Синергетика в социальных науках
Возникнув в поле научной деятельности в середине XX в., синергетика вскоре привлекла к себе повсеместный интерес со стороны представителей различных наук. Причем гуманитарные науки очень активно занялись аппликацией синергетических методов в своих сферах. Синергетическая традиция представлена в нескольких видах интерпретации. Последние (Брюссельская и российская школы) не входят в противоречие между собой и не являются ни альтернативными, ни взаимоисключающими.
В настоящее время синергетика рассматривается как мировоззренческий метод и как самостоятельная парадигма. С одной стороны, определение синергетики звучит следующим образом: это «концепция неравновесной динамики или теория самоорганизации нелинейных динамических сред, задающая новую матрицу ви́дения объекта в качестве сложного»[89]. С другой стороны, понимание термина «синергетика» интерпретируется неоднозначно: ее называют и теорией диссипативных структур, и теорией самоорганизации, и теорией динамического хаоса[90].
Оговоримся сразу, что правовая теория обращается к синергетике в большей мере как мировоззренческому методу, который позволяет сделать соответствующие выводы о генезисе, эволюции права и, в конечном счете, выстроить концепцию, раскрывающую жизнь права в условиях социума как сложного в сложном. Чем можно объяснить такой подход? Дело в том, что объектом синергетического является процесс рождения сложных структур. Изучая различные физические среды, ученые обнаружили, что каждая из них имеет имманентный потенциал к самоорганизации. В нелинейных системах даже при отсутствии внешних воздействий возможны чрезвычайно сложные, нерегулярные изменения, которые называются стохастическими. Это создает феномен разнообразного поведения, не укладывающегося в единственную теоретическую схему, а потому обладающего качествами непредсказуемости. Идея нелинейности заключается в признании факта многовариантности, альтернативности, необратимости нелинейные системы способны к возмущению в результате случайных и малых воздействий (флуктуаций), порождаемых неравновесностью, нестабильностью, приводящих к состоянию бифуркации и последующих фазовых самопроизвольных переходах в иное состояние. На этом основании эволюция представляется процессом последовательных бифуркационных переходов, в рамках которых, по выражению Э. Тоффлера, «случайность возникает вновь как феникс из пепла. Конечно, самоорганизация в синергетической парадигме не имеет качество индетерминированности. Утверждение, что достижение порядка через флуктуацию не соответствует законам линейной причинности, не означает произвольности. Концептуальная модель синергетики, т.е. модель порядка через флуктуацию представляет собой неустойчивый мир, где малые причины порождают большие последствия. В механизме эволюции главная роль отводится случайности. Причем ни анализ на макроуровне, ни анализ на макроуровне не в состоянии предсказать вектор эволюции.
Таким образом, к постулатам синергетики следует отнести: многовариантность, нелинейность, неравновесность, эволюция через флуктуацию, состояние бифуркации как источника порядка. При этом сложная система позволяет предсказать набор возможных сценариев эволюции, выбор которого обусловлен случайностью. Если в рамках линейной парадигмы случайные факторы интерпретируются как внешние и несущественные, то в рамках анализа нелинейных систем именно случайные флуктуации, понятые в качестве имманентных по отношению к системе, оказываются одним из решающих факторов эволюции. Иными словами, синергетика преодолевает альтернативу необходимости и случайности, снимает статус внутреннего и внешнего. Поразительным оказалось то, что нелинейные системы: химические, биологические, социальные – имеют одинаковое математическое описание, что наводит на мысль об аналогиях в их характеристиках и поведении. Это открыло возможность для создания моделей, образов, понятий, обнаруживающих качество единства для описания нелинейных систем различной природы.
Синергетика явилась новой парадигмой мировоззрения и означала нахождение иного ви́дения мира, переосмысление роли, места, ценности процессов, явлений и предметов. Возьмем, к примеру, роль личности в истории. И в системе линейного познания, и в системе синергетики личность и ее деятельность относятся к разряду случайных. Действительно, с этим не поспоришь. Но! Парадигма линейного развития существенным образом снижает значимость личности и ее аутентичную способность оказывать влияние на ход истории, утверждая, что эта роль сводится к тому, что личность рационально или инстинктивно совершает такие действия, которые попадают в резонанс исторической обстановке. Если же для ее активности не создано надлежащих условий, то, как бы ни была эта личность пассионарна, направлять историю в другое русло и «перевернуть мир» она не сможет. В соответствии с парадигмой синергетики личность вполне в состоянии направить развитие истории по другому вектору. Малое приводит к большим последствиям.
Линейный взгляд на историю предлагает нам наличие незыблемых законов. Если общество находится в состоянии революционной ситуации на определенном периоде истории, то революция обязательно последует, даже если она будет «бархатной» и бескровной. В результате на смену старой придет новая общественно-экономическая формация. Так, капитализм всегда приходит на смену феодализму. Синергетическое ви́дение позволяет сохранить интригу, поскольку единичный, случайный факт может стать определяющим фактором определения вариантов развития. На примере обратимся к личности Робеспьера из Арраса, известного своей одиозной ролью в организации якобинского террора. При рассмотрении соотношения французской революции с личностью Робеспьера закономерно возникает вопрос – кто кого? Можно ли сказать, что Робеспьер сделал революцию, и именно по причине его мощной и злой энергии революция дошла до крайней своей точки? Или же объективный ход истории, ход революции поднял Робеспьера на гребни своих волн. При этом бесспорно, что синергетика направляет наш анализ к выводу о том, что революция есть проявление бифуркации, которая пришла на смену состояния энтропии. Но если концепция линейного развития настаивает на неизбежности ипрогнозируемости хода революции, то синергетика значительно повышает порог значимости отдельных факторов, сыгравших роль флуктуации.
