Глава 16. Битва у Крунеберга. 2 страница
С левой стороны, аккурат у сердца между ребер алела небольшая, с полвершка рваная рана, из которой толчками выходила кровь. Ещё одна находилась чуть ниже. Осколок прошёл вскользь, сломав ребро и засев неглубоко. Его блестящий край был хорошо виден из-под обрывка кожи. Лекарь осмотрел ранения и покачал головой. Он позвал помощника. Тот немедленно принес лоток с необходимыми вещами и таз с горячей водой.
– Плохо дело, – сказал врачеватель, куском тряпки вытирая кровь, чтобы не препятствовала осмотру. – Раны то я обработаю и один осколок извлеку, тот, что в ребре застрял, а вот второй достать уже не смогу. Я таких ранений раньше не видел. Сердце – орган нежный. Боюсь, что друг твой нежилец.
Он собрался оставить палатку, услышав истошные вопли снаружи. Там двое слуг привезли своего господина – сына одного из баронов. Из них укомплектовывали конные отряды в глубине строя. Те самые, что оставили королевских мечников на растерзание степнякам.
– Погоди, уважаемый, – Бахт остановил лекаря.
Он вежливо, но довольно крепко схватил его за руку и с решительной улыбкой заглянул ему в глаза.
– Мой друг должен жить, его Время еще не пришло.
– Там зовут меня, – заикаясь, сказал врач.
Снаружи слышались нараставшие крики и ругань. Видимо начали прибывать первые раненные.
– Подождут, – мрачно усмехнулся хонанд, сдавливая сильными пальцами запястье собеседника. – Ты же не один здесь.
– Не помочь твоему другу уже…, – промямлил он. – Не знаю я, что делать…
– Ты делай, что можешь.
– Ну, хорошо, хорошо, – лекарь испуганно выдернул руку и, морщась, потер её. – Я постараюсь.
Он принялся за работу. Быстро промыл перегонным вином и зашил рану на виске, затем извлёк осколок из сломанного ребра. Царра всё это время был без сознания, иногда издавая слабый стон. Лекарь сосредоточенно колдовал над ним, рукавом вытирая со лба холодный пот. Закончив с первыми двумя ранами, он порылся в лотке, и, достав мешочек с каким-то порошком, засыпал его в третью и придавил куском чистой холстины.
– Это снимет воспаление, но осколок всё равно останется в груди. Сколько он с ним протянет, я не знаю.
– Не переживай. Я знаю, – ответил хонанд и похлопал лекаря по плечу. – Ты просто делай своё дело, почтенный.
– Хорошо, – пробормотал тот.
Он немного подержал ткань, пока на ней не перестали оставаться кровавые следы затем зашил рану и перевязал. После Царру отнесли на носилках к подводе, чтобы отправить на постоялый двор Радомира. Перед тем, как уйти, Бахт дал лекарю золотой и сказал, что тот получит еще четыре, если будет каждый день наведываться и делать перевязки. Тот радостно согласился, а хонанд улыбнулся про себя – теперь-то уж его друг поправится. Не может не поправиться человек, на которого молится лекарь.
Ведя лошадей под уздцы, хонанд сопровождал повозку с раненым другом до трактира, где он передал его в заботливые руки Радомира, а сам вернулся на поле брани.
Сражение затихало, как огонь, не получивший дров. На отдельных участках еще бились, отчаянно рыча, воины Короля Несущего Счастье, но они понимали, что обречены. Тот же, кто привёл их на это поле, поверженный на землю лежал в луже собственной крови, а его победитель стоял над бездыханным телом.
Бахт проезжал мимо и был единственным свидетелем при разговоре двух королей. В правой руке Варг держал отрубленную голову своего противника, а в левой сжимал меч, с которого медленно стекали густые чёрные капли. Он говорил еле слышно, обводя взглядом кровавое поле:
– Я победил. Я. И теперь мой народ будет жить в мире.
Взгляд правителя горел тёмным огнём, и глаза его не видели павших. Вместо них поле битвы уже колосилось золотом зрелой пшеницы.
– Да, – повторил король. – В мире. И я поведу его к счастью.
Он поднёс к своему лицу голову поверженного врага и заорал, глядя в уже остекленевшие глаза:
– Я! Я, а не ты!
– Ваше Величество! Ваше Величество! – долетел до него крик, и Варг вздрогнул, обернувшись на голос.
