирей не смог оказать военную помошь Карлу XII в войне против России. Во-вторых, эта битва и поражение шведов очень высоко подняли авторитет Кабарды у западноевропейских государств».
Так на наших глазах рождается очередной миф, со всеми присущими ему чертами. Неважно, собраны ли все имеющиеся материалы, проведен ли тщательный анализ документов – важно, что имеется повод для очередной ура-патриотической шумихи. Тамада общественной организации «Адыгэ хасэ» М. Хафицэ, конечно же, выдвинул предложение: на месте события (горе Кинжал) воздвигнуть тридцатиметровую стелу, а героям битвы – мемориал в г. Нальчике. Целесообразно также, по его мнению, поставить спектакль в Кабардинском и Русском драматических театрах, по роману Эльберда Мальбахова «Страшен путь на Ошхамахо» и организовать конкурсы художников и композиторов КЧР, КБР и РА на тему «Герои Канжальской битвы». В планах «Адыгэ хасэ» намечены: выпуск юбилейной почтовой марки «300 лет Канжальской битве», проведение в школах и профессиональных учебных заведениях тематических конкурсов «Во славу Кабарды» и публикация цикла материалов в районных и республиканских СМИ об истории средневековой Кабарды и победе войск верховного князя Кургоко Атажукина «над полчищами крымского хана Каплан-Гирея». На совещании был рассмотрен и состав оргкомитета по подготовке и проведению празднования 300-летия победы.
Кроме того, М. Хафицэ предложил провести всероссийскую научно-практическую конференцию в Нальчике, на тему «Победа кабардинцев в Канжальской битве и ее историческое значение». Президент Международной Черкесской ассоциации К. Дзамихов поддержал это предложение, считая, что тему конференции надо сформулировать именно в контексте значения битвы в истории Российского государства. Так, может быть, с созыва конференции и надо было начинать (а не заканчивать этим)? Только тему надо было сформулировать иначе, скромнее: «А была ли Канжальская битва?».
Известно, что во многих странах воздвигнуты памятники персонажам фольклорных или литературных произведений, в крупных городах, - но не в глухих ущельях. Возможно, летними месяцами этим творением будут любоваться балкарские пастухи. Но сомнительно, что правительство КБР, республики, которая на 80% дотируется из федерального бюджета, решилось возвести монументальную стелу только ради этого. Вероятно, что в такой постановке вопроса и шумихе в СМИ есть определенный интерес властей - это перспектива на какие-то дальние планы. Профессионалы не вступают в игру, не имея корысти, и в данном случае задумка ясна; основная цель - воздвигнуть памятник в двадцати километрах от Эльбруса, на территории Балкарии. Неважно, что Канжальское плато представляет собой безлюдное летнее пастбище, расположенное вдалеке от туристических маршрутов и оценить художественную ценность монумента будет некому, важно чтобы народ поверил в свое великое «имперское прошлое», в существование «великой Черкесии от моря до моря» и от Дона до Эльбруса.
Работа честного ученого, занимающегося историей любого народа или страны, чрезвычайно трудна. Источники часто фальсифицировались в угоду тем или иным властителям, иногда многократно; их страницы полны описаниями событий, которые не имели места в действительности, и, наоборот, реальные события с этих страниц вымарывались (как и имена исторических деятелей, ставших неугодными). Кроме того, всегда находились люди, готовые написать любую «историю», лишь бы платили. В таких «трудах» факты, взятые вне исторического контекста, без логических связей, превращались в предмет манипуляций. Да, конечно, официальная история всегда являлась служанкой политики в любой стране, в том числе и в России. И все же были «рамки», которые хоть в какой-то мере ограничивали произвол и полет буйной фантазии авторов заказных работ. Но, судя по последним заявлениям кабардинских ученых, историческая школа КБР на волне патриотического вдохновения, можно сказать, закусила удила, совершенно не считаясь с фактами, а самое забавное – не зная о том, что, как и почему происходило в это время (в чем читателю предстоит убедиться). Ниже мы постараемся дать достоверную и непредвзятую оценку историческим материалам, относящимся к теме, и наше объяснение того, что скрывается под словами «Канжальская битва».
