Динамические процессы в малой группе. Общая характеристика динамических процессовсИсследование состава, композиции,труктур можно рассмотреть как харак-теристику некоторой «статики» малой

 

Общая характеристика динамических процессовсИсследование состава, композиции,труктур можно рассмотреть как харак-теристику некоторой «статики» малой

группы. Но естественно, что главной задачей социально-психологического анализа является изучение тех процессов, которые происходят в жизни группы. Рассмотрение их важ­но с двух точек зрения: во-первых, необходимо выяснить, как общие закономерности общения и взаимодействия реализуются именно в малой группе, потому что здесь создается конкретная ткань коммуни­кативных, интерактивных и перцептивных процессов; во-вторых, нуж­но показать, каков механизм, посредством которого малая группа «доводит» до личности всю систему общественных влияний, в частности, содержание тех ценностей, норм, установок, которое форми­руется в больших группах. Вместе с тем важно выявить и обратное движение, а именно: каким образом активность личности в группе реализует усвоенные влияния и осуществляет определенную отдачу? Значит, важно дать как бы сечение, срез того, что происходит в ма­лых группах. Именно этот аспект проблемы и связан с анализом «груп­повой динамики».

Здесь уместно сказать о том, что сам термин «групповая динами­ка» может быть употреблен (и действительно употребляется) в трех различных значениях. Прежде всего данным термином обозначается, как уже отмечалось, определенное направление исследования малых групп в социальной психологии, т.е. школа К. Левина. Естественно, что при этом имеется в виду не только набор изучаемых в этой школе проблем, но и весь свойственный ей концептуальный строй, т.е. опре­деленная форма решения этих проблем. Второе значение термина свя­зано с обозначением определенных методик, которыми можно пользо­ваться при изучении малых групп и которые преимущественно были разработаны в школе Левина, а именно специфических видов лабора­торного эксперимента, в ходе которого выявляются различные харак­теристики групп. «Групповая динамика» в данном случае ― особый вид лабораторного эксперимента, специально предназначенный для изучения групповых процессов. Третье употребление понятия, когда термином «групповая динамика» обозначается, в отличие от статики группы, совокупность динамических процессов, которые одновременно происходят в группе в какой-то период ее существования.

Важнейшими из таких процессов являются следующие. Прежде всего процесс образования малых групп, включая такие психологичес­кие механизмы, которые делают группу группой, например феномен группового давления на индивида (который в схеме Левина к «группо­вой динамике» не относится). Далее, это традиционно рассматривае­мые в «групповой динамике» процессы групповой сплоченности, лидер­ства, принятия групповых решений. В качестве своеобразного итога рас­сматривается вопрос об эффективности группы.

Образование малой группы.При характеристике процессов, связанных с образованием малых групп, следуя принятому принципу, будем иметь в виду лишь процесс образования ре­альных естественных малых групп. Поскольку они существуют в самых различных сферах общественной жизни, способы их образования весь­ма различны. Чаще всего они определяются внешними по отношению к группе факторами, например, условиями развития какого-либо со­циального института или организации, в рамках которых возникает малая группа (например, создается новый отдел в учреждении). В бо­лее широком смысле можно сказать, что малая группа задается определенной потребностью общественного разделения труда и вообще функционирования общества. Так, производственная бригада созда­ется в связи с возникновением нового производства, школьный класс ― в связи с приходом нового поколения в систему образования, спортивная команда ― в связи с развитием спорта в каком-то учрежде­нии, районе и т.д. Во всех этих случаях причины возникновения малой группы лежат внеее и вне индивидов, ее образующих, в более широкой социальной структуре. Именно здесь создается некоторая система пред­писаний относительно распределения ролей и статусов в малой группе, целей ее деятельности. Все эти факторы пока еще не имеют ничего общего с психологическими механизмами образования группы, они есть предпосылки ее существования, совокупность внешних обстоятельств, обусловливающих возникновение группы.

Вторая часть вопроса: как осуществляется психологическое оформле­ние заданной внешними обстоятельствами группы, превращение ее в такую общность, которой свойственны все психологические характе­ристики группы? Иными словами, это вопрос о том, как внешне задан­ная группа становится группой в психологическом значении этого слова. При таком подходе к вопросу снимается проблема, неоднократно воз­никавшая в истории социальной психологии, а именно: что заставляет людей объединяться в группы? Ответы, которые давались на этот воп­рос, обычно абстрагировались от реального факта возникновения груп­пы в связи с определенными потребностями общества, т.е. пытались объяснить социальный процесс (а возникновение социальных групп есть социальный процесс) чисто психологическими причинами. Задача же социального психолога ― шаг за шагом проследить факт превращения объективно возникших групп в подлинно психологическую общность. На этом пути возникают две возможности для исследований.

Первая, когда исследуется вопрос о принятии уже существующих норм групповой жизни каждым вновь вступающим в нее индивидом. Это не столько проблема собственно образования группы, сколько «подключения» к ней нового члена. В этом случае анализ можно свести к исследованию феномена давления группы на индивида, подчинения его группой.

Вторая, когда изучается процесс становления групповых норм и ценностей при условии одновременного вступления в группу многих индивидов и последующее все более полное принятие этих норм, раз­деление всеми членами группы групповых целей. В этом случае анализ можно свести к изучению формирования групповой сплоченности.

Хотя первая возможность в традиционной социальной психоло­гии была реализована не в рамках групповой динамики, а в отдельной ветви, получившей название исследования конформизма, важно вни­мательно проанализировать характер этих исследований, чтобы более точно определить место проблемы конформизма в новом подходе к изучению малых групп.

То же можно сказать и о групповой сплоченности. Традиционно и она исследовалась не как условие развития реальных социальных групп, а как некоторая общая, абстрактная характеристика всякой, в том чис­ле лабораторной, группы. Оба эти явления необходимо переосмыслить с точки зрения процесса превращения созданной внешними обстоя­тельствами группы в психологическую общность людей, в рамках кото­рой организуется их деятельность, не просто как внешне предписан­ная, но как «присвоенная» группой. Точнее, по-видимому, в данном случае говорить не об образовании, а о формировании малой группы.

Феномен группового давленияполучил в социальной психологии наименование феномена конформизма. Само слово «конформизм» имеет в обычном языке совершенно определенное содержание и означает «приспособленчество». На уровне обыденного сознания феномен кон­формизма давно зафиксирован, например, в сказке Андерсена о го­лом короле. Поэтому в повседневной речи понятие приобретает неко­торый негативный оттенок, что крайне вредит исследованиям, осо­бенно если они ведутся на прикладном уровне. Дело усугубляется еще итем, что понятие «конформизм» приобрело специфический нега­тивный оттенок в политике как символ соглашательства и примирен­чества. Чтобы как-то развести эти различные значения, в социально-психологической литературе чаще говорят не о конформизме, а о кон­формности, или конформном поведении, имея в виду чисто психологическую характеристику позиции индивида относительно позиции группы, меру его подчинения групповому давлению. В рабо­тах последних лет часто употребляется термин «социальное влияние» [Зимбардо, Ляйппе, 2000; Чалдини, 2000].

