Генезис и природа социальных норм

Определение и выявление характеристик правовой нормы представляет собой своеобразный вход в правовую науку. На первый взгляд, выполнение этой задачи не сопровождается дискуссиями и противоречиями. Действительно, что такое правовая норма, как не правило поведения, установленное государством? Но чем глубже происходит проникновение в теорию права, тем больше возникает вопросов и трудностей в раскрытии смысла и природы правовой нормы. При этом процесс познания выстраивается в двух направлениях: во-первых – соотнесение правовой нормы с иными регуляторами; а во-вторых – раскрытие ее внутренней природы.

Приступая к рассмотрению вопроса, следует иметь в виду, что одни социальные отношения складываются стихийно, другие основаны на целеполагании. В связи с этим Я. В. Гайворонская разграничивает процессы нормообразования и нормотворчества, объединяя их термином «нормогенез»[356]. Для юристов главный интерес представляет норма права, однако, выстраивая нормативно-регулятивные системы, к коим относятся право, морально-религиозные модели, иные нормативы, люди работают не с единичными нормами, а с нормативными блоками, которые зачастую формируются из норм различного происхождения. Правовая норма есть один из видов социальных норм, а значит, у нее есть много общего с моральными, политическими, религиозными, эстетическими и иными нормами, что, так или иначе, восходит к закономерностям внешнего и внутреннего мира человека[357].

Итак, энциклопедическое понятие нормы вообще может быть представлено в двух аспектах:

1) норма может обозначать среднюю величину, характеризующую массовую совокупность случайных событий, явлений;

2) норма – это обозначение границ, в которых явления, системы (природные и социокультурные), человеческая деятельность, поведение, общение сохраняют свои качества и функции, задающие их внутреннюю соразмерность, упорядоченность.

В социальной сфере нормы конкретизируются через нормативы – специально рассчитанные характеристики состояний, правила, предписания, – а также через соотношение с ними «эталон-разум»[358].

Являясь определенной мерой, норма не может быть отождествлена с законом и закономерностью. А. В. Поляков соглашается с тем, что «норма возникает как отражение каких-то закономерностей социального бытия»[359], но отличие понятия «закон» от понятий «норма», «правило» представляется ему достаточно очевидным. Он пишет: «…Коренное отличие “закона” от “правила” заключается в том, что “закон” подчиняется казуальности, отражает причинно-следственные отношения, поэтому он такой, какой он есть. Он постоянен и неизменен. Его невозможно нарушить, так как он не адресуется ни к какому субъекту. Совсем иную природу имеет “правило”. Оно текстуально “устанавливается” для того, чтобы его выполняли. То есть “правило” как потенциальное основание нормы всегда рассчитано на субъекта, способного этому правилу следовать. Иными словами, правило есть средство социальной коммуникации, средство, управляющее поведением субъектов через текстуально-интерпретированные смыслы, имеющие рационально-эмоциональную природу»[360]. Безусловно, невозможно отрицать социальную, экономическую, культурную обоснованность, она в состоянии отражать факты наличной действительности. Но даже это не устраняет такой ее характеристики, как модель долженствования. Норма – это то, что должно быть, даже если это «должно быть» совпадает с тем, что есть.

Объектом социального регулирования являются общественные отношения, связанные с многообразной человеческой действительностью и подчиняющиеся устанавливаемым в рамках социального регулирования общезначимым правилам поведения[361].

Что же можно сказать о нормогенезе и сущности социальных норм? Этот вопрос имеет длительную историю. За сотни лет до нашей эры уже имело место глубокое и систематическое обсуждение и осмысление феномена нормативности поведения человека. Еще Анаксимандром, Пифагором была проведена длительная работа над осмыслением сущности социальных норм и необходимости их появления.

Рассматривая роль социальных норм, мы видим, с одной стороны, простоту, и даже бесспорность. Но через некоторое время эта сфера предстает как комплекс проблем, или как говорят в философии, вопрошаний, на которые хочется найти ответы. Поэтому простота вопроса весьма и весьма обманчива. В плане его раскрытия немалый интерес представляют взгляды немецкого философа Р. Шпемана, известного в Европе, но не известного русским читателям. Он пишет: «Говорят, что мораль сама собой разумеется. Если бы это было так, то не стоило бы о ней говорить. То, что само собой разумеется, нельзя объяснить посредством чего-то другого, что является еще более очевидным… На очевидное можно было указать, но нельзя даже выразить словами, нельзя учеными словами объяснить, что значит слово «добро»… и если все же возникает необходимость вести речь о само собой разумеющемся, то только потому, что оно снова и снова оспаривается»[362].

