Мене, мене, текел, упарсин 20 страница
В первые века Римской империи христианство вынуждено было соперничать с митраизмом, разновидностью культа Солнца, имеющего корни в Персии. В митраизме зимнее солнцестояние естественным образом было событием великого праздника, и в 274 г. римский император Аврелиан установил 25 декабря как день рождения Солнца. Другими словами, он дал митраистскому празднику официальное одобрение.
Празднование зимнего солнцестояния стало большим камнем преткновения для обращений в христианство. Когда христиане утверждали, что сатурналии и рождение Солнца - совершенно языческие, то многие обращенные разочаровывались. Даже если они отказывались от веры в старых римских богов и в Митру, им хотелось радостного праздника. (Сколько людей сегодня празднуют Рождество, никак не относясь к его религиозному значению, а сколькие хотели бы отдаться радости, теплоте и веселью этого праздника, хотя они и не набожные христиане?) Но христианство приспособилось к языческим нравам там, где они, по разумению христианских лидеров, не компрометировали фундаментальные учения церкви. Библия не говорила о том, в какой день родился Иисус, и нет никакой догмы, которая была бы связана с тем или иным днем. Поэтому это могло быть 25 декабря, как и в любой другой день.
Как только это было улажено, обращенные смогли присоединиться к христианству, уже не лишаясь своего сатурналиевого счастья. Только теперь им необходимо было радостно приветствовать рождение Сына, а не Солнца.
Если 25 декабря - это Рождество и если принимается, что Мария забеременела во время благовещения, то годовщина благовещения должна быть 25 марта, за девять месяцев до Рождества. И действительно, 25 марта - это день Благовещения.
Кроме того, если благовещение произошло, когда Елисавета была беременна шесть месяцев, то Иоанн Креститель должен был родиться на три месяца позже. 24 июня - это день, в который празднуется его рождение.
25 декабря постепенно - с 300-го по 350 г. - принималось на большей части Римской империи. Этот последний период указывается одной датой.
Есть два главных вида календарей, использовавшихся в древнем Средиземноморье. Один - лунный календарь, который соответствует фазам Луны. Он был изобретен вавилонянами, которые передали его грекам и иудеям. Другой - солнечный календарь, который устанавливает соответствие месяцев временам года. Он был изобретен египтянами, которые передали его во времена Цезаря римлянам, а через Рим - нам.
Лунный календарь не соответствует временам года, и, чтобы удержать его от выпадения из годового цикла, одни годы должны иметь двенадцать лунных месяцев, а другие - тринадцать, по довольно сложной схеме. Для людей, пользующихся солнечным календарем (как мы), лунный год кажется слишком коротким, когда он состоит из двенадцати месяцев, и слишком длинным, когда - из тринадцати. Дата, устанавливаемая в лунном календаре, скользит взад-вперед в солнечном календаре, в конечном счете, она колеблется вокруг одного неподвижного места.
В праздниках, установленных в начале церковной истории, использовали лунный календарь, которым пользовались греки и иудеи. В результате из года в год перемещался день этих праздников (по нашему календарю). Главным из этих дней был день Пасхи. Это - главный пример "переходящего праздника", и каждый год мы должны смотреть на календарь, чтобы увидеть, когда он может наступить. Все остальные переходящие праздники привязаны к Пасхе и изменяются вместе с ней.
Когда христианство распространилось по всей Римской империи и даже в начале IV в. стало ее официальной религией, это расширило использование римского календаря. Стало довольно сложно приспособить лату Пасхи к этому календарю. Между различными частями церкви были серьезные разногласия относительно точного метода ее определения, и по этому вопросу стали возникать различные ереси.
