Социокультурная модель базовых ценностей россиян

 

  Традиционные Общечеловеческие Либеральные
Терминальные Традиция Семья Порядок Благополучие Работа Жизнь индивида Свобода
Инструмен­тальные Жертвенность Своевольность Общительность Нравственность Властность Независимость Инициативность

Конечно, можно оспорить помещение некоторых ценностей в те или иные клеточки приведенной таблицы. По-видимому, малове-

* Цит. по: Лапин Н.И. Расхождения и возможные синтезы в динамике терми­нальных и инструментальных ценностей россиян // Пути России: существующие ограничения и возможные варианты / Под общей ред. Т.Е. Ворожейкиной. М., 2004. С. 245—253. Цитируемый текст иллюстрирует содержание раздела 7 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.


роятно достичь 100% консенсуса экспертов в отношении рассматри­ваемого ценностного пространства. Все же, думается, относительно 60% или даже 70% этого пространства консенсус возможен. В любом случае привлекает симметрия данного пространства по обеим его осям. Важно также, что наполнение этого пространства эмпиричес­кими данными, как ниже будет показано, полностью соответствует теоретическим ожиданиям. Такое соответствие можно рассматривать как аргумент в пользу предложенной модели. Кроме того, она позво­ляет строить не однотипные (традиционалистские или либеральные), а более сложные, синтезирующие структуры ценностей.

В основе предложенной модели лежат два основания диффе­ренциации базовых ценностей: (1) общетеоретическая их диффе­ренциация на терминальные и инструментальные: в терминальных ценностях выражаются желаемые социальные отношения, а в ин­струментальных — качества субъектов, требуемые для реализации этих отношений; (2) социокультурная их дифференциация на три типа — традиционные, либеральные, общечеловеческие.

Социокультурная дифференциация ценностей опирается на представление о существовании двух основных типов взаимоотно­шения между индивидом и обществом, или двух типов антропосо-циетальной респонсивности. Исторически первый ее тип — тради­ционалистский: высшей ценностью служит традиция как совокуп­ность сложившихся обычаев, правил, норм, законов; следование их предписаниям составляет непререкаемую норму (вплоть до жертвенности) поведения человека в основных сферах жизни обще­ства (например, в большой традиционной семье, клане). Впрочем, жертвенность дополняется своевольностью поведения человека в приватно-локальных областях его жизни; иногда своевольность спонтанно прорывается в более широкие сферы. Такое общество именуют традиционным, традиционалистским, закрытым.

Другой, исторически более поздний тип антропосоциетальной респонсивности — либеральный: высшими ценностями служат жизнь и свобода индивида, его независимость в выборе ценностей и норм, возможность по своей инициативе легитимно изменять социальные структуры и процессы; эти свободы ограничиваются аналогичными свободами других людей, дополняются традиционными предписа­ниями, которые, однако, не доминируют. Такое общество именуют современным, открытым, либеральным.

Нетрудно видеть, что в излагаемой здесь концепции термин либеральный обозначает один из двух социокультурных типов обще-

43-3033 ,_,


ства, т.е. имеет социетальный, социально-философский смысл1. Вместе с тем его конкретное содержание изменяется в зависимости от особенностей культуры и этапа социальной эволюции общества, области применения (политика, экономика и др.). Неправомерно редуцировать общий, социально-философский смысл термина «ли­беральный» к какому-либо частному, исторически относительному его значению, как бы злободневно оно ни звучало в данный момент (например, к «либерализму» российских олигархов).

Кроме того, мы выделили третий тип — общечеловеческие ценно­сти. Они как бы нейтральны к первым двум типам, но в то же время в различных типах обществ принимают «окраску» своей среды: на первый план выступают различные их аспекты. Например, порядок ценится в любом обществе; но в традиционном обществе он сопря­жен прежде всего с соблюдением традиций, а в либеральном — со свободой. Так же и работа повсеместно значима, но в одних куль­турах или для одних групп людей она выступает прежде всего как средство для заработка, а для других — как способ самореализации. Разную окраску могут иметь благополучие, нравственность.