Конформность констатируется там и тогда, где и когда фиксиру­ется наличие конфликта между мнением индивида и мнением группы и преодоление этого конфликта в пользу группы. Мера конформнос­ти ― это мера подчинения группе в том случае, когда противопостав­ление мнений субъективно воспринималось индивидом как конфликт. Сходными понятиями могут быть понятия «единообразие», «услов­ность», хотя в них содержится и иной оттенок. Единообразие, напри­мер, тоже означает принятие определенных стандартов, но приня­тие, осуществляемое не в результате давления. Противоположными конформности понятиями являются понятия «независимость», «са­мостоятельность позиции», «устойчивость к групповому давлению» и т.п. Иногда в качестве противоположного понятия называют негати­визм ― сопротивление давлению группы, во что бы то ни стало отри­цание ее норм, демонстрация крайней независимости. Однако лишь на первый взгляд негативизм выглядит как форма отрицания конфор­мности. В действительности негативизм не есть подлинная независи­мость. Напротив, можно сказать, что это есть специфический случай конформности, своеобразная «конформность наизнанку»: если инди­вид ставит своей целью любой ценой противостоять мнению группы, то он фактически вновь зависит от группы, ибо ему приходится ак­тивно продуцировать антигрупповое поведение, антигрупповую по­зицию или норму, т.е. быть привязанным к групповому мнению, но лишь с обратным знаком (многочисленные примеры негативизма де­монстрирует, например, поведение подростков). Поэтому позицией, противостоящей конформности, является не негативизм, а самостоя­тельность, независимость.

Впервые модель конформности была продемонстрирована в экс­периментах С. Аша, которым предшествовало еще одно важное от­крытие, а именно выявление условий, порождающих такое явление, как внушаемость. Данные были получены в эксперименте М. Шери­фа, суть которого заключалась в следующем.

В первый день один испытуемый был помещен в темную комнату, в которой светилась одна точка, которая постепенно начинала дви­гаться. Испытуемый должен был определить, на какое расстояние точка сдвинулась. Предположим, он указал 15 см. На другой день в комнату были помещены трое испытуемых, и каждый предлагал свою версию сдвига точки: один указал 2,5 см, второй ― 5 см, а «ветеран» стоял на своем ― 15 см. На третий день позиции испытуемых начали сближать­ся: 3 см ― 6 см ―7,5 см. На четвертый день позиции совпали: все трое назвали одно и то же расстояние, на которое переместилась точка. Шериф назвал полученный результат аутокинетическим эффектом, заключающимся в том, что в результате внушения (испытуемые об­суждали проблему) возникла групповая норма, которой и «подчини­лись» испытуемые.

Так, в принципе, была зафиксирована предпосылка возникнове­ния конформности. Классический же эксперимент С. Аша был осуще­ствлен в 1951 г. и заключался в следующем.

Группе студентов предлагалось определить длину предъявляемой линии. Для этого каждому давались две карточки ― в левую и правую руки. На карточке в левой руке был изображен один отрезок прямой, на карточке в правой руке ― три отрезка, причем лишь один из них по длине равный отрезку на левой карточке. Испытуемым предлага­лось определить, который из отрезков правой карточки равен по дли­не отрезку, изображенному на левой карточке. Когда задание выпол­нялось индивидуально, все решали задачу верно. Смысл эксперимен­та состоял в том, чтобы выявить давление группы на мнение индивидов методом «подставной группы». Экспериментатор заранее вступал в сго­вор со всеми участниками эксперимента, кроме одного («наивного субъекта»). Суть сговора состояла в том, что при последовательном предъявлении всем членам «подставной группы» отрезка левой кар­точки они давали заведомо неправильный ответ, называя этот отре­зок равным более короткому или более длинному отрезку правой кар­точки. Последним отвечал «наивный субъект», и было важно выяс­нить, устоит ли он в собственном мнении (которое в первой серии при индивидуальном решении было правильным) или поддастся дав­лению группы. В эксперименте Аша более одной трети (37%) «наив­ных субъектов» дали ошибочные ответы, т.е. продемонстрировали кон­формное поведение.

В последующих интервью испытуемых спрашивали, как субъек­тивно переживалась заданная в эксперименте ситуация. Все утвержда­ли, что мнение большинства давит весьма сильно, и даже «независи­мые» признавались, что противостоять мнению группы очень тяжело, так как всякий раз кажется, что ошибаешься именно ты. Один из выводов Аша заключался в том, что люди демонстрируют конформ­ное поведение, поскольку хотят «понравиться» группе, быть приня­тым ею, поступать «как все».

Существуют многочисленные модификации экспериментальной методики Аша (например, методика Р. Крачфилда), но суть ее остает­ся неизменной ― это метод «подставной группы», причем сама груп­па набрана специально для целей эксперимента в условиях лаборато­рии. Поэтому все попытки дать объяснение как самому феномену, так и степени конформности различных индивидов должны учитывать эту существенную особенность группы. На основании самоотчетов испы­туемых и выводов, построенных экспериментаторами, были выявле­ны многочисленные зависимости.

Хотя субъективно причина податливости усматривалась испытуе­мыми в их личных особенностях (низкая самооценка, дефекты соб­ственного восприятия), в большинстве объяснений исследователями было принято, что конформность не есть строго личностная характе­ристика индивида. Конечно, и эти показатели достаточно значимы; например, было установлено, что на степень конформности влияют и менее развитый интеллект, и более низкий уровень развития самосоз­нания, и многие другие обстоятельства подобного толка. Однако столь же определенным был и другой вывод, а именно: степень конформ­ности зависит и от таких факторов, как характер ситуации экспери­мента и состав группы. Однако роль именно этих характеристик не была выяснена до конца.

К важнейшим причинам этого относится прежде всего лабора­торный характер группы, что не позволяет в полной мере учесть та­кой фактор, как значимость для индивида высказываемого мнения. Проблема значимости ситуации вообще очень остро стоит перед со­циальной психологией. В данном контексте проблема значимости имеет как минимум две стороны. С одной стороны, можно поставить воп­рос о том, значим ли для индивидов предъявляемый материал. В экс­периментах Аша ― это отрезки разной длины. Легко предположить, что сравнение длин этих отрезков ― малозначимая задача. В ряде эк­спериментов материал варьировался, в частности, вместо длин от­резков сравнивали площади геометрических фигур и т.д. Все эти мо­дификации могут, конечно, способствовать тому, чтобы материал для сравнения был подобран более значимый. Но проблема значимо­сти во всей ее полноте этим все равно не решается, ибо она имеет и другую сторону.

Значимой в полном смысле этого слова является для личности ситуация, сопряженная с реальной деятельностью, с реальными со­циальными связями этой личности. Значимость в этом смысле нельзя вообще повысить перебиранием предметов для сравнения. Конформ­ность, выявленная при решении таких задач, может не иметь ничего общего с тем, как поведет себя индивид в каких-то значительно бо­лее сложных ситуациях его реальной жизни: можно легко уступить группе при сравнении длины линий, площадей геометрических фигур и пр., но сохранить независимость мнения в случае, например, конф­ликта с непосредственным начальником. Большинство критиков спра­ведливо отмечают, что результаты экспериментов Аша вообще не могут быть распространены на реальные ситуации, поскольку группа здесь ― не реальная социальная группа, а простое множество людей, собран­ных специально для эксперимента. Поэтому справедливо утверждать, что здесь изучается не давление группы на индивида, а ситуация при­сутствия совокупности лиц, временно объединенных для выполнения поставленной экспериментатором задачи.