Крымское ханство в XVI – XVIII вв.
Чтобы читателю была ясна расстановка сил в ту эпоху, а также дать понятие о том, что представляло собой Крымское ханство, сообщим некоторые сведения.
В первой половине XV века крымские татары основали свою династию, независимую от Золотой Орды, и создали самое мощное государство из тех, что образовались на обломках Золотой Орды. Основателем династии крымских ханов Гиреев стал Хаджи-Давлет Гирей, потомок родного брата Батыя, Туга-Тимура. В 1475 году в Крыму высадился турецкий десант, и ханство признало себя вассалом самого могущественного государства того времени – Османской империи, но при этом оставаясь весьма самостоятельным. В 1502 году войска Крымского ханства и Ногайской Орды вышли в степи за Перекопом и в битве на реке Суле разбили татар Ших-Ахмета. Большая Орда прекратила свое существование, а Крым надолго стал полновластным хозяином всего Северного Причерноморья. В 1564 году хан Давлет-Гирей и русский царь Иван IV заключили мир и обменялись дружественными грамотами. «В 1571 году в связи с захватом Казанского ханства правнуком Мамая царем Иваном IV Грозным отношения резко обострились» (Андреев, с. 134). Татары опустошили подмосковные слободы и города, в том числе и Москву, но результатами похода Давлет-Гирей похвастать не мог. Единственное, чего он добился, - это увеличение Иваном Грозным «поминок» (дани) и упорядочение их отправления в Крым, за что царь и заслужил от Карамзина обвинение в измене «нашей государственной чести и пользе» (Ист. Государства Российского, IX, с.109).
«К концу XVI века Крымское ханство достигло предела своего могущества. Совместная турецко-крымская политика делала невозможным создание в Восточной Европе антитурецкого союза. Крымскому ханству платили дань племена адыгов, Молдавия, Польша и Россия. За вторую половину XVI века на Московское государство было совершенно сорок восемь набегов крымских татар. Набеги совершались не только ханом, но и крымскими беками и мурзами по собственной инициативе» (Андреев, с. 137).
В июле 1632 года двадцатитысячное татарское войско разграбило Мценский, Новосельский, Орловский, Карачевский, Ливенский и Елецкие уезды.
В июне 1633 года такое же двадцатитысячное войско во главе с Мубарек Гиреем разграбило уже приокские уезды – Серпуховской, Тарусский, Калужский, Алексинский, Каширский, Коломенский, Рязанский и даже Московский. То же самое продолжалось с 1634 по 1637 годы, хотя татарские отряды уже не доходили до Оки.
В 1644 году хан Ислам Гирей II совершил набег на Москву, который принес ему огромный выкуп от русских – 60 000 алтын и 40 000 золотых, и большое количество «мягкой рухляди» (мехов). (Ислам Гирей даже пытался сбросить с Крыма вассальную зависимость от Турции, но это ему не удалось).
В 1645 крымский хан Багатур Гирей провел два набега на русские земли (Путивльский и Рыльский уезды по Муравскому шляху), захватив около 15 тыс. пленных. Последний большой набег в 1647 году десятитысячного отряда Караш-мурзы на московские земли был отражен с потерями для татар.
В 1648 г. казацко-татарское войско одержало знаменитую победу над польской армией в битве под Желтыми Водами. В плен попали оба гетмана, Потоцкий и Калиновский. Шесть лет длился военный союз Ислам Гирея с Богданом Хмельницким.
В 1659 году под Конотопом татарами и казаками были разбиты русские войска под предводительством князя Трубецкого, а крымский хан Мухаммед Гирей разграбил 20 северских и белгородских уездов.
В 1662 году татарский отряд совершил набег на город Карачев.
В 1666 году казаки и татары совместно разгромили польское войско воеводы Меховского под Брецлавом.
В 1678 году крымский хан Мурад-Гирей совершил набег на Переяславль.