При первом приближении социальные нормативы кажутся вещью весьма обыденной, и утверждение о том, что следовать социальным нормам полезно и необходимо, является тривиальным. Но если сделать попытку проникнуть в сущность социальных норм, то мы увидим, что для нормогенеза свойственны как объективные, так и субъективные характеристики. Процесс выработки нормативов, образцов, эталонов представляет собой взаимодействие двух встречных тенденций, связанных через объективные и субъективные детерминанты функционирования социума[363].

Может ли какая-либо норма оставаться разумной, если бы следование ее требованиям наносило бы всеобщий вред? И может ли быть норма полезной для человека, если она содержит образцы поведения, не соответствующие его природе? В этом состоят две тенденции: встреча общего и частного, социума и индивида. Живя в социуме, человек вынужден находиться между двух границ: с одной стороны, он должен следовать морали общества, где он живет, но с другой – стремится следовать своим наклонностям!

Представители экзистенциализма утверждали, что, находясь в тисках социальных нормативов, человек лишен свободы. Ведь свободным можно назвать лишь того человека, который делает то, что для него естественно. Но на это возражает Шпеман: «Тот, кто говорит: “Каждый делает то, что хочет”, – начинает ходить по кругу. Он не учитывает того, что человек отнюдь не является существом, следующим своим инстинктам, но дает схему оценки своей деятельности. Даже язык нам дан природой, но мы должны ему учиться. Стать человеком – это не то же самое, что стать животным, это не делается само собой. Человеческой жизнью нельзя жить просто так: у нас есть конкурирующие желания и обременения. Жить правильно, жить хорошо – значит упорядочить свои предпочтения с определенной шкалой»[364].

Античные философы: софисты, эпикурейцы, стоики, циники – полагали, что могут установить критерий правильности шкалы, при наличии которой человек должен жить счастливо и в гармонии с самим собой. Но этого оказывается слишком мало, поскольку человеку необходимо определиться с желаниями и иметь в виду желания других людей. Рассуждая о природе социальных норм, было бы неправильным считать их результатом внешнего принуждения, но и нельзя рассматривать их исключительно как продукт собственной воли. Главным желанием, в соответствии с которым он упорядочивает все остальные желания и стремления, является получение удовольствия. И моральные нормы, действующие в обществе, связаны с его уменьшением или увеличением. Шпеман пишет: «…То, для чего мы хотим всего остального, связано с увеличением или уменьшением удовольствия. Добро – то, что служит достижениям нашей цели, зло – то, что этому мешает. Такую точку зрения называют гедонизмом, который стал результатом рефлексии относительно причин наших поступков»[365].

Однако представленное объяснение не является исчерпывающим, хотя большая доля истинности в нем, безусловно, присутствует. В частности, стремление к удовольствию сосуществует со стремлением к самосохранению. «Мир приходит к нам не в виде среды, заранее упорядоченной в соответствии с нашими инстинктами, а в виде свободного царства неограниченных возможностей и неограниченных угроз – не всякое желание мы можем удовлетворить безнаказанно»[366].

Но и этого тоже недостаточно для объяснения природы социальных норм. Самосохранение, так же как и стремление к удовольствию, не является подлинным смыслом жизни. Реализация своих желаний и сохранение жизни не должны противоречить друг другу. Там, где общество осуществляет гражданские свободы и удовлетворяет индивидуальные желания своих членов, без оглядки на условия сохранения и безопасности, вероятно, скоро не будет ни свободы, ни благосостояния. Если же, наоборот, обеспечение безопасности и охраны доведено до такого совершенства, что все подчиняются охранительным задачам, то в жертву приносится именно то, что должно охраняться. Это не делает данную систему достойной сохранения. Здесь речь идет о так называемых левом и правом вариантах возможностей разрушить хорошую жизнь. Система сохраняется при условии приспособления к окружающему миру и внесения в нее на этом основании ряда изменений. Если система слишком жесткая, она погибнет; если слишком мягкая – теряет свою идентичность и тоже умирает[367].

