Опыт переживания альтернативной реальности
Теперь обратимся к интересным свидетельствам, связанным с непосредственным опытом переживания альтернативной реальности в результате приема галлюциногенов. И в частности, познакомимся с тем, как в измененном состоянии сознания может восприниматься звук (и внешний, и внутренний), как может получиться такое, что реальность начинает переживаться как в буквальном смысле творимая из звука. Отчет о подобных экспериментах позволяет познакомиться с особенностями переживания альтернативной реальности, с которой человек в обычных условиях не взаимодействует или, если и взаимодействует, не осознает этого.
В этом опыте для меня особенно интересны те моменты, которые могут пролить дополнительный свет на проблему происхождения языка.
Но сначала несколько слов о том, как относиться к такого рода свидетельствам.
Мы зачастую совершенно по-детски оцениваем происходящее: “вот это – хорошо, а вот это – плохо; но еще лучше было бы, если бы соединить это хорошее и это хорошее, а это плохое и это плохое убрать”. Но ведь так не бывает. То, что воспринимается нами положительно, чаще всего – продолжение, оборотная сторона, другая ипостась отрицательного, и наоборот. Такие мыслительные монстры, которые возникают в нашем воображении в результате соединения всего положительного вместе, в реальности вообще не возможны. Однако человек с расколотым восприятием мира этого не сознает. Ему хочется иметь дело только с хорошим, и он сначала строит в голове соответствующую модель, а потом начинает бороться за ее воплощение в жизнь. Мало того, что борьба ему предстоит тяжелая, ведь так сложно претворить в жизнь то, что противоречит законам этой самой жизни. Но самое ужасное, что, даже если он совершает этот подвиг отрицания законов реальности, то он нередко сталкивается с таким чудовищным положением вещей, при котором, вроде бы, реализовалось то, к чему он стремился, но в такой форме и с такими последствиями, что лучше бы уж не реализовалось вообще. Поэтому-то и говорят: “Бойтесь желаний, они сбываются” (или в просторечье – “За что боролись, на то и напоролись”).
Также обстоит дело и с нашим отношением к мыслительным феноменам и к альтернативным способностям[123]. Нам хотелось бы уметь влиять на течение событий силой нашего воображения, провидеть будущее, обладать способностью исцеления и самоисцеления, но при этом мы ни в коем случае не хотим стать плохо адаптированными членами сообщества. Нам кажется, что эти интенции вполне могли бы быть совмещены, надо только приложить определенные усилия – кое-чему научиться, что-то узнать, потренироваться. Но ведь это не так. Подобные иллюзии – это и есть мыслительные монстры, которые в реальность лучше не пытаться воплощать.
То же самое и с оценкой психоделического опыта: нам интересно узнавать о неких новых гранях сознания, восприятия, а может быть,и реальности. Но можно ли доверять свидетельствам психонавтов, тем более, что они сильно расходятся с представлением о возможном, которое диктуется современной картиной мира? Я в этой связи думаю вот что: наркотики – это большое зло. Их употребление – несчастье. Но если кто-то выбрал такой жизненный путь и при этом снабдил нас материалом, который иными способами не может быть получен, будет неразумно пренебрегать этой новой информацией, отбрасывая ее только потому, что она добыта в результате использования не одобряемых социумом путей.
Поэтому обратимся к повествованию Терренса Маккенны. Он излагает свой собственный опыт, а также опыт группы энтузиастов, отправившихся в самые глухие места Амазонки в надежде обнаружить там, или выведать у местных жителей, секреты использования некоторых грибов и растений-галлюциногенов. Им хотелось в собственном опыте получить те переживания, которые описываются в путешествиях шаманов и в глухих упоминаниях необычных возможностей представителей некоторых примитивных культур. Наиболее выразительные результаты в ходе таких “изысканий” были получены братом автора, Деннисом Маккенной. Однако и пострадал он сильнее других в результате подобного рода экспериментов. Итак, прежде всего, какой виделась реальность под воздействием психоделиков.
