Часть 2. Новостильный календарь
Спор о церковном календаре начался еще с первых веков христианства. Праздников святых, за исключением местночтимых, в то время было еще совсем мало, и календарь был нужен, главным образом, для того, чтобы определить день Пасхи и сопутствующих праздников. В начале II в. на этой почве разгорелся первый серьезный конфликт, связанный с тем, что некоторые Церкви Малой Азии праздновали Пасху в один день с евреями (14-го числа месяца нисан), а не в последующее воскресенье, когда ее праздновали все остальные христиане. Конфликт был серьезен именно потому, что через совместные празднования Церковь выражала свое внутреннее единство. Разлад во времени праздников и постов, таким образом, приводил к разладу и в вопросах веры, и это послужило поводом к тому, что римский епископ Виктор отлучил нарушителей от Церкви. Позже Церковь объявила четыренадесятников (то есть, тех, кто празднует Пасху строго 14 числа) еретиками, и определила миропомазание в качестве процедуры их приема обратно в Церковь.
7-е Лаодикийское правило гласит:
"Обращающихся от ересей, то есть ... четыренадесятников ... приимати не прежде, как проклянут всякую ересь, особенно же ту, в которой они находились: и тогда уже ... да будут помазаны святым миром, и тако причащаются святых таин". [24]
7-е правило Второго Вселенского Собора также определяет четыренадесятничество как ересь:
"Присоединяющихся к православию, и к части спасаемых из еретиков приемлем, по следующему чиноположению и обычаю ... четыренадесятидневников... когда они дают рукописания и проклинают всякую ересь... приемлем, запечатлевая, то есть, помазуя святым миром..." [25]
Наконец, 95-е правило Трулльского Собора, который также обладает значением вселенского, повторяет:
"...четырнадцатидневников.... когда они дают рукописания и проклинают всякую ересь, не мудрствующую, как мудрствует Святая Божия Кафолическая и Апостольская Церковь, приемлем, запечатлевая, то есть помазуя святым миром во-первых чело, потом очи, и ноздри, и уста, и уши, и запечатлевая их глаголем: печать дара Духа Святаго".
Эти "четырнадцатидневники" были виновны только в том, что пользовались не тем календарем, каким пользовалась Церковь, а тем, который, как они утверждали, заповедовал им сам Ап. Иоанн Богослов – и однако же Церковь совершенно их отлучила и относилась к ним как к еретикам.
Св. Ипполит свидетельствует о том, что во всех остальных вопросах чистота их веры не вызывала сомнений:
"А иные, вздорные по своей природе ... говорят, что Пасху нужно праздновать на четырнадцатый день первого месяца, по заповедям Закона, невзирая на то, на какой день [недели] она приходится ... в остальном, однако, эти люди соблюдают все традиции, заповеданные Церкви Апостолами". [27]
Еще один раннехристианский автор, Анатолий, свидетельствует о четыренадесятниках то же самое: "Одна группа, воистину, соблюдала Пасху на четырнадцатый день первого месяца – в соответствии с Евангелием, как они его понимали. Они не ввели ничего нового, и во всем соблюдали заповеди веры". [28]
Иными словами, разногласие касательно порядка церковных праздников было приравнено к ереси. Хотя четыренадесятники были во всех отношениях православными и отклонились лишь в вопросе дня Пасхи, они были отлучены от Церкви как еретики за отказ подчиниться в этом вопросе воле поместных и вселенских соборов. И ересь эта считалась настолько тяжелой, что даже принятие их обратно в Церковь производилось через чин миропомазания, а не через простое письменное отречение, которое считалось достаточным для монофизитов и несториан, а уж они-то были совершенными еретиками в самом что ни на есть догматическом смысле слова!
И если четыренадесятники были объявлены еретиками за приверженность к календарю, который, по их мнению, был основан Св. Иоанном Богословом, то что говорить о новостильниках, которые следуют латинянскому календарю, многократно осужденному всею Церковью? Первый Вселенский Собор совершенно недвусмысленно определил дату Пасхи, хотя некоторые западные Церкви, просто из-за трудностей сообщения, какое-то время продолжали использовать устаревшие способы вычисления праздничной даты. Большинство местных Церквей исправили эту ошибку, как только узнали о ней, кроме кельтских Церквей на Британских островах, которые отказались признавать Александрийские пасхалии Вселенской Церкви. Жаркий спор разгорелся между представителями обеих сторон, в результате чего Церковь объявила британские Церкви раскольническими до тех пор, пока они не согласились на правильный календарь.
В 1583 г. папа Григорий VII создал и навязал всему католическому миру новый календарь, для использования как в светских, так и в богослужебных целях. Он предложил православным и протестантам также принять это нововведение, но и те, и другие отказались, а православная Церковь даже созвала три всеправославных собора, каждый из которых анафематствовал григорианский календарь и всех, кто посмеет его принять.
Первый из этих соборов, который был немедленно созван в том же 1583 г., составил целый список папистских заблуждений, который был анафематствован по пунктам. Седьмая часть постановлений собора гласила:
"Кто не следует обычаям Церкви и тому, как приказали семь святых вселенских соборов о святой Пасхе и месяцеслове и добре законоположили нам следовать, а желает следовать григорианской пасхалии и месяцеслову, тот с безбожными астрономами противодействует всем определениям святых соборов и хочет их изменить и ослабить – да будет анафема, отлучен от Церкви Христовой и собрания верных".
