Предмеханический детерминизм 1 страница
Прежде чем в новое время в качестве образца безупречно причинного объяснения всех явлений мироздания выступила «царица наук» - механика, веками шли поиски различных схем, объясняющих психическую жизнь (она обозначалась термином «душа»).
Первой вехой на этом пути стал гилозоизм. Природа представлялась в виде единого материального целого, наделенного жизнью. Эта древняя картина привлекла некоторых мыслителей XVIII - XIX веков (Дидро, Геккель). Они обратились к ней в противовес «бездушному», механистическому воззрению на Вселенную (речь идет об естественнонаучном, а не о поэтическом видении природы, для которого она выступала, говоря словами Ф.И. Тютчева, имеющей «душу, свободу и язык»).
Гилозоизм не разделял материю органическую и не органическую, жизнь и психику. Из этой живой праматерии произрастают все явления без вмешательства каких-либо внешних творческих сил. Душа в отличие от древнего анимизма мыслилась неотделимой от круговорота материальных стихий (воздуха, огня, потока атомов), подчиненной общим для всего космоса законам и причинам. Поиск причин рассматривался как высшая ценность.
Демокрит понимал душу как поток самых подвижных и малых атомов огня. Он выдвинул первую причинную теорию ощущений, согласно которой чувственные качества вещей (восприятие цветов, запахов и т.п.) возникают в результате прямого «залетания» различных видов атомов в различные органы чувств.
Вершиной античного детерминизма стало учение Аристотеля. В нем душа была понята как способ организации любых живых тел. Растения также имеют душу (являются одушевленными). Будучи формой тела, душа не может рассматриваться независимо от него. Поэтому отвергались все прежние предположения о том, что причинами деятельности души служат внешние для него факторы, будь то материальные или нематериальные. Аристотель считал бесперспективными попытки воссоздать работу живого тела по образцу работы механического устройства. Такая «бионическая» конструкция была «изобретена» знаменитым Дедалом, который якобы сделал подвижным изваяние Афродиты, влив в него ртуть. Такое механическое подобие поведения организма Аристотель считал столь же неприемлемым для объяснения действий реального живого тела, как и представление Демокрита об атомах души, толкающих в силу своей наибольшей подвижности другие атомы, из которых состоит организм.
Как непригодная оценивается и версия Платона об инертном теле, движимом независимой от него нематериальной душой. Позитивное решение проблемы детерминизма в психологии Аристотель усматривал в том, чтобы, исходя из нераздельности в живом организме материи и формы, признать эту целостность наделенной способностями, которые актуализируются при общении с соответствующими предметами. Активность и предметность отличают одушевленное тело от лишенных этих признаков других материальных тел.
Равным образом, чтобы объяснить способности ощущать и мыслить, следует обратиться к знанию о тех объектах, которые организм благодаря им ассимилирует. Если растение испытывает воздействие материального вещества только потому, что оно его целесообразно распределяет, то тело, способное ощущать, при воздействии материального предмета принимает его образ.
Опора на новую биологию, которая в отличие от гилозоизма открыла своеобразие живого, отделив неорганическое от органического, позволила Аристотелю переосмыслить понятие о причинности.
Поведение живых тел регулируется особой причиной. Аристотель назвал ее «конечной причиной». Под этим имелась в виду целесообразность действий души. Аристотель распространил этот объяснительный принцип на все сущее, утверждая, что «природа ничего не делает напрасно». Такой взгляд получил имя телеологического (от греч. «телос» - цель и «логос» - слово) учения.
Телеологию осудили за несовместимость с наукой, увидев в ней антитезу детерминизму. Подобная оценка соединяла детерминизм с версией, которая отождествляла его с принципом механической причинности. Между тем целесообразность живой природы, теоретически осмысленная Аристотелем, ее неотъемлемый признак. Его открытие, как показала впоследствии история науки, потребовало новых интерпретаций детерминизма, чтобы объяснить специфику как биологических, так и психических форм.
