Ленинизм в натуральном виде 2 страница
Объединило тех, в ком эта идея оказалась сильнее партийных установок и разногласий, и силы вобрало в себя самые разнородные. И часть офицерства (офицерства военного времени, т. е. на 80–85 % состоящего из той же интеллигенции, надевшей мундиры), и часть казачества, и часть крестьян, и рабочих (например, рабочих Ижевска и Воткинска, составлявших лучшие дивизии Колчака). Да вот только незначительную часть — и офицерства, и крестьян, и рабочих. Но лучшую. Ту, которая сохранила в себе устои патриотизма в революционном хаосе и пыталась отстоять право населения России быть «русскими», а не экспериментальным материалом коммунистов. И явление «белогвардейщины» было исконно русским, и лежало целиком в сфере духа, а не рациональных и материальных начал. С грубо материальной точки зрения сражаться и погибать белым было, собственно, и не за что — например, более 90 % офицеров-добровольцев не имели недвижимой собственности, ни родовой, ни приобретенной. Лишь 15 % их принадлежали к дворянству, да и то давно потерявшему к 1917 г. всякие реальные привилегии. И, тем не менее, они оставляли свои семьи — зачастую в нищете и опасности, — оставляли родные места, оставляли возможность устроиться при новых властях, как это успешно делали многие их коллеги и сослуживцы, и шли на лишения и смерть ради спасения России, ради сохранения высших духовных идеалов всего российского народа.
И когда 2,5 тысячи добровольцев выступали с Корниловым в Ледовой поход, в море революционного безумия и бесчисленных красных отрядов, то естественно, надежды на конечный успех у них были, но много ли шансов персонально у каждого было дожить до этого успеха? Нет. Они сознательно шли на подвиг самопожертвования, чтобы собственным примером "будить Россию". Как писал Деникин: "Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором все в области духа и творимого подвига. Пока есть жизнь, пока есть силы, не все потеряно. Увидят «светоч», слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе — те, кто пока еще не проснулись".
Стоит вспомнить и о том, что как раз белый лагерь стал средоточием духовности прежней России — в нем оказались и лучшие писатели, и цвет науки, и мыслители, и общественные деятели. Так что, на мой взгляд, для правильной оценки явления «белых» приложима другая теория Кожинова (см. напр. "Победы и беды России", М., 2000) — о неразрывной триаде "государство, интеллигенция, народ", которая составляла одну из важнейших особенностей развития нашей страны. И при крушении одной из составляющих государства, интеллигенция попыталась взять на себя функции его спасения и возрождения, что и составило главную суть Белого Движения.
Но вернемся к нашей теме и увидим, что и в этих непредусмотренных изначально условиях большевики начали реализовывать свои планы. Конечно, компетентности в делах государственного строительства у них было не больше, чем у министров Временного Правительства, зато были железная воля, упрямство, жестокость и беспринципность, позволяющие не считаться ни с чьими возражениями, ни с какими жертвами и ни с какими «побочными» последствиями своих действий.
Для создания новой ленинской антисистемы на месте российского государства требовалось в первую очередь доломать и подавить прежнюю духовность России, ее систему моральных и нравственных ценностей. И орудием этой дальнейшей ломки стала "классовая теория", согласно которой все общество делилось на касты: высшую — пролетариат (еще раз подчеркнем — в ленинском понимании), низшую — крестьянство, призванную находиться в подчинении у пролетариата, и внекастовых неприкасаемых — «буржуев», к которым скопом относилось все образованное, интеллектуальное и мыслящее, или по крайней мере, способное мыслить независимо. Если до Октября разжигаемая классовая вражда уже прорывалась в стихийных хамских выходках и эксцессах, то теперь она начинает внедряться сверху, целенаправленно и настойчиво. Например, в работе "Как организовать соревнование", Ленин фактически науськивает громил и шпану на интеллектуальную часть общества, гарантируя вседозволенность и полную власть над жертвами. "Единство в основном, в коренном не нарушается, а обеспечивается многообразием в подробностях… в приемах подхода к делу, в путях истребления и обезвреживания паразитов (богатых и жуликов, разгильдяев и истеричек из интеллигенции)". И предлагает действовать, кто как хочет — заставить "чистить сортиры", выдать "желтый билет по отбытию карцера" или просто расстрелять «тунеядца» и "лакея буржуазии".
