МЕСТО ЮРИДИЧЕСКОГО В СОЦИАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ

Категорию «каталактика», которая в данной работе использует­ся при характеристике общественной деятельности и юридической практики, можно трактовать как неотъемлемый компонент и общее свойство социальных процессов. Каталактика в переводе с древне­греческого языка означает обмен. Динамика обмена присуща поли­тическим, экономическим, юридическим, техническим и другим ин­гредиентам социального. Категория обмена в контексте всех этих модификаций социальной действительности имеет различное функ­циональное содержание и воплощается в специфических фигурах человеческой деятельности и поведения. Свое первоначальное науч-


Социоанализ юридической нормы______________________________391

ное употребление этот термин получил в экономической науке. Ос­нователь австрийской экономической школы Л. фон Мизес, анали­зируя феномен обмена в экономике, связывает его происхождение как науки об обмене с работами английского экономиста XIX в. Уотли. Сам же Л. фон Мизес в своем трактате «Человеческая дея­тельность», обращаясь к категории обмена, утверждает: «Экономи­ческие, или каталактические, проблемы влились в более общую нау­ку и больше не могут рассматриваться вне этой связи. Изучение соб­ственно экономических проблем не может не начинаться с исследования акта выбора; экономическая теория стала частью, и на сегодняшний день наиболее разработанной, более универсальной науки — праксеологии. Действие — это всегда по существу обмен одного состояния дел на другое. Если действие выполнено индиви­дом без всякой ссылки на сотрудничество с другими индивидами, мы можем назвать это аутистическим обменом. В обществе арти­стический обмен заменяется межличностным, или социальным, об­меном. Человек дает другим людям, для того, чтобы получить от них. Возникает взаимность. Человек оказывает услуги, для того, чтобы получить услуги. Основой современной экономической тео­рии является идея о том, именно различие ценности, присваиваемой обмениваемым объектам, приводит к тому, что обмен производится. Люди покупают и продают только потому, что они оценивают полу­чаемые вещи выше, чем те, от которых отказываются. Трансформа­ция учения, начало которому положили экономисты классической школы, была завершена только современной субъективной эконо­мической теорией, которая преобразовала теорию рыночных цен в общую теорию человеческого выбора. Любое решение человека суть выбор, осуществляя его. человек выбирает не между материальными предметами и услугами. Выбор затрагивает все человеческие ценно­сти. Все цели и средства, материальное и идеальное, высокое и низ­кое, благородное и подлое выстраиваются в один ряд и подчиняются решению, в результате которого одна вещь выбирается, а другая от­вергается. Ничего из того, что человек хочет получить или избежать, не остается вне этой единой шкалы ранжирования и предпочтения».

Социальное представляет собой совокупность составляющих человеческой активности, которые образуют единое целое всего ка-

МизесП. фон. Человеческая деятельность М., 2000. С. 184, 186, 187.


392____________________________________________________ Глава 3

чественного многообразия отношений между людьми. В рамках по­верхностного внешнего восприятия социального и при его глубин­ном исследовании можно выделить отдельные генерации общест­венного составного целого в диапазоне от эстетической до этиче­ской их номинаций.

Сфера эстетического сопрягается в единстве политического и экономического аспектов, эстетическое присутствует и на этическом уровне, где налицо композит юридического и нравственного, или морального, когда они находятся во взаимодополнении и согласо­ванном единстве. Органическая связь этики и юриспруденции мак­симально эксплицирована в системах религиозного законодательст­ва. Нужно отметить, что религиозный универсум легитимации имеет всеобъемлющий характер и обладает таким качеством, как систем­ное всеединство, поскольку содержит представление об исходном и конечном пунктах антропологического компонента мироздания.

С точки зрения современного философа Б. Хюбнера, проводя­щего аналитическое разграничение этики и эстетики: «Если после упадка метафизики этика стала для автономного человека пробле­мой, требующей своего обоснования, то об эстетике подобного ска­зать нельзя. По-видимому, эстетика не нуждается ни в какой транс­цендентально-прагматической или какой-либо иной попытке фун­даментального обоснования. Вопрос, аналогичный этическому, "зачем быть эстетичным?" ведет к вопросам '"зачем жить весело?", или ''зачем удовольствия?'1, или "зачем быть счастливым7'1. Очевид­но, эстетическое первично по отношению к этическому, оно не нуж­дается в обосновании того, почему оно должно осуществиться, оно само себе является достаточным основанием. Очевидно, эстетиче­ское является первичным, спонтанным, а этика — вторичным, над­строенным, стремящимся ограничить эстетическое и оправдаться за него. Почему я должен жертвовать, почему я должен отрицать мою радость, мою спонтанность — на эти вопросы нужно дать аргумен­тированные, обоснованные разумом ответы. Эстетическое ныне в значительной мере вышло за пределы искусства и представляет вид потребительской чувственности и эмоциональности. Социальная действительность повсеместно лишается действенности в пользу эстетического, которое насыщено фикциями и виртуальностью. В этом случае этика или, лучше, этос ничего или почти ничего не мо­жет противопоставить экспансии эстетического. И тогда это явно


Социоапшшз юридической нормы 393

соответствует широко распространенной потребности в эстетиче­ском, т. е. в чувственном восприятии мира и в психическом возбуж­дении посредством чувственного восприятия. Там, где жизнь не имеет смысла, приходится жить чувствами: о прыжке или, лучше, отскоке от идеализма к сенсуализму, говорил уже Ницше. Верти­кальный смысл жизни заменяется горизонтальным. Утверждая, что этическое основано на эстетическом, я подразумеваю, что эстетиче­ское фило- и онтогенетически предшествует этическому (говорить об эстетическом образе жизни здесь уместно преимущественно с позиций наших дней); что человек, как это можно показать на при­мере детей и некоторых животных, изначально играл раньше, чем хотел и мог своей игровой деятельностью (и здесь мы покидаем жи­вотный мир) влиять на что-то в мире и быть полезным другим; до того, как физически или идеально влиять на что-либо в мире, он хо­тел что-то побуждать и изменять в себе. Всякому действию, магиче­скому, техническому, стратегическому, этическому или коммуника­тивному, ориентированному на некоторое изменение действитель­ности, предшествует стремление к аффектации, эмоциональности, эстетическому вообще».9

С нашей точки зрения данная концепция соотношения между этическим и эстетическим не учитывает феномена эстетической привлекательности нормы в сфере социального и ограничивает при­нудительность эстетического только сенсорным, чувственным и иг­ровым его аспектами. Следует все-таки иметь в виду, что эстетиче­ское и этическое не находятся в таком дистанцированном друг от друга динамическом состоянии, а органически связаны между со­бой. Этическое представляет собой углубление в эстетический мате­риал воспринятого в результате взаимодействия человека с приро­дой и с другим человеком, поэтому свободное стремление к эстети­ческому как наслаждению сущим постоянно наталкивается на ограничения, которые имеют антропологический фундамент и кон­ституцию и оказывают нормативное воздействие на жесты спонтан­ного выражения эстетического образа жизни человека в обществе.

