Числе и крупных ученых) объяснял тем, что “все это слишком ново” и “не всем дано смотреть далеко вперед”, а в дальнейшем и тем, что “завистники ему мешают”)

Галлюцинаторно-параноидный синдром. Этот синдром включает в себя бредовые идеи и галлюцинации. Одной из разновидностей этого синдрома является синдром Кандин-ского-Клерамбо (синдром психического автоматизма). Это галлюцинаторно-параноидный синдром, состоящий из псев­догаллюцинаций, бредовых идей воздействия (психического, физического, гипнотического — разновидность бреда пре­следования) и явлений психического автоматизма. Послед­ние выражаются в чувстве неестественности, отчужденно­сти, “сделанности” собственных движений, поступков, соб­ственного мышления: “Я сам себе не принадлежу”, “Я как автомат, управляемый со стороны”, “Эта группа бандитов отнимает лучами мои собственные мысли, а вместо них вкладывает в голову какую-то белиберду”, “Вы думаете, это моя улыбка? Нет, мне ее сделали, а мне совсем и не весело”, “Моими ногами управляют, я совсем не собирался идти в ту сторону”.

Все симптомы, составляющие синдром Кандинского— Клерамбо, тесно между собой связаны; псевдогаллюцинации сопровождаются чувством сделанности, т. е. связаны с бре­дом воздействия, с ним же связаны и явления психического автоматизма, а также такие входящие в состав синдрома нарушения, как “чувство овладения” (больным “овладели”, он “не принадлежит себе”) и так называемый синдром внутренней открытости. Последний, обычно очень тягостный для больных, заключается в убеждении, что все помыслы человека, в том числе и самые интимные, сейчас же ста­новятся известны всем окружающим. Нередки и такие сим­птомы, как “эхо мыслей”, “громкое звучание мыслей” (как только человек о чем-либо подумает, тут же слышит зву­чание этих мыслей и уверен, что все окружающие это обязательно слышат).

Больной сообщает, что вот уже несколько лет он находится под по­стоянным воздействием каких-то аппаратов, направляющих на него “лучи атомной энергии”. Полагает, что это воздействие исходит от каких-то ученых, ставящих эксперимент. “Они выбрали меня, потому что у меня всегда было богатырское здоровье”. “Экспериментаторы отнимают его мыс­ли”, “показывают ему какие-то образцы”, которые он видит внутри головы, в голове же “звучит голос — тоже их работа”. Внезапно во время беседы больной начинает гримасничать, кривить рот, подергивать щекой. На вопрос, зачем он это делает, отвечает: “Это вовсе не я, это они лучами жгут, направляют их на разные органы и ткани”. “Вот вначале подейст-


вовали на musculus orbilaris oris, а вот уже и лицевой нерв прожгли”. (Больной по специальности врач и до заболевания был хирургом, затем преподавателем анатомии.) Жаловался также, что “эти ученые изуверы”, воздействуют и на его внутренние органы — “прижигают гениталии”, “мочу задерживают”, “на проводящую систему сердца воздействуют”, “в голове жар вызывают”.

Выделяют две разновидности синдрома Кандинского— Клерамбо: 1) с преобладанием псевдогаллюцинаторных рас­стройств (превалирование патологии образных чувственных представлений), 2) с преобладанием бреда воздействия (пре­валирование патологии сферы мышления).

Синдром Кандинского—Клерамбо наиболее характерен для шизофрении, хотя может иметь психогенную или эк-зогенно-органическую природу. В таких случаях он чаще всего фрагментарен, менее стоек, синдромально незавершен.

Парафренный (парафренический) синдром. Этот синд­ром состоит из систематизированного бреда преследования и величия (обычно фантастического характера), а также явлений психического автоматизма и псевдогаллюцинаций. Нередко сочетается с повышенным настроением.