Новостильники совершенно четко подпадают под эту анафему, и по этой причине все те, кто остался верен православию, отвергают евхаристическое общение с новостильниками. Постановления этого собора никогда не были отменены каким-либо другим собором, большим или хотя бы равным ему по полномочиям. Поэтому эти постановления должны считаться обязательными; если окажется, что какая-то поместная Церковь может поотменять постановления Церкви "по щучьему велению", а главное "по своему хотению", то получается, что одна часть больше, чем целое, и соборность Церкви – пустой звук. Если нововведения местечковых "соборов" отменяют проверенные временем православные традиции, открыто защищавшиеся и укреплявшиеся намного более авторитетными, всеправославными соборами, тогда традиция и авторитет Церкви утрачивают свою органическую связь с принципом соборности.
Утверждение 5. Старостильники оправдывают свое отделение от церкви "нового стиля", обвиняя последнюю в ереси экуменизма. Но исторически разделение произошло именно из-за календарного вопроса, а это не ересь. Поэтому, даже если экуменизм - это ересь, то старостильники все равно остаются раскольниками, потому что причины для отделения у них были другие, а экуменизм для них - это просто удобное оправдание раскола и орудие исторического ревизионизма.
Ответ: Сам новостильный календарь уже создает раскол и нарушает единство Церкви, потому что те, кто приняли новый календарь, уже в силу одного этого отделены от тех, кто пользуется календарем Церкви. Кроме того, новый календарь сам по себе является потенциально еретическим, потому что это ни что иное, как изменение священного символа, оставленного нам Отцами Церкви. Повсюду Церковь выражает священную реальность посредством символов. Символы - это тварные предметы, которые отображают реальность нетварную, и таким образом дают нам возможность общаться с нетварным и божественным. Они не отображают Божию сущность, потому что она абсолютно невыразима и запредельно возвышена над всей тварной реальностью, но они указывают нам путь, на котором божественное актуализируется в нашей жизни, потому что они отображают энергии Бога. Таким образом, символы и знаки показывают нам, как и при помощи каких умственных представлений, мы должны сделаться вместилищем и земным жилищем божественной благодати.
Сама Церковь пользуется устными и письменными символами – зачастую унаследованными у классических философов, и потом переработанными – для выражения каких-то истин относительно Божества, Воплощения и других доктрин. Например, мы говорим, что Бог Един по сущности, но троичен в ипостасях, хотя та реальность, на которую эта формула пытается указать, бесконечно более возвышенна, чем эта простая устная формулировка. Таким же образом мы заимствуем образы и метафоры из поэзии, например, когда говорим, что "Бог наш есть огнь поядающий". Хотя Он на самом деле совсем не является физическим огнем, но эта формула создает правильное представление в наших умах, которое Бог посчитал полезным для нас в нашей духовной жизни; потому что Его действия в тех, кого Он считает достойными, подобны действию огня.
Точно таким же образом и календарь, по словам Отцов Церкви [29], является образом вечного поклонения Богу на небесах. Церковь выражает идею вечности "века грядущего" посредством организации богослужений в циклы, поскольку цикл - это и есть образ того, что не имеет начала и конца. Каждый из этих циклов движется в совершенном согласии с другими, создавая ритм, который приводит душу к гармонии с собой, с прочими членами Тела Христова, и с Самим Воплощенным Словом. Но если этот календарь изменить по прихоти, ради соответствия модели, принятой у еретиков, связь циклов нарушается и возникает духовный разлад. Возможно, наиболее возмутительный пример подобного разлада – сокращение Апостольского поста, который в некоторые годы вообще полностью исчезает, и лишает верующих одного из основных инструментов развития духовной жизни. [30]
Каждый аспект самовыражения Церкви, будь то теология, поэтика, литургика, календарь, архитектура, музыка, иконография, таинства, вообще все что угодно – это символ божественных реальностей, а раз так, то этот символ является неизменным в очень важном смысле этого слова; правильный символ ведет нас к правильному богопочитанию, к правильному следованию заповедям, а неправильный символ уводит нас от Бога. Если символ и может быть законно изменен, или если Церковь позволяет нескольким вариантам сосуществовать, то это потому, что Святые Отцы считали, что иногда разные символы могут указывать на одну и ту же реальность. А когда символ меняют без опоры на согласие Святых Отцов, или, тем более, вопреки прямому и недвусмысленному осуждению Вселенской Церкви – то такое нововведение нужно отвергнуть как разрушительное для души.