По замечанию Е. Н. Князева и С. П. Курдюмовой, довольно прочно укоренен миф о том, что единичное, человеческое усилие не может иметь видимого влияния на ход истории, что деятельность каждого отдельного человека несущественна для макросоциальных процессов. Неравновесность и неустойчивость воспринимались с позиции классического разума как досадные неприятности, которые должны быть преодолены. Это нечто негативное, разрушительное, сбивающее с пути, с правильной траектории. Развитие воспринималось как поступательное, без альтернатив. Считалось, что пройденное представляет собой только исторический интерес. Если и есть возвраты к старому, то они являют собой диалектическое снятие предыдущего уровня и имеют новую основу. Если и есть отклонения от магистрального течения, они подчинены этому течению, объективным законам универсума. Все альтернативы, в конечном счете, сводятся, вливаются, поглощаются главным течением событий. Картина мира, рисуемая классическим разумом, – это мир, жестко связанный причинно-следственными связями. Причем причинные цепи имеют линейный характер, а следствие, если и не тождественно причине, то, по крайней мере, пропорционально ей. По причинным цепям ход развития может быть просчитан неограниченно в прошлое и в будущее. Развитие ретросказуемо и предсказуемо. Настоящее определяется прошлым, а будущее настоящим. С точки зрения синергетики в соответствующие моменты, моменты неустойчивости малые возмущения (флуктуации) могут разрастаться в макроструктуры. Из этого общего представления следует, в частности, что усилия, действия отдельного человека не бесплодны, они не растворены, нивелированы в общем движении социума. В особых состояниях неустойчивости среды действия каждого отдельного человека могут влиять на макросоциальные процессы. Отсюда вытекает необходимость осознания каждым человеком огромного груза ответственности за судьбу всей социальной системы, всего общества[91].
Практически центральное место в синергетической парадигме занимает феномен и, соответственно, понятие «система». И синергетика, и линейная концепция рассматривают универсум и его составляющие как сложные системы со многими взаимосвязанными элементами. Признание взаимосвязей элементов системы очевидно. Однако линейное знание утверждает за системой качество закрытости. Это самодовлеющая среда, где на локальном уровне, но в полной мере обнаруживают свое присутствие законы развития. Система предстает как пространство гармонии, стабильности и равновесия. Наличие элементов хаоса, как уже отмечалось, представляет собой отклонение от нормы.
В ракурсе синергетики система предстает как открытый неравновесный феномен, чутко воспринимает малейшие гетерономные воздействия, которые оказывают ощутимое влияние на ее функционирование. К слову, И. Пригожин и И. Стенгерс скептически относились к аппликации синергетической парадигмы сферой гуманитарных наук. Но именно в этих областях знания к синергетике был проявлен большой интерес, и основная сфера применения ее результатов – науки общественные. Те же Пригожин и Стенгерс пишут: «Идея нестабильности и флуктуации начинают проникать в социальные науки. Человек, общество представляют собой необычайно сложную систему, способную претерпевать огромное количество бифуркаций, что подтверждается множеством культур, сложившихся на протяжении сравнительно короткого периода в истории человечества. Мы знаем, что столь сложные системы обладают высокой чувствительностью по отношению к флуктуациям. Это вселяет в нас одновременно тревогу и надежду. Надежду на то, что даже малые флуктуации могут усиливаться и изменять всю их структуру, тревогу потому, что наш мир, по-видимому, навсегда лишился гарантий стабильных и непреходящих законов»[92].
Правовой науке также пришлось встретиться с синергетикой, и в этом пространстве она предстала в двух лицах. Во-первых, как комплекс знаний о становящемся бытии, о его становлении, механизмах становления и представлении[93]. То есть синергетика задает ракурс, угол зрения, играет роль своеобразной призмы, через которую рассматриваются как сущее, так и идеальное, т.е. социальные и правовые эмпирии, а также формируется правовое знание, складывается понимание, выводятся дефиниции. Во-вторых, синергетика может использоваться в качестве специфического метода для изучения и описания свойств правовых феноменов как сложных, неравновесных, открытых систем.
Попытаемся установить, каким образом «работает» принцип синергетики в правовой материи, и оговоримся, что процесс редукции синергетики к праву очень логичен. С одной стороны, он предлагает описание правовых явления с помощью синергетического инструментария, что дает возможность увидеть процесс становления и проявления правовых конструкций на основе «строительного материала», предлагаемого синергетикой. Насколько синергетическое построение может развернуть себя в правовом поле, и не имеют ли здесь место научные спекуляции? Прежде чем переходить к обоснованиям, заметим, что научные спекуляции присутствуют всегда и везде, в любой науке, и без них не обойтись. Вопрос в том, чтобы избежать вопиющего их проявления и не дать им переродиться в научную химеру. С другой стороны, синергетика позволяет чуть приподняться над действительностью и посмотреть на социум как на сложную систему, способную быть исследованной с помощью синергетического метода, увидеть роль и поведение права как элемента системы, имея в виду, что право само по себе – система, которая также описывается синергетикой.
В теории государства и права присутствует ряд традиционных вопросов, которые постоянно находятся в центре теоретического дискурса. Прежде всего, это вопрос правопонимания и выявления сущности права. Другая проблема связана с описанием права на макроуровне: анализ его как системы, рассмотрение его взаимосвязи с иными нормативными массивами, выявление процессов, сопутствующих правовым метаморфозам и эволюции права в целом. Анализ права на макроуровне неизбежно ставит вопрос о случайном и необходимом, детерминизме и индетерминизме, антиномии субъектно-объектных отношений, правовой энтропии, хаосе и порядке. Наконец, нельзя обойти проблему значимости синергетики в той области теории права, которая прилегает к практике. Может ли синергетика оказать помощь в сфере правового регулирования, выявить причины неэффективности тех или иных правовых норм, попытаться объяснить состояние правовой нестабильности и найти способы ее преодоления?
