Подле карет несколько кавалеров, в одной из карет – две дамы, одна из которых старуха в фижмах, другая, видимо ее воспитанница – совсем юная девушка. Кавалеры возраста разного
-…девица сия нигде ночлега не имея, еженощно во поле удаляясь, проводит время до первых лучей зари утренней – в молитвах и бдении.
- Да правда ли?
- Истинно так, сударыня-матушка! До самаго свету…
- Одна в нощи, во поле, без крыши над головой, без тепла…
- И при том – в любую погоду, в любую непогодь!..
- Единожды, сказывают, случился превеликий град – градины падали с небеси с перепелиное яйцо величиною, да! А сия блаженная с непокрытою главой стояла на коленях, молясь, всю ночь, до заутренней!
- Отчего она не молится в церкви, как все?
- Такоже слышал я, что ни единая градина ея главы не коснулась…
- А ежели б меня кто спросил, так я сказал бы тому, что на мой разум полагаю ее бесноватою…
- Я тож думаю, что она полоумная…
- Отчего ж тогда не определят ее в желтый дом?
- Я хочу видеть ее ближе!
- Удовлетворять желания ваши, сударыня, есть великая для меня благость и удовольствие несказанное! Вот, прикажете ли, сия труба – есть оптический прибор, с коего помощью предметы, на удаленной диштанции пребывающие, наблюдать с легкостью можно, акибы оные перед самыми очами очутились. Извольте взглянуть семо, в этот окуляр… наводите прибор на тот предмет, коий рассмотрению желаете подвергнуть… Вот…
- Ой! Я вижу! Я вижу ее!
- Да и так без ваших вычур вполне довольно видно…
- Она стоит на коленях! Прямо на сырой земле!
- Сумасшедшая!
- Безумная! Я же говорю вам!
- Позвольте и мне взглянуть… хоть одним глазком!
- Так тут, сударь, иначе никак и не возможно!
- Так вы чаяте, что помешанная она?
- Да без сомнения! Ходит в мужеском платье…
- Диравом кафтане!..
- …именует себя не иначе как именем мужа своего…
- Покойного!
- А что вы, сударь, полагаете, есть безумие?
- А что еще иное может быть, нежели как в священном писании нарекается «бесовской одержимостью»? Диавольское наваждение…
- А может статься, что не она, а мы с вами – безумны…
- Не знаю, безумна она или нет, но живет она, аки зверь.
- Звери не имеют такой странной нужды – молиться... Не раздают имущество свое бедным…
- Да, у зверья нет имения…
- Паче того, животные не отрекаются от имени своего…
- У зверя несть разума, потому с оного нельзя сверзиться…
- Почему у нас на Руси так любят юродов, калек да убогих?
- Полно! Любят ли?.. Кто ее любит разве? Одни ее боятся, потому как видят в странности ее жития опасности для жития собственного… Другие стремятся извлечь пользу себе из ее поступков, из слов даже. Слыхали вы, что тот, у кого примет она из рук подаянье – имеет прибыток и успех на своем поприще…
- О, моя варварская страна!
- …так что, как видите, любви здесь не много…
- Дикий, страшный народ!
- Интересно, что она думает… что чувствует?..
- Вы интересуетесь, сударыня, о чем она молится?.. Бог весть!
- Некоторые подобные ей, и сие из церковной истории известно, особливо в Византейской империи, куда паче чудные деяния свершали, примеру для, сказать, обмазывали себя нечистотами, калечили члены свои, зло сквернословили…
- Избавьте нас!..
- А она не притворствует?
- Нет… Она от всего в миру отреклась. Отринула все удовольствия и удобства житейские. От родства, семьи, дружества, даже от женского своего естества отрешилась…
- Эк вас разобрало!
- Она Христу подобна, потому как из той же горькой чаши пьет презрение людское, поношения принимает, как Он, ею гнушаются, ее гонят, как Его… Не перед Богом она безумна – но перед людьми одними, которые токмо разумом житейским сильны, а небесных попечений не ведают…
- Ну, судари мои, полно! Время позднее, пора до дому, ужинать…
- Да, я проголодался на воздухе…
- Велите там кучеру, пусть домой, с Богом, трогает! Да пусть везет, подлец, хорошо, не то выпорю! Растряс, когда сюда ехали…
Клеймо «Катя».
Петербургская сторона.
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Под фонарем стоит Катя. Одета в какие-то яркие лохмотья, волосы ее растрепались, она пьяна. Она смотрит на фонарь, смеется, потом начинает выть негромко, но жутко. Появляется Ксения.
КСЕНИЯ. Эй, чего ты?
КАТЯ. Что?
КСЕНИЯ. Чего воешь то? Как сама не в себе?
КАТЯ (не глядя на Ксению). А тебе что за печаль? Моя воля – хочу – вою! А хочу…
КСЕНИЯ. Помер у тебя кто?