Как известно, основной функцией всех ценностей является интеграция индивидов в социетальное сообщество. Она выража­ется в поддержке (одобрении) ценностей населением. Различные ценности имеют неодинаковую поддержку: одни ценности под­держиваются подавляющим большинством его членов, а другие, напротив, явным меньшинством; интегрируя меньшинство, они дифференцируют его от большинства.

Изменение поддержки каждого из трех социокультурных типов ценностей в течение 12 лет представлено на графике 1. Средняя для всех типов показывает общий рост поддержки ценностей: с 42,8% до 49,3%; это означает, что уменьшилась доля неопределенных и отрицательных ответов, повысилась интенсивность позитивного ценностного сознания россиян, значит, и его влияния на их пове­дение. При этом в 1990 г. наблюдались небольшие различия в под-

1 В этом смысле он сопоставим (но, разумеется, не тождествен) с либерально-реформистской ориентацией первого поколения Чикагской школы социологии: как известно, программа ее исследований основывалась на ценности свободы индивида, которая прагматически ограничивается социальным контролем общества; ограни­чители свободы — социальные институты, которые «не спланированы, но созданы непрерывными сериями реформ и преобразований» (Park R.E. Social planing and human nature // R.E. Park. Physics and society. Vol III. Society. Glenkoe, 111., 1955. P. 45. Подробнее см.: История теоретической социологии / Под общей ред. Ю.Н. Давыдова. М., 1998. Т. 3. С. 117-132).


держке разных типов ценностей (поддержка находилась в интервале 42 — 44%), но уже в 1994 г. эти различия значительно увеличились (41 — 49%), к 1998 г. немного уменьшились, а к 2002 г. снова возросли (45,7 — 52,3%). При этом выше средней росла поддержка общечело­веческих и либеральных ценностей; последние в 2002 г. поднялись заметно выше других. Поддержка традиционных ценностей тоже росла, но медленно, оставаясь заметно ниже совокупной средней.

График 1. Динамика поддержки социальных культурных ценностей

Таким образом, налицо общая тенденция либерализации струк­туры базовых ценностей. Впервые она проявилась в 1990—1994 гг. Уже тогда мы сделали вывод, что российское общество находится отнюдь не в начале, а примерно в середине своего движения к со­временной системе ценностей или уже во второй половине этого пути. К сходным выводам пришли российские социологи, участво­вавшие в международных сравнительных исследованиях динамики ценностей2.

В следующем четырехлетии, к июню 1998 г., наблюдалась частичная делиберализация структуры ценностей. Но на рубеже столетий она была преодолена, все либеральные ценности сосредото­чились в интегрирующем резерве, а свобода оказалась весьма близко

2 См.: ЛндреенковаА.В. Материалистические/постматериалистические ценности в России//Социологические исследования. 1994. № 11; Докторов Б.3. Россия в евро­пейском социокультурном пространстве // Социологический журнал. 1994. № 3.


 



 



к ценностному ядру. С полным основанием можно подтвердить вывод о постепенной либерализации ценностного пространства российского общества.

Однако недостаточно фиксировать общую тенденцию. Необхо­димо выяснить, как дифференцируется ценностное пространство по терминальным и инструментальным его составляющим. Начнем этот анализ с общечеловеческих ценностей.

График 2 демонстрирует, что терминальные общечеловеческие ценности имеют большую поддержку, чем инструментальные (разли­чие поддержки составляет 5 - 12%, достигнув максимума в 1998 г.).

График 2. Динамика поддержки общечеловеческих ценностей

Это соответствует теоретическим представлениям о более высо­ком иерархическом ранге терминальных ценностей по сравнению с инструментальными. В целом поддержка инструментальных обще­человеческих ценностей изменяется параллельно терминальным.

Обратимся к дифференциации традиционных и либеральных ценностей на терминальные и инструментальные. На графике 3 видно, что и в этих социокультурных типах терминальные ценности получают большую поддержку, чем инструментальные. При этом поддержка традиционных терминальных ценностей линейно воз­растала, превышая терминальную среднюю на 1 — 4%, а совокупную среднюю — на 7 — 10%; в целом она выросла с 51 до 59%. Поддержка либеральных терминальных ценностей тоже росла (с 45,6 до 52,5 %), но неравномерно; сохранялось и даже увеличилось ее отставание от традиционных ценностей; в целом их поддержка оказалась немно-


го ниже терминальной средней, хотя и выше совокупной средней. Иными словами, внутри терминальных ценностей наибольшую поддержку в целом сохраняют не либеральные, а традиционные ценности.