Итак, что же привносит синергетика в вопрос о правопонимании. Проблемы раскрытия сущности права традиционно являются самыми притягательными, самыми обсуждаемыми, самыми бессмысленными с точки зрения радикальных эмпириков. Наконец, их можно назвать краеугольным камнем всей правовой науки.
В последние 15 лет российская теоретико-правовая наука определенным образом попала под очарование философских концепций понимания права, которые, как казалось, способны были открыть истину. Прежде всего, речь идет о феноменологии, герменевтике и синергетике. Автор настоящих строк вполне соглашается с тем, что конструкции, предложенные феноменологией и герменевтикой, направлены на выяснение внутренней сущности права. Что касается синергетики, то необоснованно было вы ставить ее в один ряд с ними.
Феноменология предполагает существование чистых эйдосов, в том числе и эйдосов права. Чистая сущность права, или, иначе говоря, априорное право, существует как реальность, познаваемая субъектом. Позитивное право предстает как отклонение от априорного права, что, однако, не составляет противоречия, поскольку априорное право – это суждение, а положения позитивного права выражают установления, формы. Феноменология предлагает рассматривать право не извне, а стремится исследовать глубинные его уровни.
Герменевтика рассматривает право как текст, неразрывно связанный с внутренним миром человека и его сознанием. Право возникает в результате соприкосновения людей в жизненном пространстве. Таким образом, феноменология и герменевтика претендуют на выявление особых партикулярных свойств права, отличающих его от других систем и нормативных массивов.
Возвратимся к синергетике. Она не может претендовать на решение задач по выявлению глубинной сущности права и, в силу своей специфики, не ставит перед собой таких целей. Назначение ее в другом, а именно – в описании и анализе правовой материи, доказывании того, что право есть открытая, сложная, неравновесная система, где порядок перемежается с хаосом. Причем этот последний и является истинным источником порядка. Синергетика анализирует бытие и применение права и принадлежит более к онтологии права, в то время как феноменология и герменевтика – это область гносеологии. Правда, синергетика может указать путь познания права, на то она и методология.
Так, мы теперь знаем, что порядок рождается из хаоса, и этот вновь сформировавшийся порядок имеет иные качества, нежели тот, который существовал до погружения системы в хаос. Право, будучи нормативным массивом и олицетворением порядка, появилось из хаоса. И здесь возникает закономерный эпистемологический вопрос: какой по виду и типу хаос порождает такой специфический нормативный массив? Обращаясь к синергетическому методу, мы можем утверждать, что нормы, существовавшие до права, пришли в движение в результате флуктуации (а роль флуктуации могут играть самые незначительные явления), дошли до точки бифуркации, породив новый порядок – в данном случае правовые нормы. Из этого следует, в общем-то, давно известный вывод, что право – это система норм, пришедшая на смену иным правовым системам. При рассмотрении содержательной специфики правовых норм приходят на помощь иные методы: те же феноменология, герменевтика, логика, исторический метод, сравнительно-правовой, формально-юридический методы. Конечно, описанная схема сильно упрощает сложнейшие процессы правогенеза. Например, герменевтика предполагает, что правовые нормы совсем «не младше» морали и обычаев. Тогда синергетическая схема может выглядеть так: социальный хаос дошел до критической точки бифуркации, и перед социумом встал выбор: либо переходить к нормам и добровольно следовать им, либо не делать этого и оказаться самоуничтоженным. Поэтому социальные нормы, в особенности правовые, являются для социума средством защиты от самого себя.
Синергетика описывает право на макроуровне и способна открыть нам знание о важных особенностях правовой действительности. Она помогает воссоздать схему появления и изменения права, т.е. объясняет логические причины его возникновения и происходящих в нем изменений. Но такое объяснение дается на самом высоком уровне обобщения, и в данном случае синергетика не в состоянии выявить уникальные свойства правовой материи. Право рассматривается ею как единица из множества систем, где хаос рождает порядок.
Важным моментом методологии синергетики является положение о неопределенности, которая присутствует в тот момент, когда система находится в высшей точке бифуркации. В этот момент возникает ситуация высочайшего напряжения, которая предстает как отправная точка для открывающихся множественных возможностей. Какая именно из этих возможностей реализуется, предусмотреть практически невозможно. Синергетика манифестирует торжество случайностей. При нарастании хаоса в правовой среде, связанном, скажем, с неэффективностью правовых норм, массовым их неисполнением, возникает точка бифуркации. Законодатель сталкивается с проблемой: либо изменить содержание правовых норм в определенных областях, либо пойти на системные реформы, либо ужесточить санкции, с тем чтобы понудить субъектов следовать имеющимся нормам. По какому пути пойдет законодатель и какой характер будет носить порядок, пришедший на смену хаосу, будет зависеть от анализа ситуации отдельными лицами: от психологического состояния людей, участвующих в правотворчестве, от сложившихся традиций, расстановки политических сил и других факторов частного порядка.
Таким образом, каких-либо строгих закономерностей развития права не существует, хотя никак нельзя говорить и об индетерминизме. Синергетика дистанцируется от линейно понятого детерминизма. Направленность развития интерпретируется не в качестве континуального причинно-следственного вектора, а как результат случайного пересечения возможностей, не имманентно связанных друг с другом событийных потоков. В традиционной детерминистской концепции случайные, единичные факторы интерпретируются в качестве внешних, несущественных помех реализации доминантного процесса эволюции, которыми можно было бы пренебречь. В синергетической парадигме именно флуктуации, понятые в качестве имманентных по отношению к рассматриваемой системе, оказываются одним из решающих факторов вектора изменения.
