Стамбул. Археологический музей 4 страница
У мужчин входят в моду штаны, которые как на Западе, так и на Востоке получили столь широкое распространение, что император Гонорий, считая эту одежду несовместимой с понятием «римлянин», издал закон, запрещающий ношение штанов 76. Запрет, по-видимому, реальной силы не имел. Более того, появляется специальная профессия брючника 77. Штаны были необычайно модны в Византии во времена Прокопия (Ibid., VII, 14).
Более закрытой становится и обувь, которая напоминает военную (Ibid.). В среде богатых молодых щеголей на рубеже IV—V вв. вошло в обычай носить обтягивающие ногу сапоги, расшитые яркими узорами из шелковых нитей. Обращаясь к подобным модникам, осторожно ступающим по улицам, опасаясь запылить или испачкать в грязи свою изящную обувь, Иоанн Златоуст ядовито советовал им ради пущей сохранности вешать сапоги на шею или положить их себе на голову (PG, t. 58, {645} col. 501). В VI в. особенно модной у богатой молодежи становится гуннская обувь с загнутыми носами (Procop. Н. а., VII, 14).
Одежду и обувь шили не только на заказ, но и на продажу. Синесий Киренский (V в.) пишет брату о прибытии в Фикунт некоего афинянина, продавца обуви и одежды, который, как следует из текста письма, периодически приезжал со своим товаром в этот ливийский город (PG, t. 66, col. 1380).
Прическа у мужчин продолжала оставаться римской. Они либо брились, либо носили короткую бороду и небольшие усы. Но в VI в. входят в моду усы и борода, «которым позволяли расти пышно, как у персов» (Procop. Н. а., VII, 9—10). Волосы модники спереди стригли у висков, позволяя им сзади расти на гуннский манер, свободно и без всякой прически (Ibid.).
Волосы являлись предметом особой заботы женщин. Иоанн Златоуст неоднократно говорит о причудливом плетении женских волос (PG, t. 48, col. 589). «Златовидные волосы, блестящие и светящиеся», вьющиеся кольцами и уложенные так, что напоминают шатер или башню,— такими изображают женские прически Григорий Богослов и Синесий Киренский. «Греховные» заботы византийских женщин о своих прическах были не по душе служителям церкви, и 96-й канон Трулльского собора указывает: «Мы отечески врачуем тех, кто на соблазн другим убирает и украшает волосы искусственным образом и тем самым предлагает нетвердым душам приманку, врачуем подобающей эпитимией, наставляя их и поучая жить скромно...».
И все же прически византийских женщин были, по всей видимости, более скромными, чем у римских матрон, чья затейливая фантазия может сравниться лишь с необычайной экстравагантностью XVIII в. Во всяком случае, мы ничего не слышим о металлических каркасах для причесок и светлых париках, столь распространенных в Риме 78. Необходимой деталью женского туалета, вероятно, не без влияния христианства, стало покрывало, ниспадавшее с головы на плечи и порой почти скрывавшее лицо (Euagr., III, 34). Сбросить покрывало на плечи и тем самым совершенно открыть голову и лицо считалось верхом неприличия и могло сойти с рук только актрисе 79.
Но, словно для того, чтобы компенсировать скромный покрой одежды и несложность прически, ткани женского костюма становятся более яркими. Впрочем, это касается и мужских одежд. В моду входит шелк, который, во всяком случае в одежде придворных, постепенно вытесняет лен и шерсть. В IV в. в среде аристократов в большой моде были ткани, расшитые крупными фигурами людей, животных, птиц и растений. Целые картины (сюжеты которых были навеяны как язычеством, так и христианством) разворачивались на тканях, которые использовались и для одежды, и для драпировок. Не только женщины, но и мужчины любили пощеголять в подобной одежде. В своих пышных костюмах они выходили на площадь иногда лишь для того, чтобы удивить ими прохожих. Дети окружали их, смеясь и показывая пальцами на изображения, которые разворачивались перед их любопытным взором: лес, скалы, охотников, львов, леопардов, медведей, быков и собак. На других костюмах {646} можно было увидеть евангельские сцены: Христа с его учениками, сцену воскрешения Лазаря, исцеления расслабленного и т. п. По сюжетам, манере исполнения и яркости красок они так напоминали мозаики того времени, что казались прохожим одушевленными стенами (PG, t. 40, col. 165—168; t. 83, col. 617).
Подобная мода продолжала существовать и в VI в. Во всяком случае, на мозаике церкви Сан-Витале в Равенне пурпурный плащ Феодоры украшен сценой поклонения волхвов. В целом, однако, знатные дамы в этот период предпочитают пестрые восточные ткани с мелким рисунком. Незадолго до этого в моду входят ткани с изображениями цветов, плодов и растений.
