КАК ПЕРЕСТАТЬ ОБИЖАТЬСЯ НА КРИТИКУ
Однажды я беседовал с генерал-майором Смидли Батлером — стариной Всевидящим Оком. Старина Батлер! Помните его? Он был одним из самых колоритных и отчаянно храбрых генералов, когда-либо командовавших морской пехотой США.
Он рассказал мне, что в молодости страстно мечтал о славе и признании и стремился произвести на всех самое благоприятное впечатление. В то время даже самая безобидная критика больно уязвляла и ранила его. Но тридцать лет, проведенных на флоте, закалили его дух. «Меня унижали и оскорбляли, — рассказывал генерал, — меня обзывали псом, змеей и скунсом. Меня оскорбляли величайшие мастера этого дела. Я выслушал в свой адрес все возможные сочетания непечатных выражений, какие только существуют в английском языке. Вы думаете, меня они обижали? Ха! Когда я слышу, что кто-то ругает меня, я даже не поворачиваюсь к нему!»
Может быть, старина Батлер стал слишком безразличен к критике, но одно очевидно: большинство из нас принимают слишком близко к сердцу то, на что вообще не следует обращать внимания. Я помню, как несколько лет назад ко мне пришел репортер из нью-йоркской «Сан», чтобы написать статью о моих семинарах для взрослых. После посещения наших занятий он язвительно высмеял меня и мою работу. Сказать, что я вспылил, значит не сказать ничего. Я воспринял это как личное оскорбление. Я позвонил Джилу Ходжесу, председателю совета директоров этой газеты, и буквально потребовал, чтобы он напечатал статью, объективно отражающую факты, а не оскорбительную и лживую. Я жаждал возмездия за совершенное преступление.
Сегодня мне стыдно за то, как я поступил тогда. Теперь я понимаю, что половина из тех, кто купил эту газету, даже не обратили на статью никакого внимания. Половина из тех, кто все же прочел ее, посмеялись над ней, как над невинной шуткой. А те же, кто отнесся к ней серьезно, забыли о ней через неделю.
Сегодня я понимаю, что люди не думают ни о вас, ни обо мне. Им неинтересно то, что говорят о других. Они думают только о себе — до завтрака, после завтрака и все остальное время дня, пока не заснут. Их гораздо больше заботит собственная головная боль, чем известие о вашей или о моей кончине.
Даже если кто-то солгал о вас, оскорбил, извратил ваши слова, воткнул нож вам в спину, поднял на смех и предал — не погружайтесь в пучину жалости к себе. Вместо этого вспомните, что с Иисусом произошло то же самое. Один из его двенадцати лучших и преданнейших друзей стал предателем за сумму, которая в пересчете на сегодняшние деньги составляет всего-то девятнадцать долларов. А другой из двенадцати открыто предал Христа в трудную минуту, трижды заявил, что не знает Иисуса, и даже поклялся в этом. Вот что произошло с Иисусом. Так почему же с вами или со мной не должно случиться ничего подобного?
Давным-давно я понял, что не в состоянии помешать людям несправедливо критиковать меня. Я могу сделать гораздо более важное — могу сделать так, чтобы несправедливые слова не оказывали на меня никакого действия.
Давайте разберемся в этом. Я не призываю вас не обращать внимания на критику. Я далек от подобной мысли. Я говорю о том, что не следует обращать внимания на несправедливую критику. Как-то раз я спросил Элеонору Рузвельт, как она относится к несправедливой критике — один бог знает, сколько подобных слов пришлось ей выслушать в свой адрес! У этой женщины было больше преданных друзей и заклятых врагов, чем у любой другой хозяйки Белого дома.
Миссис Рузвельт рассказала мне, что в детстве и юности она отличалась болезненной застенчивостью и постоянно боялась того, что могут сказать о ней люди. Она так боялась всяческой критики, что однажды спросила совета у своей тети, сестры Теодора Рузвельта. Элеонора спросила: «Тетя Бай, я хочу сделать то-то и то-то. Но я боюсь, что людям это не понравится».