Читая газетные статьи (и даже научные), вышедшие из-под пера кабардинских историков, без тени смущения пишущих о «мировом значении Канжальской битвы», о том, что семь тысяч кабардинцев побили 40-тысячную крымскую армию и прочая, и прочая, не знаешь, что и думать. Полное впечатление, что они либо ничего об истории Крыма не знают, либо не хотят знать, либо просто втирают своим бедным читателям очки. Вот и приходится повторять общеизвестные факты. Стоит ли говорить о том, что военная мощь Крымского ханства в обширном регионе долгое время была доминирующей, если даже Россия еще при Петре I выплачивала хану «поминки» (большую часть которых тот, правда, пересылал в Стамбул; уплата их была прекращена только в 1720 году). Довольно часто сам термин трактуется как «дань», хотя точнее было бы характеризовать его как «откуп», отчисляемый татарам их соседями, предпочитавшими экономическое разрешение проблем военному, при невозможности противостоять угрозе нашествия (Возгрин, с. 200).
Следует сказать, что «поминки» хан получал на том условии, что выступит против врагов плательщика в качестве его союзника. Любопытно отметить мнение немецких историков, которые однозначно считают, что победный исход Грюнвальдского сражения (закончившегося разгромом Тевтонского ордена) решила именно 10-тысячная татарская конница под предводительством Туган-бека, и что татары отрабатывали «поминки», которые им выплачивала Польша (В. Чивилихин «Память», М., 1983 г. с.746). «Так, русские платили хану за поход на Литву. «И ныне за тебя день и ночь сечемся и помогаем», - писал крымский бей Халил Василию III (Сыроечковский В. Е., с. 49).
Размер «поминков» менялся слабо, проявляя некоторую тенденцию к росту. «Так, в 1614 г. Москва должна была уплатить 7,3 тыс. руб., а в 1640-х – уже 12 тыс. Тем не менее московские князья и не помышляли отказаться платить этот откуп: слишком велика была опасность неминуемого татарского вторжения» (Возгрин, с. 200). «Большие суммы ежегодно утекали в Крым в качестве «поминок»…Только за первую половину XVII в. таким образом из московской казны было израсходовано около миллиона рублей, т. е. в среднем по 26 тыс. рублей в год. По тем временам это была очень огромная сумма: на нее можно было построить 4 новых города» (Каргалов, с.135).
Следует учесть также, что за Крымом стояла военная мощь Османской империи (армия султана по численности была равна численности всех европейских армий, вместе взятых; таким же мощным был и турецкий флот, поэтому им контролировались и Средиземное, и Черное, и Азовское моря; см. монографию Н. А. Иванова «Османское завоевание арабских стран». М., 2001).
Разумеется, и Крымское ханство, и Османская империя в ту эпоху иногда терпели и неудачи, как и любое другое государство. Но для этого нужно было приложить огромные усилия. В начале 1680-х годов Австрия, Венеция, Польша, Ватикан и Московское государство составили антитурецкую и антикрымскую «Священную Лигу». В сентябре 1683 г. под Веной объединенные войска австрийцев, саксонцев, баварцев, литовцев и поляков под командованием польского короля Яна Собесского в кровопролитном сражении разбили войска турок и татар.
В 1686 Россия нарушила договор о мире, и стотысячное войско во главе с В. В. Голицыным начало первый поход в Крым. В 1689 году начался второй поход; оба похода были безрезультатными и принесли больший ущерб Москве, чем Крыму. В 1691-1692 крымско-татарские войска участвовали в турецко-австрийской войне, на территории Венгрии.
