ГРИГОРИЙ СЕРГЕЕВИЧ СЫРОЕЖКИН 1 страница
Есть в средней полосе России, в междуречье Волги и Дона, там, где степи чередуются с лесами, поля – с оврагами, где беспредельны зеленые просторы, большое село Волково. Сейчас оно в Еланском районе Волгоградской области, а когда-то входило в Балашовский уезд Саратовской губернии.
Здесь в 1875 году в семье бывшего крепостного родился Сергей Лаврентьевич Сыроежкин, а спустя три года в том же селе родилась и его будущая жена Агафья Кирилловна. По-соседски дружили, а потом и свадьбу сыграли. Через год, 25 января 1900 года, появился на свет сын Гриша. Жили бедно, но дружно, занимались обычным крестьянским трудом, только Сергей Лаврентьевич все рвался из села, думал, найдет где-нибудь лучшую долю.
Но вскоре началась русско-японская война. Отца забрали в армию, однако на фронт он не попал, а послали его в Закавказье. Здесь он получил спокойную должность младшего каптенармуса Тифлисского кадетского корпуса. Дослужил там до конца войны и, уволившись в запас в чине «ратника ополчения 2-го разряда», остался на этой же должности.
Сняв небольшую квартирку, вызвал к себе семью. Жена продала корову и нехитрый скарб, заколотила дом и отправилась к мужу с Гришей и еще не видавшим отца маленьким сыном Константином.
Так в Тифлисе обосновалась семья Сыроежкиных.
Отец хотел сделать своих детей образованными людьми. И отдал Григория в гимназию, хотя приятели ему советовали: «Не наше это дело учеными быть, лучше учи сына ремеслу». Нет, не захотел Сергей Лаврентьевич следовать по проторенной дорожке, настоял на своем.
Тифлис в предвоенные годы был веселым, шумным, кипящим, многоязычным городом. Яркие восточные базары с криками купцов, разносчиков воды, горячими хинкали и чебуреками. Мутная и быстрая Кура с мелкой рыбешкой, гладь Лисьего озера (вообще-то оно озеро Лиси, но мальчишки называли его Лисьим). Рано утром возгласы продавцов мацони и звонки развозчиков керосина, а по вечерам многоголосые грузинские песни из каждого двора и представления в цирке…
Мальчишкой увлекся Григорий цирком – дневал и ночевал там. Все нравилось ему, но особенно борцы – мощные усатые красавцы, выступавшие в постоянно проводившихся чемпионатах. В тифлисском цирке боролись четыре Ивана: русский богатырь Иван Поддубный, «Дядя Ваня» – Иван Лебедев, Иван Шамякин, Иван Заикин – один из первых русских летчиков, и другие известные в то время атлеты.
Восхищенными глазами наблюдал Гриша за борцами, изучая сначала их искусство со стороны, сам боролся с приятелями, а однажды, набравшись храбрости, обратился к Лебедеву:
– Дядя Ваня, научите меня бороться по правилам! Тот посмотрел на ладного, не по возрасту крупного, крепко сбитого паренька и сказал:
– Давай. Только не реви!
И Григорий начал пробовать свои способности в борьбе, да так удачно, что, несмотря на возраст, стал выступать на манеже, обычно был «подсадкой», то есть сидел в зале и выходил из публики на приглашение «побороться». Постиг он в цирке и искусство джигитовки.
В цирке на конюшне работал здоровый парень, ни имени, ни национальности его никто не знал, звали его по кличке – Бек, говорил он одинаково плохо на всех языках. Был он недобрым, над животными исподтишка издевался, тех, кто моложе и слабее его, бил.
Однажды Григорий, вступился за какого-то мальчугана. Бек посмотрел на Григория и сказал:
– Бить тэбя нэ буду. Давай чэстно бороться.
Он был раза в полтора тяжелее и выше Григория, но тот не мог отступить: кругом стояли свои, цирковые, к тому же он рассчитывал на свое умение.
Едва начали борьбу, как Бек вопреки всяким правилам приподнял его в воздухе и шмякнул о ковер, больно заломив руку. У Гриши глаза наполнились слезами он терпел, пытаясь вывернуться, но тщетно.
– Просы пощады, – сказал Бек.
– Нет, – мотнул головой Григорий.
Бек нажал на руку.
– Просы пощады! – повторил он. Григорий терпел.
