Часть III Комическая война 16 страница
– Прошу прощения, комендант, но вам здесь быть не следует, – сказал Харли, обращая злобный правый глаз на Лава. – Я отдал приказ очистить этаж. При всем моем уважении это касается и вашего гостя.
– Так нашли вы бомбу или нет? – спросил Смит.
Харли покачал головой.
– Люди все еще там шарят.
– А со всем этим народом что вы намерены делать? – спросил Смит, наблюдая за последними ходоками, которых гуртом выгоняли в лестничный колодец. Среди них выделялся очкастый молодой человек мрачного вида, зачем-то закутанный минимум в пять-шесть слоев одежды.
– Мы отводим их вниз, в полицейский участок…
– Отправьте-ка лучше всех этих добрых людей в «Недикс». И проставьте им за мой счет апельсиновые коктейли. Ни к чему, чтобы они толпились на тротуаре и черт знает о чем там болтали. – Смит понизил голос до заговорщического шепота, даже в таких обстоятельствах не лишенного определенной приятности. – Нет, – продолжил он. – Даже не так. Вот что я вам скажу. Пусть один из ваших парней проводит их в «Кинс», ага? Скажите Джонни или кто там сегодня, чтобы он проставил им славную выпивку за счет Эла Смита.
Харли молча просигналил одному из своих людей, отправляя его следом за эвакуируемыми.
– Если не найдете эту ерундовину за… – Смит опять сверился с часами, – за десять минут, очищайте также двадцать третий, двадцать четвертый, двадцать шестой и двадцать седьмой. Пошлите их всех в… Гм, не знаю куда. В «Стауфферс» или еще куда-нибудь. Понятно?
– Ток точно, комендант. Сказать правду, я собирался ждать только пять минут, прежде чем эвакуировать другие этажи.
– Я верю в М'Нотона, – сказал Смит. – Пусть будет десять.
– Хорошо, ваша честь, теперь осталась только одна проблема, – продолжил капитан Харли, потирая мясистой ладонью сперва подбородок, затем всю нижнюю половину лица, где затем остался пятнистый румянец. Это был характерный жест большого и сильного мужчины, сражающегося с естественной потребностью порвать кого-то в мелкие клочья. – Я как раз этим занимался, когда услышал, что вы спускаетесь.
– В чем дело?
– Один из них не хочет выходить.
– Не хочет выходить?
– Некий мистер Джо Кавалер. Приезжий парнишка. На вид не старше двадцати.
– А почему этот малый не выходит? – поинтересовался Эл Смит. – Что с ним такое?
– Он говорит, у него слишком много работы.
Лав прыснул и тут же отвернулся, не желая оскорблять своим весельем полицейского или самого президента корпорации.
– А, черт, да будь он трижды… гм, в общем, выведите его, – процедил Смит. – Понравится ему это или нет.
– Я бы с удовольствием, ваша честь. Но к несчастью… – Харли осекся и еще немного потерзал свою физиономию здоровенной ладонью. – Мистер Кавалер сумел приковать себя наручниками к чертежному столу. Свою лодыжку, если точнее.
На сей раз мистер Лав ухитрился замаскировать свой смех приступом кашля.
– Что? – Смит ненадолго закрыл глаза, затем снова открыл. – Как он, черт побери, сумел это проделать? Откуда он эти наручники взял?
Тут Харли густо покраснел и пробормотал едва слышный ответ.
– Что? Не слышу? – рявкнул Смит.
– Это мои наручники, ваша честь, – признался Харли. – И, сказать правду, я вообще-то не очень понимаю, как он ими завладел.
К этому моменту приступ кашля у Лава стал уже совершенно неподдельным. Заядлый курильщик типа «три пачки в день», он уже довел свои легкие до жуткого состояния. И, дабы предотвратить публичную неловкость, смеяться старался как можно меньше.
– Понятно, – сказал Смит. – Что ж, капитан, пусть тогда пара ваших самых больших и крепких парней вынесет заодно и трижды проклятый стол.