ТУРЦИЯ, КРЫМ И РОССИЯ
Ни у кого из серьезных историков нет сомнения в том, что в XVII веке Крымское ханство в союзе с казаками представляло такую военную силу, «с которой считались и папа римский, и император Рудольф Габсбург и без участия которой невозможно было решать проблемы мира и войны в Восточной Европе» (Андреев, с. 144). Добавим, что крымских татар побаивались не только европейские государи, но даже и сам турецкий султан. В. Д. Смирнов приводит диалог между будущим султаном Селимом I и его визирем. На вопрос первого, кто самый опасный из врагов Турции, вельможа ответил, что это могучая Персия. «Нет, - возразил Селим, - врешь, ты ошибаешься: я больше всего опасаюсь татар, потому что если они пустятся, то в один день сделают пяти-шести дневную дорогу; а если побегут, то таким же образом умчатся. Особенно важно то, что их лошадям не нужно ни подков, ни гвоздей, ни фуража; когда они встречают глубокие реки, то не дожидаются, как наши войска, лодок. Пища их, как и само тело, невелика; а что они не хлопочут о комфорте, это только доказывает их силу» (Смирнов, с. 381-382). Турецкий путешественник Эвлия Челеби (17 в.) сообщал, что татарская конница численностью в 20 тыс. сабель в одном из рейдов дошла до пригорода г. Парижа, пройдя через всю Европу.
С приходом к власти Петра I ситуация начала медленно меняться. Но, чтобы читателю полностью было ясно, с какой мощью пришлось столкнуться царю Петру, и насколько ему нужна была осторожность, приведем несколько цитат. «Военные силы Турции были по тем временам громадны. Султан мог выставить на поле боя более 200 000 пехоты и 180 000 конницы, к которым, при необходимости, присоединялось 60 000 крымских татар. В мирное время армия составляла 170 000 человек, размещавшихся в гарнизонах». Комментируя эти слова историка С. Э. Цветкова, Дм. Калюжный и Я. Кеслер пишут: «Иными словами, в начале ХVIII века в Евразии не было государства сильнее Турции. Ни одна европейская страна, не заручившись помощью нескольких союзников, не могла ей противостоять» (Калюжный, Кеслер, с. 202).
Молодой царь мечтал пробиться к морям, стоял выбор – добывать сначала Балтику или Черное море. В пользу первого решения его склонял Франц Лефорт, в пользу второго – гетман Мазепа. В 1695 году русские войска выступили в поход на Азов, но больших успехов не добились, но через год поход повторился, и турецкий гарнизон крепости сдался. Ничем не смог помочь ни туркам, ни восставшим казакам калга Давлет Гирей II, ставший к тому времени ханом (1699-1703, вторичное воцарение 1708-1713). Он был занят внутриполитическими проблемами, связанными с мятежом ногайцев. Накануне Великой Северной войны (1700-1721) Россия заключила с турками мирный договор, согласно которому Азов возвращался Крыму, а турки обещали не позволять татарам совершать набеги на русские владения.
В эпоху Северной войны инициатором крымско-шведских связей выступал Давлет Гирей II. В 1702 г. хан предъявил Стамбулу план совместного выступления со шведами и запорожцами против Петра I. Но турецкий султан, имевший выгодный ему мирный договор с Россией, категорически запретил хану вступать в антирусский союз со шведами. Тогда Давлет Гирей решился на отчаянный шаг - выступить против самой Турции. Он собрал большое войско из крымских и ногайских татар, ждал подкрепления из Сечи, но туркам удалось опередить выступление союзного войска, и в 1703 г. Давлет Гирей был низложен, а собравшееся войско разошлось по домам. Преемником свергнутого хана стал его отец Хаджи-Селим Гирей, который продолжил политику сына. Он, без ведома турок, предложил Карлу XII союз и помощь. В то время король шведов, всецело занятый польскими походами, инициативу Крыма игнорировал, а вскоре старый хан умер, так и не дождавшись ответа из королевской ставки.
Союз с Крымом приобрел в глазах шведов актуальность весной 1708 г., когда стала готовиться их русская компания. К этому времени ханом вновь стал Давлет Гирей II, тепло принявший шведского гонца и немедленно начавший готовиться к походу. «К началу 1709 г. Крым мог уверенно обещать Швеции помощь уже собственным войском, в которое входили нашедшие в Крыму приют казаки под руководством И. Некрасова» (Смирнов В.Д., с. 12). Опираясь на поддержку казаков и ногайцев, хан, таким образом, вновь декларировал открытое неповиновение султану и даже противодействие политике Турции. Весной 1709 г. шведы сообщили хану, что Запорожская Сечь с ними заодно, а вскоре и султан согласился смотреть на выступление татар сквозь пальцы. Над Петром I нависла угроза двойного удара, задуманного шведским королем и крымским ханом заодно с казаками Сечи и Дона. Карл XII привел под Полтаву 17 тыс. солдат, татарское войско вместе с казаками составляло 50 тыс., а Петр имел лишь 40 тыс. солдат. Соотношение сил было не в пользу русских, но намерения союзников были сорваны закулисными интригами петровской дипломатии.