Другой причиной критики рассматриваемых экспериментов, на­званной Р. Бейлсом, является столь же абстрактная природа участвую­щих индивидов: не учтены их социальные характеристики ― кто они, каковы их ценности, убеждения и пр. Но даже и чисто индивидуаль­ные особенности испытуемых могут иметь определенное значение; тем не менее они недостаточно учитывались. Один из исследователей, например, предположил, что в экспериментах Аша различные инди­виды демонстрировали различные виды конформности: это могла быть как конформность к группе, так и конформность к экспериментатору. Рассмотренные выше эффекты, возникающие в ходе лабораторного социально-психологического эксперимента, проявляют себя в дан­ном случае в полном объеме: могут проявиться и «предвосхищающая оценка», и Розенталь-эффект и т.д.

Однако еще более глубокие соображения, которые требуют даль­нейшего обсуждения экспериментов по конформизму, высказаны в связи с тем, что сама модель возможных вариантов поведения, при­нимаемая Ашем, весьма упрощена, так как в ней фигурируют лишь два типа поведения: конформное и неконформное. Но в реальных ситу­ациях может возникнуть третий, вообще не описанный Ашем тип поведения. Он не будет простым соединением черт конформного и неконформного поведения (такой результат возможен и в лаборатор­ной группе), но будет демонстрировать сознательное принятие лично­стью норм и стандартов группы. Как впоследствии было показано, в действительности существуют не два, а три типа поведения [Петров­ский, 1973]: 1) внутригрупповая внушаемость, т.е. бесконфликтное принятие мнения группы; 2) конформность ― осознанное внешнее согласие при внутреннем расхождении; 3) коллективистическое са­моопределение ― относительное единообразие поведения в резуль­тате сознательной солидарности личности с оценками и задачами группы [Петровский, 1979].

Дальнейшие исследования феномена конформности привели к выводу о том, что давление на индивида может оказывать не только большинство группы, но и меньшинство. Впервые на эксперименталь­ном уровне это было доказано С. Московиси, когда в лабораторном эксперименте «подсадной» была не вся группа, как у Аша («боль­шинство»), а ее меньшая часть («меньшинство»), и тем не менее это меньшинство также сумело подчинить индивида своему влиянию.

Позже М. Дойч и Г. Джерард разработали «информационную тео­рию конформности» [Андреева, 2000], в соответствии с которой были выделены два вида группового влияния: нормативное (когда давле­ние оказывает большинство и его мнение воспринимается членом группы как норма) и информационное (когда давление оказывает мень­шинство и член группы рассматривает его мнение лишь как ин­формацию, на основе которой он должен сам осуществить свой вы­бор) (рис. 12).

 

Рис. 12. Типы социального влияния (Г. Джерард и М. Дойч)

 

Механизм влияния в двух этих случаях различен: большинство в полном смысле «давит» нормой, подчиняя себе мнение индивида. Он при этом изменяет свое поведение, демонстрируя согласие, оставаясь внутри при своем мнении. Именно это и означает внешний конформизм. Меньшинство лишь предлагает индивиду новую информацию, и если индивид доверяет ей, он изменяет свое мнение, т.е. как бы происходит его «обращение», принятие новой точки зрения. В данном случае демонстрируется внутренний конформизм. В разных ситуациях соотносительные веса этих двух типов влияния различны, но с точки зрения формирования группы механизм социального влияния пре­имущественно выступает как такое давление группы, которое подчи­няет его норме.

Групповая сплоченность.Второй стороной проблемы формирования малой группы является проблема групповой сплоченности. В данном слу­чае исследуется сам процесс формирования особого типа связей в группе, которые позволяют внешне заданную структуру превратить в психологическую общность людей, в сложный психологический орга­низм, живущий по своим собственным законам.

Проблема групповой сплоченности также имеет солидную тради­цию ее исследования, которая опирается на понимание группы преж­де всего как некоторой системы межличностных отношений, имею­щих эмоциональную основу. Несмотря на наличие разных вариантов интерпретации сплоченности, эта общая исходная посылка присут­ствует во всех случаях. Так, в русле социометрического направления сплоченность прямо связывалась с таким уровнем развития межлич­ностных отношений, когда в них высок процент выборов, основан­ных на взаимной симпатии. Социометрия предложила специальный «индекс групповой сплоченности», который вычислялся как отноше­ние числа взаимных положительных выборов к общему числу воз­можных выборов:

где Сгр, ― сплоченность, r(+) ― положительный выбор, N ― число членов группы [Лекции по методике конкретных социальных иссле­дований, 1972. С. 168]. Содержательная характеристика взаимных по­ложительных выборов здесь, как и вообще при применении социо­метрической методики, опущена. «Индекс групповой сплоченности» есть строго эмоциональная характеристика малой группы.

Данный подход был развит в концепции А. и Б. Лоттов, прямо ука­зывающих, что сплоченность обусловлена межличностной аттракцией. Причины симпатии, которую демонстрируют члены группы друг к дру­гу, могут быть вызваны частотой взаимодействия, его кооперативным характером, демократическим стилем руководства, угрозой со стороны других групп, успехом групповой деятельности. Возникшая на основе аттракции сплоченность приводит и к повышению продуктивности де­ятельности группы [Кричевский, Дубовская, 2002. С. 146].

Другой подход был предложен Л. Фестингером, когда сплочен­ность анализировалась на основе частоты и прочности коммуника­тивных связей, обнаруживаемых в группе. Буквально сплоченность определялась как «сумма всех сил, действующих на членов группы, чтобы удерживать их в ней». Влияние школы Левина на Фестингера придало особое содержание этому утверждению: «силы» интерпрети­ровались либо как привлекательность группы для индивида, либо как удовлетворенность членством в группе. Но и привлекательность, и удовлетворенность анализировались при помощи выявления чисто эмо­ционального плана отношений группы, поэтому сплоченность и здесь представлялась как некоторая характеристика системы эмоциональ­ных предпочтений членов группы. (Эта же мысль звучит и в определе­нии сплоченности, данном другим последователем Левина ― А. Зандером: «Сплоченность основывается на притягательности группы для ее членов».)

В некоторых разработках этой идеи вводится и такой показатель, как соотношение наград и потерь, которые имеет индивид в группе. «Награды» (выигрыши) ― это удовлетворение биопотребностей, бе­зопасность, принятие другими, поддержка самооценки. «Потери»: вре­мя и усилия для взаимодействия с неприятными партнерами, крити­ка или отвержение со стороны партнеров и пр. Превышение «выигры­шей» над «потерями» означает высокий уровень сплоченности. Несмотря на большую расшифровку «притягательности», эмоциональ­ная база сплоченности сохраняется и в этих концепциях.

Еще более полный список детерминант сплоченности был пред­ложен Д. Картрайтом. Основная его идея заключается в том, что спло­ченность зависит не только от свойств группы, но от их соотноше­ния с потребностями членов группы, с их ожиданиями «благоприят­ного членства». Это позволяет сохранить группу, обеспечить рост участия членов группы и переживания ими чувства безопасности, создать особую «групповую атмосферу». Хотя и здесь акцент сделан на эмоциональные характеристики, модель фиксирует взаимосвязь различных факторов и является наиболее полной [Кричевский, Дубовская, 2002].

