Глава 12. Путь к Крунебергу. 3 страница
В трактире было немноголюдно. В большом камине, истекая янтарной слезой, потрескивали сосновые поленья. За дубовыми столами сидели с десяток путников, за кружкой мёда ведущих тихую беседу. Друзья присели за стол, ближе к огню и попросили чего-нибудь поесть. Через мгновение перед ними появились две парующие миски.
– Давно не видел такого сказочного блюда, – прицокнул языком хонанд, оценив золотисто-жирный бульон с галушками. Он попробовал его и прижмурился от удовольствия.
– Дивный! Дивный суп!
Его товарищ безмолвно с ним соглашался, в глубокой задумчивости зачерпывая ложкой бульон и снова выливая его в миску.
– Клянусь Небом. Ради такого угощения стоит приехать из самого Норгарда, – не унимался хонанд.
Проходивший мимо хозяин постоялого двора, услышав эти слова, резко остановился и повернулся к нему.
– Скажи, уважаемый. Ты сказал «из самого Норгарда»?
– Да, – ответил за своего друга Царра и, отложив столовый прибор, неприветливо посмотрел на трактирщика. – Что не так, почтенный?
– Ничего, ничего, – поспешил объясниться хозяин и снова спросил. – Вы давно оттуда?
– Девятнадцать дней, как мы идём из тех краёв, – ответил Бахт.
– Девятнадцать, – задумчиво повторил трактирщик и погладил рыжую бородку.
– Да скажи ты, толком, к чему такие расспросы, уважаемый, – нетерпеливо прервал его раздумья Царра. – Что-то стряслось, видимо?
– Правда твоя, добрый человек, – кивнул хозяин и, по привычке оглянувшись вокруг, сообщил. – С Норгардом уже две недели нет сообщения, ни почтовых голубей, ни гонцов, ничего.
– И что с того? – равнодушно спросил хонанд. Его товарищ окончательно отодвинул суп и внимательно изучал трещины и зазубрины на столе.
– А то, что непорядок это. Люди всякое говорят. Видели огни на западе и в северной стороне. Неспокойно как-то.
– Не знаю. Мы никого не видели, – буркнул Царра.
– А неделю назад нашли на дороге сумасшедшего, подранный весь, босой, это в такую-то погоду, в лохмотьях. Судя по остаткам платья, решили – купец. Имени он своего не помнит. Бормочет что-то невразумительное.
– Бормочет?
– Бормочет.
– Так он здесь, что ли?
Ну, да. В дровяном сарае сидит. Никто не хочет с ним возиться.
– Взглянуть на него можно? – поинтересовался хонанд, закончив есть. – Уж больно интересно.
– Можно. Чего ж нельзя? – пожал плечами трактирщик и даже обрадовался интересу, который проявили гости к безумному купцу. – Пойдёмте со мной.
Бахт вытер ладонью рот и встал из-за стола.
– Пошли? – кивнул он Царре. Тот встал из-за стола, и друзья направились за хозяином постоялого двора, который торопливо указывал дорогу. Они вышли из трактира, и подошли к сложенному из камня сараю.
– Здесь он, – сказал тихо трактирщик и отворил дверь.
Бахт заглянул вовнутрь дровяного сарая, какое-то мгновение молча разглядывал что-то, затем обернулся, кивнув через плечё на тёмный проём дверей, и сказал товарищу:
– Погляди-ка.
Тот ступил пару шагов вперёд и когда глаза привыкли к полутьме, увидел узкий проход между двух стен из аккуратно сложенных поленьев, в конце него на груде рваных мешков сидел седобородый старик. Грязные волосы сбились в нечесаные космы, сквозь подранную одежду виднелось исцарапанное тело, почерневшее лицо оттеняло безумный блеск запавших глаз. При скрипе дверей старик вздрогнул, но, казалось, не увидел вошедших. Царра подошёл ближе. Удивительно знакомым показался ему этот бедняга. Странные лохмотья были на нём. Как-то не вязались они с обликом оборванца. Уж очень ткань дорогая, не бывает лохмотьев таких. Царра вгляделся в черты сумасшедшего. Безумец затравленно глянул на своего гостя, и тот отпрянул.
