Сага об Олаве сыне Трюггви 12 страница
Когда ярл кончил свою речь, поднялся конунг шведов. Он грубо отверг предложение мира и обрушился на ярла за то, что тот заключил мир с Толстяком и завел с ним дружбу. Он обвинил Рёгнвальда в измене и сказал, что тот заслуживает изгнания из страны. Он сказал, что всё это Рёгнвальд сделал по наущению своей жены Ингибьёрг и что было большой глупостью брать в жены такую женщину. Он говорил долго и был сильно разгневан и очень поносил Олава Толстого. Когда он кончил говорить и сел, сначала было тихо.
Тут поднялся Торгнюр. Когда он встал, встали и все бонды, которые раньше сидели, а те, кто стоял поодаль, протиснулись вперед, чтобы лучше слышать, что скажет Торгнюр. Поднялся сильный шум из‑за толкотни и бряцания оружия. Когда шум стих, Торгнюр сказал:
– Теперь конунги шведов ведут себя совсем не так, как бывало прежде. Торгнюр, мой дед, помнил уппсальского конунга Эйрика сына Эмунда. Он рассказывал, что когда тот был в расцвете сил, он каждое лето набирал войско и отправлялся походом в разные страны. Он подчинил себе Финнланд, Кирьяланд, Эйстланд, Курланд и многие земли на востоке. Еще и сейчас можно видеть построенные им земляные укрепления и другие сооружения. Но он все же не был столь высокомерен, чтобы не слушать тех, у кого к нему было важное дело. Торгнюр, мой отец, долгое время был с конунгом Бьёрном и хорошо знал его нрав. Пока Бьёрн правил, его могущество росло и крепло, а не становилось меньше. Однако и он был добр к своим друзьям. Я помню и конунга Эйрика Победоносного. Я был с ним во многих походах. Он увеличил владения шведов и никому не позволял посягать на них, но и он всегда прислушивался к нашим советам. А конунг, который теперь правит, не позволяет никому говорить ничего, кроме того только, что ему по вкусу, и тратит на это все силы, а те земли, которые должны платить ему дань, он растерял из‑за своей нерешительности и слабости. Он пытается удержать за собой Норвегию, чего не делал ни один конунг шведов, и навлекает этим беды на многих людей. Мы, бонды, требуем, чтобы ты заключил мир с Олавом Толстым, конунгом Норвегии, и отдал ему в жены свою дочь. Если ты захочешь вернуть те земли в Восточных Странах, которыми раньше владели твои предки и родичи, мы все пойдем за тобой. А если ты не пожелаешь сделать то, что мы требуем, мы восстанем против тебя и убьем тебя. Мы не хотим терпеть немирье и беззаконие. Так раньше поступали наши предки: они утопили в трясине на Мулатинге [262]пятерых конунгов за то, что те были такими же высокомерными, как ты. А теперь отвечай, каково будет твое решение.
Тут бонды стали бряпать оружием, и поднялся сильный шум. Тогда встает конунг и говорит, что он сделает всё, как хотят бонды. Он говорит, что так делали все конунги шведов: они всегда поступали так, как решали бонды. Тогда бонды перестали шуметь.
Потом говорили знатные люди, конунг, ярл и Торгнюр. Они согласились на условия конунга Норвегии и заключили с ним мир от имени конунга шведов. Там же на тинге было решено, что Ингигерд, дочь конунга Олава, будет выдана замуж за Олава конунга сына Харальда. Конунг обещал ярлу выдать свою дочь за Олава и поручил ему позаботиться об этой женитьбе. На этом тинг закончился, и все разошлись. Перед отъездом домой ярл повидался с Ингигерд конунговой дочерью, и они обсудили предстоящую женитьбу. Она послала Олаву конунгу шелковый плащ с золотым шитьем и серебряный пояс.