КАТЯ. А ты кто такой, чтоб допрос мне чинить? А? Служивый?.. Служивый! Аника-воин! Кислая шерсть! Чего тебе надо от меня? Что вам всем надо от Кати?.. А! Вам всем кобелям одного только и надо! Эх…
КСЕНИЯ. Обидели тебя, а?
КАТЯ. Эх, солдатик!.. Обидели, да… Давно, да крепко…
КСЕНИЯ. А ты прости. Прости! Тебе и легче будет.
КАТЯ. Такое простить не можно… Да кто ты такой? Ты солдат или кто?
Небольшая пауза.
Деньги у тебя есть, служивый? Есть?.. Тогда пойдем что ли?.. Коли ты богатый. Купишь мне вина да водки… Я хорошая, ласковая, горячая… Вот, дай руку, пощупай… (Берет Ксению за руку, кладет себе на грудь.)
Ксения отдергивает руку.
Чего ты? Молохольный какой-то… Ты кто таков?.. Ты не смотри, что я пьяная… Я тебя любить буду… крепко… услаждать, тешить тебя… (Плачет.)
КСЕНИЯ. Ну, будет… (Гладит Катю по волосам.)
КАТЯ. Пожалел, что ли? Не нужна мне жалость твоя… Кто ты такой?! Кто?
КСЕНИЯ. Я - Андрей Федорович.
Продолжительная пауза.
КАТЯ. Андрей?!.. (Бросается Ксении на грудь.) Ты?!.. Адрюшенька!.. Постой! Нет! Ты – женщина!.. Ты… Я знаю… Ты блаженная… Ты жена ему была… Я про тебя слыхала… Ты с курка спрыгнула. Он когда помер, в уме повредилась, все имущество бедным раздала, а сама в его одеже пошла по миру. Так?.. Что, любила его? Шибко?
П а у з а.
А я… Я, знаешь, как любила его?! Знаешь?! Я в нем души не слыхала!.. А он, он меня, знаешь ли, как любил?! Он меня называл… «горлинка моя»… Голуба моя! (Плачет.)На руках меня носил. И вот сюда, вот, видишь, – родинка у меня тут – вот сюда расцеловывал! Подарки мне дарил… Сережки, бусики гранатовые… Он меня любил… Андрей Федорович! Любил меня! Он меня голубил, нежил… Было придёт, явится в беремя меня сгребет, вот эдак (обнимает себя руками) всю-всю, и шепчет мне нежно, ласковым своим голосом: «Ах, Катенька, ластонька, горлинка моя!.. Так я по тебе стосковался!» И в шейку, прямо в родинку меня целует… Жаркие губы у него, горячие… Во мне все в те минуты, все-все переворачивалось внутри! Душа захолонется, замрет, будто нет ее совсем...
П а у з а.
А до чего же я любила его! Как любила! Нет мне без него жизни! Погибаю я без него, без любви его!.. Да понеси святые вон!.. А он тебя, постылую, жалел! Говорил мне, как мол, я ее брошу, куда она без меня денется, что без меня делать станет… Боялся он, что ты руки на себя наложишь.
КСЕНИЯ (тихо). Андрей Федорович….
КАТЯ. Говорил – любишь ты его сильно… Не мог тебя бросить… Добрый был… тебя жалел… а меня?.. А я?.. (Плачет.)
КСЕНИЯ. Как же это?..
КАТЯ. Как я любила его! Больше жизни моей! До святости!.. Бывало, жду, не дождусь, когда он ко мне придет, сижу, сижу у окошка, все глаза прогляжу, жду, жду его, соколика… Сколько я слез пролила. А он добрый был, ласковый… А придет, прямо на шею ему кинусь, прижму, прильну к нему вся-вся и руки ему целую, целую, как полоумная… А как он в уста меня поцелует, так я вся сомлею, будто дух из меня вон…
Пауза.
А как узнала я, что он помер… пошла к Неве, стою, смотрю… Думаю, лучше бы я вместо него померла! Зачем мне теперь жить, на что? Что я без него в этой жизни, кому я… Кинусь, думаю, сейчас в Неву… и все беси в воду, и пузыри наверх! Кончатся муки мои, враз пресекутся… Нет! Духу мне не хватило! Не свела конца. Слабая я, дрянь я, дрянь!.. Никчемная… Ни в дудочку, ни в сопелочку… Жизнь у меня бесполезная, а смерти устрашилась… Убоялась, жалко стало мне себя, жизни своей никудышной… Вот какая душонка у меня мелкая, дрянная душонка!
КСЕНИЯ. Не надо…
Пауза.