Во всех этих ритмических «переливах» социального можно об­наружить антропологическую потребность получить максимальное

9 Хюбнер Б. Произвольный этос и принудительность эстетики Минск, 2000. С. 62, 63, 112,113.


394____________________________________________________ ГлаваЗ

объяснительное начало сущего. В этом смысле антропологический компонент служит базовым компонентом, который присутствует во всех этих составляющих общественного бытия. Под антропологиче­ским компонентом понимается вся совокупность принадлежащих человеку сил и способностей и тот исторически достигнутый уро­вень самообладания, который характеризуется определенным каче­ством нормативного использования этих сил и способностей. Это определенное публичное установление и архитектоника социальной активности, которые находят свое выражение в соответствующей культуре и цивилизации как формах легитимации сил и способно­стей человека. Они воплощаются в своеобразном качестве и форме общественных отношений, объективируясь в жесткой структурно-функциональной динамике социальных институтов.

Для начала отметим универсальность схемы обмена в социаль­ной деятельности, которая может носить идеальный, символиче­ский, или реальный, вещественный характер. К числу антропологи­ческих обменных операций, составляющих ядро человеческой дея­тельности, относят труд как целесообразную деятельность, направленную на получение блага. Таким образом труд нужно по­нимать в универсальном смысле, а не только в ограниченной моди­фикации физического труда.

Доступность блага в процессе исторической эволюции обществ постоянно ставится под вопрос из-за принципиальной неподкон­трольности природы человеку. В связи с этим доступ к благу также можно причислить к универсальной антропологической диспозиции и онтологической задаче человека, разрешению которой подчинены все его внутренние ресурсы, силы и способности. Можно сказать, что зависимость от остальной природы формирует в человеке родо­вой схематизм активности по обеспечению доступа к благу и вос­создает формы коллективного усилия в его достижении. Здесь име­ется в виду как сам труд, так и символическая активность рода по­лучить это благо путем обращения к силам природы и универсума в целом как объемным сферам максимальной мощи и полноты, из ко­торых исходит благо. Этот, подверженный исторической эволюци­ей, «абсолют» легитимации объемлющего согласно логике достиже­ния блага обладает ресурсами восприятия социального, принимая статус трансценденции. Из этого «абсолютного» пространства исхо-


з юридической нормы___________________________ 395

ответная реакция на человеческое поведение и подобное антро­пологическое усилие подлежит вознаграждению.

В контекст материального обмена включаются символический обмен, где материальное усилие, характерное для трудовой деятель­ности, замещается ритуальным усилием и приготовлением дара как знакового объекта, через который обеспечивается доступ к благу через символику ответного дара. Этот доступ может заключаться всего лишь в указании пути его достижения. Нетрудно заметить, что включение человека в сущее и освобождение для него местопребы­вания в этом сущем через дар осуществляется через взаимное соци­альное восприятие и респонденцию. рассчитанные на ответное дей­ствие и указание. Иными словами, в даре закладывается акция, на­правленная на то, чтобы разрушить наличное состояние недоступности и пробить в таком положении закрытости блага брешь , через которую можно получить доступ к нему.

Затрудненность трудового ритма в его успехе дополняется и обогащается ритуальным ритмом дара, при этом дар представляет собой здесь противоположность трудовой функции, поскольку он не есть аккумуляция, создание и сохранение, а рискованная трата, ко­торая может оказаться напрасной. В этом отношении труд. т. е. соб­ственное усилие, всегда остается базовой основой для жертвенного дара. Смысл жертвенности состоит в том, что обмен здесь имеет ха­рактер репрезентации и встречный ритм предоставления блага в об­мен на него может быть отсрочен или совсем не последовать, ока­заться не воспринятым из вкусовых, сенсорных или этических сооб­ражений, как это имело место, скажем в случае с Авелем и Каином.

В известном этнографическом исследовании М, Мосса «Очерк о даре» функция дара объясняется следующим образом: «Одной из первых групп существ, с которыми людям пришлось вступать в до­говоры и которые по природе своей призваны вступать в договоры и которые по природе своей были призваны участвовать в договорах, оказались духи мертвых и боги. В самом деле, именно они являются подлинными собственниками вещей и благ мира. Именно с ними было необходимее всего обмениваться и опаснее всего не обмени­ваться. Но в то же время обмен с ними был наиболее легким и на­дежным. Точный смысл и цель жертвенного уничтожения — слу­жить даром, который обязательно будет возмещен. Предают смерти рабов, жгут драгоценный жир, выбрасывают в море медные изделия


396 Глава 3

и даже сжигают дома вождей не только для того, чтобы продемон­стрировать власть, богатство, бескорыстие, но и для того; чтобы принести в жертву духам и богам, в действительности смешиваемым с их живыми воплощениями, носителей их титулов, их признанных союзников.

В сущности это смесь. Души смешивают с вещами, вещи— с душами. Соединяют жизни, и соединенные таким образом люди и вещи выходят каждый из своей среды и перемешиваются. А именно в этом и состоят договор и обмен... Дар с необходимостью порож­дает понятие кредита. Эволюция не вызвала перехода права от эко­номики непосредственного обмена к торговле, а в торговле — оплаты наличными и рассрочке Именно из системы подарков, да­ваемых и получаемых взамен через какой-то срок, выросли, с одной стороны, непосредственный обмен, а с другой стороны, покупка и продажа, а также заем.

Отдавать— уже значит разрушать. Часть ритуалов дарения включает разрушение. Например, ритуал выплаты приданого, или, как называет его Боас, "выплаты брачного долга", содержит церемо­нию, которая называется "топить лодку"'... Разрушение в собствен­ном смысле составляет, по видимому, высшую форму траты. Точно так же как на войне, можно овладеть масками, именами и привиле­гиями убитых обладателей, в войне собственностей убивают собст­венность: либо свою, чтобы другие ею не обладали, либо собствен­ность других, отдавая им имущество, которое они будут обязаны вернуть или не смогут вернуть.

Давать — значит демонстрировать свое превосходство, значит быть больше, выше, magister; получать, не возвращая или не воз­вращая больше, — значит подчиняться, становиться меньше и ниже (minister). Все изученные факты являются, если позволено так выра­зиться, тотальными или. если угодно, общими социальными факта­ми в том смысле, что в одних случаях они приводят в движение об­щество в целом и все его институты, а в других лишь большее число институтов, в частности, когда обмен и договоры касаются в основ­ном индивидов. Все эти явления суть одновременно явления юриди­ческие, экономические, религиозные и даже эстетические, морфоло­гические и т. д. Они являются юридическими и относятся к частно­му и публичному праву, к организованной и диффузной морали. Они строго обязательны или же просто одобряются или порицаются.


Социоанализ юридической нормы_______________________________ 397

Они бывают одновременно политическими и семейными и вызыва­ют интерес социальных классов так же, как и кланов и семей.