Ярл направился обратно в Гаутланд, и Бьёрн поехал с ним. Бьёрн погостил еще немного у ярла и потом отправился со своими людьми обратно в Норвегию. Когда он встретился с Олавом, он рассказал ему, чем кончилась его поездка. Конунг благодарит его за то, что тот сделал, и говорит, что большая удача сопутствовала ему, раз ему удалось выполнить поручение конунга во время такого немирья.
LXXXI
В начале весны Олав конунг отправился к морю, велел снарядить корабли и набрал людей. Весной он поплыл по Вику к Лидандиснесу, а оттуда на север в Хёрдаланд. Он послал гонцов к лендрманнам, созвал самых могущественных людей со всей округи и наилучшим образом подготовился к поездке к своей невесте. Свадьба должна была состояться осенью у границы на восточном берегу реки Эльв.
Олав конунг повсюду возил с собой слепого конунга Хрёрека. Когда у того зажили раны, Олав дал ему в услужение двух человек и позволил ему сидеть на почетной скамье рядом с собой. Он велел давать ему лучшие одежды, хорошо его кормить и поить, так что Хрёрек жил ничуть не хуже, чем раньше. Хрёрек был молчалив и отвечал неохотно и скупо, когда к нему обращались. У него была такая привычка: он приказывал своему слуге выводить его на прогулку туда, где никого не было. Там он начинал избивать слугу, а когда тот убегал от него, он жаловался Олаву конунгу, что слуга не хочет ему служить. Олав конунг сменял ему слугу, но повторялось то же самое, и ни один слуга не задерживался долго у Хрёрека. Тогда Олав велел сопровождать Хрёрека и ухаживать за ним человеку по имени Свейн. Этот Свейн доводился родичем Хрёреку и был раньше его человеком. Хрёрек по‑прежнему был молчалив и держался нелюдимо. Но когда они со Свейном оставались наедине, Хрёрек становился оживленным и разговорчивым. Он вспоминал многое из того, что было раньше, и то, как ему жилось, когда он был конунгом. Он говорил о своей прежней жизни и не забывал о том, кто отнял у него его могущество и благополучие и сделал его нищим.
– Но всего тяжелее мне то, – говорил он, – что ты и другие мои родичи, которые подавали надежды, оказались такими выродками, что не мстят за позор, покрывший наш род.
Так он часто жаловался. Свейн отвечает ему, что очень уж у них могущественные противники и мало надежды на успех. Хрёрек сказал:
– Зачем бы мы стали дольше терпеть позор и унижение, если бы не было надежды на то, что я слепой смогу одолеть того, кто захватил меня спящим? Пока мы живы, убьем Олава Толстого. Он сейчас не боится за свою жизнь. Я скажу, что надо сделать. Я и сам не пожалел бы своих рук, если бы мог ими пользоваться. Но из‑за своей слепоты я не могу, и поэтому ты должен его убить. А когда Олав будет убит, то я думаю, что власть захватят его недруги, и может статься тогда, что я стану конунгом, а ты будешь моим ярлом.
Эти слова подействовали на Свейна, и он согласился выполнить замысел Хрёрека. Они обо всем договорились, и когда конунг собирался в церковь к вечерне, Свейн уже ждал его, спрятав под плащом кинжал. Но конунг вышел из своих покоев быстрее, чем Свейн рассчитывал, и когда Свейн оказался с ним лицом к лицу, он побледнел, как смерть, и у него отнялись руки. Конунг заметил, что Свейн чем‑то напуган, и сказал:
– Что с тобой Свейн? Ты хочешь меня предать?
Свейн скинул плащ, выронил кинжал, бросился к ногам конунга и сказал:
– Все во власти божьей и в твоей власти, конунг.
Конунг велел своим людям взять Свейна и заковать его в кандалы. После этого случая он велел Хрёреку занять место на другой скамье, а Свейна отпустил, и тот уехал из страны. Конунг велел Хрёреку переселиться из того покоя, где он сам спал, в покой, где спало много дружинников. Двум из них он приказал не спускать глаз с Хрёрека ни днем, ни ночью. Эти люди уже давно были у Олава конунга, и он мог положиться на их верность. Не говорится, были ли они знатного рода.