Исследование Шпемана объясняет появление социальных норм той мотивацией человека, которая по большому счету лежит на поверхности. При этом рассуждения философа практически безупречны. Но при объяснении появления и существования социальных норм нельзя обойти вниманием внутренний мир человека. Известный российский ученый Г. В. Мальцев считает, что человек – это космос, который немыслим без закономерностей и законов[368]. Из этого следует, что появление норм-правил обусловлено закономерностями функционирования человека как организма. Стремление к упорядоченности, нормативности, создание эталонов поведения есть свойства психики человека. Психология выполняет связь социальных норм и психических побуждений.

Осмыслением природы социальных норм занимались представители школы утилитаристов, которые тесно связывали их с необходимостью и выгодой. Здесь имел место аподиктический подход. Отрицать столь очевидную мотивацию бессмысленно, но и сводить появление социальных норм к необходимости и выгоде тоже невозможно. Никто не может отрицать очевидности таких явлений, как совесть, нравственные принципы, которыми руководствуется человек в весьма множественном количестве случаев. Русский ученый начала XX в. С. С. Арнольди писал, что обязательность социальных норм настолько сильна для человеческого ума, что нравственность людей, едва они выходят из положения борьбы за существование, располагалась и располагается по типу справедливости[369].

Конкретный индивид, находясь в обществе, формирует свои жизненные принципы, и здесь, по выражению Ф. Паульсена, присутствуют интеллектуальный и волевой моменты. Первый заключается в том, что человек формирует в своем сознании модель и формы своей жизни, реализующиеся как полностью, так и частично. Здесь присутствуют рассудок и интуиция, которые Паульсен относит к волевому моменту[370]. Далее включается воля как средство объективации внутренних представлений. Она запускает процесс формирования норм. Г. В. Мальцев по этому поводу пишет: «…Яркие чувства любви и ненависти, страха и стыда, гнева и обиды, а тем более стойкие эмоциональные состояния одержимости, фрустрации т.д. находят выражение в запрограммированном поведении человека, состоянии нормативной определенности его действий. Такое поведение и такие действия уже можно предсказывать, стимулировать или подавлять, ставить человеку в вину или заслугу, измерить по масштабу религии, морали, права. В глубинах человеческой психологии находятся корни императивности социальных норм, формируются требования личности к самой себе и механизмам самообслуживания в отношении того, что человеку согласно его собственному чувству и мысли нужно делать»[371].

Паульсен утверждает, что влечение психики к состоянию упорядоченности, формирование образцов и эталонов сродни естественно-природным законом. Здесь имеет место тонкий и единообразный причинно-следственный порядок. Нормативность, как и закон природы, выражает связь между типом поведения и жизненными последствиями. Он пишет о том, что ложь имеет свойство вызывать недоверие, разрушать человеческое общежитие[372].

Законы природы отражают то, что есть в действительности, но и появление социальных норм так же закономерно. Как уже говорилось, нормативы отражают, что «должно быть» – долженствования. Уклонение от них – обоснованная реальная действительность. Но все же можно предположить, что долженствования, нормативы устанавливаются волей человека, и само уклонение от них есть составляющие законов более высокого порядка.

Существуют простые нормы, закономерно появляющиеся вследствие общественной жизненной необходимости. По этому поводу Мальцев пишет: «Природа человека нормативна, а нормы, вытекающие из нее, как и отклонения от норм (аномалии), являются основой ее естественной норматики, определяют закономерности социальной среды, истоки ее динамизма и противоречий»[373]. Ученый считает, что свойства природы дают основания людям относиться к природе нормативно в рамках присущего ей порядка вещей. Человечество способно синтезировать физическую реальность и культурных достижений. Таким образом, появляется природа артефактов. В результате коллективных усилий человечество создало то, что некоторые мыслители называют второй природой, без которой невозможно представить себе первую, физическую реальность, причем отношения человека к той или иной природе выстраиваются вполне тождественно программам[374].

Известный советский и российский ученый В. Н. Кудрявцев выделяет две стороны нормативности: объективную и субъективную. В первом случае норма представляет конкретные поступки, выраженные вовне, во втором – репрезентацию общественного сознания. Поэтому норму можно считать высококонцентрированным сгустком общественного сознания. Норма создается людьми как модель поведения с большей или меньшей полнотой понимания социальной ценности и общественного значения своих поступков. Эта модель играет существенную роль в мотивации поведения и, таким образом, включает в себя три аспекта:

1) правило-предположение, выступающее как должное,

2) объективное поведение,

3) субъективное представление о сущем и должном как элемент части общественного сознания[375].