Они являются религиозными, относятся к религии в узком смысле, а также к магии, анимизму и диффузному религиозному сознанию. Они являются экономическими, ибо идеи стоимости, по­лезности, выгоды, роскоши, богатства, приобретения, накопления и, с другой стороны, потребление и даже сугубо расточительных рас­ходов в них присутствуют, хотя и понимаются иначе, чем у нас се­годня. В то же время в этих институтах содержится и важный эсте­тический аспект, от которого мы намеренно абстрагировались в данном исследовании. Но поочередно исполняемые пляски, всякого рода песни, демонстрации, драматические представления, устраи­ваемые друг для друга селениями или союзниками; всякого рода вещи, которые с любовью изготавливают, используют, украшают, полируют, с любовью собирают и передают, все, что с удовольстви­ем принимают и с успехом дарят, сами пиршества, в которых участ­вуют все, где и пища, и вещи, и услуги, даже "уважение"' становятся предметом эстетической эмоции, а не только эмоции морального порядка или интереса.

В итоге наших исследований мы обнаруживаем следующее. Общества прогрессировали в той мере, в какой сами они. их под-гр\т!пы и их индивиды могли стабильно давать, ползать и, наконец, возмещать. Чтобы торговать, потребовалось сначала научиться от­водить в сторону копья. Именно тогда стали успешно обменивать имущество и людей, уже не только между кланами, но и между пле­менами, нациями и главным образом между индивидами.

Только потом люди научились формировать, взаимно удовле­творять и, наконец, защищать свои интересы, не прибегая к ору­жию. Именно так клан, племя, народы сумели научиться, — как это предстоит сделать завтра в нашем так называемом обществе клас­сам и нациям, а также индивидам, — противостоять друг другу без взаимного истребления и отдавать друг другу, не принося себя в жертву».10

Функция обмена реализуется в антропологическом отношении в следующих модификациях:

Мосс М. Общество. Обмен. Личность М., 1996. С. 106, 107, 113.


398

— обмен с окружающей человека природой в масштабах соци­
ального в целом (макроантропологический уровень);

— обмен деятельностью между людьми, или технологическое
сотрудничество. ( социотехнический уровень);

— обмен между человеческим организмом и средой (микроан­
тропологический уровень),

— коммуникативный, межличностный обмен, или мютюэлизм
как взаимность, обоюдность, взаимопомощь в транскрипции и ха­
рактеристике отношений между людьми в виде актов коллективного
учредительного свойства, на что в свое время указал еще
П. Ж. Прудон (уровень нравов);

— обмен вещами, силами и способностями ( экономический
уровень);

— обмен правами и обязанностями ( уровень морали и права);

— обмен властью, правами и свободами (политический уро­
вень);

— обмен этический, или моральный ( установление универсаль­
ного закона человеческой жизни и следование ему в обмен на со­
вершенное благо, достойное природы человека).

Начнем с макроантропологического уровня, когда каталактиче-ским с\бъектом является все общество. Изначальное размещение общества в природе происходит за счет установления связей с при-родно-топографическим размещением: территорией, климатом, поч­вой, ландшафтом, животным и растительным миром. Иными слова­ми, человек укореняется в природной среде при наиболее благопри­ятном расположении в ее контексте. Его материальное существование в контексте блага, или экономика, обретает ту или иную полноту через прогресс приобретения условий для жизни На­чало этого процесса связано с нахождением того, что готово к по­треблению и составляет принадлежность самой природы как благо­датного дара. Это земля, вода, воздух, огонь. Эти стихии дают чело­веку возможность существовать в контексте природного круговорота, предоставляя соответствующее место через его ката-лактическую предрасположенность по отношению к природе, как живому существу наряду со всем живым.

Если связь с природой через дыхание, территориальное разме­щение дается человеку непосредственно, то поиск пищи, воды и возможность обогреться представляет собой динамическую состав-


ридической нормы 399

ляющую обретения навыка в их получении через соответствующее приготовление, включающее в себя обретение приемов установле­ния приемлемости, пригодности, употребимости и возможности ус­воения как удовлетворения, достижения ожидаемого результата в имеющихся намерении и цели. В этом отношении обмен с природой приобретает технический характер правильного использования того, что должно быть приготовлено для употребления и способно тем самым принести материальное удовлетворение как устранение по­требности. Это происходит опосредованным образом в процессе от­сроченного удовлетворения нужды, либо нужда перестает сущест­вовать в результате отыскания соответствующего средства, когда она перестает заявлять о себе, находя свое удовлетворение.

Сама природа представляет собой в этом случае дарующую данность благоприобретения в собирательстве, охоте, рыболовстве и дает толчок к развитию диетологии, гигиены в конкретных приемах обеспечения безопасности и способах сохранения и накопления жизни через удовлетворенную потребность. Благо транскрибирует себя в диетарном, гигиеническом аспектах человеческой деятельно­сти как обеспечение устойчивого баланса между внутренним и внешним в жестах исключения нарушений в ритмике обмена и вос­становления прежнего объема каталактического процесса.

Труд в его утв ер дите льном смысле как активность по созиданию блага определяет существо человека во всех его отношениях как проявление универсальной целесообразности его поведения в цело­стном феномене человеческой деятельности, науку о которой авст­рийская экономическая школа назвала праксеол огней.

Универсальным способом отношения к среде обитания стано­вится техничность (технэ), или искусство обращения с тем, что дано, находится в распоряжении. Через техничность то, что дано, приоб­ретает качество готовности к употреблению и достижению опти­мального сочетания среды и человека как субъекта техничного по­ведения. Через техничность происходит обеспечение доступа к бла­гу и удовлетворение потребности, где конкретный предмет обращения становится полезным и приносящим благо В этом смыс­ле техничность начинает представлять собой совок>пность практик правильного обращения со всем, что объемлет существование чело­века. Техничность в ее различных формах есть не что иное, как вос­создание приемлемости внешней среды для человеческого сущест-


400____________________________________________________ Глава 3_

вования в модусах пользы, наслаждения, удовольствия и блага. Эта приемлемость формируется через использование всего многообра­зия природных закономерностей: физических, механических, хими­ческих, биологических, антропологических и социальных. Вместе с тем, техничность создает социальное как норму и модель нормы как собственное само-стояние.

Знание присутствует в деятельности человека как момент об­менного процесса, его воплощение в соответствующих предметных формах создает плато для последующего движения к цели в контек­сте благосозидания. Причем благосозидание не обладает в этом слу­чае очевидностью наличного состояния, которое определено в каче­стве прозрачно обозримого проекта и тщательно разработанной процедуры его обретения. Движение к благу носит процессуальный характер и опирается на достигнутый уровень познанного и прочной обозримости перспективы получения блага в результате использо­вания выверенного способа обращения с предметом непосредствен­ного интереса.

В этом смысле интерес представляет собой устойчивый момент целеполагания. присутствующий в практической деятельности в ка­честве динамического ингредиента, обеспечивающего направлен­ность человеческой активности. Интерес — это направленность соз­нания на получение блага, когда возможность получения блага но­сит вполне реальный характер и обусловлена местом расположения человека в окружающей действительности с присущим ей ходом движения, развития и эволюции. В этом отношении возможность удовлетворения интереса как начальный момент движения к благу создает тот объем локализации общественного блага, который мо­жет быть воссоздан в рамках общества с помощью науки и техники, определяющих антропологический уровень и витальное качество социального усилия в обращении с мирозданием. При этом антропо­логический компонент понимается здесь в глобальном смысле, ко­торый был придан ему в начале XX в. философской антропологией (М. Шелер, Г. Плеснер. А. Гелен). Антропологический компонент изначально включается в контекст религиозного отношения к миру, начиная с архаических форм тотемизма, политеизма, и находит свое завершение в современных видах религиозных систем.