Петр понимал, что в открытом противостоянии сокрушить этот союз он не сможет. Пришлось идти на всяческие уступки Стамбулу. Той же весной царь встретился в Азове с турецким кападжи-пашой, сановником, представляющим в Крыме султана. После этой встречи Петр сжег на глазах у паши свой Азовский флот, передал ему крупную сумму золотом и отпустил с ним большую группу пленных мусульман (Возгрин, с. 240). Не дремали в Стамбуле и русские дипломаты: посол П. А. Толстой подкупил великого визиря Чорлулу-Али-пашу и некоторых придворных. Всего в османскую столицу было отправлено 5,5 тыс. золотых и на 10 тыс. собольих шкурок (ЦГАДА, 89, 1709, №2, л. 62), после чего султан направил в Бахчисарай категорический запрет на выступление крымцев против России.
Давлет-Гирей решил идти другим путем, и попросил бывшего своего единомышленника, сераскира Бендер, повлиять на султана. Вскоре тот сообщил хану, что султан одобрит выступление Крыма против России, но лишь в том случае, если Турции будет гарантирована выгода от будущей победы. Весть об ответе Турции пришла к хану, когда он, вопреки приказу султана, уже вывел конницу к Днепру. Татары оставались там, ожидая решения вопроса о новом договоре. Шведы передали свое согласие на предложение султана, хан тоже, но, пока турки вели этот мелочный торг, грянула Полтавская битва и разом разрушила все планы Давлет Гирея. Карлу пришлось бежать в Стамбул.
«В августе 1709 г. хан предлагал (снова в обход Турции) все свое войско, чтобы помочь Карлу пробиться в Померанию, где стояла крупная группировка его войска» (Возгрин, с. 242). Узнав о плане татар, вновь встревожился Петр. Не возражая против турецкого эскорта, он послал в Стамбул протест против крымского сопровождения, понимая, чем грозит ему появление мобильной кавалерии татар в Польше или в Северной Германии. Султан, согласившийся было на план Давлет Гирея, протест царя отклонил, но тот выставил ему ультиматум, что побудило хана к объявлению войны России. Вскоре она действительно началась (именно по инициативе крымского хана Давлет Гирея, в чем были уверены все современники). Татары же и начали военные действия, вступив на Украину вместе с донскими и кубанскими казаками.
Недолгая и бесславная для России, эта война окончилась разгромом русских войск турецко-татарской армией и известным Прутским миром (1711 год). По собственному признанию Петра, ему грозил позорный плен, но снова все спасла взятка, врученная великому визирю Мехмед-паше Балтаджи. «Оказавшись в безвыходном положении, царь испытал унижение гораздо более сильное, чем после Нарвы или первого Азовского похода». «Жизнь или, по крайней мере, корону спасла ему его тогда еще тайная жена Екатерина, выкупив у великого визиря Османской империи право выхода Петра из окружения». «По Прутскому 1711 года, а затем и по Константинопольскому договору 1712 года Петр не только вернул Турции все свои азовские территориальные приобретения, но и признал себя вассалом султана» (Калюжный, Кеслер, с. 190).
Положение Петра сильно облегчилось впоследствии тем, что Турция столкнулась с другим сильным государством – Ираном. Чтобы привлечь Россию на свою сторону, султан признал ее независимым государством: «5 ноября 1720 года был заключен русско-турецкий «вечный мир», а потому этот день можно по праву считать Днем независимости Московии от Турции, - отныне Россия была для нее равным партнером». «В тексте договора содержалась фраза: «А понеже государство Московское самовластное и свободное государство есть, дача, которая по се время погодно давана была крымским ханам или крымским татарам, или прошлая, или ныне, впредь да не будет должна от его священного императорского величества даватись, ни от наследников его» (Калюжный, Кеслер, с. 206-207).