Для Т.Маккенны это была реальность эльфов, гномов, маленьких человечков. Происходившее в ней имело другие смысловые связи. Например, однажды он “наблюдал”, как облако на его глазах разделилось на два, потом еще на два, перестроилось и т.д. При этом совершавшееся обретало какой-то новый, необычный смысл. То, что в нашей реальности воспринималось как случайное событие (трансформация формы облака), в альтернативной – выглядело, как попытка объяснить человеку что-то важное, научить его чему-то. Вот как он это описывает: “…У меня возникало видение, будто я залетаю в пространство, населенное веселыми, самопроизвольно изменяющимися механическими созданиями, похожими на гномов. Десятки этих дружелюбно настроенных фрактальных существ, напоминающих подскакивающие яйца Фаберже, окружали меня и учили утерянному языку истинной поэзии. Если судить по эмоциональному воздействию их эльфовского лепета, они, похоже, болтали на зримой, пятимерной разновидности экстатического ностратического языка. Вокруг меня, журча, лились ниспадающие зеркальные реки расплавленного смысла… Под воздействием ДМТ[124] речь перешла из слышимого состояния в видимое. Синтаксис стал отчетливо зримым”[125]. И еще: “Волна изумления, сопровождающая исчезновение границы между нашим миром и другой средой, о которой мы и не подозреваем, бывает настолько огромной, что, надвигаясь на нас, она сама по себе становится экстазом”[126].
В альтернативной реальности существуют и альтернативные способы взаимодействия с нею. Можно перенестись за тысячи верст, не изменяя своего телесного местоположения, и увидеть Землю, Солнечную систему, галактику со стороны. Можно переместиться во времени: брат Т.Маккенны, Деннис, “звонил” матери, которая умерла. Мать не хотела поверить в то, что с ней говорит ее 20-летний сын, т.к. видела его трехлетним, лежащим в колясочке перед собой. Можно из прошлого принести серебряный ключ к старой шкатулке. Можно влиять на происходящее, видеть внутреннюю природу вещей, слышать мысли, общаться без речи и т.п.
Как относиться к подобным свидетельствам – это отдельный вопрос. Но даже если считать это стопроцентной иллюзией, возникает вопрос, почему такого рода иллюзии достаточно устойчиво встречаются у самых разных категорий людей – причем не обязательно под воздействием галлюциногенов. В этой связи оставим в стороне вопрос о степени достоверности описываемого Маккенной. Ясно одно: он это действительно пережил; реальность, с которой он взаимодействовал в своих психоделических опытах, радикально отличается от той, что дана нам в непосредственных ощущениях, поэтому любопытно сравнить некоторые ее параметры с тем, что известно из мифологических сюжетов, из описаний шаманских путешествий, из отчетов людей, осваивающих определенные типы психотехник.
Здесь необходимо одно уточнение. Все вышеперечисленные способности были достаточно дорого оплачены[127]. Обладание ими не явилось простым следствием употребления галлюциногенов. И, прежде всего, сам автор (Т.Маккенна) не приобрел подобного рода способностей. Он лишь переживал необычные грани реальности, но фактически никак не взаимодействовал с этим “новым миром”. Иначе говоря, был лишь пассивным зрителем, но никак не участником необычных трансформаций.
Все вышеописанное происходило с его братом, Деннисом. Не безынтересно то, как он получил такие способности. Дело в том, что однажды, после приема псилоцибина, содержащегося в грибе строфария, Деннис ощутил в своей голове нарастающий жужжащий звук. Он постарался его воспроизвести голосом. В результате его внутреннее состояние резко изменилось: он почувствовал колоссальное напряжение, звук как будто распирал его изнутри, рвался наружу и был некой самостоятельной сущностью. Вот как описывает происходившее Т.Маккенна: “И тут последовал поворот событий, едва не отправивший нас в мир иной: как только радио замолкло, Деннис издал громкое скрежещущее жужжание, которое продолжалось несколько секунд, при этом тело его словно окаменело. После минутного затишья он разразился залпом взволнованных, испуганных вопросов. “Что случилось? – твердил он и – это особенно врезалось мне в память – “Я не хочу превращаться в огромное насекомое!” Было видно, что Деннис сам перепуган случившимся… То, что для нас показалось не больше, чем странным звуком, совершенно очевидно произвело совсем другое впечатление на того, кто его издавал. Я понимал его состояние: мне оно было знакомо по опытам с ДМТ, где что-то вроде мысленной глоссолалии, которая мне самому казалась исполненной глубочайшего смысла, превращалось в сущую белиберду, когда я пробовал облечь ее в слова и передать другим.
Деннис сказал, что в звуке была заключена колоссальная энергия, а сам он ощущал себя некой физической силой… Он чувствовал, что если направит свой голос вниз, то сможет оторваться от земли. Тогда нам пришла в голову мысль, что можно издавать звуки, усиливающие метаболизм психоделиков, а Деннис предположил, что пение может ускорять метаболизм некоторых из них. По словам брата, у него возникло внутреннее ощущение, что он приобрел какую-то шаманскую силу”[128].