Была, правда, предложена и иная программа исследования спло­ченности, связанная с работами Т. Ньюкома, который вводит особое понятие «согласие» и при его помощи пытается интерпретировать спло­ченность. Он выдвигает новую идею по сравнению с теми, которые содержались в подходах Морено и Фестингера, а именно идею необ­ходимости возникновения сходных ориентаций членов группы по от­ношению к каким-то значимым для них ценностям. Несомненная про­дуктивность этой идеи, к сожалению, оказалась девальвированной, поскольку дальнейшее ее развитие попало в жесткую схему теории поля. Развитие сходных ориентаций, т.е. достижение согласия, мысли­лось как снятие напряжений в поле действия индивидов, причем снятие это осуществляется на основе определенных эмоциональных ре­акций индивидов. Хотя и с оговорками, но мысль об эмоциональной основе сплоченности оказалась основополагающей и в этом варианте объяснения. Не случайно при кратком, «итоговом» определении спло­ченности вновь подчеркивается ее эмоциональная природа: «Спло­ченность ― чувство "Мы", степень связи членов группы друг с дру­гом, например, за счет взаимной симпатии» [Майерс, 1997. С. 295].

Существует целый ряд экспериментальных работ по выявлению групповой сплоченности, или, как часто их обозначают, по выявле­нию группового единства. Из них надо назвать исследования А. Бейве-ласа, в которых особое значение придается характеру групповых це­лей. Операциональные цели группы ― это построение оптимальной системы коммуникаций; символические цели группы ― это цели, соответствующие индивидуальным намерениям членов группы. Спло­ченность зависит от реализации и того и другого характера целей. Как видим, интерпретация феномена становится здесь богаче.

Обилие разных подходов к исследованию сплоченности позволя­ет сделать вывод, что феномен сам по себе крайне важен, но еще не вполне исследован. Во всяком случае можно сделать вывод, что спло­ченность ― это многомерное и многофакторное явление. Логично представить себе новый подход к исследованию сплоченности, если он будет опираться на принятые принципы понимания группы и, в частности, на идею о том, что главным интегратором группы являет­ся совместная деятельность ее членов. Тогда процесс формирования группы и ее дальнейшего развития предстает как процесс все боль­шего сплачивания этой группы, но отнюдь не на основе увеличения лишь эмоциональной ее привлекательности, а на основе все больше­го включения индивидов в процесс совместной деятельности. Для этого выявляются иные основания сплоченности. Чтобы лучше понять их природу, следует сказать, что речь идет именно о сплоченности груп­пы, а не о совместимости людей в группе. Хотя совместимость и спло­ченность тесно связаны, каждое из этих понятий обозначает разный аспект характеристики группы. Совместимость членов группы озна­чает, что данный состав группы возможен для обеспечения выпол­нения группой ее функций, что члены группы могут взаимодейство­вать. Сплоченность группы означает, что данный состав группы не просто возможен, но что он интегрирован наилучшим образом, что в нем достигнута особая степень развития отношений, а именно та­кая степень, при которой все члены группы в наибольшей мере раз­деляют цели групповой деятельности и те ценности, которые связа­ны с этой деятельностью. Это отличие сплоченности от совместимо­сти подвело нас к пониманию существа сплоченности в рамках принципа деятельности.

В отечественной социальной психологии новые принципы иссле­дования сплоченности разработаны А. В. Петровским. Они составляют часть единой концепции, названной ранее «стратометрической кон­цепцией групповой активности», а позднее ― «теорией деятельност-ного опосредования межличностных отношений в группе».

Основная идея заключается в том, что всю структуру малой груп­пы можно представить себе как состоящую из трех (в последней ре­дакции ― четырех) основных слоев, или, в иной терминологии, «страт»: внешний уровень групповой структуры, где даны непосред­ственные эмоциональные межличностные отношения, т.е. то, что тра­диционно измерялось социометрией; второй слой, представляющий собой более глубокое образование, обозначаемое термином «ценностно-ориентационное единство» (ЦОЕ), которое характеризуется тем, что отношения здесь опосредованы совместной деятельностью, выра­жением чего является совпадение для членов группы ориентации на основные ценности, касающиеся процесса совместной деятельности. Социометрия, построив свою методику на основе выбора, не пока­зывала, как отмечалось, мотивов этого выбора. Поэтому для изучения второго слоя (ЦОЕ) нужна иная методика, позволяющая вскрыть мотивы выбора. Теория же дает ключ, при помощи которого эти мо­тивы могут быть обнаружены: это ― совпадение ценностных ориента­ций, касающихся совместной деятельности. Третий слой групповой структуры расположен еще глубже и предполагает еще большее вклю­чение индивида в совместную групповую деятельность: на этом уров­не члены группы разделяют цели групповой деятельности, и, следо­вательно, здесь могут быть выявлены наиболее серьезные, значимые мотивы выбора членами группы друг друга. Можно предположить, что мотивы выбора на этом уровне связаны с принятием также общих ценностей, но более абстрактного уровня: ценностей, связанных с более общим отношением к труду, к окружающим, к миру. Этот тре­тий слой отношений был назван «ядром» групповой структуры [Пси­хологическая теория коллектива, 1979].

Все сказанное имеет непосредственное отношение к пониманию сплоченности группы. Эта характеристика предстает здесь как опреде­ленный процесс развития внутригрупповых связей, соответствующий развитию групповой деятельности. Три слоя групповых структур могут одновременно быть рассмотрены и как три уровня развития группы, в частности, три уровня развития групповой сплоченности (рис. 13).

На первом уровне (что соответствует поверхностному слою внут­ригрупповых отношений) сплоченность действительно выражается развитием эмоциональных контактов (В). На втором уровне (что соот­ветствует второму слою ― ЦОЕ) происходит дальнейшее сплочение группы, и теперь это выражается в совпадении у членов группы ос­новной системы ценностей, связанных с процессом совместной дея­тельности (Б). На третьем уровне (что соответствует «ядерному» слою внутригрупповых отношений) интеграция группы (а значит, и ее сплоченность) проявляется в том, что все члены группы начинают разде­лять общие цели групповой деятельности (А).

Слой В ― непосредственные эмоциональные контакты

Слой Б ― ЦОЕ (ценностно-ориентационное единство)

Слой А ― «ядро» (совместная групповая деятельность и ее цели)

 

Рис. 13. Структура малой группы с точки зрения стратометрической

концепции

 

Существенным моментом при этом выступает то обстоятельство, что развитие сплоченности осуществляется не за счет развития лишь коммуникативной практики (как, скажем, это было у Ньюкома), но на основе совместной деятельности. Кроме того, единство группы, выраженное в единстве ценностных ориентаций членов группы, ин­терпретируется не просто как сходство этих ориентаций, но и как воплощение этого сходства в практических действиях членов группы. При такой интерпретации сплоченности обязателен третий шаг в ана­лизе, т.е. переход от установления единства ценностных ориентаций к еще более высокому уровню единства ― единства целей групповой деятельности как выражения сплоченности. «Если каждый из выше­названных феноменов сплоченности является показателем интегри-рованности лишь отдельных пластов и слоев внутригрупповой актив­ности, то общность цели, будучи детерминантом всех их вместе взя­тых, может служить референтом действительного единства группы как целого» [Донцов, 1979]. Можно считать, конечно, что совпадение целей групповой деятельности есть в то же самое время и высший уровень ценностного единства группы, поскольку сами цели совмес­тной деятельности есть также определенная ценность. Таким обра­зом, в практике исследования сплоченность должна быть проанали­зирована и как совпадение ценностей, касающихся предмета совме­стной деятельности, и как своего рода «деятельностное воплощение» этого совпадения.