– Послэдний раз говору, просы пощады, – прорычал Бек, и когда Гриша ответил: «Нет!» – тот нажал сильнее. Что-то хрустнуло, от дикой боли у Гриши потемнело в глазах, на мгновение он потерял сознание…
Травма руки сохранилась у Григория на всю жизнь, правой он владел хуже, чем левой, хотя и сумел постоянными тренировками сделать ее достаточно сильной. Не произойди этот случай, может быть, и стал бы он знаменитым борцом, и за ним бегали бы восторженные мальчишки.
…Разве до занятий в гимназии, где учатся в основном дети купцов и чиновников, а Гриша – сын бедняка – для них чужак, черная кость.
Не смог Григорий вынести этой жизни, прекратил ходить в гимназию. Отец поругал-поругал, да и перестал. А вскоре и вообще события пошли такие, что не до гимназии стало.
Началась мировая война. На всех афишных тумбах телеграммы с фронта, в газетах аршинные заголовки, призывы положить жизнь «за веру, царя и отечество».
Не очень-то хорошо разбирался тогда Григорий в политических лозунгах. «Ура-патриотическая» трескотня подействовала и на него. Он решил во что бы то ни стало попасть на фронт. Неизвестно как, но он вступил добровольцем в 1-й Кавказский стрелковый полк. Красивый, сильный и статный, он смотрелся как заправский солдат и с нетерпением ждал того момента, когда отправится «бить турка или германца». Ему еще не было и пятнадцати лет, но он уже изведал армейские будни, фельдфебельские зуботычины, фатовство офицеров.
Всего месяц длилась солдатская служба Григория. Он даже успел попасть на германский фронт. Воевать, правда, не пришлось, но канонаду слышал. А потом то ли воинские власти разобрались, то ли Агафья Кирилловна разыскала и разоблачила его, не желая отрывать от материнского сердца, но только вернули его домой.
Но возмужавший за это время Григорий уже не мог садиться на шею отцу. Служба многому научила его. Он поступает на должность письмоводителя в управление Закавказской железной дороги. Однако здесь требуется хотя бы минимальный «образовательный ценз». Григорий принимается за книги и вскоре сдает экстерном четырехклассный гимназический курс.
Работа его не тяготит, оставляет немало свободного времени. У него много друзей, в том числе и тех, от кого он узнает о грабительской сущности войны, о царизме, о борьбе трудящихся за мир, хлеб и свободу.
Март семнадцатого года. Царь свергнут! Григорий ходит по Тифлису в толпах демонстрантов с красным бантом в петлице. Ежедневно происходят митинги, на которых выступают большевики, меньшевики, эсеры.
Наступает Октябрь. В Тифлисе, как и во всей стране, разворачиваются бурные события. 15 ноября образуется Закавказский комиссариат, принявший на себя всю полноту власти в пределах Закавказского края. Руководящую роль в этом комиссариате играют грузинские меньшевики, которых В.И. Ленин считал пособниками германо-турецких интервентов. Блок всех контрреволюционных партий, существовавших в Закавказье, решает не признавать Совнарком.
В то же время все большевистские организации поддерживают позицию II Всероссийского съезда Советов.
19-23 декабря в Тифлисе собрался II краевой съезд Советов. Прибегая ко всевозможным махинациям, меньшевики сумели добиться большинства на съезде, причем в принятых резолюциях краевой съезд выступил против Советской власти.
В создавшейся ситуации Совнарком назначил Степана Шаумяна временным чрезвычайным комиссаром по делам Кавказа. Он прибыл в Тифлис 22 января 1918 года.
25 января Григорий слушал выступление Шаумяна на собрании железнодорожников Закавказской железной дороги. Он узнал, что Советская власть является единственной властью, которая способна уничтожить буржуазно-помещичью контрреволюцию…
Между тем в жизни семьи Сыроежкиных назревали перемены. С родины приходили волнующие вести. Уже все знали о ленинском Декрете о земле. Брат сообщал Сергею Лаврентьевичу о том, что начали делить скот и инвентарь, а теперь ждут весны, чтобы начать раздел помещичьей земли.
Отец принял решение: надо вернуться на родину и как можно скорее, пока землю не поделили – она, землица, прокормит. И надо ехать всей семьей, делить-то по едокам собираются. Да к тому же среди своих спокойнее, чем на этом далеком, шумном Кавказе.