Религия — это способ представления и практика антропологи­ческого обращения с мирозданием, связанная с максимальным эти-


Социоанализ юридической нормы 401

ческим углублением во внутреннее существо человека. При этом он включается в контекст совершенствования в направленности пре­дельной чистоты, святости и предельного самоотвержения своего существа в пользу общества, присваивая себе статус субъекта нрав­ственности и любви. Обладание этим статусом означает, что взаим­ное существование людей становится настолько приемлемым друг для друга, что бытие другого, его присутствие и расположение в пропозиции ближнего начинают представлять собой дарующую данность и социальную потребность. Этим создается пригодность как готовность человека для мира, когда социальное становится данностью, не имеющей разрывов, дисгармонии и разрушительных, болезненных локализаций конфликта в ткани общественных отно­шений.

Концепт науки дает современную рациональную композицию антропологического подхода, когда готовность человека как субъек­та нравственности определяется техническим ингредиентом прием­лемости взаимного существования людей в обществе через систему и совокупность норм социальной каталактики в результате репре­зентативного обмена ролями, статусом, образами, манерами. Иными словами, субъект приемлемого существования — это ролевая лич­ность, нормативы которой обусловлены ситуативно, в зависимости от субъекта, с которым происходит обмен интересом, правом, обя­занностью, потребностью. При этом перестает действовать регуля­тивный потенциал глубинной этико-антропологической стороны существования человека, которая была свойственна традиционному религиозному взгляду на мир.

Современный мир перестал быть миром иерархического углуб­ления в суть человека, он стал полностью техническим и человек в нем стал субъектом нормативного социально-инструментального использования. Вещественный подход к человеку и пользование им как средством наталкивается на публичное нормативное препятст­вие в виде такого объема неразложимой атомарной целостности, ко­торый заключен в стандарте прав и свобод человека и гражданина.

Современная наука как накопленный объем системного знания ориентируется на приобретение максимального материального блага и господства над природой. Она начинает устанавливать этико-антропологические нормативы обращения с природой как объектом присвоения. Присвоение как способ отношения к мирозданию ха-



Глава 3


 


рактерно тем, что здесь нравственный ингредиент приемлемости представляет собой такой способ обращения с сущим, когда оно по­ступает в переработку, а не воспринимается как самостоятельное целое, обладающее каким-либо правом. Универсальный характер каталактических процессов в мироздании воплощается в варианте дистанцированного отчуждения, а связь между людьми устанавли­вается через вещный способ приобретения противостоящей субъек­тивности и материальную заинтересованность одного человека в другом человеке. Приемлемость одного человека для другого фор­мулируется здесь через вещь и обладание, которые связаны не с личным достоинством человека, а с его социальным положением и функцией в обществе.

В то же время рациональное право фундировано в публично значимые концепты общественной безопасности, социальное как таковое. Эти позитивные нормы благосостояния группируются во­круг модели правильного пользования правами и свободами. Последнее также может свидетельствовать об этико-антро-пологическом повороте в социальных процессах в буржуазную эпоху.

Иерархический порядок традиционного общества, разделенного на сословия как локальные образования, каждое из которых имело свой композиционный объем антропологических условий существо­вания в обществе, уничтожается. Происходит смесительный про­цесс, направленный на воссоздание однородной социальной массы, который затем сменяется геометрически юридическим уравнивани­ем на частном уровне общества через конституционное закрепление основных прав и свобод как стандарта равной возможности для ка­ждого в его движении к благу в общей системе благосозидания. Ста­тика сменяется динамикой, геометризация социального топоса усту­пает место однородности статической формы равных возможностей уравненных индивидов, генезис благосозидания связывается уже не со значимостью в системе социальной иерархии, а становится обу­словленным темпоральными координатами в стремлении к индиви­дуальному благу, время, история включаются в этот процесс.

В связи с этим изменяется сам тип политического господства, поскольку ранее оно выступало в качестве собственника обществен­ной свободы. Сословия представляли собой локальные образования на пути к вершине иерархии и к максимуму свободы, объем которой


Социоанализ юридической нормы 403

с точки зрения закона не был установлен. В отношении человека как субъекта права нового времени и современности продолжает сохра­няться природно-антропологический стандарт притязания и расчета, параметры которых определены присущей ему конституцией, со­ставляющей его собственность по природе. Ответственность монар­ха за состояние дел в обществе представляла собой ответственность перед Богом, т. е. эта ответственность могла в идеале определяться морально-религиозной оценкой в его усмотрении прав каждого под­данного, за пределами этого регулятива свобода монарха начинала приобретать характер произвола. Отличие современного политиче­ского господства в виде правового государства и состоит в том, что ответственность правящей власти становится юридической или ра­ционально фундированной, находящей свое воплощение в идее су­веренитета народа.

Традиционное общество с точки зрения антропологического обмена есть не что иное, как взаимопредоставление сословий в кон­тексте иерархии от низшего к высшему, когда одно сословие, обла­дая определенным статусом, приносит свое существование в дар вышестоящему сословию, а все они вместе — Богу. В этом отноше­нии качество социального создается за счет ресурсов каждого из со­словий, т. е. не за счет прав, а за счет обязанностей. Это отчетливо видно из социальной иерархии вида: крестьянство — духовенство — дворянство— монархическая власть— Бог. Духовенство и церковь в целом выполняли роль трансцендентального сословия, обеспечи­вая связь общества с Богом.

Положение каждого предыдущего сословия в общественной системе оценивалось как должность, ответственность за надлежащее исполнение которой была укоренена в трансцендентной сфере. По­следующий этап социальной рационализации привел к тому, что та­кое состояние с точки зрения космологии обмена было признано яв­но несправедливым, так как свидетельствовало о том, что существо­вание одного сословия в системе традиционного общества является «физиологической» основой для существования другого, представ­ляя собой коллективное средство обеспечения социального благо­состояния для другого сословия (Одно живет за счет Другого).

Системно-иерархическое построение модели общества по прин­ципу жизни одного сословия за счет другого в модусе максимума политического и идеологического подчинения получило историче-



Глава 3


 


ски обозначение общественной несвободы и угнетения. Гнет как фе­номен социального обмена есть не что иное, как использование од­ного сословия другим в качестве материала социальной данности, имеющей сущностные признаки природного, вещного дара. Соци­альный обмен наряду с модусом подчинения, исток которого лежит в безучастности того, что дано и присваивается без какого-либо со­противления, вызванного субъективностью, содержит и скрывает в себе обмен между равными по статусу. Причем это не обмен патер­налистского или филантропического дарующего предоставления и распределения в контексте социальных пропозиций обладания и нищеты, а обмен в модусе равного обладания, социальное размеще­ние которого генетически укоренено в квазиприродном нормативе антропологического самообладания. Самообладание означает при­надлежность субъекта самому себе и власть над окружающими об­стоятельствами в горизонте наличного самосохранения, по своей формальной нормативной сущности оно в равной степени свойст­венно каждому представителю рода человек. Это то, что издавна было сфокусировано человеческой мыслью в концепте естественно­го права.

