Блаженная Наталия Вырицкая

 

Вырицкие сторожилы еще помнят, как по улицам поселка из конца в конец ходила стран­ная женщина с корзинкой, в которой сидели кот, петух и маленькая собачка. Неверующие над ней смеялись и считали ненормальной. Верующие и внимательные толковали это так: матушка показывает, что тварь Божия живет в мире Друг с другом, а людям надо у них учить­ся. Это была блаженная Наталия.

Сторожилы вспоминали, что ее появле­ние в Вырице предсказывал сам прп. Серафим, говорил, что к ней будут ходить за помощью и молитвой, говорил о ее духовной высоте.

У матушки Наталии были особо прибли­женные духовные чада, они и сейчас рассказыва­ют о духовных дарованиях матушки. Биографи­ческие же сведения о ней крайне скудные — как и все юродивые Христа ради, матушка скрывала свое происхождение и обстоятельства жизни, приведшие к подвигу юродства.

Неизвестна фамилия матушки, хотя все, кто встречался с ней, были уверены, что проис­ходила она из высокого звания, об этом говори­ло благородство ее внешности, речей и манер, и то, что она в совершенстве знала французский язык — язык русской аристократии. Родилась матушка в 1890 году и, вероятно, в юности при­няла постриг. Сохранилась фотография, на ко­торой матушка одета в белый апостольник. По некоторым сведениям, в молодости матушка под­визалась на горах Кавказа в тайных пустыньках, которые потом были разгромлены гонителями.

В 1955 году мать Наталия появилась в Печорах и по благословению прп. старца Семеона направилась на Вырицкую землю, где до 1976 года несла подвиг утешения, вразумле­ния, молитвы за людей. Как и другие вырицкие подвижники, матушка Наталия какие-то вре­мя провела в скитаниях — не имея прописки, была преследуема властями. В конце концов ее приютила и дала ей прописку одна местная жительница. Поселилась матушка во времян­ке — ветхом сарайчике со щелями, в которые зимой забивался снег и дул ветер. Матушка же не только не имела теплой одежды, но и ходила зимой босая. И часто, когда посетители жало­вались на холод в ее избушке, брала их ледяные руки в свои, согретые внутренней теплотой и так отогревала. Не только руки, но и сердца...

В той же маленькой времянке жили с ма­тушкой Наталией ее любимые животные: козы, свиньи, кошки, собаки... и крысы, с которыми матушка разговаривала, как с разумными су­ществами, и совсем их не боялась, они тоже были ее «домашними животными».

Любовь ко всему живому распространя­лась у матушки даже на насекомых, она не сма­хивала с себя мух и комаров, а по свидетельству очевидцев даже специально уходила в лес и от­давала себя на съедение комарам. Это сугубое изнурение плоти было продолжением ее еже­дневного мученичества.

Воистину вся жизнь блаженной была сплошным мученичеством — жила она, по сути дела, в хлеву, обрекала себя на холод, голод, бес­сонные ночи и другие телесные мучения (на­пример, еженочно молилась, стоя коленями на поленьях дров), но главное — она брала на себя чужие беды, невзгоды и грехи. Благодарные ду­ховные чада матушки на всю жизнь сохранили воспоминания о том, как по ее молитвам они были спасены от смерти, избавлены от страш­ных болезней (рака, туберкулеза, радикулита, умопомешательства), о том как матушка по­могла наладить семейную и рабочую жизнь, — так она всегда и во всем была для них любящей матерью. Иногда и строгой, воспитывающей своих чад в послушании, смирении и терпе­нии. Молитвенный покров матушки Наталии ощущали и до сих пор ощущают на себе мно­гие из тех, кто обращался к ней за помощью. Приведем здесь отрывок из воспоминаний

Архиепископа Симбирского и Мелекесского Прокла:

Я познакомился с матушкой Наталией бла­годаря Екатерине Владимировне, которая со­общила, что матушка желает видеть меня.

