С Ц Е Н А Ч Е Т В Е Р Т А Я
С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В
Д О П Р О С
комедия
На первый взгляд то, что происходит в пьесе «Допрос» - совершенно абсурдно. Три
человека находятся за столом в пустой комнате, и попеременно задают друг другу
вопросы, похожие на те, что задают во время допроса. Но постепенно выясняется,
что это всего лишь один человек беседует сам с собой, единый в трех лицах, а сама
комедия «Допрос» оборачивается попыткой человеческой души понять саму себя
и достучаться до страшных и сокровенных тайн, до которых иным путем дойти
невозможно. Еще это очень похоже на «Троицу» Андрея Рублева, расшифрованную
методом драматургии.
М и х а и л.
И п п о л и т.
В л а д и м и р.
Пол актеров значения не имеет.
Пустое помещение, стол, три стула, сбоку дверь. На столе книга.
С Ц Е Н А П Е Р В А Я
М и х а и л один.
М и х а и л (сначала сидит на стуле, потом вскакивает, и стучит кулаками в стену).
Выпустите меня отсюда, выпустите, я больше не могу!
Входит И п п о л и т.
И п п о л и т. Зачем вы стучите?
М и х а и л (кричит). Выпустите меня отсюда, я не могу здесь больше сидеть!
И п п о л и т (равнодушно). Если не хотите сидеть, то стойте, вам никто это не
запрещает.
М и х а и л. Я не могу ни сидеть, ни стоять, мне не подходит ни то, ни другое, я
хочу чего-то иного!
И п п о л и т (так же равнодушно). Ну тогда лежите, лежать вам тоже никто не будет
мешать.
М и х а и л. Вы что, издеваетесь надо мной?
И п п о л и т. Нисколько. Я вообще очень гуманный человек, и никогда ни над кем не
издеваюсь. Я просто отвечаю на ваши вопросы.
М и х а и л. Это не вопросы, а требование.
И п п о л и т. Не в вашем положении чего-то требовать.
М и х а и л. А что же мне остается, сидеть сложа руки, и смотреть на эти чертовы стены?
И п п о л и т. Я бы вам не советовал упоминать имя черта!
М и х а и л. Разрешите мне самому решать, что мне упоминать, а что нет!
И п п о л и т (саркастически). Может быть, вы хотите поменяться со мной местами?
М и х а и л. С удовольствием, если это позволит мне выйти отсюда!
И п п о л и т. Какой вы прыткий. Всему свое время, может быть, и поменяетесь когда-
нибудь, а пока сидите, как пай-мальчик, и не упоминайте имени черта, упоминать его
к ночи плохая примета.
М и х а и л. А сейчас что, ночь?
И п п о л и т. Не знаю. Может быть ночь, а может быть, что и день. Мне, впрочем, все
равно, да и вам, думаю, начхать на эти второстепенные признаки.
М и х а и л. Мне ни на что не начхать, я, слава Богу, могу еще отличить день от ночи, и
мне на них не начхать!
И п п о л и т (с удивлением глядя на него). Вот как, вы что, максималист?
М и х а и л. Я оптимист, и мне ни на что не начхать.
И п п о л и т (с укоризной). Не в вашем положении, батенька, быть оптимистом!
М и х а и л. А кем надо быть в моем положении?
И п п о л и т. Кем угодно, но только не оптимистом. Вы что, не понимаете, где вы
находитесь?
М и х а и л. А где я нахожусь?
И п п о л и т. А вы что, сами не понимаете?
М и х а и л. Не понимаю, объясните мне, если вы все знаете!
И п п о л и т. Я знаю, но не все.
М и х а и л. Но кое-то вам наверняка известно!
И п п о л и т. Кое-что, но не очень много. Я бы даже сказал, что мне известно не
больше, чем вам.
М и х а и л. Тогда зачем вы вообще явились сюда?
И п п о л и т (удивленно). Но вы ведь стучали, на такой стук невозможно было не
отвечать визитом, от него, извините меня, проснулся бы даже мертвец!
М и х а и л. Так вы пришли на мой стук?
И п п о л и т. А на что же еще, позвольте задать вам вопрос?
М и х а и л. Вы задали мне вопрос?
И п п о л и т. Да, задал, и хотел бы получить исчерпывающий ответ!
М и х а и л. Вы что, хотите свести меня с ума?
И п п о л и т. По-моему, это вы сводите меня с ума своими стуками и своими
вопросами. Впрочем, можете продолжать и дальше стучать, это вам ни капельки
не поможет.
М и х а и л. А что мне поможет?
И п п о л и т. Не знаю, но, во всяком случае, не стук и не вопли.
М и х а и л (долго изучающее смотрит на И п п о л и т а). Как вас зовут?
И п п о л и т. Ипполит. А вас?
М и х а и л. Михаил. Вы здесь за что?
И п п о л и т. Я здесь ни за что. Я просто здесь, и это надо принимать, как данность.
(Деловито, присаживаясь на стул, раскрывая лежащую на столе книгу.) Итак,
приступим. Как ваше имя?
М и х а и л (удивленно глядя на него). Я же вам уже сказал: Михаил.
И п п о л и т. Это не важно, что уже сказали, это надо для протокола.
М и х а и л. Для какого протокола, вы что, допрашиваете меня?
И п п о л и т. Ни в коем случае, это просто беседа, но если вам хочется, можете
считать, что допрашиваю.
М и х а и л. Я не преступник, и не собираюсь отвечать на допросе!
И п п о л и т. А кто вы?
М и х а и л. Я человек, и требую соответствующего отношения!
И п п о л и т. Вы в этом уверены?
М и х а и л. В чем?
И п п о л и т. В том, что вы человек.
М и х а и л. А кем же мне быть?
И п п о л и т. Да кем угодно. Есть, знаете, разные формы самовыражения в случаях,
сходных с вашим.
М и х а и л (подозрительно глядя на него). Что еще за такой мой случай, на что вы
намекаете?
И п п о л и т. Я не намекаю, я задаю вопросы. Итак, вас зовут Михаилом?
М и х а и л. Я же уже ответил на это. У вас что, плохо с памятью?
И п п о л и т. Не дерзите, это только ухудшит ваше положение!
М и х а и л. Мое положение уже нельзя чем-нибудь ухудшить!
И п п о л и т. Как знать, как знать. (Глядя в книгу, водя пальцами по буквам.) Итак, вы
попали сюда за что-то конкретное?
М и х а и л. Ни за что я не попадал, я очутился здесь незаконно, и требую выпустить
меня как можно быстрее!
И п п о л и т (продолжая глядеть в книгу и водить пальцем по буквам). Не в вашем
положении что-либо требовать, я же вам об этом уже говорил. Ни требовать, ни
кричать, ни как-либо иначе выражать свой протест вам бесполезно. Вам лучше во
всем признаться открыто и честно, и тогда, возможно, ваша ситуация как-то
изменится.
М и х а и л. Вы можете изменить мою ситуацию?
И п п о л и т. Я – нет.
М и х а и л. А кто может?
И п п о л и т. Не знаю. Может быть, кто-то и может, но только не я.