Метод синергетики позволяет принять важность самых мельчайших деталей, компонентов системы, принять тот факт, что они могут определить вариант порядка, повлиять на выбор в условиях альтернативности. Синергетика свидетельствует о том, что «для самых сложных систем существует, как правило, несколько альтернативных путей развития, т.е. неединственность эволюционного пути, отсутствие жесткой предопределенности сужают основу для пессимизма эсхатологического толка»[94]. Нелинейная система не следует жестко «предписанным ей путям, а совершает блуждания по полю возможного, актуализирует, выводит на поверхность (всякий раз случайно) лишь один из этих путей»[95]. Случайность, малые флуктуации действительно могут сбить, отбросить с выбранного пути, перенести систему в поле блужданий. Вместе с тем, хотя бы и на упрощенных математических моделях можно увидеть картину блуждания в целом. Пути открываются как бы с высоты птичьего полета. Тогда становится ясно, что ветвящиеся дороги эволюции ограничены потенциальными возможностями, а блуждания не бесконечны. Примечательно высказывание Ю. Ю. Ветютнева: «С какой бы настойчивостью мы не стремились провести различия между случайностью и закономерностью, все равно между ними сохраняется принципиальное единство. Случайность, так или иначе, остается проявлением закономерности… Закономерность, как правило, определяет общие контуры любого явления… конкретные частности остаются на долю случайности»[96].
Синергетика показывает, что любая система открыта и неравновесна, и, рассматривая право в системном аспекте, следует обратить внимание на его способность к самоорганизации. В связи с этим проанализируем поведение права как системы в условиях энтропии в плане взаимной сменяемости хаоса и порядка. В государственно-правовой сфере всегда присутствуют совокупности, носящие системный характер и включающие в себя целый ряд достаточно самостоятельных компонентов – подсистем, развивающихся по своим законам. Кроме того, ввиду постоянного взаимодействия их с окружающим миром, с различными сферами общества, эти подсистемы также носят открытый характер[97]. Причем под системой следует понимать не только те феномены, которые прямо обозначены как системы – система права, система, законодательства, правовая система. Хотя надо признать, что правовая система является буквально чистым материалом для применения синергетического метода познания. Но и буквально все другие правовые понятия и феномены могут быть описаны подобным образом. Является ли отрасль права системой? Ответ очевиден. А институт юридической ответственности? Несомненно. Кроме того, в поле зрения правовой науки попадают не только правовые явления в чистом виде, но и те, которые с правом так или иначе взаимосвязаны, и жизнь которых строится на основе самоорганизации. Это и политическая система, и экономическая система.
Под таким же углом могут быть рассмотрены и государство и право в целом. С. В. Кирдяшова пишет: «Государство и право могут быть рассмотрены как первичные компоненты сложных открытых социальных систем…если в государственно-правовой сфере присутствуют сложные открытые системы, то в своем развитии и функционировании они будут также подчиняться законам самоорганизации, и это необходимо иметь в виду»[98]. На первый взгляд, может показаться странным утверждение, что право действительно способно к самоорганизации, ведь он есть нечто производное от субъектов собственности, результат их умственной и физической деятельности. Но эта производность не перечеркивает способность к самоорганизации. Оно располагает рядом самоорганизующихся порядков. К таковым можно отнести его способность находить основания в моральных и религиозных нормах, обычаях. Внутрисистемным стержнем (аттрактором) самоорганизации является правосознание. По замечанию И. С. Кривцовой, «правосознание предопределяет форму правовой организации, учитывая эффект самоорганизации на уровне ее компонентов и обнаруживающей свой источник в социальной самоорганизации»[99]. То есть, будучи принадлежностью сферы идеального, которое манифестирует свою реальность через поведение субъектов, право структурируется через самоорганизацию, происходящую на общесоциальном уровне. Интересно, что социальный контекст придает праву неустойчивый, противоречивый характер[100].
Примерно такое же положение складывается в результате правотворческой деятельности законодателя, который может придать праву стабильность, а может одним или двумя нормативными актами, попадающими в резонанс, сообщить усиление неравновесности и ускорить переход к хаосу. Здесь закономерно появляется проблема сопоставления субъекта и объекта, весьма характерная для теоретико-правового дискурса. Но можно ли снять остроту этого противостояния в правовой сфере, если, как уже говорилось, присутствие права проявляется в документах и специфическом поведении субъектов. Думается, что такая антитеза могла бы быть снята, даже в условиях правовой реальности. Отвечая на вопрос об элементах правовой сферы, жизни права, мы увидим, что оно создается и законодателем, и судом, и лицами, реализующими наличное право. Эта деятельность может носить как планомерный, так и спонтанный характер, который наблюдается чаще. Если подняться в сознании над всей этой совокупностью, то сложится весьма четкое впечатление самоорганизации. Никакой из субъектов, участвующих в жизнедеятельности права, не может являться лицом, от которого право зависит и который может претендовать на управление правовой сферой.
Синергетическое мировоззрение позволяет обратить внимание на такую особенность социально-правовой реальности, как бесчисленное множество неконтролируемых явлений, которые, не меняя своего характера, в зависимости от ситуации, могут выступать как организующими, так дезорганизующими факторами. В. А. Бачинин приводит по этому поводу прекрасную мысль: «Синергетика неопровержимо доказывает, что право не может быть подконтрольно власти. Тотальный контроль в принципе невозможен, и локальные ареалы свободы всегда будут существовать в разных социальных нишах»[101].