Как бы то ни было, новый календарь и создан был именно для того, чтобы питать экуменизм. Это совершенно очевидно уже из того факта, что тот же самый первый документ, выпущенный православным патриархатом и поддерживающий новый календарь, оказался и первой публичной декларацией принципов и идей экуменизма. В 1920 г. Константинопольский патриархат опубликовал энциклику, озаглавленную "К Церквам христианским, во всем мiре обретающимся". Эта энциклика включала в себя список из одиннадцати предложений, имевших целью "объединение церквей", и первое же из этих предложений состояло как раз в том, чтобы принять единый календарь для всех церквей, как православных, так и еретических, чтобы можно было всем одновременно справлять праздники. Через три года Константинопольский патриарх Мелетий Метаксакис, высокопоставленный масон и радикальный экуменист, созвал "всеправославное совещание", на которое явились представители лишь трех поместных православных Церквей, и которое рекомендовало Церкви, в целях модернизации и достижения союза с западными церквами, принять григорианский календарь и пасхалии, значительно сократить длительность постов и церковных служб, а также отменить правила об одежде священников. На следующий год Константинопольский патриархат и Церкви Греции и Румынии приняли новый календарь. Сторонники нового календаря в 1920 г. даже и не пытались скрыть причины этой реформы: они открыто заявляли, как на публике, так и в частных беседах, что целью принятия нового календаря было приближение союза с церквями Запада [31]. Это, разумеется, было прекрасно известно тогдашним старостильникам, и в основном именно потому, что эта реформа служила таким важным шагом к объединению с католиками и англиканами, старостильники ее и отвергли. Наконец, в осуждении нового календаря в 1583 г. прямым текстом сказано, что те, кто желает изменить календарь, хотят ни чего иного, как соединить православную Церковь с папистами. Так что совершенно бессмысленно спорить о том, что экуменизм якобы возник через несколько десятилетий после календарной реформы – они с самого начала шли рука об руку.
Утверждение 6. Осуждение нового календаря Всеправославными Соборами XVI в. не имеет отношения к современным новостильникам, потому что в современном новом календаре изменения затрагивают только месяцеслов [32], а не пасхалии [34].
Ответ: Каждый, кто прочтет текст осуждения, обнаружит, что все соборы осуждали не только тех, кто принимает все ошибки латинян в совокупности, но и тех, кто принимает хотя бы одну из них. Одной из таких "отдельных" ошибок является новостильный месяцеслов. Если бы действительно позволительно было принимать новый месяцеслов, покуда мы не принимаем новые пасхалии, то по такой логике выходит, что можно принимать главенство папы или опресноки [33], покуда мы не принимаем Филиокве. Нет уж, давайте пожалуйста обойдемся без такого абсурда. Формулировка текста ставит месяцеслов и пасхалии на равные позиции, и нет абсолютно никаких оснований подходить к ним с двойными стандартами, потому что и то, и другое является фундаментальным и необходимым выражением внутренней жизни Церкви.
Стоит отдельно отметить, что церкви Финляндии и Эстонии, которые приняли также и новые пасхалии, безусловно попадают не только под осуждение соборов XVI века, но и под анафему Первого Вселенского Собора, который определил Пасхалии и запретил празднование Пасхи одновременно с евреями (что периодически происходит в католических пасхалиях). Так что даже и по букве самих новостильников выходит, что им необходимо прервать общение с этими двумя церквями.
Утверждение 7. Новый календарь, используемый православной Церковью, не является григорианским календарем – это новоюлианский календарь. Он отличается от григорианского календаря более высокой точностью (97 високосных годов на 400 лет, а не 100, как в григорианском). Поэтому православные, следующие новоюлианскому календарю, под анафемы против григорианского календаря не попадают.
Ответ: Новый календарь во всех своих функциональных деталях идентичен григорианскому календарю, анафематствованному в 1583 г. Он действительно в мелочах отличается от григорианского – но он еще на шаг дальше отошел от юлианского календаря. То есть, "безбожные астрономы" (выражение из текста анафемы 1583 г.) папы римского изобрели свой новый календарь потому, что, в отличие от Святых Отцов, ставили астрономическую точность выше традиций и единства Церкви. Идя по следам папистов, современные новостильники точно таким же образом пренебрегли традициями и единством Церкви в угоду астрономической точности и союзу с еретиками. Но так как греческие интеллектуалы в 1920 г. вдобавок еще и мучились комплексом неполноценности перед своими западными коллегами, то они постарались и григорианский календарь также "подправить", чтобы доказать, что и по безбожности наши "безбожные астрономы" дадут папистским сто очков вперед.
Правильнее было бы назвать новый календарь "ново-григорианским", а не "ново-юлианским", потому что он, очевидно, является редакцией именно первого, а не второго. Отцы Церкви, сражаясь с арианами, доказали свое учение о том, что Сын единосущен Отцу, продемонстрировав единство их действий, ведь единство действий означает и единство природы. Так как действия нового календаря идентичны действиям католического календаря – а именно, они празднуют те же праздники в те же дни (в этом ведь и заключается смысл самой затеи), – то очевидно, что новый календарь по сути своей и есть тот же календарь, созданный папой римским Григорием, и анафематствованный православными, а различия их незначительны. Наконец, так как главное соображение экуменистов, создавших новый календарь, и состояло в том, чтобы облегчить союз с Римом – то есть именно в том, против чего и была направлена анафема 1583 года – то все, кроме совсем уж формалистов, вынуждены признать, что новый календарь подпадает под анафемы православных патриархов прошлого. Незначительные же различия между оригиналом григорианского календаря и его версией под редакцией новостильников вообще невидимы практически никому, кроме узких специалистов [35].