В рамках каждого социокультурного типа ценностей динамика поддержки населением еще более различается. Внутри традицион­ных ценностей обнаружилось значительное расхождение траекторий поддержки двух их групп: уже в 1990 г. инструментальные ценности этого социокультурного типа имели почти на 18% меньше под­держки, чем терминальные, в 1994 г. этот разрыв вырос более чем до 23%, а в 2002 г. превысил 26%. Таким образом, по уровню под­держки населением терминальные и инструментальные группы традиционных ценностей весьма отдалены друг от друга и все больше расходятся.

График 3. Динамика поддержки терминальных и инструментальных ценностей

Иная картина наблюдается внутри либеральных ценностей. В 1990 г. поддержка инструментальных ценностей этого типа была лишь на 7,5% меньше терминальных, и далее она последовательно приближалась к поддержке терминальных ценностей, так что в 2002 г. различие в их поддержке сократилось до 0,5%. Следовательно, по уровню поддержки населением инструментальная группа либеральных ценностей в процессе трансформации российского общества сблизилась с терминальной группой.


 




Одновременно внутри самих инструментальных ценностей быстро произошло расхождение социокультурных типов: возникло преобладание либеральных ценностей над традиционными. Всамом деле, в инструментальной группе поддержка традиционных ценностей понизилась с 33,4% в 1990 г. до 29,6% в 1994 г. и затем лишь немного повысилась (до 32,4% в 2002 г.); в итоге она оказалась на самом низ­ком уровне: на 13% ниже средней инструментальной и на 17% ниже совокупной средней. Поддержка же либеральных инструментальных ценностей выросла в 1,4 раза: если в 1990 г. она составляла лишь 38%, уступая общечеловеческим и менее чем на 5% опережая традицион­ные, то в 2002 г. эта поддержка составила уже 52%, опередив общече­ловеческие на 6%, а традиционные — почти на 20%. Таким образом, в 2002 г. поддержка либеральных инструментальных ценностей в 1,6 раза превысила поддержку терминальных ценностей.

Эти данные означают, что, в ответ на потребности адаптации к резко изменившимся условиям жизни, либерализация ценностного пространства российского общества началась с изменения инстру­ментальных ценностей или ценностей-средств, т.е. практических качеств индивидов. В результате в современном российском обще­стве возникло существенное расхождение между социокультурными смыслами основных групп базовых ценностей: наиболее влиятельными терминальными ценностями остаются традиционные, а среди инстру­ментальных ценностей стали доминировать либеральные.

Какоценить характер этого расхождения, возможные его послед­ствия? По-видимому, оценка не может быть однозначной. В данный момент ценностное расхождение поддерживает возникшую ранее в обществе аномию, проявляющуюся в по-прежнему высокой пре­ступности, коррупции, теневой экономике. А в ближней перспективе егопоследствия зависят от того, закрепится ли и будет обостряться это расхождение в качестве устойчивого противостояния тради­ционно-терминальных ценностей либерально-инструментальным (точнее, либеральному тандему инструментальных и терминальных ценностей) или же оно приобретет характер диалога, обещающего в будущем более сложную, композитную структуру.

В этой связи уместно напомнить диалектическую идею снятия противоположностей в качественно новой целостности (Гегель, Маркс). Эту идею по-своему конкретизировал Т. Парсонс, который рассматривал возникающую новую систему ценностей вовсе не как альтернативу, означающую утрату прежних ценностей, а как более универсальную их систему. По его оценке, «эти новые ценности должны быть более обобщенными в том смысле, что они могут


легитимизировать функции обеих дифференцированных единиц в единой формуле, которая позволяет каждой из них делать то, что она делает, и, что столь же существенно, не делать того, чем заняты другие». Поспешные выводы о том, что старые ценности неизбежно «утрачивают свои функции», Парсонс называл «романтическими идеологиями, бездоказательными утверждениями» и считал их свидетельством «неполной институционализации переструктури­рованных ценностей»3.