Само по себе отсутствие преимущества во властвовании над со­циальными обстоятельствами в параметрах частной жизни дает воз­можность развития универсальной дифференции внутри сословного типа социального обмена. Такой партикулярный тип обмена способ­ствует его публичной идеологической артикуляции и прочному обоснованию через схему социального контракта как Общественно­го Договора. Именно эта форма приватного социального обмена приобретает черты универсальности в обществе, вытесняя квази­природную схему «физиологии» сословного обмена, где одно сосло­вие жертвенным образом живет за счет другого.

Приспособление к равному означает создание системы антропо­логического признания и доверия, т. е. возникновение дискурса об­щего знания о человеке и его месте в мироздании. Это знание при­обретает значение общей духовной среды, выполняющей ту же функцию природного условия существования в качестве дара. Такая общность имеет признаки и качество первичной «воздушной» сре­ды, которая несет в себе черты возможности приемлемого сущест­вования одного человека рядом с другим уже не на уровне жестких


Социоанаяиз юридической нормы 405

сословных образований, а в сфере всего социального универсума, внутри него уже нет сословных перегородок и границ.

Договор реализует в социальном обмене формальную возмож­ность универсального доступа к благу через формулирование равен­ства прав, обязанностей и ответственности. Он воссоздает универ­сальный схематизм приемлемого существования людей друг с дру­гом, формируя рациональную однородность системы нравов в такой исторической модификации социума как гражданское общество. До­говор исходно формулируется как обещание и готовность взаимо-предоставлсния в получении предмета обоюдного интереса каждого из субъектов, которые вовлечены в его пространство, открывая тем самым перспективу насыщения интереса через реализацию возмож­ности доступа к благу. Обещание становится компонентом социаль­ной связи, где интерес получает удовлетворение и устанавливается соглашение, способствующее реальному обмену обязанностями. Здесь каждое обязательство начинает составлять предмет правового притязания на определенный договором объем блага. Этот объем блага составляет для каждого предмет взаимного присвоения и та­ким образом создает правовую связь как общность интереса и соот­ветствующее правовое качество социальной действительности.

Можно констатировать универсальность концепта договора, со­славшись на такие его фундаментально-исторические воплощения традиционного законотворчества и рефлексии, как Ветхий Завет или трактат Ж. Ж. Руссо «Общественный Договор». Этот трактат был признан выражением Социальной Рациональности нового времени. Многие из его принципов стали основой социально-нормативного построения и явились логическим фундаментом конституции как современного стандарта основного закона цивилизованных госу­дарств и обществ.

В конституциях воплощены такие социально-антропо­логические параметры, как территориальная размещенность (соци­ально-космологический компонент); собственность нации или ее богатство (феномен социального блага); форма государственного устройства (политическая «физиология»); принцип и конфигурация политической власти в идее разделения властей (политическая ан­тропология); способ сохранения правового качества общественных отношений в системе социального обмена через право на судебную защиту (социальная диагностика, диетология и гигиена).


406____________________________________________________ Глава 3

Внешнее и внутреннее социальное самообладание как таковое есть условие осуществления социального обмена как на индивиду­альном, частном, так и на публичном уровнях общественной жизни, вплоть до уровня политического господства или правления. В связи с этим соглашение как способ и форма социального обмена заклю­чается в последовательные процессуальные правообразовательные, правоустановительные и учредительные циклы ритмического об­менного характера от частного к публичному и обратно, где публич­ное оставляет свои нормологические «следы» в частном, а част­ное — в публичном. Подобные следы можно увидеть, например, об­ращаясь к материалу действующего законодательства РФ, в таких нормативных институтах публично-правового характера, включен­ных в сферу частного права, как лишение родительских прав в се­мейном праве, закрепление принципов соотношения договора и за­кона в гражданском праве и т. д.

Если закон имеет своим источником нравы в широком смысле и сложившийся порядок вещей, то социальная дисциплина как соблю­дение границ в осуществлении права, правопорядок и пребывание на «почве» права, законность обеспечиваются из верховного начала правового правления, или исполнительной власти, на которую как на эпицентр властвования возлагается обязанность принятия ответ­ственного решения (Dezision). Политические решения правового качества — вот параметры публичного действия современной ис­полнительной власти. Однако здесь кроется определенного вида па­радокс, вызванный «юридическим» местонахождением решения. По словам К. Шмитта: «Правовая сила решения (Dezision) представляет собой нечто иное, чем результат обоснования. Вменение происходит не с помощью нормы; напротив, лишь исходя из некоторой точки вменения, определяется, что есть норма и какова нормативная пра­вильность. Из нормы следует не то. какова точка вменения, но толь­ко качество содержания. Формальное в специфически-правовом смысле противоположно этому содержательному качеству, а не ко­личественной содержательности каузальной взаимосвязи. Ибо то, что эта последняя противоположность не принимается правоведени­ем во внимание, должно быть ясно само собой. При самостоятель­ном значении решения субъект решения имеет самостоятельное зна­чение наряду содержанием решения. Для реальности правовой жиз­ни важно то, кто решает. Наряду с вопросом о содержательной


Социоанапиз юридической нормы 407

правильности стоит вопрос о компетенции. Проблема юридической формы заключается в противоположности субъекта и содержания решения и в самостоятельном значении субъекта. Юридическая форма не имеет априорной пустоты трансцендентальной формы, ибо она возникает как раз из юридически конкретного. Она также не яв­ляется формой технической точности; ибо последняя подчинена объективному по сути своей, безличному целевому интересу. Нако­нец, она не является также формой эстетического придания образа, которое не ведает решения (Dezision)».11

Иными словами, система социального обмена нуждается во внутреннем властном инспектировании со стороны публичной ин­станции, каковой и является государство. При этом происходит ис­торическая смена и последовательное провокативное взаимодейст­вие двух фундаментальных формаций в сфере универсума общест­венной свободы : политической силы как универсума публичного господства и частного права как демократической парадигмы и вы­ражения индивидуального господства. Публичная власть включает­ся во всеобщее «рыночное» пространство возможности получить ее в реальное обладание. При этом в демократической процедуре вы­боров отрицается сам традиционный монархический наследствен­ный принцип правления и генетический подход в селективном про­цессе преемственности политической власти, основанный на авто­ритетности происхождения в модификациях знатности рода и династической связи.

В связи с этим периодически воспроизводимая в теоретической юриспруденции противоположность силы и права приобретает об­лик своеобразного методологического недоразумения, поскольку в результате макроюридического анализа эта противоположность ста­новится неразличимой и исчезает. Частная авторитетность транс­цендентного свойства (монарх) сменяется частной авторитетностью, которая учреждается через демократический институт выборов ор­ганов государственной власти (президент). Теологическая модель традиционной политической власти, представлявшая авторитетность божественного творения на уровне социума, сменяется рационали­стическим схематизмом выбора, который обусловлен манифестаци-

Шмитт К. Политическая теология. М., 2000. С. 51, 52, 55, 56.