Да и само государство не оставалось в стороне от этой кампании. Уже в ноябре 1917 г. Ленин разрабатывает декрет о реквизициях — организованных грабежах, определяет круг квартир, подлежащих налетам. Разрабатываются и нормативы, вплоть до того, сколько пар нижнего белья оставлять владельцу. А параллельно с реквизициями предписывалось и уплотнение — жильцов двух «богатых» квартир сгонять в одну. И вовсе не из-за того, что осенью 17-го квартирный вопрос в России стоял на первом плане. «Буржуев» требовалось утеснить в самом прямом смысле, чтобы почувствовали на себе руку нового «хозяина». А, кроме того, и на свою опору, городскую чернь, влияние усилить. Повязать ее грабежами чужого, сделать своими соучастниками. Дать почувствовать сладость превосходства над культурными слоями. А за невозможностью выполнения демагогических большевистских обещаний мира, порядка и изобилия, подкормить часть «электората» хоть какими-то реальными выгодами — переселением в богатую квартиру, возможностью поизмываться над ближним, пограбить «награбленное». Ведь проблем разрушенного снабжения реквизиции, разумеется, решить не могли, но при их проведении неплохо наживались те же матросики и вернее служили режиму. Например, если требовалось расстрелять демонстрацию в поддержку Учредительного Собрания.
В сознание внедрялось примерно такое же отношение к недочеловекам-"буржуям", как потом к иудеям в нацистской Германии. Так, декретом от 20. 12. 17 г. им предписывалось под страхом тюрьмы носить при себе соответствующие справки из домкомов. И тут же оговаривалось, кого считать «буржуями» — в данный круг входят не только владельцы недвижимости и денежных сумм свыше 1 тыс. руб., а все служащие государственных, частных и общественных учреждений. В феврале 18-го ценз «буржуя» был снижен до 500 руб. К этому же времени относятся попытки введения всеобщей трудовой повинности. Как мы видели, в идеале она должна была распространиться на все население, но всех подмять пока была кишка тонка, и поначалу ее наложили на тех же «буржуев». Каждому из них предписывалось носить при себе рабочую книжку под страхом кары "по законам военного времени". Началось и создание "трудовых батальонов". По указанию Ленина "в эти батальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев. Сопротивляющихся — расстреливать".
Ну а против всех попыток сопротивления и недовольства большевизм сразу же после прихода к власти развязал террор. В декабре была создана пресловутая ВЧК, а постановлением Совнаркома от 19. 12. 17 г. выведена из-под всякого юридического контроля. Правда, в условиях многопартийности такого разгула, как позже, ЧК позволить себе еще не могла, и расстрелы были немногочисленными, как бы исподтишка. Но уже в феврале 18-го под предлогом германского наступления тормоза начали сниматься, и декрет "Социалистическое отечество в опасности" провозглашал: "Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления".
А на местах, в провинции, где все можно было свалить на борьбу с классовым врагом, большевистский террор с самого начала принял массовые и жуткие формы. Наверное, даже сейчас, когда до широкого круга граждан стала доходить правда тех лет, мы не можем представить и малой доли кошмаров тогдашней действительности. Чему, кстати, немало способствуют нагроможденные за 70 лет советские пропагандистские штампы о «святом» и романтическом времени, где действуют героические идейные комиссары, светлые душой «бумбараши», искренние бескорыстные матросы и чекисты с "горячим сердцем и чистыми руками". На самом же деле революция после внешнего разрушения государственных структур повела к явлениям и внутреннего порядка — разрушению моральных и нравственных устоев самого человеческого бытия. Уже не только выпустила преступников из-за решеток каторг и тюрем, а взломала и все психологические «решетки» запретов в душе человека, "выпустив на волю" преступника, порой таящегося в обычном, среднем гражданине, но прочно обузданного в его повседневной жизни.