Просчет же его, использованный впоследствии противниками детерминизма, считавшими Аристотеля «отцом витализма», заключался в распространении «конечной причины» на все мироздание.
Впоследствии в силу социально-идеологических причин представления Аристотеля были переведены в религиозный контекст. Постулат о нераздельности души и тела был отвергнут. Душа истолковывалась как самостоятельная первосущность и ей была придана роль регулятора жизнедеятельности. Это означало разрыв с детерминизмом и гегемонию телеологии в ином, чем у Аристотеля, и бесперспективном для науки смысле.
В период краха античного мира возникает ставшее опорой религиозного мировоззрения учение Августина, наделившее душу спонтанной активностью, противопоставленной всему телесному, земному, материальному. Все знание считалось заложенным в душе, которая живет, «движется в Боге». Оно не приобретается, а извлекается из души благодаря направленности воли на реализацию заложенных в душе потенций.
Основанием истинности этого знания служит внутренний опыт. Под этим имелось в виду, что душа обращается к себе, постигая с предельной достоверностью собственную деятельность и ее незримые для внешнего наблюдения продукты (в виде образов, мыслей, ассоциаций).
Психологические задачи Августин развернул в систему аргументов, которая на многие века определила линию интроспекционизма в психологии (единство и самодеятельность души, независимой от тела, но использующей его в качестве орудия, учение об особом внутреннем опыте как непогрешимом средстве познания психики в отличие от опыта внешнего). В теологической психологии Августина индетерминизм как направление, противоположное детерминизму, получил завершенное выражение. Вся последующая история психологии насыщена острой борьбой этих непримиримых направлений. Индетерминизм сочетался с телеологией, но в ином смысле, чем у Аристотеля, который, как отмечалось, мыслил целесообразность как свойство, объективно присущее целостному организму в нераздельности его психических и телесных проявлений.
У философов же идеалистического направления целесообразность объяснялась как активность души в качестве противостоящего телу высшего начала. Опыт, обращенный к внешней природе, и его логический анализ, давшие первые ростки объективного, основанного на принципе детерминизма знания о структуре и механизмах психики, поглощались религиозной догматикой, формировавшей негативное отношение ко всему внешнему и телесному.
Наивысшая достоверность придавалась особому «внутреннему опыту», лишенному рациональных оснований. Дальнейшее развитие научно-психологического знания, регулируемого принципом детерминизма, стало возможным в новых социально-исторических условиях.
Особо следует выделить в качестве одного из вариантов предмеханического детерминизма попытки вернуться к естественнонаучному объяснению психики учеными арабского мира и западноевропейскими учеными в преддверии эпохи Возрождения.
В противовес принятым теологической схоластикой приемам рассмотрения души как особой сущности, для действий которой нет других оснований, кроме воли божьей, начинает возрождаться созвучный детерминизму подход к отдельным психическим проявлениям. Складывается особая форма детерминизма, которую можно условно назвать «оптическим» детерминизмом. Он возник в связи с исследованием зрительных ощущений и восприятий.
В предшествующие века зрение считалось функцией души. Но сперва арабоязычные, а затем западноевропейские натуралисты придали ему новый смысл, благодаря тому, что поставили зрительное восприятие в зависимость от оптики. Она разрабатывалась в классических работах Ибн аль-Хайсама, а затем в XIII веке ею успешно занимались Витело, профессора Оксфордского университета Гроссетест и Роджер Бэкон.
Для объяснения того, как строится изображение в глазу (т.е. психический феномен, возникающий в телесном органе), они использовали законы оптики, сомкнув тем самым психологию с физикой. Сенсорный акт, считавшийся производным от бестелесного агента (души), выступил в виде эффекта, который возникает по объективным, имеющим математическое выражение, законам распространения физического по своей природе светового луча. Движение этого луча в физической среде зависит от ее свойств, а не направляется душой, наделенной заданной целью. Зрение ставилось в зависимость от законов оптики, включаясь тем самым в новый причинный ряд, подчинялось физической необходимости, имеющей математическое выражение.