По словам очевидцев, после Прутского сражения Давлет Гирей яростно протестовал против переговоров с русскими, утверждая, что все трофеи и так достанутся победителям. «Крымский хан Давлет Гирей снова выступил с требованием дани. Снова начались грабительские набеги крымских татар» (В. Каргалов, с. 137). Говорят, последними словами Петра перед смертью были «Я так и не отомстил татарам».
Последний свой поход на русские владения кавалерия крымского хана совершила в 1768 году.
Эту неполные сведения ясно показывают, насколько беспочвенны и смехотворны утверждения Х. М. Думанова, В. Н. Сокурова и других кабардинских историков о решающем влиянии Канжальского сражения на исход Полтавской битвы: «Из-за поражения в Кабарде крымцы не смогли прийти на помощь шведам под Полтаву». Нет сомнения, что если бы дело обстояло подобным образом, Петр (который всегда умел ценить оказанные ему услуги) не то что наградил бы кабардинских князей – он бы их озолотил. Не мифическая «Канжальская битва», а ловкость русских дипломатов и продажность сановников Блистательной Порты помогли избежать объединения войск Давлет-Гирея и Карла XII.
Крым и кабардинцы
С давних пор Северный Кавказ входил в сферу влияния Крымского ханства, прямого наследника Золотой Орды. В 1519 г. хан Мухаммед Гирей писал Василию III : «Из черкас к нам послы приходили, да нам били челом, чтобы мы им послали, а они нам хотят дати подать; также где и недруг мой будет, и они на нашей службе со всею своей ратью хотят быти готовы. И я к ним посла посылаю; также из Тюмени (от кумыков. – Ш. Х.) и оттоле к нам люди пришли, и тех людей речи таковы ж» (Некрасов, с. 88). Как считают многие исследователи, адыгские владетели сочли более выгодным для себя добровольный переход под сюзеренитет Крыма, полагая, что это обезопасит их от набегов.
Начиная с 1540 по 1550 г. отношения крымского хана с кабардинцами резко ухудшились. Весной 1545 г. хан Сахиб Гирей ходил походом на черкесов (адыгейцев), и в том же году напал на кабардинцев. В 1547 г., хан вновь ходил на кабардинских черкесов «и дань…на них положил и взял дань». Но уже с XVI века постепенно усиливалось и влияние Московского государства. Одна часть кабардинских князей дала присягу в «вечном холопстве» Ивану Грозному, другие остались верны крымскому хану. В 1567 г. калга Магамат-Гирей, хвалясь в грамоте Ивану Грозному успехами своего набега на «кабартанских черкас», писал: «…полону взяли больше двадцати тысяч». Цифра эта, конечно, сильно преувеличена, но все же дает представление об опустошительном набеге татар (Кушева, с. 95). В дальнейшем набеги довольно часто повторялись, причем иногда крымцев приводили и сами кабардинские князья, в борьбе за власть: известно, что одна партия кабардинских князей долгое время придерживалась крымской ориентации.
В 1615 г. крымский хан «Еман-Гирей солтан с ратными своими людьми пришел войною на черкасы и повоевал 7 кабаков, а погромил де те кабаки оманом».
В 1626 г. хан Шагин-Гирей «с крымскими ратными людьми» ходил войною на бесленеевцев, «прямивших» прежнему хану Джанибек-Гирею; бесленеевцы «давали Шан-Гирею ясаку, ясырю женок и девок, и аргамаков, и пансырей, всего петьсот, а Шан-Гирей потребовал тысячу».
В 1641 г. крымский хан с 14-тысячным войском ходил в набег на жанеевцев.
В 1654 году в Кабарду пришел отряд крымцев для сбора дани, с ними находилась жена крымского хана, которая являлась сестрой кабардинского князя Хотожуки (Кумыков, с.130).