Эксперимент А. И. Донцова, проведенный в 14 московских сред­них школах, имел целью выявить, как в работе учителей совпадают представления о ценности деятельности с реальным воплощением их в повседневной практике преподавания и воспитания. Выявлялись два пласта сплоченности: сплоченность, демонстрируемая при оценке «эталонного» ученика, и сплоченность, демонстрируемая при оценке реальных учеников. В результате исследования был получен вывод, что общность оценок реальных учеников, данная учителями одной школы, выше, чем согласованность их представлении об эталоне ученика, т.е. сплоченность в реальной деятельности оказалась выше, чем сплочен­ность, регистрируемая лишь как совпадение мнений (ибо отношением к эталону может быть только мнение, но не реальная деятельность).

Вторая часть исследования дала довольно любопытный результат. Когда оцениванию подвергались не ученики, а коллеги-учителя, то един­ство ценностных представлений оказалось выше в том случае, когда речь шла именно об эталоне учителя, и ниже, когда давались оценки реальным коллегам. Интерпретация этого факта снова подтверждает ос­новной принцип: конкретным предметом деятельности учителя не яв­ляется другой учитель ― коллега, поэтому оценивание его, а значит, и совпадение такого рода ценностей не есть параметр непосредственной конкретной деятельности данной группы. Напротив, «эталонный» кол­лега в большей степени оказался ценностью, включенной в непосред­ственную практику работы учителя. (Образ такого «эталонного» коллеги возникает, например, на различных методических конференциях, со­браниях «предметников».) Таким образом, была подтверждена гипо­теза исследования о том, что действительная интеграция группы (а следовательно, и ее сплоченность) осуществляется прежде всего в ходе совместной деятельности [Донцов, 1979].

Такое понимание сплоченности позволяет по-новому подойти к факту формирования малой группы. Возникнув благодаря внешним обстоятельствам, малая группа «переживает» длительный процесс сво­его становления в качестве психологической общности. Важнейшим содержанием этого процесса является развитие групповой сплочен­ности. В ходе этого развития группа не просто продуцирует некоторые нормы и ценности, а члены ее не просто усваивают их. Осуществляет­ся гораздо более глубокая интеграция группы, когда ценности о пред­метной деятельности группы все в большей степени разделяются от­дельными индивидами, не потому, что они им больше или меньше «нравятся», а потому, что индивиды включены в саму их совместную деятельность. Деятельность же эта становится столь значимой в жизни каждого члена группы, что он принимает ее ценности не под влияни­ем развития коммуникаций, убеждения, но самим фактом своего все более полного и активного включения в деятельность группы. Глав­ным детерминантом образования группы в психологическом значе­нии этого слова выступает совместная деятельность. Она есть, таким образом, не только внешне заданное условие существования данной группы, но и внутреннее основание ее существования.

 

Лидерство и руководство.При характеристике динамических процессов в малых группах, естественно, возникают вопросы как группа органи­зуется, кто берет на себя функции ее организации, каков психологи­ческий рисунок деятельности по управлению группой? Проблема лидерства и руководства является одной из кардинальных проблем со­циальной психологии, ибо оба эти процесса не просто относятся к проблеме интеграции групповой деятельности, но и психологически описывают субъекта этой интеграции. Когда проблема обозначается как проблема лидерства, то этим лишь отдается дань социально-пси­хологической традиции, связанной с исследованием данного фено­мена. В действительности проблема должна быть поставлена значи­тельно шире, а именно и как проблема руководства группой.

Поэтому крайне важно сделать прежде всего терминологические уточнения и развести понятия «лидер» и «руководитель». В русском языке для обозначения этих двух различных явлений существуют два специальных термина (так же, впрочем, как и в немецком, но не в английском языке, где «лидер» употребляется в обоих случаях) и определены различия в содержании этих понятий. (При этом не рас­сматривается еще и такой особый случай, как употребление понятия «лидер» в политической терминологии.) Б. Д. Парыгин называет сле­дующие различия лидера и руководителя: 1) лидер в основном при­зван осуществлять регуляцию межличностных отношений в группе, в то время как руководитель осуществляет регуляцию официальных от­ношений группы как некоторой социальной организации; 2) лидер­ство можно констатировать в условиях микросреды (каковой и явля­ется малая группа), руководство ― элемент макросреды, т.е. оно свя­зано со всей системой общественных отношений; 3) лидерство возникает стихийно, руководитель всякой реальной социальной груп­пы либо назначается, либо избирается, но так или иначе этот про­цесс является не стихийным, а, напротив, целенаправленным, осу­ществляемым под контролем различных элементов социальной струк­туры; 4) явление лидерства менее стабильно, выдвижение лидера в большой степени зависит от настроения группы, в то время как ру­ководство ― явление более стабильное; 5) руководство подчинен­ными в отличие от лидерства обладает гораздо более определенной системой различных санкций, которых в руках лидера нет; 6) про­цесс принятия решения руководителем (и вообще в системе руко­водства) значительно более сложен и опосредован множеством раз­личных обстоятельств и соображений, не обязательно коренящихся в данной группе, в то время как лидер принимает более непосред­ственные решения, касающиеся групповой деятельности; 7) сфера деятельности лидера ― в основном малая группа, где он и является лидером, сфера действия руководителя шире, поскольку он пред­ставляет малую группу в более широкой социальной системе [Пары­гин, 1971. С. 310-311]. Эти различия (с некоторыми вариантами) на­зывают и другие авторы.

Тем не менее лидер и руководитель имеют дело с однопорядковым типом проблем, именно они призваны стимулировать группу, наце­ливать ее на решение определенных задач, заботиться о средствах, при помощи которых эти задачи могут быть решены. Хотя по проис­хождению лидер и руководитель различаются, в психологических ха­рактеристиках их деятельности существуют общие черты, что и дает право при рассмотрении проблемы зачастую описывать эту деятель­ность как идентичную, хотя это, строго говоря, не является вполне точным. Лидерство есть чисто психологическая характеристика пове­дения определенных членов группы; руководство в большей степени есть социальная характеристика отношений в группе, прежде всего с точки зрения распределения ролей управления и подчинения. В отли­чие от лидерства руководство выступает как регламентированный об­ществом правовой процесс. Чтобы изучить психологическое содержа­ние деятельности руководителя, можно использовать знание меха­низма лидерства, но одно знание этого механизма ни в коем случае не дает полной характеристики деятельности руководителя.

Поэтому последовательность в анализе данной проблемы должна быть именно такой: сначала выявление общих характеристик меха­низма лидерства, а затем интерпретация этого механизма в рамках конкретной деятельности руководителя.

Лидером является такой член малой группы, который выдвигает­ся в результате взаимодействия членов группы для организации группы при решении конкретной задачи в конкретной ситуации, принимая на себя определенные функции. Он демонстрирует более высокий, чем другие члены группы, уровень активности, участия, влияния на поведение других. Остальные члены группы принимают лидерство, т.е. строят с лидером такие отношения, которые предполагают, что он будет вести, а они будут ведомыми. Лидерство необходимо рас­сматривать как групповое явление: лидер немыслим в одиночку, он всегда дан как элемент групповой структуры, а лидерство есть систе­ма отношений в этой структуре. Поэтому феномен лидерства отно­сится к динамическим процессам малой группы. Этот процесс может быть достаточно противоречивым: мера притязаний лидера и мера готовности других членов группы принять его ведущую роль могут не совпадать. Следовательно, при определенных обстоятельствах лидер­ские возможности могут возрастать, а при других, напротив, сни­жаться [Кричевский, Рыжак, 1985]. Иногда понятие лидера отожде­ствляется с понятием «авторитет», что не вполне корректно: конеч­но, лидер выступает как авторитет для группы, но не всякий авторитет обязательно означает лидерские возможности его носителя. Лидер должен организовать решение какой-то задачи, авторитет такой фун­кции не выполняет, он просто может выступать как пример, как идеал, но вовсе не брать на себя решение задачи. Поэтому феномен лидерства ― это весьма специфическое явление, не описываемое никакими другими понятиями.