В марте 1918 года семья Сыроежкиных вернулась в село Волково. Но жизнь и здесь была теперь не менее бурная, чем в Тифлисе. Как только сошел снег, начали раздел земель. Как делить? Общий лозунг: «Землю тем, кто ее обрабатывает!» Вроде бы все ясно, да не все.
Ежедневные сходки, крики, ругань, иногда драки.
Из уезда и волости приезжали ораторы – большевики, эсеры, анархисты. Григорий слушал их и видел, что правда на стороне большевиков.
Бедняки добились все же своего, поделили землю по едокам, хотя и тут кулаки пытались пойти на хитрость: зачисляли в едоки своих постоянных батраков.
Получил Сергей Лаврентьевич двух быков и корову.
Вскоре начался весенний сев, свою землю пахал Григорий, помогая отцу, в грязи и поту вникал в тяжкий крестьянский труд.
Весной и летом 1918 года молодая Советская Республика переживала тяжелые дни.
Немецкие оккупанты захватили почти всю Украину. Хотя пока они и не нарушали условий Брестского мирного договора, но всячески поощряли белогвардейцев, подстрекая их к нападению на Советскую Россию, снабжая деньгами и оружием. Английские, французские, японские и американские интервенты уже высадили первые десанты на советской земле. Империалисты и внутренняя контрреволюция готовились к активным действиям против Советской власти.
Формируются регулярные части Красной Армии, обнародован декрет Совнаркома о создании местных военных комиссариатов и о всеобщем военном обучении. Летом 1918 года Тамбов стал центром пребывания 4-й партизанской армии, которой командовал Василий Киквидзе. Это был незаурядный человек, убежденный революционер, отважный командир. Двенадцать раз он был ранен в боях с врагами.
Киквидзе обратился с призывом к населению: «Записывайтесь в Красную Армию, учитесь обращаться с оружием, подготовленными встретим врага!».
Призыв услышал и Григорий Сыроежкин. Восемнадцатилетний Григорий добровольно вступает в Красную Армию и становится рядовым красноармейцем 6-го Заамурского кавалерийского полка. Готовясь к тяжелым испытаниям, красноармейцы ежедневно занимались по десять часов, как правило, в Поле, приближенно к боевой обстановке, изучали оружие, проходили курс стрельбы. Комиссары и рядовые коммунисты проводили политбеседы, учили бойцов грамоте.
Григорию, как одному из грамотных – а таких в то время в армии было немного, – комиссар часто поручал проводить читку газет. А где читка, там и вопросы, на которые надо давать ответы. Григорий хотел до всего дойти сам, читал книжки из полковой библиотеки.
Когда местные военспецы попытались расформировать 4-ю армию, Киквидзе, считая их решение предательским, поехал в Москву, к Ленину. Горячо и со знанием дела он сумел убедить Ильича в необходимости сохранения боеспособного соединения. Ленин направил в Тамбов Высшую Военную Инспекцию во главе с ее председателем Николаем Ильичом Подвойским.
Инспекция разобралась с положением дел и приняла решение о сохранении соединения, которым командовал Киквидзе, преобразовав его в регулярную дивизию Красной Армии, получившую наименование Первая советская дивизия внеочередного формирования.
Вскоре дивизия Киквидзе получает задачу – обеспечить охрану дороги, идущей на Царицын, который был важнейшей точкой Южного фронта. Его захват давал бы возможность объединиться белым силам. Кроме того, через него Москва была связана с Северным Кавказом и с Баку.
В августе 1918 года начались непрерывные многомесячные бои. Описывать их – это описывать всю героическую оборону Царицына. Успехи сменялись неудачами, поражения – победами, отступления – наступлениями. Бои шли в родных местах Григория Сыроежкина. Штаб Киквидзе размещался в Елани, недалеко от села Волково.
В своем личном деле в разделе «Бытность в походах и делах против неприятеля в составе Красной Армии», Григорий Сыроежкин скромно написал:
«Находясь в составе Красной Армии, участвовал в перестрелках на Южном фронте в районе Елани и в районе ст. Мачеха, будучи красноармейцем дивизии Киквидзе (6-й Заамурский полк и особая рота)».
Что же это были за перестрелки?
Военрук Северо-Кавказского военного округа Снесарев в рапорте, направленном руководству, сообщал:
«…Дружными действиями частей дивизии Киквидзе, действовавших среди царившей кругом паники, конными Орденским и Заамурским полками с севера и Первым чехословацким полком от Филоново противник был сброшен с линии железной дороги и затем преследуем до ст. Урюпино, которая сегодня около 17 часов взята с боем».