– Так это же Ларшод! – изумлённо вскрикнул он и повернулся к Бахту. – Слышишь? Это Ларшод.
Хонанд подошёл к другу, склонился над купцом, глядя тому в лицо, и утвердительно кивнул:
– Он самый.
– Вы его знаете, уважаемые? – встрепенулся рыжебородый.
– Знаем, – ответил Царра. – Это караванщик из Сухельпорта. Мы шли с ним в Норгард, а вчера…
Он осёкся, и причиной тому было то, что хонанд незаметно для хозяина постоялого двора с лучезарной улыбкой наступил ему на ногу.
– Что вчера? – допытывался трактирщик.
– Этот сумасшедший старик, – Бахт указал на Ларшода, сделав вид, что не услышал вопроса, – очень богатый человек. Мне кажется, что если ты, почтенный, сообщишь его семье в Сухельпорт о том, что он жив, то можно рассчитывать на приличное вознаграждение.
– Правда? – глаза рыжебородого жадно заблестели. Он облизнулся, словно кот, случайно запертый в кладовке.
– Самая что ни на есть, – заверил Бахт. – Только позаботься о нём, помой, одень во что-то приличное и из сарая забери.
– Сейчас, сейчас, – засуетился трактирщик и побежал за служкой.
Царра посмотрел на товарища и, указав на свою ногу, возмущённо прошептал:
– Ты чего это по ногам топчешься?
– Разве я виноват, что товарищ мой языком метёт, как помелом? Незачем этому рыжему знать, что мы в лесу видели. Хлопот после не оберёшься, объяснять стражникам, что мы к этому не имеем никакого отношения. Им-то всё одно кого за этот караван схватить, лишь бы был доволен король.
– Король, – прошептал вдруг Ларшод, и глаза его забегали. – Король. Король, Несущий Счастье.
Бахт замер и, развернувшись к караванщику, тихо спросил:
– Кто?
Седобородый поднялся на слабые ноги и схватился за дровяную стенку, чтобы не упасть. Он еле стоял на ногах, пустой взгляд направлен был куда-то вдаль, сквозь Бахта, сквозь стены. По почерневшему лицу его текли слёзы, а дрожащие губы бормотали только одно:
– Король, Несущий Счастье. Король… Король…
– Тихо, тихо, почтенный. Успокойся, – хонанд легонько взял старика за плечё и усадил на место. – Не надо волноваться.
Ларшод вновь опустился на груду рваных мешков и, обняв свои худые колени, затих. Бахт сделал знак выходить, и друзья в молчании покинули сарай. Навстречу им с полотенцем на плече и зажжённым фонарём в руке торопился трактирщик, за которым следовал служка с тазом и кувшином горячей воды.
– Мы отправляемся дальше, уважаемый, – поймал его хонанд и, вручив серебряную крону, попросил. – Ты уж позаботься о бедняге.
– Не стоит беспокойства, – лицо трактирщика расплылось в довольной улыбке, когда монета оказалась в его ладони. – Позабочусь как о родном отце.
– Очень на это надеюсь.
Расплатившись, друзья вывели из конюшни своих скакунов и продолжили свой путь к Крунебергу, до которого осталось совсем ничего.
– А рыжий-то – скряга неимоверный, – презрительно засмеялся Бахт, когда дорога снова легла под копыта лошадей. – В горницу не повёл караванщика, в сарае решил оставить. Боится, наверное, что нищий безумец своим присутствием испортит постояльцам аппетит. Это он, конечно, зря. Ох, как зря. Как считаешь?
Царра не ответил. Он хмуро размышлял над поразившей его встречей, над тем, во что превратился недавно уважаемый всеми человек. К его слову прислушивался весь караван, у него было всё – почёт и деньги, а теперь… Теперь он безумен, а это хуже, чем нищий. На рванье и в грязи сидит в тёмном сарае и не имеет ничего общего с тем, кем был прежде. Страшно даже представить более горькую участь.