Непременным предметом богатого женского туалета служили украшения из жемчуга, золота, серебра, бисера и драгоценных камней. Людям нравилось «услаждать глаза блеском и красотой драгоценностей». Не только женщины, но и мужчины носили перстни со вставленными в них каменьями (CJ, XI, 12). Даже военная одежда, пояса, уздечки украшались золотом и драгоценными камнями. Что же касается женщин, то не было ничего, «чего бы они не сделали, чтобы заполучить красивые серьги» (PG, t. 48, col. 787). Руки, шея, прическа, весь женский наряд сверкали золотом, жемчугом, драгоценными камнями, и «даже нагота ног была украшена перлами» 80. Не только аристократки, но и женщины небогатые стремились приобрести украшения, которые являлись порой единственной ценностью в семье. В утешение тем, кто не мог приобрести украшения из драгоценных металлов и камней, существовала масса всевозможных подделок, а также изделия из меди и бронзы 81.
Куда бы ни выходила женщина, даже в бани, она надевала на себя массу драгоценностей, хотя в банях их нередко воровали (PG, t. 48, col. 581). Женщины были настолько привязаны к своим безделушкам, что Иоанн Златоуст решается даже сказать, что они любят их почти так же, как собственных детей (Ibid., col. 787—788). Впрочем, женские украшения (ожерелья, браслеты, серьги и кольца) не отличались изяществом, были тяжеловесны и неудобны. Крупные и тяжелые серьги, например, нередко приводили к деформации ушей.
Широко применялись тогда и различные косметические средства. Женщины румянились, заботились о белизне своего лица, подкрашивали глаза и ресницы. Тело умащивали благовониями; особенно любили розовое масло.
Богатые женщины ездила в повозках, запряженных мулами, и бывали порой настолько изнежены, что не хотели даже улицу перейти пешком (PG, t. 57, col. 79). Если же муж давал лошакам другое назначение, в доме воцарялись «уныние, ссора и упорное молчание» (PG, t. 48, col. 583). Повозку щедро украшали, и Златоуст не без сарказма замечает, что и голова жены, и голова лошади удостаиваются одной и той же чести (PG. t.62, col. 259).
Как ни убеждал талантливый проповедник своих слушательниц, что чрезмерная роскошь мешает выявиться природной красоте и лишь подчеркивает безобразие лица, что рядом с блеском жемчужины кожа {647} кажется еще смуглее (PG, t. 48, col. 581), любовь к роскоши брала свое. Даже в церковь женщины являлись в изящных нарядах, сияя золотом и блеском драгоценных камней (PG, t. 62, col. 541). Дома за трапезой, после службы в церкви обсуждались не только слова проповедника, но и женские наряды и драгоценности (PG, t. 58, col. 786). Думая только о том, чтобы затмить соперниц, женщины докучали своим мужьям постоянными требованиями купить «и платье более дорогое, чем у соседки и женщины равного звания, и белых мулов, и золотую сбрую» (PG, t. 51, col. 192).
Костюм византийца отражал социальное положение своего обладателя. Прокопий порицает стасиотов за то, что они одевались более роскошно, чем это требовало их положение и достоинство. (Procop. Н. а., VII, 11). Крестьяне, даже состоятельные, носили скромные, хотя и добротные, одежды, сшитые в родной деревне. Иоанн Златоуст просил своих прихожан-антиохийцев не осуждать деревенский покрой их платья. Украшений не носили даже жены зажиточных крестьян 82. Туники бедняков были короче, чем у людей с положением, материал грубее. Эта одежда была простой и удобной для работы. Бедняк, как правило, имел лишь одно платье, иногда заношенное до дыр. Богачи, напротив, надевали несколько одежд даже в жару (PG, t. 62, col. 259).
В среде византийской аристократии существовала масса разнообразных знаков отличия, заметно усложнившихся со времен Римской империи. У римлян отличительным признаком сенаторского звания были пурпурные полосы на одежде, которые назывались «клавы». Они постепенно утратили свое значение, и любой свободный римлянин мог украсить край одежды такими полосами. В Византии же клавы являются непременным отличительным признаком высокого положения и приобретают вид не только полос, но и квадратов, ромбов, углов, крестов, кругов 83. Высшим отличительным знаком был золотой ромб (тавилон) на пурпурном плаще императора. Ближайшие сподвижники императора носили пурпурные ромбы на белой одежде. Знаками отличия были также золотые пояса, бляхи и застежки.
Весьма распространенным явлением в ту пору было ношение амулетов, которым приписывали чудодейственную силу. Объяснялось это тем, что все византийцы (и язычники, и христиане), начиная с императора и императрицы и кончая последним нищим, были удивительно суеверны. Магия в этот период процветала даже в среде риторов и философов 84. Так, Синесий Киренский, прошедший хорошую математическую школу под руководством Ипатии, сам конструировавший астрономические и физические приборы, в то же время, подобно большинству его современников, верил в сны, приметы, предсказания и даже написал целый трактат о возможности предвидеть будущее посредством снов 85. Люди верили в колдовство, в гадания, в чародеев, в волшебные любовные напитки.
Первым в ряду суеверий, свойственных людям этой эпохи, была глубокая вера в силу дьявола, в то, что могущество дьявола почти равно {648} божественному. Странное смешение сект царило тогда на