Добавим, что бойцы захватили в плен начальника штаба Хоперского военного округа вместе со всем штабом.
Газета «Южная правда» писала, что положение на Царицынском фронте, в частности на участке Поворино – Алексиково – Елань, улучшается.
Но бои вокруг Елани шли с переменным успехом. Части Киквидзе попадали в окружение, вырывались из него, отходили, наступали. Вскоре в дивизию влился Еланский полк, которым командовал отважный матрос Анатолий Железняков, прославленный герой революции и гражданской войны. Сражения стали еще более жаркими.
23 августа 1918 года дивизия перешла в наступление. Первого сентября, в день освобождения станицы Преображенской, пришла горестная весть о покушении на Ленина.
– Не простим врагу покушения на любимого Ильича! Немедленно продолжать наступление! – приказал Киквидзе.
8 сентября белогвардейцы, которыми командовал опытный генерал Фицхелауров, перешли в контрнаступление. Начались тяжелые бои за станицу Мачеха.
2 октября в официальном сообщении, опубликованном в газетах, говорилось:
«…На Еланском направлении упорные бои в районе Мачеха закончились для нас успешно. Противник, наступавший превосходящими силами, отбит с большими потерями и отступил в беспорядке…»
Киквидзевцы снова наступают. В своем приказе начдив отмечал:
«В боях за 31 октября и 1 ноября на левом фланге дивизии 6-й Заамурский конный полк, 2-й дивизион Орденского полка, прорвавшись в тыл противника, разгромили штаб неприятельской армии в Лопухово и, опрокинув упорно сопротивлявшиеся 11-й и 12-й полки пехоты и 14-й конный полк, разбили их в районе Березовки и Лопухово, зарубив шашками около 500 казаков-кадетов и забрав более 200 пленных…»
Вот такие были «перестрелки».
Приказом Реввоенсовета от 3 октября 1918 года была основана 9-я армия, в которую вошла дивизия Киквидзе, названная 16-й стрелковой дивизией. С созданием 9-й армии был организован ее реввоентрибунал.
На службу в трибунал Сыроежкин попал при необычных обстоятельствах.
Однажды (это было уже в 1919 году) у ворот небольшого купеческого дома в Балашове, где размещался реввоентрибунал 9-й армии, остановилась телега, которую сопровождали четверо красноармейцев, двое из них были с винтовками, двое – безоружными. Один из вооруженных красноармейцев вручил дежурному по трибуналу пакет и доложил, что доставлены арестованные. После этого конвоиры отбыли к месту службы, а задержанных поместили под замок.
Когда председателю реввоентрибунала доложили о задержанных, он спросил:
– А дело?
– Дела нет, не прислали, только сопроводительная, – ответил комендант.
– Вот, посмотрите, опять… Арестованных нам направили, а дела нет. Что будем рассматривать? – обратился председатель к одному из членов трибунала.
– А что в препроводительной?
– Пишут, будто за грабеж.
Времена были суровые. Приказом по фронту за мародерство и грабеж полагался расстрел. Работники трибунала тщательно разобрались с делом. Оказалось, что арестованные были направлены командиром роты за продуктами, но по оплошности старшины никаких документов на «транспортное средство» не имели, почему и были задержаны патрулем.
Заключенные были освобождены из-под стражи. В это время в штате трибунала появилась свободная должность красноармейца. Ее и предложили одному из освобожденных – грамотному и сметливому пареньку. Тот согласился.
Так Григорий Сыроежкин попал на службу в реввоентрибунал. Он был инициативен в хозяйственных и административных делах, обладал хорошим почерком, немного знал делопроизводство, поэтому сразу же стал правой рукой коменданта трибунала, который вскоре перепоручил ему часть своих обязанностей.
Работая в трибунале, Григорий живо интересуется спецификой его деятельности, стараясь постичь ее. Но для этого надо много знать, учиться. Он читает; видя его заинтересованность, опытные сотрудники, старые коммунисты рассказывают ему не только о работе, но и о революции, о партии, о Ленине. В июле 1919 года он вступает в кандидаты в члены партии.