Дорога была совершенно пуста. Солнце клонилось к закату, когда друзья пришли к столице Варгрика. Покрытые редким лесом холмы закончились, и Бахт указал вперёд:
– Вот она – Суллог.
В отдалении виднелась невысокая, но довольно большая гора. Её ровная плоская вершина была обнесёна каменной стеной с широкими воротами. Пологие склоны облепили дома с красными черепичными крышами. Они сползали к подножью неровными улочками, расходились от него по раскинувшейся вокруг равнине, с западной и южной сторон которой протекал Гранц.
– Это – Старый Город, с которого всё начиналось, – кивнул Бахт на крыши за городской стеной, после указал на строения под ней, – а это уже Новый. Столица ведь постоянно разрастается, приезжают люди, на чьи деньги строятся новые кварталы. Многие стремятся попасть сюда, в сердце королевства.
– Зачем?
– Здесь вертятся деньги, можно прожить, есть работа и больше возможностей для того, чтобы разбогатеть.
– Глупые люди. Запирать себя в муравейнике и копить золотые монеты, чтобы в конце концов их потратить.
– По-другому не умеют.
– А это что? – присмотрелся Царра к Старому Городу. Там сиял в закатном свете золотой купол.
– Храм Любви, – вздохнул хонанд.
– Какая красота, – затаил дыхание его товарищ. – Посмотрим поближе?
– Сегодня не успеем. Ворота на закате закрывают, – ответил Бахт. – Так здесь заведено. Завтра днём сходим в город, а сейчас поехали, станем на постой.
Глава 13. Радомир.
Друзья направились в сторону густо застроенного пригорода, на окраине которого виднелся постоялый двор. Тракт проходил мимо него и пропадал среди закрытых двориков, обступивших большой рынок.
В спину путникам светило заходящее солнце. Оно едва коснулось горизонта, залив всё вокруг алым светом, в котором темнела лента замёрзшей реки. Она подходила к домам и резко поворачивала в сторону, словно лесной зверь, испугавшийся людского жилья. Огоньки начавших загораться фонарей тускло отражались в кусках первого льда, поломанного сильным течением и вновь застывшего нагромождёнными друг на друга льдинами. Завораживающая картина, которая вскоре должна была погаснуть вместе с закатным солнцем. Ночь догоняла странников, неотвязно следуя за ними и густой смолой стекая в следы, что оставались в укатанном санями тракте.
Пройдя сквозь распахнутые настежь ворота, Хиск громко и протяжно заржал, словно приветствуя кого-то. Идущий из каморы служка поставил плетёную корзину на землю и с любопытством уставился на подорожных.
– Ну, чего стал, раззява? – прикрикнул на него косматый мужик, что у сарая рубил берёзовые поленья. – Пошевеливайся! Тебе ещё дрова на кухню тащить. Там их давно ждут.
– Да иду, иду, – буркнул мальчишка.
– Иди, иди, а то получишь от Ашпаза половником по лбу.
Служка нехотя поднял ношу и, подволакивая, понёс её. Озираясь на путников, он поднялся на высокое крыльцо, крышу которого поддерживали четыре резных столба.
В этот миг дверь в трактир отворилась, и из неё вместе с клубами пара вышел высокий, богатырского телосложения мужчина. Судя по уверенному виду – хозяин этого двора. Соломенного цвета волосы его были перевязаны тонким кожаным ремешком, а такого же цвета борода – заплетена в две длинные косички. Трактирщик пропустил служку мимо себя и, прикрыв за ним дверь, прислонился плечом к деревянному столбу. Щурясь на заходящее солнце, он внимательно разглядывал путников.
– Принимай гостей, хозяин, – крикнул ему хонанд и спрыгнул на землю.
– Не надеялся снова увидеть тебя здесь, – ответствовал русоволосый, не меняя выражения спокойного лица.
Царра оставался в седле, наблюдая за тем, как его товарищ под пристальным взглядом трактирщика неспешно к тому направляется. Вдруг Бахт остановился, с беззвучным смехом показывая на ступени крыльца.