Весьма любопытно, что шаманы действительно используют в своей практике и психоделики, и пение, и воспроизведение звуков. Но одно только это никого шаманом не сделает. Как известно, те, кто готовятся стать шаманами, должны пережить тяжелый опыт пограничных состояний, когда продолжительное время они находятся буквально между жизнью и смертью. И действительно, не все оказываются в состоянии выдержать это, некоторые умирают. И лишь тот, кто выжил, как считается, обретает возможность взаимодействовать с миром духов и использовать свои новые способности для того, чтобы решать проблемы соплеменников.
Примерно то же произошло и с Деннисом. После того, как он упорно повторял свои эксперименты с психоделиками и звуком, его состояние все более ухудшалось. Он стал напоминать помешанного. Казалось, он временами бредил, заговаривался. Был момент, когда друзья думали, он вообще не выживет. Но постепенно и очень медленно рассудок стал к нему возвращаться. Хотя личность его трансформировалась необратимо: с одной стороны, он обрел новые способности, которыми не располагал никто из участников экспедиции на Амазонку, также экспериментировавших с психоделиками, с другой, – его контакт с привычной реальностью все же оказался несколько нарушен. В частности, окружающие не всегда его понимали и не всегда могли определить, в каком состоянии он находится – в обычном или измененном. Так что плата за обретение альтернативных способностей не в результате личностного роста, а вследствие применения психоделиков, – достаточно высока[129].
Еще один фрагмент, касающийся экспериментов со звуком.
“Одно могу сказать совершенно определенно: в какой-то миг, близкий по времени к этой теме, я услышал безмерно далекий и слабый звук. Он раздавался где-то между ушами и доносился не снаружи, а изнутри – это совершенно точно, каким бы невероятным это ни казалось, – причем на редкость отчетливо, хотя и на самом пределе человеческого слуха. То был звук, похожий на очень слабый сигнал радиоприемника, звучащего где-то вдали: сначала он напоминал перезвон колоколов, но, постепенно усиливаясь, превращался в электрическое пощелкивание, потрескивание, бульканье, шипение. Я попытался воспроизвести эти звуки голосом – просто эксперимента ради, издавая гортанное гудение и жужжание. И вдруг получилось, будто мой голос и этот звук намертво соединились: этот звук стал моим голосом, но он исходил из меня в таком искаженном виде, какой не способен принять ни один человеческой голос. Внезапно звук значительно усилился и теперь походил на стрекотание гигантского насекомого”[130].
В этом отрывке обращают на себя внимание следующие обстоятельства: а) звук возникает независимо от воли и желания человека, неожиданно для него самого; б) поначалу он еле различим; в) попытка воспроизвести его собственным голосом приводит к его резкому усилению и к тому, что он оказывается как бы спаянным с человеческим голосом – он становится голосом и голос становится им; г) звук объективируется – человек начинает воспринимать его как нечто независимое от себя, звук как бы овладевает голосом человека для того, чтобы проявить себя в мир. Это напоминает мне буддийское представление о том, как создаются прекрасные произведения искусства: не художник рисует цветок, а цветок овладевает рукой художника для того, чтобы явить себя миру, проявиться, самовыразиться[131].
Приведу еще несколько выдержек, характеризующих процессы звуковой трансформации в психоделическом опыте.
“Вчера вечером, съев один гриб и покурив травы, я снова вызвал тот феномен. Переживание почти полностью совпало с тем, которое было у меня в первый раз: вздымающаяся, пульсирующая волна гортанного гудения, которое стремительно усиливалось и набирало сокрушительную энергию по мере того, как я его издавал. Я мог бы продлить этот звук и дальше, за пределы краткого всплеска, но не стал – из-за энергии. Уверен, что скоро смогу вызывать этот звук, совсем не прибегая к триптамину или каким бы то ни было другим веществам. С каждым разом включаться становится все легче, и теперь я чувствую, что смогу воспроизвести его в любое время. Совершенно ясно, что звук представляет собой обучаемое действие, которое вызывается и стимулируется триптаминами”[132].
“…Обычно невидимая синтаксическая паутина, удерживающая вместе и язык, и весь мир, может отвердеть или изменить свой онтологический статус и стать видимой”[133].
“Он описывает состояние, вызываемое ДМТ, в котором возможны продолжительные всплески такой звуковой энергии, когда видишь, как звуковые волны уплотняются и в конце концов материализуются… Перед ней (возникающая в результате такой материализации звука стеклянистая пена[134]. – И.Б.) языковая метафора беспомощна, ибо на самом деле вещество это представляет собой запредельную для языка материю. Это речь, но состоит она не из слов; это речь, которая становится и является тем, о чем говорит… Произнести что-либо таким голосом – значит заставить это случиться!”[135].
Но вернемся к проблеме обоснования происхождения языка на основе идеи звукоподражательной природы имен.