Часть 3. Экуменизм
Итак, перед нами, наконец, самая тяжелая болезнь, поразившая церкви Мирового Православия: ересь экуменизма. Первым официальным проявлением экуменизма в православной Церкви было обращение Константинопольского патриарха, сделанное в 1920 г. Язык этого обращения был, впрочем, еще довольно мягок, особенно по сравнению с более поздними экуменическими обращениями и инициативами. Они принимали множество гибких и разнообразных форм, в силу природной аморфности самой этой ереси. В своей самой слабой и разбавленной версии экуменизм основывается на утверждении, будто Церковь Христова больше православной Церкви – иными словами, на вере в то, что и инославные церкви обладают каким-то, может, и несовершенным, но все же реальным и настоящим экклесиологическим статусом. Варианты экуменической экклесиологии включают так называемую "теорию ветвей", "теорию разделения", "теологию крещения", и, наконец, "евхаристическую теологию".
Теория ветвей была разработана в XIX в. протестантами из Высокой англиканской церкви (англо-католиками), которые хотели найти для себя преемственность в более древних формах христианства, нежели английская протестантская церковь. Они-то и предложили теорию о том, что Церковь разделилась на несколько "ветвей"; обычно под этими "ветвями" подразумеваются собственно англиканство, римское католичество и восточное православие. Вопросы, по которым эти церкви расходятся, были объявлены слишком незначительными и недостаточными для того, чтобы говорить об отпадении какой-либо из них от Церкви Христовой. Из таких начальных условий, конечно, логически вытекает необходимость поиска путей воссоединения этих "ветвей". Это была первая внятная теория, подкрепившая собой экуменическое движение, но в наши дни она уступила первенство более зрелым теориям, хотя название "теория ветвей" используется до сих пор, в основном, с негативной коннотацией.
"Теория разделения" основывается на вере в то, что Церковь разделилась на множество частей, каждая из которых, тем не менее, обладает всею полнотой Церкви. Эта точка зрения родилась у протестантов, которые распылились на такое большое количество деноминаций, что, действительно, нелепо уже было продолжать упорствовать и считать какую-то одну истиннее прочих. Такое распыление привело протестантов, а за ними и многих католиков, к тому, что они вообще серьезно усомнились в том, что после первых веков христианства в Церкви остались соборность и кафоличность. Это логически и привело их к поиску способов "восстановления" кафоличности Церкви через проекты вроде Всемирного Совета Церквей.
"Евхаристическое богословие", в свою очередь, заключается в учении, что православная Церковь должна вступить в евхаристическое общение с инославными до того, как с ними будет достигнуто единство в вопросах догматики. Согласно этой теории, нужно априори признать экклесиологический статус инославной церкви, и тогда единство, которое проистекает из евхаристического общения, само собой пересилит все незначительные различия в доктринах, которые существуют между разными группами.
Наконец, "богословие крещения", популярная теория, главным защитником которой является митрополит Пергамский Иоанн Зизиулас, основывается на вере в то, что, хотя все церкви и разнятся в доктринальных вопросах, однако, несмотря на это, все они объединены общим крещением во Святую Троицу. Эта позиция была официально утверждена Константинопольским патриархатом в противовес позиции лютеран в сентябре 2004 г., и взята на вооружение Московским Патриархатом.
Самая радикальная форма экуменизма, поддерживаемая многими новостильными епископами и богословами (особенно можно выделить покойного Константинопольского патриарха Афинагора), основывается на вере в то, что все религии одинаково являются дорогами к Богу и путями ко спасению. Эта точка зрения часто встречается на заседаниях Всемирного Совета Церквей, где "православные" делегаты (включая и епископов) участвуют в языческих ритуалах и подписывают документы, содержащие такие богохульства, как призывы к христианам "сделать шаг вперед и оставить позади устаревшее богословие, ограничивающее путь к спасению исключительно личной верой в Иисуса Христа" [36].
Все формы экуменизма, начиная с самых мягких и невинных, являются ересями. Православная Церковь никогда не считала и не может считать, будто параллельно с нею существуют еще какие-то церкви. На протяжении всей своей долгой истории она последовательно и непреклонно отвергала каждую ересь не просто как интеллектуальное заблуждение, но главным образом как средство заблуждения духовного, которое уводит человека прочь от Бога. Любая ересь – это учение, исходящее не от Бога, а от дьявола, и единственной целью ереси является уничтожение человеческих душ. Если человек, принадлежащий к еретическому течению, и достигает каких-то добродетелей, то это происходит только в той мере, в которой он как-то соответствует тем остаткам истинного христианского учения, которые еще остаются у еретиков. Но присутствие даже самых благонамеренных людей в еретической церкви никоим образом не означает, что в ней присутствует, в сколько-нибудь серьезном смысле этих слов, "вера, однажды преданная святыми". [37]
Многие святые истинной Церкви страдали и гибли, противоборствуя ереси, и делали они это именно потому, что прекрасно знали, что свет и тьма не могут сосуществовать: у Христа не может быть общения с Велиаром. Экуменисты, признавая еретиков частью Церкви, отвергают вселенское учение Святых Отцов и свидетельствуют сами о себе, что они никакие не новые пророки, нашедшие способы преодолеть старые разделения, а самые обыкновенные изобретатели новой ереси, просто на этот раз экклесиологической природы. Ведь так же как и триадология или христология, экклесиология Церкви является частью той же православной догматики; нам ясно, что последняя следует из первых именно в том смысле, в котором Церковь есть ни что иное, как Тело Христово. Вот почему Церковь включила самую суть своей экклесиологии в Никейский Символ Веры, объявляя: "верую ... во едину Святую, Соборную, Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов."
Экуменизм, являющийся поиском "утраченного единства", призывом к восстановлению кафоличности и признанием множества крещений, прямо противоречит Символу Веры. А это совершенно неприемлемо для православных христиан.
Утверждение 8. Экуменизм не был официально и открыто выражен в еретической форме.
Ответ: это утверждение требует, для начала, определиться с тем, что же, собственно, можно считать "официальным" заявлением. Очевидно, что в интересах "консервативных экуменистов" будет измыслить такое определение слова "официальное", согласно которому вообще любое заявление можно будет при желании записать в "неофициальные", и тогда окажется, что "официально" объявить какую-либо ересь в принципе невозможно. Тем не менее, экуменические церкви определенно поддерживают еретические лжеучения в таких формах, которые любой непредвзятый и здравомыслящий человек назовет вполне официальными: скажем, публичное заявление патриарха, одобренное синодом. Это в той или иной форме произошло во всех экуменических церквях. Все они участвуют во Всемирном Совете Церквей – всемирной организации, единственной целью существования которой является распространение экуменизма и инославных экклесиологических принципов, на которых экуменизм и основывается. А многие из этих церквей и вовсе были учредителями Совета, и на высшем уровне помогали сформулировать его цели и позиции, совершенно чуждые православному пониманию Церкви. И Устав Совета, и его декларации – подписанные за минувшие годы делегатами различных "православных" Церквей, – снова и снова последовательно заявляют, как косвенно, так и прямо, что инославные группы действительно являются какой-то частью Церкви, и что православная Церковь – это только часть чего-то большего, какого-то "целого", состоящего из православных вместе с инославными.
В 1965 г. патриарх Афинагор и синод Константинопольского патриархата "сняли" анафемы 1054 г. против Римско-Католической церкви. Они заявили, что осуждение православными ересей латинян было "безосновательным", и что оно должно быть изглажено из памяти; они молились о том, чтобы "прийти к общему пониманию и выражению апостольской веры" через "сожаление об исторических ошибках" [38].
В 1975 г. патриарх Димитрий и Синод Константинопольского патриархата приняли и всячески рекомендовали Фиатирское исповедание. Это исповедание, среди прочих, провозглашает, что "у Церкви нет стен, есть лишь врата"; что в результате "нового понимания" Церкви, "одни христиане теперь посещают и молятся вместе с христианами других традиций, с которыми они в прошлом не могли общаться из-за запретов, потому что тех называли еретиками"; и, как следствие, что взаимное причащение между католиками и православными возможно при определенных обстоятельствах.
В сентябре 1990 г. представители всех экуменических церквей, назначенные и аккредитованные соответствующими синодами, встретились в Швейцарии в Шамбези с официальными представителями монофизитских церквей, и заявили, что монофизиты являются совершенно православными, и ни в коей мере не являются еретиками. Это заявление было ратифицировано патриархом Александрии в 2001 г. Хуже того, в июне 1991 г. патриарх Антиохийский Игнатий IV разрешил полное евхаристическое общение с сирийской монофизитской церковью, тем самым отойдя от резолюций Четвертого, Пятого и Шестого Вселенских Соборов. Наконец, сам факт того, что экуменисты преследуют истинно-православных христиан за их веру, уже доказывает нам, что они считают свою ересь официальным учением своей церкви.
В житии св. Максима Исповедника мы можем прочесть следующее:
"Епископ предложил ему: "Прими написанный царем типос не как положительный догмат веры, но как способ решения сомнительных вопросов. Он и написал не в смысле законодательства, а в смысле истолкования веры."
Святой Максим отвечал:"- Если типос не есть положительный закон, утверждающий единство воли и действия Господа нашего, то зачем вы сослали меня в страну варваров и не ведающих Бога язычников? За что я осужден оставаться здесь в Визии? За что сотрудники мои изгнаны: один в Перверу, а другой в Месемврию?" [39]
Идея здесь именно в том, что когда отпавшие от православия гонят и преследуют православных, то преследования эти надо понимать именно как доказательство того, что гонители относятся к своим еретическим исповеданиям вполне серьезно, это составная часть их самоопределения, и они поэтому готовы проявлять жестокость по отношению к тем, кто с ними не согласен.
Помимо этого, епископы, священнослужители и миряне экуменических церквей последовательно подтверждают приверженность экуменизму во множестве разнообразных форм. Экуменические иерархи из всевозможных юрисдикций произносят бесчисленные богохульства, подвергая сомнению почти каждую православную догму; регулярно проводятся совместные молебны с еретиками; католики и монофизиты практически свободно допускаются к причастию; официальные делегаты православных церквей нового стиля вступают в договоры, подобные недавнему "Баламандскому соглашению", или подписываются под заявлениями вроде тех, что были приняты на недавней девятой ассамблее Всемирного Совета Церквей. Все это является ни чем иным, как согласие с "теорией ветвей" и сонмом других заблуждений.
Вопреки тому, что предпочитают думать себе "экуменические консерваторы", все подобные действия вовсе не являются "не относящимися к делу". Все эти представители православных церквей, подписывающие документы, не являются "свободными агентами". Это делегаты, выбранные своими Синодами в качестве представителей, возвещающих голос Церкви. Соответственно, когда они подписывают еретические документы, они выражают не свои личные мнения, а взгляды своей церковной иерархии. А для чего же еще выбирают и посылают делегатов? Если, как пытаются утверждать новостильные консерваторы, такие поступки и не делают экуменистские церкви de jure еретическими, то они однозначно показывают их еретическими по меньшей мере de facto. А если самосознание и самовыражение некоей церкви на епископском уровне является последовательно еретическим, то не нужно томов "официальных" еретических деклараций для того, чтобы доказать, что данная церковь – это не та Церковь, которую основал Христос.
Вообще говоря, далеко не только иерархи, но и большинство мирян экуменических церквей считают еретические церкви обладающими каким-то настоящим экклесиологическим статусом. Только незначительное меньшинство консерваторов как-то держится за нечто, еще пока напоминающее православное учение о природе Церкви. Члены этих меньшинств, а это, как правило, наиболее набожные и преданные чада своих церквей, успокаивают себя самообманом и убеждают себя, что, дескать, их церковь "в целом и на самом деле" еще единомысленна с ними; они отмахиваются от действительно преобладающих еретических мнений своих епископов и мирян как от временных и досадных недоразумений. Но их рассуждение порочно, и не только потому, что оно совершенно оторвано от реальности. Не личная вера священнослужителей или мирян определяет экклесиологический статус Церкви как группы верующих, а то, на каких позициях находятся ее иерархи. Впрочем, даже если бы консенсус мирян и был тут определяющим фактором, "консерваторы" из экуменических церквей обнаружили бы, что число "либералов" на порядок больше, настолько широко зараза экуменизма уже успела расползтись.
Утверждение 9. Церковь в работе с еретиками часто употребляла икономию, и неоднократно позволяла некоторые канонические нарушения, вплоть до допущения пребывания в Своем лоне некоторых еретиков; однако до сих пор акты такой икономии не приводили к расколам, подобным тому, какой учинили ИПХ в наши дни.
Ответ: О. Василий тут же приводит большое количество примеров из истории Церкви, доказывающих его правоту, но, к сожалению, они ровным счетом никак не относятся к нашей проблеме, потому что в нашем случае речь не идет ни о каких актах икономии, хотя бы и чрезмерных. Проблема, увы, заключается в самих доктринальных вопросах. Когда экуменисты нарушают правило, то они делают это не потому, что принимают принцип, заключенный в правиле, но просто хотят смягчить его применение в каком-то конкретном случае, чтобы таким временным ослаблением помочь кому-то достичь спасения (а именно в этом и заключается суть и цель икономии). Наоборот, они отвергают сам принцип, заключенный в правиле. Например, действительно, Церковь неоднократно принимала некоторых еретиков без перекрещивания, но не потому, что она считала еретические крещения благодатными, а для того, чтобы облегчить им возвращение к православию [Здесь имеется в виду, что в таких случаях доселе безблагодатное крещение считалось ретроактивно обретшим силу после благодатного миропомазания. – Прим. пер.]. Но экуменисты как раз учат тому, что и у еретиков крещение тоже благодатное; более того, они часто учат, что еретики и вовсе никакими еретиками не являются. Церковь иногда вступала в дискуссии с еретиками, но никак не потому, что считала их "тоже православными", а потому, что хотела убедить их вернуться к православию. А экуменисты, напротив, постоянно ведут диалоги с еретиками не для того, чтобы обратить тех в православие, а для какого-то "воссоздания единства" церкви (каковую церковь они считают чем-то большим, чем собственно православная Церковь) – единства, якобы утраченного в ходе исторических недоразумений. Среди "икономий", которые приводит о. Василий, есть как примеры простых нарушений, не относящихся к догматике, так и примеры правильного применения настоящей икономии; ереси, о которых там идет речь, бывали проповедуемы священнослужителями низших степеней или вообще мирянами, или, самое большое, отдельным епископом, но никак не патриархом или целым синодом. Ни в одном из примеров, приведенных о. Василием, не идет речи о целой Церкви, о целом патриархате, впавшем в ересь, а в наше время дела, увы, обстоят именно так. Также очень важно помнить, что неправильное или даже еретическое поведение или мнение мирян и низшего духовенства не имеет влияния на онтологический статус Церкви. Церковь становится еретической только тогда, когда ересь будет принята группой ее епископов. Миряне и низшее духовенство не являются центром единства Церкви, осуществляющегося через таинство Причастия; таким образом, они остаются в Церкви до тех пор, пока не будут отлучены, или пока не последуют в ересь за своими епископами. Епископ же отделяется от Церкви сразу же, как только он становится открытым и упорствующим еретиком, потому что "вселенскость" и "кафоличность" Церкви держится именно на епископах. Когда епископ уходит от православия, он перестает быть "местом", в котором Церковь проявляет себя.
Многочисленные канонические нарушения, которые происходили во все времена существования Церкви, никогда не бывали основой для публично проповедуемой ереси; сегодня же похожие нарушения происходят именно потому, что епископы-экуменисты приняли чуждую православию экклесиологию, а именно идею о том, будто еретические группы являются в каком-то смысле частью Церкви. Вот уже эта вера и приводит их на практике к нарушению церковных канонов, что и должно помочь православным понять, кто такие эти люди и как к ним следует относиться.
Утверждение 10. Экуменизм уже умирает. Патриарх Варфоломей объявил афонским монахам, что православная Церковь обладает полнотой истинного учения, а латиняне находятся в заблуждении; он также осудил совместные молитвы с инославными. [Бывший] архиепископ Афинский Христодул синодально запретил совместные молитвы. Многие поместные церкви критикуют разные аспекты экуменизма, а церкви Грузии и Болгарии вообще вышли из Всемирного Совета Церквей. Это доказывает, что наша позиция оправдана и приносит свои плоды.
Ответ: На самом деле, конечно, ситуация с экуменизмом делается все хуже и хуже. Совместные молитвы регулярно проводятся тем же патриархом Варфоломеем, который посетил папу в Риме, и пригласил папу посетить его в ответ, молясь с ним вместе и приняв его как истинного епископa [40]. В феврале 2006 г., на Девятой Ассамблее ВСЦ в Порт-Аллегре, в Бразилии, была вновь подтверждена, в новой своей редакции, "теория ветвей"; редакция эта была подписана делегатами почти всех "православных" церквей. Эти действия, в числе прочих, открывают нам глаза на то, что все внешне православные заявления, делаемые экуменистами, не имеют никакой реальной ценности. Эти заявления, увы, являются обыкновенным притворством из серии "и нашим, и вашим", которое используется единственно для того, чтобы предотвратить уход наиболее консервативных православных в истинно-православные Церкви. Подобная двуличность, конечно, вовсе не нова, она типична для еретиков всех времен, и ее никак невозможно принимать за признак того, что еретик-де вернулся к православию, или что его можно как-то признать православным. Ересиарх Арий тоже как-то произнес формулу православного исповедания и согласился принять Никейский Символ Веры, но св. Афанасий отказался принять его в общение, потому что прекрасно знал, что тот просто-напросто по-своему интерпретирует Символ Веры, в уме подгоняя его под свою еретическую трактовку. Точно таким же образом и патриций Епифаний, говоря от лица монофелитов, предоставил якобы православное исповедание св. Максиму Исповеднику:
"Скажи нам, злой старик, одержимый бесом! Зачем ты говоришь такие речи? Не считаешь ли ты еретиками всех нас, и город наш, и царя нашего? Знай, что мы более тебя христиане и более тебя православные. Мы признаем в Иисусе; Христе, Господе нашем, Божественную и человеческую волю и душу разумную, ибо всякое разумное существо всегда имеет и силу произволения, по самому естеству своему, и способность деятельности. Вообще, живому существу свойственно движение, а уму присуща воля. Мы признаем и Господа имеющим власть хотения не по Божеству только, но и по человечеству, а особенно мы не отрицаем его двух волей и двояких действий". [41]
Св. Максим, тем не менее, отказался признать это вполне православно звучащее исповедание, потому что он прекрасно знал, что оно было притворным, уже хотя бы только потому, что монофелиты не переставали проповедовать свое учение и расправляться с теми, кто с ними не соглашался. Опять же, и Евтихий (изобретатель радикального монофизитства) повторил православное исповедание веры на своем суде; тем не менее, и св. Прокл, и весь постоянный Синод Константинополя отлучили его, потому что знали, что Евтихий не верил в произносимые слова, а просто пытался избежать осуждения.
Среди наиболее вразумляющих примеров подобных обманов из истории Церкви выделяется житие Блаженного Никиты Исповедника, настоятеля, жившего в эпоху иконоборчества, в IX в. Мы читаем следующее: "Еретики, видя, что Отцы готовы скорее умереть, чем отступить от своего правоверия, измыслили против них такую хитрость. Они сказали:
– Ничего иного мы от вас не требуем, кроме того, чтобы вы приобщились только один раз в церкви с патриархом Феодотом Святых Таин; более ничего делать не будете, и пойдете свободно каждый в свой монастырь, с своей верою и мудрованием.
Введенные в заблуждение этим лукавством еретиков, Отцы до некоторой степени склонились на их желание. Потом, убедившись в обмане, они вполне раскаялись и возвратились на благой путь. После того как каждого из них выпустили из особого темничного затвора и заключения, они пришли к преподобному отцу Никите и начали убеждать и молить его, чтобы он согласился вступить в общение с Феодотом и вышел из темницы. Святой Никита не соглашался оставить темничное заключение, переносимое им для Христа, и отнюдь не желал исполнять просьбу отцов; но отцы настояли, говоря:
– Невозможно нам выйти отсюда, а тебя оставить здесь: небольшого дела от нас требуют – только причаститься вместе с Феодотом; вера наша в нас останется. По рассуждению, в настоящих тяжелых обстоятельствах лучше разрешить себе малое, чем погубить всё.
Так они долго и докучливо настаивали и принуждали Никиту; преподобный, не из желания избежать страданий и не из боязни мук, но по прилежным мольбам отцов и почитая седины их, склонился помимо воли своей к их увещаниям и вышел. Ему предстояли жизнь и смерть; и хотя он охотнее избрал бы смерть за православие, чем жизнь, однако не ослушался в то время честной дружины, правая вера и добродетельная жизнь которой были ему известны.
Все вместе пошли к лжепатриарху; тот, чтобы удобнее уловить их к общению с собою, повел их в некое молитвенное место, нарочно украшенное иконами, чтобы отцы, при виде святых икон, заключили о правоверии патриарха. Там Феодот служил литургию; они приняли причащение из рук его и слышали из уст его такие слова: "Кто не почитает иконы Христовы, анафема да будет". Патриарх сказал так не потому, что сам почитал икону Спасителя, но из лицемерия – пред отцами, чтобы они не сомневались иметь с ним общение. Потом, когда все разошлись по своим монастырям, преподобный Никита начал сердечно скорбеть, что имел общение с лжепатриархом Феодотом, лицемерным обманщиком: малое уклонение от правого пути святой вменял себе во всецелое заблуждение. Он задумал удалиться в иную страну и там каяться в своем прегрешении. Сев на корабль, он поплыл к острову, называемому Проконнис (на Мраморном море, ныне Мармара). Но потом он рассудил в себе: где было прегрешение, там должно быть и покаяние, – и вернулся в Византию.
Открыто ходя по городу, преподобный Никита безбоязненно учил людей держаться правых догматов, установленных Святыми Отцами седьмого вселенского собора. Царь узнал об этом, призвал святого к себе и спросил:
- Зачем ты не ушел в свой монастырь, как прочие игумены? Почему ты один остался самовольно, не повинуясь, как я слышу, нашему повелению? Или власть нашу ты вменяешь в ничто? Исполни повеление наше и иди в свой монастырь; если не пойдешь, я велю мучить тебя.
Святой кротко отвечал:
- Царь! в монастырь мой я не пойду, веры моей не оставлю, держусь и буду держаться моего исповедания; его держатся Отцы мои, святые православные епископы, и без вины терпят от тебя изгнание, узы и многие беды, защищая православную Церковь, в которой мы пребываем и утешаемся надеждой славы Божией. Знай же достоверно обо мне, что не из боязни смерти и не из любви к временной жизни я сделал то, чего не следовало делать, но ради послушания повиновался старцам и против желания: лишь исполняя их волю, вошел в общение с лжепатриархом Феодотом, о чем ныне жалею и в чем раскаиваюсь. Будь вполне уверен, что отныне нет у меня никакого общения с вами: держусь предания Святых Отцов, которое принял сначала". [42]
Из этой истории мы можем извлечь сразу несколько уроков.
Во-первых, что никак нельзя оправдывать общение с еретиками тем, как полезно или удобно это будет для нас, или даже для других.
Во-вторых, что Отцы Церкви считали причащение с еретиками совершенно неотделимым от принятия их ереси: даже если у нас самих и православное вероисповедание, это нам никак не поможет, если мы не разорвем общение с еретическими епископами. И в-третьих, что даже когда еретик изображает следование православию, никак нельзя с ним причащаться, пока он искренне не раскается, и пока Церковь не снимет с него все обвинения и даже подозрения в ереси.
На первом заседании Седьмого Вселенского Собора Святым Отцам приходилось напрямую решать проблему еретического притворства:
Святой Собор сказал: "Если епископы, дело которых мы рассматриваем, всем сердцем дадут нам свое согласие, то благодарение им и Богу; но если они слукавят, то Господь да осудит их, как осудил Он Ария, Нестория и прочих, подобных им."
Тогда епископы, чье дело там рассматривалось, подвели себя под клятву, говоря: "Мы не лукавим. Если мы не исповедуем веру Кафолической Церкви, то да будет нам анафема от Отца, и Сына, и Духа Святого".
Еретик не может быть принят православными лишь в силу того, что он провозгласит какое-то лицемерное или более-менее православное по звучанию исповедание веры. Как показывают нам протоколы Седьмого Вселенского Собора, еретик должен полностью предать анафеме каждый аспект своей ереси, и доказать, что он искренне раскаивается. Только тогда он может вернуться в Церковь.
Это тем более относится к учителям и вождям еретиков, таким как Константинопольский патриарх Варфоломей или Московский патриарх Кирилл, которые буквально всю свою жизнь активно распространяли ересь и деятельно искажали православное вероучение. Разумеется, экуменические епископы иногда делают какие-то тщательно составленные заявления, которые звучат вроде бы православно, но вовсе не потому, что они разделяют их истинность, а просто потому, что хотят удержать консервативную часть своей паствы от ухода в ИПЦ [43]. То, что это действительно так, подтверждается тем, что эти епископы буквально на каждом шагу противостоят своим "консерваторам", вплоть до выговоров и даже прещений, если те слишком громко протестуют против совсем уж откровенных проявлений ереси в их церкви.