– Он это самое, ваша честь… в общем, он туда встроен. Привинчен к стене.
– Так отвинитите! Короче, уберите отсюда сукина сына! Его трижды проклятая точилка для карандашей как пить дать взрывчаткой начинена!
Харли дал знак паре своих самых крепких сотрудников.
– Нет, погодите минутку, – сказал Смит, в очередной раз сверяясь с часами. Затем он сдвинул свой котелок на затылок, отчего стал выглядеть сразу и моложе, и свирепее. – Дайте-ка я с этим молокососом парой словечек перекинусь. Как там, говорите, его фамилия?
– Кавалер, ваша честь. Только я не вижу для вас никакого смысла…
– Я уже одиннадцать лет президент этого здания, капитан Харли. И за все эти годы я ни разу не посылал вас или ваших людей хоть пальцем тронуть кого-нибудь из жильцов. Здесь вам не какая-нибудь ночлежка в Бауэри. – Смит направился к двери «Эмпайр Комикс». – Надеюсь, мы можем посвятить одну минуту голосу разума, прежде чем всыплем этому самому мистеру Кавалеру по первое число.
– Ничего, если я пойду с вами? – спросил Лав. Он уже восстановился от своего приступа восторга, однако в его носовом платке теперь содержалось очевидное свидетельство какой-то бурой гадости у него внутри.
– Извини, Джим, но я не могу тебе этого позволить, – сказал Смит. – Это было бы безответственно.
– Ты можешь потерять жену и детей. Эл. А я – только деньги.
Смит посмотрел на старого друга. Перед тем, как Чапин Браун вбежал и перебил их сообщением об угрозе бомбы, они обсуждали вовсе не постройку моста через Гудзон, проект, который, как вскоре выяснилось, в связи с внезапным отходом Лава от общественной жизни так или иначе опять кончился ничем, а скорее твердые и часто во всеуслышанье оглашаемые взгляды текстильного магната на войну, которую Британия проигрывала в Европе. Преданный единомышленник Уилки, Джеймс Лав входил в число тех немногих крупных промышленников Соединенных Штатов, которые активно протестовали за вступление Америки в войну едва ли не с самого ее начала. Пусть даже сына и внука миллионеров. Лава, совсем как президента США, всю жизнь тревожили капризные либеральные побуждения, которые хотя и несколько судорожным, но все же вполне естественным образом (в конце концов, на его заводы брали как просто рабочих, так и членов профсоюза) сделали магната убежденным антифашистом. В его взгляды также несомненно внесло свой вклад напоминание, передававшееся в семье Лавов от миллионера к миллионеру, о колоссальном и длительном процветании, которое во время Гражданской войны принесли «Онеонта Вуленс» государственные контракты. Все это знал и более-менее понимал Эл Смит. Так он пришел к мысли о том, что игра со смертью в лапах американских фашистов содержала в себе определенную привлекательность для человека, который уже без малого два года тем или иным способом пытался ввязаться в войну. С другой стороны, этот человек году в 36–37-м потерял от рака свою жену, знаменитую красавицу: с тех пор до ушей Смита доходили смутные слухи о распутном поведении Лава, вполне возможно предполагавшем, что в той трагедии он потерял точку опоры или по крайней мере страх смерти. Чего Смит не знал, так это того, что единственный настоящий друг всей жизни Джеймса Лава стал одним из первых погибших (от «внутренних повреждений») в Дахау вскоре после открытия этого концлагеря в 1933 году.[4] Смит ни на секунду не подозревал и даже никогда бы не вообразил, что враждебность Джеймса Лава к немецким фашистам и их американским сторонникам была в самой своей основе делом глубоко личным. И теперь в глазах промышленника читался пыл столь горячий, что Смит был им одновременно и встревожен, и тронут.
– Отведем на разговоры пять минут, – сказал Смит. – А потом я велю Харли выволочь ублюдка за подтяжки.