Хрёрек конунг вел себя по‑разному: то он молчал по нескольку дней подряд, и никто тогда не слышал от него ни слова, то становился оживленным и веселым, так что каждое его слово вызывало смех, а иной раз он говорил хоть и много, но только злословил. Случалось, что иногда он много пил и заставлял тех, кто сидел рядом с ним, напиваться до бесчувствия, но чаще он пил мало.
Олав конунг давал Хрёреку порядочно денег на расходы, и, когда Хрёрек приходил в свой покой, он перед сном просил принести меда, несколько жбанов, и поил всех, кто спал в том же покое. За это его все полюбили.
LXXXII
Одного человека звали Финн Малыш. Он был из Упплёнда, а некоторые говорят, что он был финн родом. Он был очень маленького роста, но бегал так быстро, что ни одна лошадь не могла за ним угнаться. Он отлично ходил на лыжах и стрелял из лука. Финн долго служил у Хрёрека конунга. Тот часто посылал его с поручениями, которые требовали особого доверия. Он знал все дороги в Упплёнде и встречался там со многими знатными людьми. Когда за Хрёреком конунгом стали меньше следить, Финн присоединился к тем, кто сопровождал Хрёрека, и часто бывал среди его слуг и каждый раз, когда мог, старался услужить Хрёреку, и часто заговаривал с ним. Но, чтобы не вызывать подозрений, конунг разговаривал с ним мало. Когда весна подходила к концу, и они отправились в Вик, Финн исчез на несколько дней. Потом он снова появился и некоторое время оставался при Олаве. Так повторялось несколько раз, но никто на это не обращал внимания, ибо такое случалось там и с другими.
LXXXIII
Олав приехал в Тунсберг весной перед пасхой и долго там оставался в ту весну. Тогда туда приходило много торговых кораблей. Там были корабли саксов и датчан, корабли с востока из Вика и с севера страны. В городе собралось много народу. Тот год был урожайным, и поэтому часто устраивались пиры. Однажды вечером Хрёрек конунг вернулся в свой покой поздно. Он много выпил и был очень весел. Потом пришел Финн Малыш и принес жбан с медом, настоянным на травах и очень крепким. Конунг поил всех, кто там был, пока они не уснули в своих постелях. Тогда Финн ушел. В покое горел светильник. Конунг разбудил двух дружинников, которые обычно всюду с ним ходили, и сказал, что ему надо выйти по нужде. Они взяли светильник, так как на дворе была страшная темень. Во дворе было большое отхожее место. Оно стояло на сваях, а к двери вела лестница. Когда Хрёрек со своими провожатыми были в отхожем месте, они услышали, как кто‑то крикнул:
– Руби его, черта! – и потом раздался грохот, как будто что‑то упало. Хрёрек конунг сказал:
– Они, должно быть, перепились, раз начали драться. Быстрее идите и разнимите их!
Дружинники быстро собрались и поспешили вниз, но когда они спустились по лестнице, на них напали, и сначала зарубили того, кто бежал сзади, а потом первого. Так убили их обоих. Это сделали люди Хрёрека конунга – Сигурд Хит, который был знаменосцем конунга, и с ним еще одиннадцать человек. Там был и Финн Малыш. Они спрятали трупы между домами, взяли с собой конунга, побежали к своим кораблям и быстро отплыли.
Сигват скальд спал в покое Олава конунга. Он ночью поднялся и пошел вместе со своим слугой в большое отхожее место. Когда они спускались по лестнице обратно, Сигват поскользнулся, упал на колено и, вставая, почувствовал под рукой что‑то мокрое. Он усмехнулся и сказал:
– Я думаю, что многих из нас конунг сегодня так напоил, что мы уже не стоим на ногах.
Когда они вошли в покой, где было светло, слуга спросил:
– Ты не поранился? Почему ты весь в крови?