Для тех праздников, которые возникли сравнительно поздно, когда христианство стало официальной религией империи, использовали в качестве отсчета римский календарь. Такие праздничные даты на лунном календаре скользили взад-вперед, но были зафиксированы на солнечных календарях типа нашего собственного. Того простого факта, что Рождество ежегодно празднуется 25 декабря (7 января) и что эта дата никогда не изменяется на нашем календаре, достаточно для того, чтобы показать, что она не была установлена как религиозный праздник вплоть до 300 г.
Симеон
Лука продолжает рассказывать о событиях в периоды младенчества и юношества Иисуса, как и Матфей. Однако ни одно из таких событий в Евангелии от Луки не обнаруживается в Евангелии от Матфея, и ни одно из таких событий в Евангелии от Матфея не обнаруживается в Евангелии от Луки. Так, Лука вообще ничего не говорит о бегстве в Египет или об избиении младенцев. Он также вообще ничего не говорит о Вифлеемской звезде и трех волхвах с Востока. Точно так же Матфей вообще ничего не говорит о переписи, яслях и пастухах.
Согласно Евангелию от Луки, когда Иисус был представлен в Храме как сын-первенец, он был замечен стариком по имени Симеон. Симеон, который верил, что не умрет, пока не увидит Мессию, признал в этом младенце Мессию и сказал:
Лк., 2: 29–30. "Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое…"
На латыни слова Симеона начинаются так: "Nunc dimittis servum tuum, Domine", и поэтому весь этот отрывок упоминается как "Nunc Dimittis". Симеон был примером тех, кто ждал Мессию, но был готов ждать спокойно и терпеливо, в противоположность зилотам, которые активно искали Мессию и готовы были вступить в борьбу после малейшего подозрения в его появлении.
Еще одна старая обитательница Храма аналогичным образом признает младенца Иисуса Мессией:
Лк., 2: 36. Тут была также Анна пророчица, дочь Фануилова, от колена Асирова, достигшая глубокой старости, прожив с мулеем от девства своего семь лет…
Анна - это греческая форма еврейского имени Ханна, так же звали мать Самуила.
Учителя
Лука рассказывает одну историю о детстве Иисуса, и это - единственный рассказ об Иисусе-мальчике, который можно найти во всех Евангелиях.
В двенадцатилетнем возрасте родители взяли его с собой, когда они совершали свою ежегодную поездку в Иерусалим во время Пасхи. Когда Иосиф и Мария покидали Иерусалим, они обнаружили, что Иисус не с ними, и вынуждены были вернуться, чтобы найти его.
Лк., 2: 46–47. Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его.
То, что Иисусу было в то время двенадцать, возможно, не случайно. В иудаизме тринадцатилетний возраст считается временем прихода к религиозной зрелости. Это то время, когда молодой человек должен взять ответственность за соблюдение религиозных предписаний. У современных иудеев есть ритуал бар мицвах ("сын заповедей", означающий "ответственный за соблюдение заповедей"), который каждый молодой человек проходит на тринадцатый день своего рождения. До этого есть долгий период наставлений и обучения, чтобы он соответствовал своей задаче.
Церемония бар мицвах, как она составлена в настоящее время, по-видимому, имеет средневековое происхождение, но, несомненно, религиозное образование до тринадцатого дня рождения было важным во времена Нового Завета. Описывается, как молодой Иисус очарован "учителями" и внимательно слушает их наставления. Говоря современным языком, он готовился к своему бар мицвах.
Возможно, это событие было включено в Евангелие от Луки как способ опровержения тех, кто глумился над ранними христианами как последователями невежественного и необразованного галилеянина. Лука пытается доказать здесь, что разум даже Иисуса-ребенка и его интерес к Закону удивляли даже ученых людей Храма.
Кесарь Тиберий
Но теперь Лука делает большой скачок. Пока что он довольствовался легендами того времени о периоде до крещения, а теперь переходит к тому времени, которое охватывается у Марка.
Лк., 3: 1–2. В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был четвертое-ластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, я Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне.