Пришел я к ней в первый раз уже наслышанный о ее прозорливости, а она мне в ноги кланяется. Я очень удивился:

— Мать Наталья, что Вы кланяетесь?

— Я не тебе, а твоему сану кланяюсь. Зайди, зайди в мою келью, побеседуем. Вот как я живу скромненько.

Меня поразила обстановка в ее доме. Это было настоящее царство зверей и птиц: кро­лики, козы, собаки, куры, утки.

Матушка очень хорошо ко мне относилась, называла «птичкой», может быть потому, что в армии я служил в авиации, а, может быть, по другой причине. Она предсказала мне свя­щенство, монашество и архиерейство.

Я учился в духовной семинарии, и мне пред­стоял трудный экзамен. Как раз приехал отец Василий Швец и предложил поехать в Вырицу. Я сказал, что у меня экзамен по Ветхому Заве­ту, надо готовиться, но батюшка ответил:

— Ничего, навестим мать Наталью, она по­молится и сдашь экзамен.

Подошли к ее дому, постучали. Собаки, ко­нечно, заливаются. Мать Наталия сидит в бане и кричит оттуда:

— Юлька, замолчи. Кто там, мы никого не принимаем!

— Да свои, матушка.

— Никаких у меня своих. Кто это?

— Да я, матушка, отец Василий с птичкой.

— С птичкой принимаю.

Не успел я ни о чем рассказать, как матушка говорит:

— Как хорошо, что батюшка пришел, сей­час молебен послужим.

Отец Василий достал епитрахиль, поручи и начал по обычаю: «Благословен Бог наш...» Когда он пел обращения к святым, матушка его перебивала и громко повторяла: «Святой Ио­анн Кронштадтский, моли Бога о нас! Святая блаженная мати Ксение, моли Бога о нас».

Очень длинный молебен получился, слу­жили больше двух часов. Наконец закончили, после чего мать Наталия достала пачку денег и подала отцу Василию:

— Вот тебе за молебен, ручки на свечке гре­ешь, бери.

Отец Василий не взял деньги. После этого матушка сказала:

— Вы мои гости, сейчас буду вас угощать. Засуетилась, достала селедку, лук и подсол­нечное масло, нарезала и смешала все вместе.

— Сколько блюд приготовила, — говорит матушка, — как архиерею!

Хлеба не было. Я подумал: «Если бы кон­сервы, хотя бы сайру, а то обопьешься от се­ледки». Матушка мгновенно отреагировала на мою мысль, достала откуда-то банку сайры и спросила:

— А чем открывать будешь?

Нашли нож, кое-как открыли. После этого мать Наталия взяла полстакана подсолнечного масла и будто случайно вылила его на мое новое, только что купленное пальто. Я подумал про себя: «Конец, пропало пальто, не отчистишь».

Очень хотелось пить после матушкиного угощения, и тогда она поставила на стол лимо­над. Отец Василий отказался, а я выпил.

Во все время угощения мать Наталия про­должала напевать:

— Святой Иоанн Кронштадтский, моли Бога о нас; святая блаженная мати Ксение, моли Бога о нас.

Так много-много раз повторяла. Потом об­ратилась к нам:

— Птичка, пойдем с тобой, а батюшка пусть отдыхает.

— Матушка, — спросил я, — а почему вы поете «молите Бога о нас», они же не про­славлены еще?

— Прославленных святых можно не пере­числять, а их нужно. Знаешь, ты будешь откры­вать мощи отца Иоанна Кронштадтского и уча­ствовать в прославлении блаженной Ксении... Ну, пора спать, надо укладываться. Куда же вас поместить, таких людей надо на второй этаж, там сено лежит, там покои для владыки.

Это она предсказала мне епископство и то, что в епархии покои архиерея действительно будут на втором этаже.