Сигват отвечает:
– Я не оцарапался, но эта кровь, верно, неспроста.
Он разбудил Торда сына Фоли, знаменосца, который спал рядом с ним. Они взяли светильник, вышли во двор и вскоре нашли кровь. Они пошарили вокруг, нашли трупы и узнали убитых. Они увидели также большое бревно с глубокими зарубками. Потом оказалось, что по этому бревну рубили, чтобы выманить дружинников из отхожего места.
Торд и Сигват посовещались и решили, что надо как можно скорее сообщить обо всем конунгу. Они послали слугу в покой, где спал Хрёрек конунг. Там все спали, но Хрёрека там не было. Они разбудили всех, кто там был, и рассказали о том, что случилось. Все поднялись и вышли во двор, где лежали трупы. И, хотя все понимали, что нужно как можно быстрее сообщить обо всем конунгу, никто не решался разбудить его. Тогда Сигват сказал Торду:
– Что ты выбираешь, друг, разбудить конунга или сказать ему, что случилось?
Торд отвечает:
– Ни за что на свете я не посмею разбудить конунга, лучше уж я расскажу ему, что случилось.
Тогда Сигват сказал:
– До рассвета еще далеко, и к утру Хрёрек сможет укрыться так, что его нелегко будет найти. Они не могли уйти далеко – ведь трупы еще не остыли. Мы покроем себя позором, если не расскажем конунгу об этом предательстве. Ты, Торд, иди в покои и жди меня там.
Сигват пошел в церковь, разбудил звонаря и попросил его звонить за упокой души дружинников конунга, и назвал имена убитых. Звонарь сделал всё, как он просил. Звон разбудил Олава конунга, он приподнялся на постели и спросил, не проспал ли он заутреню. Торд отвечает:
– Хуже! Случилась большая беда: Хрёрек конунг сбежал, а двое Ваших дружинников убиты.
Тогда конунг спросил, как это произошло, и Торд рассказал все, что знал. Тут конунг поднялся и велел трубить тревогу. Когда дружинники собрались, конунг назвал тех, кто должен был отправиться во все стороны от города по суше и по морю на поиски Хрёрека.
Торир Длинный взял с собой тридцать человек и вышел на корабле в море. Когда рассвело, они увидели перед собой два небольших корабля. Заметив друг друга, и те и другие стали грести изо всех сил. Это был Хрёрек конунг и с ним тридцать человек. Когда Торир и его люди стали догонять корабли Хрёрека, те повернули к берегу. Люди Хрёрека выскочили на берег, а конунг остался на корме. Он пожелал своим людям доброго пути и удачи. Тут как раз к берегу подплыл Торир со своими людьми. Тогда Финн Малыш выстрелил из лука. Стрела попала Ториру прямо в грудь, и он пал. А Сигурд и его люди убежали в лес. Люди Торира схватили Хрёрека конунга, взяли труп Торира и отправились обратно в Тунсберг.
C тех пор Олав конунг сам стал проверять, как следят за Хрёреком конунгом. Он велел не спускать с него глаз и принял все меры предосторожности, чтобы защитить себя от его коварства. За ним должны были следить днем и ночью. А Хрёрек конунг был очень весел, и было незаметно, чтобы он был чем‑то недоволен.
LXXXIV
В день вознесения Олав конунг пошел на мессу. Епископ во главе шествия стал обходить церковь, и за ним шел конунг. Когда они вернулись в церковь, епископ подвел конунга к его месту к северу от двери в алтаре. Рядом с конунгом там сидел, как обычно, Хрёрек конунг. Он прикрыл лицо плащом. Когда Олав конунг сел, Хрёрек конунг положил свою руку ему на плечо и сказал:
– На тебе сегодня парчовое одеяние, родич.
Олав конунг отвечает:
– Сегодня ведь большой праздник, в этот день Иисус Христос вознесся с земли на небо.