Тиберий Клавдий Нерон был пасынком императора Августа, будучи сыном жены Августа от предыдущего брака. Он родился в 42 г. до н. э., и в ранние годы правления Августа он хорошо служил в качестве военачальника и водил римские армии против племен в данубийских областях и против германцев к востоку от Рейна.
У Августа не было ни одного сына, а двое сыновей его единственной дочери умерли молодыми. Поэтому он был вынужден, скорее всего вопреки своей воле, принять в качестве своего преемника Тиберия. В 14 г., когда Август умер, Тиберий стал вторым римским императором, то есть кесарем Тиберием.
Он правил в течение двадцати трех лет, до 37 г. "Пятнадцатым годом" его царствования должен был быть 28 (29) г.
Из остальных упомянутых в этих стихах правителей Понтий Пилат, Ирод Антипа Галилейский и Филипп Итурейский упомянуты в связи с Евангелием от Матфея. Трахонитская область к северу от собственно Итуреи и к югу от Дамаска перечислена здесь как часть территории Филиппа. Авилинея - это еще более северная область, находящаяся к северо-востоку от Дамаска.
Здесь перечислены два первосвященника Анна и Каиафа, и это не может быть в буквальном смысле правильным. Именно Каиафа был первосвященником. Однако Анна был первосвященником примерно на пятнадцать лет раньше, и, как тесть Каиафы, возможно, все еще был почитаемым и влиятельным в первосвященнических кругах.
Лука также сообщает о возрасте Иисуса в этот период, будучи в этом роде единственным евангелистом:
Лк., 3: 23. Иисус, начиная [Свое служение], был лет тридцати…
Лука говорит о примерном возрасте. Если бы это был 29 г. и если бы Иисусу было ровно тридцать лет, то тогда он действительно родился в 1 г. до н. э., а если бы он родился 25 декабря 1 г. до н. э., то новым годом, который начался бы одной неделей позже, был бы 1 г. н. э. Такова примерная линия рассуждения Дионисия Малого, но это неверно, потому что 25 декабря 1 г. до н. э. Ирод Великий был мертв уже примерно 4 года.
Очевидно, ошибка Дионисия состояла в том, что он проигнорировал приблизительную оценку возраста Иисуса у Луки и предполагал, что библейские авторы были более точны в своем датировании и хронологии, чем это было на самом деле. Во время своего крещения Иисус должен был быть по крайней мере тридцатитрехлетнего возраста, а возможно, и тридцатипятилетнего.
Сын Иосифа
Именно в этом месте Лука снабжает Иисуса родословной, которая отсчитывается во времени скорее назад, чем вперед, как у Матфея.
Лк., 3: 23–24. …Иисус… и был, как думали, Сын Иосифов, Илиев, Матфатов, Левиин, Мелхиев, Ианнаев, Иосифов…
Вводная фраза "как думали" указывает на принятие Лукой догмата о непорочном зачатии, если только она не была вставлена каким-нибудь набожным ранним переписчиком Евангелия.
Родословная Иисуса отсчитывается назад не только к Аврааму, то есть к тому пункту, от которого начинается родословная у Матфея, но идет еще далее к началу:
Лк., 3: 38. Еносов, Сифов, Адамов, Божий.
Матфей, писавший с еврейской точки зрения, естественным образом начинает родословие с Авраама. Лука, будучи неевреем, не был удовлетворен тем, чтобы отследить родословие Иисуса, которое все еще оставалось бы еврейским. Возвращаясь к началу, он подчеркивал универсальность миссии Иисуса, поскольку, в то время как только евреи произошли от Авраама, все люди - как евреи, так и неевреи - произошли от Адама.
Лука перечисляет семьдесят пять поколений - от Иисуса до самого Адама, что является самой длинной непрерывной родословной в Библии. Кроме того, Луку не занимают, как Матфея, числа. Он не делает никакой попытки поделить родословие на важные разделения. У него насчитывается пятьдесят пять поколений, считая назад к Аврааму, вместо сорока двух поколений, перечисленных у Матфея.
