Сарпедон, Аякс Теламонид, Гектор 6 страница
– Патрокл, ты собирался прийти сюда и разрушить мой город? Ты воображал, что вернешься домой на корабле, полном троянских жен и сокровищ? Теперь-то ты знаешь, что Трою защищают могучие воины и Гектор – самый могучий из них. Ты отныне ничто – добыча стервятников. И твой друг Ахиллес, сколь бы ни был силен, тебе не помог. Это ведь он, не правда ли, тебя послал в битву со словами: «Не возвращайся, доколе Гектора грудь не пронзишь?» А ты, безрассудный, послушался.
Патрокл умирал. Но нашел в себе силы ответить:
– Радуйся, Гектор, ты победил меня. Но погибнуть было мне судьбой суждено. Боги меня поразили, а из смертных – Эвфорб. Ты всего лишь довершил их дело, ты третий из них. Слушай же, что я скажу, и слов моих не забудь. Смерть идет за тобой по пятам. Ничто не избавит тебя от суровой участи. Скоро падешь под рукой Ахиллеса!
И смерть осенила Патрокла. Душа отлетела в Аид, плачась на погибшую силу и юность.
Гектор поставил ногу на грудь Менетида и выдернул из его живота свою медную пику. Тело приподнялось и снова упало на землю. Гектор смотрел на него. Сказал что-то тихо. А потом яростно бросился на Автомедона и убил бы возницу Ахиллеса, если бы не унесли его прочь быстрые кони, кони, которых боги подарили Пелееву сыну [Неточность автора. Согласно Гомеру коней боги подарили не Пелееву сыну (Ахиллесу), а самому Пелею.], они спасли Автомедона от рук Гектора, от его неистовой силы, от смерти.
Я умер два года спустя на пути из Трои домой. Не-птолем, сын Ахиллеса, предал огню мое тело. Теперь мой прах покоится в земле, имя котороймне неизвестно. Быть может, и хорошо, что все закончилось именно так. Потому что я все равно не смог бы забыть ту войну, ту кровь и тех двух юных друзей, которых я не сумел спасти.
Антилох
Первым, кто понял, что Патрокл мертв, был Менелай. Он бросился к месту, где лежал его труп, и, потрясая копьем и прикрывшись щитом, грозил убить каждого, кто приблизится к телу. Сначала дерзнул Эвфорб, тот, что первым ударил Патрокла: он горел желаньем похитить доспехи героя. Но Менелай воскликнул:
– Прочь отойди и не смей ко мне приближаться! Ты знаешь, что случилось с братом твоим, когда он вызвал меня биться один на один: не смог он своими ногами пройти дорогу домой, на радость супруге и престарелым родителям. Я и тебя уничтожу, если ты не исчезнешь!
Эвфорб был среди троянцев прекраснейшим, его пышные кудри держались на голове драгоценной заколкой. Крикнув, что отомстит за брата, он ударил Менелая копьем, но медное жало согнулось, встретившись с твердым щитом, тогда Менелай, подскочив к нему, что есть силы метнул свою пику в троянца, насквозь пронзив его нежную шею, кровь оросила длинные волосы. Он повалился на землю, как молодая маслина в белых цветах, в грозу пораженная молнией.
Менелай наклонился, чтобы снять с Эвфорба доспехи, и увидел, что на него несется пламенный Гектор с ужасным криком. Он испугался и, оставив тело Патрокла, отступил, ища глазами помощника. Увидев Аякса, он закричал:
– Аякс, убит Патрокл, а Гектор хочет доспехи его забрать, защитим же Патроклово тело!
Аякс обернулся, взволнованный. И поспешил на помощь. Они вернулись к Патроклу и увидали, что Гектор доспехи славные снял с него и занес меч, собираясь отрубить ему голову, а тело отдать на съеденье собакам. Аякс появился перед ним и был так грозен, что Гектор отступил к троянским дружинам. Аякс, накрыв Патрокла щитом, огромным как башня, стоял над ним, как стоит лев над своими детьми, отгоняя охотников. Троянцы, заметив, как Гектор отступил при виде Аякса, растерялись, помню, я услышал голос Главка:
– Струсил ты, Гектор, не решился биться с Аяксом, потому что ты знаешь: он сильнее тебя, ты отдал ему тело Патрокла, а оно для нас было бы ценной добычей!