По полю к нему летел ратник на взмыленном коне.
– Ваше Величество!
– Ну, что?! – крикнул король, отшвырнув от себя голову и поворачиваясь к гонцу.
– Мы победили!!! Враг полностью разбит и спасается бегством! – прокричал всадник, задыхаясь волнения и радости.
– Гнать его до самого заката, – сухо приказал Варг. – Пленных не брать! Передай всем сотникам!
– Слушаюсь, Ваше Величество! – выдохнул вестник и полетел назад.
Бахт проехал по полю битвы, разглядывая тела. Он искал кого-то, внимательно вглядываясь в лица раненных. Хонанд не останавливался около стонущих воинов, лишь бросал на них короткий безразличный взгляд и шёл дальше. Дойдя до места их недавнего сражения, он наконец-то нашел того, за кем пришел.
В это время на лавке в своей горнице Царра лежал во власти беспамятства. Пустота, в которой угадывались привычные очертания комнаты, окружала его, а сам он держался здесь лишь благодаря тонким нитям, уходящим во тьму. Из неё к нему подходили тени людей, которых он когда-то знал и помнил. Они что-то говорили ему, о чем-то спрашивали, чего-то просили. Он же выглядывал среди них одну–единственную тень, но не находил.
Знакомая фигура появилась вдруг, стала у огня и безмолвно посмотрела на раненого.
– Радгар? – удивился тот и скривился в слабой улыбке. – Откуда ты здесь?
– Зашел на огонек, – усмехнулся в ответ трактирщик.
– Но ты же… неживой?
– С чего ты взял?
– Тебя повесили еще осенью в городе, где правит Наместник.
– Казнили – это да, но это не значит, что я не могу быть живым, – улыбнулся Радгар.
Погладив свою черную бороду, он хитровато подмигнул растерянному Царре, а тот хрипло засмеялся:
– Как же понимать тебя, почтенный Радгар?
– Я поясню, – трактирщик подошел ближе к раненому и склонился над ним так, что тот увидел мерцающий свет в глубине его глаз.
– Когда человек, которого мы знаем, с которым живем долгое время, вдруг уезжает куда-то далеко–далеко, так далеко, что и не добраться до него, – тихо сказал чернобородый, – он что, умер?
– Нет, – ответил Царра. – Нет, конечно.
– Почему ты так считаешь?
– Но он же может вернуться или мы можем поехать и разыскать его.
– Вот, – Радгар назидательно поднял палец и довольно улыбнулся. – Мы можем поехать вслед за ним и разыскать.
– Но…
Трактирщик замер, прислушиваясь к чему-то, прислонил палец к губам и исчез в очаге белым дымом.
– Радгар, – позвал раненный.
Ему стало стыдно оттого, что не успел сказать то, что давно вёз с собой, подобно камню в дорожной сумке. То, что жгло его душу, что прогоняло сон. Прощенья не успел попросить.
– Радгар!
– Ну, чего кричишь? – заворчал кто-то до боли знакомым голосом.
Царра наклонил голову вправо и увидел у окна коренастую тень.
– Дедушка?
Ведун покашлял и кивнул утвердительно.
– Как ты тут очутился? – изумился раненый.
– Пришел, – просто пояснил старик и спросил. – Ты меч не потерял?
– Меч? Что ты. Он здесь. – Царра указал рукой в угол, где стояло его оружие в пятнах присохшей крови, которую хонанд в спешке забыл стереть.
– Это хорошо, – Ведун одобрительно кивнул. – Его терять никак нельзя.
– Чего так?
– Этот меч передаётся от отца к сыну вот уже несколько поколений. Нельзя его терять.
– Мне передавать некому, – горько усмехнулся Царра.
На это старик равнодушно поморщился и снова задал вопрос:
– Куда теперь?
– В Хатиз. Поххар.
– В Хатиз, – пробормотал Ведун и улыбнулся себе в бороду. – Хатиз.
– Я так устал, дедушка, – прошептал раненый. – Мне хочется скорее закончить путь.
– Закончить Путь, – задумчиво повторил старик и покачал головой. – Нет, мой мальчик, еще не Время.
– Когда ж оно настанет, это время? Сил нет.
– Нет, силы есть всегда.
– Не знаю…
– Ты верь, и глаз не своди с горизонта, – сказал Ведун и, улыбнувшись, добавил: – Но и под ноги не забывай посматривать.