Приемная «Эмпайр Комикс» представляла собой холодный простор мраморно-кожаного модерна, черную тундру, подмороженную стеклом и хромировкой. Общий эффект был столь же колоссальным, устрашающим и холодно-роскошным, что и дизайнерша обстановки, миссис Шелдон Анаполь, хотя ни Лав, ни Смит, разумеется, такой параллели не проводили. Напротив входа располагался полукруглый конторский стол, облицованный черным мрамором и прочерченный сатурновыми кольцами из стекла. Как раз за этим столом трое пожарных, чьи лица скрывали тяжелые сварочные маски, сидели на корточках, аккуратно тыча повсюду ручками от швабр. На стене над конторским столом висела картина с гибким гигантом в маске и темно-синем форменном костюме. Руки гиганта были широко распростерты, словно он собирался заключить кого-то в экстатические объятия, пока он вырывался из корчащегося гнезда железных цепей, что опутывали его чресла, живот и грудь. Спереди у него на форме имелась эмблема в виде стилизованного ключа. Над головой гиганта изгибались футовые в вышину буквы, гордо объявлявшие: ЭСКАПИСТ! Тем временем у его ног пара борцов с огнем ползала на карачках, обшаривая ящики и прочие внутренности конторского стола на предмет бомбы. Поблескивая масками, пожарные подняли головы, пока Харли проводил мимо них коменданта Смита и мистера Лава.
– Нашли что-нибудь? – поинтересовался Смит. Один из пожарных, пожилой малый, чей шлем казался ему слишком велик, покачал головой.
Мастерская по производству комиксов – или как она там называлась – не содержала в себе ни капли лоска и блеска приемной. Бетонный пол там был выкрашен светло-голубой краской и загажен окурками вперемешку с комками неудачных рисунков. Чертежные столы представляли собой уютное смешение мебели новехонькой и полуразвалившейся, зато с трех сторон сиял яркий дневной свет с красочным, если не захватывающим дух видом на отели и конторские башни города, зеленый значок Сентрал-парка, зубчатые стены Нью-Джерси, а также тусклый металлический блеск Ист-Ривер с темнеющей в отдалении железной мантильей моста Квинсбери. Окна были закрыты, и в помещении висела табачная пелена. В дальнем углу, у стены, где был опущен складной чертежный стол, горбился бледный молодой человек. Высокий и стройный, в мятой одежде, с болтающимися наружу полами рубашки, он энергично добавлял клубящиеся ярды дыма к и без того густой пелене. Эл Смит знаком велел Харли их покинуть.
– Пять минут, – сказал Харли, выходя в приемную.
Услышав голос капитана полиции, молодой человек резко развернулся на табурете. И с несколько недовольным видом близоруко прищурился в направлении подходящих к нему Смита и Лава. У этого симпатичного еврейского парнишки были большие голубые глаза, орлиный нос и волевой подбородок.
– Здравствуйте, молодой человек, – сказал Смит. – Мистер Кавалер, если не ошибаюсь. Я Эл Смит. А это мой друг мистер Лав.
– Джо, – отозвался молодой человек. Обмениваясь с ним рукопожатием, Лав отметил силу и сухость его руки. Хотя юноша, судя по всему, слишком долго носил свою одежду, изначально она была достаточно хороша: черная рубашка тонкого сукна с вышитой на нагрудном кармане монограммой, галстук из шелка-сырца, серые ворсистые брюки с солидными манжетами. Однако у него также был недокормленный вид эмигранта. Глубоко посаженные глаза молодого человека, светящиеся настороженностью, были в синих кругах, а кончики пальцев запятнаны желтой краской. Аккуратно подстриженные ногти портили пятна туши. В целом он выглядел скверно отдохнувшим, усталым как собака и – для Лава это была удивительная и непривычная мысль, ибо чувства других его, как правило, не заботили, – печальным, даже скорбным. Менее утонченный житель житель Нью-Йорка наверняка задал бы этому юноше вопрос: «А кого сегодня хоронят?»