И тогда Гектор сделал то, что забыть невозможно. Он догнал троянцев, относивших в город трофеи, остановил их и, сняв свои, облачился в доспехи нетленные, что Ахиллес одолжил своему другу Патроклу для боя. Он надел их, нетленные доспехи Ахиллеса, и казалось, что он был создан для них; и Гектор преисполнился бурным, воинственным духом, он шествовал перед рядами троянцев в блеске доспехов, которые столько лет внушали им ужас, теперь же Главк, Медон, Ферсилох и Астеропей взирали на них с изумлением, а Гиппофоой, Форк, Хромий и Энном – с восторгом; и Гектор воззвал к ним:
– Сражайтесь со мной, несметные наши союзники, я обещаю: с тем, кто завладеет трупом Патролка, перед кем отступит Аякс, я разделю и добычу и славу.
И все устремились вперед, обрушившись на ахейцев.
Аякс увидал, как они приближаются, и понял, что вдвоем с Менелаем не сможет остановить их. И он принялся звать на помощь: первым откликнулся Идоменей, затем Мерион, Аякс, сын Оилеев, и другие могучие воины, услышав клич, поспешили к нему. Троянцы надвигались громадой. Ахейцы же сплотились вокруг Аякса, сомкнув щиты. Первая волна троянцев их потеснила, они побежали, оставив тело Патрокла. Но Аякс снова собрал их и отбил у врагов тело друга. Битва пылала как пламя. Ноги, колена и голени, глаза и руки каждого воина были покрыты потом и пылью. Те и другие влекли Менетида в разные стороны, как тянут во время сушки шкуру вола. Патрокл…
Ахиллес пока не ведал, что его возлюбленный друг мертв. Его шатер, раскинутый подле черных кораблей, был далеко от места сражения. Он и думать не думал, что Патрокл пал у стен Трои. Я представлял, как он лежит у себя и ждет, когда вернется Менетиев сын, отогнав троянцев от ахейских кораблей, отдаст ему доспехи и они вместе отпразднуют доблестный подвиг Патрокла… но когда Ахиллес думал об этом, именно в это самое время Патрокл был уже трупом: его разрывали на части, а вокруг него гибли воины, блестели острые копья и громыхали медные щиты. Вот что надо знать о боли: она – дитя Зевса. А Зевс – сын Кроноса.
А что случилось с Ксанфом и Балием? Кстати, о боли… Бессмертные кони Ахиллеса примчали Патрокла на поле боя. А когда Патрокл упал, Автомедон угнал их подальше от сражения, собираясь отвести в безопасное место, к кораблям. Но кони, доскакав до середины долины, неожиданно замерли – их сердца разрывались от боли из-за смерти Патрокла. Возница пытался заставить их тронуться с места кнутом и ласковой речью, но они не собирались возвращаться в лагерь, они стояли как вкопанные, как каменные изваяния на могиле человека. Опустив головы, они плакали, горючие слезы текли из их глаз – так гласит легенда: они оплакивали смерть Патрокла. Бессмертные кони не были рождены для старости и смерти. Но они познали эту боль от человека: ибо из тварей, что дышат и ходят, нет во вселенной несчастнее, чем человек. Но вдруг, внезапно, кони понеслись в сторону Трои, Автомедон хотел остановить их, но они не послушались и влетели в самую гущу схватки, словно рвались в сражение – понимаете? – но Автомедон был на колеснице один, он держал вожжи и не мог убивать, кони мчали его на врага, но он не мог сражаться; обезумевшая колесница как ветер носилась по полю брани, никому не причиняя зла, бессмысленная и чудесная.
Затем данайцы стали понимать, что проигрывают битву. Некоторые, например, Идоменей, признав поражение, покинули поле боя. Другие, собираясь отступать к кораблям, все же сражались и пытались унести тело Патрокла с собой. Кто-то предложил послать вестника к Ахиллесу, чтобы рассказать ему о случившемся, все согласились, но не знали, кому поручить эта воины нужны были здесь, да к тому же никто не хотел принести страшную весть Ахиллесу. Выбор пал на любимца Пелида, что сражался вдалеке от тела Патрокла. Этим любимцем был я.
