Это обстоятельство — воспитание
Воспитание в семье, в школе, в любой социальной ситуации: в магазине, в общественном транспорте, на улице.
С первых шагов нам внушают самую благую установку: старших уважай, не перебивай их, не спорь с ними, уступай им место; и апофеоз — старший всегда прав!.. И что же мы получаем в результате? Ребенок именно с первых шагов приучается зажиматься, не верить себе, приучается ждать подсказки, оглядываться на каждом шагу: ведь могут не только пожурить, но и обругать, даже наказать… И этот страх сказать лишнее слово, сделать шаг в сторону с проторенной тропы, не говоря уж о том, чтоб пойти против, настоять на своем,- этот страх подавляет личность, становится натурой, сущностью — сущностью раба.
На примере мальчика-прыгуна мы видим, что этот процесс превращения летающей души в рабскую может произойти в любой момент, пока формируется гармония души и тела. Потом вы узнаете, что это формирование завершается — как принципиальная модель — к концу отрочества. Приблизительно к 13 годам. Если ребенок — а затем отрок — развивался свободно, и свободным вошел в юность — он останется свободным уже на всю последующую жизнь. Ничто его не уничтожит! Он может жить в рабстве, всем своим поведением демонстрируя свою рабскую сущность,- это ничего не означает. Если даже за всю свою жизнь он не выдаст себя ни словом, ни взглядом — сам он будет знать, что в его теле живет свободная душа. И если представится шанс
(а шанс для всех одинаков: жизнь ставит в обстоятельства, когда человек перестает терять энергию, значит накапливает ее до тех пор, пока не лопнут цепи на его окрепших руках)
— он свой шанс не упустит. Ничто — ни семья, ни долг, ни общественное мнение — не остановит его. Он может не дойти до цели — но он к ней пойдет, и будет идти через любые преграды и потери; и будет счастлив, потому что — свободен.
Мальчику-прыгуну не повезло: тренер заметил его, когда он был еще в поре формирования. Мы не утверждаем, что мальчик был воском или глиной;
пусть даже он был уже гранитом — не в этом суть. Важно, что он еще не перешел черту, за которой верят только себе, и поэтому — так замечательно воспитанный семьей, школой и прочим социумом -он доверился тренеру.
Но идти слепцом за поводырем — не очень интересное, а главное — не плодотворное занятие. Чтобы мальчик мог работать по чужой программе, сознательно ломая себя, свои движения, свой стиль жизни, — он должен был сделать идеи тренера своими. В нем должен был расцвести цветок веры в эти идеи, причем столь красочный и яркий, чтобы прежнее удовольствие от игры себя поблекло, стало менее привлекательным.
А вера требует действия. Она не может без действия, без воплощения себя. Она диктует это действие — превращая человека в раба. Но ей мало внешних атрибутов рабства — вера начинает с души, укладывает ее в прокрустово ложе своей идеи,- и вот именно этой страшной процедуры не выдерживает формирующаяся душа. Если однажды на этом ложе ее изуродовали — она остается калекой на всю жизнь.
Ну, ребенок доверился взрослым — это понятно. Но чтоб их вера стала его верой — требуется нечто большее, чем доверчивость…
Они подменили ему цель.
Прежде он соревновался только с самим собой, и рос в этом соревновании, и когда в нем оформлялось новое качество — он становился собой другим, выбираясь из себя прошлого, как змея из старой кожи.
Тренеры ему сказали: ты должен побеждать других; ты должен побеждать всех; ты должен стать первым среди лучших!
Прежде он ориентировался только на себя, на гармонию своего тела и своей души; теперь ему предложили эталон со стороны, который всегда — прокрустово ложе. Прежде он играл в прыжки с единственной целью — для удовольствия; теперь ему сказали: честолюбие — это хорошо, тщеславие — тоже полезная штука; ему сказали: все хорошо, что хоть на шаг приближает к победе, цель оправдывает средства. И когда это стало его верой — его поражение стало неотвратимым. Он летел навстречу поражению, как на стену. И он об нее разбился. Сперва — как спортсмен, а на много лет позже понял — что и как человек.