Давно известно, скажем, что в душе каждого от природы заложен сильный психологический барьер против убийства себе подобного. И для примера приведу реальный случай, имевший место в 1980 г. Советское командование решило испытать в боевых условиях Афганистана самые совершенные по тому времени образцы авиационной техники, и туда был направлен отряд из нескольких новейших машин, в том числе и знаменитых сейчас Су-25. И в первый же день после перебазирования поступила заявка на нанесение авиаудара по большому каравану моджахедов, шедшему со стороны Пакистана. Афганцы этих самолетов ни разу не видели, приняли за американские, залетевшие из-за рубежа, поэтому даже не рассредоточились, и удар был нанесен "в упор", на бреющем полете, по компактной колонне людей и лошадей. Так вот, двум опытнейшим летчикам-испытателям, офицерам далеко не робкого десятка, не раз смотревшим в глаза собственной смерти и терявшим на опасной работе товарищей, после этого стало плохо. Вернувшись на базу, они не сразу смогли выбраться из кабин, а командир отряда генерал Алферов сумел добиться от них внятного доклада лишь после того, как влил в каждого по стакану коньяка.
Хорошо известны и резкие всплески преступности после каждой войны — не только за счет того, что многие их участники оказывались потом выбиты из привычной жизненной колеи и отыскивают средства к существованию. Это объясняется и тем, что естественный психологический барьер "не убий" у фронтовиков бывает уже ослаблен. Но во внешних войнах он все же сохраняется — тут противник говорит на другом языке, одет в другую форму, у него другие традиции, стереотипы поведения, менталитет. Да и убийство врага не является здесь сверхзадачей — скорее, речь идет о том, чтобы обезвредить противника, отвести опасность от «своих» или наказать за прошлый ущерб, а убить при этом какое-то количество неприятелей — лишь "необходимое зло".
В гражданских же войнах происходит девальвация жизни представителей собственного народа, поэтому они, как правило, становятся куда более жестокими и кровопролитными, чем внешние. И касается это не только России. Еще в глубокой древности гражданские войны в Китае уносили по три четверти населения. Можно вспомнить гражданские войны Рима с казнями всех пленных и проскрипционными списками, резню религиозных войн во Франции, Англии, Германии. Или американскую войну Севера с Югом, где США потеряли больше людей, чем во всех последующих войнах по сей день вместе взятых.
Ну а особенностью России, стало то, что коммунисты утверждали свою власть именно на разрушении и отрицании всех прежних устоев морали. Уже ослабленных войной и расшатанных хаосом революций. И как отмечалось, изначальной опорой Ленина становились те, у которых эти устои уже были в достаточной степени порушены — уголовники, дезертиры, ради собственной шкурной безопасности научившиеся убивать своих офицеров, матросня, тоже переступившая "порог крови" и вошедшая во вкус жестокости. А с помощью классовой теории в этот сатанинский круг вовлекались новые совращенные ведь «буржуи» официально признавались недочеловеками, а стало быть, и убийство их оказывалось как бы уже и не убийством.
И пошло… В одном лишь Севастополе было зверски умерщвлено около 800 офицеров и гражданских лиц — их топили, расстреливали, подвергали всяческим глумлениям, терзали штыками. Но это уже не было стихийным бунтом, как в Феврале в Кронштадте. Сюда и балтийцев преднамеренно присылали для "обмена опытом", а руководила расправами большевистская комиссарша Соловьева. После чего моряки принялись устанавливать "советскую власть" по всему Крыму. В Ялте было убито 80 чел., в Феодосии — 60, в Симферополе — 160. Сотнями истребляли «контрреволюционных» крымских татар. В Евпатории схватили более 300 чел. и подвергли мучительным казням, происходившим на кораблях «Трувор» и «Румыния» под руководством и при непосредственном участии комиссарши Антонины Нимич. Жертву выволакивали из трюма на палубу, раздевали, отрезали нос, уши, половые органы, рубили руки и ноги, и лишь после этого кидали в море.
Настоящая вакханалия началась в Киеве, когда туда вошла (без боя) армия Муравьева. Раненых, найденных в домах и больницах, вышвыривали на улицу и тут же умерщвляли. Военных вызвали явиться в театр для "проверки документов", там же перестреляли и перерубили. Хватали всех «подозрительных» или предъявивших документы украинского правительства, в мороз раздевали донага и везли на казнь — и окоченевшие жертвы порой часами должны были ждать, когда их соизволят пристрелить. Всего тут было перебито 2 тыс. чел. А когда та же армия докатилась до Одессы, там было утоплено 400 офицеров.