События же в физическом мире доступны наблюдению, измерению, эмпирическому изучению, как непосредственному, так и применяющему дополнительные средства (орудия эксперимента). Оптика и явилась той областью, где соединились математика и опыт. Тем самым преобразовывалась структура мышления, открывая новые перспективы для детерминизма.
Итак, до XVII века в эволюции психологической мысли можно выделить три формы предмеханического детерминизма: гилозоистский, биологический и оптический.
Научная революция XVII века создала новую форму детерминизма, а именно механический детерминизм.
В эпоху перехода к мануфактурному производству с изобретением и использованием технических устройств схема их действия стала прообразом причинно-механической интерпретации всего сущего, включая организм и его функции.
Все психологическое наследие античности — учения об ощущениях, движениях, ассоциациях, аффектах — переосмысливается сквозь призму новых предметно-логических конструктов. Их ядром служило объяснение организма как своего рода машины, то есть определенным образом организованной и автоматически действующей системы. Сотворенная человеком машина, опосредствующая связи между ним и природой, выступила в виде модели объяснения и человека, и природы.
Фалес обращался к душе, чтобы понять свойства магнита, Гален - работу сердца. После английского физика Гильберта причастность души к магнетизму представ лялась столь же нелепой, как к течению воды. После другого англичанина, Гарвея, ее причастность к кровообращению - столь же нелепой, как к работе помпы, перекачивающей жидкость. Течение воды естественный феномен, помпа - конструкция, созданная человеком. «Привязка» к конструкции - неотъемлемая особенность механодетерминизма.
Он в свою очередь прошел ряд фаз в своем развитии, в том числе пять главных из них - от середины XVII до середины XIX столетия.
Первая фаза наиболее типично представлена психологическим учением Декарта. Оно отделило душу от тела, преобразовав понятие о душе в понятие о сознании. Но оно же отделило тело от души, объяснив его работу по типу механизма, автоматически производящего определенные эффекты, а именно восприятие, движения, ассоциации и простейшие чувства. Восприятиям (сенсорным феноменам) противопоставлялись врожденные идеи, телесным движениям (рефлексам) - волевые акты, ассоциациям - операции и продукты абстрактного мышления, простейшим эмоциям - интеллектуальные чувства. Эта дуалистическая картина человека расщепляла его надвое (соответственно в декартовой философии две субстанции: непротяженная - духовная и протяженная - телесная).
Применительно к протяженным телам, производящим элементарные психические продукты, утверждалась их безостаточная подчиненность принципу детерминизма. Применительно же к сознательно-волевым актам этот принцип отвергался. Здесь царил индетерминизм.
Если за освобождением тела от души и его моделированием по типу машины стояли преобразования в сфере материального производства, то за возведением сознания в независимую сущность - утверждение самоценности индивида, опорой бытия которого служит собственная критическая мысль. Поскольку же для последней никаких определяющих ее работу оснований не усматривалось, человек выступал как средоточие двух начал (субстанций), как существо, в объяснении психики и поведении которого детерминизм пересекается с индетерминизмом.
Попытку преодолеть это дуалистическое воззрение предпринял на философском уровне Спиноза в учении об единой субстанции. Применительно же к психологии человека он объяснял его сущность особым аффектом - влечением, считая, что радость увеличивает способность тела к действию, тогда как печаль ее уменьшает. Он, отрицая случайность, как и свободу воли, придал детерминизму характер механического фатализма.
