МИФОЛОГИЧЕСКАЯ БИБЛИОТЕКА. Эпитома.

1. О старухе, выкормившей Кроммионскую свинью, упоминает только «Библиотека», но ее изображают на рисунках, украшающих греческие вазы: обычно она стоит рядом с Тесеем, убивающим это чудовище.

2. Согласно Овидию, кости Скирона долго носились в волнах (Met. VII, 444 sqq.):

3. Миф о Керкионе не принадлежал к числу популярных аттических мифов. Овидий (Met. VII, 439) уделяет ему всего одну строку:

4. Традиция чаще называет этого разбойника Прокрустом, что означает «вытягиватель» (например: Ovid. Met. VII, 438).

5. Об этом быке «Библиотека» упоминает выше (II, 5, 7).

6. Согласно Овидию (Met. VII, 419 sqq.), Эгей узнал Тесея по родовому знаку на рукоятке меча:

7. Согласно более распространенному варианту традиции, Тесей добровольно отправился на Крит. Но некоторые источники сообщают, что на Тесея пал жребий (см.: Plut. Thes. 17; Hyg. Fab. 41).

8. Согласно Диодору (IV, 61), когда кровавая дань ранее доставлялась Миносу, афинские суда всегда возвращались в знак траура под черными парусами.

9. Другой вариант традиции сообщает Плутарх в биографии Тесея (19), следуя Филохору, автору «Истории Аттики» (Аттиды). Согласно этому варианту, Тесей одержал верх над Минотавром во время состязаний, устроенных Миносом, и Ариадна, увидевшая Тесея во время этих состязаний, в него влюбилась.

10. «Одиссея» (XI, 321 слл.) сообщает другой вариант этого мифа:

11. Плутарх сообщает в биографии Тесея (20), что Ариадна родила Стафила и Ойнопиона от Тесея.

12. Как пишет Павсаний (I, 22, 5), Эгей кинулся вниз с того выступа скалы акрополя, на котором во второй половине V в. до н.э. был воздвигнут храм Бескрылой Победы.

13. Паллант был братом Эгея (см. выше, III, 15, 5), и сыновья его имели право после смерти Эгея претендовать на царскую власть в Афинах. Об этом же пишут и Плутарх в биографии Тесея (3, 13), и Павсаний (I, 22, 2-28, 10).

14. Миф о Дедале и Икаре в высокопоэтической форме излагается в «Метаморфозах» Овидия и принадлежит к наиболее удавшимся поэту частям поэмы.

15. Эта фраза вставлена издателями Вагнером и Фрэзером на основании текстов: Zenob. Cent. IV, 92; Tzetz. Chil. I, 506. Она необходима для установления связи между рассказываемыми событиями.

16. Об этом же пишут лексикографы (Steph. Byz., s. v. Κάμιχος). По Павсанию (VII, 4, 5), Кокал был вынужден вести войну с Миносом из-за того, что он отказался выдать Миносу Дедала.

17. По сообщению Павсания (VII, 4, 5), Дедал за свое искусство был так почитаем дочерьми Кокала, что ради Дедала женщины замыслили убить Миноса.

18. От амазонки Антиопы у Тесея родился сын Ипполит (Plut. Thes. 26).

19. Девкалион был сыном Миноса и братом Федры (см. выше, III, 1, 2).

20. Миф в Федре и Ипполите изложен автором «Библиотеки» в основном по пьесе Эврипида «Ипполит». До нас дошли известия о двух трагедиях, написанных драматургом на этот сюжет, из которых сохранилась только вторая. Сведения о первой трагедии содержатся в жизнеописании Эврипида (A. Westermann. Biographi Graeci Minores. Brunsvigae, 1845, p. 137) и в Hypothesis к сохранившейся трагедии «Ипполит». Сюжет привлек внимание и более поздних авторов античности («Федра» Сенеки).

21. Миф об Иксионе известен уже Гомеру (Il. XIV, 317), который упоминает о жене Иксиона (родившей Пиритоя) как о женщине, которую в свое время любил Зевс.

22. Так как Пиритой был сыном Иксиона (см. выше, I, 8, 2), то текст Зенобия, восходящий к «Библиотеке», должен быть помещен именно здесь.

23. Свадьбу Пиритоя и Гипподамии (Плутарх в биографии Тесея называет ее Деидамией) описывает в ярких красках Овидий (Met. XII, 210 sqq.). Сражение лапифов с кентаврами («Кентавромахия») было излюбленным сюжетом в греческом изобразительном искусстве (храм Зевса в Олимпии, где оно было изображено на западном фронтоне, а также метопы Парфенона).

24. Античные поэты и мифографы обычно рассматривают миф о Кенее как часть «Кентавромахии» (Ovid. Met. XII, 470 sqq.).

25. Выше (III, 10, 7) рассказывалось, как Тесей увел Елену в Афины. Диодор (IV, 63) и Павсаний (I, 17, 6) упоминают в связи с этим мифом именно Афидны, поэтому целесообразно и в тексте Эпитомы сохранить этот вариант мифа.

26. См. выше, II, 5, 12.

27. О наказании Тантала знает Гомер (Od., XI, 582 sqq.).

28. У Овидия (Ibis 515 sqq.) Бротей также покончил с собой, но мотивы самоубийства поэтом не указаны.

29. Тантал, желая проверить, всеведущи ли боги, заколол своего сына Пелопса, сварил и подал богам, явившимся к нему на пиршество. Боги мгновенно открыли ужасный обман, и только Деметра (по другому варианту мифа, Фетида) по рассеянности съела плечо юного Пелопса. По решению богов мясо Пелопса было вновь сложено в котел, и оттуда появился оживший Пелопс, еще более прекрасный, чем прежде, но без плеча. Тогда Гефест изготовил ему плечо из слоновой кости. С тех пор у всех потомков Пелопса сохранялось блестящее белое пятно на одном плече.

30. Миф об Ойномае, Пелопсе и Гипподамии был излюбленным сюжетом в античном изобразительном искусстве. На восточном фронтоне храма Зевса в Олимпии была изображена сцена подготовки к состязанию. В центре композиции мы видим мощную фигуру Зевса, справа и слева готовящихся к состязанию Ойномая и Пелопса рядом со своими колесницами. Среди женских фигур мы различаем Гипподамию и ее мать Стеропу.

31. Существует и иной вариант мифа, согласно которому Миртил заменил бронзовую чеку сделанной из воска (см. например: Schol. Apoll. Rhod. I, 752; Tzetz. in Lycophr. 156).

32. Так называлось море, которое омывает Киклады и северо-восточную оконечность Пелопоннеса.

33. См. выше, II, 1, 1.

34. Гигин (Fab. 84) называет в качестве сыновей Пелопса Гиппалкима, Атрея и Фиеста.

35. Намеки на этот миф можно найти у Эврипида (Hel. 699; Or. 996 sqq.).

36. Миф о каннибальском пиршестве Фиеста у Гомера не упоминается. Во второй песне «Илиады» (105 слл.) рассказывается о скипетре, который Пелопс подарил Атрею, а тот в свою очередь передал его незадолго до своей смерти Фиесту, владельцу многочисленных стад.

37. Дочь Фиеста звали Пелопия.

38. Павсаний (II, 22, 4) сообщает и другой вариант мифологической традиции, согласно которому Тантал был сыном Бротея.

39. Гомер называет этих дочерей Хрисофемидой, Лаодикой и Ифианассой (Il. IX, 142 sqq.).

40. Знаменитый суд Париса (Гомер называет его и Александром) подробно описывался в киклической поэме «Киприи», известной нам по краткому эксцерпту Прокла (см.: Epic. Graec. Fragm., p. 16 sqq. Kinkel).

41. См.: Il. V, 59, где названы отец и дед Ферекла. Из их имен видно, что ремесло передавалось по наследству.

42. О смерти Катрея см. выше, III, 2, 1.