Летом 1919 года Председатель ВЦИК РСФСР Михаил Иванович Калинин совершал поездку по прифронтовой полосе. Он выступал на десятках митингов в городках, селах, перед рабочими, крестьянами, красноармейцами. Сыроежкина с группой бойцов несколько раз посылали охранять «всероссийского старосту»: фронт был близко, беляки находились рядом.
Григорий внимательно слушал Калинина, говорившего доходчивым, образным, понятным простому народу языком. Выступая на одном из митингов, Михаил Иванович говорил:
– Рабочие и крестьяне слишком благородный народ, мы слишком великодушны… Наши враги, которые сейчас убивают наших сыновей… все эти офицеры и генералы были в наших руках. По нашей крестьянской и рабочей слабости мы их отпустили. А теперь они в благодарность обвесили фонарные столбы в Харькове и Екатеринославе телами рабочих. Разве мы расправлялись так с буржуазией?
Рабочий класс и крестьянство слишком добры, потому что новый класс, который появляется у власти, является молодым классом, а молодость всегда добра. Она не видит злого. И вот, когда мы одного буржуа расстреляли, то уже со всех сторон кричат: «Караул, вы расстреливаете своих врагов!» Нет, товарищи, это не жестокость, а печальная и вынужденная необходимость защиты рабочего класса: выхода иного нет. Это все равно, что берут тебя за горло, чтобы задушить, и, чтобы спастись, единственный способ – это схватить за горло врага.
Григорий, как большинство физически сильных, можно сказать, могучих людей, был великодушным, добросердечным человеком. Иногда он и сам подумывал: «Не слишком ли мы суровы?» Но зверства белогвардейцев, которые он видел, тяжелые последствия предательств и дезертирства, с которыми он сталкивался, говорили, что в смертельной схватке с врагом в условиях гражданской войны иначе поступать нельзя. А теперь и «всероссийский староста» подтвердил эту мысль.
В декабре 1919 года Григория Сыроежкина назначили комендантом реввоентрибунала 9-й армии. Хлопот прибавилось. Пришлось заниматься не только хозяйственными делами, но и организацией судебных процессов, размещением арестованных.
Чаще всего из тюрьмы их доставлял Стржелковский – затянутый ремнями, пахнущий дешевым одеколоном парень примерно одного с Григорием возраста.
Однажды он привез арестованных в обеденное время.
Григорий спросил его:
– Ты обедал?
– А как же, за мной не пропадет! – ответил Стржелковский. – Но могу и еще раз!
– А их кормили? – Григорий кивнул в сторону арестованных.
– Чего их кормить, все равно к стенке!
– Почему к стенке, может, и в часть вернут, а пока они такие же бойцы, как и ты.
– Как я?! – взорвался Стржелковский. – Да их всех, гадов, стрелять надо, быдло проклятое… – Он побледнел, задрожал и схватился за револьвер.
– Ты что, с ума спятил? – Григорий подскочил кнему, вывернул руку и вырвал револьвер.
Стржелковский стоял, покачиваясь, дикими глазами смотрел на Григория, потом огляделся кругом и вдруг, сорвавшись с места, побежал за угол дома.
Григорий отвел арестованных в предназначенное для них помещение и вернулся во двор. Стржелковский был уже там. Его нельзя было узнать: возбужденный, радостный, он подошел к Григорию. Тот все понял – недаром о Стржелковском поговаривали, что он алкоголик и кокаинист.
Доверять такому человеку охрану арестованных было нельзя. И Григорию, хотя это было ему не по душе, пришлось доложить о случившемся по команде. Вскоре Стржелковского отчислили в какую-то часть. Перед этим он даже на некоторое время был арестован, но затем его освободили.
Накануне отправки он пришел к Григорию, просил похлопотать за него. Тот, конечно, ничем не мог, да и не хотел помогать.
– Ладно, еще увидимся! – зло сказал Стржелковский…
Весной 1920 года военный трибунал из Калача, где он тогда находился, вслед за продвигавшейся армией двинулся по направлению к Новочеркасску и Ростову.
После освобождения Новочеркасска из города не успела выехать значительная часть той буржуазии, которая бежала на юг из Петрограда, Москвы и других городов и нашла свое убежище на Дону и на Кубани. Осталась в Новочеркасске и часть «золотопогонников» – офицеров белой армии. Все они представляли собой немалую опасность.
Чрезвычайной комиссии и особым отделам армии приходилось заниматься тяжелой и ответственной работой. Людей не хватало. Руководители ЧК обратились в трибунал 9-й армии с просьбой временно откомандировать в их распоряжение несколько человек для оперативной работы. В их число попал и Григорий.