Лука насчитывает двадцать поколений от Адама до Авраама, в то время как в списках в 5-й и 11-й главах Бытия насчитывается девятнадцать. Это расхождение происходит следующим образом. Лука говорит:
Лк., 3: 35–36. …Салин, Каинанов, Арфаксадов…
В то время как в Бытии мы обнаруживаем:
Быт., 11: 12. Арфаксад жил тридцать пять [135] лет и родил [Каинана. По рождении Каинана Арфаксад жил триста тридцать лет и родил сынов и дочерей и умер. Каинан жил сто тридцать лет и родил] Салу.
Другими словами, дополнительное поколение вкралось между Салой и Арфаксадом, так что первый был сыном второго в Бытии и внуком второго в Евангелии от Луки. Несомненно, это - ошибка переписчика, поскольку Каинан - это правнук Адама и встречается также в соответствующем месте в родословии у Луки.
Лк., 3: 37–38. …Малелеилов, Каинанов, Еносов…
Так что Каинан был посчитан дважды.
Родословные от Авраама до Давида, данные у Матфея и у Луки, согласуются. После этого они резко расходятся. Матфей следует происхождению от Давида через Соломона, Ровоама и линию иудейских царей. Лука следует происхождению от Давида через сына по имени Нафан:
Лк., 3: 31. …Нафанов, Давидов…
Нафан был сыном, чуть постарше Соломона, если список сыновей, приведенный во Второй книге Царей, действительно соответствует порядку рождения:
2 Цар., 5: 14. Я родились еще у Давида сыновья и дочери. И вот имена родившихся у него в Иерусалиме: Самус, и Совав, и Нафан, и Соломон…
Лука приводит в списке сына Нафана как Маттафу, а его сына как Маинана, но ни один из них не упоминается в каком-либо другом месте Библии. В действительности вся родословная после Нафана совершенно не ясна, просто какой-то список неизвестных имен. В то время как у Матфея среди предков Иисуса перечислены фактически все цари Иудеи, Лука упоминает только самого Давида.
Только в одном месте списка после Давида есть возможность совпадения. Матфей перечисляет пятнадцатое и шестнадцатое поколения после Давида в лице Селафииля и Зоровавеля:
Мф., 1: 12. По переселении же в Вавилон, Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зоровавеля…
Лука же упоминает об этих двух именах, возможно из-за той заметной роли, которую Зоровавель сыграл в связи с возвращением из Плена:
Лк., 3: 27. …Зоровавелев, Салафиилев, Нириев…
Но, упоминая Селафииля, сына Иехонии, Матфей следует Книге Ездры, в то время как Лука делает так, чтобы он произошел от Нирия, который нигде больше не упоминается в Библии. Кроме того, у Луки Зоровавель рождается через двадцать два поколения после Давида, а не как у Матфея - через шестнадцать.
Эти две родословные совпадают только в лице Иосифа, мужа Марии, но расходятся даже в имени отца Иосифа:
Мф., 1: 16. Иаков родил Иосифа, мужа Марии…
Лк., 3: 23. …Иисус… Сын Иосифов, Илиев…
Были сделаны попытки коррелировать эти совершенно отличающиеся родословные путем предположения, что Матфей отслеживал линию Иисуса назад к Давиду через Иосифа, в то время как Лука делает это через Марию. Предложено, например, что Иосиф не был "сыном Илия", как заявлено у Луки (3: 23), но на самом деле является зятем Илия, так что Илий был отцом Марии, а остальная часть родословной принадлежала Марии.
Это не связано ни с какими явными противоречиями, так как имя отца Марии в Библии нигде не приводится.
И тем не менее, есть ли основания считать, что Мария происходила от Давида? То, что у нее было происхождение от Давида, - это традиция, возникшая в начале истории христианства. Например, когда Гавриил был послан, чтобы совершить благовещение:
Лк., 1: 26–27. …послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария.