Следующие две фазы механодетерминизма представлены в XVIII веке учениями английских (например, Гартли) и французских (Ламетри, Дидро, Кабанис) материалистов. Их предшественники, утверждая детерминизм применительно к «низшим» психическим функциям, считали высшие функции (разум, волю) имеющими качественно иную сущность. Их формулу можно обозначить как «человек - полумашина». На смену ей приходит формула «человек - машина». Но хотя идея машинообразности сохранялась, представление о «машине» во все большей степени из модели становилось метафорой. Ни «вибраторная» машина Гартли, ни чувствующий и мыслящий «человек - машина» Ламетри не имели никаких аналогов в мире автоматов. Машина органического тела становится носительницей любых психических свойств, - какими только может быть наделен человек.
Гартли мыслил в категориях ньютоновой механики. Что же касается французских сторонников детерминизма, то у них он приобретает новые признаки, знаменуя третью фазу в разработке детерминизма.
Она имела переходный характер, соединяя механодетерминистскую ориентацию с идеей развития, навеянной биологией. Телесная машина становилась (взамен декартовой - гомогенной) иерархически организованной системой, где в ступенчатом ряду выступают психические свойства возрастающей степени сложности, включая самые высшие.
Четвертая фаза механодетерминистской трактовки психики сложилась в атмосфере крупных успехов нервно-мышечной физиологии. Здесь в первой половине прошлого века воцарилось «анатомическое начало». Это означало установку на выяснение зависимости жизненных явлений от строения организма, его морфологии.
В учениях о рефлексе, об органах чувств и о работе головного мозга сложился один и тот же стиль объяснения. За исходное принималась анатомическая обособленность органов.
Эта форма детерминизма породила главные концепции рассматриваемого периода: о рефлекторной «дуге»; о специфической энергии органов чувств и о локализации функций в коре головного мозга.
Организм расщеплялся на уровень, зависящий от структуры и связи нервов, и уровень бессубстратного сознания.
К картине целостного организма естественнонаучную мысль возвратило открытие закона сохранения и превращения энергии, согласно которому в живом теле не происходит ничего, кроме физико-химических изменений, мыслившихся, однако, не в механических, а в энергетических терминах.
Каково, однако, место психических процессов в этой биоэнергетике?
На этот вопрос последовало два ответа. Поскольку закон сохранения энергии выполняется в органическом мире неукоснительно, сложилась версия, что течение мыслей и других психических процессов подчиняется законам, по которым совершаются физико-химические реакции в нервных клетках. Так появилась пятая форма детерминизма в трактовке, психики - вульгарно-материалистическая.
Тем временем не только успехи научного изучения реакций организма, но и потребности практики (педагогической и медицинской) побуждали искать в ситуации, созданной открытием закона сохранения энергии, иную альтернативу. Ее выразила концепция психофизического параллелизма.
Слабость механодетерминизма побудила научную мысль обратиться к биологии, где в середине прошлого столетия происходили революционные преобразования.
Биологический детерминизм
Понятие об организме существенно изменилось под воздействием двух великих учений - Ч. Дарвина и К. Бернара (1813 - 1878).
Жизни присуща целесообразность, неистребимая устремленность отдельных целостных организмов к самосохранению и выживанию, вопреки разрушающим воздействиям среды. Дарвин и Бернар объяснили эту телеологичность (целесообразность) действием естественных причин. Первый - отбором и сохранением форм, случайно оказавшихся приспособленными к условиям существования. Второй — особым устройством органических тел, позволяющим заблаговременно включать механизмы, способные удержать основные биологические процессы на стабильном уровне (впоследствии Кеннон, соединив бернаровские идеи с дарвиновскими, дал этому явлению специальное имя — гомеостазис). Детерминация будущим, т.е. событиями, которые, еще не наступив, определяют происходящее с организмом в данный момент — такова особенность биологического детерминизма в отличие от механического, не знающего других причин, кроме предшествующих и актуально действующих. При этом, как показал Дарвин, детерминация будущим применительно к поведению индивида обусловлена историей вида.