Раскрывая вопрос о генезисе нормы, Кудрявцев считает, что уже сложившаяся в жизни норма реального поведения генетически предшествует правовым, нравственным и иным предписаниям, согласно которым она становится не только сущим, но и должным[376]. При этом путь от фактического поведения к социальной норме сложен и многообразен. То или иное правило поведения может выступать как: 1) философия, правовой или этический принцип; 2) распространенный путь принятия решений в практической деятельности; 3) сложившаяся традиция во взаимоотношениях людей[377].

Оценивая глубину и аргументированность рассуждений Кудрявцева, укажем, что философия и (или) этические принципы всегда имеют природу «должного», но далеко не всегда могут стать сущим. Они – трансцендентны сущему. В свою очередь, сущее без должного также невозможно, поскольку именно «должное» поддерживает необходимый социальный баланс.

Швейцарский философ Н. фон Балтазар высказывает мысль о полярности – напряженности между историческим существованием и мерой всего человечества. Полярность выражается в различии между существованием человека (Dasein; essei) и его сущностью (sosein, essentia). Человеческому бытию свойственно то, что оно не способно полностью осуществить свою сущность, но всегда стремится сделать это. Поэтому человек постоянно устремлен к полноте человечества, «определяющей всеобщий горизонт смысла человеческого существования и саму сущность человека (essentia)[378]. При этом сущность человека не предваряет человеческого опыта, но непосредственно присуща акту становления. Чтобы быть и пребывать, она должна становиться тем, что она есть и чем, становясь, она еще не является. Чтобы соответствовать самой себе, она должна стремиться к этому, исполняя в этом стремлении свой закон[379]. А становление социальной нормы есть не имеющая конца динамика. Философская антропология называет этот процесс драматическим состоянием, поскольку человек не способен временно покинуть сцену своей жизни, чтобы обдумать, по какому сценарию он играет свою роль. «Он уже играет, хотя его никто не спрашивал, хочет ли он этого… Он уже исполняет свою роль, но что это за роль?»[380].

Человек не может сначала думать, а потом становиться человеком. Рассуждая, он вынужден одновременно действовать. Он погружен в свое бытие, находясь в нем, размышляя о том, кто он. Рассуждать о сущности человека невозможно вне акта его существования. Если опуститься с высот христианской философии, приведенные рассуждения означают некорректность утверждения о том, что социальная норма предшествует действиям человека, либо наоборот, социальная практика порождает социальные нормы. Социальная норма – это своеобразная встреча, даже столкновение между сущностью (essentia) человека и его пребыванием (sossein) в мире. Вернее даже сказать, что норма есть результат такого столкновения, его порождение. Общественная практика, репрезентация жизни в индивидуальном и общественном сознании принципиально не разделены. Они образуют состояния и фазы единого бытия, изучаемые средствами философской антропологии. Эти состояния многообразно связаны, вовлечены в цепочки диалектических трансформаций. Должное возникает на базе сущего, в процессе жизни дистанцируется от сущего и формируется как должное, но на иной, более высокой ступени.

Социальная норма, и это очевидно, порождена как субъективными (в смысле – психологическими факторами), так и факторами внешней среды. Я. В. Гайворонская пишет, что такое соотношение многопланово. Во-первых, в процессе стихийного нормообразования, а также формирования объективных социальных норм, непременно участвует сознание, ибо оно воздействует на саму социальную действительность, которая, соответственно, и формирует эмпирические нормативы поведения. Во-вторых, противоречивость субъективных и объективных характеристик нормативности выражается в расхождении между объективно сформировавшимися нормами и авторитарно-властно формулированными нормами[381].

Данные расхождения обусловлены резкой инвазией авторитарно-властных норм, авторы которых ставят перед собой задачу преодолеть закрепленные в обществе конструкции поведения. Социальная группа, которая находится на данный момент у власти, стремится реализовать свои представления о порядке, а для этого внести желаемые и вытеснить нежелательные модели поведения. Кроме того, если нормы сформулированы в короткий промежуток времени, то в их содержании присутствует крайне высокая степень оценочности. Репрезентуя в норме общественные отношения, законодатель воспроизводит собственные взгляды и суждения. Такое противоречие, к слову, не является чем-то негативным, но, напротив, чаще всего идет на пользу нормативной системе. Социум адаптирует влияние нормы, отбрасывает то, что для него совсем неприемлемо, изменяет то, что неприемлемо относительно, смиряется с тем, что изменить не в силах. Таким образом, общество переходит на новый виток развития нормативной системы.