Один из товарищей Сыроежкина по работе в трибунале, а затем и в Новочеркасской ЧК И.Д. Павлов вспоминал: «Я не погрешу против истины, если скажу, что в оперативной работе Чрезвычайной комиссии он находил полное удовлетворение своим наклонностям. Он был сообразительным, быстрым в движениях, сильным физически. Ему, видимо, импонировало то, что результаты его оперативной работы получались тут же, сразу и полностью зависели от того, как он построит и приведет в исполнение задуманный им оперативный план».
На этот раз работа Григория Сыроежкина в ЧК длилась недолго. Через четыре месяца его переводят в реввоентрибунал Кавказского фронта вначале комендантом, а затем следователем.
А в январе 1921 года его направляют в Москву, следователем Реввоентрибунала Российской Республики. На различных должностях (следователь, начальник части следственного надзора, начальник следственного отдела трибунала) он служил до августа 1921 года, однако с одним существенным перерывом.
Об этом в личном деле говорит короткая запись: «Состоя сотрудником Трибунала Республики, был командирован на территорию б. Саратовской губ., Балашовского уезда, в районе Елани, командовал отрядом против банды Попова…»
Весной 1921 года в стране произошли тревожные события. В марте вспыхнул Кронштадтский мятеж, резко активизировали свои действия бандитские отряды Антонова в Тамбовской губернии и махновские банды на Украине, с территории буржуазной Польши и Румынии на советскую землю были переброшены отряды Б. Савинкова и некоторые подразделения, сформированные из остатков белогвардейских войск генерала Врангеля.
Тамбовская губерния не случайно стала очагом восстания: малочисленность пролетариата, большая прослойка кулацких элементов, ставших опорой партии эсеров, остатки белогвардейских войск. Военная разруха и недород 1920 года принесли новые испытания. Росла дороговизна, деньги обесценивались. Вследствие мобилизаций на фронт губернская партийная организация была ослаблена. Кулаки захватили многие местные Советы.
Используя недовольство крестьян продразверсткой, случаями нарушения законности отдельными продагентами (в том числе и специально спровоцированными врагами), эсеры создали «беспартийный», а по существу кулацкий «Союз трудового крестьянства» – СТК (кстати, местное население расшифровывало эту аббревиатуру как «союз тамбовских кулаков»). Не решаясь открыто провозглашать антисоветские лозунги, они выдвинули новые: «Долой продразверстку!», «Да здравствует свободная торговля!», «Советы без коммунистов!», «За свободные Советы!», рассчитывая этим привлечь к себе крестьян.
Подняв мятеж, антоновцы зверски расправлялись с коммунистами и комсомольцами, с членами местных Советов, отказывавшимися встать на их сторону. Было убито более двух тысяч партийных и советских работников, нанесен большой материальный ущерб народному хозяйству.
К концу 1920 года численность мятежников доходила до пятидесяти тысяч человек, разбитых на две армии, возглавляемые «главным оперативным штабом». Разрастаясь, восстание выходило за рамки Тамбовщины.
С января 1921 года вопросы борьбы с политическим бандитизмом почти не сходят с повестки дня заседаний ЦК РКП (б) и Совета Труда и Обороны. Командующим войсками по разгрому антоновщины был назначен М.Н. Тухачевский, его заместителем – И.П. Уборевич, который одновременно возглавлял действия сводной кавалерийской группы и сам участвовал в боях с антоновцами. И хотя по антоновцам были нанесены сильные удары, их количество было еще значительным, а их наглость и жестокость возрастали. В январе – феврале 1921 года части антоновской «армии» численностью до девяти тысяч человек вторглись в Балашовский и Сердобский уезды Саратовской губернии.
Одним из отрядов, злобствовавших в районе Елани, руководил Попов, который не раз проходил через родное село Сыроежкина Волково, оставляя везде свои кровавые следы. Его банды действовали самостоятельно, но стремились соединиться с «армией» Антонова.
В.И. Ленин в записке Ф.Э. Дзержинскому, возмущаясь беспомощностью местных властей, требует «послать архиэнергичных людей тотчас…» В феврале 1921 года Центральная междуведомственная комиссия по борьбе с бандитизмом под председательством Ф.Э. Дзержинского приняла решение об усилении местных органов ВЧК в районе восстаний и о направлении туда опытных работников.