Меня зовут Антилох, я один из сыновей Нестора. Когда мой отец отправлялся под Трою, я был слишком юн и не мог отправиться с ним. И я остался дома. Но пять лет спустя, ничего не сообщая отцу, я снарядил корабль и приплыл к берегам Трои. Я пошел к Ахиллесу и рассказал ему правду: я сбежал, чтобы сражаться бок о бок с ним.Я сказал, что отец убъет меня, когда узнает. Ахиллес любовался моей смелостью и красотой. И ответил мне: «Твой отец будет гордиться тобой». Так и было. Я стал одним из них и с безрассудством юности сражался в той войне рядом с ними. До тех пор, пока однажды в разгаре сраженья я не увидел, что ко мне направляется Менелай, бегом, – он искал именно меня, а приблизившись, посмотрел мне в глаза и сказал:
– Антилох, Патрокл погиб, это худшая весть, которую я мог бы тебе принести, но она правдива, Патрокл погиб, его убили троянцы.
Я не смог сказать ничего в ответ и разрыдался прямо на поле битвы. До меня донесся крик Менелая:
– Ты должен бежать к кораблям, найти Ахиллеса и сказать ему, что Патрокл убит и что нужно что-то придумать: мы пытаемся спасти его труп от врагов, но троянцы не отступаются и сегодня они нас сильнее. Беги же!
И я помчался. Сбросив доспехи, чтобы бежать быстрее, я пересек долину, не переставая лить слезы. У судов я нашел Ахиллеса: стоя, он глядел вдаль, гадая, что происходит на поле боя. Я подошел к нему и, пряча глаза, сообщил:
– Ахиллес, сын доблестного Пелея, свершилось то, что никогда не должно бы свершиться. Горькую весть ты услышишь от меня. Пал наш Патрокл, ахейцы сражаются за его обнаженное тело, доспехи совлек с него Гектор.
Мрачное облако скорби покрыло Пелида. Упав на землю, схватил он в обе руки нечистого пепла и осыпал им голову и осквернил им свое прекрасное лицо. Из шатров прибежали пленницы и, столпившись вокруг, громко рыдали, били себя в грудь и падали на колени. Ахиллес плакал навзрыд. Я склонился над ним и сжал его руки, я боялся, что он убьет себя острым клинком. Он стонал и звал свою маты
– Мать! Я просил тебя наслать беду на ахейцев, чтобы они заплатили мне за бесчестье, но какая в том радость, когда я потерял лучшего друга, кого я больше всех почитал и любил, как себя самого! Он умер вдали от родных краев, когда меня не было рядом и я не мог защитить его. Я сидел у себя в шатре, понимаешь? Я праздно, как бесполезное бремя, сидел у судов, а он погибал, и погибали другие от ударов Гектора, а я сидел тут, я – сильнейший среди ахейцев. Пусть навеки исчезнет гнев из сердец человеческих, гнев, который сводит с ума даже мудрейших, проникая к ним в душу, как сладостный мед, и туманя им рассудок. Я должен обиду забыть. Должен выйти на поле боя и покарать убийцу любимого друга. После я тоже погибну, знаю, мать, но сначала я вырву жизнь из троянца и посею так много смерти вокруг себя, что троянские женщины будут рыдать столько же дней, сколько дней отдыхал я от брани.
Он говорил все это, рыдая, распростершись на черной земле. И тогда я сказал ему:
– Вставай, Ахиллес, сейчас ты нужен ахейцам. Они бьются за тело Патрокла, но борьба тяжела, и много ахейцев погибло. Гектор неистовый жаждет завладеть этим трупом, он хочет отрубить ему голову и водрузить на кол в поруганье. Ахиллес, поспеши туда, ведь ты не оставишь тело Патрокла на съедение псам?
Ахиллес посмотрел на меня:
– Как же вернусь я в сраженье? Мои доспехи в руках у врагов. Чьим оружьем я стану сражаться?
И тогда я ответил ему:
– Я знаю, твоим славным оружием Гектор владеет, но ты и без оружия подойди ко рву и покажись троянам, ты их напугаешь и ободришь ахейцев.