Охарактеризованная выше социокультурная модель базовых ценностей как раз и позволяет обнаружить более универсальную, чем прежняя, структуру, которая возникает и утверждается по мере трансформации российского общества. Растущая поддержка ли­беральных ценностей означает не утрату функций традиционных ценностей и даже не всегда сужение диапазона их действия, а во многом — их включение в новую, более сложную, композитную структуру ценностей, которая позволяет каждому типу ценностей делать то, что он делает, и не делать того, чем заняты другие.

Особого внимания заслуживает противоречие внутри терминаль­ных ценностей: между свободой и традицией. Если в 1990 г. поддержка свободы была лишь на 5% больше поддержки традиции, то в 2002 г. это превышение составило более 10%. При этом поддержка традиции также возросла: она превысила 45%, и тем самым традиция переме­стилась из оппонирующего дифференциала в интегрирующий резерв структуры ценностей. Две терминальные ценности, наполненные противоположными социокультурными смыслами, оказываются взаимосвязаны выполнением общей, интегрирующей функции. Еще многограннее соотношение терминальных ценностей свободы и семьи.Либеральная свобода размывает большую традиционную семью, но оставляет простор для различных форм малой, одно- и двухпоколенной семьи.

Как известно, конфликт внутри терминальных ценностей вы­зывает наибольшие изменения во всей системе ценностей. Чтобы конкретнее понять характер соотношения традиционных и либе­ральных ценностей в современном российском обществе, предстоит исследовать структуру ценностей в различных социальных группах (стратах) и социокультурных регионах России.

3 Парсонс Т. Функциональная теория изменения // О структуре социального действия. М., 2000. С. 720.



Л.А. Гордон, Э.В. Клопов

Леонид Абрамович Гордон (1930—2001) — известный российский социолог, доктор исторических наук (1979), профессор (1986), зав. отделом, руководитель Центра сравнительных социально-эконо­мических и социально-политических исследований Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО, 1993—2001). Внес существенный вклад в восстановление и раз­витие российской социологии труда, быта и свободного времени, социальной структуры, рабочего движения, в уяснение тенденций эволюции позднесоветского и послесоциалистического российского собщества.

Л.А. Гордон окончил исторический факультет МГУ (1953), ра­ботал учителем в школе (1954—1955), научным сотрудником Фунда­ментальной библиотеки общественных наук АН СССР (1955—1961), Института стран Азии и Африки АН СССР (1961—1965). В 1965 г. он совершил «скачок в социологию»: стал научным сотрудником отдела социологии Института труда Госкомтруда СССР (1965—1966), где включился в изучение социальных аспектов перехода трудящихся страны на пятидневную рабочую неделю. Исследования социальных проблем быта Л.А. Гордон продолжил в Институте международно­го рабочего движения (ИМРД) АН СССР, где стал руководителем группы, заведующим сектором (1966-1991). В 1991-1993 гг. — за­ведующий отделом Института проблем занятости (ИПЗ) РАН и Минтруда РФ, с 1993 г. до конца жизни Л.А. Гордон работал заве­дующим отделом ИМЭМО.

Эдуард Владимирович Клопов (род. в 1930 г.) — известный россий­ский социолог, доктор исторических наук (1981), профессор (1986), заместитель директора ИМРД и Института проблем занятости, со­редактор издания ИМЭМО «Социально-трудовые исследования» (с 1995). Внес существенный вклад в разработку социологических проблем быта, социальной структуры, наемного труда, трансфор­мации современной России.

Э.В. Клопов окончил исторический факультет МГУ (1953), работал научным сотрудником Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (1956-1966). Перешел в ИМРД, где прошел путь от старшего научного сотрудника до заместителя директора (1966—1991). В 1991—1993 гг. — заведующий лабораторией, заместитель директора ИПЗ, с 1993 г. — ведущий исследователь Центра сравнительных социально-экономических и социально-политических исследований ИМЭМО.