Больная, много лет высказывающая бредовые идеи физического воз­действия (существует специальная организация, которая какими-то сверх­мощными аппаратами воздействует на нее, на ее психику, отдает ей мысленные приказы, жжет ее тело), стала говорить, что у нее с “этой организацией установилась двусторонняя связь”. Заявляла, что она теперь тоже может воздействовать на окружающих, “передавать им свои мысли, сплошь такие гениальные”. Уверяла, что “этими передачами” способствует мировому прогрессу, влияет на ход истории, помогает творить художникам и композиторам, что ее мысли приводят в действие “особые секретные аппараты, трансформирующие солнечную энергию”. Настроение припод­нятое, благодушна, хотя иногда, главным образом при виде родственников, становится злобной.

Синдром Котара. Этот синдром чаще всего состоит из сочетания тяжелой депрессии и бреда отрицания [см. 7.2.3.3 (ипохондрический бред) ]. Однако в состав этого синдрома могут входить и такие бредовые идеи, как бред гибели мира, бред мучительного бессмертия и бред отрицательного величия (бред злого могущества). Бред мучительного бес­смертия заключается в убежденности, что больной никогда не умрет, вечно будет жить и вечно мучиться. Бред отри­цательного величия, или злого могущества, характеризуется стойкой убежденностью, что уже само существование боль­ного приносит всем окружающим, а то и всему миру, ог­ромный вред, непоправимый ущерб. Например, больной упорно отказывается от еды, ибо “я и так уже объел весь


мир, скоро все люди с голоду погибнут”; другая больная уверяет, что ее дыхание “зловонное и мерзкое” и может погубить на земле все живое.

Больная 60 лет, очень депрессивная, упорно отказывается от еды, объясняя это тем, что “пищеварительного тракта уже нет”, “он полностью сгнил”, “пища может попасть только в легкие”, “мышцы тоже все высохли”. “На веки вечные останусь таким живым трупом”, “буду только мучиться”, “постоянно думаю, как было бы справедливо, если бы я умерла, да ведь смерть меня не возьмет”. Умоляет врачей помочь ей в этом, договориться, чтобы “сожгли в атомном реакторе, может быть, хотя бы эта сила меня убьет, а то ведь так и буду вечно гнить заживо”.

Синдром дисморфомании — дисморфофобии. Этот син­дром характеризуется обычно триадой (М. В. Коркина), со­стоящий: 1) из идей физического недостатка (“ноги такие уродливые”, “нос, как у Буратино”, “уши, как лопухи” и т. д.); 2) бреда отношения (“все смотрят и смеются”, “кому приятно смотреть на урода”, “люди на улице пальцем по­казывают”); 3) пониженного настроения, иногда вплоть до тяжелой депрессии с мыслями о самоубийстве.

Сама идея физического недостатка чаще всего является бредом паранойяльного типа (когда мысли об уродстве ка­саются совершенно правильной части лица или тела), ре­же — сверхценной идеей (в этом случае небольшой дефект, например несколько искривленные ноги, воспринимается как “потрясающее уродство”, “позор”). Больным с идеями физического недостатка чрезвычайно свойственно стремле­ние к “исправлению”, “коррекции” тем или иным путем своего мнимого или резко переоцениваемого физического недостатка. Особенно активно они посещают хирургов, до­биваясь непоказанной им косметической операции.

Значительно реже мысли о том или ином физическом дефекте носят характер навязчивых образований. Поэтому более правомерно в большинстве наблюдений говорить не о дисморфофобии (от греч. dys — приставка, означающая расстройство + morphe — форма) — навязчивом страхе по поводу неправильной формы той или иной части тела (хотя такие наблюдения тоже имеются), а о дисморфомании (от греч. mania — безумие, страсть, влечение).