– Постараюсь, дедушка.
– Ты отдыхай, – старик встал с лавки. – Набирайся сил. Ещё успеем наговориться с тобой.
Раненный с трудом поднял руку и протянул до окна, зачерпнув ладонью свет.
– Подожди.
Но Ведун исчез, Царра крикнул надрывно:
– Дедушка!
Боль разорвала лёгкие, во рту растекся соленый привкус железа.
– Дедушка, – прохрипел он, глотая слёзы.
Вдруг чьи-то руки легли на чело и родной голос ласково прошептал:
– Ну, тише, тише, глупенький. Тебе нельзя говорить.
В голове и груди пульсировал жар, прохладные ладони нежно гладили лоб, унимая боль. Раненый устало сомкнул веки, и его сознание поплыло во тьме. Он чувствовал присутствие кого-то знакомого, но тень вскоре ушла, и он остался один.
Глава 17. После битвы.
Когда Царра вернулся из тьмы, мир встретил его болью. Словно у того больше ничего не было для встречи. Он протяжно застонал и открыл глаза. По правую руку стоял, склонившись над ним, Бахт. Лицо его было посеревшим, как дорожная пыль, а под глазами – черные круги.
– Живой, – широко улыбнулся хонанд и кивнул кому-то, стоящему в стороне. – Очнулся, наконец-то.
Этот кто-то оказался лекарем. Он подошёл к раненому и заглянул в его приоткрытые глаза.
– Как чувствуешь себя, парень? – спросил он.
Царра разлепил губы и не узнал собственного голоса, когда ответил:
– Хорошо.
Его голос был так слаб, что он не совсем понял, сказал он это вслух или подумал. Хотя, всё-таки, сказал, потому что лицо его товарища засияло.
– Замечательно, – улыбнулся лекарь. Осторожно приподняв повязку на груди, он осмотрел раны.
– Чего там? – спросил Бахт.
– Та, что на ребре уже полностю зажила, – ответил лекарь, днрнвянной лопаточкой накладывая на рубцы новую мазь. – Вторая, что возле сердца, ещё нет.
– Это плохо…, – буркнул хонанд, помогая перевязывать своего друга.
– Но он в себя пришёл…
– Это хорошо.
– Конечно, хорошо! Главное, что воспаление спало. Рана подсохла и начала заживать. Это очень хорошо. Но… осколок всё равно остаётся внутри. И это очень плохо. Ну-ка, сделай подыши. Только медленно
Царра послушно сделал глубокий вдох.
– Что чувствуешь? – живо поинтересовался лекарь, наблюдая, как гримаса страдания исказила лицо раненого. – Болит?
– В груди жжёт, – кивнул тот и глухо закашлялся от противной боли. – Спасу нет.
– Постарайся не кашлять, – предупредил лекарь и, отведя хонанда, в сторону шепнул тому на ухо. – Будем ждать.
Тот кивнул и, повернувшись к товарищу, радостно улыбнулся.
– Жить будешь, дружище.
– Жить, – тихо повторил Царра. – Бахт…
– Чего?
– Как битва? Победили мы?
– Ну а как же. Полная победа.
Раненый через силу улыбнулся:
– Хорошо… Всё-таки не зря столько людей погубили.
Хонанд почесал бороду и присел на край лавки.
– Да, победа. Варг одолел своего врага. Его войска гнали неприятельские стаи, рубя их по приказу короля до самого заката. Мало кто нашёл спасение в бегстве. Ушли только степняки, да и то не все. Тех, кто уйти не смог, резали, не жалея. Остальных же, кто пережил закат, простили, и, забрав оружие, взяли клятву верности Короне.
– А оборотни?
– Тоже присягнули. Куда же им деваться?
– Они же звери.
– Звери, – иронично хмыкнул хонанд, покачав головой. – Звери или люди, порой не разберешься, где кто. И совсем не надо носить шкуру и ходить на четырёх лапах, чтобы зваться зверем.
– Это точно.
– Кому совсем не повезло, так это бердарам.
– Чего так?
– Этим пощады не дали, да они и не ждали. Их травили псами по лесам и стягивали живых и мертвых в одну кучу. Живых разрывали лошадьми, мертвым отрезали головы и складывали в пирамиду. После свадьбы король лично собирается к Норгарду, чтобы вырезать всех под корень.