В ИМРД сложилось плодотворное сотрудничество Л.А. Гордона и Э.В. Клопова, результатом которого стало множество совместных статей и несколько книг. Основные их совместные публикации: Человек после работы. Социальные проблемы быта и внерабочего времени. М.: Наука, 1972; Социальное развитие рабочего класса СССР. М.: Наука, 1977; Рабочий класс СССР на рубеже 80-х годов. (Третий соавтор — А.К. Назимова). М.: ИМРД, 1981. Части I и II; Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30—40-е годы. М.: Политиздат, 1989; К изучению общественных проблем труда в России первой половины 90-х годов. (Третий соавтор — В.Г. Гимпельсон); Крутой пласт: шахтерская жизнь на фоне реструктуризации и общероссийских перемен. (Тре­тий соавтор — И.С. Кожуховский); Потери и обретения в России девяностых. В двух томах. М.: Эдиториал УРСС, 2000-2001.

Ниже приведен, с сокращениями, подраздел последней со­вместной книги Л.А. Гордона и Э.В. Клопова (2000), который дает представление о конкретном и взвешенном анализе положения на­родного большинства в современной России.

Н.Л.

ОСНОВНЫЕ ТИПЫ ПРОТИВОРЕЧИВЫХ ПЕРЕМЕН*

Как видно, преодоление государственного социализма в России и кризисное движение страны к рыночно-капиталистическим по­рядкам создают предпосылки, ведущие к глубоко противоречивым, разнонаправленным переменам в положении народного большин­ства. С одной стороны, ликвидируются или радикально ослабляются многие имманентные госсоциализму факторы ухудшения народной жизни — разрушается неэффективная экономическая система, совершенно неприспособленная к зрелому индустриальному и научно-индустриальному производству, исчезает подавление со­циально-политических свобод, устраняются условия, делающие невозможным создание настоящих профсоюзов и других институтов защиты интересов рядовых работников. Одновременно, правда, теряются и некоторые смягчающие иллюзии госсоциализма.

* Цит. по: Гордон Л.А., Клопов Э.В. Потери и обретения в России девяностых: историко-социологические очерки экономического положения народного боль­шинства. В двух томах. М., 2000. Т. 1. Разд. II. Подраздел 5.3. Цитируемый текст иллюстрирует сложность проблем, рассматриваемых в разделе 7 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.


С другой стороны, возникают факторы переходного времени, не только облегчающие, но чаще отягчающие положение боль­шинства рядовых работников по сравнению с прошлым. Главный из них — всеохватывающий экономический, социальный, по­литический кризис, неизбежный при любом переходе от одного общественного строя к другому, но усугубленный в России большей длительностью существования госсоциализма, вытекающей отсю­да повышенной диспропорциональностью народного хозяйства, особенно сильным разрушением традиций рыночной и вообще нетоталитарной культуры, политическими ошибками, вроде войны в Чечне. Ситуация резко ухудшается также тем, что за устранение госсоциализма России пришлось заплатить непомерным осла­блением государственности, и потому полосу кризиса российское общество вынуждено преодолевать, опираясь на слабое, полураз­рушенное государство.

Развитие, происходящее в столь противоречивых условиях, естественно, не может сразу же привести к всестороннему улучше­нию условий труда и жизненного уровня народа. Вернее ожидать, что в рамках общей долговременной перспективы роста народного благосостояния начальные этапы перехода от госсоциализма к рынку и демократии будут сопровождаться противоречивыми сдвигами. Прогрессивная эволюция сочетается здесь с регрессом, инволюцией, обретения — с потерями, развитие — с деградацией. Не исключено, что под воздействием столь противоречивых факторов негативные, инволюционные сдвиги могут первоначально преобладать над пози­тивными. Как проницательно заметил Р. Дарендорф, оценивая еще в 1990 г. перспективы посткоммунистических преобразований, «эко­номические реформы наверняка заведут нас в долину слез. Прежде чем улучшиться, положение вещей должно будет ухудшиться» .

Неизбежность противоречивых перемен в социальном положе­нии трудящихся не означает, конечно, что человеческие действия ничего не меняют в данной сфере. Как и в отношении переходного кризиса в целом, они способны если не устранить, то существенно смягчить социальные противоречия. Главное, сознательные усилия во многом определяют, остается ли социальное положение контро­лируемым или оно становится неуправляемым. От них в решающей мере зависит, приобретет ли социальный кризис непереносимый, катастрофический характер. Но сама по себе противоречивость сдвигов, соединение в них потерь и приобретений составляют за­кономерную и неустранимую черту положения трудящихся на на­чальном этапе послесоциалистического развития России.