408

ей публичного обещания всеобщего блага со стороны кандидата на выборную государственную должность того или иного ранга.

Суверенитет и авторитетность создаются за счет максимума со­вершенства сил и способностей, присущих индивиду, т. е. имеют в идеале антропологическое качество. Последнее означает не что иное, как максимально приемлемое для всех состояние самооблада­ния индивида, которое принимается за соответствие между тем, что представляет собой претендент на занятие должность главы госу­дарства и той представляемой нормой правителя, которая сформи­ровалась в общественном сознании Это общественное сознание но­сит дифференцированный характер и то соотношение классовых сил. о котором говорил классический марксизм, в современных ус­ловиях представляет собой не что иное, как диагностику возможно­го предпочтения в политических процессах. При этом такое пред­почтение зачастую является результатом силового воздействия по­литической риторики. Избирательная процедура, как правило, скрывает реальную картину самообладания большинства и действи­тельную репрезентацию «общей воли» народа, о котором как един­ственном суверене в обществе, принимающем безошибочные реше­ния, говорил в свое время Ж Ж Руссо.

Утверждение марксизма относительно государства как аппарата насилия и орудия классового господства верно только со стороны принудительного применения силы как реакции по отношению к конфликту, неопределенности и хаосу и противодействия по отно­шению к процессам, направленным на разрушение наличного пра­вопорядка. В этом отношении государство выступает технико-инструментальным средством примирения действительности и, со­ставляя инструмент власти какого-либо класса, может приобрести признаки аппарата насилия и угнетения. Но в то же время его сущ­ность имеет антропологические истоки и значимость. Государство является субъектом всеобщего установления в праве и обязанности, а это всеобщее установление находит свое выражение в нормологи-ческой функции закона, в идее юридической нормы как таковой Правовое качество действительности как дисциплина в праве и со­стояние законности создается за счет этой динамической функции. которая действительно может быть коррумпирована, поскольку кор­румпированной в истории оказывается сама общественная свобода. Но последнее обстоятельство не является выражением сущности


Социоанализ юридической нормы409

государства в целом, поскольку именно государство как глобальный институт политической власти является адептом и пропагандистом духа законности

Какое же место в универсуме договора занимает юридический закон7 В любом современном законодательстве существует норма, определяющая соотношение между законом и договором, есть она и в ГК РФ В ст. 421 ГК РФ говорится, что граждане и юридические лица свободны в заключении договора. Стороны могут заключить договор, как предусмотренный, так и не предусмотренный законом или иными правовыми актами Согласно ст. 422 ГК РФ договор должен соответствовать обязательным для сторон правилам, уста­новленным законом и иными правовыми актами (императивным нормам), действующим в момент его заключения.

Приоритет закона по отношению к договору нуждается в разъ­яснении. Договор является средством благосозидания и пользы, носит массовидный характер, его публичная модификация в схема­тизме конституции представляет собой исторически эпохальное вы­ражение антропологического архетипа социального тела, предназна­ченного для воссоздания гражданского мира. Подобное восприятие идей первоначального договора и конституции можно найти уже у И. Канта, который считал, что этот публичный схематизм учрежде­ния формы общественной свободы обладает реальной возможно­стью достижения состояния социального мира для всего человечест­ва в целом: «Народы в качестве государств могут быть рассматри­ваемы как отдельные люди, которые в их естественном состоянии (т. е. вне зависимости от внешних законов) уже своим совместным существованием нарушают право друг друга, и каждый из них в це­лях своей личной безопасности может и должен требовать от друго­го совместного вступления в устройство, подобное гражданскому, где каждому может быть обеспечено его право. Это был бы союз народов, который, однако, не должен был бы быть государством на­родов В соответствии с разумом в отношениях государств между собою не может существовать никакого другого пути выйти из есте­ственного состояния постоянной войны, кроме как отречься подобно отдельным людям от своей дикой (беззаконной) свободы, приспосо­биться к публичным принудительным законам и образовать таким


410 Глава 3

путем (безусловно, постоянно расширяющееся) международное го­сударство, которое в конце концов охватит все народы земли». "

Конституция представляет собой фундаментальную конструк­цию юридического закона жизни общества. В идее конституции как основного закона государства заключен исторический опыт в уста­новлении правового качества общественных отношений, она пред­ставляет собой определенный нормологический стандарт цивилиза­ции. Такое же значение имеют конструкции из области договорного права, где схемы и формы договоров , сложившиеся в частной иму­щественной сфере общественной жизни и нравов, получают свое закрепление в качестве юридических норм.

В этом смысле юридический закон через договор устанавливает принципы права и определяет линию поведения субъектов права, он делает обозримым пространство социального обмена с точки зрения объема осуществления принадлежащих гражданам прав. Он же. в случае нарушения права, служит разграничительным началом в не­обоснованном правопритязании и согласует интересы в случае их столкновения и противоречия.

В связи с этим нормологическая функция юридического закона состоит в том, что он восстанавливает правовое качество действи­тельности. Он представляет собой динамическое регенерирующее начало в социальной диетологии и гигиене, находя свое регулятив­ное воплощение в таких правоприменительных действиях, как охра­на, защита и восстановление нарушенного права. Подобное его ка­чество с очевидностью можно усмотреть, например, из содержания ст. 12 ГК РФ, где в качестве способов защиты гражданских прав пе­речислены: признание права; восстановление положения, существо­вавшего до нарушения права и пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения; признание оспоримой сделки недействительной и применение последствий се недействи­тельности, применение последствий недействительности ничтожной сделки; признание недействительным акта государственного органа или органа местного самоуправления; самозашиты права; присуж­дение к исполнению обязанности в натуре; возмещение убытков; взыскание неустойки; компенсация морального вреда; прекращение или изменение правоотношения; неприменение судом акта государ-

Кэнт И. К вечному миру//Трактаты о вечном мире. М., 1963. С. 159, 162, 163.


Социоанализ юридической нормы 411

ственного органа или органа местного самоуправления, противоре­чащего закону; иные способы, предусмотренные законом.

Юридический закон в его регулятивном воздействии на общест­венные отношения устраняет диссонанс в ритмах социального об­мена через правоприменительную деятельность органов государст­венной власти. Он имеет несколько слоев своего функционального нормирования, придавая правовое качество общественным отноше­ниям на следующих уровнях: политической власти (правовое госу­дарство), гражданского общества (правопорядок и общественная нравственность), частной жизни (права и свободы граждан).