И он поднялся на ноги. И пошел в сторону рва. Мы видели, как наши воины бежали навстречу, неся тело Патрокла, и как Гектор безжалостно гнал их вперед, преследуя, он был похож на голодного льва, который лишился добычи, оба Аякса его отражали, но он налетал на них снова, как пожар, пожирающий город. Ахиллес встал на самом высоком краю рва. Он был без оружия, но горел будто пламя, будто золотое облако. Он взглянул на сраженье, а потом издал вопль, страшный, пронзительный. Троянцы задрожали, долгогривые кони кинулись прочь, зачуяв погибель. Трижды крикнул Ахиллес. Трижды ужас проник в души троянцев. Мы увидели, как они, обезумев от страха, развернули свои колесницы и унеслись с поля боя.
Ахейцы положили тело Патрокла на носилки в безопасном месте, и к нему подошел Ахиллес. С нежностью он положил руки на грудь любимого друга, эти руки, привыкшие убивать, он положил ему на грудь и застонал, и стонал без конца, словно лев, у которого в чаще леса охотник украл малышей.
Агамемнон
Они оплакивали Патрокла всю ночь. Омыли от крови и пыли и умастили благовониями. Они накапали ему в нос нектар и амброзию, чтобы тело сохранило свою красоту. Затем они положили завернутый в мягкий лен труп на погребальное ложе и накрыли белым плащом. Патрокл. Он был обычным юношей,я даже неуверен, что героем. А теперь они сделали из него бога.
Занялась заря под звуки их рыданий, и начался тот день, который навсегда останется днем моего конца. Ахиллесу принесли новые доспехи – лучшие кузнецы трудились над ними всю ночь, работая с божественным мастерством. Они положили их к его ногам. Пелид плакал, обняв тело Патрокла. Потом перевел взгляд на снаряженье. И глаза его зловеще заблестели. Никто никогда не видел и не носил таких доспехов.
Казалось, они были созданы богом для бога. Перед подобным искушением Ахиллес никогда не сумел бы устоять.
И тогда наконец он поднялся, оставил тело Патрокла и, обходя корабли, скликал аргивян на совет. Я понял, что исход войны будет решен, увидав, что собираются и корабельщики и даже те, кому надлежало заботиться лишь о хлебе для войска: никогда прежде они не являлись в собранье. Но в тот день и они окружили вождей, желая знать, что их ждет впереди. Я ждал, покуда все не усядутся. Покуда придет Аякс, покуда займет свое место в первом ряду Одиссей. Я видел, что оба хромают из-за полученных ран [Неточность: у Гомера в соответствующем месте говорится не об Аяксе, а о Диомеде.]. Последним вошел в собранье я сам.
Ахиллес поднялся. Все замолчали.
– Агамемнон, – заговорил он, – напрасно мы воспылали друг к другу враждой из-за пленницы. О, если бы сразу она умерла, лишь взойдя на корабль мой: столько ахейцев не глодало бы зубами земли, когда я упорствовал в гневе! Оставим то, что свершилось, настало время сердце в груди укротить и забыть о прежних обидах. Ныне я отрекаюсь от гнева и возвращаюсь к сражениям. Ты собери скорее данайцев и подвигни к битве, довольно троянцам ночевать перед судами ахейскими!
Ахейцы вокруг ликовали. Я начал говорить в общем гомоне. Не выходя на середину, я попросил тишины. Мне, владыке народов, пришлось просить тишины. А потом я сказал:
– Вы винили меня в тот день, когда забрал я у Ахиллеса добычу. Я совершил неправый поступок. Но разве правы всегда бессмертные боги? У глупости легкая поступь, не касаясь земли, она ходит по головам человеческим и уловляет нас в сети свои, когда ей заблагорассудится. В тот день она уловила меня и разум затмила.
Ныне желаю загладить вину и приношу тебе, Ахиллес, дары неисчислимые.
Он выслушал меня. А потом сказал, что примет мои дары, но позднее, теперь же он рвался в битву, он не желал терять ни мгновения, он жаждал великих свершений. В своем безрассудстве он не мог медлить.
И тогда поднялся Одиссей.
