Солнце и древнейшие календари
Когда именно у славян появился рассмотренный выше календарь, точно сказать трудно, и здесь мы вынуждены пока ограничиться рассмотрением процесса возникновения солнечных календарей у народов Старого Света. Кроме того, следует отметить, что одним из способов датировки возникновения у человечества солнечного культа являются разработанные ими способы счисления времени. Как уже отмечалось выше, славянский перевод Хроники Иоанна Малалы особо подчеркивает появление солнечного двенадцатимесячного года именно в эпоху правления Дажьбога. Аналогичный календарь IV в. н.э., рассмотренный Б.А. Рыбаковым, существовал у Черняховской культуры. Хоть на сегодняшний день принадлежность ее славянам так и остается недоказанной, тем не менее это показывает наличие солнечного календаря в Восточной Еропе в данную эпоху. Однако начало складывания традиции счислять течение врсмсіш по дневному светилу относится к каменному веку. Так, например, сибирский всрхнеиалеолитический календарь Мальты, создашшй 24 тысячи лет назад, вел отсчет врсмсіш с момента весеннего равноденствия и фиксировал ключевые моменты жизни дневного светила. Характеризуя данный календарь как солнечный (что, впрочем, не мешало его создателям внимательно учитывать движения Луны и пяти планет солнечной системы),
В.Е. Ларичев задается вопросом: «Если так оно и есть, то не следует ли сделать отсюда вывод, что Соліще, глава семейства планет, олицетворяло собой высшее божество мальтинцев, а сами они были солнцспоклошіиками?»100 Впрочем, говорить о всеобщей распространенности солнечных календарей в эпоху каменного века не представляется возможным, поскольку тоже найденный в Сибири около Ачинска другой календарь, созданный около 20 тысяч лет назад, т.е. более поздний, но сравнению с мальтинским, был в основе своей лунным. Тем не менее и ачинцы тщательно наблюдали за дневным светилом и отметили в своем
календаре моменты летнего солнцестояния, осеннего и весеннего равноденствий. Понятно, что у разных племен процесс создания двенадцатимссячного солнечного календаря происходил в разные эпохи, однако мнение о том, что человек каменного века не вел счета времени по солнцу в свете этих археологических находок, представляется явно ошибочной. Примером перехода человека от лунного к солнечному календарю на территории Европы может служить календарь, найденный около болгарского села Слатино и датируемый археологами V тысячелетием до н.э. Он был нанесен на глиняную модель печи, выполненной в антропоморфной форме с ушами, глазами и носом. Низ печи был разбит на квадраты, из которых тридцать штук были заштрихованы. В своей совокупности оіш представляют собой один лунный месяц. О лунарном характере слатинского календаря говорит и менандровый узор, нанесенный на стенку печи, интерпретируемый специалистами как наглядное изображение динамики лунных циклов. С другой стороны, сверху было изображено двенадцать знаков, разбитых на три группы,-соответственно на 3, 5 и 4 знака. С. Чахаджисв интерпретировал их как символ солнечного двенадцатимесячного года, подразделяемого древними жителями Болгарии на три сезона. Если отсчет велся с зимнего солнцестояния, то первая группа знаков соответствовала январю, февралю и марту, вторая—апрелю, маю, июню, июлю и августу, а третья — сентябрю, октябрю, ноябрю и декабрю101. Календарь из Слатино ценен тем, что показывает процесс перехода энеолитичсского населения Европы от счисления времени но Луне к его счислению но Солнцу.