– Итак, слушайте сюда, молодой человек, – сказал Смит. – Я пришел к вам с личной просьбой. Меня восхищает ваша преданность своей работе. Но я просто хочу, чтобы вы оказали мне услугу. Личную услугу, вы понимаете. Услуга, значит, следующая. Пройдемте, пожалуйста, со мной. Позвольте, я угощу вас выпивкой. Хорошо? Мы решим эту маленькую проблему, а затем вы станете моим гостем в клубе. Ну как, приятель? Что скажете?
Если на Джо Кавалера и произвело впечатление столь благородное предложение одного из самых известных и обожаемых персонажей современной американской истории, человека, который в свое время даже мог стать президентом Соединенных Штатов, он никак этого не показал. «Просьба Смита просто его позабавила, – подумал Лав. – И за этим весельем проглядывает раздражение».
– Спасибо, но как-нибудь в другой раз, – с неопределенным габсбургским акцентом отозвался молодой человек, после чего протянул руку к стопке превосходного картона и взял оттуда свежий кусок. Наблюдательному Лаву, который всегда проявлял интерес к изучению секретов и методов любых промыслов и производств, показалось, что там было заранее отпечатано девять больших рамок, в три ряда по три. – У меня слишком много работы.
– Вы очень привязаны к вашей работе, как я погляжу, – заметил Лав, ловя ауру радостной беззаботности, окружавшую молодого человека.
Джо Кавалер опустил взгляд туда, где металлические наручники приковывали его левую лодыжку в сером носке, украшенном бело-бордовыми стрелками, к одной из ножек стола.
– Я просто не хотел, чтобы меня отрывали от работы, понимаете? – Художник несколько раз постучал карандашом по куску картона. – Здесь чертову уйму клеточек надо заполнить.
– Да-да, очень хорошо, сынок, это просто восхитительно, – сказал Смит, – но, черт побери, много ли вы нарисуете, когда ваша рука будет на Тридцать третьей улице валяться?
Молодой человек внимательно оглядел студию – пустую, если не считать дыма его сигареты и пары пожарных. Пряжки на их дождевиках позвякивали, пока они шастали по помещению.
– Нет там никакой бомбы, – сказал он.
– Думаете, все это розыгрыш? – спросил Лав.
Джо Кавалер кивнул и снова склонился над своей работой. Первый квадратик на странице он рассмотрел сперва под одним углом, затем под другим. А затем, стремительно и безостановочно, в манере твердой и уверенной, начал рисовать. Выбирая набрасываемый на бумагу образ, он, похоже, не следовал машинописному тексту у себя под локтем. Возможно, он всецело полагался на свою память. Рисовал Джо вроде бы самолет, зверский на вид фюзеляж «штуки», немецкого пикирующего бомбардировщика. Да, точно – «штука» в мощном и стремительном пике. Детальность просто поражала. На самолете даже были видны заклепки. И все же было что-то преувеличенное в отведенных назад крыльях, предполагавших колоссальную скорость и чуточку ястребиной зловредности.
– Комендант? – Это опять был Харли. Голос капитана полиции теперь звучал так, словно Эл Смит тоже до предела его достал. – Двое моих людей ждут с гаечным ключом наготове.
– Минутку, – сказал Лав и тут же понял, что краснеет. Разумеется, решение, как и все здание, целиком находилось в компетенции Эла Смита, но на Лава произвело сильное впечатление обаяние молодого человека, его твердая уверенность в том, что вся история с бомбой – всего лишь розыгрыш. Кроме того, его, как всегда, заворожил вид человека, делающего нечто предельно умелое. А потому текстильный магнат тоже не был готов уйти.
– У вас полминутки, – буркнул Харли, ныряя обратно. – При всем моем уважении.
– Итак, Джо, – сказал Смит, опять сверяясь с часами и уже начиная заметно нервничать. Тон президента корпорации становился все терпеливей, там сквозило легкое снисхождение, и Лав понял, что Смит пытается быть психологом. – Если эвакуироваться вы не желаете, может, вы тогда объясните мне, почему фашисты… ведь все это затеяли фашисты?