– И я об этом, – усмехнулся трактирщик и, приоткрыв дверь, крикнул. – Унглат!
Из трактира выскочил только что зашедший вовнутрь мальчишка и испуганно посмотрел на хозяина.
– Почему ступеньки не почистил? – спокойно поинтересовался русобородый. – Они же совершенно скользкие.
– Не успел, – виновато пробубнил служка.
– Ты не успел, а добрые люди должны из-за тебя ноги ломать? Ещё утром тебя попросили почистить.
– Я хотел…
– Что тебе помешало?
– Воду из полыньи носил, – шмыгнул носом мальчишка. – Ашпаз совсем загонял. Велел и на кухню и в баню набрать. Вот я и носил…
– Носил… И между делом на крыльцо, наверное, поливал, – усмехнулся трактирщик. Не слушая, что мямлит в своё оправдание мальчишка, он насуплено показал в сторону сарая:
– Иди за топором и почисть крыльцо. Живо! Да песком присыпь!
Унглат проскочил мимо гостей и побежал за необходимым инструментом, тайком радуясь, что всё обошлось.
С величайшей осторожностью ступая на скользкие ступени, Бахт иронично усмехнулся.
– Да уж. Работники у тебя расторопные, – хмыкнул он.
Он поднялся на крыльцо и стал перед трактирщиком, который чуть повернулся к нему, всё так же подпирая плечом резной столб, будто боялся, что без его поддержки тот упадёт. Какое-то мгновение оба стояли молча. Затем хозяин постоялого двора оторвался от столба и обнял хонанда.
– Здравствуй, дружище.
– Задавишь, медведь, – засмеялся Бахт, разжимая крепкие объятия. – Здравствуй, здравствуй.
Он положил руку на плечё русоволосому, а тот чуть склонился над ним. С серьёзным видом хонанд что-то тихо ему сказал.
– Да, – со вздохом кивнул трактирщик. – Вот и Время настало.
– Оно всегда настаёт, ты же знаешь. По-другому не бывает…
– Знаю, знаю.
– …и быть не может.
– И пришли вы на закате, – русобородый показал на алые снега, которые стремительно потускнели вслед за почти севшим солнцем.
Бахт пожал плечами и, повернувшись к своему попутчику, взмахом руки позвал его. Тот спрыгнул с коня и поднялся на крыльцо, уверенно ступая по обледеневшим ступеням.
– Мой друг Царра. Делим с ним Дорогу, – хонанд представил своего спутника трактирщику, затем кивнул на последнего. – Радомир. Хозяин этого чудесного двора.
– Надеюсь, что это не единственное моё достоинство, о котором стоит упомянуть, – усмехнулся русобородый.
– Что ты! Не хватит бочки мёда, чтобы все перечислить.
– Вот уж новость! Я и не знал, что их так много.
– Придётся тебе поверить. Достоинств в тебе предостаточно. Но главное из них, это то, что ты – мой старый друг.
– Вот это лучше обо мне говорит, а то сразу «хозяин»…
– Ну, а что до меня, так и не добавить ничего, – сдержанно улыбнулся Царра. – Делим дорогу и все дела.
– Действительно, исчерпывающе.
– Очень рад, что вы познакомились, – довольно усмехнулся хонанд.
Представленные поприветствовали друг друга степенным поклоном, и русобородый пригласил в гостиный зал.
– Скакунов только на постой определим, – сказал ему Бахт.
– Я пока распоряжусь, подать чего-нибудь к столу, – кивнул трактирщик. – Жду вас. Не задерживайтесь.
Друзья отвели вороных в конюшню и, прихватив дорожные сумки, пошли в трактир. На удивление в нём оказалось тихо и немноголюдно. Всего с десяток человек сидели по разным углам и пили мёд из глиняных кружек. Двое были в одеждах королевских стражников, остальные же – в обычном платье, простые горожане. Первые лениво постукивали костями, играя на интерес, вторые – обсуждали местные новости да ещё своих соседей. Самых важных, пожалуй, людей в их жизни.