Больной 20 лет твердо убежден, что у него “ужасно уродливый нос”, имея в виду маленькую горбинку. Убежден, что стоит ему где-нибудь появиться, как все тотчас начинают его разглядывать и смеяться над ним. Поэтому выходит из дома только в темноте, да и то старается ходить по темным безлюдным улицам. Если же возникает крайняя необходимость выйти днем, то заклеивает нос пластырем или вызывает сильный его отек, сажая на область переносицы пчел. В таком виде чувствует себя более


спокойно и может даже появляться в общественных местах: “Хотя нос и раздулся, зато все видят, что это просто отек от укуса пчелы, а уродства не видно”. Очень подавлен, плачет, думает о самоубийстве. Многократно обращался к хирургам-косметологам с просьбой “убрать это безобразие”, “освободить от уродства”. В действительности же, по определению косме­тологов, у больного очень правильное красивое лицо, в том числе и нос).

Бредовые синдромы не являются чем-то постоянным и неизменным, одна их форма может переходить в другую. Так, в частности, паранойяльный синдром может сменяться синдромом Кандинского—Клерамбо, а тот в свою очередь парафренным, что нередко и бывает при параноидной ши­зофрении.

Школьник 16 лет, до этого живой и общительный, стал все чаще уединяться, избегая прежде всего общественных мест. Нередко, особенно если полагал, что за ним никто не наблюдает, рассматривал свое лицо в зеркале. Часто плакал. Рассказывал близким, что его подавленное состояние связано с “ужасным уродством нижней челюсти”, “непомерно большой и широкой”. Упрашивал хирургов сделать ему косметическую операцию, никак не реагировал на их заверения, что челюсть у него самая обычная, что абсолютно никаких дефектов в ее строении нет. Через несколько лет “стал замечать, что между ним и окружающими существует какая-то мысленная связь”, что у него “особая работа мозга”, “способность к передаче мыслей на расстоянии”. Уверял, что эта передача “может осуществляться непосредственно через череп” либо “через сетчатку в мозг, так экономнее”. Это “воздействие извне” способно не только передавать мысли, но и оказывать различные другие действия, например вызывать покраснение глаз, их “просветление”, слезотечение и т. д. Кроме того, этой “передачей” можно “наводить прямо в голову различные зрительные образы”, “видно в голове, как в туманном зеркале”. О челюсти к этому времени почти не вспоминал и бредовых идей отношения в это время также не высказывал (трансформация паранойяльного синдрома в синдром Кандинского—Кле­рамбо). Спустя еще несколько лет можно было наблюдать трансформацию и синдрома Кандинского—Клерамбо: он постепенно сменился парафренным синдромом. В этот период больной уверял, что “мысленную связь он установил и с другими планетами, слышит голоса и звуки с других планет, из других миров”. Требовал связать его с учеными-физиками, так как он “открыл величайший закон”, “такого еще никогда ни с кем не было”, он обладает “особым магнетизмом”, “может выработать систему улучшения жизни во всей Вселенной” (фантастический бред величия).

7.1.4. Навязчивые состояния

Навязчивые состояния (обсессии) — это такого рода переживания, когда у человека помимо его воли возникают (“навязываются”) какие-то мысли, страхи, влечения, со­мнения, действия. Несмотря на критическое отношение к подобным явлениям, избавиться от них человек не может. Навязчивые состояния (навязчивости) не обязательно сим­птом болезни, они могут встречаться и у здоровых людей.


Навязчивые мысли (навязчивые идеи) заключаются в появлении совершенно ненужных мыслей (умственная жвачка, мысли-паразиты), например, о том, почему у че­ловека две ноги, а у лошади четыре, почему у людей носы разной формы, что было бы, если бы солнце взошло на западе, а не на востоке. Понимая всю нелепость таких мыслей, относясь к ним с полной критикой, человек тем не менее избавиться от них не в силах.