– Ахиллес, – начал он, – ты не можешь вести в бой голодное войско. Быть может, ахейцам предстоит биться весь день до заката: лишь тот, кто насытился вином и хлебом, сможет выдержать бой с твердостью в сердце и бодростью в членах. Послушай меня, распусти аргивян и вели им готовить завтрак А Агамемнон пусть представит собранью дары, чтобы все могли любоваться. После пусть Агамемнон даст при всех тебе клятву, что на ложе к Брисеиде он не всходил, что с ней не сближался, как то свойственно мужам и женам. И ты на битву пойдешь с укрощенной душой. А ты, Агамемнон, устрой в честь Ахиллеса у себя в шатре пиршество, достойное сильнейшего из ахейцев. Это прилично царю – искать примиренья с тем, кого он оскорбил.
Так он сказал. Но Ахиллес не хотел ничего слушать:
– Земля покрыта трупами воинов, что полегли от руки Гектора, а вы говорите о пище? Устроим пир на закате, я хочу, чтобы войско сражалось голодным. Бездыханный Патрокл ждет отмщения, и говорю вам: никакая пища, никакое вино не войдут мне в уста, пока оно не свершится. На уме у меня не дары и не пиршества, но лишь битва, кровь и стоны врагов.
Он замолчал. Но Одиссей – не из тех, кого легко уговорить. Другой склонил бы голову, я бы склонил, но неон.
– Ахиллес, сильнейший среди ахейцев, ты лучше меня управляешься с копьем, это верно, но я мудрее тебя, потому что я старше и больше на своем веку повидал. Прислушайся к моему совету. Нас ждет жестокая битва, и победа достанется нам нелегко. Оплакивать мертвых наш долг, но не нашей утробе крушиться о них! Предав земле мертвецов и проплакав над ними весь день от зари до заката, мы должны укрепляться питьем и едой, чтобы снова в медных доспехах без устали и передышки биться с врагами. Пусть ни один не выходит на поле, не утолив голод и жажду, а после все вместе мы пойдем на троян и развяжем кровавую схватку!
Так он сказал. И его все послушались. И Ахиллес послушался тоже. Одиссей взял с собой нескольких юношей, и они пошли в мой шатер. Он взял дары, что я обещал Ахиллесу: треноги, коней, невольниц и золото. И Брисеиду. Он поместил дары перед собраньем и посмотрел на меня. Я поднялся. Я страдал от раны в руке, но я поднялся. Мне, владыке народов, пришлось, воздев руки к небу, перед всем народом поклясться:
– Да будут свидетелями Зевс, Солнце, Земля и Эриннии, что никогда я не касался Брисовой дочери и никогда не делил с нею ложе. Она оставалась в моем шатре, и теперь я возвращаю ее нетронутой. Пусть боги меня покарают страшными бедами, если ложно клянусь!
Я не лукавил. Я похитил эту девушку, но не ее сердце. Я видел, как она сокрушалась над телом Патрокла, и слышал слова, которых никогда прежде не слыхал от нее.
– Патрокл, бесценный мой друг! Когда я покидала этот шатер, ты был жив, и вот нахожу тебя мертвым! Беды мои беспрерывны. Я видела, как Ахиллес сразил моего мужа копьем, на моих глазах погибли все мои братья под стенами нашего города. И когда я рыдала о них, ты нежно утешал меня, говорил, что вы увезете меня во Фтию, и там Ахиллес возьмет меня в жены, и свадьба наша будет веселой и радостной. Твою нежность я оплакиваю сегодня, оплакивая тебя, Патрокл.
И она сжимала в объятиях его бездыханное тело, рыдая, прочие жены стенали вокруг.
Ахиллес ждал, пока воины подкрепят себя пищей. Сам же он и пищу, и питье отвергал. Когда же ахейская рать понеслась от шатров и кораблей в поле, готовая к битве, он стал облачаться в новые доспехи. Положил на ноги пышные поножи с серебряными застежками; грудь прикрыл латами, повесил меч на плечо, надел на голову шлем, засиявший, подобно звезде. Взял копье, славное копье, подаренное отцом на гибель многим героям. Последним поднял он щит, огромный и крепкий, свет от него разливался, словно от месяца. На нем был представлен весь мир: и земля, и небо, и море, люди и звезды, живые и мертвые. Мы сражались с оружием в руках, а этот человек отправлялся в бой, неся с
Союой целый мир.