Таким образом, юридический закон, или юридическая норма в своем совокупном виде действующего законодательства, выполняет дисциплинирующую функцию, создает систему общественного са­мообладания на указанных уровнях общественной жизни. Правовая дисциплина представляет собой динамическое свойство при осуще­ствлении прав, принадлежащих тому или иному лицу, либо государ­ству. Ее назначение состоит в соблюдении границ дозволенного и причитающегося по праву. Дисциплина в праве не есть воплощение субъективного права и принуждающая сила обязательства. Она представляет собой обязанность в сфере правовой действительно­сти, не обусловленную конкретной юридической нормой, содержа­щей возможность принуждения к выполнению определенного кон­кретного юридически значимого действия. Это абстрактная универ­сальная юридическая максима. выражающая позитивную обязанность индивида при осуществлении принадлежащих ему прав соблюдать права других лиц. Сущность такой универсальной юри­дической максимы была, например, сформулирована Г. В. Ф. Ге­гелем в «Философии права»: «Личность содержит вообще правоспо­собность и составляет понятие и саму абстрактную основу абстракт­ного и потому формального права. Отсюда веление права гласит: будь лицом и уважай других в качестве лиц. Во времена Канта много говорилось о высшем принципе права, поэтому здесь устанавливает­ся заповедь права: в качестве лица ты обладаешь наличным бытием, бытием для другого. Ты свободен для себя, ты существуешь, ты должен быть свободным, лицом для себя, и каждый должен быть таковым».13

Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 98, 395.


412____________________________________________________ Глава 3

Дисциплина в праве — это внутреннее состояние правопонима-ния и способ поведения субъектов права, которые находят свое во­площение в их закон опослушании, знании того, что принадлежит им по праву в действительности и актуально ( сущее) и представлении о том, на что они могут рассчитывать в перспективе и возможности, удовлетворяя свой интерес, основанный на законе (должное).

В таких экспликациях дисциплина в праве получает не только юридическое, но и морально-политическое качество, связанное с феноменом права как власти. Дисциплина — это обладание право­выми приемами и навыками обращения с социальной действитель­ностью. Она предполагает соблюдение требований закона с позиций самообладания при пользовании правами и свободами и не может квалифицироваться только как следование его предписаниям под угрозой внешнего принуждения Иными словами, дисциплина в пра­ве — это этико-юридический «аскетизм» и внутренняя принуждаю­щая потребность в праве в интенции обретения свободы и пол\че-ния власти над обстоятельствами. В этом состоит отличие правовой дисциплины как от сухой легальности полицейского качества, нахо­дящей свое выражение во внешнем приказе и запрете, так и от анар­хического индивидуализма моральной субъективности с ее принци­пами: все сойдет и все позволено.

На уровне законопослушания дисциплина выступает как само­принуждение и потребность исполнить требования юридического закона В случае правонарушения происходит вытеснение феномена правовой дисциплины за пределы сознания и воли субъекта права. Государство внешним, принуждающим образом через юридический закон устраняет нарушение правового качества в его индивидуаль­ной локализации по типу ответной регулятивной реакции на разру­шительное действие. Здесь государственная власть восстанавливает нарушенное право, утверждая тем самым в общественной жизни фактор защищенности в праве, а через применение юридической ответственности — и справедливость.

Таким образом, закон в социальной каталактике выполняет дву­единую ритмическую функцию в утверждении права и обязанности. В контексте права и договора закон действует по принципу благосо-зидания, а в контексте сохранения правового качества действитель­ности в случае правонарушения он применяется в режиме внешнего принуждения и ответственности, выполняя дисциплинирующее воз-


Социоаншшз юридической нормы 413

действие по отношению к сфере правонарушений как отрицательной массовидности неправа Эта регулятивная функция закона имеет нормологический эффект, поскольку восстанавливает нарушенное право через судебную защиту. При применении юридической ответ­ственности, представляющей собой факторы лишения и претерпева­ния, происходит восстановление правового качества через внешнее принуждение по отношению к виновному лицу Нормологическое качество закона при применении юридической ответственности по своей идее направлено на пере- и вос-создание личности правона­рушителя, что с точки зрения социально-антропологической, озна­чает усилие общества по возвращению индивида в исходное состоя­ние законопослушного и ответственного субъекта права путем ис­правления и перевоспитания.

Таким образом, неправомерное притязание или правонаруше­ние, как неприемлемые для общества разрушительные способы по­ведения, получают в контексте социального обмена отрицательное вознаграждение через применение юридической ответственности. Закон в его нормологическом воздействии отрицательного социаль­ного обмена обращает свое принуждающее воздействие на личность и имущество виновного лица.

Как видим, феномен универсальности обмена напрямую связан с проблемой выбора, предпочтения и принятия решения в норма­тивной направленности социального действия по обеспечения дос­тупа к удовольствию, пользе, благу, создавая соответствующую ка-талактическую технику в рамках частного и публичного права. Бес­препятственность доступа к благу находит свое воплощение в состоянии наслаждения, которое испытывается и закрепляется на эстетическом уровне в чувстве полноты существования человека как удовольствие Эстетика наслаждения характерна тем. что здесь не действует затратный механизм усилия, обеспечивающий доступ к благу Благо в ситуации наслаждения дано непосредственно, в со­стоянии блага человек просто пребывает в слитности с тем, что объ-емлет его существование. Все затратные механизмы действуют в модусе дистанции, отсутствия непосредственного доступа к благу и состояния отчужденности человека от предмета его вожделения. Это обстоятельство провоцирует формообразующую активность по изо­бретению способов и средств максимальной эффективности в дос­тижении блага через соответствующие динамические конфигурации


414____________________________________________________ Глава 3

обмена в политическом, экономическом, правовом, либо морально-этическом ингредиентах социального.

Через эту функцию обмена, в котором происходит включение существования человека в тот или иной аспект социального обмена и осуществляется его выбор как экзистенциальный акт. В связи с этим наряду с политическими, экономическими юридическими, мо­ральными решениями существует глобальное жизненное или судь­боносное решение, которое С. Киркегор относил к этическому ингредиенту социальной действительности. При этом социальное имеет вид комплементарного сочетания, образующего расслаиваю­щийся внутри себя объем социума как составное целое совокупной связи людей в их отношениях друг с другом: «Строго говоря, всюду, где только речь идет о выборе, там выявляются и этические вопро­сы, и единственный абсолютный выбор -это выбор между добром и злом, благодаря которому человек разом вступает в область этиче­ского. Выбор же эстетика или совершается непосредственно и пото­му не выбор, или теряется во множестве предметов выбора. Искрен­ность выбора просветляет все существо человека, он сам как бы вступает в непосредственную связь с вечной силой, проникающей все и вся. Такого просветления, или дробного крещения не узнать никогда тому, кто выбирает лишь в эстетическом смысле. Ритм его души, несмотря на всю его страсть — лишь Spiritus lenis (лат. сла­бый дух). Итак, должно выбрать или эстетический, или этический путь в жизни. В первом случае еще нет. однако, и речи о выборе, в истинном смысле этого слова. Тот. кто живет эстетической жизнью, следуя непосредственному влечению своей природы, совсем не вы­бирает, того же, кто отвергает этический путь жизни сознательно и выбирает эстетический, уже не живет эстетической, т. е. непосред­ственной жизнью, а прямо грешит и подлежит, поэтому суду этики, хотя к его жизни и нельзя предъявлять этических требований. Этика как Harakter individualis тем и знаменательна, что скромно стано­вясь, по видимому, на одну доску с эстетикой, она тем не менее обу­словливает выбор в свою пользу, т. е. обусловливает действитель­ность самого выбора».14

В связи с этим можно выделить эстетический уровень «поверх­ности» правового качества социальной действительности, заклю-



Киркегор С. Наслаждение И долг. Киев. С. 238-241.