Навязчивый счет заключается в непреодолимом стрем­лении считать все, что попадается на пути: окна в домах, перекладины в заборе, пуговицы на пальто соседа, шаги на том или ином расстоянии. Подобные навязчивости могут также выражаться и в стремлении к более сложным дей­ствиям, например в сложении цифр, составляющих номер того или иного телефона, в умножении отдельных цифр номеров машин, в подсчитывании общего числа всех букв на странице книги.

Навязчивые сомнения, сопровождаемые обычно непри­ятным, тягостным чувством, выражаются в постоянных со­мнениях по поводу того, правильно ли человек сделал то или иное дело, закончил ли его. Так, врач, выписавший больному рецепт, потом бесконечно сомневается, не сделал ли он ошибки в дозе; машинистка много раз перечитывает напечатанный текст и, не находя ошибки, тем не менее вновь испытывает сомнения; преподаватель литературы по­стоянно сомневается, правильно ли он назвал ученикам имена литературных героев, не стал ли он из-за ошибки посмешищем всего класса. Наиболее частый вид данного рода навязчивости — мучительные сомнения: выключил ли человек перед уходом газ, погасил ли свет, запер ли дверь. Нередко страдающий такими навязчивыми сомне­ниями по нескольку раз возвращается домой, чтобы про­верить, допустим, закрыл ли он дверь, но стоит ему отой­ти, как он вновь начинает беспокоиться, завершил ли он это действие, не забыл ли повернуть ключ, вынуть его из замка.

Навязчивые воспоминания характеризуются непроиз­вольным появлением ярких воспоминаний обычно чего-то очень для человека неприятного, того, что он хотел бы забыть: например, навязчиво вспоминается какой-то тя­гостный для больного разговор, все детали смешного по­ложения, в которое он когда-то попал, обстановка экза­мена, на котором он с позором провалился, где ему было так стыдно.


Навязчивые страхи — фобии (от греч. phobos — страх). Очень мучительны переживания страха, вызываемого самы­ми различными предметами и явлениями: боязнь высоты, ши­роких площадей или, наоборот, узких улиц, страх совершить что-то неприличное, преступное или недозволенное (напри­мер, страх убить своего единственного, горячо любимого ре­бенка, страх не удержать в общественном месте кишечные газы, страх громко кричать в обстановке торжественной ти­шины, во время концерта), страх быть пораженным молнией, утонуть, попасть под машину, страх перед подземными пере­ходами, перед спуском по эскалатору метро, страх покраснеть в общественном месте, особенно во время щекотливого разго­вора, когда все могут подумать, что у больного “не совсем чистая совесть”, страх загрязнения, страх перед острыми, ко­лющими и режущими предметами. Особую группу составляют нозофобии — навязчивые страхи заболеть тем или иным за­болеванием (кардиофобия, сифилофобия, канцерофобия) или даже умереть от этой болезни либо от каких-то других причин (страх смерти — танатофобия; от греч. thanatos —т £мерть). Нередко встречаются фобофобии: человек, тяжело пережи­вавший приступ навязчивого страха, потом испытывает уже страх самого страха (нового приступа).

Возникновение навязчивых страхов обычно сопровожда­ется появлением выраженной вегетативной реакции в виде резкого побледнения или покраснения, потливости, сердце­биения, учащенного дыхания. Характерно, что обычно впол­не критическое отношение к своему состоянию, понимание несостоятельности, необоснованности навязчивых страхов в момент приступа последних исчезает, и тогда человек дей­ствительно уверен, что “немедленно умрет от инфаркта”, “скончается от кровоизлияния в мозг”, “погибнет от зара­жения крови”.

Навязчивые влечения (навязчивые желания) выражают­ся в появлении неприятных для человека желаний (плюнуть в затылок впереди сидящего человека, дернуть за нос встреч­ного, выскочить из машины на самой большой скорости), всю нелепость и болезненность которых человек понимает. Особенность подобных влечений в том, что они обычно не переходят в действие, но для человека очень неприятны и мучительны.