С этим была связана радикальная инновация в понимании детерминизма, который отныне означал не «жесткую» однозначную зависимость следствия от причины, а вероятностную детерминацию. Это открывало простор для широкого применения статистических методов. Их внедрение в психологию изменило ее облик. Что касается открытий Бернара, то благодаря им организм понимался как устройство, которое саморегулируется благодаря обратной связи. Сам Бернар ввел этот тип детерминизма в объяснение процессов, которые совершаются внутри организма. Однако вскоре новое понимание детерминизма было распространено и на внешнее поведение.
Эти крупные сдвиги в строе мышления изменяли трактовку психических функций. К этому вынуждала их зависимость от организма. Новая «картина организма» требовала изучить эти функции под новым углом зрения. Вопрос о преобразовании психологии в специальную науку, отличную от философии и физиологии, возник, когда физиологами были открыты с опорой на эксперимент и количественные методы закономерные зависимости между психическими феноменами и вызывающими их внешними раздражителями. Здесь зародилось два главных направления: психофизика и психометрия. Оба направления опирались на свидетельства сознания испытуемых. Сознание, каким оно мыслилось со времени Декарта, и стало считаться истинным предметом психологии. Его отношение к организму в условиях, когда он мыслился как физико-химическая машина, которой правит закон сохранения энергии, неотвратимо представлялось по типу параллелизма. Признать сознание способным взаимодействовать с телом значило бы нарушить этот закон природы.
С параллелизма и ассоцианизма - этих детищ механо-детерминизма - психология и начинала свой путь в качестве суверенной науки (ее официальную декларацию о суверенитете первым сформулировал В. Вундт, соединивший интроспективный взгляд на сознание с психофизическим параллелизмом). Это было несовместимо с новой, успешно развивавшейся под звездой дарвинизма, эволюционной биологией.
Учение об естественном отборе как могучей силе, безжалостно истребляющей все, что не способствует выживанию организма, требовало отказаться от трактовки психики как праздного продукта нервного вещества. На смену вундтовской концепции, названной структурализмом, приходит вскормленный новыми биологическими идеями функционализм. Он сохранил прежнюю версию о сознании. Но предпринял попытку придать ему роль деятельного агента в отношениях между интересами организма и возможностью их реализовать.
Действие, исходящее от субъекта, рассматривалось как инструмент решения проблемы, а не механический ответ на стимул. Но конечной причиной самого телесного действия оставалось все то же, не имеющее оснований ни в чем внешнем, целеустремленное сознание субъекта, на которое возлагалась роль посредника между организмом и средой.
Функционализм, подобно структурализму, исходил из сознания как если бы оно было самостоятельным живым индивидом. За исходное принимались данные в самонаблюдении феномены, т.е. чрезвычайно поздний продукт исторического развития.
Объективная телеология живого, объясненная с позиций детерминизма понятиями об естественном отборе Дарвина и о гомеостазе Бернара, подменялась изначально присущей сознанию и потому несовместимой с детерминизмом субъективной телеологией. Неудовлетворенность функционализмом вела к его распаду.
В начале XX века его самый яркий лидер Джемс, приехав в Рим на V Международный конгресс психологов, озадачил сообщество вопросом: «Существует ли сознание?» Он уловил дух времени. Прежнее понятие о сознании обвально рушилось, не выдержав испытания принципом детерминизма. Остро назрела потребность в том, чтобы открыть психическую причинность. Причем не в том смысле, который придал ей Вундт с его постулатом о «замкнутом каузальном ряде», согласно которому психическое не может определяться ничем, кроме как психическим же. Истинно психические детерминанты подобны тем, с которыми имеют дело другие науки. Они действуют объективно, стало быть, независимо от сознания, служа уникальными регуляторами взаимоотношений между организмом и средой - природной и социальной.
Основные категории психологического познания (образ, действие, мотив, отношение, личность), складывающиеся веками, изменяли свои «параметры» в различные эпохи в зависимости от смены форм детерминизма. Эти формы складывались исторически, концентрируя достижения научной мысли.