Наверху я хотел полистать конспекты, но папка с тетрадями вывалилась из моих рук, и я не смог ее найти. Всю ночь мы так и не сом­кнули глаз и видели, как мать Наталия моли­лась коленопреклоненно. Мы делали вид, что спим, а она молилась всю ночь. В пять часов утра мы с отцом Василием спустились вниз и сказали матушке, что хотим пойти к батюш­ке Серафиму на могилку. Она дала нам булку со словами:

— Помолитесь, помолитесь и хлебушка по­ложите на могилку.

Калитка во двор Казанского храма оказа­лась закрытой. Тогда мы перелезли через за­бор, подошли к могиле старца и долго моли­лись. Вырицкий сторож удивился, почему мы здесь в такую рань и как вошли при закрытых воротах.

Когда мы вернулись и пришли попрощать­ся с матушкой, она подошла ко мне со словами:

— Так, экзамен на «пять»! — и перекре­стила, после чего добавила, — а это твое хозяй­ство, — и вручила мне папку с конспектами.

Этот трудный экзамен я сдал на «отлич­но». Но самое удивительное было то, что на пальто, которое матушка облила маслом, ниче­го не осталось. Жирного пятна как не бывало.

Однажды я раздробил палец, который дол­го не заживал. Решил поехать к матушке. Захо­жу во двор и вижу: сидит она у дома, а рядом с ней транзисторный приемник.

— Птичка приехал. Тишина прежде всего. Лукавый! Замолчи! — и приемник выключился сам. — Ничего, сейчас промоем палец мар­ганцовкой и перевяжем на два часа.

Когда я вернулся к себе, боль прошла. Па­лец был в порядке.

После хиротонии я служил священником в храме на Смоленском кладбище. Пришла туда мать Наталия и говорит:

— Я так не хочу, чтобы тебя в Выборг пере­вели. Там даже иконы нерусские.

Было это весной, а осенью перевели меня настоятелем Выборгского собора.

За несколько лет до самих событий мать На­талия предсказала смерть Папы Римского, ми­трополита Никодима, Брежнева. Помнится, когда она говорила об их смерти, спрашивала вслух:

— Господи, я правильно говорю? — И сама же отвечала: — Правильно...

Она очень просила передать владыке Никодиму, чтобы он не ездил на похороны Папы Римского. Но он все же поехал и скончался в Риме.

Так же знаменательны воспоминания про­тоиерея Василия Швеца:

Отношения матери Наталии с животными и ее подарки — это был особый язык, который лишь через много лет общения становился по­нятным. Она вразумляла людей через живот­ных. И как не вспомнить здесь библейскую ослицу, вразумившую пророка!

Случилось, что я сильно заболел и вызвал двоюродного брата, который немедленно при­ехал. Он был ученый, заведующий кафедрой, человек верующий, но не любивший юроди­вых, так как считал их шарлатанами. Когда мы с братом беседовали, зашла ко мне в дом мать Наталия. Видно, она духом знала, что я болею, и почти сразу после ее прихода мне полегчало. Вдруг матушка схватилась за бок, согнулась и запричитала:

— Ой, ой, болит!

— Что старушка дурит? — спросил брат.

Я тогда служил в храме на Смоленском кладбище и подумал, что она предсказывает что-то, что должно произойти там. Прошло несколько дней, а в субботу, когда брат был во Владимирском соборе (где хранится знамени­тая чудотворная Казанская икона Божией Ма­тери), у него началась сильная боль в правом боку.

Оказалось, что обострился аппендицит. Пришлось идти к знакомым договариваться, так как брат был иногородним. На Вербное Воскресенье отправили его на операцию. Все случилось, как матушка предсказала.

У одной вырицкой жительницы муж выпи­вал. Пошла она к матери Наталии. Вдруг по­дошел козел и ударил гостью лбом. Матушка вышла и начала ругаться:

— Ах ты, такой пьяница, да еще дерешься. Я такого козла убила бы. Пошли в милицию. Надо заявить на козла!