Фобии, так же как и навязчивые влечения, нельзя отнести целиком к расстройствам мышления. При фобиях наряду с навязчивой мыслью присутствует такое выраженное эмоциональное расстройство, как страх.


Очень мучительны для больных и контрастные навяз­чивости, выражающиеся в хульных, кощунственных на­вязчивых мыслях, чувствах и страхах, оскорбляющих мо­рально-этическую, нравственную сущность человека. У под­ростка, очень любящего свою мать, навязчиво возникают мысли и представления о ее физической нечистоплотности и возможном развратном поведении, хотя он твердо знает, что этого нет; у очень верующего человека появляются страхи, что он во время богослужения “сделает какую-ни­будь непристойность”; у матери при виде острых предметов возникают навязчивые представления, как она втыкает их в горло своего единственного ребенка и т. д.

Подобно навязчивым желаниям, влечениям и т. д., контрастные навязчивости также никогда не реализуются.

Навязчивые действия характеризуются непроизвольным выполнением движений, чаще всего совершаемых автома­тически: человек во время разговора крутит в руках кусок бумаги, ломает спички, чертит карандашом фигуры, на­кручивает на палец прядь волос, без всякого смысла пере­ставляет предметы на столе, во время чтения грызет ногти, дергает себя за ухо. Сюда же относятся и такие действия и движения, как шмыгание носом, прищелкивание пальца­ми, покусывание губ, постоянное одергивание пиджака, непроизвольное потирание рук и др. В отличие от массы других навязчивостей эти движения и действия совершаются автоматически, выполнение их не сопровождается никакими неприятными чувствами, их просто не замечают. Более того, человек усилием воли может их задержать, помня о них, может их не совершать, но стоит ему чем-то отвлечься, как он снова начинает непроизвольно крутить в руках карандаш, перебирать лежащие перед ним на столе пред­меты.

Ритуалы (от лат. ritualis — обрядовый) — навязчивые действия и движения, совершаемые больными в качестве необходимого обряда при наличии у них фобий или мучи­тельных сомнений. Эти ритуальные движения или действия (подчас очень сложные и длительные) выполняются боль­ными для защиты от ожидаемого несчастья или успокоения при навязчивых сомнениях. Например, больная с навязчи­вым страхом загрязнения так часто моет руки, что в день расходует по куску мыла. Во время каждого мытья она намыливает руки не менее десяти раз, считая при этом вслух; если же почему-либо собьется со счета или ее от­влекут, то она тут же должна это число намыливаний

4—1039 97


утроить, затем вновь и вновь утроить и т. д. Больной с навязчивым страхом пожара время от времени поворачи­вается трижды вокруг своей оси, испытывая после этого на Какой-то период успокоение. Девочка с навязчивым страхом подавиться перед каждым приемом пищи ставит тарелку себе на голову. Женщина, склонная к навязчивым сомне­ниям, закрыла ли она входную дверь, обязательно подергает за ручку 12 раз, напевая про себя один и тот же мотив.

Больная 40 лет обратилась с жалобами на наличие разнообразных навязчивых явлений. Впервые стала испытывать навязчивый страх с 13 лет, когда, выходя из кинозала, почувствовала острый позыв на мочеис­пускание. С этого дня возник страх не удержать мочу в общественном месте, особенно при большом скоплении людей. В остальном чувствовала себя здоровой, успешно окончила школу, поступила на работу. В 19-летнем возрасте (на фоне переутомления и длительного недосыпания) возник мучительный страх сойти с ума (этому способствовал рассказ подруги о заболевании ее дяди), а несколько позднее присоединился страх заболеть ранним склерозом и гипертонической болезнью и умереть от этого. С тру­дом работала, плохо спала ночью, читала массу медицинской литературы. Лечилась, состояние улучшилось, однако после разрыва с женихом вновь с еще большей силой стали беспокоить навязчивые страхи и особенно сильно — страх заболеть ранним склерозом и гипертонической болезнью и умереть от этого. Очень ярко представляла себе сцену своей смерти и похорон.