В Таганроге свирепствовала армия одного из ленинских приближенных, видного большевика Сиверса. Офицеров и юнкеров (разумеется, не причастных к белым и не ушедших с их армией), расстреливали на улицах. Многих свозили на казнь на металлургический, кожевенный, Балтийский заводы. Около 50 чел. были брошены связанными в доменные печи, другим разбивали головы, четвертовали. Массовые экзекуции происходили позже и в Ростове. Арестованных, в числе которых было много учащихся высших и средних учебных заведений, подростков 14–16 лет — гимназистов и семинаристов, раздевали до кальсон, сводили к городскому собору и там расстреливали. Подобные бойни были и в Новочеркасске (2 тыс. казненных), и в Оренбурге, и в Астрахани.
Размах и жестокость репрессий зависели, собственно, от произвола местных начальников. Так, захлебнулся в крови украинский городишко Глухов, где не только уничтожили всех «буржуев», но решили извести и "буржуйское семя", расстреляв гимназистов и гимназисток. И не только расстреливали имелись свидетели того, как из комендатуры потом вывозили голые детские трупы с различными увечьями. (И кажется просто парадоксальным, что одной из достопримечательностей современного Глухова является «музей» памятников коммунистических вождей, созданный местными энтузиастами на свои средства они бережно собирают по всей Украине свергнутые с пьедесталов статуи и бюсты видных большевиков и сохраняют их, окружив заботой и вниманием). В ст. Ладыженской 77 чел., в том числе женщины, были зарублены. В Екатеринодаре также не расстреливали, а рубили головы. Аналогичный способ применял палач и Ашихин в Ставрополе, казнивший 166 чел. В Ессентуках особыми зверствами прославился "женский карательный отряд каторжанки Маруси". В ставропольском селе Безопасном была тюрьма, куда свозили задержанных из окрестностей, а «суд» местного коменданта Трунова сводился к двум фразам: "покажь руки!", и если руки (или человек) ему не нравились «раздеть»! С обреченного срывали одежду, кололи штыками и выбрасывали в скотомогильники. Причем таким же способом Трунов приказал убить у себя на глазах собственную жену. А неподалеку, в селе Петровском, каратели устроили массовые расстрелы «буржуев» на обрывистом берегу р. Калауса, после чего туда же привели учениц местной гимназии и велели раздеваться. Но убивать не стали, а просто насладились их страхом ожидания смерти и перенасиловали, сопровождая это истязаниями.
Дополнительный размах и жестокость террор приобретал там, где имелись какие-то давние счеты и противоречия — как между казаками и иногородними на Кубани, что сразу вылилось в резню. За красными отрядами иногородних двигались целые обозы подвод с их женами и детьми — грабить, и эти же бабы садистски добивали раненых, измывались над казачками. А в предгорьях Кавказа наоборот, казаки провозглашали себя красными и объявили «буржуями» нищих черкесов, чтобы прибрать их земли. И развернули настоящий геноцид, вырезая их целыми аулами — по 200–300 чел. в каждом — всех, кто не успел убежать. Подобная жуткая картина наблюдалась и на Ставрополье, где начался геноцид калмыков, тоже объявленных «контрреволюционным» народом с целью захватить их земли и скот. Уничтожалось население и буддийские святыни, жгли и оскверняли храмы, подросткам резали уши, выкалывали глаза, кастрировали, а женщинам после обычных изнасилований калечили половые органы и груди — чтобы потомства больше не производили.
Своя специфика была в Сибири и на Дальнем Востоке, где, как уже отмечалось, среди красных осело особенно много каторжников. Когда большевикам здесь попытался противостоять Г. М. Семенов, из двух брошенных против него полков один был сформирован из уголовников. И руководила ими начальница штаба Лазо, 19-летняя Нина Лебедева-Кияшко. Ее полк отметился погромами и грабежами, особенно разгулявшись на ст. Даурия, где убивались мирные граждане, а из домов тащилось все ценное. А в Благовещенске при установлении "советской власти" было истреблено 1,5 тыс. человек.