Существует несколько теоретических Теории происхожденияподходов в понимании происхождения лидерствалидерства. Наиболее известны три из них.

«Теория черт» (иногда называется «харизматической теорией», от слова «харизма», т.е. «благодать», которая в различных системах рели­гии интерпретировалась как нечто, снизошедшее на человека) исхо­дит из положений немецкой психологии конца XIX ― начала XX в. и концентрирует свое внимание на врожденных качествах лидера. Лиде­ром, согласно этой теории, может быть лишь такой человек, который обладает определенным набором личностных качеств или совокупно­стью определенных психологических черт. Различные авторы пыта­лись выделить эти необходимые лидеру черты, или характеристики. В американской социальной психологии эти наборы черт фиксирова­лись особенно тщательно, поскольку они должны были стать основа­нием для построения систем тестов для отбора лиц ― возможных ли­деров. Однако очень быстро выяснилось, что задача составления пе­речня таких черт нерешаема.

В 1940 г. К. Бэрд составил список из 79 черт, упоминаемых различ­ными исследователями как «лидерских». Среди них были названы та­кие: инициативность, общительность, чувство юмора, энтузиазм, уверенность, дружелюбие (позже Р. Стогдилл к ним добавил бдитель­ность, популярность, красноречие). Однако если посмотреть на раз­брос этих черт у разных авторов, то ни одна из них не занимала проч­ного места в перечнях: 65% названных черт были вообще упомянуты лишь однажды, 16-20% ― дважды, 4-5% ― трижды и лишь 5% черт были названы четыре раза. Разнобой существовал даже относительно таких черт, как «сила воли» и «ум», что дало основание усомниться вообще в возможности составить более или менее стабильный пере­чень черт, необходимых лидеру и тем более существующих у него. Было высказано даже мнение о том, что предлагаемые наборы черт в большей мере отражают либо черты экспериментатора, а не лидера, либо представления экспериментатора (свойственная ему так называ­емая «имплицитная теория лидерства») о неком идеальном лидере. После публикации Стогдилла с новыми добавлениями к списку воз­никло достаточно критичное отношение к теории черт.

Все сказанное не означает, что личностные черты вообще не имеют никакого значения для успешного осуществления функций лидер­ства. В последние годы наблюдаются некоторые новые попытки воз­родить эту теорию. Они связаны с общей разработкой проблемы пси­хологических черт личности. В частности, при исследовании лидерства некоторые авторы опираются на так называемую «пятифакторную модель личностных черт», предложенную Л. Первином и О. Джоном [Первин, Джон, 2000]. В этой модели выделены пять блоков базовых личностных качеств, проявление которых с достаточной долей вероятности можно наблюдать у большинства людей: экстраверсия, не­вротизм, сознательность, доброжелательность, открытость. Первые четыре из названных черт (высокий или низкий уровень их разви­тия), как установлено в исследованиях, имеют большое распростра­нение среди лидеров [Кричевский, Дубовская, 2002]. Таким обра­зом, апелляция к пятифакторной модели позволяет более опреде­ленно обозначать набор тех личностных черт, которые целесообразно выявлять у лидеров.

Тем не менее разочарование в традиционной «теории черт» было настолько велико, что в противовес ей была выдвинута даже «теория лидера без черт». Но она по существу просто не давала никакого отве­та на вопрос о том, откуда же берутся лидеры и каково происхожде­ние самого феномена лидерства. В связи с этим на смену теории черт пришло новое объяснение происхождения лидерства.

«Ситуационная теория». В данной концептуальной схеме значе­ние личностных черт не отбрасывается полностью, но утверждается, что в основном лидерство ― продукт ситуации. В различных ситуациях групповой жизни выделяются отдельные члены группы, которые пре­восходят других по крайней мере в каком-то одном качестве, но по­скольку именно это качество и оказывается необходимым в данной ситуации, человек, им обладающий, становится лидером. Таким об­разом, вместо идеи о врожденности качеств была принята идея о том, что лидер просто лучше других может актуализировать в конкретной ситуации присущую ему черту (наличие которой в принципе не отри­цается и у других лиц). Свойства, черты или качества лидера оказыва­лись относительными.

Интересно добавление, которое было сделано в одном из вариан­тов ситуационной теории: главным моментом появления лидера пред­лагалось считать выдвижение его группой, потому что именно по от­ношению к данному человеку группа испытывает определенные экспектации, ожидает от него проявления необходимой в данной ситуации черты.

Чтобы преодолеть очевидную неоднозначность в подобных рас­суждениях, Е. Хартли предложил четыре «модели», позволяющие дать особую интерпретацию тому факту, почему все-таки определенные люди становятся лидерами и почему не только ситуация определяет их выд­вижение. Во-первых, полагает Хартли, если кто-то стал лидером в одной ситуации, не исключено, что он же станет таковым и в другой ситуации. Во-вторых, вследствие воздействия стереотипов лидеры в одной ситуации иногда рассматриваются группой как лидеры «вооб­ще». В-третьих, человек, став лидером в одной ситуации, приобретает авторитет, и этот авторитет работает в дальнейшем на то, что данного человека изберут лидером и в другой раз. В-четвертых, отдельным людям свойственно «искать посты», вследствие чего они ведут себя именно так, что им «дают посты». Хотя вряд ли можно считать достаточно убедительными эти рассуждения для «примирения» идеи черт и идеи ситуации, ситуационная теория оказалась достаточно популяр­ной: именно на ее основе проведено много экспериментальных ис­следований лидерства в школе «групповой динамики».

Наиболее полный и разработанный вариант решения проблемы представлен в так называемой «системной теории лидерства», согласно которой лидерство рассматривается как процесс организации межлич­ностных отношений в группе, а лидер ― как субъект управления этим процессом. При таком подходе лидерство интерпретируется как функция группы, и поэтому изучать его следует с точки зрения целей и задач группы, хотя и структура личности лидеров при этом не должна сбра­сываться со счетов. Рекомендуют учитывать и другие переменные, отно­сящиеся к жизни группы, например длительность ее существования. В этом смысле системная теория имеет, конечно, ряд преимуществ. Они очевидны, когда речь заходит не просто о лидерстве, но о руководстве.

В рамках системной теории делается акцент на том, что, посколь­ку лидерство ― функция группы (Р. Бейлс, Ф. Слеттер), одновременно могут существовать лидеры как минимум двух типов: инструменталь­ный («деловой»), нацеленный на задачу и обеспечивающий группе ус­пех, достижение; эмоциональный (экспрессивный), нацеленный на ин­теграцию межличностных отношений и обеспечивающий в группе «равенство», благоприятную атмосферу. Соответственно каждый из этих лидеров обладает преимущественной ориентацией в первом случае на «дело», во втором случае ― на «сотрудников». В разных ситуациях груп­повой жизни один из этих типов лидеров может быть востребован больше (например, если группе нужен успех, деловой лидер может оказаться предпочтительнее). Как видно, при построении таких моде­лей речь идет не столько о лидерах, сколько о руководителях.