Я видел, что он, сияя, как солнце, вскочил в колесницу и крикнул своим бессмертным коням, чтобы влекли его к отмщению. Он винил их за то, что они не сумели спасти Патрокла от гибели, увезя с поля боя. Грозным голосом он гнал их вперед. И по преданию, они отвечали ему, понурив морды и вынув шеи из-под ярма, они отвечали ему человеческим голосом: «Мы помчимся быстро, как ветер, Ахиллес, но много быстрее несется навстречу день твоей смерти».
Поток
Годы войны пронеслись перед моим взором – не слепой течет речной поток среди людей. Годами я выслушивал жалобы – не глухой течет речной поток там, где гибнут воины. Немало плодов яростной мести я равнодушно унес в море. Но в тот день слишком много пропилось крови, слишком сильной была ярость и слишком жестокой ненависть, В день Ахиллесовой славы я восстал, полный отвращения. Если вы не боитесь страшных сказок, послушайте эту.
На заре перед стеной, сооруженной ахейцами, друг против друга выстроились две неисчислимых рати. Я видел, как вспыхнули тысячи медных доспехов при первых лучах солнца. Во главе данайцев стоял Ахиллес в своей новой броне, бесподобной, божественной. А в первом ряду троянцев – Эней, сын Анхиза. Он выступил вперед, потрясая медным копьем, грозно качался крепкий шлем на его голове. Ахиллес только того и ждал. Ринулся он навстречу врагу и оказался прямо напротив Энея, свирепый, как раненый лев с покрытой пеною мордой, жаждущий мести и крови. Он закричал:
– Эней, что отошел так далеко от своих? Неужели ты хочешь сразиться со мной в поединке? Надеешься, победив, стать Приаму наследником? Но у него есть и Гектор, и все остальные сыновья, так что наследником тебе не бывать. Убирайся отсюда, пока есть еще время. Однажды мы уже сражались с тобой, помнишь, чем это кончилось? Ты удирал без оглядки. Так удирай же скорей и сейчас: уноси ноги, пока цел. И больше не попадайся мне на глаза.
– Напрасно пугаешь, – отвечал ему Эней. – Я не младенец, а воин. Род мой не менее знатен, чем твой, и также восходит к бессмертным. Не к лицу нам обидные речи, коими жены, выйдя на улицу, друг друга поносят, мы – воины на поле боя, и нас ждет кровавая схватка. Довольно слов, Ахиллес, начнем поскорее!
Так он сказал и с силой метнул копье в Ахиллеса. Зазвенело оно об огромный прекрасный щит Ахиллеса. Он был сделан с величайшим искусством. Два слоя меди, два слоя олова и посередине – слой золота. В нем и застряло копье.
Тогда послал свое копье Ахиллес. Эней прикрылся щитом. Медное острие пробило щит, просвистело над головой троянца и вонзилось в землю позади него. Эней замер от ужаса. Он чудом избег гибели. Ахиллес выхватил меч. Страшно крикнув, устремился вперед. Эней растерялся… Увидел поблизости огромный камень. Поднял его, защищаясь. И я увидел, что Ахиллес внезапно застыл, будто ослеп, будто что-то случилось с ним, и растерянно оглянулся кругом. Эней долго не раздумывал. Развернулся и побежал и затерялся среди троянцев. Так что, придя в себя, Ахиллес его не увидел.
Копье, что едва не пронзило троянца, торчало в земле, а сам он исчез.
– Что за чудо? – пробормотал Ахиллес. – Должно быть, Эней любезен кому-то из бессмертных богов, раз сумел так исчезнуть. Пусть же он убирается! Он меня не заботит. Пора мне вступить в бой.
Сказав так, он двинулся на троянцев.