М и х а и л. Тогда зачем вы здесь?
И п п о л и т. Чтобы задавать вам вопросы.
М и х а и л. Вы что, следователь?
И п п о л и т (удивленно, с укоризной). Разве я похож на следователя?
М и х а и л. Нет, не похож. Скорее вы похожи на арестанта.
И п п о л и т (с облегчением). Спасибо, что не на следователя, а то у меня прямо дух
захватило. Я бы не выдержал, если вы продолжили свои намеки на следователя.
М и х а и л. Я не на что не намекал, я просто спросил.
И п п о л и т. О чем вы спросили?
М и х а и л. Я спросил: вы что: следователь?
И п п о л и т. Я же ответил, что нет, я просто задаю вам вопросы.
М и х а и л. А зачем вы мне их задаете?
И п п о л и т. Откуда я знаю? Очевидно, такова процедура, или, если угодно, регламент.
(Опять смотрит в книгу, отмечает в ней что-то пальцем). Скажите, вам не кажется,
что пора приступать?
М и х а и л. Приступать к чему?
И п п о л и т. К самому главному.
М и х а и л. Вам надо, вы и приступайте.
И п п о л и т. Хорошо, раз вы настаиваете.
М и х а и л. Я ни на чем не настаиваю.
И п п о л и т. Все равно хорошо, что внутренне вы согласились, это упрощает всю
процедуру. (Опять смотрит в книгу, поднимает глаза на М и х а и л а.) Скажите,
что вы думаете о друзьях?
М и х а и л. О друзьях?
И п п о л и т. Да, о друзьях.
М и х а и л. О чьих друзьях?
И п п о л и т. Не о моих же, конечно, о ваших друзьях.
М и х а и л. Ничего не думаю, у меня их нет.
И п п о л и т (опять смотрит в книгу, с явным напряжением шевелит губами). Не
может быть, тут определенно написано о друзьях.
М и х а и л. Какая разница, что там написано, я же сказал, что у меня нет друзей.
И п п о л и т. Не могу поверить, у каждого человека есть друзья.
М и х а и л. У каждого есть, а у меня нет. Я одиночка. Степной волк. Или морской, как
вам угодно. Я одинаково долго жил как в степи, так и у моря, и не считал
необходимым кого-либо себе завести. Друзей, во всяком случае, не считал.
И п п о л и т (поднимая на него глаза). А кого считали?
М и х а и л. Не знаю, женщин, может быть, или собак, но уж точно не друзей. От
друзей не слишком-то много проку, друзья предадут тебя в самый неподходящий
момент.
И п п о л и т. А женщины?
М и х а и л. И женщины тоже, но не так, как друзья. А собаки вообще не предадут,
если уж зашла речь об этом, будут околевать, но не предадут, и поэтому собаки
лучше друзей и женщин.
И п п о л и т (пристально глядя на него). Вот как? Ну хорошо, к женщинам и собакам
мы еще вернемся, эти вопросы слишком большие, чтобы к ним не вернуться, а
теперь опять поговорим о друзьях. Скажите, а в юности у вас были друзья?
М и х а и л. Конечно. У каждого человека в юности бывают друзья.
И п п о л и т. Это резонно. А потом, что с ними стало потом?
М и х а и л. Откуда я знаю? Кажется, предали меня, и ушли, или я их предал, какая
разница?
И п п о л и т. Вы считаете, что никакой?
М и х а и л. Что вы ко мне привязались? кто следователь: вы, или я? если нацепили на
себя этот мундир, то и задавайте вопросы по-существу!
И п п о л и т. На мне нет никакого мундира, я такой же голый, как вы.
М и х а и л. Нет, на вас определенно сидит мундир, мундир следователя, и вы не
собьете меня утверждениями, что его нет. Иногда, знаете-ли, нужно смотреть в
корень, в самую сущность вещей. Если я говорю, что на вас есть мундир, значит, он
на вас действительно есть.
И п п о л и т. Хорошо, как вам угодно, хотя я и такой же голый, как вы. Итак,
закончим с друзьями. Скажите, вы предавали кого-то из них?
М и х а и л. В каком смысле?
И п п о л и т. В самом прямом. Предавали в самый последний момент, когда друг
находился на грани, а вы не подносили ему стакана обыкновенной воды?
М и х а и л. Стакана воды, другу, который на грани?
И п п о л и т. Да, стакана воды, другу, который на грани, отвечайте предельно честно,
и не юлите, это вам не идет.
М и х а и л. Я не юлю, я вообще не уважаю людей, которые юлят. А что касается друга
и стакана воды, то, как мне кажется, этого не было. Что-то очень похожее, возможно,
и было, но до самой последней черты не дошло.
И п п о л и т (делая пометку в книге). Это хорошо, это говорит в вашу пользу.
Многие, знаете, в последний момент начинают юлить, и говорить, что подносили не
только воду, но и вино, но потом оказывается, что это не так, и только осложняют
свое положение. Вы честны, и это вам определенно зачтется.
М и х а и л. Зачтется где?
И п п о л и т. Откуда я знаю? Я знаю не больше вас. (Опять смотрит в книгу.) Давайте
закончим о женщинах и собаках. Скажите, вы любили кого-то из них?
М и х а и л. Собак, безусловно, любил, их нельзя не любить, они это чувствуют. Кроме
того, они вас никогда не сдадут, как сдают женщины, уходя к друзьям, сутенерам,
или на тот свет, чтобы окончательно вам отомстить, и поэтому ваша любовь им
просто необязательна. Нельзя не любить лучшего друга.
И п п о л и т (делает пометку в книге). С этим понятно, а женщины, как насчет
женщин, вы любили хотя бы одну?
М и х а и л. Что значит одну? Вы что, считаете меня однолюбом?
И п п о л и т. Я ничего не считаю, отвечайте по-существу: вы любили хотя бы одну?
М и х а и л. Женщину?
И п п о л и т. Разумеется, женщину, ведь не собаку же, черт побери, с собаками мы,
кажется, разобрались.
М и х а и л. Не поминайте всуе имя черта.
И п п о л и т. Хорошо. Так как насчет женщин?
М и х а и л. Точно так же, как и всех остальных. Любил, естественно, многих, но
одну, кажется, больше других.
И п п о л и т. И что с ней стало потом?
М и х а и л. Она выпрыгнула из окошка.
И п п о л и т. Как так из окошка?
М и х а и л. Очень просто, с четырнадцатого этажа. Мы жили в высотке на окраине
Москвы, и она сначала долго что-то вязала на спицах, месяца четыре, не меньше,
и все что-то решала в уме, а потом взяла, и выпрыгнула, чтобы мне насолить.
И п п о л и т. И вы после этого перешли на собак, потому что они гораздо верней,
и никуда не выпрыгивают?
М и х а и л (раздраженно). Не говорите глупостей, я долго после этого переживал, и
ни на кого другого просто смотреть не мог, только на ее портрет, который всегда
стоял у меня на столе. Меня, между прочим, и допрашивали после этого так же,
как вы, а может быть, и еще хуже.