Можно было бы доказать, что фраза "из дома Давидова" относилась скорее к Марии, чем к Иосифу или к ним обоим.
Но это не столь уж важно. В конце концов, Мария описана как племянница Елисаветы, которая сама описана как Левит.
Объективно рассматривая эти две родословные, трудно не подумать о том, что Евангелие от Матфея в данной случае является более надежным источником. Оно включает в себя большее количество имен, которые можно обнаружить в Ветхом Завете, и он ведет список от линии иудейских царей, что, как правило, считалось более соответствующим Мессии, происходящему из рода Давида.
Можно было бы даже подумать, что Лука (нееврей, не знакомый с еврейскими генеалогическими записями) мог выдумать имена, чтобы заполнить поколения после Давида и Нафана.
Иуда, брат Иакова
Далее Лука продолжает рассказывать истории, которые даются также у Матфея и Марка. Иисус успешно выдерживает искушения Сатаны. Он проповедует в своем родном городе Назарете, но его отвергают те, кто знал его слишком хорошо как юношу и не принимает его всерьез как пророка. Он исцеляет больных и начинает собирать учеников.
Лука согласуется с Марком, называя мытарем ученика Левия. Однако у Луки в списке двенадцати апостолов упомянут не Левий, а Матфей. Это подтверждает то, что Левий и Матфей - это один и тот же человек, известный под двумя разными именами.
С другой стороны, Лука не упоминает о Леввее Фаддее ни одним из этих имен, и именно этот Леввей мог, очевидно, быть Левием, сыном Алфея, о чем упоминает Марк, и, следовательно, о брате Иакова, сыне Алфея. Вместо Леввея, Лука включает:
Лк., 6: 16. Иуду Иаковлева…
Это ни в коем случае не ссылка на Иуду Искариота, поскольку Лука упоминает его отдельно, разумеется, как последнего в списке.
Лк., 6: 16…Иуду Иаковлева и Иуду Искариота, который потом сделался предателем.
Но если был второй Иуда, который был братом Иакова (возможно, сыном Алфея), то является ли этот Иуда (сын Алфея) еще одним именем Левия (сына Алфея); и является ли этот Иуда мытарем Левием, а не Матфеем?
Трудно сказать. В греческом оригинале Евангелия от Луки (6: 16) говорится просто: "Иуда Иаковлев", и это естественнее было бы перевести как "Иуда, сын Иакова", а не скорее как "брат Иакова". Если этот Иуда - сын кого-то с именем Иаков, то связь с Левием потеряна.
Сотник
Описание Лукой жизни Иисуса после крещения совершенно подобно описанию, обнаруживаемому у Матфея и Марка, то есть в остальных синоптических Евангелиях, и, следовательно, многое из этого можно пропустить без комментариев. Однако Лука добавляет или опускает такие моменты, которые знаменательным образом иллюстрируют отличительность его собственной точки зрения. В конце концов, он считается неевреем, в то время как Марк и Матфей имеют, конечно, еврейское происхождение.
Так, Евангелие от Луки включает материал, в котором неевреи изображаются благосклонно. Например, Лука рассказывает историю о сотнике, который просит, чтобы Иисус исцелил его слугу. Матфей, рассказывая ту же историю, не делает никаких попыток изобразить сотника-нееврея как не простого сотника.
Однако Лука изображает этого сотника как коснувшегося веры и смирения. Сотник не считает себя достойным приблизиться к Иисусу, а вместо этого посылает от своего имени еврейских старейшин. Однако сотник настолько достойный, что старейшины выступают в суде за него:
Лк., 7: 4–5. И они [старейшины], придя к Иисусу, просили Его убедительно, говоря: он [сотник] достоин, чтобы Ты сделал для него это, ибо он любит народ наш и построил нам синагогу.