– Американоарийская лига.
Смит взглянул на Лава, но тот лишь покачал головой.
– Не думаю, что я о чем-то таком слышал, – сказал Смит.
Уголок рта Джо Кавалера пополз вверх, красноречиво обозначая самодовольную улыбочку и словно бы предполагая, что этому вряд ли стоит удивляться.
– Там почему эти арийцы так вами недовольны? И как они наткнулись на эти ваши спорные рисунки? Понятия не имел, что фашисты читают комиксы.
– Разные люди их читают, – сказал Джо. – Я получаю почту со всей страны. Из Калифорнии. Из Иллинойса. И из Канады.
– В самом деле? – спросил Лав. – А сколько комиксов вы ежемесячно продаете?
– Джимми… – начал было Смит, жирным пальцем постукивая по хрусталю наручных часов.
– У нас три издания, – ответил молодой человек. – Хотя теперь должно быть пять.
– Так сколько вы продаете в месяц?
– Мистер Кавалер, все это просто потрясающе, но если вы не согласитесь выйти по-тихому, мне придется…
– Около трех миллионов, – сказал Джо Кавалер. – Но эти три миллиона расходятся по одним рукам. На самом же деле наши комиксы передают из рук в руки, особенно дети. Так что число людей, которые реально их читают, как говорит Сэмми – Сэм Клей, мой партнер, – может статься, как минимум вдвое больше того числа, что мы продаем.
– Дас ист бемеркенсверт, – сказал Лав.
Тут Джо Кавалер, похоже, впервые за все это время по-настоящему удивился.
– Ага, кроме шуток, – отозвался он.
– А тот парень в приемной, с ключом на груди, – это ваша звездная приманка?
– Это Эскапист. Величайший в мире мастер эскейпа. Никакие цепи не могут удержать его от освобождения заключенных по всему земному шару. Очень хороший материал. – Тут Джо впервые улыбнулся. Самоиронии в этой улыбке все же было недостаточно, чтобы скрыть его профессиональную гордость. – Мы с Сэмми, моим партнером, его придумали.
– Я так понимаю, вашему партнеру хватило здравого смысла, чтобы эвакуироваться, – заметил Смит, возвращая их к очевидной цели разговора.
– Просто у него была назначена встреча. Да и нет здесь никакой бомбы.
В тот самый момент, когда Джо Кавалер произнес слово «бомбы», прямо у них над головами раздался грохот легкого взрыва. Джеймс Лав аж подскочил и выронил сигарету.
– Все, отбой, – сказал Смит, вытирая лоб носовым платком. – Слава богу.
– Черт побери! – По всему пиджаку Лава рассыпался пепел, и он, краснея, стал его стряхивать.
– Отбой! – послышался хриплый голос. Секунду спустя пожилой пожарный сунул голову в мастерскую. – Там были просто старые часы, ваша честь, – сообщил он Смиту. На лице у пожарника одновременно читалось и облегчение, и разочарование. – В столе у мистера… у мистера Клея. – А к ним пара штифтов изолентой присобачена. Красного цвета.
– Я так и знал, – сказал Джо, разглядывая очередной квадратик.
– Динамит вообще-то не красный, – добавил старый пожарный, уходя. – На самом деле.
– Этот парень просто комиксов начитался, – пробурчал Джо.
– Комендант Смит!
Все дружно повернулись и увидели, как в мастерскую входят трое мужчин. Один из них, лысоватый и широкий сразу во все стороны, производил впечатление высокопоставленного чиновника какого-то дурной репутации профсоюза; другой был высокий, толстопузый, с редеющими ржавыми волосами – в общем, опустившийся герой футбольных площадок. Позади двух крупных мужчин стоял недорослый скандального вида молодой человек, облаченный в не по размеру большой костюм в тонкую серую полоску с плечиками, почти комичными в своей ширине. Недомерок немедленно подошел к столу, за которым работал Джо. Он глянул на Лава, словно прикидывая, что это за гусь, и положил ладонь на плечо Кавалеру.