Глава З
СОЛЯРНАЯ СИМВОЛИКА В НАРОДНОМ БЫТУ
Солнце и небесный брак
Как было подробно показано в исследовании о Сварогс, с ним было связано представление о браке Неба и Земли, ставшем архетипом для всех последующих браков. Связь с браком отчетливо прослеживается и у его сына, бога Солнца. Выше мы уже видели, что идея союза мужчины и женщины ради порождения ими наиболее здорового и крепкого потомства была приурочена к купальским игршцам, знаменовавшим собой летнее солнцестояние. Однако с солнцем оказывается связано и представление об астральном браке дневного и ночного небесных светил, оказывающихся в данном мифопоэтическом контексте уже женихом и невестой. Следует при этом отмстить то немаловажное обстоятельство, что в рамках данной пары пол солнца и луны может меняться и каждое светило может быть соотнесено как с мужским, так и с женским началом. В русском фольклоре встречаются поговорки, представляющие соліще то мужчиной, то женщиной. С одной стороны, поговорка «Без солнышка не пробыть, без милого не прожить» явно соотносит его с женихом. О его мужской сущности говорит и вторая
пословица «Солнце — отец, вода — мать урожая». В плане интересующего нас астрального брака чрезвычайно ценна приводимая А.Н. Афанасьевым русская народная пословица, указывающая на соотнесенность дневного светила с женихом: «Солнце — князь, луна — княгиня»102. С другой стороны, не менее многочисленны примеры, когда солнце соотносится с материнским началом: «При солнышке тепло, при матери добро»; «Солнце—родная матушка, месяц—родной батюшка, звезды—родные сестрицы»—или сопоставляется с красной девицей: «Солнышко-ведрышко красной девицей но синему небу ходит, а все на землю глаз наводит». Этой неопределенности соответствуют и русские колядки, в которых дневному светилу соответствует женское начало:
Па дворе у него да три терема:
Во нервом терему да светел месяц,
Во втором терему красно солнышко,
Во третьем терему часты звезды;
Что светел месяц, то Установ дом,
Что красно солнце, то Улита его,
Что часты звезды, малы детушки103.
Как показывает практика, подобное отождествление повторяется достаточно часто:
Светел месяц — Петр, сударь,
Свет Иванович;
Красно солнце — Анна Кириловна;
Частые звезды — то дети их104. ^
Аналогичную картину мы видим и в украинской колядке:
Що на небі місяць — то наш господарь.
Що на небі зірки — то его дітки,
Що на небі сонце — то его жінка105.
Однако в другом варианте русской песни солнцу уподобляется уже не жена, а муж:
Что в первом терему красно солнце,
Красно солнце, то хозяин в дому,
Что в другом терему светел месяц,
Светел месяц, то хозяйка в дому,
Что во третьем терему часты звезды,
Часты звезды, то малы детушки;
Хозяин в дому, как Адам на раю...106
Отмстим на будущее эту соотнесенность между собой дневного светила, мужа-домохозяина и первого человека по библейской традиции, а пока посмотрим, что дает нам фольклор третьего восточнославянского народа. Исследовавший его М.В. Довнар-Запольский в свое время писал но поводу этой вариативности пола дневного светила: «Солнце в славянской поэзии является то мужским, то женским началом. Великороссы называют его царь, князь, болгарские песни — женихом, хорваты представляют соліще статным воином. Но женский облик солнца обычнее: великорусские песни называют его красной девицей, сербы представляют его с длинными волосами, а чехи знают о солнце- матери. Не менее обычно представление о солнце и месяце как супружеской паре. В белорусской народной поэзии, особенно свадебной, мы находим очень значительные остатки почитания месяца и солнца, причем первый — неизменно мужское начало, второе — женское»107. Свое утверждение фольклорист проиллюстрировал следующими примерами: «Сопоставление невесты с солнцем мы встречаем в сравнениях, вроде следующих:
1) Ишло мило солнышко коло лесу,
Роняло искорья по закустьсцу,
Ишла, тпла Машсчка коло столика и т.д.
2) На дворе сонейко заходзиць,
Кацяринка Марцинка нриводзиць.
3) Отчшш, матыпька, ваконца,
Вязу тебе невесту, як соїща.
<...>
Другие ііссіш прямо говорят о женитьбе месяца и солнышка: месяц — жених, солнышко — невеста:
Божа раданька перелятела
Через тую рыдельку (изба) Лукашкину.
Веселая рыдалька Лукашкина,
Л у кути месяц — Лукашенки,
А на палу рыдельки теплое совнуппсо,
Теплое совнушко — Прасковіечка.
Приведем еще одну песню из Смоленской губернии:
Из-за моря синяго,
Из-за леса цемнаго,
Из-за поля чистаго Выхадзиу ясмен месяц,
По заутрень ранешенька Выходило красно солнышко,
Ясмен месяц — то Иванушка,
Красно сонце — то Аленушка»108.
Очевидно, что этот небесный брак послужил прообразом о образцом и для обычных человеческих браков. В связи с этим следует вспомнить, что славянский перевод «Хроники» Иоанна Малалы отнес установление института брака к эпохе правления бога-кузнеца Сварога, а рассказ о каре за его нарушение поместил в повестововании о правлении его сына Дажьбога.