Ну а если действительно случались какие-то проявления недовольства, то тут террор выплескивался как вполне «нормальное» явление. Так, после восстания в Лабинском отделе на Кубани было казнено 770 чел. — в том числе женщины, дети. Когда произошли волнения среди рабочих в Омске, большевики придумали провести «децимацию» по древнеримскому образцу — из «виновных» отсчитали каждого десятого, и приговорили их вместе с семьями, так что набралось несколько сот человек. И расправу с ними провели «образцовую», приблизив к децимации — перед расстрелом каждого заставляли оголяться и подвергали порке. Как доносил впоследствии английский консул Элиотт Керзону, среди казненных таким способом были и молодые девушки, и старухи, и беременные женщины.
Конечно, примеры эти далеко не полные, но дают представление о том, в какой ад покатилась Россия. И напомним, что настоящая гражданская война по стране, собственно, еще не развернулась, и все приведенное относится к периоду так называемого "триумфального шествия Советской власти". То есть, вообще не могло быть связано ни с реальным противодействием врагам, ни какой-либо местью. Ужас был выпущен на волю, организованно насаждался и поощрялся лишь для того, чтобы сразу запугать и затерроризировать страну, сделав ее послушной воле новых хозяев.
Гражданская и Мировая
Но кроме внутренних, перед большевиками с первых их шагов встали и внешние проблемы. Ведь за помощь, оказанную им германскими спецслужбами, требовалось расплатиться сепаратным миром. Однако переговоры по этому поводу, начавшиеся в Бресте, шли долго и трудно, в несколько этапов. Дело в том, что воевать на два фронта Центральные Державы больше не могли, понеся огромные потери и фактически к 1917 г. уже надорвавшись. Единственный шанс для них был — срочно заключить мир на Востоке, перебросить все силы на Западный фронт, и нанести Антанте поражение до тех пор, пока во Франции не высадилось и не развернулось достаточное количество американских войск. Но по причине полного экономического истощения они уже чисто физически не могли пойти на мир "без аннексий и контрибуций", поскольку оккупированные области были теперь включены в систему их разваливающегося хозяйства и работали на их снабжение. Наконец, запасы жизненных ресурсов у них были тоже исчерпаны, начинался настоящий голод, а продовольствие можно было получить только на Востоке.
Да только и Ленин со товарищи оказались в тупике. Продолжать войну они и подавно не имели возможности, поскольку сами же, чтобы прийти к власти, разложили и развалили армию, так что немцы могли через несколько дней оказаться в Петрограде и скинуть их. А с другой стороны, большевики еще слишком слабо держались у власти, и осмелься они заключить мир на германских условиях, их тут же смела бы волна общенационального возмущения, которая объединила бы всех их противников и активизировала инертные народные массы.
И большевики попытались тянуть резину в надежде на "мировую революцию". Тут надо напомнить, что по всем марксистским канонам социалистическая революция и не мыслилась иначе как мировая, когда за пролетариатом одной страны дружно последуют остальные, а иначе капитализм неминуемо должен был объединить усилия и раздавить очаг коммунизма. И поскольку социализм — это следующая закономерная стадия за капитализмом, то и победить он первоначально обязан был в самой промышленно-развитой стране, которая первой «созрела». Так что с Россией уже нарушение вышло, и чтобы объяснить его, появилась ленинская теория "слабого звена" в цепи империалистических держав. А теперь, по той же теории, получалось, будто следующими "слабыми звеньями" станут Германия и Австро-Венгрия. И выводы, казалось, подтверждались. Из-за военной усталости и истощения положение Центральных Держав продолжало стремительно ухудшаться, вспыхнула голодная забастовка в Вене, волнения под экономическими лозунгами в Берлине, и большевики надеялись на близкий революционный взрыв в этих странах. Характерно и то, что переговоры с советской стороны возглавил Троцкий (Бронштейн) — в эмиграции он находился в США, ехал в Россию не через Германию, был меньше других лидеров замешан в предреволюционных контактах с немцами, а значит и вести себя мог более независимо.