Сестра Тедди Рузвельта посмотрела ей в глаза и сказала: «Никогда не думай о том, что скажут люди, если ты убеждена, что поступаешь правильно». Элеонора Рузвельт рассказала мне, что именно этот совет стал ее Гибралтарской скалой, когда она стала хозяйкой Белого дома. Она сказала, что единственный способ избежать критики — это превратиться в фарфоровую фигурку и застыть на полке. «Поступай так, как считаешь правильным, — пусть даже за это тебя подвергнут критике. Тебя осудят, если ты сделаешь это, и осудят еще более жестоко, если ты этого не сделаешь!» Вот такой совет дала Элеоноре эта мудрая женщина.
Когда Мэттью С. Браш был президентом крупной компании, я спросил его, обращает ли он внимание на критику. И он ответил: «Да, в молодости я был очень чувствителен. Я страстно мечтал, чтобы все сотрудники моей компании считали меня совершенством. Если это было не так, я огорчался. Я старался умиротворить каждого, кто что-то говорил против меня. Но добивался я лишь одного — когда мне удавалось наладить отношения с одним, в ярость приходил другой. Стоило мне справиться со вторым, как тут же находилась еще парочка недовольных. Наконец я осознал, что чем больше я стараюсь задобрить и умиротворить чувства одних, чтобы избежать критики в мой адрес, тем вернее наживаю себе новых врагов. И наконец я сказал себе:
«Если ты выше остальных, то тебе не избежать критики. Так что откажись от этой идеи!» И такой подход очень мне помог. С этой минуты я взял себе за правило делать все, что в моих силах, а после этого раскрывать старый зонтик, чтобы он принимал на себя ливень несправедливой критики, обрушивающийся на мою голову».
Димз Тейлор пошел еще дальше. Он позволил этому ливню обрушиться прямо на него и только смеялся над ним — причем публично. Когда он выступал по радио с комментариями в антракте воскресного дневного концерта Нью-Йоркского филармонического симфонического оркестра, ему передали записку, в которой одна женщина называла его «лжецом, предателем, змеей и слабоумным». Мистер Тейлор пишет в книге «Люди и музыка»: «Я подозреваю, что она совершенно не думала о том, как прозвучат ее слова». В следующей программе мистер Тейлор прочел это письмо по радио миллионам слушателей — и получил еще одно письмо от этой же самой женщины, в котором она сообщала, что ее отношение к нему не изменилось. Она по-прежнему утверждала, что он лжец, предатель, змея и слабоумный. Нельзя не восхищаться человеком, способным так воспринять явно несправедливую критику, его спокойствием, его невозмутимостью и чувством юмора.
Когда Чарльз Шваб выступал перед студентами в Принстонском университете, он рассказал, что самый важный урок в своей жизни он получил от старого немца, работавшего на его сталелитейном заводе. Этот старый немец ввязался в жаркий спор с другими рабочими на тему войны, и они сбросили его в реку. «Когда он пришел в мой кабинет, — рассказал мистер Шваб, — покрытый грязью и весь мокрый, я спросил его, что же он ответил людям, сбросившим его в реку. И он ответил мне: «Я просто рассмеялся».
Мистер Шваб сделал слова, услышанные от этого старого немца, девизом своей жизни: «Просто смейся». Этот девиз особенно хорош, когда вы чувствуете себя жертвой несправедливой критики. В ответ на грубость можно ответить новой грубостью, но что делать с человеком, который просто смеется?
Линкольн вряд ли смог бы выдержать все нечеловеческое напряжение Гражданской войны, если бы не оставил попытки возражать всем тем, кто яростно нападал на него. Его описание того, как он относился к подобным замечаниям, стало своего рода классикой американской литературы. Генерал Макартур всегда держал копию этого высказывания у себя на столе. Уинстон Черчилль вставил эту цитату в рамку и повесил ее на стену в своем кабинете в Чартвелле. Вот эта замечательная цитата: «Если бы я читал все нападки на меня, не говоря уж о том, чтобы отвечать на них, у меня не было бы времени заниматься ничем другим. Я всегда делал все, что было в моих силах, — сделать больше я просто не могу и собираюсь поступать так до конца. Если в конце концов подтвердится моя правота, то все, что говорилось против меня, не будет иметь значения. Если же меня ждет поражение, то, даже если десять ангелов поклянутся, что я был прав, это уже ничего не изменит».
Когда вы подвергаетесь несправедливой критике, вспомните простое правило: Делайте все, что в ваших силах, а после раскрывайте старый зонтик, и пусть дождь несправедливых упреков стекает по нему, не причиняя вам вреда.
Часть вторая