Матушка отправилась в милицию, где долго не могли понять, чего она хочет. Когда разо­брались, что заявляют на козла, который уда­рил кого-то, то с раздражением сказали:

— Сами разбирайтесь!

Все это в точности повторилось с той жен­щиной. Муж в пьяном виде (то бишь козел) из­бил ее, и когда она пошла заявлять в милицию, ей ответили:

— Сами разбирайтесь!

Матушка Наталия нередко прикидывалась пьяной. Нальет в бутылку воды, пьет будто водку. Это она проделывала, когда приходили к ней пьяницы. Замечательно, что после того, как она давала им выпить воды из своей бутыл­ки, они отвращались от страшного недуга.

По молитвам матушки люди исцелялись от самых тяжелых болезней. Часто она давала кагор: выпьет человек — и исцелится.

Почти каждому из приходивших к ней мать Наталия делала какие-то подарки. И все со значением. Кому кусок хлеба, са­хара, просфору, кому козьего молока или какую-то вещь. Все, что ей приносили, раз­давала приходящим и еще добавляла от сво­их припасов.

В трудные моменты жизни, особенно во время духовной брани, матушка часто оказы­валась рядом. Она видела духовным оком со­стояние человека и спешила на помощь. При­дет, принесет хлеб, яйца — и скорбь куда-то отходит, становится светло и радостно. Это был дивный дар ее — через какие-то малень­кие подарки утешать человека. Но когда нуж­но было, то она и вразумляла.

Она несколько лет брала у меня сено для своих коз и часто приходила. Для меня эти приходы всегда были радостью и утешением.

Задолго до моего священства она предска­зала мой путь, подойдя ко мне со словами:

— Благослови.

В Ленинграде был юродивый Петр. И вот однажды матушка сказала мне:

— Как там дурачок Петр живет? Передай ему привет от дурочки Натальи.

У нее было удивительное и такое доброе чувство юмора, согревающее душу, успокаива­ющее и утешающее. Бывало, скажет:

— Дашь обет, что придешь на обед? Прихо­ди, я тебе перину из сена сделаю.

Или возьмет, за уши потаскает — и голов­ная боль проходит. Бывало нередко и такое: только начну кому-то рассказывать о матушке, как она и сама появляется, откуда ни возьмись. Если кто-то приходил из любопытства и спра­шивал, она отвечала уклончиво, вроде:

— Может, что-нибудь и выйдет...

Очень много людей приходили к матуш­ке за благословением на учебу, перед уходом в армию, перед важными событиями в личной жизни. Кому устроиться на работу, поступить в институт, с жильем трудность — сразу отве­чала, как и что нужно сделать, будет ли успех.

Но вместе с ласковостью и добротой в ней всегда чувствовалась духовная сила. Никакой расслабленности, она всегда была собранной, как воин на поле брани.

Внешне ничего не показывая, мать Ната­лия была молитвенницей. Как-то я ночевал в ее доме, проснулся ночью и не мог уснуть. И вот все это время до утра матушка стояла на коленях и молилась. Молилась за всех знаемых и незнаемых, за всех, кто приходил к ней и со­бирался прийти.

Ночами ходила она молиться к часовне бла­женной Ксении

Удивительный дар прозорливости дал ей Господь. Она знала помыслы людские. Однаж­ды матушка что-то записала на листке бумаги и отдала знакомой со словами:

— Завтра прочтешь.

На листке было в точности записано, о чем думала эта знакомая.

Мать Наталия была очень мудрой и образо­ванной, сохраняя удивительную простоту и ла­сковость и общении.

Перед кончиной матушки ей явился святи­тель Николай, возвестивший о предстоящем уходе.

Мать Наталия отошла ко Господу в возрас­те восьмидесяти шести лет. Произошло это на­кануне Богоявления в 1976 году. Похоронили ее на вырицком поселковом кладбище в самый праздник Богоявления.

В 2012 году нетленные мощи матушки были перенесены на погост Казанской вырицкой церкви. Почитание ее в народе растет год от года.