Дополнительные сложности создало вмешательство в переговоры Украины, которая сначала вела себя с позиции силы и своим хлебом откровенно шантажировали голодающую Австрию, требуя в обмен на продовольствие территориальных уступок. Но по мере наступления красных на Киев гонор быстро сошел на нет, и Центральная Рада соглашалась уже на положение вассала Германии, лишь бы ее защитили. А тут еще вскрылись расчеты большевиков на "мировую революцию" — в Берлине перехватили радиообращение из Петрограда к немецким солдатам, где их призывали к убийству императора, генералов и к братанию с Советами. Кайзер рассвирепел от такого вероломства, приказал немедленно прервать переговоры, а вдобавок к прежним условиям потребовал у большевиков еще не оккупированные части Эстонии и Латвии.
И вся стратегия коммунистов провалилась. С Украины их «попросили», как с территории дружественного Германии государства. А принять ужесточившиеся условия — и подавно значило быть свергнутыми, потому что даже в собственной партии большинство считало такие требования позорными и стояло за "революционную войну" — ведь связи с противником и обязательства перед ним, разумеется, оставались строжайшей тайной, доступной лишь узкому кругу посвященных. Поэтому и была объявлена 11 февраля знаменитая формула Троцкого "ни войны — ни мира" (кстати, провозглашенная не вопреки Ленину, а по согласованию с Лениным). Для большевиков в тот момент она была не «авантюрой», а единственно оставшимся выходом.
Зато подобная двусмысленность никак не устраивала Центральные Державы. Оставалась вероятность, что коммунисты вскоре падут. Могли они и мобилизовать новую армию, сменить курс — уж кто-кто, а немцы успели хорошо узнать коварство своих ставленников. И они тоже приняли единственное оставшееся решение — пугнуть большевиков, как следует. И двинули свои части в Россию. Нет, никто их под Псковом и Нарвой не останавливал. Героическое рождение Красной Армии в боях с ними — всего лишь пропагандистская легенда. Сопротивления не было оказано нигде, и немцы даже не разворачивались в боевые порядки. Они просто ехали на поездах и занимали станцию за станцией. Даже численность наступающих подразделений была ничтожной — порой по несколько десятков штыков, так как основная часть войск была уже переброшена на Запад. А Красная Гвардия — анархические толпы дезертиров и люмпенов, страшные только для мирного населения, при приближении неприятеля трусливо разбегались. Матросы Дыбенко, по его собственному признанию, без оглядки драпали до Гатчины, где в панике погрузились в железнодорожные составы. А потом эти составы долго разыскивали по всей стране и перехватили только… под Самарой.
Так что на самом деле 23 февраля было не днем боевой славы, а днем национального позора России. Да, декрет о создании регулярной Красной Армии был подписан в этот день, но из-за того, что Красная Гвардия показала свою полную небоеспособность. Германские войска останавливались сами, достигнув заданных рубежей, и из Берлина еще и одергивали самых горячих генералов, чтобы не вздумали продолжать движение на Петроград. Потому что это привело бы к падению большевиков, а никакое другое правительство не предпочло бы свою власть национальным интересам и мира не заключило бы.
А Совнарком в этот же день, 23. 2. 18 г., известил по радио, что принимает все условия капитуляции. Впрочем, с большой долей вероятности можно утверждать, что верхушка большевиков этого и ждала. На подобный вариант очень уж прозрачно намекал в Бресте сам Троцкий — говорил, что коммунисты никогда не поступятся своими принципами, но… если речь пойдет о грубых аннексиях, то должны будут склониться перед силой… Или, скорее, Ленина устраивали оба варианта — случись чудо, и красногвардейцы окажутся способными противостоять оккупантам, большевики будут в выигрыше как победители и избавятся от прежних обязательств. А случись как случилось смогут пойти на унизительный мир как жертва агрессии, без обвинений в предательстве. Да и многие сторонники "революционной войны" от беспрепятственного марша немцев и беспомощности красногвардейцев сразу потеряли почву под ногами и прикусили языки.