В 1672 году крымский хан вторгся в Кабарду, но начавшаяся эпидемия и падеж лошадей заставили его вернуться в Крым. В Кабарде хан оставил «салтана с воинскими людьми» для сбора ясака.
Ксаверио Главани (французский консул в Крыму в 1724 г.) пишет о том, как ловкие владетели Кабарды лавировали между Бахчисараем и Москвой:
«Бей Кабарды назывался Аслан-бей (родовое имя Жанболат-оглу). Имея от царя только 10 тыс. руб. в год, под условием продолжения войны против татар, и не рассчитывая на помощь войсками, бей вступил через посредство своего воспитанника Салих-Гирея (сына крымского хана) в сношения с ханом и получил от него прощение и обещание покровительства. Это произошло 24 декабря 1723 г. (т. е. всего через 15 лет после грандиозной «Канжальской победы». – Ш. Х.). Салих-Гирей прибыл в Крым в сопровождении Жанболат-оглу (брат бея) и 20 знатнейших мурз. Они приняли присягу на верность хану» (АБКИЕА, с.158-159).
«В 1699 году турецкий султан пожаловал Шахбаз Гирея титулом калги Крыма, в обход его старших братьев. В том же году в доме бесленейского князя Темирбулата Шахбаз Гирей был убит. Убийство было организовано его старшими братьями, недовольными этим назначением, а совершено руками бесленеевцев» (Смирнов, с. 669-670).
Это лишь очень малая часть фактов, свидетельствующих о о том, что тюрки-черкесы, еще до ассимиляции их адыгами (т. е. до появления кабардинского народа), считались подданными Крымского ханства.
Удивительно полное отсутствие логики в работах некоторых историков, касающихся крымско-кабардинских отношений; причем их авторы даже не замечают, как противоречат сами себе. Приведем пример: «Кабарда не была никогда под властью Крыма, но в течение ХVI и ХVII вв. между ними сложились отношения господства и подчинения». Но, простите, разве власть не подразумевает именно господства и подчинения, причем в первую очередь? А если нет, то в чем же еще выражается эта власть? Но автору все нипочем: «Крымские ханы рассматривали кабардинские земли как политически самостоятельные, но находящиеся в зависимости от ханов и обязанные платить им дань – юношами, девушками, а также аргамаками, панцирями и другими ценными товарами. Размеры дани не были устойчивыми и менялись в зависимости от разных обстоятельств. Турецкие и татарские повествовательные источники и европейские авторы ХVII-ХVIII веков утверждают, что когда в Крыму возводились ханы, то у черкесов и кабардинцев было правилом набирать 300 человек для подарка новому хану». Причем автор сам называет убийство расквартированных в Кабарде сборщиков дани «восстанием» (Сокуров, с. 50; с. 54).
Историк, видимо, желает сказать, что кабардинцы не были в подданстве у Крыма, а «просто платили ему дань». Но ведь имеется масса документов, в которых утверждается, что кабардинцы считались именно подвластным Крыму населением, поэтому крымцы несколько раз возвращали их в Закубанье. Кроме того, уплата Крыму не просто ежегодной дани, а дани юношами и девушками говорит не о подчинении, но, если называть вещи своими именами, о пребывании в рабстве. Или у кого-то есть иное объяснение?
Теперь можно перейти к рассмотрению материалов, на основании которых историки КБР стали говорить о битве на горе Канжал.
ДО СРАЖЕНИЯ
Читатель может подумать, что наша ирония не совсем оправданна и что есть кабардинские историки, которые освещают ход событий объективно. На самом деле мы до сих пор приводили их самые скромные выкладки. Теперь читатели могут ознакомиться с замечательным творением двух специалистов, Б. К. Мальбахова и К. Ф. Дзамихова – длинной таблицей, составленной «авторами по материалам, ими использованными при написании данной книги», и именуемой «Перечень походов и набегов крымских и турецких войск на Кабарду с середины ХУ1 века до 70-х годов ХVIII века».