Наиболее наглядным образом противоречивый характер пере­мен в жизни народа проявляется в том очевидном факте, что поло­жение одних слоев и классов, составляющих общество, улучшается, а других — ухудшается. Одни социальные группы развиваются, усиливаются, укрепляют свое влияние, другие слабеют и дегради­руют. В сегодняшней России есть заметные категории населения, причем не только в верхах общества, но и среди массы рядовых работников, которые живут явно богаче, полнее, свободнее, чем десятилетие назад. Но имеются еще большие слои, чья жизнь, по крайней мере, с точки зрения материального благосостояния и экономической уверенности в завтрашнем дне, стала за это время более тягостной и трудной.

К первым, помимо узкого слоя крупных предпринимателей и элитарных групп политиков, менеджеров, интеллектуалов и специа­листов высшего уровня, принадлежат несколько миллионов мужчин и женщин, занятых мелким предпринимательством. Улучшилось в это время и положение немалого числа наемных работников, связанных с частными российскими и иностранными предпри­ятиями, фирмами, представительствами, большинства служащих кредитно-финансовой сферы, торговли, многих экспортных от­раслей. Повысился жизненный уровень десятков (если не сотен) тысяч российских граждан, которые работают за границей. Беда, однако, что сейчас вместе с тружениками выигрывают мафиозные группировки, охватывающие значимую часть городского населения, особенно среди молодежи1.

Столь же очевидны и группы, все стороны положения кото­рых явно ухудшились за время преобразований. В более трудной жизненной обстановке оказалась часть старой номенклатуры и, главное, миллионы и миллионы рабочих, инженеров, научных работников военно-промышленного комплекса, многих предпри­ятий машиностроения, химии, тяжелой промышленности, которые обладают наивысшей квалификацией индустриального типа и чьи жизненные условия в недалеком прошлом были относительно лучше, чем у остального населения. Более тяжелым стало существо­вание населения новых депрессивных регионов, равно как и тех,

1 По данным НИИ МВД РФ, в конце 90-х гг. в России действовало около 8 тыс. организованных преступных групп, объединенных примерно в тысячу крупных группировок. Если считать, что с каждой из них связано несколько десятков чело­век, то получается, что общая численность участников организованной преступной деятельности достигает сотен тысяч. По другим расчетам, речь идет о полумиллионе людей или еще большей цифре.


мм


кому всегда приходилось нелегко — инвалидов, одиноких матерей, многодетных семей; в определенном смысле труднее живется всей пожилой части населения.

Однако противоречивость изменения условий жизни при отходе от госсоциализма не сводится к появлению в обществе выигрываю­щих и проигрывающих групп. Такие во всех отношениях обретающие и во всех отношениях теряющие категории составляют ныне менее половины населения. Во второй половине 90-х гг., например, груп­пы, живущие во вполне благополучных условиях, насчитывали не более 10-20% населения, а часть общества, которая находилась во всесторонне бедственном материальном положении, охватывала до 30-35 %. У оставшихся 50-60 % — и в этом заключается важнейшее противоречие социально-экономического положения народного большинства в России — различные жизненные обстоятельства меняются не одинаковым, но разнонаправленным, противоречивым образом. У множества людей одни элементы труда, быта, потребле­ния, духовной и общественной жизни улучшаются, другие ухудша­ются, третьи остаются неизменными; в одних случаях перемены к лучшему или худшему происходят стремительно и кардинально, в других — медленно, частично, непоследовательно.