Таким образом, синергетика выступает в качестве методологической основы теории самоорганизации в праве. Сомнительным в этом случае является утверждение, что синергетика ориентирована на поиск неких универсальных законов эволюции и самоконструирования сложных правовых систем, также как и открытых неравновесных систем любой природы[102]. Было бы неправильным «притягивать» синергетику к диалектике, поскольку первая не ставит перед собой задач поиска закономерностей, а напротив, констатирует их видимое отсутствие. Диалектика же занимается поисками закономерностей. Пересечение синергетики и диалектики происходит при исследовании открытых неравновесных сред. И синергетика и диалектика рассматривают все сущее как сложные многоэлементные системы. Но учение об эволюции – это результат диалектических выводов, в то время как синергетика выявляет поливариантность. Так, В. В. Шишкин пишет: «Синергетическая методология в теории права развивает концепцию самоорганизации права, подчеркивая опасность дезорганизации»[103]. С таким утверждением трудно согласиться. Синергетика не дает никаких оценок и, тем более, не рассматривает дезорганизацию и хаос как опасные состояния, она лишь констатирует их неизбежность. Порядок обречен на нисхождение в хаос, в то время как из хаоса обязательно конструируется порядок. Если посмотреть на синергетику беспристрастно, то она окажется в каком-то смысле «неудобной» для правовой науки, поскольку право имеет целью обеспечение стабильности и упорядоченности социальной системы. Синергетика помогает воспринимать наличие конфликтов, пробелов, фактов дезорганизации в праве как неотъемлемых свойств права. Правда, это не означает, что нужно сидеть, сложа руки, пока право, так или иначе, самоорганизуется. Самоорганизация все равно произойдет, а вот какой вектор будет выбран из поливариантности – это вопрос, который разрешим путем вмешательства субъектов. Кроме того, надо помнить, что незначительные изменения могут стать флуктуациями и источников хаоса, и, наоборот, малые воздействия на систему могут способствовать структурированию и упорядочению.
Синергетический метод исследования правовой материи выявляет теснейшую связь права и иных нормативных массивов – морали, религии, традиций и вообще ментальности. Взаимопроникновение их настолько сильное, что исследование права в отрыве от них в принципе невозможно и бессмысленно. Н. М. Добрынин отмечает: «К числу открытых систем без сомнения принадлежат социальные системы, каковыми, в действительности являются государство и право. А это значит, что любые попытки понять их в рамках механической модели, традиционно используемой правовой наукой, …заранее обречены на неудачу»[104]. Причем в состоянии стабильности системы, в том числе и право, функционируют достаточно замкнуто и даже стремятся к усилению автономии. Пример этому – Европа 20–30-х гг. XIX в. В этот период экономической и политической стабильности стала активно развиваться позитивистская концепция права. Позже она получила развитие в нормативизме, который, как известно, ставил перед собой задачу «очищения» права путем его изучения и выявления специфически-уникальных свойств, позволяющих качественным образом отделять его от иных норм, изучать без учета социально-нравственных оснований. Это как раз отражает стремление к замкнутости и дистанцированию от иных смежных систем. Напротив, в условиях хаоса право ищет внешние авторитеты для своего обоснования и стремится опереться на них. В такие моменты наблюдается «свободное блуждание» норм из системы к системе. В периоды социальных потрясений право уходит на задний план, а на авансцену выходят «народный дух», «революционное правосознание» и проч. Непонимание и недооценка этих процессов рождает отрицательное отношение к праву как регулятору в целом.
Парадигма синергетики представляется позитивное описание хаоса, в том смысле, что последний не есть отрицание, т.е. отсутствие порядка. Хаос – это автономное состояние, обладающее особыми характеристиками. На смену хаосу приходит порядок – иное автономное состояние. В рамках синергетического ви́дения правовой реальности хаос выступает как фактор самоорганизации. Он есть условие перехода к стабильности и упорядоченности. Уровень энтропии снижается. Из этого следует, что состояние хаоса не должно расцениваться как трагедия и катастрофа, как нечто абсолютно отрицательное. Хаос – это нормальное состояние системы, определенная жизненная фаза. Хаос имманентно присущ любой системе, в том числе и праву.
Другое дело – как будет осуществляться смена хаоса порядком. Здесь у членов социума открываются реальные возможности выбрать или, по крайней мере, попытаться выбрать конкретный путь из поливариантности. И хотя И. Пригожин и И. Стенгерс не очень приветствовали аналогии, все же в социально-правовой среде вполне просматривается феномен кооперации элементов. В равновесном состоянии элементы системы ведут себя независимо: каждая из них в определенной мере игнорирует состояние и жизнедеятельность остальных. Переход в неравновесное состояние как бы пробуждает элементы системы и устанавливает когерентность, совершенно чуждую их поведению в равновесных условиях. То есть в условиях равновесия системы ее сложность обращена вовнутрь, но вдали от равновесия она выходит наружу. Пригожин пишет: «Кажется, будто молекулы, находящиеся в разных частях раствора, могут каким-то образом общаться друг с другом. Во всяком случае, очевидно, что вдали от равновесия каждая часть системы видит всю систему целиком. Можно сказать, что в равновесии материя слепа, вне равновесия прозревает»[105].