В том, что был разыгран согласованный с противником сценарий, убеждает и деятельность Карла Моора. Весь январь и февраль он пробыл в Петрограде, находился в тесном контакте с Лениным, непосредственно участвовал в работе по подготовке капитулянтского мира. Очевидно, «Байер» держал в курсе всех нюансов и настроений ленинского окружения своих германских хозяев, а может и служил для этого окружения тайным каналом связи с немцами. А сразу после заключения мира он уезжает из России. Служит в Берне посредником для налаживания тесных контактов между советским полпредом и посольством Германии, в июле направляется в Берлин, где выступает консультантом советской делегации, обсуждавшей там дополнительное соглашение к Брестскому договору, а при возвращении этой делегации в Москву едет с ней вместе. 14. 8. 18 г. советский дипломат в Берне Г. Шкловский направил лично Ленину письмо: "Обращаю Ваше внимание на К. Моора. Он немецкий агент, купленный за деньги. Доказательств более чем достаточно и никакому сомнению не подлежит. Я уверен, что он нам много зла принес во время своего пребывания в России (при заключении Брестского мира и наступлении немцев)".
Но Ленин, очевидно, считал иначе, и письмо наивного Шкловского передал… К. Радеку, еще одному немецкому агенту. Вместе с которым они обвинили Шкловского в "распространении инсинуаций" против заслуженного и полезного товарища.
Ну а России пришлось расплачиваться за все эти игрища. Она по Брестскому договору теряла Финляндию Польшу, Литву, Латвию, Эстонию, Украину, Крым, Закавказье. Демобилизовывалась армия и разоружался флот. Оккупированные области России и Белоруссии оставались у немцев до конца войны и выполнения Советами всех условий договора. На страну налагалась контрибуция в 6 млрд. марок золотом. Плюс уплата немцам убытков, понесенных в ходе революции — 500 млн. золотых рублей. Плюс кабальный торговый договор. Германии и Австро-Венгрии доставалось огромное количество вооружения, боеприпасов и имущества, захваченное в прифронтовой полосе, возвращались 2 млн. пленных, что позволяло восполнить боевые потери. Фактически Россия попадала в полную экономическую зависимость от Германии, превращалась в базу Центральных держав для продолжения войны на Западе.
Но получили большевики и некоторый дополнительный выигрыш, не предусмотренный никакими договорами. Потому что из этих миллионов пленных далеко не все стремились вернуться в мясорубку Мировой войны, а поскольку после Бреста никто уже дома не смог бы упрекнуть их в предательстве, многие начали вступать в «союзную» Красную Армию, в органы ЧК и советской власти. Понятно, что по отношению к чужому народу они были идеальными карателями, как понятно и то, что искали такие лазейки далеко не лучшие представители своих народов. Некоторые при этом заражались большевистскими идеями, другие оставались просто наемниками. А всего за годы гражданской через большевистские вооруженные силы прошло до 300 тыс. подобных «интернационалистов». Правда, в это число надо включить и 40 тыс. китайских наемников — их еще царское правительство подряжало на тыловые работы, вроде стройбатов, а большевики за высокую плату начали привлекать на службу. Наемниками стали и латыши с эстонцами, которые не могли вернуться на оккупированную родину. Поэтому латышские полки не разложились и не разбежались, подобно русским частям, и приняли предложение коммунистического руководства, пообещавшего им оплату золотом (впрочем, довольно часто в гражданскую «латышами» называли и немцев). Так что костяком и самыми боеспособными частями формирующейся Красной Армии стали отнюдь не патриотические силы России.
Что же касается политики Западных держав, то следует помнить, что последовавшие с их стороны антибольшевистские действия диктовались отнюдь не возмущением от жестокой политики узурпаторов и не заботой о "гуманитарной катастрофе" в России. Нет, они рассматривались сугубо в рамках продолжения Мировой войны. Еще при царе на средства западных союзников началось строительство Мурманского порта, как незамерзающей базы для флотов Антанты на севере. В Мурманск, Архангельск и Владивосток было завезено для России свыше миллиона тонн военных грузов на сумму более 2,5 млн. руб. И поскольку большевики теперь стали союзниками Германии, возникла реальная угроза, что все это вооружение, снаряжение и имущество уплывет в руки немцев. И, конечно же, очень пригодится им на фронте при углубляющемся кризисе собственной промышленности, нехватке рабочих рук и сырья. Поэтому и было принято решение о высадке в этих трех портах военных контингентов Антанты, чтобы взять под охрану сами базы и скопившиеся в них грузы.