43. См.: Hom. Il. VI, 289 sqq. и схол. к этому месту. О буре, прибившей Париса и Елену к Сидону, рассказывает также Прокл в своем эксцерпте в строгом соответствии с рассказом «Библиотеки». Тексты совпадают почти дословно (см.: E. Bethe. Proklos und der Epische Cyclus. Hermes XXVI, 1891, S. 602). Бете объясняет это совпадение тем, что Прокл и автор «Библиотеки» пользовались одним и тем же мифологическим компендиумом. Характерно, что Геродот, ссылаясь на те же «Киприи» (II, 117), сообщает, что Парис и Елена прибыли в Илион с попутным ветром, минуя промежуточные порты. Фрэзер пытается объяснить это расхождение тем, что Геродот и Прокл пользовались различными текстами «Киприи».

44. Под «некоторыми» автор «Библиотеки» имеет здесь в виду скорее всего Эврипида (ср.: Неl. 31 sqq.; 582 sqq.; El. 1280 sqq.). Иной вариант мифа о «поддельной» Елене сообщает Геродот (II, 112).

45. См. выше, III, 10, 9.

46. О притворном безумии Одиссея сообщается в эксцерпте Прокла. Согласно более распространенному варианту мифа, Одиссей запряг в плуг быка и осла и стал засевать землю солью. Тогда Паламед взял сына Одиссея и положил в борозду под плуг. Одиссей не решился наехать плугом на своего сына и признался в обмане.

47. Некоторые детали мифа о Паламеде, сообщаемые Овидием (Met. XIII, 56 sqq.), отличаются от варианта мифа, сохраненного «Библиотекой». По Овидию, Одиссей зарыл золото, якобы полученное Паламедом за предательство, и затем сам показал это место ахейцам.

48. Кинир является мифическим основателем Пафоса на Кипре и предком рода Кинирадов, члены которого были жрецами Афродиты на Кипре. О Кинире упоминает «Илиада» (XI, 20).

49. Согласно Диктису Критскому (I, 23), Аний и Ойнотрофы доставили войску Агамемнона припасы, когда тот отплывал из Авлиды. Имя Элаиды произведено от ελαία (олива), Спермо от σπέρμα (семя) и Ойно от οινος (вино). Согласно Овидию (Met. XIII, 632), все, к чему ни прикасались эти женщины, превращалось в оливковое масло, зерно или вино. Цецес (Schol. Lycophr. 570) рассказывает, что Аний, царь Делоса, предложил Агамемнону и его войску оставаться на Делосе девять лет, получая от его дочерей необходимое продовольствие. Агамемнон не принял этого предложения, но позднее, уже находясь под Троей, послал за дочерьми Ания. История эта рассказывалась в «Киприях».

50. Каталог вождей, содержащийся в этом месте «Библиотеки», не совпадает полностью с каталогом «Илиады» (II, 494 слл.).

51. Изложение этого мифа у Овидия (Met. XII, 11 sqq.) полностью совпадает с рассказом «Библиотеки».

52. По поводу мифа о Телефе см. выше, II, 7, 4, прим. 17; III, 9, 1.

53. Отсюда становится ясным, почему в «Илиаде» (XXIV, 765 слл.) Елена говорит о двадцати годах, прошедших с тех пор, как она покинула родину.

54. Это то самое копье, которое Хирон подарил отцу Ахиллеса Пелею. Когда Ахиллес вырос, никто, кроме него самого, не мог его метнуть. См.: Hom. Il. XVI, 140; XIX, 387; XXII, 133.

55. Рассказ о том, как Телеф привел ахейцев под Трою, содержался скорее всего в «Киприях», как видно из эксцерпта Прокла.

56. Сохранившаяся трагедия Эврипида «Ифигения в Авлиде» излагает миф об Ифигении примерно так же, как «Библиотека» и эксцерпт Прокла. Это совпадение можно объяснить тем, что ими был использован один и тот же источник — поэма «Киприи».

57. Согласно Павсанию (X, 14, 1-2), Кикн позже приплыл к Тенесу на остров Тенедос, чтобы просить прощения за ошибку, но Тенес в гневе перерубил причальный канат корабля, на котором прибыл Кикн, и того унесло в море. «Топор Тенеса» вошел в поговорку.

58. Миф о Филоктете излагался в «Киприях». Несколько иной вариант мифологической традиции положил в основу своей трагедии «Филоктет» Софокл.

59. В лагере троянцев Антенор играл ту же роль, что и Нестор в лагере ахейцев. В «Илиаде» (VII, 347 слл.; ср. также III, 207) Антенор выступает поборником мира, советуя вернуть Елену и похищенные сокровища ахейцам. В более поздних вариантах мифа Антенор и его супруга Теано, жрица Афины, оказываются предателями, которые выдают ахейцам Палладий (Tzetz. in Lycophr. 658).

60. Протесилай из Филаки в Фессалии, сын Ификла и Астиохи, был вождем филакийских воинов во время похода на Трою и первым сошел с корабля на берег (имя «Протесилай» означает «первый из народа»). См.: Hom. Il. II, 695; XIII, 681; XV, 705. Согласно Конону (Narrat. 13), Протесилай пережил войну и, взяв с собой пленницу Айтиллу, сестру Приама, высадился у полуострова Паллены. Когда он отлучился от кораблей, Айтилла уговорила оставшихся там женщин поджечь корабли. Вынужденный остаться в этом месте, Протесилай основал здесь Скиону.

61. Павсаний (IV, 2, 5) называет жену Протесилая Полидорой.

62. Здесь, как и в предшествующей части, рассказ «Библиотеки» совпадает в основном с эксцерптом Прокла. Все эти детали содержались в «Киприях». О гибели Троила, сына Приама и Гекабы («Библиотека» называет его также сыном Аполлона; см. выше, III, 12, 5), упоминает Вергилий в «Энеиде» (I, 474).

63. Об этом похищении Ликаона подробно рассказывает «Илиада» (XXI, 34 слл.). Ликаон был продан в рабство на острове Лемносе.

64. О своем бегстве от Ахиллеса рассказывает в «Илиаде» (XX, 90 слл.) сам Эней.

65. Перечень союзников, прибывших на помощь Трое, мы находим в «Илиаде» (II, 816 слл.).

66. Начиная с этого места и до конца этой главы излагается сюжетная схема «Илиады».

67. Ср.: Hom. Il. X, 314 sqq.

68. На основании эксцерпта Прокла мы имеем возможность установить, что рассказанные здесь события излагались в поэме «Эфиопида».

69. См. выше, Э I, 17.

70. Эти события излагались в поэме «Эфиопида». Подвиги Мемнона, которые описывались в этой не дошедшей до нас поэме, перечисляет Диктис Критский (IV, 6). Как сообщает Павсаний (V, 19, 1), битва между Мемноном и Ахиллесом была изображена на ларце Кипсела и на троне Аполлона в Амиклах (Pausan. III, 18, 7). Сюжет использовал также Ликий для своей статуарной группы, находившейся в Олимпии (Pausan. V, 22, 2).

71. В «Илиаде» (XXII, 359) умирающий Гектор пророчит Ахиллесу близкую смерть от стрелы Париса и Аполлона у Скейских ворот Трои. Событие это излагалось в «Эфиопиде».

72. В «Эфиопиде» рассказывалось, как сама Фетида вместе с Музами оплакивала тело павшего сына. Похитив его из погребального костра, она затем унесла его на Белый остров.

73. Более детальное описание этих событий мы находим у Аполлония Родосского (IV, 811 слл.).

74. События эти подробно излагаются в произведении Квинта Смирнского (IV, 88 слл.).

75. Более подробно обо всем этом рассказывала «Малая Илиада». О споре между Одиссеем и Эантом из-за оружия Ахиллеса упоминает Гомер в «Одиссее» (XI, 542 слл.). Согласно Гомеру, троянцы и богиня Афина выступили судьями и присудили оружие Одиссею. Страдания уязвленного честолюбия и добровольная смерть Эанта изображены в сохранившейся трагедии Софокла «Эант-биченосец».

76. В трагедии Софокла «Филоктет» использован другой вариант мифологической традиции, согласно которому Одиссей явился на остров Лемнос с юным Неоптолемом, сыном Ахиллеса. Пророчество, приписанное «Библиотекой» Калханту, в «Малой Илиаде» произносил Гелен, троянский прорицатель (см.: Quint. Smyrn. IX, 325 sqq.; Hyg. Fab. 103).