– Мистер Анаполь, если не ошибаюсь? – сказал Смит, пожимая руку пузатому. – У нас тут было легкое беспокойство.
– Мы ушли на ленч! – воскликнул Анаполь, подойдя обменяться рукопожатием с Элом Смитом. – Мы прибежали назад, как только услышали! Ах, комендант, я так сожалею по поводу всех проблем, которые мы вам доставили! Полагаю… – тут он стрельнул взглядом в сторону Кавалера и Клея, – эти две горячие молодые головы зашли в наших изданиях слишком далеко.
– Очень может быть, – вмешался Лав. – Но они смелые молодые люди, и я их поздравляю.
Анаполь явно растерялся.
– Мистер Анаполь, позвольте мне представить вам моего старого друга, мистера Джеймса Лава. Мистер Лав…
– «Онеонта Миллс»! – воскликнул Анаполь. – Мистер Джеймс Лав! Какая радость! Весьма сожалею, что нам пришлось встретиться в подобных…
– Чепуха, – перебил его Лав. – Мы тут прекрасно проводили время. – Он проигнорировал хмурость, которую это заявление вызвало на ряхе Эла Смита. – Пожалуй, мистер Анаполь, сейчас для этого не время и не место. И все же моя фирма только что свела все наши разнообразные расчеты под один зонтик и связалась с «Бернсом, Бэгготом и де Винтером», – продолжал Лав. – Возможно, вы о них слышали.
– Конечно, – откликнулся Анаполь. – «Бесскладочный брючник». Пляшущие орешки.
– Вообще-то они ребята разумные. И одна из разумных вещей, про которые они толковали, это чтобы мы окинули свежим взглядом наши радиоактивы. Мне бы хотелось, чтобы кто-то из этих малых сел за стол вместе с вами, мистером Кавалером и… мистером Клеем, не так ли? Желательно обсудить способ, при помощи которого «Онеонта Миллс» смогла бы спонсировать этого вашего Эскаписта.
– Спонсировать?
– На радио, босс, – сказал недорослый, быстро ухватывая суть. Затем он выпятил подбородок, понизил голос и ухватился за воображаемый микрофон. – «Онеонта Миллс», создатели термических носков и нижнего белья марки «Уютекс», представляют «Удивительные приключения Эскаписта»! – Он взглянул на Лава. – Идея верная?
– В целом верная, – ответил Лав. – Да, мне это нравится.
– Идея, – произнес Анаполь. – Радиошоу. – Он прижал ладонь к животу, словно у него там вдруг стало неладно. – Меня это слегка нервирует. При всем моем уважении… и я бы не сказал, что не заинтересован…
– Хорошо, мистер Анаполь. Обдумайте мое предложение. Полагаю, там должны быть и другие персонажи, но у меня есть чувство, что этот как раз для меня. Скажем так. Я позвоню Джеку Бернсу и распоряжусь, чтобы на этой неделе вы встретились и поговорили, – сказал Лав. – Разумеется, джентльмены, если у вас найдется свободное время.
– Лично у меня точно найдется, – отозвался Анаполь, немного очухиваясь. – И у моего партнера, Джека Ашкенази, не сомневаюсь, тоже. А также у нашего ответственного редактора, мистера Джорджа Дизи.
Лав обменялся рукопожатием с Дизи, содрогаясь от чесночной вони, перекрывающей даже перегар от виски.
– Но что касается вот этих вот молодых людей, – продолжил Анаполь, – то они, как видите, проделывают славную работенку. Они очень хорошие мальчики – разве что, быть может, чересчур возбудимы. Но… как бы мне лучше выразиться… они на этой ферме наемные рабочие.
Сэм Клей и Джо Кавалер обменялись взглядами, в которых Лав ясно разглядел дымящиеся угли обиды.
– Му-у, – промычал Сэм Клей, пожимая своими колоссальными накладными плечами.
– Мне потребуются ваши показания, мистер Анаполь, – сказал капитан Харли. – И ваши, комендант. И вашего гостя. Это много времени не займет.