Особенно популярной в этом плане является «вероятностная мо­дель эффективности руководства», предложенная Ф. Фидлером. В ней различаются: руководитель, «ориентированный на задачу», и руково­дитель, «ориентированный на межличностные отношения». При по­мощи особых методик устанавливается, к какому типу принадлежит тот или иной руководитель, в частности, выявляется такой показа­тель, как «отношение к наименее предпочитаемому сотруднику» (НПС). Ориентированный «на задачу» руководитель видит в последнем одни отрицательные черты, ориентированный «на межличностные отно­шения» склонен видеть такого сотрудника не в одном лишь черном цвете. Далее группы различаются по такому критерию, как «уровень социального контроля» ― СК (степень владения руководителем си­туацией, связанной с решением групповой задачи). Строится вероят­ностная модель, цель которой ― выявление наиболее эффективного руководителя в группах различного типа. Установлено, что при высо­ком и низком уровнях СК более эффективен руководитель, ориенти­рованный «на задачу», а при среднем уровне СК ― ориентированный «на межличностные отношения». На основании такой модели строится тренинг лидерского соответствия [Кричевский, Дубовская, 2002. С. 258], т.е. модель находит практическое применение. Предло­женная в модели многогранность подхода позволяет в определенной степени учитывать соотношение чисто управленческих и психологи­ческих (т.е. лидерских) качеств руководителя.

Для большинства отечественных исследований лидерства харак­терно рассмотрение феномена лидерства в контексте совместной груп­повой деятельности, т.е. во главу угла ставятся не просто «ситуации», но конкретные задачи групповой деятельности, в которых определен­ные члены группы могут продемонстрировать свою способность орга­низовать группу для решения этих задач. Отличие лидера от других членов группы проявляется при этом не в наличии у него особых черт, а в наличии более высокого уровня влияния.

Примером является разработанная Р. Л. Кричевским концепция ценностного обмена как механизма выдвижения лидера. Сама по себе идея ценностного обмена во взаимодействии людей и ранее разраба­тывалась в социальной психологии (Дж. Хоманс, Дж. Тибо, Г. Келли и др.). Здесь же эта идея использована при объяснении феномена ли­дерства: ценностные характеристики членов группы (значимые свой­ства личности) как бы обмениваются на авторитет и признание лиде­ра. Лидером рассматривается тот, в ком в наиболее полном виде пред­ставлены такие качества,. которые особенно значимы для групповой деятельности, т.е. являющиеся для группы ценностями. Таким обра­зом, в лидерскую позицию в ходе взаимодействия выдвигается такой член группы, с которым группа как бы идентифицируется, поскольку он полнее других воплощает ее ценности. Именно поэтому он и обла­дает наибольшим влиянием [Хьюстон, Штребе, Стефенсон, 2001; Кри­чевский, Дубовская, 2002].

 

Стиль лидерства.Сразу же нужно оговориться, что в традиции социальной психологии исследуется вопрос именно о стиле лидерства, а не руководства. Но в связи с отмеченной неоднозначностью упот­ребления терминов очень часто проблему обозначают как стиль руко­водства. К сожалению, отсутствие строгости характерно и для многих классических экспериментов по этойпроблеме, вчастности для экс­перимента, выполненного под руководством К. Левина, Р. Липпита и Р. Уайта в школе «групповой динамики».

Эксперимент проводился на группе детей-подростков (мальчики 11 ― 12 лет), которые под руководством взрослых лепили маски из па­пье-маше. Руководители трех групп (заметим, что речь идет о взрос­лых руководителях, а не о лидерах, стихийно выдвинувшихся из сре­ды детей) демонстрировали разный стиль, и экспериментаторы сравни­вали затем эффективность деятельности трех групп. Стили руководства, продемонстрированные взрослыми, получили обозначения, с тех пор прочно укоренившиеся в социально-психологической литературе: «ав­торитарный», «демократический» и «попустительский» (достаточно вольный перевод термина, предложенного Левиным).

Обозначение трех стилей в предложенных терминах имеет свое обоснование, связанное с личной биографией и позицией Левина. Эксперименты были осуществлены им после эмиграции из фашист­ской Германии, во время начавшейся Второй мировой войны. Демон­стрируя свою антифашистскую позицию, Левин употребил термины «авторитарный», «демократический», как имеющие определенный политический смысл. Однако это были своего рода метафоры, и наив­но было бы думать, что в чисто психологических экспериментах отыс­кивались черты авторитаризма или демократизма в том их значении, которое они имеют в политической жизни. В действительности речь шла о психологическом рисунке типа принятия решения, не более того. Никакого политического значения ни один из выявленных сти­лей руководства, естественно, не имел. Однако принятая терминоло­гия вносит ряд трудностей в исследования именно в силу возможных ассоциаций. Нужно очень точно обозначать всякий раз, что имеется в виду, когда речь идет об «авторитарном», «демократическом» или «по­пустительском» стиле лидерства. Ряд авторов предлагают вообще от­казаться от этой терминологии и ввести новые обозначения, чтобы исключить недоразумения. Так, например, вводятся определения «ди­рективный», «коллегиальный» и «разрешительный» (либеральный) стиль [Журавлев, 1977. С. 116], хотя очевидно, что психологический рисунок обозначенных стилей сохраняет известную стабильность.

Поэтому прежде всего нужно отдать себе отчет в том, что обозна­чает каждый из выделенных Левиным стилей лидерства. Таких попы­ток было сделано достаточно много, и главным результатом их явля­ются уточнение и конкретизация как минимум двух сторон: содержа­ние решений, предлагаемых лидером группе, и техника (приемы, способы) осуществления этих решений. Тогда можно «расписать» каждый из трех стилей по двум характеристикам:

 

Формальная сторона Содержательная сторона
Авторитарный стиль
Деловые, краткие распоряжения Запреты без снисхождения, с уг­розой Четкий язык, неприветливый тон Похвала и порицания субъективны Эмоции не принимаются в расчет Показ приемов ― не система Позиция лидера ― вне группы Дела в группе планируются зара­нее (во всем их объеме) Определяются лишь непосред­ственные цели, дальние ― неиз­вестны Голос руководителя ― решающий
Демократический стиль
Инструкции в форме предложений Не сухая речь, а товарищеский тон Похвала и порицание ― с советами Распоряжения и запреты ― с дис­куссиями Позиция лидера ― внутри группы Мероприятия планируются не за­ранее, а в группе За реализацию предложений от­вечают все Все разделы работы не только предлагаются, но и обсуждаются
Попустительский стиль
Тон ― конвенциональный Отсутствие похвалы, порицаний Никакого сотрудничества Позиция лидера ― незаметно в стороне от группы Дела в группе идут сами собой Лидер не дает указаний Разделы работы складываются из отдельных интересов или исходят от нового лидера

 

Естественно, что ни эта схема, ни какая-либо другая не могут охватить все стороны и все проявления стиля лидерства. Можно идти по пути еще большего усложнения схемы, что и делается в практике экспериментальных исследований. Например, названы такие типы лидеров: лидер-организатор, лидер-инициатор, лидер-эрудит, лидер-генератор эмоционального настроя, лидер эмоционального притяже­ния, лидер-умелец. Многие из этих характеристик могут быть с успе­хом отнесены и к руководителю. В экспериментальных исследованиях в равной мере выявляются и стиль лидерства, и стиль руководства. Очень часто методики, предназначенные для определения стиля ли­дерства, считаются годными и для определения стиля руководства. В действительности не во всех случаях эти методики могут быть реле­вантными: учитывая разведение функций лидера и руководителя и характера их деятельности, необходимо видеть, в каких конкретно функциях руководитель повторяет психологический рисунок деятель­ности лидера, а в каких он детерминирован иными обстоятельствами.