77. События, связанные с женитьбой Деифоба на Елене, рассказывались в «Малой Илиаде».

78. Сходное изложение событий мы находим у Конона (Narrat. 34). Гелен открывает здесь ахейцам все тайны вследствие своей обиды на троянцев.

79. См. выше, III, 12, 3.

80. О путешествии Одиссея и Феникса на остров Скирос рассказывалось в «Малой Илиаде». В «Одиссее» (XI, 506 слл.) герой поэмы вспоминает в беседе с тенью Ахиллеса о том, как он сам привез Неоптолема на своем корабле в лагерь ахейцев.

81. О прибытии сына Телефа Эврипила сообщалось в «Малой Илиаде». В «Одиссее» (XI, 516 слл.) герой поэмы также рассказывает Ахиллесу о том, как Неоптолем сразил Эврипила.

82. Похищение Одиссеем и Диомедом Палладия из Трои было одним из последних эпизодов «Малой Илиады».

83. Песнь о деревянном коне существовала, по-видимому, как произведение эпической поэзии (или как часть большого эпического полотна) еще до создания «Одиссеи». В этой поэме слепой певец Демодок исполняет ее на пиршестве у феаков, и из текста «Одиссеи» (VIII, 500-520) мы можем получить представление о ее содержании и даже композиции.

84. Колебания троянцев особенно подробно описывает Вергилий в «Энеиде» (II, 39 слл.), изложение которого, по-видимому, восходит к поэме «Разрушение Илиона» (как можно заключить на основании эксцерпта Прокла). См. также: Hom. Od. VIII, 505 sqq.

85. Здесь и в дальнейшем кратко излагается содержание поэмы «Разрушение Илиона».

86. Синон, сын Эсима и внук Автолика, был другом и даже дальним родственником Одиссея. Выступая в роли мнимого перебежчика, он рассказал троянцам о себе выдуманную историю и сумел снискать к себе доверие.

87. Этот эпизод подробно описывает в «Одиссее» (IV, 274 слл.) царь Менелай, принимая у себя во дворце юного Телемака и сопровождающего Телемака Писистрата, сына Нестора. По-видимому, он пользовался популярностью в произведениях эпической поэзии на стадии, предшествующей созданию «Одиссеи».

88. Сцена убийства Приама Неоптолемом нарисована Вергилием в «Энеиде» (II, 533 слл.). Бесчеловечность поступка Неоптолема подчеркивается здесь еще и благодаря тому, что он не только убил старца у алтаря божества, но еще заколол до этого на глазах Приама его сына.

89. См. выше, Э III, 29, где рассказывается о том, как Антенор спас Одиссея и Менелая.

90. Благочестие является главной чертой характера Энея в поэме Вергилия «Энеида».

91. О женитьбе Деифоба на Елене см. здесь же, Э V, 9.

92. Об Этре, матери Тесея, см. выше, III, 15, 7; Э I, 23.

93. Эант, сын Оилея, обычно называемый локрийцем, был царем локров и, как сообщает «Илиада» (II, 527 слл.), привел под Трою сорок кораблей. О святотатстве Эанта — изнасиловании Кассандры у подножия статуи Афины — киклические поэмы, по-видимому, не знают, если исходить из эксцерпта Прокла, который пишет: «Когда Эант, сын Оилея, силой хотел увести с собой Кассандру, он потащил вместе с ней и изображение Паллады. Разгневанные этим ахейцы хотели побить Эанта камнями за совершенное им преступление. Однако Эант прибегнул к заступничеству Афины, прильнув к ее алтарю, и таким образом спас свою жизнь». Похищение Кассандры было изображено на ларце Кипсела, как сообщает Павсаний (V, 19, 1). Об этом упоминает и Эврипид в пьесе «Троянки» (69 слл.). Все это заставляет предполагать, что миф об изнасиловании Кассандры распространился только в эллинистическую эпоху. Согласно одному из вариантов мифологической традиции, Афина сама убила Эанта (Verg. Aen. I, 43).

94. Все эти события также излагались в поэме «Разрушение Илиона».

95. О превращении Гекабы в собаку рассказывает Овидий (Met. XIII, 567 sqq.):

96. Рассказом об этих событиях заканчивалась поэма «Разрушение Илиона».

97. С рассказа об этом столкновении между Агамемноном и Менелаем начиналась, по-видимому, поэма «Возвращения», как можно судить на основании эксцерпта Прокла. См. также: Hom. Od. III, 130 sqq. Согласно рассказу «Одиссеи», эту распрю зажгла сама богиня Афина.

98. Страбон (XIV, р. 642) в сходных чертах излагает миф о споре между Калхантом и Мопсом, цитируя при этом Софокла, согласно которому эти события происходили в Киликии.

99. Различные варианты традиции по этому поводу приводит Страбон (XIV, р. 642).

100. См. здесь же, Э V, прим. 26. «Одиссея» (IV, 499 слл.) подробно описывает, как Эант в безумстве произнес святотатственные слова о том, что он спасется помимо воли богов, и тогда Посейдон ударил своим трезубцем по Гирейской скале, уцепившись за которую спасся Эант. Скала раздвоилась, и та часть ее, на которой висел Эант, погрузилась в море.

101. О Навплии см. выше, II, 1, 5. О буре у Каферейских скал упоминает эксцерпт Прокла в той части, где излагается содержание поэмы «Возвращения».

102. См. выше, Э III, 8.

103. О тираническом характере правления Левка упоминает поздняя мифологическая традиция (Lycophr. Alex. 1214; Tzetz. Chil. III, 291).

104. О Деидамии, матери Неоптолема, см. выше, III, 13, 8.

105. Гомер в «Илиаде» (XXIV, 488) намекает на то, что престарелый Пелей подвергся нападению со стороны соседей в отсутствие своего сына Ахиллеса. Схолии к этому месту называют Акаста и его сыновей Архандра и Архи(...). Текст схолии здесь испорчен, но на основании схолий к пьесе Эврипида «Троянки» (1128) мы знаем, что второго сына Акаста звали Архител.

106. Фрэзер (II, 252-253) отмечает следующее противоречие в изложении этого мифа. Согласно Эврипиду (Andr. 967 sqq.), Менелай отдал свою дочь Гермиону в жены своему племяннику Оресту. Но позднее, во время Троянской войны, он пообещал отдать ее Неоптолему, если штурм Трои будет успешным. Здесь вызывает сомнения факт, как мог Менелай обещать свою дочь Неоптолему, когда она уже была замужем за Орестом. Из этого противоречия древние мифографы находили выход: Гермиона была выдана за Ореста ее дедом Тиндареем в отсутствие ее отца Менелая, сражавшегося под Троей. Не зная о том, что его дочь уже замужем, Менелай и пообещал ее Неоптолему.

107. Согласно Вергилию (Aen. III, 331 sqq.), Орест убил Неоптолема во Фтии, у алтаря его отца Ахиллеса.

108. Согласно Эврипиду (Andr. 53 sqq.), Неоптолем был в Дельфах дважды. В первый раз он хотел потребовать от бога Аполлона искупления за смерть своего отца и даже пытался разрушить храм Аполлона; об этом упоминает и Павсаний (X, 7, 1). Во второй раз он хотел искупить свою дерзость и прибыл в Дельфы, чтобы принести жертву Аполлону. Махерея (это имя произведено от слова «нож», которым пользовались дельфийские жрецы, принося жертвы богам) упоминает древний комментатор (Schol. Eurip. Orest. 1654), цитирующий Ферекида: «Неоптолем, после того как женился на Гермионе, отправился в Дельфы, чтобы узнать у оракула, будет ли у него потомство, ибо Гермиона не рождала ему детей. Видя, как дельфийские жрецы в святилище растаскивают жертвенное мясо, он стал его отбирать, но его самого убил жрец Махерей и закопал под порогом храма».

109. По сообщению Павсания (VIII, 5, 2), Агапенор считался ойкистом города Пафоса: согласно преданию, именно он построил храм богине Афродите в старом Пафосе.

110. Подвиги Элефенора под Троей описывает «Илиада» (IV, 463 слл.).

111. Так называется южная оконечность полуострова Паллены в Македонии.