В широком смысле разнонаправленность изменения различных сторон социально-экономического положения составляет часть общей неравномерности преобразования всей народной жизни в переходной России. Рассмотренная в предельном укрупнении, применительно к общественному бытию в целом, эта неравно­мерность выступает как сочетание прогресса политической, идео­логической, культурной свободы с разрушительным обострением экономической ситуации. При таком укрупнении положительные последствия преодоления госсоциализма, «хорошие» тенденции общественного развития проявляются пока что по преимуществу в изменении социально-политических условий. Потери же, отри­цательные следствия и «плохие» тенденции перемен сказываются сильнее всего как раз в социально-экономическом положении. Во всяком случае, именно так воспринимает ситуацию большинство населения. Среди нескольких тысяч людей, репрезентативно пред­ставляющих взрослое население России в опросах Всероссийского центра изучения общественного мнения, проводившихся во второй половине 90-х гг., 70-80 % отмечали, что сравнительно с допере­строечными временами обычному человеку сейчас легче выразить свое мнение, говорить все, что он думает, создавать различные организации, свободно участвовать в их работе, открыто исповедо-


вать любую религию. Но 60—65 % опрошенных в этих же опросах подчеркнули, что материальное положение их семей ухудшилось за последние годы.

Вместе с тем в более детальном рассмотрении само развитие социально-экономического положения выступает противоречивым процессом, складывающимся из негативных и позитивных сдвигов. Соединение обретений и потерь, «хороших» и «плохих» тенденций пронизывает все слагаемые социального развития большинства населения в переходных обществах, образуя его постоянное, атри­бутивное свойство.

Оговоримся, что одновременность развертывания «хороших» и «плохих» тенденций имеет достаточно сложную природу. В некото­рых случаях плоды «хороших» и «плохих» сдвигов ощущаются бук­вально в одно и то же время. Как будет показано в своем месте, ухуд­шение питания и улучшение качества одежды или бытовой техники происходит синхронно. Однако в иных случаях тенденции одной направленности приносят плоды немедленно, а другой — лишь со временем. Еще чаще разнонаправленные результаты одних и тех же тенденций сказываются в разное время. При этом как раз наиболее важные, так сказать, стратегические сдвиги практически проявля­ются в жизни обычного человека далеко не сразу. Скажем, «плохая» тенденция роста безработицы ощущается немедленно, а переплетаю­щуюся с ней «хорошую» тенденцию изменения структуры занятости в соответствии с требованиями постиндустриальной экономики большинство начнет чувствовать лишь после немалого времени. И наоборот, «хорошие» результаты расширения дополнительных скрытых заработков, увеличивающих доходы, выявляются немедлен­но, «плохие» же, связанные с нарушением законности и разложением трудовой морали, делаются очевидными много позже.

Но так или иначе, сказываясь синхронно или нет, переплете­ние «хороших» и «плохих» тенденций определяет сегодня условия существования огромных слоев населения России. Подобное свой­ство объясняло многие важные особенности нашей общественной жизни, в том числе наличие внутренне противоречивых интересов у значительной части общества и вытекающую отсюда усиленную противоречивость установок массового сознания одних и тех же людей и групп.

Разумеется, различие противоречий, связанных с изменением отдельных сторон положения большинства трудящихся и с диффе­ренциацией большинства условий жизни отдельных общественных групп, имеет достаточно условный, относительный характер. Отно-


 




сительность эта дополнительно увеличивается тем, что соотношение «плохих» и «хороших» сторон жизни, как и структура выигрывающих и проигрывающих групп постоянно меняются, так что специфи­ческое групповое положение легко превращается в особенность положения большинства, и наоборот. Скажем, сегодняшнее мате­риальное процветание бойцов преступных группировок («солдат», «быков») завтра вместе с разгромом организованной преступности может обернуться тем, что они окажутся одной из самых неквали­фицированных групп молодежи, не имеющей что предложить на рынке труда. Пополнение ими уже существующих категорий непод­готовленных работников — продавцов малоценного труда — поведет к росту безработицы, выступающей уже в качестве фактора, меняю­щего одну из сторон положения большинства трудящихся (уровень занятости и наполненности рынка труда).

С другой стороны, любое изменение жизни, затрагивающее народное большинство, особенно изменение, имеющее положи­тельный смысл, требует времени для того, чтобы оно было освоено трудящимися и усвоено властями. До тех пор, пока умение пользо­ваться правами потребителя или наемного работника, опираясь на закон и суд, не получило массового распространения, а также пока эти нормы не восприняты продавцом и работодателем, расширение прав не ощущается как всеобщее благо. Ограничение телефонного права и «блата», с помощью которых иной раз удавалось компенсиро­вать бесправие, может в это время восприниматься большинством в качестве потери. Напротив, распространение новых видов массового беззакония, скажем, сокрытие заработков и уклонение от налогов получает не только фактическое оправдание, но нравственную под­держку со стороны немалой части народа.