– После свадьбы? – переспросил Царра.
Он пропустил мимо ушей намерения Варга касательно племени бердаров. Как ни странно, его ничуть не удивила жестокость, творимая людьми. Он только испугался тому, как быстро ко всему привык.
– Ты сказал «после свадьбы»? – повторил он.
– Ну, да. Жениться, намерен король.
– На ком? На своей любимой? – Царре вспомнились его ночные посиделки с Варгом.
Бахт удивлённо вскинул брови.
– Какой любимой?
– Простолюдинке из драггеров.
Лекарь настороженно посмотрел на раненного. От изумления он на мгновение прервал осмотр содержимого своей сумки.
– Это у него жар, – успокаивающе усмехнулся хонанд, немного поменявшись в лице.
– Значит, пожалел полкоролевства, – иронично скривился Царра, потирая повязку. Многозначительных гримас друга он не заметил.
– Не знаю о чём ты, – сказал тот. – Но жениться Варг собрался на принцессе Фат. Дочери Короля Несущего Счастье.
– Правильно ли я тебя понял, Бахт?
– Правильно, друг мой. На дочери Короля Несущего Счастье. Варг получил её вместе с обозом. В палатке нашел, готовой заколоть себя кинжалом, но король успел перехватить занесенную для удара руку. Схватил её, но, посмотрев в прекрасные глаза, сам попал к ней в плен.
– Ты так рассказываешь, словно лично все видел, – сказал Царра. Он хотел засмеяться, но только беззвучно закашлялся, чуть морщась от боли.
– Может, и видел, – хитро прищурился Бахт.
– Когда свадьба?
– Через месяц. Невеста хочет выдержать полагающийся сорокадневный траур по отцу.
– Ты сказал «месяц»? Сорок дней… Не сходится что-то.
– Да нет. Всё правильно.
– Ты хочешь сказать, что я…
– Десять дней провалялся в бреду и беспамятстве.
– Десять дней! – вскричал Царра.
Лекарь положил ему на грудь ладонь, видя, что тот хочет подняться:
– Тихо. Тихо, уважаемый. Пока что не надо вставать.
– Не надо, – недовольно прохрипел Царра. – Не надо. Я десять дней потерял. Мне в Хатиз надо. В Хатиз. Я же столько времени потерял.
– Время нельзя потерять, мой друг, – спокойно сказал хонанд. – Как можно потерять то, чем ты не владеешь?
– Ты прав. Ты прав. Времени у меня действительно нет. Совсем нет. Когда я поправлюсь?
– Я полагаю, через месяц–полтора, – почесав подбородок, ответил лекарь.
– Да что же ты говоришь!? Какой месяц!? – вскричал Царра в отчаянии. – Какие полтора!?
Он поднялся на локтях и тут же побледнел, схватившись за рану.
– Будешь так себя вести – Поххара можешь и не увидеть, – сказал Бахт, беспристрастно глядя на друга.
Тот немного успокоился и взял врача за руку:
– Лечи меня! Врачуй. Мне совершенно ни к чему валяться здесь.
– На ноги поставлю, уважаемый, за это можешь быть спокойным.
Раненый закрыл глаза и замолчал. Хонанд поправил на нем одеяло. Лекарь ушёл по делам, сказав, что зайдет вечером, с ним вышел и Бахт. В горнице стало тихо, только огонь в камине с треском грыз поленья да зимний ветер подвывал в трубе, злясь, что не может пролезть через неё в тёплый дом.
С того дня, когда Царра вернулся к жизни, он начал идти на поправку. Уже на следующее утро он пытался подниматься. Сначала он осторожно приподнимался на локтях, после неуверенно сидел на краю лавки, борясь с головокружением. Бахт разминал другу ноги, втирал в его тело таинственные мази и поддерживал под руки, когда тот осторожно ступал по дощатому полу, делая неуверенные шаги. Лекарь давно уже снял швы, и рана у сердца затянулась полностью, но ныть не переставала. Досадная, не стихающая боль.
Так прошел целый месяц, и хонанд терпеливо ждал, когда его друг почувствует в себе достаточно сил, чтобы продолжать путь. Тогда они начнут готовиться к отъезду. Хиск застоялся в конюшне и радостно фыркал, когда его наездник смог приходить, чтоб поухаживать за верным другом.