112. Согласно Страбону (VI, р. 254), Филоктет основал Кримиссу. При этом Страбон цитирует сочинение Аполлодора «О кораблях», где изложение сходно с тем, которое мы находим здесь в Эпитоме.

113. «Алай» значит «бродящий».

114. Имена произведены от греческих слов ναυς (корабль), αιφο (пылать), πρήφω (жечь).

115. Демофонт, брат Акаманта и сын Тесея, прибыл под Трою, чтобы спасти свою мать Этру из плена (см. здесь же, Э V, 22).

116. Согласно Павсанию (III, 26, 10), этот карийский город носил название Сирна.

117. Этого Амфилоха иногда путают с другим, сыном Амфиарая и Эрифилы, и им обоим приписывают основание Амфилохийского Аргоса в Акарнании (см. выше, III, 7, 7).

118. Полибий (XII, 5), рассказывая о происхождении локров, сообщает об этом странном обычае. Упомянутая здесь война относится к 357-346 гг. до н.э.

119. Согласно «Одиссее» (III, 193; IV, 529 слл.), Агамемнона убил Эгист. В устранении мотива мужеубийства, совершаемого Клитемнестрой, следует видеть один из примеров смягчения чрезмерно грубых и отталкивающих черт древних мифов в гомеровском эпосе. Ср. выше, Э II, 13, прим. 10.

120. Миф об Оресте привлекал особое внимание греческих трагиков благодаря драматическим возможностям, которые в нем заключены. Кроме знаменитой «Орестеи» Эсхила, на этот сюжет написали трагедии Софокл («Электра») и Эврипид («Электра», «Орест», «Ифигения в Тавриде» и др.).

121. Этот миф положил в основу своей трагедии «Ифигения в Тавриде» Эврипид.

122. Сходный рассказ содержится в той части сочинения Геродота (IV, 103), где говорится об обычаях скифов.

123. Автор «Библиотеки» основывается в своем изложении мифа на трагедии Эврипида «Ифигения в Тавриде».

124. Согласно Павсанию (I, 23, 9), деревянная статуя Артемиды Таврической хранилась в Бравроне.

125. Здесь мы следуем чтению Бюхелера, принятому также и Фрэзером.

126. О скитаниях Менелая подробно рассказывается в «Одиссее» (III, 271 слл.).

127. См. выше, Э III, 5.

128. Начиная с этого места, автор «Библиотеки» передает миф об Одиссее, в основном следуя поэме Гомера, с той только разницей, что композиционные особенности поэмы им никак не учитываются: он излагает странствия героя с момента его отплытия из-под Трои и доводит свое изложение до гибели Одиссея (события последних лет жизни Одиссея послужили сюжетом для другой эпической поэмы — «Телегонии»).

129. Гомер в «Одиссее» (X, 237 слл.) сообщает, что Кирка превратила спутников Одиссея в свиней. Но вокруг дома Кирки бродили львы и волки, когда-то бывшие людьми.

130. Гомер ничего не знает о Телегоне, но о нем упоминает Гесиод в «Теогонии» (1014). Согласно античной традиции, поэму о Телегоне «Телегонию» сочинил поэт Эвгаммон из Кирены.

131. Гомер знает только двух Сирен. Он не называет их имен и не указывает, от кого они происходили (Od. XII, 1 sqq.).

132. О смерти Сирен Гомер не упоминает, но эту деталь мифа знает, например, Гигин (Fab. 125).

133. См. выше, I, 9, 22.

134. В поэме Гомера «Одиссея» не упоминается о том, что Калипсо родила сына от Одиссея.

135. Гомер в «Одиссее» (XVI, 245 слл.) сообщает, что всего было 108 женихов, сватавшихся к Пенелопе: 52 с острова Дулихия, 24 с Самы, 20 с Закинта и 12 с Итаки. Имен женихов Гомер не называет, но многие из них упоминаются по ходу рассказа. Указанное же в Эпитоме число женихов не совпадает с перечнем, здесь приведенным.

136. Ср.: Hom. Od. XI, 119. Само путешествие и жертвоприношение у Гомера не рассказаны.

137. Павсаний (VIII, 12, 6) в связи с Полипортом упоминает об эпической поэме «Теспротида».

138. Иная смерть была предсказана Одиссею Тиресием (Od. XI, 134 sqq.):

[с.99] Ничто, кажется, не может быть более далеким от нашей эпохи, чем наивные, иногда причудливые и странные, но всегда сверкающие всеми красками фантазии древние эллинские мифы, в которых отложилась тысячелетняя первобытная мудрость, где подлинная быль окуталась дымкой легенды, а легенды выдаются за подлинную быль. В действительности произошло и происходит нечто совершенно обратное. С периодом своего детства человечество давно рассталось, но прекратившие свое существование в мире религии олимпийские боги обрели подлинное бессмертие в мире искусства. Известным представлением о мифологии Древней Греции обладает каждый образованный человек современности¹.

В античности знание мифологии было столь же естественным и необходимым для грека или римлянина, как знание Библии для англичанина времен английской буржуазной революции. Знакомство с мифами начиналось с детских лет и не прекращалось всю жизнь, были ли это гимны в честь богов, или древние сказания и эпические песни, считавшиеся доподлинной историей, или же произведения искусства художественного слова, пластики, живописи или музыки. Многие произведения литературы и искусства античный человек мог оценить, одновременно устанавливая связь между ними и определенным кругом сказаний (классическим примером является «Илиада», «Одиссея»). Мифы незаметно переходили в повседневную жизнь. Каждый греческий город (или поселение) мог иметь свою входившую в государственный быт традицию, повествующую о начале этого города и жившего там народа, о героях и богах, взявших его под свое покровительство и защиту. Эти герои и боги обладали богато разветвленной генеалогией и составляли целый [с.100] мир, в котором они жили, боролись, побеждали и даже погибали, вступая в конфликт между собой, а также с различными чудовищами, созданными народной фантазией. В греческих мифах могучие силы жизни, добра и света чаще одерживали победу над темными силами зла и смерти.

Известные слова Маркса о том, что мифология представляет собой «базис и арсенал» античного искусства, нельзя понимать так, будто мифы уже существовали как совершенно готовый материал, когда зародилась греческая литература как искусство художественного слова: в дописьменный период мифотворчество было одновременно и литературным процессом. И даже тогда, когда появилась письменная литература, она не утратила своих прочных связей с устным народным творчеством, с мифологией и народными сказаниями. Раз возникнув, мифологические герои получали второе рождение в произведениях искусства, где творческая фантазия художника подчас наделяла их совершенно новыми чертами, изменяла первоначальный характер мифологического сюжета, уж во всяком случае вносила в него новые детали и оттенки, по-новому освещая его роль.

В мифе подлинные исторические события и явления окружающей человека действительности получали фантастическую форму; Маркс назвал мифологию формой «художественно-религиозно-практически-духовного освоения мира»². Но форма эта была динамичной и непрерывно изменялась. В эллинистической, а особенно римской, эпохе на первый план выдвигается художественно-эстетическая сторона. В произведениях поэтов этого времени язык мифов часто оказывается лишь элементом формы (правда, еще очень важным), способом выражения идейно-художественного замысла творца. Мифология может представить благодарный материал для создания игривых (а иногда и несколько фривольных) любовных поэм Овидия и даже оказаться объектом остроумного пародирования («Диалоги богов» Лукиана).

И все же миф для многих людей античности оставался историей, уходившей своими глубочайшими корнями в тот уже исчезнувший мир, когда жили далекие предки людей и свершались события, само величие которых заставляло верить в их истинность. Вот почему ученые составители комментариев к Гомеру (схолиасты), сообщая иные варианты мифа, всегда называют их «историями» и указывают на их источник.

Зачатки научного интереса к мифам и первые попытки их систематизации относятся к очень раннему времени — вероятно, уже к началу VI в. до н.э. Здесь следует назвать прежде всего логографов — авторов первых исторических сочинений. Произведения логографов до нас не дошли, но писатель I в. до н.э. Дионисий Галикарнасский, несомненно державший их в руках, сообщает о них следующее в посвященном творчеству Фукидида исследовании: «Собираясь начать свое сочинение, посвященное Фукидиду, я хочу сказать несколько слов и о других историках — об историках старшего поколения, и о тех, которые жили в его время. На их фоне особенно ясным станет как направление его творчества, которым [с.101] Фукидид отличается от своих предшественников, так и сила, в нем заключенная.