И еще одно. Четкое разграничение между хаосом и порядком свойственно парадигмам классической науки, синергетика же снимает антитезу «хаос–порядок»: одно и то же состояние системы может быть одновременно охарактеризовано и как хаос и как порядок. Точнее, на микроуровне определенное состояние воспринимается как хаос, но на макроуровне оно является примером порядка. Например, большинство людей, которые сталкиваются с правовым регулированием в какой-либо сфере жизни, констатируют наличие хаоса и теряются во множестве, разнообразии и, зачастую, противоречивости нормативных актов. Такое положение сопровождается также наличием пробелов в законодательстве. Однако если «подняться» и посмотреть на правовую реальность как бы сверху, то окажется, что налицо упорядоченность в виде хорошо отлаженной системы норм. В рамках синергетического ви́дения правовой реальности хаос выступает как фактор самоорганизации. Синергетикой доказано, что в условиях неравновесности может происходить автономная самоорганизация материи, т.е. достижение более упорядоченного состояния с резким понижением энтропии, – осуществляется переход к порядку из хаоса.
Таким образом, синергетика обладает огромной методологической ценностью в исследовании права в связи с иными социальными нормативами, которые, владея специфическими чертами, усиливают взаимопроникновение в условиях неравновесности. Кроме того, синергетический метод помогает дать объяснение изменениям в типах правопонимания. В. А. Бачинин, характеризуя[106] связь права с иными регуляторами, справедливо замечает, что право имеет связь со средой, но у этой связи есть как положительные, так и отрицательные стороны. Положительная сторона состоит в открывающихся возможностях совершенствования своих структур и, одновременно, устранения всего чужеродного и избитого. Но такая связь способствует упрощению структур и нарастанию хаотичности – в этом отрицательная сторона. Постоянное противодействие двух противоположных тенденций формирует и оттачивает систему права, придает ему структурную конфигурацию.
Синергетика и право
Постепенно выходя на макроуровень, обратимся к роли права в социальной системе. Как пишет В. А. Грунина, «процесс редукции синергетики к праву характеризуется направленностью своих этапов от описания отдельных правовых явлений с помощью понятий и принципов синергетики к построению синергетических моделей развития и функционирования системных образований в правовой действительности»[107].
Главная социальная ценность права обусловлена его свойством как регулятора общественных отношений. Традиционно считается, что право предназначено для обеспечения стабильности. Порядок, устанавливаемый правом, действует на определенной территории (чаще в государстве) постоянно, неизменно и непрерывно во времени. Этому же способствуют формальная определенность и объективированность, а также повышенная обеспеченность[108]. Данные качества права позволяют рассчитывать на то, что в результате использования права как средства и частных правовых средств наступит запрограммированный, ожидаемый эффект. В правовую стабильность вплетается элемент целесообразности, без которого сама стабильность недостижима.
Право вносит упорядоченность в сложный клубок запутанных отношений и противоречивых интересов индивидов, групп, классов, сословий. Оно является необходимой формой стабилизации и упорядоченности совместной жизни людей, принадлежащих к разным группам, каковы бы ни были различия между ними. Такая характеристика вводит право в сферу ценностей и показывает силу права в социуме, а точнее уровень его силы и ее направление. Уровень же этот может быть достаточно разный. Так, в состоянии полуравновесия сила права возрастает в разы. Оно способно выступить мощнейшим средством в восстановлении пошатнувшегося равновесия. Но социум-система при этом не должна находиться в состоянии бифуркации, которая сопровождает катаклизмы. Показательным примером служит Крестьянская реформа 1861 г., когда правовые реформы стабилизировали общество и дали ему новый толчок для развития. Но однозначно, что точки бифуркации общество тогда еще не достигло. Во время революций или даже близкого к ним неравновесного общественного состояния правовые нормы перестают работать, а власть, которая должна их издавать, пребывает в сильнейшем упадке. На сцену выходит народная аффектация и начинает править «народный дух», а зачастую и «народный гнев». Вместе с тем состояние революций тоже не бесконечно, и они также вырождаются[109]. В хаосе вызревает потенциал стабильности, и как раз в это время сила права существенно возрастает.
Рассмотрим еще один важный момент. Право может выступать в качестве мощнейшего дестабилизатора. Принятие каких-либо норм, пусть даже в рамках легальных конструкций, вполне может служить толчком к дестабилизации, спровоцировать начало или послужить последней каплей. С данным фактом не поспоришь, и это признается практически всеми. Несколько спорным представляется утверждение, что овладение синергетическим мировоззрением позволит предотвратить дестабилизацию. Как бы ни старался человек предусмотреть все детали, большая их часть все же остается вне контроля. Любая флуктуация, даже на микроскопическом уровне, может послужить началом вхождения в состояние энтропии.
Синергетика показывает нам, что порядок всегда сменяется хаосом, а из хаоса всегда реконструируется порядок. Происходит это как бы само собой, в процессе самоорганизации. Неравновесность – это необходимое условие порождения порядка из хаоса, «заставляющее» самоорганизовываться внутренние компоненты системы в единое целое. При этом аттрактор, который обеспечивает состояние равновесия системы[110], в каждом случае специфичен.
В процессе рассуждений, связанных с методом синергетики, неизбежно встает вопрос, который был поднят постструктуралистскими концепциями, а именно – о снятии противоречий между субъектом и объектом. Кем является человек? Господином социальной системы, несущим в себе ценностно-волевое начало или же система представляет собой неперсонифицированную сущность, а потому сознательные усилия людей могут рассматриваться не более, чем частный случай флуктуации? В одном из рассуждений постмодернистского направления прослеживается мысль о том, что в наши дни пора прекращать говорить о могуществе человека, поскольку сам человек в смысле его целостности исчезает. Эту мысль разделяют многие философы-постмодернисты, «утверждающие, что не человек должен стоять в центре сущего, что рядом с ним океан сущего»[111]. Но тот же постструктурализм нацелен не на отражение, а на различение. Мыслительный акт – это творение, поскольку творческий аспект со стороны человека происходит всегда, и социум – это система, хотя и схожая с системами иного порядка, все же имеет особый характер, поскольку репрезентирована сущностями, способными на волевые акты и творения. Вопрос, конечно, остается открытым, но предоставим решать его чистой философии.