Хрёрек конунг отвечает:
– Я в этом ничего не понимаю и не могу запомнить того, что вы рассказываете о Христе. Многое, о чем вы говорите, кажется мне мало похожим на правду, хотя много чудес случалось на свете в давние времена.
Когда месса подошла к концу, Олав конунг встал, поднял руки над головой, наклонился к алтарю, и плащ соскользнул у него с плеч. Тут внезапно и стремительно вскочил Хрёрек конунг и нанес Олаву конунгу удар кинжалом. Но так как конунг наклонился, удар пришелся по плащу. Плащ сильно порвался, но конунг не был ранен. Когда конунг почувствовал удар, он отскочил. Хрёрек конунг нанес еще раз удар кинжалом, но промахнулся и сказал:
– Что ж ты, Олав Толстый, бежишь от меня слепого!
Конунг приказал своим людям взять его и вывести из церкви. Они так и сделали.
После этого случая люди Олава просили его, чтобы он разрешил им убить Хрёрека.
– Ты слишком испытываешь судьбу, конунг, – говорили они, – щадя его и оставляя его при себе, какие бы подлости он ни совершал. Ведь он днем и ночью думает о том, как бы лишить тебя жизни. Если же ты отошлешь его куда‑нибудь, мы не знаем никого, кто смог бы так за ним следить, чтобы он оттуда не убежал. А если он убежит, то сразу же соберет людей и причинит много вреда.
Конунг отвечает:
– Да, это так. Многих лишали жизни и за меньшие проступки, чем те, которые совершил Хрёрек. Но я не хотел бы омрачать победу, которую я одержал над упплёндскими конунгами, когда я за одно утро захватил их пятерых и завладел всеми их землями, причем так, что не понадобилось никого из них убивать, ведь все они мои родичи. Мне пока неясно, сможет ли Хрёрек довести меня до того, что я велю убить его.
Хрёрек положил руку на плечо Олава конунга потому, что хотел узнать, есть ли на нем кольчуга.
LXXXV
Одного человека звали Торарин сын Невьольва. Он был исландцем и происходил с севера Исландии. Он не был знатен, но очень умен и красноречив. Он смело говорил с высокопоставленными людьми. Он много путешествовал и подолгу не бывал в Исландии. Торарин был очень безобразен, особенно из‑за своего телосложения. Руки у него были большие и уродливые, а ноги – еще уродливее.
В то время, когда происходили те события, о которых было рассказано, Торарин был в Тунсберге. Олав конунг его знал и часто беседовал с ним. Торарин тогда снаряжал торговый корабль и собирался летом отплыть в Исландию. Торарин гостил несколько дней у Олава конунга, и тот беседовал с ним. Он спал в покое конунга. Однажды рано утром конунг проснулся, когда в том покое все еще спали. Солнце только что взошло, и было уже светло. Конунг увидел, что Торарин высунул одну ногу из‑под покрывала и стал ее рассматривать. Когда все в покоях проснулись, конунг сказал Торарину:
– Я тут не спал и увидел то, что мне показалось очень замечательным. У тебя такая уродливая нога, что, думаю, ни у кого в городе такой не сыщешь.
Конунг попросил остальных посмотреть и сказать, что они думают. И все остальные, увидев ногу Торарина, согласились с конунгом. Торарин, услышав, о чем идет речь, сказал:
– Мало найдется на свете такого, чему нельзя было бы отыскать пару. Наверно, так обстоит дело и с моей ногой. Конунг сказал:
– Я готов биться с тобой об заклад, что другой такой ноги не сыщешь.
Тогда Торарин сказал:
– А я готов биться с Вами об заклад, что найду в этом городе ногу еще уродливей.
Конунг говорит:
– Тогда тот из нас, кто окажется прав, пусть требует у другого все, что захочет.
– Так тому и быть, – сказал Торарин.