Большое количество историков жили в разных частях Эллады до Пелопоннесской войны. К их числу относятся Эвгеон с Самоса, Деиох с Проконнеса, Эвдем с Пароса, Дамокл фигелеец, Гекатей милетянин, Акусилай из Аргоса, Харон из Лампсака, Мелесагор из Халкедона. Несколько ранее Пелопоннесской войны и до времени Фукидида жили Гелланик с острова Лесбоса, Дамаст сигеец, Ксеномед хиосец, Ксанф лидиец и большое количество других. Направление их творчества было сходным в выборе и построении сюжета, и в отношении качества сочинений они немногим отличаются друг от друга. Одни из них описали эллинские дела, другие — варварские. Эти факты и события излагались ими не в тесной связи друг с другом, но отдельно для каждого государства или народа. Они преследовали всегда одну цель: собрать воедино все предания отдельно для каждого народа или государства, которые сохранялись у местных жителей либо были заключены в религиозных или светских книгах, и сделать это достоянием всего общества, ничего не добавляя к ним и не убавляя. В этих сочинениях встречались и мифы, дошедшие от древнейших времен, и некоторые сценического характера перипетии, кажущиеся весьма наивными нынешним людям. Стиль изложения был в основном одинаков у всех, кто избирал себе один и тот же диалект. Важнейшими особенностями их стиля были ясность, чистота, сжатость, выбор выражений в соответствии с избранной темой, отсутствие всякой искусственности. Их произведения — одни в большей, другие в меньшей степени — носят на себе отпечаток какой-то свежести и прелести, что явилось причиной того, что они не исчезли и продолжают сохраняться».

Из числа известных нам логографов более всего отводили места мифам в своих сочинениях Ферекид (обычно называемый афинянином, так как он прожил в этом городе большую часть жизни) и Акусилай из Аргоса. Оба они жили в V в. до н.э. Их сочинения носили историко-мифологический характер. Сохранившиеся фрагменты позволяют предполагать, что в произведениях этих логографов изложение часто строилось по генеалогическому принципу. Ссылки на Ферекида и Акусилая являются особенно частыми в «Библиотеке».

Иной принцип изложения применил живший приблизительно в одно время с Ферекидом и Акусилаем логограф Гелланик с Лесбоса. Его «Аттида», «Эолика» и «Персика» относятся к так называемым хорографическим сочинениям: в основу здесь был положен географический принцип расположения материала. Логографы излагали мифы, пересказывая древние эпические поэмы как доподлинную историю; в этих переложениях сохранялись архаические черты, казавшиеся наивными и нелепыми уже в то время.

К концу V в. до н.э. стало заметным новое отношение к мифам и преданиям старины, которые безоговорочно принимались на веру даже человеком с таким аналитическим и холодным умом, каким был великий историк Фукидид. Тяжелый кризис, охвативший греческое общество во [с.102] время Пелопоннесской войны, расшатал веру в древних богов и в те мифы, где рассказывалось о их происхождении и генеалогии героев: следы этой переоценки ценностей мы замечаем в трагедиях Софокла и Эврипида и комедиях Аристофана, всеми силами старавшегося защитить старинные представления и нравы³. Критицизм и неверие, начало которому положил еще Ксенофан⁴, усилились во много раз благодаря деятельности софистов, расцвет которой как раз совпадает со временем Пелопоннесской войны (431—404 гг. до н.э.).

Следствием этого было свободное и иногда даже несколько игривое отношение к популярным мифологическим сюжетам, изложение которых ставило теперь своею целью доставить людям приятное развлечение, сообщить поражающие воображение факты. Видным представителем такого направления в мифографии считают жившего во второй половине V в. до н.э. Геродора из Гераклеи⁵. В написанном им сочинении о Геракле он собрал все мифы, связанные с именем этого героя, бывшего эпонимом его родного города. Другое сочинение Геродора — «Аргонавтика», называют также и «Пелопию»⁶. Источниками для этих сочинений послужили древние эпические поэмы.

Как самостоятельный жанр греческой литературы мифография формируется только после классической эпохи. Начало широкому и систематическому изучению мифов положил александрийский поэт Каллимах (ок. 310—240 гг. до н.э.). Громадная систематизирующая деятельность Каллимаха по составлению каталога знаменитой Александрийской библиотеки не могла не коснуться и самого материала этой литературы — лежащих в ее основе народных сказаний и мифов. «Исторические достопримечательности» — так можно перевести заглавие прозаического сочинения Каллимаха υπομνήματα ιστορικα — включали в себя в качестве составных частей, как предполагает Вендель, очерки «О нимфах», «Заселение городов и островов», «Изменения имен»⁷. По-видимому, эти «Достопримечательности» [с.103] (о них точнее почти ничего не известно) были одним из первых мифографических сочинений александрийской литературы: мифы об основании городов и заселении островов, легенды, связанные с объяснением географических названий, были Каллимахом не только собраны, но, вероятно, и систематизированы. Это направление в мифографии продолжили ученики Каллимаха — Истр и Филостефан, а также Лисимах из Александрии, о котором известно, что он написал какой-то «Свод фиванских историй», или «Фиванские истории», а также «Возвращения». Огромный накопившийся к тому времени мифологический материал, содержавшийся как в произведениях литературы, так и у мифографов, собрать в одном руководстве было трудно, поэтому в александрийскую эпоху продолжаются поиски принципов систематизации мифов, из которых по-прежнему наибольшей популярностью пользуется географический: мифы, связанные с одним городом или районом, концентрируются в едином повествовании. Следуя этому принципу, Динарх написал «Критскую мифологию», а Менекл из Теоса, обрабатывая те же мифы, составил «Критский кикл». Делосские «Местные мифы» были собраны Демотелесом с острова Андроса, а Неант из Кизика описал мифы, связанные с различными городами.

Эти собрания удовлетворяли растущим потребностям развивающейся александрийской культуры, ее ученой поэзии, представители которой использовали редкие и мало кому известные сюжеты, ее ученых филологов, в среде которых достиг высокого совершенства жанр литературно-мифологического комментария. Но вместе с такими произведениями, чисто научными по своему характеру, ко II в. до н.э. становятся распространенными и научно-популярные (если использовать современную терминологию) руководства по мифологии, сжатые мифологические компендиумы, составлявшиеся как на основе более широких по объему произведений мифографов, так и путем переложения древних эпических поэм и других литературных произведений.

Сюжетные рамки «Библиотеки» совпадают с так называемым «эпическим киклом». Этот термин возник уже в классическую эпоху, и Аристотель использует его в «Аналитиках» в качестве всем известного понятия, исследуя неправильные формы умозаключения⁸. Понятие это возникло, вероятно, в связи с началом научного исследования гомеровских поэм, в которых затрагивались многие детали троянского, фиванского и иных кругов сказаний (так, например, песнь о деревянном коне, которую исполняет в VIII книге «Одиссеи» слепой певец Демодок, должна была существовать до создания поэмы, так же как и многие другие мифы)⁹. Формой их существования могли быть народные эпические песни, литературная обработка которых произошла уже после создания «Илиады» и «Одиссеи»: те, кому принадлежали эти обработки, значительно уступали автору «Илиады» или «Одиссеи» в даровании. Отсюда отношение [с.104] к этим поэмам известных александрийских критиков, примером которого может служить высказывание Каллимаха έχυαίρο τό ποίημα τό κυκλικόν (AP XII, 43). Поэмы эти, однако, составили тот круг произведений, которые были необходимы для понимания и эксегетики Гомера. Вождем этой эксегетики был знаменитый Аристарх, для которого, впрочем, слово «киклический» было синонимом слова «пошлый»¹⁰. О том, что термин «эпический кикл» имеет именно такое происхождение, свидетельствует замечание одного древнего схолиаста: «Киклическими поэтами называют тех, которые описали все, что вокруг (κύκλον) «Илиады», все, что происходило до или после описанных ею событий»¹¹.