Лука также проявляет себя как сочувствующего женщинам. Так, в рассказе о рождении Иисуса он фокусирует внимание на Марии, где Матфей имеет дело прежде всего с Иосифом. Лука изображает Иисуса, который может даже обнаруживать у себя возможность симпатии к проституткам. Так, когда Иисус обедает с фарисеем:
Лк., 7: 37–38. И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром.
Фарисей показывает свое презрение к этой женщине, но Иисус считает ее раскаяние угодным, а ее грехи прощенными и читает хозяину наставления, во время которых фарисей проявляет себя довольно жалко.
Сразу после окончания этого эпизода Лука упоминает о женщинах, которые следуют за Иисусом. Это характерно для Луки, поскольку в остальных синоптических Евангелиях упоминается в этом месте только о мужчинах:
Лк., 8: 1–3. После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов, и Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, которые служили Ему имением своим.
Мария Магдалина упоминается впервые, и иногда предполагается, что она была грешницей из предыдущего эпизода, но нет никакого ясного подтверждения этому. И Иоанна, и Сусанна упоминаются только в Евангелии от Луки.
Добрый самаритянин
Лука, писавший с нееврейской точки зрения, опускает те стихи у Матфея и Марка, которые изображают Иисуса враждебным к неевреям. Лука не рассказывает историю о хананеянке, которая просит исцелить свою дочь и смиренно принимает обозначение Иисусом неевреев как "псов".
А в описании того эпизода, где Иисус послал апостолов на проповедническую миссию, Лука опускает тот отрывок, в котором Иисус запрещает им входить в города язычников или самаритян и объявляет, что его собственная миссия ограничивается иудеями.
Вместо этого Лука включает притчу, необнаруживаемую в остальных Евангелиях, которая является одной из наиболее популярных притч, приписываемых Иисусу, и в которой проповедуется учение о спасении души.
Этой притче положил начало вопрос законника, то есть Закона Моисея или "книжника", как назвал бы его Матфей. Он спрашивает Иисуса, как можно достичь жизни вечной, и Иисус, цитируя Закон, с вызовом требует ответить на его собственный вопрос. Законник отвечает:
Лк., 10: 27…возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя.
Первая часть этого ответа является цитатой из Второзакония, это считается центральным догматом иудаизма:
Втор., 6: 4–5. Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими.
Последняя часть цитаты законника взята из другого раздела Закона:
Лев., 19: 18. Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя…
Иисус соглашается с этим утверждением, но законник продолжает спрашивать:
Лк., 10: 29. …а кто мой ближний?
Попытка здесь состоит в том, чтобы вынудить Иисуса дать националистический ответ, так как замечание в Книге Левит о любви к ближнему как к самому себе следует сразу после ссылки на "сынов народа твоего". Поэтому заповедь в Книге Левит могла быть воспринята как узкое ограничение любви к ближним исключительно своего собственного "народа".
Поэтому Иисус мог ответить, что необходимо любить только тех, кто является иудеем или, немного шире, всех тех, иудеев и неиудеев, кто поклоняется истинному Богу принятым образом.
Все остальные оказались бы тогда за пределами любви. (Это в действительности и было тем, что Иисус, по-видимому, говорил в истории о хананеянке в Евангелии от Матфея.)
Однако в Евангелии от Луки Иисус не говорит этого. Вместо этого он рассказывает знаменитую историю о человеке (возможно, иудее), который путешествовал из Иерусалима в Иерихон, его окружили грабители и бросили умирать. Священники и левиты прошли мимо него, никак не попытавшись помочь ему. Они были сведущи в Законе, несомненно, знали данный стих из Книги Левит и столкнулись с ближним (даже в узком смысле слова) в нужде. Однако ничего не сделали для него.
Лк., 10: 33. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился…
Самаритянин спас этого человека, и Иисус спросил:
Лк., 10: 36–37. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.