И п п о л и т. Я вас не допрашиваю, я с вами беседую.
М и х а и л. Да бросьте, я же вижу все ваши приемы и хитрости, они у следователей
всегда одинаковы. И эта форма, которая одета на вас, она выдает вас с головой!
И п п о л и т. На мне нет формы, я же вам уже говорил, я такой же голый, как вы.
Впрочем, это не важно, это не относится к данной проблеме. Скажите, а почему
она выпрыгнула из окна?
М и х а и л (раздраженно). Откуда я знаю? Она была сумасшедшая, только умело это
скрывала, среди женщин очень большой процент сумасшедших, гораздо больший,
чем у мужчин.
И п п о л и т. Вы так считаете?
М и х а и л. Я это знаю. Из своего опыта.
И п п о л и т. Допустим. И все же, зачем она выпрыгнула из окошка, ведь должны же
быть какие-то веские причины?
Очень странно смотрит на М и х а и л а.
М и х а и л. Да говорю же вам, что не было никаких веских причин! К тому же, мы
только что с ней поженились, и у нас в некотором смысле продолжался медовый
месяц. А кто выпрыгивает из окна в медовый месяц? Вот вы, например, выпрыгнули
бы?
И п п о л и т. Я? не знаю, скорей всего нет, хотя если есть веские причины, то мог бы и
выпрыгнуть, все зависит от ситуации.
М и х а и л (кричит). Да говорю же вам, что ситуация была абсолютно нормальной: мы
поженились, у нас был медовый месяц, она вязала мне носки и распашонки ребенку,
готовясь стать матерью, а потом взяла, и сиганула в окно. Без всякой причины. У
меня, между прочим, вся жизнь после этого была испорчена и пошла под откос, я
после этого на женщин вообще смотреть больше не мог.
И п п о л и т. И вы переключились на собак? Скажите, а какие породы вам нравятся
больше?
М и х а и л. Колли, я очень любил колли. Это, знаете-ли, пастушьи собаки, у них очень
развито чувство ответственности, и они будут стоять до конца, вытаскивая вас из
беды.
И п п о л и т (после некоторого молчания, во время которого он изучал М и х а и л а).
Скажите честно, вам было гораздо легче с собаками, чем с женщинами, с которыми
надо хотя бы изредка говорить?
М и х а и л. А вы считаете, что с собаками не надо ни о чем говорить? С собаками, если
на то пошло, надо говорить не меньше, чем с женщинами, а может быть и больше,
они ведь постоянно ищут вашей любви.
И п п о л и т. А женщины, значит, не ищут?
М и х а и л (раздраженно). Я не знаю, чего ищут женщины, по-моему, они ищут только
своей выгоды и возможность прижать мужчину как можно покрепче. Привалить
его, словно камнем, к земле, чтобы уже не вырвался окончательно, и мучить своим
молчанием и этим бесконечным вязанием чулок и детских рубашек, которые просто
сводят с ума. Женщины вообще очень тяжелые существа, особенно те, которые
кажутся легкими и изящными. Особенно изящные женщины наиболее опасны,
изящные и легкие, они придавят вас наиболее сильно!
И п п о л и т. А какого цвета волос вы порекомендовали бы опасаться другим? Исходя
из вашего личного опыта?
М и х а и л. Рыжих, опасайтесь рыжих, особенно с летящей копной волос, которая
развевается у них на ветру, и сводит с ума так, что вы становитесь, словно ребенок,
с которым можно сделать все, что захочется. Опасайтесь рыжих гораздо сильнее,
чем блондинок и всех остальных, хотя многие из них крашеные, и вас могут просто-
напросто обмануть.
И п п о л и т. Вы считаете, что вас обманули?
М и х а и л. А как же! я надеялся прожить большую и красивую жизнь, совершить
немало подвигов, выиграть немало сражений, а в итоге у меня все пошло
наперекосяк, и после ее прыжка из окна я долгие годы был словно потерянный.
И п п о л и т. И вы заменили женщин собаками?
М и х а и л. Не иронизируйте. Я просто пытался выжить, и забыть об этом проклятом
прыжке, а также о сумасшедшей, которая сломала всю мою жизнь.
И п п о л и т. А о подвигах и сражениях вы уже не мечтали?
М и х а и л. Не иронизируйте, вы опять иронизируете, а это запрещенный прием;
разумеется, я мечтал, поскольку был молод и полон сил, но делал это через
призму накопленного опыта. Просто мои мечты стали ближе к реальности.
И п п о л и т. Ее прыжок из окна вас охладил, словно вода из душа?
М и х а и л. Берите выше: словно вода из брансбойта. Если бы не это, я, возможно,
совершил бы революцию, или подвигнул людей на великий подвиг, вроде
переселение на Марс, или орошения какой-то пустыни. А так я долго скитался по
разным весям и городам, и мне было уже на все наплевать.
И п п о л и т. Вы стали равнодушным?
М и х а и л. Не то, что равнодушным, а просто более жестким. И циничным. Ну и,
разумеется, хищным.
И п п о л и т. Как степной или морской волк?
М и х а и л. Да, как степной или морской ястреб.
И п п о л и т. Раньше вы не говорили про морского ястреба, вы говорили про волка.
М и х а и л. Я ошибся. Я ведь человек, и имею право хотя бы иногда ошибаться.
И п п о л и т. Вы считаете, что вы человек?
М и х а и л. А кто же я, по- вашему, ангел Божий?
И п п о л и т. Не знаю. Все может быть. В вашем положении не исключен никакой
вариант.
М и х а и л. На что вы намекаете?
И п п о л и т. Я не намекаю, я задаю вам вопросы.
М и х а и л. Нет, намекаете, хотя я и не могу понять, на что. И еще вытаскиваете
из меня душу. Зачем вы так подробно меня распрашивали?
И п п о л и т. Если бы даже я знал, я навряд ли ответил вам.
М и х а и л. А вы что, не знаете?
И п п о л и т. Нет, не знаю.
М и х а и л. Тогда зачем вообще вы здесь сидите? Не могли бы вы прислать сюда
кого-то другого, не такого дотошного, и не такого безжалостного?
И п п о л и т (вставая). Пожалуйста, так бы и сказали, если я вам не понравился. А
насчет безжалостности – это вы зря на меня налепили!
Уходит за дверь, прихватив с собой книгу.
С Ц Е Н А В Т О Р А Я
М и х а и л один.
Заходит В л а д и м и р.
В л а д и м и р (М и х а и л у). Вы посылали за мной?
М и х а и л. Я просил прислать другого следователя.
В л а д и м и р. Я не следователь, я собеседник.
М и х а и л. А тот, который был до вас, - он что, тоже не следователь?
В л а д и м и р. Он собеседник, такой же, как я.
М и х а и л. Но я видел на нем мундир!
В л а д и м и р. Какой мундир?
М и х а и л. Мундир следователя.
В л а д и м и р. Вы ошиблись. Здесь нет следователей, здесь все доброжелательно к вам
относятся.
М и х а и л. Разве следователь не может доброжелательно относиться к заключенному?
В л а д и м и р. Вы не заключенный.