– Скоро отправимся в путь, дорогой мой, – шептал Царра, с нежностью расчесывая гребнем гриву скакуна. – Снова пойдём по дорогам сами по себе. Засиделись мы здесь с тобой, задержались. Загостились мы что-то у короля Варга.
Вороной согласно фыркал, жуя овес, и изредка рыл земляной пол копытом. Он готов был хоть сейчас сорваться с места, да вот наездник его вряд ли продержится в седле больше ста его, Хиска, шагов: уж очень бледен и слаб всадник. И как-то неуверенно шагает по двору.
Бахт отпаивал друга отварами горьких трав и ни на мгновение не оставлял его без присмотра. Прямо как заботливая мать, охранял его покой, приносил еду, следя за тем, чтобы тот выпивал положенную кружку молока с мёдом, мыл друга в деревянной ванне и собственноручно постригал ему бороду. Усилиями хонанда и благодаря силе молодого тела, раненный шёл на поправку, и одним утром, открыв глаза, он почувствовал, что вскоре сможет продолжать свой путь.
Почти два месяца минуло с тех пор, как друзья прибыли в варгрикскую столицу, которая снова жила привычной жизнью, забыв о битве, что отшумела под её стенами. О той войне напоминала лишь груда бердарских голов, жутким холмом возвышаясь посреди поля. Из окон постоялого двора её очень хорошо было видно. Царра иногда поглядывал на нее, перебарывал отвращение и наблюдал, как воронье прыгало по ней, поклевывая замерзшие глаза.
Сколько людей погибло в битве, не знаешь? – как-то спросил он у Радомира, когда они сидели с ним вдвоём в пустом гостином зале. Бахт мотался где-то по своим делам, а Царра с трактирщиком играли в шашки.
– Кто ж их считал? Все вперемешку, не разобрать. Дня два ещё по полю вдовы бродили. Кого могли опознать забирали…
– А кого – нет?
– К Гранцу сволакивали и в полыньи бросали. Неделю кряду. Уйма народу полегла. Тела попримерзали к земле и ратники топорами вырубывали их, по частям оттаскивая на реку. Жутко было смотреть.
– А головы зачем оставили? Почему не уберут?
– Король хочет, чтобы все, кто затеет измену Короне, видели, что их ждет, – пояснил трактирщик.
– Люди, люди, – с упрёком вздохнул Царра и больше ни о чем не спрашивал ни Радомира, ни Бахта.
Ровно через сорок дней после битвы Крунеберг отпраздновал свадьбу Варга и прекрасной Фат. Два дня и две ночи не прекращался пир, улицы города заставили столами, накрытыми яствами и хмельным мёдом. Во всех тавернах и кабаках горожане пьянствовали, выпивая бочками пиво и брагу за здоровье молодых и счёт Короны.
– Глупые люди, – вздыхая, качал головой Радомир. Они с Царрой стояли на втором этаже и смотрели на веселящийся люд. В середине гостиного зала старый мёд из большой дубовой бочки разливался в протянутые со всех сторон кружки. И никто ни слова не говорил о деньгах. Ещё накануне вечером королевский писарь проплатил всё угощение, отсчитав полсотни крон.
– Глупцы, – усмехнулся Радомир, глядя на праздник дармовщины.
– Почему? – с удивлением поинтересовался Царра.
– Они думают, что эта пьянка достанется им просто так, и Варг щедро напоит их за свой счёт.
– Разве нет?
– Неужто, ты видел когда-нибудь, чтобы что-то доставалось просто так?
– Пока не доводилось.
– То-то и оно. Когда встретишь, обязательно мне сообщи. Простой человек не спешит поделиться, а Корона тем более. Пастух ищет овцам сочную траву, чтобы у тех было жирное молоко и нежное мясо, – сказал Радомир.
– Я знаю этого «пастуха», – усмехнулся его собеседник.
– Напоить то их напоят, но штука в том, что в скорости король увеличит подать и вернёт себе все затраченные деньги и даже немного больше.
– Откуда знаешь? – недоверчиво поглядел Царра на трактирщика.
Тот усмехнулся:
– Я не один год прожил здесь и знаю нравы этого города, дорогой мой друг. Тем более, что и сам исправно плачу налоги.
– За что?
– За право иметь постоялый двор, а также за право торговать мёдом и пивом. Варгрик с того и живёт, что подать взимается. Мы платим дань за право жить, а получается – живём, чтобы платить.