Вначале этот термин обозначал, по-видимому, всю совокупность поэм, созданных на основе мифов, получивших отражение в «Илиаде» и «Одиссее», но позднее это слово стали применять для обозначения мифологических компендиумов, где в прозаической форме пересказывались сюжеты этих поэм, объединенные в систему. Точное содержание «эпического кикла» вскрыть, видимо, невозможно, хотя В. Крист в первом издании своей «Истории греческой литературы» и дает перечень поэм, охватываемых этим понятием¹². Есть основания считать, что содержание этого термина по-разному понималось различными авторитетами древности и что оно изменялось исторически. Однако нам известно, что в эллинистическую эпоху была сделана попытка (вероятно, одна из многих) составить нечто вроде учебника по мифологии. В перечне произведений грамматика Дионисия Скитобрахиона, жившего во второй половине II в. до н.э., мы находим прозаическое сочинение, озаглавленное «Исторический кикл»¹³. Впрочем, Зуземиль говорит о созданном в период от Дионисия Скитобрахиона и до Диодора учебнике по мифологии, принадлежавшем неизвестному автору¹⁴ и послужившем главным источником для III и IV книг Диодора, рассказов Конона и Гигина, а также для «Библиотеки», автора которой он называет Псевдо-Аполлодором. Однако большинство исследователей все больше склоняются к тому, чтобы считать автором упомянутого «Кикла» Дионисия Скитобрахиона, прозванного по своему главному произведению киклографом. Этот «Кикл» был своеобразной мифологической энциклопедией, созданной главным образом на материале древней эпической поэзии¹⁵. Сочинение Дионисия, по мнению Шварца, легло в основу III и IV книг Диодора¹⁶. Многие вопросы, связанные с этим «эпическим киклом», остаются неясными. Это относится прежде всего к перечню включенных в него эпических поэм и к предполагаемым [с.105] авторам; но можно допустить, что он охватывал все основные мифы начиная с брака Урана и Геи и до событий, связанных с Одиссеем и его кончиной: он соединял в себе «Теогонию» и героические саги¹⁷.

Вильгельм Крист, написавший в конце XIX в. свою известную историю греческой литературы, был склонен включать в «эпический кикл» сюжеты следующих эпических поэм: «Теогония», «Титаномахия», «Данаида», «Эдиподия», «Фиваида», «Эпигоны», «Киприи», «Илиада», «Эфиопида», «Малая Илиада», «Разрушение Илиона», «Возвращения», «Одиссея» и «Телегония»¹⁸. Однако художник, создавший знаменитые «Илионские таблицы», начинал этот «эпический кикл» с «Фиваиды». У Дионисия Скитобрахиона «Кикл» включал в себя и другие мифы, как можно предполагать на основании следующего сообщения Диодора (III, 66, 5): «Мы проследим в основных чертах то, что рассказано о Ливии у Дионисия, составившего свод древней мифопеи. Последний ведь сочинил книги о Дионисе, амазонках, аргонавтах, о событиях, имевших место во время Троянской войны, и о многом другом, ссылаясь на поэмы древних мифологов и поэтов».

Если упомянутый Диодором Дионисий действительно является известным александрийским грамматиком Дионисием Скитобрахионом, то факт использования его труда Диодором подтверждает популярность его сочинения в литературных кругах. У этого Дионисия учился Марк Антоний Гнифон, известный профессор риторики и грамматики времен Цицерона: последний учился у него в Риме уже после того, как достиг претуры¹⁹.

Дошедшая до нас под именем Аполлодора, жившего во II в. до н.э. афинского грамматика, «Библиотека»²⁰ должна быть отнесена к числу мифографических сочинений, излагавших в прозаическом пересказе основные сюжеты «эпического кикла». Руководство по мифологии под этим названием держал в своих руках известный библиофил и эрудит, живший в IX в. до н.э. византийский патриарх Фотий, сообщающий о «Библиотеке» [с.106] следующее²¹: «В том же самом кодексе²² мною была прочитана книжечка (βιβλιδάριον) Аполлодора. Называется она «Библиотека». Эта книжечка излагала древнейшие сказания (τά γαλαιότατα) эллинов, повествовала о героях и богах так, как представляли их себе эллины в те времена, рассказывала о происхождении названий рек, мест, народов и городов и пр., что восходит к древности. Изложение доводилось до событий Троянской войны. Оно касалось также единоборств, происходивших между некоторыми мужами, и их деяний, и описывало странствия тех, кто возвращался из-под Трои, особенно же Одиссея, на котором и заканчивалось это повествование о древних временах». Далее Фотий, высоко оценивая полезность этой книги и богатство содержавшегося в ней материала, цитировал эпиграмму из шести строк, написанную в элегическом размере²³. В этой эпиграмме читателю давался совет познавать мифы, не обращаясь ни к Гомеру, ни к авторам элегий, ни к трагикам, ни к лирическим поэтам и авторам киклических поэм, ибо в этой книге читатель найдет все, «что содержит мир».

Из этой цитаты Фотия ясно, что он располагал полным текстом «Библиотеки» (в то время как до нас дошли только первые три книги). Совершенно очевидно, что «Библиотека», которую держал в своих руках Фотий, и дошедшее до нас руководство по мифологии являются одним и тем же сочинением²⁴. Наконец, мы вправе на основании сообщения Фотия сделать и тот вывод, что «Библиотека» в целом была сочинением небольшого объема, так как Фотий употребляет по отношению к ней уменьшительный термин.

«Библиотека» представляет собой единственное из всех дошедших до нас античных сочинений по мифологии, где мифы Древней Греции излагаются в наиболее полном и систематизированном виде. Составитель этой книги не задавался целью философского осмысления этих мифов и не считал нужным проявить в какой бы то ни было форме свое отношение к ним: они рассказаны очень просто, сжато, иногда скороговоркой (в ущерб содержанию), довольно часто приводятся варианты со ссылками на источник²⁵. Составитель стремился к тому, чтобы ни один сколько-нибудь известный мифологический персонаж не остался без внимания в связи с тем или иным мифологическим сюжетом, отсюда его пристрастие к длиннейшим перечням имен героев. В основу изложения положен генеалогический принцип. Оно начинается с Теогонии (I, 1—5), [с.107] затем излагается Гигантомахия и следует рассказ о роде Девкалиона (I, 8—9); заканчивается I книга подробной историей похода аргонавтов.

II книга начинается с заявления автора о том, что после рассказа о роде Девкалиона он перейдет к изложению истории рода Инаха (II, 1—8). С главы 4 автор переходит к истории подвигов Геракла, которые завершаются списком сыновей Геракла (II, 7). Затем следует повествование о Гераклидах, заканчивающееся описанием гибели Темена и Кресфонта.

III книга начинается с истории рода Агенора и критских мифов. Рассказав о Главке, сыне Миноса, автор заявляет, что на этом он заканчивает историю потомков Европы и переходит к истории Кадма (III, 4). Подробно рассказаны фиванские мифы об Эдипе, походе семи вождей, об Эпигонах (III, 7). В двух последующих главах III книги излагаются аркадские мифы, история рода Пеласга, за которой следует история рода Атланта. Рассказ о дочери Атланта Тайгете позволяет перейти к лаконским мифам, а об Электре — к троянским. Почти без всякой связи с предыдущим изложением автор переходит затем к роду Асопа и Эака (III, 12, 6), и так же внезапно (III, 14) начинается изложение местных аттических мифов, от древних мифических царей Афин до подвигов Тесея, на которых изложение обрывается. То, что далее следовало продолжение, видно хотя бы из ссылки в I книге (3, 4), где говорится в связи с рассказом о Сиренах, что речь о них пойдет в той части книги, где описаны странствия Одиссея. Но весь троянский цикл сказаний оказался в утраченной части «Библиотеки».

Недостающую часть «Библиотеки» восполняют (правда, крайне недостаточным образом) две Эпитомы — Ватиканская и Саббаитская. Первую открыл Вагнер в 1885 г. в составе одного Ватиканского кодекса (Cod. Vatic. 950), относящегося к XIV в., и издал ее в 1891 г²⁶. В найденной Вагнером Эпитоме излагалось содержание и той части «Библиотеки», которой недостает в дошедших до нас рукописях. Как полагал Шварц (в этом ему следовал и Фрэзер), автором Эпитомы был Цецес²⁷.