Вопрос о методиках изучения стиля лидерства и руководства тре­бует еще дальнейшего обсуждения. Основные предложения относи­тельно методик исследования в большей степени относятся к дея­тельности лидеров, но не руководителей. В этих случаях палитра мето­дов весьма разнообразна. Так, Л. И. Уманским был разработан комплекс методов, объединенных названием «лабораторный аппаратурный эк­сперимент», куда включен целый набор оригинальных конструкций, позволяющих выявить лидера в группе, определить стиль его деятель­ности (групповой сенсомоторный интегратор, конструкция «Арка», прибор «Эстакада» и др.). Однако все исследования при помощи данных методик проводились на определенных группах в молодежном лагере, где зачастую лидер выступал и в качестве руководителя груп­пы. Поэтому в данном конкретном случае выявление лидера имеет смысл, лидер может быть «закреплен» и выступать в качестве руково­дителя. В других группах такая ситуация не всегда возможна.

Самым большим упрощением проблемы лидерства и руководства является представление о необходимости обязательного совпадения при всех обстоятельствах в одном человеке и лидера, и руководителя. На эту идею работает предлагаемое иногда деление на «официальных» и «неофициальных» лидеров, когда под «официальным» лидером пони­мается как раз руководитель. К сожалению, такая идея имеет некото­рое распространение, и подчас проводятся исследования, имеющие целью выявить, совпадают ли в данной группе лидер и руководитель. При обнаружении несоответствия дается рекомендация ― заменить руководителя и назначить им того человека, который (часто по соци­ометрической методике) оказался лидером. Осуществление подобных рекомендаций зачастую приводит к дезорганизации деятельности груп­пы, поскольку лидер оказывается совершенно негодным для выпол­нения функций руководителя.

В реальной жизнедеятельности малых групп, конечно, наряду с ру­ководителем могут существовать различные лидеры, выдвигающиеся из членов группы в каких-то определенных проявлениях: то ли в качестве центров эмоционального притяжения, то ли еще в других. Психологи­чески важно определить специфику сочетания деятельности руководи­теля и деятельностей многочисленных лидеров, так же как и в его соб­ственной деятельности сочетание черт руководителя и лидера.

Принятие группового решения.Процесс принятия группового решения тесно связан с проблемой лидерства и руководства, потому что принятие решения ― одна из важных функций ру­ководителя, а организация группы на принятие такого решения ― особенно сложная функция. Тот факт, что групповые решения во многих случаях являются более эффективными, чем индивидуальные, отмечался неоднократно. В современных условиях, когда деятельность групп активизируется во многих звеньях общественного организма, эта проблема приобретает особую актуальность. Не только в социаль­ной психологии, но и в повседневной практике разработаны различ­ные методы принятия групповых решений, и дело науки ― выявить в полной мере их возможности.

Исследуя эту проблему, социальная психология должна ответить на следующие вопросы: что такое групповое решение, иными слова­ми, как объединяются индивидуальные мнения членов группы в еди­ное решение? Какую роль в процессе принятия группового решения играет предшествующая ему дискуссия? Всегда ли групповое решение лучше, чем индивидуальное, и если да, то в каких случаях оно лучше? Наконец, каковы последствия для группы и каждого ее члена приня­тия общего решения? Каждый из этих вопросов так или иначе вставал в социальной психологии, но исследованы они неодинаково.

Так, наиболее исследована роль групповой дискуссии, предшеству­ющей принятию группового решения. На экспериментальном уровне эта проблема, как и другие вопросы «групповой динамики», была изучена Левиным.

Эксперимент был осуществлен в США в годы Второй мировой войны и имел прикладное значение. В условиях экономических зат­руднений в связи с военной ситуацией в США снизилось количество пищевых продуктов, поступающих в торговую сеть. Вместо мяса насе­лению предлагались многочисленные субпродукты, однако домохо­зяйки бойкотировали их покупку. Цель экспериментального исследо­вания Левина состояла в том, чтобы сравнить эффективность воздей­ствия на мнение домохозяек традиционной формы, используемой рекламой (лекции), и новой формы ― выработки собственного груп­пового решения на основе групповой дискуссии. Было создано шесть групп добровольцев-домохозяек из Красного Креста, каждая группа по 13―17 человек. Некоторым из этих групп были прочитаны лекции о пользе субпродуктов и о желательности их покупки, а в других груп­пах была проведена дискуссия по этим же вопросам. Через неделю были проведены интервью с целью выяснить, насколько изменились мнения домохозяек. В группах, слушавших лекции, было зарегистри­ровано 3% изменения мнений, в группах, где прошли групповые дис­куссии, ― 32%.

Левин предложил следующую психологическую интерпретацию полученного результата. На лекции домохозяйки пассивно слушали предлагаемые рассуждения, они интерпретировали излагаемые им факты в свете собственного прошлого опыта. После лекции они име­ли два варианта поведения: покупать или не покупать субпродукты. В момент лекции решение не было принято, и поэтому никакой под­держки группой в пользу принятия решения они не имели; в группе не возникло социальной нормы, которой бы в дальнейшем следовали члены этой группы. Поэтому изменение мнения базировалось исклю­чительно на эффективности убеждения, а она оказалась невысокой. Напротив, в ходе групповой дискуссии каждый член группы чувство­вал себя включенным в принятие решения, и это ослабляло сопротив­ление нововведению. В ходе дискуссии стал очевидным факт, что дру­гие члены группы также движутся в направлении определенного ре­шения, это укрепляло собственную позицию. Решение, таким образом, было подготовлено шаг за шагом, принятое решение превращалось в своеобразную групповую норму, поддержанную и принятую участни­ками дискуссии. Такой эффект стал возможным потому, что решение не было навязано, а было именно принято группой.

Со времени этого эксперимента Левина было проведено много других экспериментальных исследований по изучению механизма и эффекта группового принятия решения и выяснению роли групповой дискуссии в этом процессе. Были выявлены две важные закономерно­сти: 1) групповая дискуссия позволяет столкнуть противоположные позиции и тем самым помочь участникам увидеть разные стороны проблемы, уменьшить их сопротивление новой информации; 2) если решение инициировано группой, то оно является логическим выво­дом из дискуссии, поддержано всеми присутствующими, его значе­ние возрастает, так как оно превращается в групповую норму. Значе­ние групповой дискуссии изучалось в дальнейшем не только с точки зрения ценности принятого решения, но и с точки зрения тех по­следствий, которые сам факт дискуссии имел для группы в плане перестраивания структуры внутригрупповых отношений.

Что же касается влияния групповой дискуссии как стадии, пред­шествующей принятию группового решения, то направление даль­нейшего анализа также обозначилось довольно четко: начался ― осо­бенно на прикладном уровне ― активный поиск различных форм групповой дискуссии, стимулирующих принятие решения. Некото­рые из этих форм хорошо известны, они выдвинуты самой практи­кой, их ценность давно осознана и даже получила закрепление в по­словицах («Ум хорошо, а два лучше»


/cgi-bin/footer.php"; ?>