Радомир сидел за крайним столом на широкой лавке, уперевшись обеими руками в передний её край. Перед задумчивым взглядом его стояло деревянное блюдо с кусками только что сваренного мяса. Рядом находилась полная миска солёных груздей и ячменные лепёшки, которые лежали у ведёрного кувшина. Увидев своих гостей, трактирщик жестом пригласил их к угощению.
– Всё готово. Можно приступать к трапезе, – прогудел он, разливая вспененный мёд, пока путники рассаживались напротив него.
Бахт радостно поднял кружку и с глухим стуком чокнулся с друзьями.
– За встречу, – весело провозгласил он.
– За Дорогу, которая привела вас сюда, – добавил русобородый.
Царра молча выпил сладковато-терпкий напиток и, зажевав куском мяса, стал внимательно слушать о чём говорили хонанд с трактирщиком. Хмель мягко ударил в голову, приятное тепло растеклось по телу и голоса собеседников зазвучали немного приглушённо.
– Какие новости в стольном граде? – поинтересовался Бахт, с аппетитом уплетая варёную свинину.
– Всё больше тревожные, дружище. Очень тревожные, – ответил Радомир.
Он залпом проглотил свою порцию мёда и немедленно долил себе из неиссякаемого кувшина, затем заглянул в кружку Царры и, заметив, что та тоже опустела, наполнил и её.
– С весны все ждут чего-то недоброго.
– Войны? – криво усмехнулся хонанд.
Трактирщик вздрогнул и оглянулся на стражников, но те были заняты игрой и не обращали внимания на тех, кто, сидел с хозяином постоялого двора. Он подтвердил тихим шепотом:
– Войны. Чего ж ещё?
– С кем, не говорят? – улыбнулся Бахт. – А то на базаре знают больше визиря.
– Ты мне хатизскими присказками не сыпь. Слыхал о Короле, Несущем Счастье?
Хонанд кивнул. Радомир отпил мёда и продолжил:
– Все о нём только и говорят. Покоя не стало с тех пор, как с западных приграничных земель привезли несчастного, что единственный из всего отряда в живых остался. О нём вы тоже, поди, слышали. Пожалуй, в Варгрике нет ни одного человека, которому бы не перешептали эту историю хотя бы единожды. После начали приходить люди и о Короле, Несущем Счастье на улицах и рыночных площадях кричать. Их тут же забирают, но приходят новые. Жители Крунеберга начинают потихоньку волноваться. Цены на зерно и сушёное мясо поднялись вдвое. А это верный знак, что скоро что-то случится. Ты уж поверь мне.
– Так что же говорят про короля этого? – поинтересовался Царра.
– Да разное. Люд языки чешет, толком не зная, о чём речь. Пересказывают друг другу то, что соседу приснилось или привиделось. Говорят даже, что это вроде как жрец бердар. Именно это больше всего волнует нашего короля. Хотя слух и не проверенный, но в души людей смуту вносит. Престол может расшататься. Вы же знаете о пророчестве.
«Если пророчество есть, то оно обязательно сбудется», – вспомнил Царра и иронично хмыкнул.
Радомир вопросительно глянул на него. Тот показал рукой – ничего, мол, и трактирщик продолжил:
– Варг созывает ратных людей со всего королевства. Видать, чувствует, что скоро прольётся кровь. И небезосновательно, как мне кажется. На западе действительно тревожно. Почтовые голуби не прилетают оттуда уже с неделю, наверное, а то и больше. Гонцы, туда отправленные, не возвращаются. Что творится на заставах тоже не известно. Людям пока ничего не говорят, но долго это в тайне держать не получится.
– Ты откуда всё это знаешь, Радомир? – улыбнулся Бахт, хитро щурясь поверх поднесённой ко рту кружки.
– Я же трактирщик, друзья мои, а хмель, как известно, развязывает язык даже самым молчаливым из людей. Один человек, сотник из Внутренней Стражи, давеча бражничал здесь и всё сетовал, что жалко будет, когда нажитое за годы службы пропадёт из-за войны. Хутор у него, как раз в тех краях, где Норгардский тракт проходит.