КАТЯ. Я тебя, знаешь, как люто не любила – сердце берет как!.. Ты мне как спица в глаз была! Всякие мысли у меня были… про то, как тебя со свету свести, как в могилу тебя определить. Я раз как-то шепнула Андрею-то Федоровичу, что, мол, давай изведем супружницу твою законную, есть мол средства – бабки-ворожеи, а не то немец аптекарь на Васильевском проживает, он тоже не брезгует – зельями приторговывает… Так он, я тебе скажу, Андрей-то Федорович, прям взвился весь! Ах, ты, говорит, Катька, злыдня, что за дур на тебя напал, варначья душа... Ты, говорит, Катька, и думать не смей про этакое! Ты даже мысли такой не имей паскудной! А не то не увидишь меня больше…
П а у з а.
Почто же он так, Андрей Федорович? Со мной поступил несправедливо? Зачем меня тут оставил, а сам…
КСЕНИЯ (тихо). Он не умер.
КАТЯ. Чего ты там шепчешь?
КСЕНИЯ. Не умер, Андрей Федорович, жив он.
КАТЯ (не слышит). Как я любила его, желанного моего, возлюбленного моего!..
КСЕНИЯ. Это Ксения померла, жена его.
Пауза.
КСЕНИЯ. Я - Андрей Федорович…
П а у з а.
КАТЯ. Родной ты мой, любый мой! (Бросается к Ксении, обнимает ее, говорит быстро.)Андрей Федорович! Сокол ты мой ясный! (Целует Ксении руки.)
КСЕНИЯ. Ну, полно…
КАТЯ. Андрей Федорович! Ты что так долго не приходил? Или ты меня позабыл?! Или ты разлюбил Катю свою? Или у тебя какая еще зазноба завелась? А? Андрей Федорович? Ну что ж ты молчишь? Ты скажи тогда, – прямо скажи: у меня другая! Я же ей тогда все космы повыдеру, я же ей глаза ее повыцарапываю, я ей всю рожу известью выжгу! Ты со мной, Андрей Федорович не шути так со мной! Слышишь? Не надо со мной так! Не обижай меня!
КСЕНИЯ. Тихо, тихо, красавица…
КАТЯ. Андрей Федорович!.. Гляди на меня! Я сквозь слез лица твоего не различу!
КСЕНИЯ. Тихо, здесь я тут… с тобой… Не бойся.
КАТЯ. Зачем ты меня покинул? Одну оставил? Не приходил долго! Зачем? Я ли тебя не любила? Я ли тебя… не радовала? Отвечай!
КСЕНИЯ. Тихо, милая. Уймись.
КАТЯ. Скажи правду мне, Андрей Федорович! Любишь ли свою Катю? Любишь ли ее, как любил, как она тебя – не слыхать души, всем телом? Любишь ли?! Отвечай!!
П а у з а.
Что ты молчишь?! Андрей… Андрюшенька? Что ты молчишь, как истукан каменный? Любишь ли?!
П а у з а.
КАТЯ. Отвечай же!!!
КСЕНИЯ Да…
КАТЯ. Андрей Федорович! Ты скажи, чтобы я услыхала твои слова! Ну, скажи! Или язык у тебя отсох?
КСЕНИЯ (тихо). Люблю…
КАТЯ. Не врешь?! Вправду ли?! Ты меня не обижай, Андрюшенька, не изменяй, грех это, великий грех это – женщину зря обманывать… Бог-то все видит, все ведает… Ты мне тут солжешь, он там тебя накажет… за меня… за муки мои… За то что ты меня так к себе приучил, а жить со мной не желаешь по-божески… Вокруг ракитова кустика со мной обвенчался… Со своей женой малохольной разлучаться не хочешь… Может, ты ее паче меня любишь? Так почто же ты тогда со мной вошкаешься?.. Ласковый теленок двух маток сосет… Так ведь грех это, сударь мой батюшка… Накажет тебя Бог, анафема ты окаянная! (Плачет.)
КСЕНИЯ. Катя, не надо, зачем всуе Бога гневить…
КАТЯ. А кабы вместе мы с тобой, одним домом зажили… какая бы жизнь у нас пошла прекрасная, не жизнь, а масленица… (Плачет.)
КСЕНИЯ. Не плачь, Катя…
КАТЯ. Ты, Андрей Федорович, ты скажи еще, скажи обрат, что любишь Катю свою! Я и утешусь, усмирюсь. Ах зачем долго так тебя не было… Скажи, скажи…
КСЕНИЯ. Говорено уже.
КАТЯ. Еще, еще скажи, любишь ли?
КСЕНИЯ. Люблю…
КАТЯ. Еще!
КСЕНИЯ. Люблю.
КАТЯ. Так ли как раньше?
КСЕНИЯ. Так!
КАТЯ. Ах, Андрей Федорович! Сокол мой, свет мой, любимый мой… (Затихает на руках у Ксении.)