– Что скажете, если мы займемся этим внизу, в клубе? – спросил Эл Смит. – Я бы не прочь выпить.
В этот момент в помещение вошел рассыльный в синей ливрее, неся в руках письмо со спецдоставкой.
– Шелдон Анаполь? – спросил он.
– Здесь, – сказал Анаполь и расписался за письмо. – Джордж, останьтесь здесь и проследите, чтобы все было улажено.
Дизи кивнул. Анаполь выдал рассыльному на чай и вышел следом за Элом Смитом. Лав знаком дал понять Смиту, что вскоре за ним последует, после чего снова повернулся к двум молодым людям. Сэм Клей стоял, прижимаясь плечом к своему партнеру, и вид у него был несколько ошалелый, словно его из-за угла пыльным мешком шарахнули. Затем он прошел к низкой полке в углу мастерской. Быстро собрав пачку журналов, он принес их Лаву и посмотрел пожилому мужчине прямо в глаза.
– Возможно, вам захочется чуть лучше узнать персонажа, – сказал он. – Нашего персонажа.
– Нашего? В смысле…
– Нашего в смысле нашего с Джо. Эскаписта. А также Монитора, Всесвобода, мистера Пулемета. Всех самых продаваемых героев «Эмпайр». Джо, у тебя есть… ага. – Порывшись в неразберихе под столом Джо Кавалера. Клей нашел там фирменный почтовый бланк, на затейливой шапке которого отдыхала компания обаятельных, мускулистых мужчин и мальчиков, расслабляясь прямо на буквах. Один шустрый мальчуган с буйной шевелюрой и ястребиным носом восседал на букве «и» между словами «Кавалер» и «Клей». – Я всегда считал, что для радио Эскапист будет просто идеален.
– Откровенно говоря, я недостаточно квалифицирован, чтобы об этом судить, мистер Клей, – довольно-таки по-доброму сказал Лав, забирая журналы и фирменный бланк. – И если уж совсем честно, меня волнует только одно: будет ли он продавать носки. Но я бы сказал… – тут на лице промышленника появилось странное выражение, которое Джо, пожалуй, назвал бы плотоядно-вожделенным, – мне действительно понравилось то, что я здесь сегодня увидел. Будьте начеку, мальчики.
Лав вышел из мастерской, озабоченный, хотя и не чрезмерно, внезапным уколом симпатии к Кавалеру и Клею. Он понял, как все произошло. Эти мальчики придумали своего Эскаписта, а потом в обмен на какую-то символическую плату и возможность видеть свои имена напечатанными отписали все права Анаполю и компании. Теперь Анаполь и компания процветали – достаточно, чтобы позволить себе четверть этажа Эмпайр-стейт-билдинг, достаточно, чтобы оказывать впечатляющее масс-культурное влияние на весь широкий американский рынок малых детей и всевозможных невежд. И хотя, судя по их одежде, господа Кавалер и Клей в какой-то мере делили общее процветание, Шелдон Анаполь только что предельно прояснил для них тот факт, что денежная река, рядом с которой они разбили свой лагерь, сменила русло и возле их лагеря она отныне не потечет. За свою богатую на события деловую жизнь Лав видел множество таких гениальных мальчиков, которых бросали на произвол судьбы среди выбеленных костей и кактусов их мечтаний. Впрочем, у этих двоих наверняка найдутся новые блестящие идеи, да и кроме того, смышленым в бизнесе еще никто никогда не рождался. Жалость Лава – вдохновленная отчасти темноволосым обаянием Джо и душевной смекалкой обоих молодых людей – продлилась лишь до того момента, как лифт доставил его в богато обшитый панелями вестибюль «Эмпайр-стейт-клуба». Текстильному магнату ни на секунду даже в голову не пришло, что он только что запустил в движение шестеренки вовсе не очередного небольшого разрушения исторического центра города, а гораздо скорее своего собственного краха.