Попробуем перечислить, с небольшими сокращениями, все данные из нее, выделяя победы кабардинцев жирным шрифтом:
1. 1553 г. «Многотысячная крымская армия» направляется в Россию, «но затем повернула к Кабарде». «Произвели большие разрушения. Однако закрепиться в Кабарде не смогли, кабардинцы их отбросили».
2. 1554 г. Поход Давлет-Гирея, с несколькими десятками тысяч человек. Крымцы вернулись домой с большой добычей.
3. 1555 г. «Крымская армия «со всеми силами»; «совместно с русскими ратниками кабардинцам удалось заставить хана Давлет-Гирея отступить с большими потерями».
4. 1556 г. «Вся крымская армия. Кабардинцы, заранее предупрежденные, встретили врага на подступах к границам Кабарды. Хан Давлет-Гирей отступил».
5. 1567 г. Три царевича «с многим войском». «Всю землю черкасскую воевали и жены и дети имали, и животину и овцы пригнали. Полону взяли 20 тыс. человек». По другим данным, «крымцы были изгнаны».
6. 1569 г. «130-тысячная турецко-крымская армия. Возглавляли хан Давлет-Гирей и паша Касим-бей. Армия располагала артиллерией. Полный разгром войска русской ратью под Астраханью. При отступлении по «кабардинской дороге» кабардинцы громили остатки турецко-крымского войска».
7. 1570. «Крымская армия во главе с сыном хана Давлет-Гирея – Адиль-Гирея. Нападение на западных адыгов. На помощь пришел с отрядом князь Темрюк. Разорение и пленение многих адыгов (среди плененных два сына старшего князя Кабарды Темрюка – Мамстрюк и Булгайрук). Сам князь Темрюк был тяжело ранен. Несмотря на это, адыги изгнали крымские войска».
8. 1578 г. «Со многою ратью» царевич Адиль-Гирей при вовращении из Дагестана через Кабарду». «Полный разгром крымцев кабардинцами и русскими войсками во главе с воеводой Л. З. Новосильцевым».
9. 1583 г. «Значительные турецко-крымские силы во главе с Осман-пашой». Сражения на Сунже и в районе Бештау. «Полный разгром турецкого отряда терскими казаками и кабардинцами».
10. 1593 г. Поход крымского войска на Терский городок. Располагало большими силами, одних пушек имело 18, это была колоссальная мощь по тем временам. Сражения у Терского городка и в Кабарде». Армия эта вынуждена была отступить, получив отпор от терских казаков и кабардинцев.
11. 1606 г. «Многотысячная крымская армия». «Тяжелые бои. Многие разрушения, угнано большое количество скота (исчисляемое десятками тысяч). Захвачены пленные».
12. 1607-1608 гг. Крымский отряд. Находился в Кабарде несколько месяцев. Собрал большую дань и разорил кабардинские поселения.
13. 1615 г. Ногайские мурзы причинили в Большой Кабарде большие разорения, убили несколько князей.
14. 1616 г. «12-тысячная армия во главе с Джанибек-Гиреем. В Кабарде захвачены «сотни пленных, угнаны тысячи голов скота».
15. 1619, 1629, 1631, 1635 гг. Набеги разных по численности отрядов. Угон скота, захват пленных.
16. 1640 г. Поход 14-тысячной армии на Черкесию и Кабарду. «Крымцы потерпели поражение и отступили к Азову».
17. 1653 г. Отряд крымского хана. Увели 130 мальчиков и девочек, взяли много скота и другой добычи.
18. 1671 г. Отряд крымцев угнал скот и взял 50 заложников.
19. 1674 г. Отряд крымцев был разгромлен кабардинцами.
20. 1688 г. Отряд сераскира Казы-Гирея захватил пленных и угнал скот. «Изгнаны кабардинцами».
21. 1699 г. Отряд калги Шахбаз-Гирея захватил в Черкесии пленных и угнал скот.
22. 1700 г. Отряд Каплан-Гирея в Черкесии и Кабарде захватил пленных и угнал скот.
23. 1701 г. Каплан-Гирей разорил Черкесию и Кабарду, взял большую дань.