Неокорпоративистский подход

«Неокорпоративистский подход» — это лишь один из подвидов более широкого класса теоретических подходов в политической эконо­мии, известных под названием «институционализм». Общим для всех институционалистских теорий является представление о том, что пове­дение людей — будь то экономическое, социальное или политичес­кое — невозможно объяснить, исходя исключительно из выбора и предпочтений индивидов либо из коллективной идентичности и обяза­тельств, налагаемых группой. Данный тезис направлен прежде всего против ставшего в последнее время довольно модным предположения, что все действия людей могут быть сведены — методологически или эмпирически — к рациональному расчету конкурирующих особей. Одновременно он противостоит и обратной, но не менее ошибочной идее, которая была весьма популярна в прошлом (и которую тут же хо­чется назвать немецкой, поскольку важнейший вклад в ее разработку внесли такие немецкие мыслители, как Гегель, Маркс и фон Герк), что все происходящее вытекает из особенностей глобальных сущностей — племен, общин, классов, наций, «систем» и т.п. Если обратиться к по­зитивной части аргументации институционалистов, то она строится на предположении о том, что где-то между рынком и государством распо­ложена широкая сесть устойчивых моделей коллективного поведения (институтов). Эти модели поведения запутаны и временами противоре­чат друг другу, однако индивиды и коллективы более или менее привы­чно опираются на них, чтобы структурировать свои ожидания относи­тельно поведения других сторон и найти типовые решения возникающих проблем. Подобные «стандартно действующие процедуры» могут показаться, с абстрактной точки зрения или с позиций стороннего на­блюдателя, далеко не оптимальными по своим техническим характе­ристикам, однако они значительно сокращают издержки, связанные с поиском и приобретением информации, и в то же время обеспечивают психологически успокаивающую привычность тем, кто ориентируется на них. Со временем, как правило, их существование получает культур­ное или этическое обоснование в тщательно разработанных идеологи­ях. Случается, что люди начинают внутренне ценить свое участие в та­кого рода институтах, практически независимо от тех внешних благ, ко­торые данное участие обеспечивает. Кроме того (что особенно важно для корпоративистской версии институционализма), функционирова­ние институтов требует специализированного персонала. У тех, кому довелось войти в состав этого персонала, вырабатывается клановый интерес, состоящий не только в поддержании, но и в дальнейшем раз­витии институциональной активности. Определенная доля членских взносов, пожертвований и ассигнований, которые институты получают от своих членов и контрагентов, может быть «инвестирована» для пос­ледующей легитимации их деятельности и расширения круга выполня­емых ими задач. Другими словами, эволюция институционального, т.е. нерыночного и негосударственного, сектора способна быть не только пассивным отражением потребности в его услугах со стороны индиви­дов или властей, но и иметь собственную динамику.

Анализируя подобные институты — к какому бы конкретному под­виду те ни относились, — необходимо отталкиваться от присущего всем им важнейшего качества, а именно от их промежуточного положения между двумя группами автономно существующих и наделенных ресур­сами акторов: индивидами (в том числе семьями и фирмами) и властями (которые могут быть не только общественными, но и частными). Ин­ституты должны черпать свои ресурсы из обоих источников, причем со­отношение объемов вклада каждой из сторон зависит от типа институ­та. Первой они обязаны своим членством (вклад входящих в них лиц не ограничивается лишь финансовыми взносами, но и предполагает добровольное согласие с институциональными нормами), второй — признанием (которое обеспечивает не только правовой статус, но и оп­ределяет степень гарантированного доступа [к принятию решений], фи­нансовые льготы и бюджетные субсидии). Поэтому при анализе такого рода институтов-посредников нельзя игнорировать ни предпочтения и ресурсы индивидов, ни требования и распоряжения государственных органов и других могущественных контрагентов, однако его нельзя свести ни к одному из названных компонентов.