Двумя годами позднее в одном из Иерусалимских монастырей Пападопуло-Керамевс открыл фрагменты Эпитомы «Библиотеки», названные Саббаитскими по имени монастыря, где была обнаружена рукопись²⁸.

Ватиканскую эпитому и Саббаитские фрагменты соединил воедино Фрэзер в издании «Библиотеки», вышедшем в серии “Loeb classical Library” в 1921 г., вставив в некоторых местах необходимые для восстановления связи тексты из сочинений Цецеса («Хилиады» и «Схолии к Ликофрону») и Зенобия, восходящие к «Библиотеке».

[с.108] В этой реконструированной Фрэзером Эпитоме I глава излагает оставшиеся от III книги мифы о Тесее, II глава — историю рода Пелопса до женитьбы Менелая на Елене, III глава заключает в себе мифы троянского цикла, начиная с яблока раздора и кончая перечнем союзников, прибывших на помощь Трое, IV глава кратко сообщает о событиях, рассказанных в «Илиаде», V глава останавливается на событиях, имевших место после описанных в «Илиаде», начиная с убийства Ахиллесом царицы амазонок Пентесилеи и до событий, связанных с гибелью Трои, разделом добычи и осуждением Эанта. VI глава Эпитомы рассказывает о приключениях героев, возвращающихся на родину после Троянской войны. Эпитома заканчивается VII главой, где излагается содержание «Одиссеи» и сообщается о судьбе Одиссея, его жены Пенелопы и Телегона, его сына от Кирки (по-видимому, конец Эпитомы передает содержание поэмы «Телегония», принадлежавшей поэту Эвгаммону из Кирены).

Стиль Эпитомы близок к стилю «Библиотеки», с тем только различием (если исключить еще большую сжатость и лаконичность), что варианты традиции приводятся реже и столь же редки ссылки на источники. Сравнивая Эпитому с сохранившимися частями «Библиотеки», можно также заметить, что недостающая часть последней была весьма значительна и вряд ли составляла менее половины всего объема. Содержание поэм троянского цикла передается в Эпитоме настолько кратко, что вся «Илиада» изложена на двух небольших страничках современного издания, и еще меньше места занимает пересказ «Эфиопиды»: только «Киприи», содержание которых изложено в III главе Эпитомы, занимают сравнительно больше места. Сравнивая круг мифов, изложенных в «Библиотеке», с «эпическим киклом», как он вырисовывается в эксцерпте Прокла, и с киклом Дионисия Скитобрахиона, можно допустить, что «Библиотека» стоит ближе к последнему, отличавшемуся более широким содержанием.

В рассказе автора «Библиотеки» миф выступает в качестве сюжетной схемы, в которой иногда опускаются важные детали, что делает изложение малопонятным. В качестве примера можно привести миф об Орионе и Ойнопионе (I, 4, 3). Здесь трудно понять, за что Ойнопион ослепил Ориона; и только из других источников мы узнаем, что Орион сватался к дочери Ойнопиона, но последний не хотел отдать ее за него и все откладывал свадьбу. Тогда Орион, напившись пьяным, ворвался в покои его дочери и совершил над ней насилие.

Система, в которой передается содержание «Одиссеи», говорит о том, что художественные особенности произведения, сюжет которого излагался в «Библиотеке», совершенно не интересовали ее автора: искусная композиция «Одиссеи», которую еще Аристотель называл «запутанной», изменена в Эпитоме так, что о судьбе Одиссея рассказывается, начиная с отплытия из-под Трои и кончая сценой узнавания Одиссея Лаэртом.

Само изложение мифов в «Библиотеке» содержит многочисленные противоречия. Черпая из различных источников, автор называет Сирен то дочерьми Мельпомены, то Стеропы; Персефона оказывается то дочерью Стикс, то Деметры; Гиакинт выступает то в качестве сына Пиера и Клио, [с.109] то Амикла и Диомеды. Из детей Ниобы, сообщает «Библиотека», спаслись только Амфион и Хлорида, но как раз они и не были упомянуты выше, где перечислялись дети Ниобы (III, 5, 6). Роберт указывает, что примеры подобных несоответствий весьма многочисленны²⁹.

Несмотря на это, «Библиотека» пользовалась значительной популярностью в среде грамматиков и вообще всех, кто интересовался мифологией. Из нее широко черпали оба брата Цецесы — Исаак и Иоанн; авторы схолий к Гомеру, Пиндару, Софоклу, Эврипиду, как уже указывалось, цитируют «Библиотеку», причем эти схолии принадлежат, по мнению исследователей, к числу древнейших.

Есть одно свидетельство Марциала, которое обращает на себя особое внимание, когда речь идет об Аполлодоре. Это эпиграмма (I, 61), в которой поэт перечисляет самых популярных авторов:

Кто этот Аполлодор, имя которого связывается с Египтом (как совершенно ясно вытекает из контекста эпиграммы)? По мнению известного издателя Марциала Л. Фридлендера, комментировавшего интересующее нас место, упомянутый здесь Аполлодор является каким-то александрийским писателем (или поэтом), прибывшим в Рим и принимавшим участие в первом Agon Capitolinus (86 г. н.э.)³⁰. Но этому утверждению противоречит весь контекст эпиграммы, где рядом с Аполлодором поставлены такие известные авторы, как Вергилий, Овидий, Ливий... Поэтому мы вправе предположить, что здесь имеется в виду довольно известный в римских литературных кругах писатель — и это скорее всего тот самый Аполлодор из Александрии, сочинение которого «О богах» пользовалось большой славой. Авл Геллий, живший на несколько десятилетий позже Марциала, называет Аполлодора «знаменитейшим писателем» (XVII, 4, 4).

У Страбона (I, 2, 38) мы находим ссылку на сочинение Аполлодора (которое, к сожалению, не названо). Из этой ссылки можно заключить, что в трудах александрийских ученых, в которых затрагивались связанные с мифологией вопросы, мнение Аполлодора учитывалось³¹.

[с.110] Данные античной традиции о жизни и трудах Аполлодора являются весьма неопределенными и скудными. Из биографической справки, которая содержится в лексиконе Суды, мы узнаем, что грамматик Аполлодор, сын Асклепиада, был по происхождению афинянином и учился у родосского философа Панэтия и грамматика Аристарха. Расцвет деятельности Аполлодора падает на середину II в. до н.э.³² После 146 г. до н.э. Аполлодор покидает Александрию. По всей видимости, его отъезд был вызван гонением против ученых, которое начал Птолемей Фискон³³.

Аполлодор переехал в Пергам, и будучи связан там с двором Аттала II, посвятил последнему свою «Хронику»³⁴. Она была написана стихами, не лишенными и поэтического достоинства, судя по некоторым данным³⁵. Начиналась эта «Хроника» с разрушения Трои и доводилась до 144 г. до н.э.

Остаток своей жизни Аполлодор прожил в Афинах, куда он приехал вскоре после того, как пергамское царство прекратило свое существование в 133 г. до н.э. и стало римской провинцией Азией³⁶. Помимо «Хроники», значительным трудом Аполлодора был примыкающий по своему направлению к гомеровским штудиям Аристарха комментарий к «Каталогу кораблей», состоявший из 12 книг. Этот утраченный для нас труд использовал Страбон в тех местах, где он касается гомеровской географии. В одном месте (VII, р. 298) Страбон приводит цитату из труда Аполлодора, где последний говорит о своих принципах исследования гомеровской географии, поддерживая точку зрения Эратосфена, утверждавшего, что Гомер хорошо знал все, что имело отношение к Элладе, но очень слабо представлял себе территории, находившиеся за ее пределами.