юридической нормы415

чающийся в правоспособности индивида и принадлежащем ему формальном, абстрактном праве как возможности свободного ис­пользования находящимися в его обладании силами и способностя­ми. В дальнейшем через субъективное право происходит конкрети­зация и динамическое опредмечивание право-дееспособности в осуществлении прав и обязанностей по собственному усмотрению индивида о чем, например, говорится в ст. 9 ГК РФ. Эта визуализа­ция свободы и права в конкретных юридически значимых действи­ях, направленных на установление, изменение и прекращение граж­данских прав и обязанностей через собственное усмотрение субъек­та права как раз и представляет собой первичную ситуацию выбора, схематизм которой имеет в виду С. Киркегор, рассматривая процес­суальную задачу динамического углубления этического в эстетиче­ском. Такое нормативное углубление на макроюридическом уровне можно усмотреть в содержании п. 3 ст. 17 Конституции РФ, где ука­зывается, что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. На этом уровне как раз и устанавливается универсальная юридическая максима, ко­торая воспроизводится Г. В. Ф. Гегелем в «Философии права», и оп­ределяет правовое качество лиц в юридической сфере общественной жизни. Однако видение границ в праве в интенции личностного об­зора и горизонта еще недостаточно для обеспечения правопорядка. Это видение границ подкрепляется ответственным отношением ин­дивида к своей собственной активности, что в данном сл\"чае озна­чает способность и готовность правильного пользования принадле­жащим ему правом и свободой, правильного выбора при осуществ­лении действий, имеющих юридическую значимость.

Таким образом, правовое качество действительности создается через дисциплинирующее воздействие нормы, в результате которого в каждом конкретном случае формируется справедливое отношение к другому человеку как субъекту права.

В праксеологических модальностях разумности и осмотритель­ности при осуществлении прав и свобод гражданами действует своеобразный механизм «аскетизма» и «воздержания» от нарушения права другого лица в частной сфере общественной жизни, основан­ный на знании юридического закона и внимающем восприятии его требования сознанием каждого субъекта права. Это внимающее соз­нание как особое практическое состояние лица и есть не что иное,


416____________________________________________________ Глава 3

как единство мысли и действия в праве, или умысел. Умысел — это знание о том, в чем заключаются право и неправо, мера допустимого и дозволенного. Иными словами, юридический аспект усмотрения должного, надлежащего или нормативного в праве достигает здесь этической границы доброй совести. В этом интеллектуальном про­странстве происходит этико-юридический синтез и правопритяза-ние, когда компонент стремления к благу соприкасается с регуля­тивной дисциплинирующей функцией моральной нормы. Юридиче­ски понимаемая добрая совесть становится на этическую платформу воздержания от злоупотребления правом через динамику осмотри­тельности, разумности, действия согласно праву, закону и мере при­емлемости в любом социальном действии.

Эти сдерживающие и направляющие горизонты усмотрения в праве и обеспечивают правопорядок и нравственность через реали­зацию выбора правомерного поступка и действия. Ответом на та­кое действие будет его всеобщее признание в качестве такового и принятие подобного акта в осуществлении индивидуального права за должное, приемлемое и допустимое действие, которое свиде­тельствует о справедливом, с точки зрения правовых усмотрения и оценки, отношении индивида к окружающей его социальной дей­ствительности.

Если говорить о правовой действительности в контексте соци­ального обмена, то такое действие можно причислить к элементам универсального распределения прав и обязанностей в обществе, ко­торое состоялось в пропорции закона, меры и не вышло за пределы того, что является общепринятым, дозволенным и соответствует со­держанию общественных нравов, обычаев, традиции и юридической законосообразности (легальности). Это качество социальной дейст­вительности создается самими индивидами через нормативное вос­приятие юридического закона без внешнего вмешательства публич­ной власти, распределяющей права, обязанности, ответственность участников правоотношений и определяющей границы их поведе­ния. Такое положение публичной власти и государства в целом соз­дает ситуацию, при которой оно как раз и не принимает участия в естественной для гражданского общества динамической эстетике «нужды и рассудка» (Г. В. Ф. Гегель), которая с точки зрения мора­листа включает в себя массу деструктивных процессов лишения,


Социоанализ юридической нормы_______________________________ 417^

претерпевания, жертвенности, принуждения, насилия, любви и не­нависти.

Государство призвано вмешаться в процесс распределения прав и обязанностей тогда, когда происходит нарушение права и свобо­ды, а это уже вмешательство, имеющее направленность защиты и восстановления прав через применение юридической ответственно­сти. Такая принудительная акция по восстановлению границ в праве и применение силы со стороны публичной власти носят нравствен­ный характер, поскольку коренятся в системе нравов и признаются правомерными с позиций морали. Это значит, что юридический ра­зум фундирован в тех или иных пропозициях нравов как совокупно­сти знания о правом и неправом. Эффективность его практического применения невозможна без периодического погружения в этиче­ское пространство общественной жизни. Такое погружение артику­лируется публично в законодательстве через принципы разумности, добросовестности, справедливости, а на индивидуальном уровне реализации права присутствует в феноменах законопослушания и доброй совести.

Для того, чтобы приемлемость закона как внешней нормы стала равнозначной наслаждению, она должна обрести черты привлека­тельности, а такого состояния в восприятии закона можно достичь в результате всеобщего следования ему. Такая приемлемость закона артикулируется через вознаграждающий эффект соблюдения его требований. Можно констатировать в христианстве устойчивое вос­производство такой аксиологической пропозиции в риторике обос­нования законопослушания и соблюдения принципа меры в отноше­ниях одного индивида с другим, что в конечном итоге связывается с религиозным концептом бессмертия души.

Эстетическая привлекательность закона — вот что волнует мо­ралиста в его исследованиях нормологической функции морального и юридического законодательства (Д. Юм). Если эта привлекатель­ность отсутствует, то может ли приносит наслаждение подчинение закону и государственной власти, которая его провозглашает и осу­ществляет мониторинг за его соблюдением? Ответ может заклю­чаться в признании такой перспективы, если признать, что указанная функция есть не что иное, как внутренняя принадлежность сознания и чувства каждого индивида, и составляет его собственное убежде­ние, которое указывает тем самым путь к благу, представляя собой

МЗак 4184


418 Глава 3

некую проспекта вную очевидность на пути достижения блага или получения доступа к нему.

Через такое убеждение транскрибируется целостность блага, за­вершающаяся духовным компонентом, сопровождающимся чувст­вом собственного достоинства и любви человека к самому себе. В этой целостности при осуществлении этико-антропологического анализа, свойственного давней философской традиции, можно вы­делить следующие связные ингредиенты:

1) эстетический (наслаждение);

2) гедонистический (удовольствие),

3) эвдемонистский (безмятежность, умиротворение);