Первым пал Ифитион, Ахиллес пробил ему голову, герой с грохотом рухнул на землю, а его тело истерзали колесницы ахеян. Затем погиб Демолеон, Ахиллесова острая пика, пройдя медный шлем, вонзилась в висок и раздробила кость. Вечная тьма покрыла очи троянца. Гипподаман пытался бежать, но копье Ахиллеса поразило его между плеч, несчастный испустил дух, захрипев, как животное. Затем погиб Полидор – самый младший и самый любимый сын Приама. Ахиллес ударил его в спину, копье прошло насквозь, Приамид, вскрикнув, упал на колени, тьма покрыла глаза его. Едва лишь Гектор увидел, что младший брат, пронзенный копьем, стоя на коленях, держит руками внутренности, он воспылал яростным гневом, позабыв осторожность. Он знал, что ему нельзя покидать ряды воинов, что он должен дождаться Ахиллеса в толпе, где троянцы будут ему защитой. Но, увидев, что брат умирает, он забыл обо всем и пошел на Ахиллеса. Заметив его, Ахиллес вспыхнул радостью.
– Подойди ближе, Гектор, – закричал Пелид, – скорее доберешься до собственной смерти!
– Напрасно ты пугаешь меня, Ахиллес! Я знаю, ты сильнее меня, но и мое копье убивает, также как и твое. Судьбе решать, кому из нас погибнуть.
Ответив так, Гектор метнул в него копье, но оно вонзилось в землю, не долетев до цели. Ахиллес подумал, что враг у него в руках. И с криком устремился вперед, потрясая копьем. Но снова взгляд его затуманился и что-то произошло у него в голове. Три раза он бросался вперед, но как слепой, будто густой туман окружал его. Придя в себя, он увидел, что Гектора нет, тот скрылся в гуще троянцев. Разъяренный Ахиллес разил всех, кто встречался ему на пути. Убил Дриопа ударом в шею. Погубил Демуха, пронзив ему колено и живот. Сразил Лаогона копьем, а Дардана – мечом. Охваченный ужасом Трос бросился ему в ноги, моля о пощаде. Он был совсем юн, как и сам Ахиллес. Ахеец проткнул ему печень мечом, из тела троянца хлынула черная кровь. Мулия он ударил в правое ухо, и смертоносная пика вышла наружу из левого. Эхеклу расколол череп мечом. Копьем попал Девкалиону в локоть, а затем отрубил ему голову, мозг выскочил из позвоночных костей, и обезглавленный труп рухнул на землю. Пропоров живот Ригму, он убил и возницу его Арейфоя. Ахиллес был подобен пожару, что свирепствует в дебрях лесных, питаемый яростным ветром. Кровь струилась по черной земле. А он не останавливался, алчущий славы. Грязь и смерть запятнали его руки.
Троянцы в ужасе бежали в поля. И, увидев посреди долины меня, как звери, бегущие от огня, они прыгали в реку, ища в моих водах спасения. Достигнув моих беретов, Ахиллес положил копье на землю, обнажил меч и тоже бросился в воду. Он убивал всех, кого видел. Повсюду раздавались стоны и крики боли, мои воды обагрились кровью. Я видел, как Ахиллес поймал одного за другим двенадцать юных троянцев, и вместо того, чтобы сразу убить, он их вывел на берег одного за другим, чтобы принести их в жертву у трупа Патрокла: как дрожащих оленят, он вытащил их из воды, чтобы убить одного за другим подле черных судов. Затем он обернулся, собираясь снова прыгнуть в воду и продолжить резню. Но увидел перед собой Ликаона, юного сына Приама, отец недавно выкупил сына из плена [Барикко упрощенно излагает историю Ликаона. Согласно Гомеру; он был взят Ахиллесом в плен, продан на Лемнос, выкуплен одним из друзей, выслан им в Дрисбу, бежал оттуда и вернулся в Трою.], – тот только что вернулся в сраженье. И стоял теперь в воде без доспехов, он все их бросил на берегу, чтобы переправиться через реку, и, нагой, дрожал от страха.
– Что я вижу! – сказал Ахиллес. – Однажды я уже встретил тебя в бою и взял живым, чтобы продать в рабство на Лемнос. И вот снова ты здесь. Стало быть, умерщвленные мною троянцы возвращаются вспять из подземного мрака. Но ты, Ликаон, не вернешься!
Ахиллес занес копье. Но Ликаон упал на колени, и пика, лишь задев его, вонзилась в землю.