Совершенно в духе александрийцев и по путям, проложенным Каллимахом и затем Аристофаном Византийским³⁷ (крупнейшим филологом Александрии, возглавившим на склоне лет Библиотеку), Аполлодор занялся лексикографией. Он исследовал этимологии различных греческих слов в труде, так и называвшемся «Этимологии», или «Этимологумена»³⁸. В этом и в других сочинениях Аполлодор уделял большое внимание сюжетной стороне, что вызвало замечание Гераклита в «Гомеровских аллегориях», [с.111] назвавшего Аполлодора писателем, «весьма искусным в отношении различных историй»³⁹.

Среди сочинений Аполлодора древние авторы упоминают «Периэгезу» (Описание земли); об этом сочинении есть свидетельства в лексиконе Стефана Византийского и у Страбона (XIV, 995). Сочинение это было так же, как и «Хроника», написано стихами. Называли еще сочинение Аполлодора «Об афинских гетерах» (244 T 17 Jacoby) и сочинения о Софроне и Эпихарме⁴⁰. Как видно из названных сочинений, круг интересов Аполлодора определялся скорее развитием александрийской филологии, чем стоической философии, как мы могли бы этого ожидать, исходя из того, что он был учеником Панэтия. Однако самым значительным произведением Аполлодора было сочинение «О богах» в 24 книгах, которое широко использовали более поздние ученые, в частности Порфирий, Ямблих и Сопатр⁴¹. Об этом сочинении мы читаем у Фотия⁴²: «Были прочтены «Различные выборки» (έκλογαί διάφοροι) в 12 книгах софиста Сопатра... В первой книге рассматривается то, что рассказывают эллины в своих мифах о богах. Она составлена из 3-й книги сочинения Аполлодора «О богах». Аполлодор был афинянином и грамматиком по профессии. Но сочинение Сопатра составлено не только из этой 3-й книги, но и из 4-й, 5-й, 8-й; опять из 1-й, из 12-й, из 15-й, из 16-й и так до 24-й книги⁴³. В этом собрании Сопатр изложил те представления, которые эллины составили себе о своих богах, а также и то, что имело отношение к истории. Там идет речь об эллинских героях, о Диоскурах, о том, что в Аиде, и тому подобном...».

Замечание Фотия об извлечении, сделанном Сопатром из сочинения Аполлодора «О богах», очень важно, так как оно рисует нам общий характер этого произведения Аполлодора: такое представление трудно составить себе на основании тех фрагментов, которые собраны у Мюллера или Якоби. Мы вправе заключить на основании сообщения Фотия, что сочинение Аполлодора содержало мифы разнообразного характера, начиная с «Теогонии» и кончая героическим эпосом. По-видимому, сюжетная рамка всего произведения Аполлодора определялась, может быть только в общих чертах, эпическим киклом. Сохранившиеся фрагменты из этого сочинения Аполлодора крайне недостаточны⁴⁴: но все же рассмотрение некоторых из них может дать нам дополнительный материал к тому, что говорит Фотий.

[с.112] Мы узнаем автора «Этимологии» в первом же фрагменте (244 F 88 Jacoby), где говорится о том, что Зевс называется Додонским потому, что он дает (διδωσι) людям блага, и Пеласгическим, так как он находится близко (πέλας) от земли. Эта плоская и примитивная этимологизация не может нам внушить большого уважения к автору: если это и почерк ученого, то во всяком случае небольшого масштаба.

В следующем фрагменте (244 F 89 Jacoby) содержится этиологический миф, объясняющий, почему женщины-жрицы на празднике Фесмофорий назывались «пчелами»: оказывается, название восходит к имени паросского царя Мелисса, у которого было 60 дочерей, посвященных в мистерии Персефоны. В фрагменте (244 F 90 Jacoby) имя богинь Харит производится от слова χαρα (радость).

Все эти толкования основаны на этимологизировании, притом не вполне научном даже в те времена, когда писал Аполлодор. Попытаемся сравнить эти фрагменты с тем, что мы находим в «Библиотеке».

В первой же книге «Библиотеки» нам бросается в глаза стремление автора объяснить происхождение целого ряда названий исходя из этимологии. Так, в книге I (9, 24) происхождение названия города Томы объясняется тем, что здесь были захоронены части (τόμοι— отрезки) тела Апсирта, убитого Медеей. В книге I (9, 26) происхождение названия острова Анафэ возводится к глаголу αναφανήναι. В книге I (7, 2) люди названы λαοι от λάας (камень). Стремление к этимологизированию характерно для всех частей сочинения Аполлодора «О богах», о чем свидетельствуют сохранившиеся фрагменты (ср. 244 F 102 Jacoby, где название реки Ахеронта в Аиде производится от τά άχη — скорбь и т.п.).

Иногда можно отметить текстуальные совпадения между «Библиотекой» и сочинением «О богах». Так, в книге III (10, 3) мы читаем о том, как Арсиноя, с которой сошелся бог Аполлон, родила Асклепия: «Но некоторые говорят, что Асклепий родился не от Арсинои, дочери Левкиппа, а от Корониды, дочери Флегия, в Фессалии... рассказывают, что Аполлон влюбился в нее и сразу же с ней сошелся...».

В фрагменте (244 F 138a Jacoby) мы также читаем о том, что Асклепий был сыном Арсинои: «Но иные говорят, что он был сыном Корониды, с которой Аполлон тайно и против ее воли сошелся...».

Нельзя не отметить, однако, что стиль сохранившихся фрагментов сочинения Аполлодора «О богах» значительно отличается от стиля «Библиотеки». Для сравнения остановимся на отрывке из 20-й книги «О богах», который приведен дословно (αύταις λέξεσι) у Порфирия (см. 244 F 102 Jacoby): «Сказав это по поводу Ахеронта, Аполлодор затем говорит о Стикс в следующих выражениях: Стикс они сделали страшной, внушающей ужас богиней, являющейся залогом клятв богов. Они поместили ее в Аиде и сочли нужным так ее назвать, ибо люди скорбят (στιγνάζειν) от постигающих их несчастий и боятся (στιγεσυαι) всего того, что связано с Аидом. Залогом же клятв она стала по противоположной причине: ведь Стикс сама по себе имеет силу, губительно действующую на все живое и сущее, они же обладают совершенно иным характером и преследуют противоположные цели...».

[с.113] Цитированный отрывок восходит к той части сочинения «О богах», где рассматривается «то, что в Аиде». Он содержит уже знакомые нам черты любителя этимологии, но отличается вместе с тем свободным и развернутым стилем изложения. Ряд эпитетов рисует нам образ Стикс, происхождение ее имени, причины, по каким она стала залогом клятв богов. Если предположить, что в «Библиотеке» эта часть книги «О богах» нашла каким-то образом свое отражение, то более всего в этом плане подходит отрывок из книги I (2, 5): но там сказано только то, что боги сделали Стикс залогом клятв. В уже цитированном выше отрывке автор далее приводит выдержки из произведений различных поэтов: он ссылается на стихи Меланиппида из «Персефоны», приводит цитаты из Ликимния и Софокла (трагедия «Поликсена»). В «Библиотеке» стихотворные цитаты полностью отсутствуют, есть только ссылки на многочисленных авторов. Отсюда мы вправе сделать вывод, что «Библиотека» не может считаться частью сочинения Аполлодора «О богах», хотя такая точка зрения допускалась учеными XIX в.

Поэтому очень рано было высказано мнение, что «Библиотека» представляет собой конспект какого-то большого труда (“maioris opens compendium”,— как писал Мюллер в первом издании своих фрагментов)⁴⁵. Еще Клавье, издавший «Библиотеку» в 1805 г. с обширным комментарием и переводом, обратил внимание на то, что «Библиотеку» упоминают только Фотий и схолиасты, но не античные авторы, знающие все другие сочинения Аполлодора⁴⁶. Особенности «Библиотеки» — краткость и сжатость ее слога, ведущие к неясности того, что сообщается, отсутствие связности и соразмерности в композиции III книги — заставили предположить, что сам Аполлодор никогда не писал «Библиотеки» и что она представляет собой сводку из нескольких его произведений («О богах», «Хроника» и др.). Мюллер даже полагал, что мифологическое сочинение Аполлодора было написано в стихах, как и «Хроника», и лишь впоследствии эти произведения, составлявшие единый свод, были переложены в прозу и названы «Библиотекой».

• ⇐ Назад
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 151617
• 18
• Далее ⇒