На борьбу с бандитизмом направляют и Сыроежкина. Ему поручается командование отрядом, действовавшим в его родных местах, в районе Елани, против банды Попова. Там развертываются серьезные бои. Сыроежкин, хорошо знающий эти места, не раз выводит отряд в тыл врага, наносит ему потери, к тому же проводит агитационную и организаторскую работу среди местного населения.
Антоновцы не вступали в бои с превосходящими силами красных частей, нападали только на заведомо более слабого противника, в случае неудачи рассеивались по лесам. Сыроежкин учитывал эту особенность их тактики.
…Отряд антоновцев укрылся в небольшой деревне. Уничтожить его лихим кавалерийским налетом или атакой пехоты было практически невозможно. Деревня примыкала к густому лесу, куда антоновцы сразу же скрылись бы, заметив, что на них движутся превосходящие силы или им грозит окружение.
Григорий задумал выманить бандитов из деревни на открытое место. Рано утром по направлению к деревне двигался обоз продармейцев – пять подвод, на козлах каждой сидели один-два человека. В подводах лежали по два-три бойца, укрытые соломой, – почти весь отряд Сыроежкина. Когда до деревни оставалось метров 250–300 и антоновцы уже наверняка готовились «принять» обоз, вдруг из-за придорожного куста, выскочил парень, который стал что-то кричать «продармейцам», указывая рукой на деревню. «Продармейцы» остановились, а затем, как и было задумано, развернули подводы и «в панике» стали удирать, захватив с собой парня-разведчика.
Антоновцы, конечно же, не могли упустить такую добычу. С полсотни всадников вырвались из деревни и погнались за «продотрядом». Выбежали, не желая отставать, и пешие.
Когда бандиты были уже недалеко, Сыроежкин – а это он был возницей в первой телеге – дал команду: «Стой! Огонь!» Подводы остановились, красноармейцы дали залп. Несколько бандитов упало. И в этот момент из ближайшего леска вылетел эскадрон красной конницы.
В этом бою почти вся банда была уничтожена, лишь нескольким из них, включая командира отряда Попова, удалось скрыться в лесу.
Группа Сыроежкина и кавалерийский эскадрон потерь не понесли, только два бойца были легко ранены. После боя Сыроежкин и командир эскадрона съехались, чтобы поблагодарить друг друга за хорошее взаимодействие. Протянув руку, командир отряда представился;
– Сыроежкин Григорий.
Плотный, неулыбчивый комэск, крепко пожимая руку, назвал себя:
– Жуков Георгий. – И вдруг усмехнулся: – Почти тезки!
В своей книге «Воспоминания и размышления» Г.К. Жуков писал, что основное поражение антоновцам было нанесено в районе Сердобска, Бакуры, Елани… Остатки разгромленной банды бросились врассыпную в общем направлении на Пензу. В Саратовской губернии они были почти полностью ликвидированы с помощью крестьян.
Здесь же действовал автобронеотряд ВЧК имени Я.М. Свердлова, с которым взаимодействовал отряд Сыроежкина. В боях у Елани серьезное поражение было нанесено 3, 4, 14 и особому «полкам» антоновцев. Свыше 200 человек они потеряли убитыми и ранеными, а кроме того, обоз, более 300 лошадей, два пулемета, 150 винтовок. В последующих боях потери противника составили более 500 человек.
В одном из боев был окружен и сброшен в реку Сердобу кавалерийский полк, которым командовал сам Антонов. Раненный в голову, он скрылся с небольшим отрядом в кирсановских лесах.
В августе 1921 года мятеж был окончательно ликвидирован. Антонов надолго исчез. Ходили всякие слухи говорили, будто он сбежал за границу, либо убит, или же скрывался где-то неподалеку. Операцию по его розыску и ликвидации возглавил и провел чекист Михаил Покалюхин, назначенный начальником отдела по борьбе с бандитизмом Тамбовского губернского отдела ГПУ.
Впоследствии судьба свела Михаила Покалюхина и Григория Сыроежкина. Они работали в одном подразделении ОГПУ, стали большими друзьями, а в свободные минуты вспоминали «былые походы».
Осенью 1921 года Григория Сыроежкина переводят из Реввоентрибунала Республики в ВЧК. К этому времени почти вся советская земля была очищена от интервентов и белогвардейских армий, а внутри страны покончено с главными силами бандитизма.