Больная понимала нелепость своих страхов, но избавиться от них не могла. Некоторое успокоение чувствовала после совершения следующих ритуальных действий: снимала с себя одежду и, покрутив каждую вещь 3 раза, бросала ее на пол, но так, чтобы одна вещь лежала не менее чем на метровом расстоянии от другой, “а еще лучше, чтоб чулок летел в один конец комнаты, кофточка — в другой, а туфли — на балкон”. Состояние особенно ухудшилось после присоединения навязчивого страха перед острыми и режущими предметами, который постепенно стал “самым главным, самым ужасным”, в то время как прежние фобии уже почти не беспокоили. Кроме того, возникли очень мучительные навязчивые влечения выколоть себе глаза, затянуться полотенцем, разрезать кожу щеки.

В отличие от бреда навязчивости могут быть и у здоровых людей (многим хорошо известна навязчивость какого-то мотива, какой-то мелодии).

Способствуют возникновению навязчивостей у здоровых людей недосыпание, переутомление, астенизация.

7.1.5. Сравнительно-возрастные особенности бредовых идей и навязчивых состояний

У детей в связи с неразвитостью второй сигнальной системы бредовые идеи возникают очень редко. Им более свойственно патологическое фантазирование, отличающееся от обычной детской склонности к фантазиям определенной


нелепостью, несвязанностью с конкретной реальной обста­новкой.

Бред у детей может возникнуть на фоне помраченного сознания, преимущественно делириозного, и связан тема­тически с яркими иллюзиями и галлюцинациями, нестоек, фрагментарен, обычно исчезает с прояснением сознания.

Для детей младшего подросткового возраста характерен бред чужих родителей (Г. Е. Сухарева), когда собственные родители воспринимаются как чужие люди, не любящие ребенка, тяготящиеся им, а настоящие родители либо не­известно где, либо реальные высокопоставленные лица.

У подростков может быть уже вполне сформированная бредовая система, например, бред физического недостатка, бред отношения (см. синдром дисморфомании).

В целом, притом что ряд бредовых идей, например бред преследования, может быть в любом возрасте, существует определенная возрастная предпочтительность, где влияние возрастного фактора выражено весьма значительно.

Кроме подросткового возраста, бред физического недо­статка характерен и для юношеского периода (нередко под­ростковый и юношеский возраст в целом определяют как адолесцентный).

Для среднего возраста жизни человека предпочтителен бред ревности, любовный бред, бред преследования в струк­туре синдрома Кандинского — Клерамбо.

В пресенильном возрасте гораздо легче, чем в ином, возникают бред самообвинения, обвинения, нигилистиче­ский бред, бред мучительного бессмертия, бред гибели мира, бред отрицательного величия или злого могущества (в со­ставе синдрома Котара).

Для сенильного возраста характерен бред материального ущерба.

Навязчивые состояния у детей ранее всего проявляются в двигательной сфере в виде сосания большого пальца (в течение первого года жизни это явление нормальное), раз­ного рода тиков, онихофагии (от греч. onychos — ноготь) — навязчивого стремления грызть ногти (обычно после 5 лет), трихотилломании (от греч. trichos — волос) — навязчивого стремления выдергивать волосы (подчас вплоть до образо­вания значительных плешин) с возможным последователь­ным их заглатыванием.

В раннем детском возрасте нередко возникают страхи, особенно темноты и одиночества, в более старшем возра­сте — страх заражения какой-либо болезнью, пожара, тех

4* 99


или иных животных или насекомых, страх потерять роди­телей. Такого рода страхи нередко возникают после напу­гавшего ребенка реального события, страшных рассказов, просмотра фильма с соответствующим сюжетом. Навязчивые мысли (идеаторные навязчивости) возникают обычно только с подросткового возраста.

Глава 8