– Тогда ясно всё! – засмеялся хонанд – Если такой человек раскис, то дела у короля действительно не очень.
– Тише ты, – цыкнул русобородый, кивком показывая на стражников за спиной. – Не хватало мне ещё объясняться с этими молодцами.
– Да, не пугайся ты так, – улыбнулся его собеседник. – Они и не смотрят в нашу сторону. Ты лучше скажи, когда игрища начинаются?
– Через три дня. Народу уже понаехало столько, что яблоку упасть негде. И сколько ещё завтра приедет!
– Что ж, пусть повеселятся напоследок, – еле слышно прошептал Бахт, и вслух сказал. – Мы поживём у тебя немного, недели две.
– Живите сколько надо. Таким постояльцам я завсегда рад.
Они ещё немного поговорили, но утомлённые дорогой путники, вскоре потеряли интерес к беседе и Радомир отвёл их наверх. Он поселил друзей на втором этаже, в просторной комнате с двумя окнами, выходящими на запад, и закопченным камином в углу. Меж окон стоял стол, а ближе к стенам две широкие лавки, которые служили также кроватями, стоило их только застелить овечьими шкурами.
Царре почему-то не спалось. Он подходил к подоконнику и под тихое похрапывание друга изучал вид за окном. Где-то за полночь на горизонте появилось зарево, неподалёку от него – ещё одно, будто там жгли костры. Вспомнились слова трактирщика, у которого они повстречали Ларшода, и ему стало немного не по себе. Встревоженный, он постоял немного у окна, затем улёгся, ворочаясь сбоку на бок и, в конце концов, ему удалось забыться сном.
Всю ночь ему снился горящий лес, в котором метались молящие о помощи тени, а он стоял на опушке и не знал чем им помочь.
Глава 14. Стольный град.
Утром Царра встал разбитым, словно не спал, а до рассвета грузил мешки с камнями. Даже не грузил, а бестолково перетаскивал с места на место – оттого только уморился, и никакого удовлетворения от своего труда не получил. Обычное зимнее пробуждение.
В окне виднелось ясное, но начавшее хмуриться небо. Оно тоже было недовольно своей работой. Недостаточным показалось небесному своду снежное убранство земли, и с четырёх концов света он собирал над Крунебергом серые снеговые тучи. Они слетались к столице и, сталкиваясь, вновь разбегались, от чего солнце то ярко вспыхивало, то зарывалось в них.
Бахт уже убежал. Ложе его было убрано и, наверное, давно успело остыть, как и камин, в котором дрова давно перегорели.
Царра потянулся и резво вскочил с кровати. Он прошёлся по комнате, маховыми движениями рук разгоняя по телу кровь. На столе под окном стоял начищенный медный таз, рядом с ним – глиняный кувшин с почти ледяной водой. Сливая сам себе, Царра умылся одной ладонью и после того натянул сапоги. Он оставил комнату и, спустившись по лестнице в гостиный зал, застал там трактирщика, сидевшего в одиночестве за скромно накрытым столом. Кроме него в помещении никого не было.
– Не много ли посетителей? – пошутил Царра, когда русобородый поднял взгляд на звук его шагов.
– Мне хватит, – улыбнулся Радомир, жестом приглашая гостя подсесть к нему.
– А где же наш друг? – с вежливой улыбкой спросил тот, подходя к хозяину постоялого двора.
– Ушёл без предупреждения, – пожал плечами трактирщик. – За ним такое водиться. Да ты, наверное, знаешь.
– Уж это точно.
– В город собрался? – поинтересовался Радомир, увидев ягдташ на плече собеседника.
– Да. Вот, хочу немного осмотреться.
– Крунеберг того стоит…
– Красивый город.
– Да уж, красивый…, – задумчиво согласился трактирщик и кивнул на простой завтрак – пара чищенных луковиц, тонкие ячменные лепёшки и тарелка с варёной свининой.
