Эвристические цели этого разграничения
Это разграничение позволяет понять стандарты социального поведения, которые на первый взгляд кажутся иррациональными. Прежде всего, данное различение помогает социологической интерпретации многих видов социальных действий, которые продолжают существовать даже и тогда, когда явно поставленные перед ними цели никак не осуществляются. Издавна в таких случаях различные наблюдатели, в особенности неспециалисты, называют эти действия «предрассудками», «иррациональностями», «простой инерцией традиции» и т.д...
Понятие латентной функции выводит наблюдателя за пределы вопроса, достигнет ли поведение провозглашаемой для него цели или не достигнет. Временно игнорируя эти явные цели, оно направляет внимание на другой ряд последствий, например на влияние, оказываемое им на отдельных членов племени хопи, участвующих в церемониале [по вызыванию дождя], равно как и на поддержание устойчивости и непрерывности большой группы. Если бы мы при анализе данного поведения ограничились только решением вопроса, действительно ли оно выполняет явную (преднамеренную) функцию, то вопрос такого рода относился бы к сфере метеоролога, а не социолога...
Церемониалы могут выполнять латентную функцию укрепления групповой солидарности, периодически собирая разрозненных членов группы для участия в общей деятельности. Как давно уже отметили Дюркгейм и другие, церемониалы такого рода являются средством коллективного выражения тех чувств, которые в конечном счете и оказываются основным источником группового единства. Путем систематического применения понятия латентной функции иногда можно обнаружить, что явно иррациональное поведение является положительно функциональным для группы. Оперируя понятием латентной функции, мы не будем спешить с выводом, что если деятельность группы не достигает своей номинальной цели, то существование этой деятельности может быть описано только в качестве примера «инерции», «пережитка» или «манипуляции подгрупп, имеющих власть в обществе».
Необходимо отметить, что социологи, наблюдающие некоторую стандартизированную практику, предназначенную для достижения целей, которые вообще с точки зрения физических наук не могут быть достигнуты этим путем, очень часто, почти всегда пользовались понятием, близким к понятию скрытой функции. Именно так и будет обстоять дело, если мы займемся исследованием, например, ритуалов индейцев пуэбло, связанных с вызыванием дождя или молитвами о плодородии. Однако в тех случаях, когда социальное поведение не направляется на достижение явно недосягаемых целей, исследование побочных или латентных функций поведения социологами становится менее вероятным.
Различение между явными и скрытыми функциями направляет внимание на теоретически плодотворные области исследования. Это различение направляет внимание социолога как раз на те области поведения, мнений и верований, в которых он может наиболее плодотворно приложить свои специфические знания и навыки. Ибо какова задача социолога, когда он ограничивает себя изучением яв-
ных функций? В значительной степени он имеет дело с определением того, достигает ли практика, предназначенная для определенной цели, эту цель. Он исследует, например: достигает ли новая система оплаты своей цели — уменьшения текучести рабочей силы или цели увеличения производства. Или же он поставит вопрос, достигла ли пропагандистская кампания поставленной цели: увеличения «готовности сражаться», «готовности покупать военные займы» или же увеличения «терпимости к другим этническим группам». Конечно, все это важные и сложные типы исследования. Но пока социологи ограничивают себя изучением явных функций, задача их исследования определяется для них скорее практиками (будь то капитаны индустрии, лидеры профсоюзов или, предположим, вождь племени навахо, — в данный момент это несущественно), чем теоретическими проблемами, составляющими суть социологии. Имея дело прежде всего с явными функциями, с проблемой, достигает ли та или иная практика или организация, учрежденная с определенными целями, поставленных перед нею задач, социолог превращается в искусного регистратора уже известных систем поведения. Его оценка и анализ ограничены вопросом, поставленным перед ним нетеоретиком, человеком дела, например, получим ли мы такие-то и такие-то результаты от введения новой системы оплаты труда.
Но социолог, вооруженный понятием латентной функции, направляет свое исследование именно в ту область, которая является наиболее обещающей для теоретического развития социологии. Он рассматривает известный (или планируемый) вид социальной практики, чтобы установить его скрытые, неосознаваемые функции (конечно, также, как и явные функции). Он рассматривает, скажем, отдаленные последствия новой зарплаты для профсоюза, в котором состоят рабочие, или же последствия некоторой пропагандистской кампании не только для реализации поставленной перед нею цели увеличения патриотического пыла, но и для ее влияния на свободу выражения мнений людьми в том случае, когда они расходятся с официальной политикой, и т.д. Короче, мы полагаем, что специфический интеллектуальный вклад социолога состоит прежде всего в изучении непреднамеренных последствий (к которым относятся скрытые функции) социальной практики, так же как и в изучении ожидаемых последствий (среди которых находятся явные функции).
Есть основание полагать, что именно в том пункте, где исследовательское внимание социологов смещается с плоскости явных в плоскость скрытых функций, социологи вносят свой специфический и главный вклад в исследование общества...