Тут он сбросил покрывало со второй ноги, и она была нисколько не лучше первой, к тому же большого пальца на ней вовсе не было. Торарин сказал:
– Посмотри теперь, конунг, на мою другую ногу. Она уродливее – ведь на ней нет одного пальца. Я выиграл.
Конунг говорит:
– Нет, та нога уродливей, ведь на ней пять уродливых пальцев, а на этой всего четыре. Так что я должен требовать от тебя, чего захочу.
Торарин говорит:
– Как сказал конунг, так тому и быть. Чего же ты хочешь просить у меня?
Конунг говорит:
– Чтобы ты отвез Хрёрека в Гренландию и оставил его у Лейва сына Эйрика.
Торарин отвечает:
– Я не бывал в Гренландии.
Конунг говорит:
– Такому бывалому путешественнику, как ты, сейчас самое время отправиться в Гренландию, раз ты там раньше не бывал.
Сначала Торарин ничего на это не ответил, но когда конунг продолжал настаивать на своем, Торарин не отказался прямо, но сказал:
– Я хочу, чтобы Вы, конунг, узнали, чего бы я попросил, если бы выиграл спор. Я хотел просить Вас сделать меня своим дружинником. И если Вы выполните мою просьбу, я постараюсь как можно быстрее сделать то, о чем Вы меня просите.
Конунг согласился, и Торарин стал его дружинником. Торарин стал снаряжать свой корабль и, когда все было готово, взял на борт Хрёрека конунга. Когда Торарин прощался с Олавом конунгом, он сказал:
– А что если случится так, конунг, что нам не удастся добраться до Гренландии и нас отнесет к Исландии или к какой‑нибудь другой стране? Как мне тогда быть с конунгом?
Конунг говорит:
– Если ты попадешь в Исландию, ты передай его Гудмунду сыву Эйольва, законоговорителю Скафти или какому‑нибудь другому знатному человеку, который захочет его принять, а я обещаю за это свою дружбу и пошлю свои знаки. А если тебя отнесет в те страны, которые недалеко отсюда, позаботься о том, чтобы Хрёрек живым не вернулся в Норвегию, но сделай это только в крайнем случае.
Когда Торарин был готов и подул попутный ветер, он поплыл вдоль островов и вышел в открытое море к северу от Лидандиснеса. Ветер был несильный, Торарин боялся сесть на мель и не подходил близко к берегу. Он обогнул Исландию с юга, не упуская берег из вида, поплыл вдоль западного берега и вышел в Гренландское Море. Но тут на море стало неспокойно и поднялось сильное волнение. Лето уже подходило к концу, и он пристал к берегу Исландии в Широком Фьорде.
Торгильс сын Ари был первым из знатных людей, кто их встретил. Торарин сказал ему то, что его просил передать Олав конунг, показал знаки конунга и заверил его в дружбе конунга, если он согласится взять Хрёрека конунга. Торгильс согласился, пригласил Хрёрека конунга к себе, и тот оставался всю зиму у Торгильса сына Ари. Однако ему там не понравилось, и он просил, чтобы Торгильс велел отвести его к Гудмунду, и сказал, что, как он слышал, Гудмунд – самый богатый человек в Исландии, и он хотел бы, чтобы его отвезли к Гудмунду. Торгильс сделал, как он просил, и велел своим людям отвезти Хрёрека к Гудмунду в Подмаренничные Поля. Гудмунд его хорошо принял, потому что конунг просил принять его, и Хрёрек оставался следующую зиму у Гудмунда. Но и там ему не понравилось. Тогда Гудмунд поселил его на небольшом хуторе под названием Телячья Кожа. Там было мало челяди. Хрёрек провел там третью зиму. Он говорил, что, с тех пор как он потерял свои владения, ему больше всего понравилось жить там, потому что он был там самым уважаемым человеком. Летом Хрёрек заболел и умер. Говорят, что он – единственный конунг, похороненный в Исландии.
Торарин сын Невьольва много путешествовал и иногда гостил у Олава конунга.