На рубеже XX века было открыто, что реалии, запечатленные в психологических категориях, не только могут быть объяснены действием природных или социальных факторов, но и сами исполнены активного детерминационного влияния на жизнедеятельность организма.
Содержание категорий психологического мышления обрело смысл особых детерминант. Система этих категорий выступила в методологическом плане как форма детерминизма, отличная от всех других его форм. Это был психический детерминизм. С его утверждением никто не мог оспаривать достоинство психологии как самостоятельной науки.
Первые крупные успехи на пути перехода от биологического детерминизма к психическому сопряжены с разработками категорий образа, действия, мотива. Наиболее типично это запечатлело творчество Гельмгольца, Дарвина и Сеченова.
Гельмгольц как физиолог, объясняя ощущения, стоял еще на почве механодетерминизма. Ощущение трактовалось как прямое порождение нервного волокна, которому присуща «специфическая энергия». Однако перейдя от ощущений к сенсорным образам внешних объектов, он внес в понятие о восприятии признаки, соотносившие его с неосознаваемыми действиями организма (глаза), которые строятся по типу логической операции («бессознательные умозаключения»). Само же ощущение, считал он, соотносится не только с нервным субстратом, но и внешним объектом, находясь с ним в знаковом отношении.
Дарвин, непосредственно занимаясь проблемами психологии, объяснил генезис инстинктивного поведения, а также адаптивную роль внешнего выражения эмоций. Тем самым категория мотива, которая прежде выступала в виде желания или хотения субъекта, либо как заложенная в его психическом механизме интуитивная сила, получала естественнонаучное объяснение.
Сеченов ввел понятие о сигнальной роли чувствований (образов), которые регулируют работу мышц. Будучи наделены чувственными «датчиками», мышцы уж сами несут информацию как об эффекте произведенного действия, так и об его пространственно-временных координатах. Тем самым принцип обратной связи объяснял роль чувственного образа и реального телесного действия в жизненных встречах организма со средой. Таким образом психический детерминизм утверждался как особый вид саморегуляции поведения организма, а не регуляции его актами или функциями сознания как внешних по отношению к нему, не имеющих основания ни в чем, кроме как в самом этом сознании.
Функционализм скомпрометировал себя как чуждая детерминизму концепция. На его обломках возникают школы, стремившиеся покончить с сознанием как верховным, устремленным к цели агентом. Главные среди них - психоанализ, гештальтизм и бихевиоризм. Все они вышли из функциональной психологии (учителем Фрейда был автор психологии акта Брентано, Вертгеймера - функционалист Кюльпе, Уотсона - функционалист Эндхелл).
Психоанализ поставил сознание в зависимость от трансформаций психической энергии. Гештальтизм заменил понятие о сознании как особом причинном агенте понятием о преобразованиях «феноменального поля». Бихевиоризм вычеркнул понятие о сознании из психологического лексикона. В поисках причинного объяснения психических феноменов эти школы (к ним можно присоединить школу Пиаже, учителем которого был функционалист Клапаред) явно или неявно обращаются либо к физическим представлениям об энергии и поле, либо к биологическому принципу гомеостазиса.
В бернаровской концепции принцип гомеостазиса относился только к регуляции процессов во внутренней среде организма. Будучи перенесен на взаимоотношения между организмом и внешней средой, он привел к постулату о том, что смысл этих взаимоотношений определяется задачей на достижение равновесия (а не на активное преодоление организмом сопротивления среды и ее преобразование).
И в бихевиористских моделях (ср. «закон эффекта» у Торндайка, принцип «редукции потребности» у Халла, «подкрепление» у Скиннера), и во фрейдистских представлениях о стремлении психической энергии к разряду, и в теориях поля, соответственно которым психикой движут неравновесные «системы напряжений», и в учении Пиаже о том, что уравновешивание организма со средой (достигаемое посредством ассимиляции и аккомодации) определяет развитие интеллекта - во всех этих концепциях запечатлен отразивший влияние физики и биологии психический детерминизм. Но если в естествознании понятия об энергии поля, гомеостазисе и др. отображают реальность, то в контексте психологических исканий они приобрели характер метафор. Ведь, когда говорилось об энергии мотива, напряжении поля или стремлении системы к равновесию, под этим вовсе не предполагалось объяснение психического в категориях физики или физиологии.