– Подкрепись перед прогулкой.
Спасибо, не хочется.
– Ты меня обижаешь, как хозяина, – пошутил Радомир.
– Не было у меня такой цели.
– Тогда хоть с собой прихвати. Никогда не помешает.
– Ну, разве только, чтобы ты не обижался, – усмехнулся Царра.
Он взял два больших куска мяса и, обернув их лепёшкой, положил в охотничью сумку.
– Благодарю, – улыбнулся он, направляясь к дверям.
– Не за что, мой друг, – трактирщик встал, чтобы провести гостя к дверям. – Когда тебя ждать?
– К вечеру, я так думаю.
– Смотри, в Старом Городе долго не задерживайся. С приходом ночи ворота запирают, а темнеет сейчас очень рано.
– Я знаю, – ответил Царра на ходу и вышел на крыльцо. Он осмотрелся и, с улыбкой вспоминая Радомира и его служку, спустился по уже очищенным от наледи ступенькам. Затем прошёл мимо прибывших из Гранцмунда саней, возле которых возились возницы в бараньих тулупах. Мимоходом глянув на них, он вышел с постоялого двора.
Варгрикская столица ошеломила его суматохой, едва он ступил на мощёные булыжником улицы. Он с удивлением наблюдал за людьми, и удивление это было вызвано тем, что у всех встречных были невероятно озабоченные лица. Все здесь куда-то спешили. Лавочники скороговоркой хвалили свой товар, крича в спины пробегающих мимо горожан, прямо на улице за невысокими столиками сидели менялы, горками разложив перед собой монеты из разных земель. Уличные торговцы с разносами полными мелкого товара – ниток, иголок, зеркал и бисера, хлебопёки со стопками свежих лепёшек и мастеровые, все перемешались в гудящей толпе. С крыш, дразня прохожих, свистели трубочисты. На них поругивались точильщики. Вечно недовольные дядьки, похожие на троллей, со скрежетом высекали искры из ножей, принесённых розовощёкими кухарками, и не в силах добраться до чумазых зубоскалов взрывались в их адрес такой отборной бранью, что проходящие мимо молочницы не знали, куда им деться от смущенья. Продавцы перегонного вина носили укутанные в войлок медные кувшины и каждому желающему наливали полный до краёв стакан за мелкую монету. Важные чиновники, укутанные в бобровые шубы и в сопровождении пары ратников, проезжали в открытых санях, пренебрежительно глядя на пешеходов. Те почтительно замирали, провожая взглядом непростого человека, и вновь продолжали свой бег.
Крунеберг напоминал собою гончара, который усердно мял, давил и вымешивал глину, из которой лепил нужные ему сосуды, придавая форму по своему желанию.
Суета и безразличие, вот, что встретил здесь Царра. Он брёл в людской толпе, разглядывая двухэтажные каменные дома, единственное, что имело душу в этом городе. Из печных труб весело струился дым, тая в сером с лазурными родниками небе. Из приоткрытых кухонных окон пахло сдобной выпечкой и корицей. Это жёны горожан готовились к праздникам. Белые жирные гуси с громким гоготом вытягивали шеи, когда через их стаи пробегали хлопочущие хозяйки с парующими на холоде кастрюлями. Глупые птицы даже не подозревали, что скоро сами станут украшением праздничного стола. Вместо того, чтобы переживать за свою судьбу, они шипели на воробьёв, которые, оглушительно чирикая, дрались за оброненное зерно.
Из глубины двориков слышался смех, и солнечный свет играл с разноцветными оконными изразцами. Синие, зелёные и красные стёкла витражей говорили прохожим, кем является хозяин дома, указывая на его положение и вес в обществе. Дома богатых торговцев с медными флюгерами на крышах, щиты, прибитые к дверям служивых старшин, деревянные вывески ремесленников, покачивающиеся над их лавками, всё было путнику интересно.