Возвратимся к проблеме редуцирования синергетики к праву, точнее к объяснению его сущности, которое сопровождается рассуждениями о ценностях. Постструктурализм и синергетика в частности рассматривают сущность как ценность. Последняя, в этом случае, не только имеет положительную, или отрицательную значимость, выполняющую нормативную, или оценивающую функцию в сознании. Она эмоционально окрашена, содержит интересы и предпочтения, формирующиеся под влиянием конкретных фактов[112]. И даже истина – это осуществление некой силы и воплощение некой ценности, т.е. «сущности обвиваются вокруг знака, чтобы вынудить нас мыслить… свойства сущности – различения и повторения»[113]. Р. М. Алейник далее замечает, что мысль не связывается с понятием истины в качестве абстрактно-всеобщего, «последнее не является началом мысли. Начало мысли – смысл и ценность. Таково новое понимание философии познания, которое строится на основе доверия человеку как целостному субъекту познания»[114].
Из приведенных рассуждений сам собой напрашивается вывод о том, что с точки зрения синергетики сама постановка вопроса о том, в чем сущность права является некорректной. Синергетика меняет само понятие смысла, поскольку смысл перестает быть сингулярным понятием и обретает плюрализм. Парадигма нелинейных систем, диссипативных структур порождает множество смыслов, комплекс последовательных существований. Поэтому синергетика позволит сделать лишь вывод о том, что смысл права в его ценности. Все иное, якобы относящееся к сущности права, просто ускользает от схватывающего сознания. К данному вопросу вполне подходит рассуждение о сущности человека, приведенное Р. М. Алейником: «Ни одно толкование человеческой сущности не может претендовать на парадигмальность, потому, что человек не является абсолютной точкой отсчета»[115]. Такие изменения в познании, сопровождаемые, по выражению Алейника, «дефектизацией» разума, заставляют по-новому взглянуть на проблему сущности права, а также на проблему правильности пути правовой науки в поисках смысла права. Безусловно, объяснение смысла права его ценностью вряд ли может показаться достаточным для тех, кто ищет глубинные смыслы. Но признать ценность как один из смыслов (конечно, при общем признании плюрализма) представляется вполне возможным. Нахождение плюрализма в смыслах, на взгляд автора настоящей работы, представляет собой большой шаг вперед на пути к познанию.
Поднимая вопрос о редукции права, необходимо коснуться двух важных проблем правового дискурса, напрямую связанных с синергетикой. Это вопрос о предмете правового регулирования и вопрос о формировании и эволюции правовых систем. Что касается первого вопроса, то, принимая парадигму синергетики, следует иметь в виду две посылки: 1) способность социума к самоорганизации; 2) признание за правом обладания свойствами флуктуации. То есть независимо от того, будет ли иметь место прямое регулирование конкретных общественных отношений, либо оно будет дефектно ввиду пробельности и даже вакуума, социальная система в целом все же достигнет определенного порядка в любой сфере даже при отсутствии правовых норм.
Наступление состояния стабильности неизбежно. Но за правом остается выбор вектора развития и определения характера стабильности. Оно оказывает огромное влияние на содержание самоорганизации социума. Те общественные отношения, которые в данной ситуации могут быть урегулированы правом, составляют предмет правового регулирования. Конечно, заранее определить и спрогнозировать, какие отношения входят или войдут в сферу правового, очень затруднительно, и здесь, безусловно, имеет место риск правотворчества. Дать конкретные рекомендации невозможно. Можно лишь только сказать, что при определении направлений и предмета правового регулирования необходимы глубокое знание конкретной сферы (принцип научного правотворчества), сочетание решительности и осторожности, максимальное просчитывание последствий. Следует помнить, что при введении новых правовых норм всегда будут проявляться просчеты и неясности, которые можно преодолеть в процессе правоприменительной практики или же, что еще лучше, в сочетании правоприменительной практики и правотворческой деятельности.
Кстати, попытка решения данной проблемы вновь обращает к поискам смысла и ценности права, что, в свою очередь, направляет в русло метафизических исканий. Если синергетика предлагает аргументы для доказывания способности системы к самоорганизации, то не будет ли логичным поставить вопрос об отсутствии необходимости в активной деятельности? Что-то вроде даосского Недеяния? Ведь все как-то само собой стабилизируется! Думается, что такое утверждение было бы не просто неверно, а искажало бы подлинную трактовку самоорганизации с точки зрения синергетики.
Как уже не раз говорилось, синергетика рассматривает систему сквозь ракурс снятия антиномии субъекта и объекта. Г. В. Мальцев пишет: «Центр мирового творчества синергетика переносит в саморазвивающуюся и самоорганизующуюся природу, а человеку с его креативными способностями отводятся вспомогательные роли, среди которых самая активная – роль стороннего наблюдателя, похожая на ту, которая ему отводится в химических или физических процессах, в то время как наш мир – мир человечества нуждается человеческом творении и постоянно вызывает его»[116].
Представляется, что такая оценка синергетики несправедлива. Эта последняя отнюдь не преуменьшает роли человека в организации системы и не принижает ее значимости. Несмотря на то, что человек действительно венец творения, одновременно он – неотъемлемая часть природного мира и составляющая социума. По крайней мере, необоснованно было бы ставить под сомнение способность людей изменять среду своего обитания – как природную, так и социальную. В этом случае налицо – частный случай флуктуации, который способен спровоцировать качественные изменения системы.