М и х а и л. А кто я?
В л а д и м и р. Вы сами должны это решить.
М и х а и л. И это не тюрьма?
В л а д и м и р. Нет.
М и х а и л. А что?
В л а д и м и р. Яне знаю.
М и х а и л. Так же говорил мне Ипполит.
В л а д и м и р. Он говорил правду.
М и х а и л. Вы с ним сговорились.
В л а д и м и р. Это не так, успокойтесь, нам нужно с вами еще о многом поговорить.
М и х а и л. Вы тоже будете вытаскивать из меня душу?
В л а д и м и р. Я не палач, я ваш друг, я хочу вам только добра.
М и х а и л. Некоторые палачи тоже так говорят.
В л а д и м и р. Что вы знаете о палачах?
М и х а и л. Ничего, кроме того, что они бывают безжалостны.
В л а д и м и р. А вы могли бы стать палачом?
М и х а и л. Разумеется, нет.
В л а д и м и р. И все же, может быть невольно, не желая этого, вы могли бы причинить
людям зло?
М и х а и л. О чем вы? Я даже улитки раздавить не могу, а когда делаю это невольно в
саду, переживаю потом, как последний дурак.
В л а д и м и р (раскрывая на столе книгу, которую принес с собой). Вот тут написано,
что в юности вы мечтали о великих свершениях, и даже подумывали о революции.
М и х а и л. Кто так написал?
В л а д и м и р. Ипполит. Тот, кто беседовал с вами вначале. Скажите, это все правда?
М и х а и л. Что?
В л а д и м и р. То, что он здесь написал. Про революцию, которую вы готовы были
совершить со своими соратниками, и о том, что вам это лишь чудом не удалось?
М и х а и л. Да, я был готов это сделать, но это все мечтанья молодых идиотов,
восторженных юнцов, группы московских студентов, ошалевших от свободы,
вина и обилия непритязательных женщин, таких же восторженных девиц, как
как и они, готовых лечь к любому в постель, или разбить голову о стену
раненому офицеру, если он находится на противоположной от тебя стороне
баррикад. Таких девиц, знаете-ли, было множество во времена прошедшей
революции.
В л а д и м и р. Мы говорим не о прошедшей революции, и не о девицах, готовых
прыгнуть любому в постель, мы говорим о вас. Вы знаете, что ваша революция
лишь чудом не удалась, и вы лишь случайно не стали палачом для миллионов
людей, которые оказались бы на противоположной от вас стороне баррикад?
М и х а и л. Вы шутите?
В л а д и м и р. Нисколько. Все революции заканчиваются одинаково, они
планируются праздными молодыми людьми, пресыщенными и излишне циничными,
а потом выплескиваются на улицы, и становятся трагедией для всех остальных.
М и х а и л. Это все умозрения.
В л а д и м и р. Это реальность. Вот вы говорили, что не могли бы стать палачом, и
раздавить даже улитки, а на самом деле всего лишь шаг отделял вас от красного
колпака и от топора, которым бы вы рубили непокорные головы!?
М и х а и л. А почему не от гильотины?
В л а д и м и р. Потому что вы предпочли бы именно топор, это доставило бы вам
наибольшее наслаждение!
М и х а и л. Но ведь этого не случилось, революция не произошла, и я не стал палачом,
получающим наслаждение от крови и от мучений.
В л а д и м и р. Это получилось случайно. Бывают, знаете, такие исторические
случайности, когда мир от погибели отделяют считанные мгновения. Вы со
своими друзьями готовились к погибели мира, и только по чистой случайности
этого не случилось.
М и х а и л. Значит, я все же не стал палачом?
В л а д и м и р. Палач жил внутри вас, и готовился выйти наружу.
М и х а и л. Внутри меня?
В л а д и м и р. Да, внутри вас и ваших друзей.
М и х а и л. Неужели я так плох?
В л а д и м и р. Вы не плох, вы скорее хорош. Вы гораздо лучше, чем остальные.
М и х а и л. Тогда зачем вы меня судите?
В л а д и м и р. Я вас не сужу.
М и х а и л. А кто меня судит?
В л а д и м и р. Вы сами.
М и х а и л. Вы шутите?
В л а д и м и р. Нисколько.
М и х а и л. Тогда вы говорите загадками.
В л а д и м и р. Попробуйте решить хотя бы одну из них.
М и х а и л. Какую?
В л а д и м и р. Вспомните, почему распался ваш кружок, - тот кружок, где мечтали
вы об идеальных порядках, основанных на чести, совести и красоте, которые
должны сменить порядки, существующие в стране?
М и х а и л. Наш кружок, кружок восторженных московских студентов, в котором
мечтали мы о подвигах и славе, и в шутку планировали будущую революцию?
дайте-ка вспомнить? Ну да, конечно, он распался после того, когда я женился на
этой странной девушке, всегда молчаливой, и только лишь улыбающейся
загадочной и непонятной улыбкой. Вы знаете, я и выбрал ее только лишь за улыбку,
считая похожей на Мону Лизу, хотя вокруг было множество других претенденток.
В л а д и м и р. Готовых броситься в постель, или разбить голову о стену раненому
белому офицеру?
М и х а и л. Да, именно так.
В л а д и м и р. А потом?
М и х а и л. А потом она неожиданно выпрыгнула из окна, непонятно зачем, прямо с
четырнадцатого этажа, и о революции пришлось навсегда забыть.
В л а д и м и р. А вам не кажется. что этот ее прыжок спас от гибели миллионы других,
будущих жертв вашей планируемой революции?
М и х а и л (растерянно). Спас миллионы других? будущих жертв моей планируемой
революции?
В л а д и м и р. Да, вам так не кажется?
М и х а и л. В это трудно поверить. Но кто это сделал, и, самое главное, для чего?
В л а д и м и р (кричит). Какая вам разница, кто: небеса, Бог, бестелесные ангелы,
подхватившие ее душу как раз напротив четырнадцатого этажа вашей московской
высотки, в то время, как тело ее продолжало лететь вниз, и наконец распласталось
на старых плитах двора, поросших жухлой осенней травой!? Какая разница, кто это
сделал, это ведь не имеет существенного значения. Главное тут в другом – почему
это сделали?
М и х а и л. А вы мне не скажете, почему?
В л а д и м и р (опять кричит). Да потому, что нужна была необыкновенная, чистая
жертва, непорочная дева с улыбкой Джаконды, которая бы перетягивала на себя
все эти ваши мечты о подвигах и о славе, все эти ваши будущие баррикады, до
которых оставался всего лишь один шаг, и революцию с ее миллионами
погубленных жизней. Нужна была Мона Лиза, пошедшая на костер взамен всех
ваших будущих жертв, и такая Мона Лиза нашлась!
М и х а и л. Вы преувеличиваете.
В л а д и м и р. Что, трудно в это поверить? В жертву, принесение которой спасло мир
от грядущей беды? И в то, что кровь жертвы лежит на вас, и только на вас?
М и х а и л. Вы слишком жестоки.
В л а д и м и р. Я милосерд.
М и х а и л. Вы считаете, что это я ее погубил?