Томас и Знанецкий неоднократно подчеркивали, что с точки зрения социологии, какова бы ни была главная функция ассоциации, «последняя в своем качестве конкретной группы человеческих личностей неофициально служит удовлетворению и многих других интересов; социальные контакты между ее членами не ограничиваются только контактами, связанными с преследованием ими общей цели...». И между тем целые годы экспериментальной работы ушли на то, чтобы исследовательская группа [под руководством Э. Мэйо], работавшая на предприятиях Уэстерн Электрик, обратила внимание на латентные социальные функции первичных групп, возникающих в индустриальных организациях. Следует заметить, что мы приводим здесь данный случай не для того, чтобы дать пример неудачного планирования экспериментальных работ; не это было нашей непосредственной целью. Мы привели его только для того, чтобы проиллюстрировать важность понятия латентной функции и связанных с ним понятий функционального анализа для социологического исследования...
Открытие латентных функций означает важное увеличение социологического знания. Есть еще один аспект, в котором исследование скрытых функций представляет собой большой вклад в общественную науку. Именно латентные функции некоторой деятельности или верования не являются достоянием обыденного сознания, поскольку они оказываются непреднамеренными и неосознанными социальными и психологическими последствиями. Поэтому открытия в области латентных функций представляют собой больший прирост социологического знания, чем открытия в области явных функций. Они представляют, следовательно, и большие отклонения от знаний о социальной жизни, основанных на здравом смысле. В той мере, в какой латентные функции более или менее отклоняются от открыто провозглашаемых явных функций, исследование, обнаруживающее латентные функции, очень часто приводит к парадоксальным выводам. Эти кажущиеся парадоксы возникают в связи с тем, что распространенная и предвзятая точка зрения, рассматривающая некоторую стандартизированную практику или же верования только с позиций их явных функций, претерпевает резкое видоизменение при выявлении их вспомогательных или побочных функций. Введение понятия латентной функции в социальное исследование приводит нас к выводам, которые показывают, что «социальная жизнь не так проста, как она кажется на первый взгляд», ибо, коль скоро люди ограничиваются некоторыми последствиями (например, явными последствиями) некоторой социальной практики или же мнения,
то им сравнительно легко дать моральную оценку этим явлениям. Моральные оценки, основывающиеся, как правило, на этих явных последствиях, имеют тенденцию быть выдержанными только в черных или белых тонах. Но выявление других (латентных) функций часто усложняет эту картину. Проблемы моральных оценок (которые не являются непосредственным предметом нашего исследования) и проблемы управления социальными процессами (которые нас занимают) приобретают дополнительные трудности, которые обычно включаются в ответственные социальные решения...
Различение между явными и латентными функциями предотвращает замену социологического анализа наивными моральными оценками.
Поскольку оценки общественной морали имеют тенденцию основываться прежде всего на явных последствиях той или иной социальной практики или кодекса правил, то можно ожидать, что социологический анализ, базирующийся на выявлении латентных функций, будет время от времени вступать в противоречия с этими моральными оценками, ибо ниоткуда не следует, что латентные функции будут действовать точно так же, как и явные последствия, на которых и основываются, как правило, эти оценки. Так, значительная часть американского населения судит о политической машине как о чем-то «плохом» и «нежелательном». Основания для такого морального суждения довольно разнообразны, но все они сводятся в основном к убежденности в том, что политическая машина нарушает моральный кодекс: политический патронаж нарушает принципы подбора кадров на основе объективной квалификации, а не на основе партийной лояльности или же в зависимости от того вклада, который сделало данное лицо в избирательный фонд партии; боссизм нарушает принцип, согласно которому голосование должно основываться на индивидуальной оценке качеств кандидата и политических платформ, а не на верности вождю; подкуп и «взятка в форме благодарности» явно нарушают права собственности; «защита» от возмездия за преступления совершенно очевидно нарушает закон и противоречит общественной морали и т.д.
Учитывая все эти стороны политической машины, которые вступают в большее или меньшее противоречие с моралью, а иногда и с законом, мы стоим перед настоятельной необходимостью исследовать, почему она продолжает функционировать. Распространенные «объяснения» устойчивости политической машины оказываются здесь совершенно неуместными. Конечно, вполне может быть, что если бы «респектабельные граждане» оказывались на уровне своих политических обязанностей, если бы избиратели были активными и
сознательными, если бы число лиц, занимающихся подготовкой выборов, было существенно уменьшено,... если бы были произведены все эти и множество других аналогичных изменений в политической структуре, то, может быть, «пороки» политической машины и были бы уничтожены. Но необходимо заметить, что изменения этого рода не осуществляются, что политическая машина, словно феникс, возрождается целой и невредимой из пепла, что, короче говоря, данная структура обнаружила замечательную жизненность во многих областях американской политической жизни.
Поэтому, отправляясь от функциональной точки зрения, согласно которой устойчивые социальные системы и социальные структуры обычно (не всегда) выполняют позитивные функции, которые в настоящее время не могут быть адекватно выполнены с помощью других существующих систем и структур, мы подходим к следующему предположению: может быть, эта организация, опороченная публично, в современных условиях выполняет какие-то жизненные скрытые функции. Краткое рассмотрение современных исследований структур данного типа поможет нам проиллюстрировать некоторые дополнительные стороны функционального анализа.