Психический детерминизм в силу своеобразия факторов, которые специфичны для человеческого уровня жизнедеятельности, укреплялся включением в структуру категорий (как психодетерминант) признаков, почерпнутых в сфере социокультурных процессов. Поэтому развитие психического детерминизма шло по пути разработки таких объяснительных схем, которые формировались в своеобразном «диалоге» между «голосами» естественных наук и социальных.
Фрейд искал источник психических травм в общении ребенка с родителями, Скиннер объяснял вербальное поведение подкреплением речевых реакций со стороны собеседника, Левин ставил «локомоции» отдельного члена группы в зависимость от «социального поля», хотя в этих схемах и протягивались нити от отдельного лица к его человеческому окружению.
Идея о том, что душевным устройством человека правят социальные силы, является очень древней. С возникновением психологии как самостоятельной дисциплины, когда обострилась потребность в том, чтобы перевести общие воззрения о зависимости индивидуального сознания от социальных причин на язык конкретно-научных понятий, определилось несколько подходов.
Групповое действие и сотрудничество вошли в психологию в качестве новых детерминант. Это обогатило психический детерминизм и систему преобразованных им категорий, позволив продвинуться в исследовании основных проблем психологической науки к новым рубежам.
Переходя от механизмов саморегуляции поведения, присущих всем живым существам, к человеку, научная мысль сталкивается с тем, что здесь в действие вступают особые закономерности - социоисторические. Они радикально преобразуют всю систему психодетерминант, а тем самым требуют ввести в аппарат психологического познания новые категории, водораздел между предчеловеческой и человеческой психикой обозначило понятие о сознании. Оно издревле, со времен Плотина и Августина, утвердилось в роли достояния человека, которому Бог даровал способность сосредоточиться на том, что происходит в его собственной душе. Сознание понималось как личный внутренний опыт, позволяющий взамен призрачного знания о тленном, внешнем мире постичь самого себя и высший божественный промысел.
Через чреду столетий Декарт, вслед за Августином, отверг скептицизм, указав на невозможность сомневаться в существовании самого сомневающегося Я и тем самым его самосознания. Утверждалось, что первая реальность, непосредственно данная сознанию человека — это его собственная личная мысль. Декартов взгляд стал аксиомой, которая прочно держалась в течение двух веков, дойдя до Вундта с его трактовкой сознания как «непосредственного опыта» в качестве особого предмета психологии и его версией о «замкнутой психической причинности». Вопреки этой версии, утверждался психический детерминизм, представленный в таких регуляторах поведения, как образ, действие, мотив.
«Бессознательные умозаключения» как операции по построению образа у Гельмгольца, «темное» мышечное чувство как организатор «предметного мышления» у Сеченова, инстинкт как движущая сила поведения у Дарвина — все эти понятия отражали реальные детерминанты психики, действующие объективно, то есть независимо от сознания. Между тем логика развития детерминистского знания побуждала объяснить своебразие высшего сознательно-волевого уровня активности личности. Уникальные признаки этого уровня отнюдь не фиктивны. Они нередуцируемы к уже освоенным психическим детерминизмом реалиям.
На всем историческом пробеге детерминизм полярен телеологии. Каждый его успех ознаменован ее отступлением. Телеологию (целесообразность) живого детерминистски объяснило учение Дарвина. Телеологию психического образа и действия - учение Гельмгольца, а затем Сеченова. Что же касается телеологии сознания, то здесь она прочно удерживалась в силу самоочевидной способности человека поступать сообразно предваряющей его телесные и умственные акты цели.