– Сжалься, – молил Ликаон, – только что я вернулся из плена и сразу попал в твои руки. Верно, я ненавистен богам. Сжалься, ты уже убил Полидора, сохрани же мне жизнь, ведь из Приамидов тебе нужен лишь Гектор.
Но Ахиллес грозно взглянул на него:
– Несчастный, кому говоришь ты о милости? Пока вы не убили Патрокла, я был милостив, сохранил жизни многим троянцам. Но теперь… Теперь никому нет пощады. Довольно рыдать! Умер Патрокл, муж, несравненно достойней тебя, почему должен жить ты? Посмотри на меня, я красив и отважен, но я тоже умру, настанет утро, день или вечер смерти моей. И ты льешь слезы из-за своей жалкой жизни?
Ликаон опустил голову. Протянул руки в последней мольбе. Меч Ахиллеса ударил под ключицу и вошел в Приамида сверху вниз по самую рукоять. Ликаон упал. Ахиллес схватил его за ногу и бросил его в мои воды.
– Мать не оплачет тебя на смертном одре. Река унесет тебя в море, и тело твое пожрут рыбы, – сказал он, а потом прокричал: – Вы все погибнете! Река вас не спасет, я буду преследовать вас до стен Илиона. Все вы погибнете лютою смертью и заплатите мне за смерть друга Патрокла!
Он вновь вошел в мои воды и стал убивать. Астеропей, Ферсилох, Мидон, Асгипил, Мнесс, Фразий, Эний, Офелест – все полегли от руки Ахиллеса. Это была настоящая бойня, и тогда я вскричал:
– Прекрати, Ахиллес, удались от меня, свирепствуй в долине! Мои светлоструйные воды переполнены трупами, я уже не могу излить их в море. Ты меня изумляешь, Ахиллес. Перестань убивать или удались от меня!
И он ответил мне:
– Я удалюсь, когда не останется больше живых. Тогда я поднялся высоченной страшной волной, навис над Ахиллесом и обрушился на него. Он искал, за что уцепиться, на берегу рос большой цветущий вяз, Ахиллес ухватился за его ветви, но волна унесла прочь и дерево вместе с корнями: вяз упал в воду прямо на Ахиллеса. Он сумел выбраться из водоворота, выскочил на берег и помчался в долину. Я несся за ним. Я преодолел все препятствия и несся за ним по пятам. Он убегал, а я ужасным валом преследовал его, а когда он останавливался и оборачивался, я обрушивал на него свои воды, и, нащупав почву под ногами, он снова поднимался и бросался вперед. Наконец я услышал его голос:
– Мать, неужели никто не придет мне на помощь? Зачем ты сказала, что погибну я под троянскими стенами? О, лучше б убил меня Гектор, из троянцев славнейший! Я храбр и лишь храбрый должен сразить меня! Ныне же гибну я жалкой смертью, в водах реки, будто презренный молодой свинопас!
Он бежал по воде, повсюду плавали, кружась, трупы и доспехи, с невероятной скоростью он бежал, но я знал, что она не спасет его, как не спасут ни красота, нн доспехи, достойные бога, он умрет в грязи, на дне болота, я покрою его песком и галькой и навсегда, навсегда стану его могилой, которой никто не найдет. Я поднялся исполинской волной, чтобы унести его прочь, бурля пеной, кровью и трупами. Но вдруг я увидел огонь. Внезапно он появился в долине словно по волшебству. На меня надвигалась стена огня. Горели вязы, ивы и тамариски, горел лотос, тростник и сыть, горели трупы, доспехи и люди. Я остановился. Огонь настиг меня. В тот день все увидели чудо: реку в огне. Вода закипела, рыбы выпрыгивали из раскаленных водоворотов. Так спустя много ночей троянцы бежали из объятого пламенем города.
Из своего ложа, а, потерпев поражение, я вернулся обратно в свои берега, я видел, как Ахиллес гнал троянцев до стен Илиона. С высокой башни Приам наблюдал за разгромом. Он приказал распахнуть ворота, чтобы войско могло укрыться в городе, и затворить их лишь за последним вошедшим в Трою воином. Но последним воином был сильнейший, первенец Приама, – герой, который в ворота так и не вошел.