Другими словами, человек является "ближним" только по причине того, что он поступает соответствующим образом. Добрый самаритянин - в большей степени ближний иудея, чем жестокосердый иудей. И, расширяя это утверждение, можно доказать, что эта притча учит тому, что все люди - ближние, так как все люди могут поступать добродетельно и проявлять сострадание, независимо от своей национальности. Любить ближнего - значит любить всех людей.
Термин "добрый самаритянин" так часто использовался в связи с этой притчей, что появляется ощущение, что самаритяне были особенно добрыми людьми и что от самаритян можно ожидать только того, что они обязательно помогут попавшему в беду. Здесь утрачивается смысл этой истории, так как для иудеев времен Иисуса самаритяне были ненавистными и презираемыми людьми. Ненависть возвращалась и обратно, и поэтому естественно было ожидать, что самаритянин не будет помогать иудею при любых подобных обстоятельствах. Смысл, который подчеркивал здесь Иисус, был в том, что даже самаритянин мог быть ближним, насколько же в большей степени - кто-либо другой.
Возможно, изюминку притчи можно лучше понять в современной Америке, если мы возьмем для примера белого южанина-земледельца, которого бросили умирать, и если бы затем его проигнорировал священник и шериф, но спас какой-нибудь негр-испольщик. Тогда вопрос: "Кто из этих троих… был ближний" будет иметь в наше время более злободневный смысл.
Тот факт, что самаритяне могли быть такими же националистически настроенными, как и иудеи, высказывается у Луки, который сообщает о том, что самаритяне не позволили Иисусу проходить через их территорию на пути к Иерусалиму, потому что они не помогали никому, кто пытается попасть в столь ненавидимый ими город:
Лк., 9: 53…но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим.
Здесь Лука также воспользовался возможностью показать добрую волю Иисуса как превосходящую все националистические соображения, даже когда его на них провоцируют. Иаков и Иоанн, сыновья Грома, спрашивают, не нужно ли, чтобы огонь сошел с неба на неприветливых самаритян, и Иисус отвечает:
Лк., 9: 56. …Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать.
В другом месте Лука представляет еще один рассказ, необнаруживаемый в остальных Евангелиях, в котором есть склонность показать самаритянина в благом свете. Иисус исцеляет десять прокаженных, но только один возвращается, чтобы отблагодарить его:
Лк., 17: 16–18. И пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин. Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? Где же девять? Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?
Нищий Лазарь
Лука сохраняет негативное отношение к богатым Матфея. Он указывает на замечания Иисуса об опасностях богатства:
Лк., 16: 13. Никакой слуга не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне.
Лк., 18: 25. Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.
Действительно, Лука идет даже дальше Матфея, поскольку он включает в повествование знаменитую притчу (обнаруживаемую только у Луки), которая, по-видимому, иллюстрирует эту жесткую точку зрения на богатство.
Лк., 16: 19–20. Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях…
Этот богатый человек не назван по имени; он - просто богатый человек. Что касается Лазаря, то это - греческий вариант еврейского имени Элеазар.
Когда нищий умирает, он попадает на небо:
Лк., 16: 22. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово…
Из-за этого стиха "лоно Авраамово" вошло в английский язык как синоним неба, но в связи с Лазарем оно означает нечто большее.
Это выражение происходит от обеденных обычаев того периода. Во времена царств израильтяне сидели за едой на стульях, как это делаем и мы сегодня. Так, о празднике, где Саул заподозрил Давида ввиду его отсутствия, Библия говорит:
1 Цар., 20: 25. Царь сел на своем месте, по обычаю, на седалище у стены, и Ионафан встал, и Авенир сел подле Саула; место же Давида осталось праздным.
Однако у греков (по крайней мере среди представителей более состоятельных классов) была привычка опираться на левый локоть на низких обитых материей кушетках и есть правой рукой. Этот обычай распространился среди богатых людей других народов как признак благородной и милосердной жизни. Этот стиль еды дал начало всем понятным метафорам.