В л а д и м и р. Это вы так считаете.
М и х а и л. И она была вовсе не сумасшедшей, сидящей днями в углу с ненавистной
мне улыбкой Моны Лизы, и вяжущей свои бесконечные чепчики и распашонки?
В л а д и м и р. Где граница между нормой и сумасшествием?
М и х а и л. И не шлюхой, переспавшей до меня с сотней мужчин, которую я взял
именно за эту ее усмешку вечной шлюхи, за эту ее грязь, которая, очевидно, жила
во мне самом, и к которой я подспудно тянулся?
В л а д и м и р. Ее смерть очистила и ее, и вас, и стала жертвой, спасшей мир от
будущей бездны, а вас – от ответственности за эту бездну.
М и х а и л. И все мои эти дальнейшие блуждания по стране, все мои скитания,
которые я считал фиаско всей моей так блистательно начавшейся жизни, -
все это на благо мне, а вовсе не крушение моих надежд?
В л а д и м и р. Это дар вам, посланный небесами.
М и х а и л. О Господи, но как же теперь все стало понятно! И эта моя жизнь в
провинции, и моя привязанность к собаке, единственному другу, который у меня
только и остался, и мечты о революции, которые так и остались мечтами, - все
это величайшее благо, которого вполне могло и не быть?
В л а д и м и р. Это вы так сказали.
М и х а и л (бросаясь к В л а д и м и р у). Позвольте, я вас поцелую!
В л а д и м и р. Навряд-ли это у вас получится! И, кроме того, разве уместно
поцеловать следователя, который вас так пристрастно допрашивал?
М и х а и л (смущенно). Да, действительно, я как-то не подумал об этом. Кроме того,
на вас опять этот странный мундир.
В л а д и м и р. На мне нет никакого мундира.
М и х а и л. Ну как же нет, ведь я его отчетливо вижу: с погонами, петлицами и
блестящими пуговицами, застегнутый до самого горла, и с белым стоячим
воротником, выдающим в вас закоренелого бюрократа!
В л а д и м и р. Я не больший бюрократ, чем вы.
М и х а и л. Вы ничем не отличаетесь от Ипполита, он тоже пытался вынуть из меня
душу.
В л а д и м и р. Нельзя вынуть душу из того, у кого ее давно уже вынули.
М и х а и л. Что вы этим хотите сказать? То, что у меня нет души?
В л а д и м и р. Нет, напротив, у вас ее чересчур много!
М и х а и л. Но ведь вы утверждали, что я злодей, чуть было не погубивший все
человечество. Как может быть у злодея чересчур много души?
В л а д и м и р. Вы не больший злодей, чем все остальные.
М и х а и л. Если так, зачем вы меня здесь унижали, и пытались пришить мне все беды
мира?
В л а д и м и р. Я вас не унижал, и ничего не пытался пришить, я просто с вами
беседовал.
М и х а и л. Нет, я вас раскусил, вы просто играли в доброго и злого следователя, вы
якобы беседовали со мной, а на самом деле вывернули меня наизнанку! Я больше
не хочу иметь с вами дела, и требую вернуть в камеру Ипполита!
В л а д и м и р. Это не камера, вы ошибаетесь, но если хотите, я выполню вашу просьбу.
Кстати, меня зовут Владимир.
Закрывает книгу, встает и уходит.
С Ц Е Н А Т Р Е Т Ь Я
М и х а и л один.
Появляется И п п о л и т.
И п п о л и т (застенчиво). Вы хотели меня видеть?
М и х а и л (внимательно глядя на И п п о л и т а). Вы неважно выглядите, у вас
заплаканные глаза.
И п п о л и т. Пустое. Я просто все принимаю слишком близко к сердцу. Как будто
говорю сам с собой.
М и х а и л. Вы имеете в виду допрос?
И п п о л и т. Не упоминайте это слово, оно мне не нравится.
М и х а и л. Но ведь это реальность, и от нее не уйти.
И п п о л и т. Здесь нет реальности.
М и х а и л. А что здесь?
И п п о л и т. Здесь все гораздо серьезней.
М и х а и л. Что может быть серьезней реальности?
И п п о л и т. То, что идет следом за ней.
М и х а и л. Вы говорите загадками. Вы знаете ответы на них?
И п п о л и т. Я знаю, что нам необходимо продолжить беседу. (Садится за стол,
открывает книгу, смотрит в нее.)
М и х а и л. Я вас обидел недавно, назвав злым следователем. Простите меня, я
ошибался, вы вовсе не злой, злой – это Владимир.
И п п о л и т. Он тоже не злой.
М и х а и л. Откуда вы это знаете?
И п п о л и т. Я это чувствую.
М и х а и л. Но разве вы не общаетесь с ним, готовясь к очередному допросу?
И п п о л и т. Я вообще ни с кем не общаюсь, кроме себя.
М и х а и л. И вы не давите на заключенного, применяя метод кнута и пряника,
и заставляя допрашиваемого кидаться от отчаяния - к надежде и поневоле
открывать свои самые потаенные тайны?
И п п о л и т. Нет.
М и х а и л (внимательно глядя на него). Скажите, а вы применяете пытки? В том
Случае, если подследственный не слишком сговорчив? Знаете, всякие там дыбы,
испанские сапоги, и все такое, чему вас, очевидно, заранее обучали?
И п п о л и т. В это нет необходимости, люди сами делятся своими сокровенными
тайнами, спеша выговориться, и вывернуть наизнанку свою нечистую совесть.
М и х а и л (настаивая). Но все же, у вас есть какие-то профессиональные приемы,
некие потайные ходы, некие шкатулки с секретом, способные прижать
подследственного к стене, и обвести его вокруг пальца?
И п п о л и т. Можно, я вам не отвечу?
М и х а и л. Конечно, кто здесь начальник, вы, или я?
И п п о л и т (опять глядя в книгу). Тогда начнем. Тут написано, что вы имели много
врагов. Это правда, или упоминания о врагах слишком преувеличены?
М и х а и л. Нет, это правда. Скажите, а кто поставляет вам такие точные сведения
обо мне?
И п п о л и т. Это неважно. Давайте вернемся к нашим врагам.
М и х а и л. К моим врагам?
И п п о л и т. Разумеется, к вашим. Итак, вы имели их в избыточном количестве,
превышающем все разумные нормы. Почему так произошло?
М и х а и л. Злой рок, очевидно. Мне никогда в жизни особенно не везло. Кроме того,
я был бунтующим человеком, бунтовавшим всегда по поводу и без повода, и
накидывающимся на все, что шевелится. Я был очень несдержан, можно сказать,
зол на язык, и трахал всех направо и налево, воображая себя эдаким прокурором,
имеющим право выносить вердикты и требовать высшую меру.
И п п о л и т (оживляясь). Это хорошо, что вы упомянули о прокурорах, это оживляет
нашу беседу. Скажите, а как вообще вы к ним относились?
М и х а и л. К кому?
И п п о л и т. Разумеется, к прокурорам.
М и х а и л. Я их ненавидел, и считал чуть ли не исчадиями ада.