В общем, развитие правовых норм и правопорядка, регулирую­щих социальное положение всего населения, первоначально оказы­вается средством фактического улучшения жизни лишь отдельных его групп — например, более образованных людей или специфи­ческих категорий трудящихся, вроде работников пассажирского транспорта, чья роль в обеспечении нормальной жизнедеятельности городов так велика, что необходимость соблюдения их прав очень легко и быстро усваивается властями.

Наконец, в условиях всеобщего кризиса вся совокупность условий труда и элементы жизненной обстановки, определяющие и неодинаковое состояние всех сторон жизни у разных групп, и разное состояние отдельных жизненных обстоятельств у одних и тех же групп, зачастую меняется чрезвычайно стремительным и


всеобъемлющим образом. Недаром выражения «обвал», «обвально», «обвальный» приобрели расхожий характер в нынешнем российском словоупотреблении. Катастрофический дефицит 1991 г., отпуск цен в 1992 г. и фактическая гиперинфляция 1992 г. привели к тому, что резко ухудшились все элементы жизненной обстановки у подавля­ющей массы населения. Применительно к большинству народа ка­кое-либо различие «хороших» и «плохих» тенденций потеряло в этот момент всякий смысл. Сохранялась разве что противоположность положения очень узкой верхушки и всего остального населения. Од­нако уже с конца 1992 — начала 1993 г. начали отчетливо проявляться оба типа дифференциации условий жизни народного большинства: и разное положение групп в целом, и разные тенденции изменения составляющих этого положения у каждой группы. К 1996—1998 гг. развитие и «хороших» и «плохих» тенденций зашло так далеко, что малоосмысленными стали, наоборот, утверждения о всестороннем ухудшении жизни всей не элитной части общества, о ее всеобщем обнищании. Новая угроза стремительного снижения жизненного уровня всего народного большинства возникла после девальвации рубля в августе 1998 г. Впрочем, первоначальные опасения оказа­лись несколько преувеличенными. Катастрофического падения жизненного уровня после 1998 г. все-таки не произошло. Конечно, оно вполне может случиться в дальнейшем, если дороговизна снова взметнется бурными темпами. Напротив, может и не случиться, если удастся удержать инфляцию под контролем, сохранить и развить элементы экономического роста, проявившегося в 1999—2000 гг. В сущности, хрупкость, нестабильность условий труда и быта, по­стоянная возможность (не неизбежность!) их внезапного обвального ухудшения составляет третий род противоречий, определяющих тот фон и ту социальную атмосферу, в которых развертываются противоречия двух первых родов — дифференциация населения по материально-экономическому положению и противоположность «хороших» и «плохих» тенденций в жизни одних и тех же групп.

В конечном счете противоречивость положения российского народного большинства выражается не во всеобщем обнищании и не только в улучшении или ухудшении отдельных условий его жизни, не в облегчении или отягощении жизни отдельных групп, но в более сложных соотношениях. В этих соотношениях в многообразных со­четаниях присутствуют и всеобщие спады, и долговременные или кратковременные улучшения различных элементов труда и быта, освоенные и неосвоенные возможности, «хорошие» и «плохие» тенденции, обретения и потери...


 




Что касается противоречий, связанных с хрупкостью перемен, с возможностью резких изменений обстановки, перепады этого рода задают дальнейшему рассмотрению естественные хронологические рамки. Оно (это рассмотрение) распространяется на уже завершив­шийся период — от крутого поворота общественного развития в начале 90-х гг. до конца десятилетия. С точки зрения положения народного большинства, в течение всего этого времени разверты­вались принципиально одни и те же процессы, в которых соединя­лись «плохие» и «хорошие» перемены. Так что о 90-х гг. уже можно говорить как о целостном этапе противоречивого, колеблющегося движения России от госсоциализма к новой жизни. Совпадение конца десятилетия с как будто обозначающимся достижением «дна» кризиса в экономике и с началом нового президентства в политике символически подчеркивает завершение этого периода.