LXXXVI
Тем летом, когда Торарин отправился с Хрёреком в Исландию, туда же поплыл и Хьяльти сын Скегги. Когда он прощался с Олавом конунгом, тот одарил его подарками в знак дружбы. Тем же летом Эйвинд Турий Рог отправился на запад в викингский поход и весной приплыл в Ирландию к конунгу ирландцев Конофогору. Той осенью в Ульврексфьорде сошлись конунг ирландцев и Эйнар ярл с Оркнейских островов, и произошла жестокая битва. У Конофогора конунга войско было гораздо больше, и он одержал победу. Эйнар ярл бежал на своем корабле и той же осенью вернулся на Оркнейские острова. В этом походе он потерял почти всех людей и всю добычу. Ярл был очень недоволен этим походом и винил в своем поражении норвежцев, которые сражались на стороне ирландского конунга.
LXXXVI I
Теперь пора рассказать о том, что произошло, когда конунг Олав Толстый отправился в свадебную поездку к своей невесте Ингигерд, дочери Олава конунга шведов. Конунга сопровождало много народу. С ним были все самые знатные люди, которых он смог созвать, и каждый из них выбрал себе в провожатые самых знатных и достойных людей. Всё у них было самое лучшее: и одежда, и оружие, и корабли. Они двинулись на восток к Конунгахелле. Когда они приплыли туда, от конунга шведов не было никаких вестей, и никто туда от него не приехал.
Олав конунг тем летом долго оставался в Конунгахелле и пытался разузнать, известно ли что‑нибудь о том, приедет ли туда конунг шведов или нет, и каковы его намерения. Но никто не мог сказать ему ничего определенного. Тогда он послал своих людей к Рёгнвальду ярлу и велел, чтобы они узнали у него, почему конунг шведов не приехал на встречу, как было условлено. Ярл отвечает, что он не знает:
– А как только узнаю, я пошлю своих людей к Олаву конунгу и сообщу ему, в чем дело, если только конунга шведов не задержало обилие дел, из‑за которого, как это часто бывает, его поездки затягиваются на более долгое время, чем он рассчитывает.
LXXXVIII
У конунга шведов Олава сына Эйрика была раньше наложница по имени Эдла, дочь ярла из Страны Вендов. Она была взята в плен на войне, и поэтому ее называли рабыней конунга. Их детьми были Эмунд, Астрид, Хольмфрид. У них был также сын, который родился в канун дня святого Якоба, и, когда мальчика крестили, епископ дал ему имя Якоб. Шведам это имя не нравилось, и они говорили, что никогда еще у шведов не было конунга по имени Якоб. Все дети Олава конунга были хороши собой и умны. Жена конунга была высокомерна и не любила пасынков и падчериц. Конунг отослал своего сына Эмунда в Страну Вендов, и тот воспитывался там у родичей матери, и долгое время был незнаком с христианством. Астрид конунгова дочь воспитывалась в Западном Гаутланде у одного достойного мужа по имени Эгиль. Она была очень хороша собой, красноречива, весела, приветлива и щедра, и, когда выросла, повсюду ездила с отцом, и все ее очень любили.
Олав конунг был высокомерен и неприветлив. Ему пришлось не по вкусу, что бонды выступили против него на тинге в Уппсале и грозили ему расправой. Больше всего во всем этом он винил Рёгнвальда ярла. Он не собирался отправляться на встречу с Олавом, несмотря на то, что зимой было условлено, что он должен поехать летом к границе и выдать свою дочь Ингигерд за Олава Толстого, конунга Норвегии. К концу лета многие хотели знать, что собирается делать конунг, собирается ли он соблюдать договор о мире с норвежским конунгом или нарушит его, и снова начнется распря. Многим эта мысль не давала покоя, но никто не осмеливался прямо спросить конунга. Многие обращались к дочери конунга Ингигерд и просили ее узнать, что собирается делать конунг. Она отвечает:
– Мне не хочется говорить с конунгом о его делах с Олавом Толстым, так как ни один из них не друг другому. Он уже однажды зло ответил мне, когда я заступалась за Олава Толстого.