А наверху, в мастерской – вновь оживленной болтовней, щелчками жвачки и каким-то дрожащим Хэмптоном по радио, – Джордж Дизи отчего-то застрял у двери в свой кабинет. Он сдвинул рыжеватые брови и сжал губы. Вид у редактора был нехарактерно взволнованный.
– Джентльмены, – наконец обратился он к Джо и Сэмми. – На пару слов.
Войдя к себе в кабинет, Дизи, по своему обыкновению, разлегся в самой его середине прямо на полу, достал из кармана зубочистку и принялся ковырять в зубах. После того, как во время одной из бесчисленных попыток морской пехоты США изловить А. К. Сандино Джорджа Дизи потоптал внезапно понесший кавалерийский конь, спина склонна была его напрягать. Зубочистка из чистого золота была наследством от отца, бывшего заместителя судьи нью-йоркского Государственного апелляционного суда.
– Закройте дверь, – сказал Дизи Сэму Клею после того, как молодые люди вошли. – Я не хочу, чтобы кто-то еще услышал то, что я собираюсь сказать.
– Почему? – спросил Сэмми, входя следом за Джо и послушно закрывая дверь.
– Потому что мне будет причинена серьезная боль, если у кого-то создастся ложное впечатление, будто мне, черт побери, есть до вас хоть какое-то дело, мистер Клей.
– Ну, это навряд ли, – отозвался Сэмми, плюхаясь на один из стульев с прямыми спинками, что стояли по бокам необъятного стола Дизи. Если его и укололо оскорбление, он никак этого не показал. Шкура Сэмми порядком задубела после того, как Дизи уже немалое время непрерывно обрабатывал его словесной киянкой. В течение первых месяцев совместной работы, в те времена, когда Дизи наезжал на Сэмми особенно круто. Длю, притворяясь спящим, часто слушал в темноте, как лежащий рядом с ним в постели кузен сжимается в плотный комочек и что-то рявкает в подушку. Дизи насмехался над его грамматикой. В ресторанах он забавлялся убогими застольными манерами Сэмми, его неизощренным вкусом и неподдельным изумлением таким простым вещам, как фигурные кружочки масла или холодный картофельный суп. Он предложил Сэмми шанс написать для «Пикант-детективов» роман про Серого Гоблина в шестьдесят тысяч слов по полцента за слово. Сэмми два месяца спал по два часа в сутки и написал три книги, которые Джо с наслаждением прочел. А Дизи потом тщательно анатомировал три шедевра один за другим, всякий раз со сжатой, едкой критикой, убийственно-точной. В конечном итоге, однако, он все три книги у Сэмми купил.
– Итак, для начала, – сказал Дизи, – скажите-ка, мистер Клей, где «Странный фрегат»?
– Наполовину готов, – соврал Сэмми. Это был четвертый гоблинский роман, который «Пикант Пабликейшнс», теперь действуя откровенно в тени своего младшего собрата, но по-прежнему собирая прибыль для Джека Ашкенази, заказало Сэму Клею. Подобно семидесяти двум его предшественникам в серии, роман, понятное дело, должен был быть опубликован под издательским псевдонимом «Харви Слейтон». На самом деле, насколько знал Джо, Сэмми его даже еще не начинал. Это издание было одним из двухсот сорока пяти, придуманных Джорджем Дизи во время двухдневной попойки в Ки-Уэсте в 1936 году, над которыми он с тех самых пор работал. «Странный фрегат» шел по списку семьдесят третьим. – Я вам его в понедельник представлю.
– Ты должен.
– Значит, представлю.
– Мистер Кавалер. – У Дизи была подлая манера покачивать головой туда-сюда, одной рукой почти прикрывая физиономию, словно он собирался вот-вот заснуть. Впечатление становилось еще сильнее, если редактор, как сейчас, лежал на полу. А потом тяжелеющие веки внезапно взлетали, и ты становился мишенью резкого вопросительного взгляда. – Пожалуйста, убедите меня в том, что мои подозрения на предмет вашей вовлеченности в сегодняшнюю шараду не имеют под собой никаких оснований.