И п п о л и т. Ага, вот вы и попались! Вы считали других чуть ли не исчадиями ада,
искренне, очевидно, возмущаясь их стремлением осудить упавшего человека, и
в то же время сами всем выносили вердикты. Вам не кажется, что вы от них
нисколько не отличались?
М и х а и л. Да, теперь я это признаю. Но тогда, поверьте, я совсем не думал об этом.
И п п о л и т. Хорошо, что вы говорите искренне, это вам непременно зачтется.
М и х а и л. Зачтется где?
И п п о л и т. Какая разница, где, главное, что вы подойдете к приговору с чистой
совестью, и спокойно посмотрите в глаза палачам.
М и х а и л. Вы считаете, что я буду казнен?
И п п о л и т. Я говорил это в переносном смысле. Есть вещи похуже смерти.
М и х а и л. Например, какие?
И п п о л и т. Например, вечное одиночество, или вечное пребывание со своей жертвой,
которую сам же когда-то отправил на казнь, в одном помещении, из которого
невозможно вырваться. Впрочем, это всего лишь мои фантазии, к тому же неумные,
вызванные переутомлением последнего времени.
М и х а и л. Что, трудно работать?
И п п о л и т. У меня всего одно дело, и я охотно передал бы его другому. Впрочем,
продолжим наш разговор. Не могли бы вы подробнее рассказать о ком-нибудь из
ваших врагов?
М и х а и л. Охотно. О каком именно хотите вы услышать. О враге абсолютном и
беспощадном, с которым боролся я всю свою жизнь, терпя то колоссальные
поражения, то получая временные передышки и одерживая призрачные победы;
или о враге ничтожном и маленьком, одолеть которого не составляло никакого
труда, вроде слизня, залезшего случайно вам под подушку во время летнего сна в
саду, которого раздавили вы безжалостно и беспощадно, а потом долго жалели об
этом? Какой вид врагов нравится вам больше всего? Настаивайте, не стесняйтесь,
препарировать мою душу, так препарировать, не оставляя внутри нее ничего, даже
маленькой и несчастной капельки крови!
И п п о л и т. Я не палач.
М и х а и л. Что вы сказали?
И п п о л и т. Я сказал, что я не палач, а также не мясник и не хирург, и не собираюсь
препарировать вашу душу. Я вообще отношусь к вам так же, как и к себе, только
вы этого еще не понимаете, и переживаю вместе с вами каждый ваш шаг,
сделанный в жизни, и приведший вас в эти стены. Рассказывайте сами, все, что вам
угодно, или не рассказывайте вообще, вы имеете на это право!
М и х а и л (нервно смеется). Ага, не палач и не хирург, сладострастно режущий свою
жертву, - рассказывайте эти сказки кому-то другому! Расскажите еще про
трогательное единство жертвы и палача, который чувствует боль, когда взмахивает
топором, и отрубает несчастному какую-нибудь конечность!
И п п о л и т. Это правда, они действительно чувствуют боль.
М и х а и л. Кто?
И п п о л и т. Палачи. Некоторые из них становятся такими чувствительными, что
напоминают изнеженных барышень из какого-нибудь пансиона, и уже не могут
заниматься своей работой. Многие сходят с ума, и требуют, чтобы их самих казнили
как можно более изощренно, и непременно прилюдно, на площади, в присутствии
знати и простого народа.
М и х а и л. Ах, как трогательно, как умильно, какие слезы мы сейчас прольем при виде
мучений сошедших с ума палачей! Ах, эти казни прилюдно, на площадях, в
присутствии знати и простого народа! А что вы скажете о казнях и пытках в тиши,
когда рядом никого нет, и никто не может порадеть о вас, и пустить искреннюю
слезу, утирая ее грязным рукавом рыночной торговки, или кружевным платком
белошвейки? Что вы скажете о таких пытках и казнях, что вы скажете обо мне, из
которого вы иезуитски вытягиваете последние капли души?
И п п о л и т (мягко). Я не иезуит, иезуиты вообще были хорошие люди, и я из вас
ничего не вытягиваю. Повторяю, вы вольны рассказать мне все, что пожелаете,
но в ваших же интересах быть искренним и подробно отвечать на вопросы, вы
сами потом поймете, что это необходимо.
М и х а и л. Вы так считаете?
И п п о л и т. Я это чувствую.
М и х а и л (соглашаясь). Хорошо, я расскажу вам об одном из своих врагов.
И п п о л и т. О женщине?
М и х а и л (отшатываясь). Что вы, вражда с женщиной наиболее опасна и
перевешивает все остальные виды вражды! Можно воевать с кем угодно: с
могущественными монархами, собравшими под свои знамена целые армии, с
всесильными министрами, чеканящими для своих повелителей золотую монету,
или собирающими налоги, с диктаторами, с генеральными секретарями, с
президентами, или на худой конец мэрами больших городов, но нельзя воевать с
женщинами, такая война неизбежно окончится вашим фиаско. Вы можете
ниспровергать тысячелетние монархии, высмеивать в своих памфлетах их
одряхлевших правителей, вы можете писать сказки о мздоимстве чиновников и
тупости военных министров, вы можете даже издеваться над продажностью
членов парламента, ибо над этим издеваются во все времена, но вам нельзя
вступать в смертельную схватку с женщиной. Особенно, если эта схватка
длится всю жизнь.
И п п о л и т. Таких схваток достаточно много, они называются браками.
М и х а и л. Вот именно, я об этом и говорю.
И п п о л и т. Вы хотите рассказать о такой вражде? Это будет рассказ о женщине?
М и х а и л. Нет, не о женщине, хотя я мог бы рассказать о вражде с некоторыми из
них. Женщину, знаете, легче убить, чем враждовать с ней достаточно долго.
И п п о л и т. Пожалуй, что я с вами согласен. Так о ком же из своих врагов хотите вы
рассказать?
М и х а и л. О себе самом.
И п п о л и т. О себе самом? Это оригинально; быть может, вы уходите от прямого
ответа.
М и х а и л (с жаром). Нет, отнюдь нет, поверьте мне, я совершенно искренен! я,
повторяю, мог бы рассказать вам о вражде, преследующей меня всю жизнь, и от
которой я не мог уйти никогда, будучи весь покрыт шрамами и вечно сочась
свежей кровью, так что запах ее давно впитался в мой мозг. Я мог бы рассказать о
женщинах, которые сначала любили меня, а потом становились моими врагами и
преследовали меня не хуже, чем рой разъяренных ос, преследующий наглого
мальчишку, разворошившего их гнездо; я мог бы рассказать о монархах, которых
доставал я своими памфлетами, и которые, пока окончательно не свалились, и не
погибли под остовами своих рухнувших империй, регулярно посылали ко мне в
ночи рыцарей плаща и кинжала, и меня спасали от них то случай, то преданные
собаки, то не менее преданные женщины, не успевшие еще стать моими врагами;
я мог бы порассказать весьма забавного о наглых лабазниках, разоривших в своем
невежестве и косности целые мегаполисы, жители которых спокойно терпели их
лабазную тупость, и которых я тоже где-то высмеял, приобщив к стану своих врагов;
я мог бы рассказать о целой веренице демонов, преследующих меня всю жизнь, не
то людей, не то действительно духов, но что толку об этом рассказывать, ибо
главным демоном, главным Ваалом с двумя огромными рогами на голове, главным
врагом самому себе был я сам!