Ингигерд много думала обо всем этом. Она была озабочена и удручена. Ей не терпелось скорее узнать, что задумал конунг. Она боялась, что скорее всего он не сдержит слова, которое дал конунгу Норвегии, потому что он по‑прежнему приходил в ярость, когда при нем Олава Толстого называли конунгом.
LXXXIX
Однажды рано утром конунг поскакал со своими ястребами и собаками на охоту, и с ним его люди. Когда они пустили ястребов, ястреб конунга сразу взял двух тетеревов, а потом взлетел снова и взял еще трех. Собаки подбежали и подобрали упавших на землю тетеревов. За ними скакал конунг, собирал свою добычу и очень похвалялся ею. Он говорил:
– Не скоро у кого‑нибудь из вас будет такая же удачная охота.
Все с этим согласились и сказали, что нет конунга, который был бы так же удачлив в охоте, как он. Конунг и все его люди поскакали домой. Конунг был тогда очень весел. Ингигерд конунгова дочь как раз выходила из своих покоев и, увидев, что во двор въезжает конунг, повернулась к нему и приветствовала его. Он ответил ей, смеясь, показал свою добычу, рассказал об удачной охоте и сказал:
– Знаешь ли ты другого конунга, который бы так же быстро взял столько добычи?
Она отвечает:
– Пять тетеревов за одно утро – это большая добыча, государь, но все же большей была добыча Олава конунга, когда он за одно утро захватил пятерых конунгов и завладел всеми их землями.
Услышав такие слова, он соскочил с лошади, повернулся к дочери и сказал:
– Знаешь, Ингигерд, как бы ты ни любила этого толстяка, тебе не бывать его женой, а ему твоим мужем. Я выдам тебя замуж за такого правителя, который достоин моей дружбы. Но я никогда не стану другом человека, который захватывал мои владения и причинял мне много ущерба грабежами и убийствами.
На этом их разговор закончился, и каждый пошел к себе.
ХС
Когда Ингигерд конунгова дочь узнала правду о замыслах Олава конунга шведов, она послала своих людей в Западный Гаутланд к Рёгнвальду ярлу и велела ему рассказать, что задумал конунг шведов, и что мир с конунгом Норвегии разорван. Она просила предупредить ярла и всех жителей Западного Гаутланда, что норвежцы могут напасть на них. Когда ярл получил это сообщение, он разослал гонцов по всем своим владениям и предупредил всех, что норвежцы снова могут начать совершать набеги на их земли. Ярл послал гонцов и к конунгу Олаву Толстому и велел передать ему все, о чем сам узнал, а также, что он хочет жить в мире и дружбе с Олавом конунгом и просит не совершать набегов на его владения. Когда Олав услышал все, что ему велел передать ярл, он страшно разгневался и не мог найти себе покоя. Прошло несколько дней, прежде чем с ним можно было разговаривать.
Потом он собрал своих людей на тинг. Сначала поднялся Бьёрн окольничий и рассказал о том, как он зимой ездил на восток с предложением мира и как его хорошо принял Рёгнвальд ярл. Он рассказал также о том, каким упрямым и несговорчивым был вначале Олав конунг шведов.
– Мирный договор был заключен, – сказал он, – благодаря силе бондов, власти Торгнюра и помощи Рёгнвальда ярла, а не по доброй воле конунга шведов. Мы знаем, что договор нарушен по вине конунга, а вины ярла в том нет, мы знаем его как верного друга Олава конунга. А теперь конунг хочет услышать от знати, что он должен предпринять, идти ли ему походом на Гаутланд с тем войском, которое у нас есть сейчас, или вы считаете, что надо поступить иначе.
Он говорил долго и красноречиво. После этого говорили многие могущественные люди, и все сошлись в конце концов на том, что надо отказаться от похода. Они говорили так: