Глава 15. Чудеса продолжаются
В один из вечеров в лагере появился Саша Звирик. Он вынырнул из темноты у самого костра, бухнулся на свободное место и стал привычно шурудить палкой в углях. И всем показалось, что костёр вдруг ярко вспыхнул, словно приветствуя его.
– Всё! – сказал Саша. – Дело закрыли и передали в прокуратуру.
– А что будет с этими? – поинтересовался Грегори.
– Сидеть им и сидеть! За похищение людей, грабёж и покушение на убийство. А Мазя ещё и за убийство подельника срок получит, – ответил Саша.
– А что с теми? – встрял в разговор Мика.
– С какими теми?
– Ну, с панвизантийцами?!
– А панвизантийцы – это особая история. Ими занимаются другие органы, это же международная организация. Одно скажу, организаторы похищения задержаны на границе. Пытались уйти морем за кордон.
– А карты? С ними что будет? Мы их так и не получим? – спросила Васька.
– А карты – всё! Вещдоки! – развёл руками Саша, пряча в уголках глаз улыбку.
– Понятно, – протянули Мика, Васька и Лера. Было видно, как они расстроились.
– Да ладно вам кукситься! – сказал вдруг Грегори. Он ушёл в палатку, вернулся со своим станковым рюкзаком и начал быстро снимать рюкзак с рамы. Рама была сделана из лёгких металлических трубок и напоминала раму «Ермака». Затем он попросил у Феликса нож. Все с любопытством наблюдали за его действиями. Грегори ножом сковырнул пластиковую пробку, закрывающую с торца одну из трубок рамы. Трубка оказалась полой. Грегори перевернул раму и хорошенько потряс, но ничего не произошло.
– Застряло! – сокрушённо произнёс Грегори. – Но ничего, это поправимо! Есть у кого-нибудь пилка?
Пилка нашлась в ремнаборе Феликса. Грегори осторожно перепилил трубку рамы, разъединил перепиленные половинки, и все увидели торчащий из пропила карандашеобразный пластиковый футляр. Грегори, хитро улыбаясь, открыл футляр и извлёк из него половинку карты.
– Вот! – торжественно произнёс он. – Подлинник!
– А там что было?! Которое у них?
– А там была копия! Очень хорошая, качественная, как это говорят искусствоведы, факсимильная копия. Правда, здоровская была?! Я специально её сделал во избежание подобных ситуаций.
– Н-да! – ответила Лера. – Старая бумага, потёртости, выцветшие чернила… Даже Дынин ничего не заподозрил!
– Ну, я же говорю, факсимиле!
– И ты бы отдал подлинник за Мику?
– Конечно бы отдал!
– Но это ведь только половинка карты. Всё равно без второй половинки клад не найти, а она сейчас вещдок! – сказала Васька.
И вот тогда настала очередь Саши. С самым невозмутимым видом он раскрыл свою планшетку и извлек из неё папку, а из папки…карту! Ту самую.
– Вот! – сказал Саша. – Тоже подлинник!
– А как?!
– Да очень просто! Похитителям в качестве выкупа мы, конечно, решили отдать настоящую карту, потому что не хотели рисковать жизнью Мики. Мы же не знали тогда, что Мики у них нет. При задержании карту изъяли. А я еще заранее, до задержания, сделал цветную копию, не всё ли равно, что будет храниться в архиве. Тем более, что карта эта – достояние истории, и её место в музее.
– А тебе не кажется, что это служебный подлог? – подцепил Сашу Феликс.
– Кажется. Но никакого подлога нет. Когда Лере передавали карту для выкупа, я же был в чебуречной в качестве официанта. Мой напарник должен был передать карту мне, а я – Лере. Напарник достал из сейфа первый попавшийся пакет. Посмотрел – старинная карта, а второй пакет с подлинником он не заметил. Так у похитителей и оказалась копия. Она и подшита к делу.
– Ну, ты и комбинатор! – восхитился Феликс.– Даже я бы так не смог!
– И что, мы теперь можем искать клад? – поинтересовался Мика.
– Можете! Но если найдёте, не забывайте, что двадцать пять процентов принадлежит государству! – пошутил Саша.
– А мы не собираемся забирать клад себе. Мы его в музей отдадим! Правда, ребята? – вставила Васька.
– Его ещё найти надо! – подытожил Феликс.
– А раз дело закрыто, то ты теперь уедешь в Старый Крым? – спросил Мика у Саши.
– Нет, Мика! Я остаюсь! Вот теперь-то у меня законный отпуск!
– Ура! Законный отпуск! – звонкое эхо разнесло Микин голос по всей округе.
– А клад мы сейчас искать будем? – спросила Васька.
– Нет, я думаю, надо дождаться профессора, – вынес решение Евсеич. На следующий день после работы Васька отправилась побродить по плато. Она не стала звать ни Мику с Леркой, ни Гусика с Грегори. Васька чувствовала себя совершенно другой, изменившейся, словно бы она выросла из своей прежней оболочки. Ей хотелось побыть одной. Не думать ни о чём, так просто бродить, смотреть и вдыхать необыкновенный Мангупский воздух. На полдороге её нагнал Саша и молча пошёл рядом. Говорить не хотелось. Они остановились и долго смотрели на каменистые склоны плато, на древние развалины, на сухую стреловидную траву, на белые от времени и солнца камни, на широкие, подёрнутые сизой дымкой, дали. И они чувствовали себя частичкой этого огромного удивительного мира.
– Вот видишь, Васька, я выполнил твою просьбу, нашёл Мику, – тихонько сказал Саша, – хотя, что я говорю. Мику нашла ты, а я уже потом нашёл тебя и его.
– Знаешь, Саша, у меня тоже есть для тебя подарок: я больше никогда не буду с тобой ссориться! – хитро улыбнулась Васька. Саша засмеялся, схватил Ваську в охапку и закружил по поляне.
– Во! – закричал догнавший их Мика. – Главные сыщики бесятся! Как дети, право слово! И он повис на Сашиной спине подобием рюкзака, обхватив друга руками и ногами. Так они и резвились: Саша кружил Ваську, а Мика восседал на нём верхом. И всем троим было очень весело.
Глава 16. Клад
По тропе поднимался усталый, но очень довольный пожилой человек с рюкзаком. Ещё некоторое время назад он стоял внизу у тропы и любовался Мангупом, взметнувшимся в самое небо, а теперь, радостно глядя по сторонам, уже шёл по тропе. Шаг его был лёгок и быстр, видно, человек привык к подобным восхождениям. Голову путника скрывала широкополая светлая панама, ноги в удобных горных ботинках ступали уверенно и размашисто. Одет он был в выгоревший хлопчатобумажный костюм цвета хаки. Загорелое бородатое лицо с умным проницательным взглядом выдавало в человеке незаурядную личность. Профессор археологии Гавсаров возвращался из длительной командировки на свой горячо любимый Мангуп.
Артур Алексеевич поднялся на плато и остановился у начала поляны. Его никто не встречал. Народ работал на раскопе. И это было даже хорошо, никто не мешал насладиться открывшимся взору зрелищем. Выгоревшие палатки уютно примостились в тени кизильника. На костре в большом котле булькало варево. Стол в тени раскидистой яблони был завален керамикой и чертежами. Под навесом горой громоздились свежевымытые тарелки. Привычная, милая сердцу картина. Артур Алексеевич всей грудью вдыхал удивительный полынный дух Мангупа. Припекало солнце. Вековечная тишина властвовала над плато. Необыкновенное умиротворение повисло над каждой травинкой, над каждым камешком древнего городища. И вдруг звонкое, неимоверно радостное «Дедушка!» прорезало Мангупский воздух, отозвалось многократным эхом по окрестным вершинам и, подхваченное ветром, унеслось вдаль. По сухой стреловидной траве, широко раскинув руки и едва касаясь босыми ногами земной тверди, нёсся Мангупский мальчик – загорелый и лохматый Мика Гавсаров, с ног до головы покрытый раскопной пылью. Как сполох, пролетел мальчишка последние отделяющие его от деда метры. И этот запыленный костлявый сполох повис на шее Артура Алексеевича и прижался щекой к бороде деда. А лагерь уже наполнился радостными голосами. Артура Алексеевича окружили сияющие раскопщики. Михал Евсееич радостно пожимал ему руку. Через минуту профессор сидел в тени навеса в окружении своих учеников и товарищей, а Феликс не уставал выставлять на стол экспедиционные разносолы. Тараторя, перебивая друг друга, раскопщики торопились выложить профессору всё, что произошло в лагере за этот сезон. Артуру Алексеевичу только и оставалось, что переводить взгляд с одного на другого. Евсеич посмеивался в усы. А Феликс сказал:
– Да пусть выговорятся! А мы уж потом разъясним ситуацию.
И они выговорились! Вечером, когда все сидели у костра, Мика неожиданно спросил профессора:
– Деда, а почему ты так долго не ехал? Я всё ждал и ждал тебя, а ты не приезжал. Говорил, что всего на две недели поездка, а самого почти два месяца не было.
– Знаете, – профессор задумчиво помешивал в костре угольки, – когда после симпозиума и экспедиции я засобирался домой, вдруг неожиданно оказалось что-то не то с визой. И меня не выпускали. Ну, выпустили в конечном итоге, консульство вмешалось. Потом ещё на нашей таможне задержали, якобы за контрабанду. Но, разумеется, у меня ничего неразрешённого не нашлось, потому что просто-напросто не было. Когда разобрались – извинились, конечно … Теперь-то я понимаю, всё это было не случайно. Спланировано и подкуплено панвизантийцами, дабы изолировать меня, чтобы спокойно вывезти Мику за кордон. Да и Мак-Аврасс постарался, рассудил, что без меня ему легче будет провернуть афёру с документами на Мангуп. В одном лишь все они просчитались – не учли экспедиционный дух и взаимовыручку и, разумеется, никак не ожидали, что все их проделки получат достойный отпор с вашей стороны.
Через два дня на Мангуп в сопровождении кота вернулся Дынин и привез профессору новые переводы. Они вдвоём засели за эти переводы и старинные карты. Наконец Гавсаров сказал:
– Ну вот, теперь, я думаю, можно заняться и кладом.
И он показал ребятам состыкованную воедино карту. На карте был изображён четырёхпалый план Мангупа. Изображение напоминало корону.
– По легенде, – пояснил Дынин, – феодориты основали столицу своего княжества именно здесь, так как плато в плане напоминает княжескую корону – символ вечной власти.
– Но это, конечно, легенда. Место было выбрано из-за исключительного гео-стратегического положения. Немаловажным фактором явилось также наличие постоянных источников воды, – добавил Гавсаров.
– Так ты говоришь, какого века эта карта? – обратился к Грегори Дынин.
– Семнадцатого. Мне так бабушка говорила.
– Эта карта значительно старше, этак века на два. Вот смотрите, подобное написание букв было характерно именно для пятнадцатого столетия. Это грабар – раннесредневековый литературный армянский язык, а ещё и язык духовенства. Но на нём писали и в позднее средневековье, в частности, в пятнадцатом веке. В семнадцатом веке широкое распространение получил среднеармянский язык, и светские тексты уже предпочитали писать на нём. В это время произошли некоторые изменения в написании букв и постановке фраз, – пустился в объяснения Дынин.
– Я так понял, что надписи на карте сделаны одной рукой и на греческом, и на армянском, – сказал Грегори.
– Да, совершенно верно. Кстати, карта эта была нарисована детской рукой. Об этом горит некоторая детскость в начертании, и скорее всего, этой же рукой сделаны надписи, видите, почерк совершенно детский, кривоватый и не очень уверенный. Так пишут обычно десяти-двенадцатилетние мальчишки. Заметьте, надписи на армянском и греческом, причём греческом средневековом. И не просто средневековом, а на таврическом диалекте греческого, именно том, на котором говорило население Крыма в пятнадцатом веке, – Дынин рассказывал взахлёб. Слушатели затаили дыхание и не сводили глаз с рассказчиков.
– И самое интересное. Вот здесь, внизу, через обе половинки карты идет надпись «Рисовано Микаэлом и Гаспаром». Видите, на левой половинке «Рисовано Микаэлом», а на правой – «и Гаспаром». Союз «и», по-армянски «эв», пишется как палочка с черточкой и перевёрнутая русская буква «г». Вот видите, здесь идёт разрыв, поэтому от буквы осталась лишь палочка, – подытожил Лавр Спиридоныч.
– Кто же такие Микаэл и Гаспар? – задал риторический вопрос профессор Гавсаров и сам же на него ответил. – Это явно не дети простолюдинов, так как в пятнадцатом веке грамоте учили лишь детей высокопоставленных особ, преимущественно князей. Значит, вывод напрашивается сам собой: Микаэл и Гаспар – княжеские отпрыски. Я покопался в архивах и нашёл очень интересные факты. После взятия Мангупа турками в 1475 году русский посол привёз из Крыма двух юных мангупских князей, от них впоследствии пошли две ветви российской дворянской фамилии Гаврасовых. Потом в личном дневнике одного из Гаврасовых, жившего в девятнадцатом веке, я наткнулся на старинное предание, связанное с картой. Предание это я расскажу позже, а сейчас самое время искать клад.
Они сгрудилась над столом и внимательно рассматривали карту. На ней было много условных знаков, о значении которых можно было лишь догадываться. Некоторые же объекты были нарисованы, хотя схематично, но вполне узнаваемо. Так, все сразу узнали цитадель, храм и дворец князя.
– А это что за лесенки? – спросил Мика.
– Наверное, тарапаны, – ответила Васька.
– Смотрите, а вот пещеры. Это же Дырявый мыс! Значит и уже тогда он был таким дырявым! – обрадовалась Лера.
– А к нему ведёт стрелочка, – продолжил Грегори.
– А вот тут – точка. Что бы она могла значить? – добавил Гусик.
– А вон, смотрите-смотрите, крестик! Наверное, здесь клад! – закричали радостно Зойка с Галкой.
– А здесь сосны! Это же Сосновый мыс! – вставил Пашка.
Так они выискивали знакомые объекты и находили всё новые детали.
Каждый имел возможность высказаться.
– Да, обозначений здесь в избытке. Сейчас самое главное – правильно прочитать карту, не отвлекаясь на второстепенные изображения, – сказал, наконец, Саша. Они заспорили, где же всё-таки может находиться клад. Мнения разделились. Каждый отстаивал свою точку зрения. А Евсеич и профессора слушали их и только посмеивались.
– Клад может оказаться в самом непредвиденном месте. Но всё-таки для начала мы должны вычислить самые вероятные места, – вынес решение Феликс. Они пришли к выводу, что самыми вероятными местами нахождения клада могут быть пещеры. Но пещер было много, в какой из них?
– Давайте начнём поиски с монастыря, – предложил Саша.
– Правильно, – откликнулся Дынин, – ход мысли интересный.
Профессор Гавсаров с Михал Евсеичем его горячо поддержали.
– Тем более, помните, когда мы читали с вами надпись на карте, – обратился к Мике, Ваське и Лере Дынин, – нам бросилось в глаза слово «око».
– Око! Точно, око! – выпалила Васька, – чтобы найти клад, надо искать око! Иначе зачем бы это слово там было написано?
– Подождите! – сказала внезапно Лера. – Я кое-что вспомнила! Лавр Спиридоныч говорил…
Она не стала продолжать, о чём говорил Дынин, а просто перевернула карту на другую сторону. И все увидели вписанное наклоненное перекрестие в круге, а круг в овале и надпись «Именно так».
– Вот оно, «око»! – вскричал Мика. – И надпись «Именно так». Клад там, где «око»!
– Точно! – выпалила Васька. – Клад там! Смотрите, вот это перекрестие…
– … указывает туда, куда смотрит око! – подхватила Лера.
– А что такое око? – продолжил Дынин. – Око – это глаз! А где может находиться око? Только на лике святого! А лик святого – в храме! Так что ищем клад в храмах.
Но ни в базилике, ни в восьмигранном храме клада не оказалось.
– Но ведь у нас есть ещё пещерный храм. Возможно, клад здесь. На него может указывать эта точка, – сказал Гавсаров, и они направились к храму.
В храме царил полумрак. Лишь одинокий луч медленно скользил по стенам с проступающими кое-где следами былых фресок.
– Надо искать «око», – сказал Дынин. Они сантиметр за сантиметром стали осматривать шероховатые стены.
– Смотрите, – сказал вдруг Феликс, – чем не око!
На противоположной от оконного провала стене проступал черный уголок наподобие лежащей на боку галочки, с темным полукружием посередине. Внутри полукружия чётко читалась черная точка, а над ней светлая.
– А ведь это действительно «око»! – воскликнул Артур Алексеевич. – Смотрите, вот наружный уголок глаза, а это – часть радужки со зрачком и бликом. А вот и еле заметный внутренний уголок со слёзным мешочком.
Ползущий по стене луч солнца вдруг замер на изображении. И на стене проступило, ожило, заиграло красками нарисованное некогда око – всё, что осталось от исчезнувшего лика святого. Это око удивительно напоминало темные византийские глаза Мики и почему-то Васьки.
– Ну что ж, – сказал Артур Алексеевич, – даже если это и есть клад, то это уже превосходно! Но надо ещё посмотреть вокруг.
Нюх археолога его не подвёл. Через какое-то время в стене обнаружился шатающийся камень. Когда его вынули, оказалось, что он закрывает небольшую нишу. В нише лежало несколько золотых монет, серебряные подвески и большой бронзовый крест. Такие кресты назывались энколпионы. Больше в нише ничего не было. Они вернулись в лагерь и там внимательно рассмотрели найденный клад. Монеты были византийскими и профессоров особо не заинтересовали. Их тут же убрали в переносной сейф Гавсарова, с тем чтобы потом сдать в музей. А вот энколпион вызвал неподдельный интерес.
– Обычно в таких крестах хранятся кусочки мощей святых или просфирки, – сказал Гавсаров, – ну-ка, посмотрим, что здесь.
Он очень аккуратно раскрыл энколпион, и все увидели лежащий в нём свёрнутый лист пожелтевшей бумаги. Бумагу развернули. Это была какая-то запись. На бумаге проступали пятна сырости и плесени. Многие слова были полустёрты или отсутствовали вообще, вместо них виднелись выгоревшие лакуны. Дынин начал читать. Ему было трудно, но Дынин читал и по ходу чтения переводил текст: «…в лето нечестивые османы осадили Феодоро. Князь Исаак оставил этот мир. Князь Александр ранен. Защитников города не осталось. Мы, старец Христофор и Ишхан, уводим тайными тропами из Феодоро князей Микаэла и Гаспара, и иже с ними детей Феодоро. Знак княжеской власти Микаэл уносит с …». На этом текст обрывался.
Глава 17. Кто есть кто
На следующий день, после работы, Артур Алексеевич собрал всех под навесом.
– Ну что ж, кажется, пришло время раскрыть, наконец, все загадки и тайны. Я уже давно параллельно с археологическими исследованиями занимался историей Мангупа и рода Гаврасов. Я копался в архивах, делал запросы, занимался генеалогией. В результате составил родословное древо Гаврасов и дошел до князя Исаака. И, конечно же, читал старинные рукописи, в чем мне очень помог Лавр Спиридонович. Мои поиски привели к очень неплохим результатам и позволили сделать интересные выводы. Но были ещё некоторые непонятные моменты. И вот вся эта история, что случилась на Мангупе во время моего отсутствия, и найденный клад, точнее, письмо в энколпионе расставили все точки над «и». В разгадке немаловажную роль сыграли и наши юные сыщики Лера, Васса, Герка и Грегори.
– Ну уж, – возразила Лера, – не мы же раскрутили это дело.
– Нет, милые мои, вы даже представить себе не можете, насколько близко вы подошли к разгадке Мангупской тайны. Вы разузнали такие тонкости, которые позволили в конечном итоге посмотреть на всю эту историю несколько с другой стороны. Недаром на вас стали охотиться. Поэтому не преуменьшайте свои заслуги. Вкупе с моими изысканиями, ваши наработки принесли неоценимую пользу. А изучив дело о похищении рукописей и моего внука, кстати, эти дела в конце концов были объединены в одно, а также поговорив с нашим доблестным защитником Сашей…
(от этих слов Саша Звирик даже смутился), я пришёл к следующему…
И Артур Алексеевич рассказал историю рода Гаврасов с момента падения Феодоро и до момента отъезда Николая Гаврасова в Константинополь.
– А почему вы решили заняться историей рода Гаврасов?
– Отец однажды обмолвился о происхождении нашей семьи. Мне тогда было лет двенадцать. А когда я пристал с вопросами, рассказал вкратце историю рода Гаврасов, которую, в свою очередь, слышал от своего деда. Она передавалась из поколения в поколение. Рассказать-то рассказал, но не забыл упомянуть, что это, скорее всего, легенда. В его изложении многое в этой истории осталось неясным. А потом я вырос, выучился и стал археологом. И судьба занесла меня на Мангуп. И я вспомнил рассказ отца. Стал читать, сопоставлять. И докопался, в конечном итоге, до истины. Нет, никаких меркантильных целей я не преследовал, просто интересно было.
– Так значит, вы – Гаврасы, и Мика – наследник Мангупа? – поинтересовался Феликс.
– Нет, – покачал головой Артур Алексеевич, – Мика не наследник.
– А почему же тогда его украли? – удивились слушатели.
– О, это очередная бредовая идея последователей панвизантийской теории возрождения! Они по всему миру выискивали потомков правящих домов Константинополя: Комнинов, Палеологов, Гаврасов. Так как прямых потомков Палеологов и Комнинов не осталось, они решили сузить поиски до Гаврасов. В идеале им нужен был мальчик, ведущий своё происхождение по прямой линии непосредственно от Гаврасов, то есть, мальчик, носящий ту же фамилию, так как они считают, что прямыми потомками, то есть потомками по мужской линии, могут быть лишь те, кто непосредственно носит фамилию своих предков. А в случае с Микой это и внешнее сходство, правда, не знаю, как уж они его определили по картинкам! И, как они утверждают, генетическое совпадение на 95 процентов. Но тем не менее, они заблуждались, Мика не является прямым потомком князя Исаака –последнего правителя Мангупа, он потомок Александра, племянника Исаака.
– Но если нет других – значит, он! – вмешалась Васька.
– Несомненно, Мика принадлежит к роду Гаврасов, но он, скажем так, не самый прямой потомок, хотя, конечно, с известным допущением его можно считать таковым, впрочем, как и меня, – усмехнулся профессор.
– Вас?!
– Ну, а как иначе? Он же мой внук! Но уж кто-кто, а я наследником правителей Феодоро себя не считаю и таковым не являюсь, а стало быть, и Мика тоже.
– Значит, это всё сказки, и у Мангупа нет наследника.
Артур Алексеевич хитро улыбнулся:
– Есть.
– Тогда кто?!
– Тот, у кого родовой знак властелинов Мангупа.
– Вы имеете в виду золотой амулет?
– И не только.
Артур Алексеевич подошёл к Ваське.
– Вася, отогни немного ворот футболки. Васька удивленно взглянула на Артура Алексеевича, но выполнила его просьбу. И все увидели на Васькиной шее при переходе к левому плечу необычное родимое пятно, напоминающее по форме маленький крестик, состоящий из четырех тесно прижатых друг к другу пятнышек.
– Вот, – сказал Артур Алексеевич, – это необычное родимое пятно уже несколько сотен лет сопутствует потомкам Гаврасов по прямой линии. Примерно через поколение появляется на свет ребенок с подобной родинкой. Я заметил эту родинку на Васькиной шее, когда она была ещё совсем маленькой. Её отец, кстати, мой родственник, пояснил мне, что такая же родинка была на шее у Васькиного деда, Гаврасова Александра Александровича, родившегося летом 1920 года.
– Но моего деда звали Корнюшонок Александр Петрович! – закричала Васька.
– Нет, Вася, настоящее имя твоего родного деда было Гаврасов Александр Александрович. А Корнюшонок – это фамилия его приёмных родителей.
Потрясённая Васька не могла вымолвить ни слова. Артур Алексеевич продолжал:
– В двадцатом году семья Александра Гаврасова, потомка Мангупских князей по прямой линии, поддавшись всеобщей панике, пыталась бежать из Советской России в Константинополь. Вместе с ними уезжала из Севастополя и семья Петра Корнюшонка, жена которого Васса была кормилицей самого младшего Гаврасова, младенца Александра. С отъезжающими было пятеро детей: Мария и Александр – дети Гаврасовых, Семён и Сергей Корнюшата и десятилетний племянник Вассы Егор. Руки мужчин были заняты чемоданами, и поэтому за детьми следили их жёны. Слабая от недавно перенесенной болезни жена Гаврасова не могла сама нести тяжелого младенца на руках, она вела за руки двух малышей, собственную дочь и пятилетнего Семёна – сына Корнюшат, а её ребёнка несла кормилица. Случилось так, что две семьи были разъединены. Ребёнок Гаврасовых остался у Корнюшат, а сын Корнюшат уплыл с Гаврасовыми в Константинополь. Так те и другие стали приемными родителями.
Профессор помолчал секунду и продолжил:
– Как мне стало известно, ребенка Корнюшат Гаврасовы записали на свою фамилию. Чтобы не вызывать расспросов, Корнюшата, в свою очередь, дали оставшемуся у них младенцу фамилию Корнюшонок. После неудачной попытки бегства Корнюшата приняли для себя Советскую власть. Они были добрыми людьми, воспитали ребёнка Гаврасовых как собственного сына, и мальчик даже не подозревал о том, что он приёмыш. Однако они ни на минуту не забывали о собственном, оставшемся у Гаврасовых, сыне и не сомневались, что мальчик тоже воспитывается в любви и заботе. В чём, конечно же, были правы. Одновременно они воспитали и племянника Вассы, того самого десятилетнего мальчика, который должен был уехать с ними за кордон. Во время войны вся мужская половина Корнюшат, включая Александра, сражалась на фронтах против фашистов. Уже пожилой к тому времени Петр Корнюшонок погиб на фронте. А через несколько лет после окончания войны от зашевелившегося в сердце осколка умер Сергей, младший сын Корнюшат, который волею судьбы стал старшим братом Александру. Племянник Егор к тому времени жил уже далеко на севере, и Александр остался единственным сыном, заботливым и любящим. Только перед самой своей смертью вдова Петра Корнюшонка Васса открыла Александру тайну его происхождения, но он предпочёл оставить всё как есть. Так что, Вася, твой дед был прямым потомком Мангупских князей.
– Так значит, Васька на самом деле моя сестра! – воскликнул поражённый Мика, – а не просто дальняя родственница!
– А я думала, что рассказ о родстве с вами – это просто выдумка моих родителей. Считала, что прадеды между собой побратались, поэтому и родственники, – удивилась Васька.
– Нет, Вася, мы настоящие родственники, по крови, а не по братанию.
– А как вы узнали, что мы родня? – снова спросила Васька.
– От моего отца.
– Но вы же не Гаврасовы, а Гавсаровы, – вмешалась Лера.
– А это особая история. Ещё в девятнадцатом веке полуграмотный дьячок перепутал местами буквы «р» и «с», и записал в приходской книге одного из новорождённых потомков Гаспара не Гаврасовым, а Гавсаровым. С тех пор так и пошло: Гаврасовы и Гавсаровы. Два рода поддерживали тесные родственные связи. Но после революции их пути разошлись. Мой отец, Алексей Гавсаров, безоговорочно принял революцию, а Гаврасовы решили уехать. Петр Корнюшонок знал, что у Гаврасовых есть близкие родственники Гавсаровы, потомки Гаспара Гавраса. И когда малыш Александр остался на руках у Корнюшат, те решили не лишать малыша родственников и после окончания Гражданской войны разыскали моего отца.
– А почему ребёнок остался у Корнюшат? – поинтересовался Феликс.
– Отец тогда был молод, служил в Красной Армии, был в постоянных разъездах и не имел семьи, хотя у него и была невеста, которая, впрочем, тоже являлась военнослужащей. Он хотел забрать мальчика себе, но Корнюшата малыша не отдали, убедив, что у них ребёнку будет спокойнее. Потом отец обзавёлся семьёй и снова хотел забрать мальчика, но тот уже считал своими родителями Корнюшат, и всё осталось, как было. Семьи поселились по соседству и стали поддерживать родственные отношения.
– А с Гаврасовыми что стало?
– А Гаврасовы, как потом выяснилось, после долгих мытарств осели в Англии, где и воспитывали двух своих детей, не делая никаких различий между родной дочерью и приёмным сыном и ни на секунду не забывая о родном маленьком Александре. Но обменять детей так и не получилось, дипломатические корпуса той и другой страны даже не взялись за это необычное дело. Так что, Васса, тебя назвали в честь приемной матери Александра. И ты у нас, судя по этой родинке, прямой потомок правителей Мангупа.
– А знак? Ведь должен же ещё быть знак! – закричал Пашка.
– А кто сказал, что знак существует до сих пор? – возразил Феликс.
– Существует, – подтвердил Артур Александрович, – когда-то мне его показывал Александр, а потом след медальона затерялся.
И тогда Васька полезла в рюкзак и вытащила что-то из кармана. Она протянула это что-то Артуру Алексеевичу.
– Этот? – спросила она.
– Не может быть, – в волнении прошептал Артур Алексеевич. Он взял в руки блестящий желтый кружок с большим двуглавым орлом на лицевой стороне. Профессор долго рассматривал его со всех сторон. Потом снял очки, а затем снова их надел.
– Да, несомненно, это тот самый знак! Вот видите, здесь двуглавый орёл, родовой знак Гаврасов, – наконец сказал профессор, – да, это он. Значит, не потерялся.
– А он и не терялся. Он уже давно у меня. Когда мне было лет восемь, дедушка Саша отдал мне эту штучку и наказал, чтобы везде, где бы я ни была, амулет был со мной. Потом дед умер, и я так и не узнала, что это за знак. Но дед просил его носить, вот я и таскаю его в рюкзаке, – откликнулась Васька.
– А как знак попал к младшему Гаврасову, ведь он был ещё младенцем, когда остался у Корнюшат? – поинтересовался Дынин.
– А очень просто. Во избежание возможного ограбления Гаврасовы зашили амулет в детское одеяльце малыша. Там знак и был найден Корнюшатами и сохранён приёмными родителями для Александра как реликвия. Потом, когда Васса раскрыла Александру тайну его происхождения, она отдала ему и амулет.
– Но вы же, к сожалению, наверное, очень дальние родственники. С пятнадцатого века роды Гаврасовых и Гавсаровых разошлись в плане кровного родства довольно далеко, – сказала Лера.
– Да, ты права, за прошедшие столетия кровное родство, конечно, значительно нивелировалось. Действительно, наши роды разошлись довольно далеко, хотя и поддерживали родственные связи. Но в одном ты ошибаешься, Лера. Мы с Васей довольно близкие родственники, и родство наше идёт не только со времен Микаэла и Гаспара. Мой отец, Алексей Гавсаров, был женат на моей матери – родной сестре Александра Гаврасова, прадеда Вассы. А Васькин дед Александр Корнюшонок, как нам теперь известно, сын Александра Гаврасова. Мы жили с Корнюшатами по соседству, и наши семьи поддерживали тесные отношения. Правда, тогда я ещё не знал, что мы с Александром двоюродные братья. Я вообще считал его Корнюшонком. Я тридцатого года рождения, то есть на десять лет младше Александра, и в детстве, несмотря на разницу в возрасте, мы с ним вместе играли. Он строил мне из дерева макеты танков и самолетов. Все мальчишки завидовали. Потом началась война, Александр ушел на фронт. А после войны, хотя и жили уже не по соседству, но довольно часто встречались. К тому времени я уже знал от своего отца, что Александр – мой двоюродный брат.
Мика и Васька едва успевали переваривать информацию.
– А какое отношение ко всему этому имеет Грегори?
– Грегори – внук дочери Гаврасовых.
– Да, – сказал Грегори, – моя бабушка Мария Гаврасова, родная сестра Александра. Когда я был маленьким, бабушка часто рассказывала мне о России, хотя, конечно, помнила о ней только по рассказам своих родителей. Она рассказывала и о том, как получилось, что её младший брат остался в России. Когда я подрос, бабушка отдала мне карту Мангупа, сказав, что она скрывает тайну нашей семьи. Эта карта, точнее, её левая часть с надписями на греческом и армянском с незапамятных времен хранилась в нашем роду и передавалась из поколения в поколение. Когда я вырос, то стал искать родственников в России и вышел на Артура Алексеевича, и он пригласил меня на Мангуп. Но я тогда даже и не предполагал, что Васька моя троюродная сестра, я только знал, что родственником мне является Мика.
– А как же Мак-Аврасс? Он тоже потомок Гаврасов? Или он сын приёмного ребенка Гаврасовых?
– К сожалению, Семён Гаврасов, родной сын Корнюшат, погиб во время Второй мировой войны. Он был военным моряком, и их корабль потопила фашистская подводная лодка. Он был ещё очень молод и не успел обзавестись семьёй, – ответил Грегори.
– Но тогда кто же такой Мак-Аврасс? И почему он считает себя законным наследником Мангупа?
– К счастью, Мак-Аврасс родственником Гаврасовых не является. Его отец ещё в начале двадцатого века выдавал себя за потомка Гаврасов. Воспользовавшись созвучием фамилий, он купил родословную и воспитал своего сына должным образом. Юный Мак-Аврасс уже в детстве уверовал в своё княжеское происхождение и мечтал при первой же возможности завладеть Мангупом. Но это стало возможным лишь сейчас, когда Советский Союз как государство перестал существовать, а в России и на Украине началась кампания по возвращению бывшим хозяевам их собственности. Вот на этом-то и решил сыграть Мак-Аврасс. И это бы, наверное, ему удалось, если бы не настырность Мики, Васьки и Леры в их нежелании отдавать Мангуп в чьи-то частные руки, – продолжал Артур Алексеевич.
– Да к тому же появился ещё один претендент на Мангупское богатство – некий Макар, более известный под кличкой Мазя, который сначала покушался на Грегори, а потом стал преследовать Мику, думая, что именно Мика является прямым потомком Гаврасов. Он вёл двойную игру: с одной стороны, нанялся исполнять преступные планы Мак-Аврасса, а с другой, сам намеревался Мак-Аврасса ликвидировать, лишь только представится удобный случай. В его задачу входило уничтожение всех претендентов на Мангупские древности, – отозвался Саша Звирик. – Этот Мазя находился в нашей оперативной разработке с тех самых пор, как проходил по делу о хищении старинных рукописей из одной частной коллекции, но в тот раз ему удалось отвертеться.
– Да, – продолжал профессор, – Мазя в детстве довольно часто слышал историю несостоявшегося отъезда Корнюшат в Константинополь и хорошо знал всю подоплёку с вынужденным обменом детей, так как являлся внуком того самого Егора, племянника Корнюшат. Племянник-то вырос достойным человеком, а вот внук его подкачал, стал вором-рецидивистом.
– Знал он также и о том, что один из детей Корнюшат – потомок рода Гаврасов. Дед его, Егор, во время войны воевал на Северном флоте, потом служил в Мурманске, там семьёй обзавёлся, да там и осел. И Мазя был у своих родственников Корнюшат лишь однажды, в детские годы. Но все эти рассказы деда, слышанные в детстве, крепко засели ему в голову. Подростком Мазя связался с дурной компанией, стал воровать, был осуждён, отсидел в тюрьме, потом снова сел, и пошло-поехало. В тюремной библиотеке как-то наткнулся на книгу о Мангупе, вспомнил рассказы деда, ещё почитал, сопоставил и крепко поверил в Мангупский клад. Перебрался на жительство в Крым. По своим каналам навёл справки о Гаврасовых, о карте, о Грегори. И вот вместе с подельником решил завладеть сокровищами Мангупа. Узнали, что англичанин приехал на Мангуп. Стали следить за ним, похитили карту, а самого его чуть не убили. Именно они ограбили профессора Дынина, вырвав у него портфель с переводами. И на их совести пропавшие документы Мак-Аврасса, – дополнил рассказ профессора Саша Звирик.
– Не знали они только одного, что отец Васьки – сын Александра, а не Сергея Корнюшонка, – закончил Артур Алексеевич.
Уже, казалось, всё было ясней ясного, но ребячьи вопросы не прекращались.
– А как на кастете оказалась надпись «Именно так»? Он что, старинный? – спросил Мика.
– Да какой там старинный, современный кастет, оружие бандитов. А как на нём оказалось изображение, так это объяснить как раз проще всего! – ответил Саша. – Мазе очень понравилась эта надпись на карте и монограмма, и он решил её выгравировать на кастете. Только и всего. Во всяком случае, он так объяснил. И я не думаю, что этому есть какое-то другое объяснение.
– А как правая часть карты оказалась в корешке книги? И вообще, почему карта была разорвана?
– Помните, вчера я сказал о предании из старинной книги? Так вот, по преданию, карту эту, ещё будучи мальчиком, начертил по памяти Микаэл, последний князь Феодоро. Они разделили эту карту на две половинки, во избежание попадания её в чужие руки. Левую часть карты Микаэл оставил себе, а правую отдал на хранение Гаспару. И эти части карты передавались в нашем роду из поколения в поколение старшему из сыновей как реликвия. Правая часть карты хранилась в нашей семье вместе со старинной книгой о Мангупских древностях. Но она исчезла ещё до моего рождения, и я её никогда не видел. У меня осталась только перешедшая ко мне по наследству книга. А потом книгу похитили. Как оказалось, охотники за Мангупскими сокровищами. Но они так же, как и я, не ведали, что карта вложена в корешок книги. Да-а, они охотились за сокровищами Мангупа и не знали, что истинными сокровищами являются не золото и драгоценности, а его люди и тот дух братства, верности и чести, который издавна живет на Мангупе. И, конечно же, главное богатство Мангупа – его история, – заключил профессор Гавсаров.
– Ещё один вопрос, Артур Алесеевич! А почему Герку все Микой называют?
– Это потому, что в роду Гаврасов все мужчины имеют второе неофициальное имя Микаэл! – важно изрёк Мика.
– С чего ты это взял? – вскинул брови старый профессор.
– Панвизантийцы сказали.
– Ну-у, эти ещё не того наговорят! – рассмеялся Гавсаров. – Да уж, «неофициальное имя Микаэл»! Всё гораздо проще: Мика, потому что у маленького Герки была любимая игрушка плюшевый Мишка, и Герка отождествлял себя с ним. Представлялся всем не иначе как Мишка Гера. И от всех требовал себя так называть. Но так как половину звуков он не выговаривал, получалось Мика Гева. Отсюда и пошло Мика да Мика. Помнишь, внук, своего медвежонка?
Все засмеялись. Мика поначалу смутился, а затем весело расхохотался:
– Помню, конечно! А что, неплохое имя я себе придумал!
И все согласились, что неплохое.
– Так значит, и Грегори, и Васька, и я – потомки феодоритов. И самый главный потомок – это Васька? – поинтересовался немного погодя Мика.
– Да, это так.
– А раз мы потомки, то значит, и наследники. И самый главный наследник, то есть наследница – Васька! – продолжал Мика, – а значит…
– А значит, нам не нужно никакое наследство! Мангуп остаётся общим! Он ничей! У него нет хозяев! Он принадлежит только истории! – радостно заключила Васька.
Глава 18. Солнечная
Утро грянуло яркой солнечной симфонией. Оно было звонким и радостным. И переросло в такой же радостный день. Работа кипела. Солнце щедро поливало плато лучами. Ветер приносил с моря солоноватую влагу, ерошил волосы и хлопал боками палаток. Родник бил из-под камней. Вода была кристально-прозрачна и студёна, обед вкусен, а лица друзей казались такими родными, такими милыми. Феликс собрался стряпать ореховый торт, и, конечно же, почётная миссия нарвать фундук выпала Ваське с Микой. Саша вызвался помочь и отправился с ребятами. Орехов набрали полную корзину, так, что через край сыпалось. И они притащили свою добычу на кухню, где, как всегда, что-то булькало в котлах, а на противнях шипело и брызгало жиром. Феликс остался очень доволен. И тут же велел налущить фундук для сладкой начинки. И они лущили фундук и балагурили, и больше всех балагурил Феликс. И обещал, что новый придуманный им торт под названием «Мангупский орешек» будет верхом кулинарного искусства.
Феликс всегда относился к готовке с благоговением. Он любил приготовить так, чтобы добавка за добавкой летела в луженые желудки едоков. И накормить так, чтоб и после окончания сезона, сидя на лекциях, отрядники вспоминали его борщи и жаркое, фаршированные перцы и тушёные баклажаны, а вспомнив, истекали слюнками. И ужин, как всегда, удался на славу. И торт махом испарился, оставив после себя наиприятнейшие воспоминания и вкус ванилина на губах. А потом они всем лагерем сидели у костра. И разговаривали, и пели, и мечтали. Им было здорово всем вместе! Они смеялись над каждой ерундой. Им всё казалось смешным. И они уже не могли смеяться, но всё-таки смеялись. И звонче всех смеялись Васька и Мика. И Лера просила не смешить её больше, боясь, как бы снова не выпала челюсть, и всё равно смеялась. Потом разом смех прекратился. И над плато повисла умиротворяющая тишина. Огромные августовские звёзды осыпали небосвод. Воздух был настоян на травах. Цикады тянули свою бесконечную стрекочущую песню. Огонь весело танцевал на дровах чечётку. Отблески костра прыгали по лицам. Васька сидела рядом с Сашей и, склонив голову к его плечу, смотрела на огонь, а Саша тихонечко улыбался чему-то своему. Было тепло и спокойно. Впереди их ждала ещё добрая половина августа и целый сентябрь радостных экспедиционных дней. И всем казалось, что для полного, абсолютного счастья больше ничего и не надо.