И п п о л и т. Я ценю вашу искренность, но не могли бы вы развить эту тему немного
подробнее?
М и х а и л. Конечно. Простите, нельзя ли мне прежде выпить стакан вина?
И п п о л и т. К сожалению, здесь нет вина.
М и х а и л. А сделать глоток воды?
И п п о л и т. Нет, простите, но это лишнее.
М и х а и л. Воды, всего лишь глоток обыкновенной воды, родниковой, или
колодезной, если таковые имеются рядом, или даже просто из крана, мне все равно.
один лишь глоток, и я продолжу рассказывать дальше.
И п п о л и т. Я не могу дать вам воды.
М и х а и л. Ага, вот в чем дело, вот в чем заключалась ваша хитрость! Вы решили
замучить меня жаждой, заставив терпеть Танталовы муки, терпеливо выуживая
все, что вам необходимо! говоря при этом, что вы не палач!
И п п о л и т (терпеливо). Повторяю вам, что я не палач и вы не жертва, и что здесь
нет воды; потерпите немного, и переключите свое внимание на существо заданного
вопроса.
М и х а и л. Хорошо, я переключу, я расскажу вам все, я раскрою наизнанку свою
душу, и вы ужаснетесь темным и мрачным глубинам ее, и зарыдаете, словно это
ваша собственная душа!
И п п о л и т. Я уже плачу, ибо вы действительно близки мне, как никто из живущих
людей, и я отношусь к вам, как к своему брату.
М и х а и л. Не плачьте, вытрите слезы, у вас есть платок?
И п п о л и т. У меня нет платка; как к своему родному брату, и даже еще лучше и
ближе.
М и х а и л (он обеспокоен). Что за чушь вы несете? немедленно перестаньте плакать,
или мне придется вызвать охрану!
Вскакивает со стула, и стучит кулаками в стену.
И п п о л и т (устало). Это бесполезно.
М и х а и л (кричит). Охрана, охрана, немедленно зайдите сюда!
Дверь открывается, и входит В л а д и м и р.
В л а д и м и р (удивленно). Вы звали меня?
М и х а и л. Я звал охрану.
В л а д и м и р. Здесь нет охраны.
М и х а и л. А кто же охраняет меня на случай побега?
В л а д и м и р. Отсюда невозможен побег.
М и х а и л (удивленно). Невозможен побег? Это что, замок Иф, или остров Эльба,
с которых, впрочем, люди тоже бежали?
В л а д и м и р. Повторяю, отсюда никто не бежит; зачем вы звали охрану?
М и х а и л. Ипполиту плохо. Он, кажется, не выдержал напряжения нашего
разговора. А ведь я еще и не начинал говорить о главном.
В л а д и м и р. Это бывает. Это бывает довольно часто, пусть он пока отдохнет, а я
продолжу беседовать с вами.
М и х а и л (саркастически). Ого, будете работать в две смены, как забойщики в
лаве, или на живодерне, что, впрочем, одно и то же? играть в две руки, пускать
притворные слезы в два ручья, надеясь выведать у меня государственные секреты?
В л а д и м и р (сдержанно). Ваши государственные секреты никому не нужны, кроме
вас.
И п п о л и т покидает комнату, прижимая ладонь к лицу.
М и х а и л (удивленно, глядя на уходящего И п п о л и т а). Кроме меня?
В л а д и м и р. Да, кроме вас. (Садится на стул, заглядывает в оставленную
И п п о л и т о м книгу.) Итак, на чем вы остановились?
М и х а и л. На врагах. Мы говорили о врагах, и я признался, что худшим врагом
себе был я сам.
В л а д и м и р. А вы рассказали о всех ваших бесчисленных врагах, которых вы
сознательно плодили, словно рои мерзких мух, рой за роем, рой за роем, как
мерзких бесов, разбрасывая вокруг зловонную тухлятину своих сарказмов,
ехидств и подначиваний? вы рассказали Ипполиту про это?
Ми х а и л (удивленно). Вы что, подслушивали под дверью, или через потайную
отдушину, специально проделанную в стене?
В л а д и м и р (строго). Ни через что я не подслушивал, отвечайте на заданный
вопрос!
М и х а и л (успокаиваясь). Как вам будет угодно. Действительно, нет, кажется,
человека на земле, который бы был худшим врагом самому себе, чем я сам. Мне
некого винить в своих бедах и неудачах, приведших меня в это узилище!
В л а д и м и р. Это не узилище.
М и х а и л. Ну тогда камера пыток.
В л а д и м и р. Это не камера пыток.
М и х а и л. Ну тогда паноптикум, или камера обскура, где выставляют напоказ голого
человека, предварительно распяв его, и выпотрошив все внутренности. Скажите,
по какому праву допрашивают меня?
В л а д и м и р. Вас никто не допрашивает. Более того, вы, если хотите, можете
поменяться со мной местами.
М и х а и л. Поменяться с вами местами, что за нелепица?
В л а д и м и р. Это не нелепица, это реальность.
М и х а и л. Ага, понимаю, реальность жертвы и палача. Один из которых так
замучил другого, что стал ему вроде родного брата. Это садизм, господин
следователь, это высшая форма извращения, и я только с ужасом могу догадываться,
какие еще методы примените вы в отношении меня!
В л а д и м и р. Это не методы и не извращение, садитесь, пожалуйста, на мое место, и
задавайте все те же вопросы, которые задавал вам я.
М и х а и л. И смотреть в эту чертову книгу?
В л а д и м и р (поморщившись). И смотреть в эту чертову книгу.
М и х а и л. И ничего не изменится?
В л а д и м и р. И ничего не изменится.
М и х а и л. И я буду следователем, а вы арестантом?
В л а д и м и р (опять морщится). И вы будете следователем, а я арестантом.
М и х а и л (с нервной усмешкой). Ну что же, разве что для смеха, чтобы не сойти с
ума от ваших вечных вопросов!
Пересаживаются, меняясь местами.
В л а д и м и р (поднимая глаза на М и х а и л а). Какой у вас странный мундир! Он
словно бы весь забрызган пятнами крови, будто вы кого-то пытали.
М и х а и л. Не говорите чепухи, я никого не пытал, и на мне нет мундира! Зачем
вы говорите неправду?
В л а д и м и р (внимательно вглядываясь в него). Ну как же нет, если я ясно вижу,
что есть. С погонами, с петлицами и аксельбантами, свисающими вам на плечо,
словно ветвь спелого осеннего винограда. Скажите, это такая форма в ваших
застенках?
М и х а и л (кричит). Прекратить немедленно, что вы себе позволяете, где вы
находитесь!? Кто здесь следователь, вы, или я?