Но больше всего поразил его своей красотой Храм Любви – самое высокое в Старом Городе строение, возведённое сплошь из белого мрамора. Парящее над землёй здание, устремившееся ввысь рядами стройных колонн. Вспыхивая в переменчивом дневном свете, его золотой купол слепил, подобно солнцу. Глянув на него, Царра даже зажмурился и отвёл взгляд. Вокруг Храма люди в бело-жёлтых одеждах и с еловыми ветками в руках напевно читали молитвы. Широким, плотным кольцом святилище окружали невысокие столбики из чёрного мрамора. Из чаш, венчавших их, разносился повсюду запах благовоний, густым белым дымом клубясь над головами. Любой человек, попадавший в Крунеберг, отовсюду видел золотой купол, и вид этот производил сильнейшее впечатление на его душу. Не был исключением и путник, который зачарованно остановился у святилища и, задрав голову, смотрел на сияющий купол. Как и сотни прохожих, прервавших свой путь, он стоял перед Храмом Любви, у стен которого клянчили подаяние убогие. В унисон хвалебным песнопениям жрецов они уныло и привычно подвывали свою молитву, протягивая к горожанам грязные просящие ладони. Но их почти никто не замечал, не замечал и Царра. Благовония кружили ему голову, пение служителей очищало душу, и слёзы сами собой туманили взгляд. Сколько пробыл он в таком состоянии, нельзя было сказать, лишь свист кнута и чей-то пьяный охрипший голос вернул его на землю.
– Да шевели ж ты копытами, кляча ленивая!
Царра вздрогнул, словно это его стеганули. Он обернулся на звук удара и увидел, как тучный красномордый крестьянин, сидя на гружённых мешками санях, ругался на лошадь. Надрываясь, бедняжка тащила по укатанной скользкой дороге и груз и своего хозяина. За ними привязанный короткой верёвкой неуклюже бежал длинноногий жеребёнок.
– Вот ведь волчий корм, а не кобыла, – пьяно кряхтел возница.
Люди бежали мимо или стояли, слушая хвалебные песнопения из Храмового двора, а Царра провожал взглядом сани. Затем он отвернулся и, виновато вздохнув, пошёл дальше.
Весь день он бродил по Старому Городу. Поражённый этим удивительным местом, он совсем не чувствовал голода и, лишь когда пустой желудок настойчиво напомнил о себе, пригодилась еда, которую дал Радомир. Проглотив холодное мясо и лепёшку, путник продолжил знакомство с городом и не заметил, как подкрался вечер.
Стража заперла ворота. Сколько не просил он, невозмутимые ратники даже слушать его не хотели. Уговоры и доводы не действовали на них, потому что нельзя служивым нарушать заведённый порядок. В душе он понимал правильность их поступков, но от этого ему легче не становилось. Ведь теперь ему приходилось скитаться по ночным улицам. Потому он выругался с досады и пошёл искать место, где можно было переночевать.
Их было много. Крунеберг оказался богат на кабаки, как осенний лес на маслята. Жизнь вокруг продолжала кипеть. Таверны и питейные заведения были полны шумных сборищ. Но, куда бы он ни приходил, ни в одном из заведений его не пустили за стол, потому как не было при нём денег. Забыл он их на постоялом дворе. Как человек честный, он предупреждал, что расплатится завтра, но ему не верили. Зато хромой плешивый трактирщик, который предложил замёрзшему путнику заложить свой меч, сразу же поверил, когда тот пообещал снести этим самым мечом его пустую голову, и принялся истошно вопить, словно его уже начали резать. Пришлось Царре срочно спасаться от стражников, незамедлительно явившихся на зов перепуганного трактирщика.
Оторвавшись от погони, под начавшим падать снегом он бродил по городу в поисках места для ночлега, но ставни и двери домов были наглухо закрыты. Только масляные фонари сквозь шаль снежинок освещали кривые узкие улочки. На одной из них у другого кабака Царра увидел, как двое бродяг глухо ругаясь, топтали на земле такого же, как и они, оборванца. Он хотел было пройти мимо, но вдруг увидел нож, в тусклом свете фонаря сверкнувший в руке у одного из тех двоих.