Благодаря синергетике, становится очевидным, что сложноорганизованным системам нельзя грубым способом навязывать пути их развития. Скорее необходимо уловить глубинные тенденции развития, и, в крайнем случае, мягким образом корректировать их, если есть такая необходимость. Проблема управляемого развития, соответственно, принимает форму проблемы самоуправляющегося развития[117]. Отдельные действия человека, т.е. отдельные действия, наделенные целеполаганием, всегда представляют собой малые возмущения, флуктуации, способные изменять качество макроструктуры. «Из этого следует, что усилия, действия отдельного человека не бесполезны, они отнюдь не растворены, не нивелированы в общем движении социума. В особых состояниях неустойчивости социальной среды действия каждого отдельного человека могут влиять на макроскопические процессы. Отсюда вытекает необходимость осознания каждым человеком огромного груза ответственности за судьбу всей социальной системы»[118]. Малые, но резонансные действия способны произвести большие последствия.
В настоящее время в русле критики постмодернизма слышатся предостережения от увлечения синергетикой, от эйфории по поводу «обретения истины». Синергетика способна приоткрыть одну сторону реальности, или по-другому она – один из способов объяснения действительности в том числе и в правовой сфере, поэтому присутствие синергетики в правовой методологии объяснимо и обосновано. Но вместе с тем можно встретить утверждение того, что синергетика способна выполнить смягчающую роль между различными подходами к праву. По замечанию И. С. Кривцовой, она может выработать методологическую установку, в рамках которой допускается возможность объединения в единую интеграционную модель микродинамической картины правового развития и представления об активности субъекта права, его влиянии на ход правовой динамики на процессы самоорганизации правовой системы. Кроме того, эффект от применения познавательных установок синергетики в юридической науке видится в разрешении методологического кризиса правового познания, обозначении стержневого направления развития современной методологии права на основе синтеза различных подходов. Познавательный потенциал синергетики, с одной стороны, позволяет выявить особую разновидность правовых закономерностей – закономерность эволюции и самоорганизации правовых систем, которая представляет собой объективную, необходимую, существенную повторяющуюся связь (отношение), носящую вероятностный характер и повторяющуюся в качестве тенденции, определяющей направление эволюционного развития. С другой стороны, она позволяет вскрыть существенную роль случайностей в развитии правовой системы[119].
Такое ви́дение синергетики свидетельствует о неправильности ее понимания. Дело в том, что зачастую встреча с новеллами в какой-либо сфере, а в особенности в сфере методологии вызывает отторжение, впрочем, вполне объяснимое. Когда же отторжение становится по каким-либо причинам невозможно, то появляются попытки примирения, поиска ниши в утвердившейся привычной системе мировоззрения и методологии. Приведенные рассуждения Кривцовой представляют собой попытку примирения диалектики и синергетики. Но дело в том, что синергетика манифестирует отход от традиций научной рациональности в пользу неклассической. Ее сторонники убеждены, что не может быть найден универсальный, бесспорно истинный метод, открывающий объективную картину. Между тем метод – это «момент в серии сменяющихся форм знания, идея открытости мышления для различных типов опыта»[120].
По мнению автора настоящей работы, следует оставить стремление к поиску универсального метода. Для синергетики так же, как для всего постмодернистского мышления характерно то, что он рушит тип «всех игр тоталитарного мышления, стоит на стороне инноваций, систематических неконтролируемых изменений смысла, делает акцент на различении, нередуцируемом разнообразии вместо унифицированного единства»[121]. Р. М. Алейник приводит это высказывание при характеристике концепции Ж. Деррида и Ф. Лиотара. Синергетика имеет дело не с закономерностями, а с событиями и казусами. По выражению Делеза, надо изучать не исторические закономерности, а «серии», где индивидуальное и социальное тесно переплетены друг с другом[122]. Поэтому, на наш взгляд, вовсе не стоит примирять синергетику с устоявшимися в науке методами. Следует признать, что главное в познании не есть достижение адекватного отражения, которое в принципе не может быть таковым, а различение, не претендующее на адекватность, изначально мыслится как индивидуальное. Синергетическое ви́дение правовой реальности на первый план выдвигает единичность, способную побуждать систему развиваться в том или ином направлении. В правовой сфере это означает акцентирование внимания на адекватности субъекта, повышение личной ответственности.
Заканчивая краткое рассмотрение синергетического метода и юридической науки, хотелось бы указать, что юриспруденция не является «образцовой наукой», сколько бы ни старались представители юридического позитивизма загнать ее в рамки научной рациональности. Некоторое время юриспруденция искренне стремилась превратиться в чистую науку, но из этого ничего не вышло. Предмет юридической науки, как справедливо замечает Г. В. Мальцев, «имеет сложное онтологическое строение, включающее в себя разнородные элементы – предметную и умопостигаемую реальность, нормы, факты, материальные и идеальные комплексы явлений. Научная рациональность продуктивна там, где изучаются факты, предметы, материальные объекты, но она практически ничего не дает, когда речь идет о постижении норм, ценностей, идеальных объектов. В последнем случае она обращается к формам вненаучной рациональности»[123]. Постмодернизм показал условность и зыбкость окружающего мира и иллюзорность, казалось бы, устоявшихся истин. Много лет в научном дискурсе бытовало вполне устоявшееся марксистко-гегелевское понимание права. Но согласно синергетическому мировоззрению порядок сменился хаосом, который всколыхнул научную жизнь, оживляя дискуссии и стимулируя научные поиски. Истина всегда будет где-то рядом и, заведомо предвидя безуспешность, наука всегда устремляется за ее блуждающими огнями.
Глава 3