В л а д и м и р (тихо, глядя вниз). И ваши туфли, они тоже запачканы кровью. Вы,
очевидно, только что из подвала, где подвешивали на крюк таких упрямцев, как
я, не желающих отвечать на вопросы? Не бойтесь, я сознаюсь во всем, в чем
угодно, хотя бы в том, что сжил со света своих близких, и отравил мышьяком
императора, подсыпав яд в его любимый бокал. Если хотите, я сознаюсь еще и в
других преступлениях, например, в заговорах, тем более, что это правда, и я
действительно одно время, проживая в провинции, точил кинжал на кесаря в
столице, и даже написал на него довольно едкую эпиграмму!
Падает на колени и ползет к М и х а и л у, обхватывая руками его ноги.
М и х а и л (с ужасом, отталкивая В л а д и м и р а). Что вы делаете, как вам не
стыдно, встаньте немедленно!
В л а д и м и р (униженно и подобострастно). Нет, не встану, ни за что не встану!
пока не услышите от меня эту эпиграмму, написанную на любимого кесаря, не
встану ни за что!
М и х а и л. Но у нас нет кесаря, у нас президент!
В л а д и м и р (прижимаясь лицом к его коленям). Все равно, кесарь, или президент,
это одно и то же! Всего лишь эпиграмму на президента, и вы отправите меня на
костер, или на плаху, чтобы долго не мучиться, и разом покончить со всем этим
кошмаром!
М и х а и л (в отчаянии, пытаясь поднять его). Встаньте, встаньте немедленно! Как
вам не стыдно, ведь вы только что были следователем, и беседовали со мной,
как с преступником! Неужели вы сошли с ума, или извратились так низко,
что получаете удовольствие от этой метаморфозы!
В л а д и м и р (трется щекой о его колени). Хотите, я почищу вам туфли, или, еще
лучше, оближу их от крови, которая прилипла к ним и засохла в виде сосулек?
(Начинает лизать туфли М и х а и л а). Ах, какие приятные сосульки, какие сладкие
сосульки, ведь это не сахар, правда, это естественный вкус крови, вылившейся из
разбитых носов, разорванных ртов, выбитых глаз и зубов и вскрытых от отчаяния
вен? ведь вы не пошлете меня в подвал, и не подвесите на крюк, заставив пройти
через все эти ужасы, потому что у меня слабое сердце, и я не могу смотреть даже на
раздавленного червяка, случайно оказавшегося у вас под ногами!
М и х а и л (в ужасе отшвыривая его от себя, кричит). Охрана, охрана, немедленно
зайдите сюда!
Входит И п п о л и т.
И п п о л и т. Вы звали меня?
М и х а и л. Я звал охрану.
И п п о л и т. Здесь нет охраны.
М и х а и л. Хорошо, пусть нет, мне сейчас все равно. Прошу вас, заберите его, он,
возможно, сошел с ума!
И п п о л и т. Здесь не сходят с ума.
М и х а и л. А что здесь делают?
И п п о л и т. А вы разве это не поняли?
М и х а и л. Нет, еще нет.
И п п о л и т. Тогда у вас есть время, чтобы понять. Впрочем, не могли бы вы помочь
мне его унести?
М и х а и л. Охотно.
Подхватывают под мышки В л а д и м и р а, и волокут его к выходу. М и х а и л
на ходу забирает со стола книгу.
Комната остается пустой.
С Ц Е Н А Ч Е Т В Е Р Т А Я
И п п о л и т один, сначала сидит за столом, уставившись в одну точку, потом
вскакивает, подбегает к стене, и начинает стучать в нее кулаками.
И п п о л и т (колотя в стену). Выпустите меня, немедленно выпустите меня отсюда!
Дверь открывается, и входит М и х а и л.
М и х а и л (строго). Зачем вы кричите?
И п п о л и т (бросается к нему). Выпустите меня отсюда, я не могу здесь больше
находиться!
М и х а и л (успокаивающим тоном). Не надо так кричать, в этом помещении слышен
даже малейший шепот. У вас есть какие-нибудь требования?
И п п о л и т. У меня одно требование, - выпустите меня отсюда; иначе я сойду с ума!
М и х а и л (резонно). Здесь не сходят с ума.
И п п о л и т (поражаясь ответу). Почему? Ведь я чуть не сошел в ожидании визита
следователя. Скажите, вы – следователь?
М и х а и л (мягко). Я – ваш друг.
И п п о л и т (садясь на стул, с нервным смешком). Вот не было печали, так появился
друг следователь! Вы знаете, я вам сейчас все расскажу, со всеми подробностями,
как на духу, только не надо меня пытать, я могу не выдержать пыток.
М и х а и л (участливо). У вас что, слабое сердце?
И п п о л и т. Да, и еще легкие.
М и х а и л. Легкие обычно выдерживают дольше, чем сердце, это довольно прочный
орган.
И п п о л и т (скороговоркой, нервно). Да, вы правы, легкие способны выдержать
гораздо больше, и притом в самых неблагоприятных условиях! Вы знаете, на что
похожи легкие курильщика, и сколько тонн никотина пропускают они через себя
за всю жизнь? Посмотрел бы я на сердце, которое смогло бы пропустить через себя
столько тонн никотины!
М и х а и л (резонно). Но сердце выдерживает еще и эмоциональные стрессы, все эти
любови, ненависти и подозрения, всю эту ревность, разводы и одиночество,
которые на легкие совсем не действуют!
И п п о л и т (с воодушевлением). А прибавьте сюда любовь к отечеству и пламенную
ненависть к врагам, которая, будь за нее ответственны легкие, испепелила бы их
мгновенно!
М и х а и л (испытующе глядя на него). Вот-вот, любови и ненависти, от которых нам
никуда не уйти. Скажите, вы любили когда-то?
И п п о л и т (он сбит с толку). Я?.. любил ли когда-то? но зачем эти подробности, не
могли бы мы обойтись без них, тем более, как я понимаю, вы хотите выудить у
меня некоторые государственные секреты. Поверьте, я с радостью…
М и х а и л (рявкает, как на допросе). Отвечайте однозначно: любили когда-нибудь,
или нет?
И п п о л и т (покорно сидя на стуле, опуская голову). Любил, разумеется, любил, ведь
я человек, и не мог пройти мимо этого. Любил так, как, возможно, не любил никто до
меня. Впрочем, это выражение для дешевых романов. Но я, знаете-ли, литератор, и
люблю подобные выражения, точнее, они возникают во мне автоматически, помимо
моей воли. Так вот, я влюбился, как дурак, прямо на первом курсе, хотя у меня были
амбиции и настоящие наполеоновские планы, которые мало у кого встречались в то
время. Тоталитарный режим, кровавая империя, подавляющая свободу, железный
занавес, ну и все такое прочее, вы знаете, о чем я говорю. А тут молодой, подающий
надежды писатель, кружок прогрессивных московских студентов, вынашивающих
планы о революции и свободе, и даже, еще на начальной стадии, разделение
портфелей в будущем правительстве. Представляете, какая наивность: кто станет
министром финансов, кто иностранных дел, кто возглавит военное ведомство, а кто
останется без портфеля; полная чушь, как я сейчас понимаю, но мы готовились к
этому искренне, и со всем жаром души.