– И что, никто не догадывается об этом?
– Ну, почему? Догадывается, конечно же, многие даже знают. Не все, конечно, но знают. Просто стараются не думать об этом. Так ведь легче жить. Ну, а большинство из них, конечно, даже не задумывалось никогда.
– Хм. «Никогда».
– Их обдерут, как липку, а они ещё долго будут слагать рассказы о Варге «Щедром».
Царра махнул рукой и ушёл к себе в комнату. Пошатываясь, он прошёл к своему ложу и прилёг.
– Чего шатаешься? – буркнул Бахт со своей лавки, не открывая глаз. – Силы побереги. Нам ещё в Дороге идти и идти.
– Сил у меня полно, – через силу усмехнулся его товарищ, морщась от боли в груди. – Даже могу пойти станцевать на свадьбе.
– Так сходил бы, повеселился.
– Меня не звали, – криво усмехнулся Царра. – Да и подарка нет молодым.
Хонанд хмыкнул, перевернувшись на другой бок. Его друг лежал на спине и смотрел в окно, где висела краюха убывающей луны. Он размышлял над своей жизнью. Звуки с первого этажа глухо долетали до него, но не мешали полёту памяти, которая носила его над полем отгремевшей битвы.
Приближалась весна, и Царра ощущал, что он, как и окружающий мир, начал оживать. Силы наполняли тело, даже неутихающие раны не могли уменьшить радость, которая вливалась в душу вместе с растущим солнечным теплом.
Весна выдалась на удивление ранней. Она стремительно ворвалась в мир, пробудила его, потекла ручьями, разъедая проталинами лед и снег. Проснувшаяся земля, что всю зиму зябко куталась в белое одеяло, наконец, открылась солнцу и принялась жадно впитывать его тепло. Несколько дней кряду над Крунебергом стоял не утихающий шум. Он походил на раскаты далёкого грома, только доносился не с небес, а со стороны Гранца. Река освобождалась от зимнего плена. Огромные льдины наползали друг на друга, с треском ломались и мощным потоком сплавлялись вниз по течению.
В самом начале весны, выйдя на крыльцо и подставив ладони под первую капель, Царра улыбнулся солнцу и крикнул Бахту, который, устроившись на старом бревне, сидел у конюшни:
– Мне кажется, мой друг, пора в дорогу?
Хонанд встал и подошел к товарищу.
– Как чувствуешь себя? – спросил он.
– Прекрасно.
– Силы чувствуешь для продолжения Пути? Дорога ведь неблизкая.
– Есть дорога, значит, и силы есть, чтобы ее пройти.
Бахт удивленно прищурился и ответил с неизменной своей улыбкой:
– Тогда завтра выезжаем, на рассвете.
Царра кивнул:
– На рассвете.
Остаток дня они посвятили приготовлениям к отъезду, сложили в дорожные сумки припасы: сухари, сушеное мясо и перегонное вино, одеяла скатали и приторочили к седлам. Вот собственно и все, что взяли друзья в путь к Поххару. А что еще надо?
Они попытались расплатиться с Радомиром, но ничего из этого не вышло – тот наотрез отказался брать деньги. Царре было забавно наблюдать за тем, как его товарищ и трактирщик, сидя друг против друга, совали туда-сюда горсть монет, будто играли партию в шашки, только без доски и по странным правилам.
– Это за постой, – кончиками пальцев Бахт продвинул две кроны в сторону трактирщика. – Это за прачку. Это за дрова.
Иронично сжав губы, тот наблюдал за перемещением серебряных кругляшей.
– Эти за что? – кивнул он на прибывшие к кучке кроны.
– Это за стол, – ответил хонанд. – Кормил ты нас от души.
Он добавил ещё две:
– Это за корм коням.
– Все подсчитал?
– Вроде, всё.
– Теперь убери их с глаз моих долой, – возмущённо прогудел Радомир, показывая на горку монет.
– Не спорь. Всё по правилам, – улыбнулся хонанд, но на собеседника его улыбка не возымела никакого действия.
Трактирщик поставил ладонь ребром и сгрёб кроны, переместив на половину Бахта, подальше от себя, а когда хонанд попытался таким же образом вернуть их на место, погрозил пальцем.
– Обижусь.
– Да что же тут обидного? Я удивляюсь.
– Это я удивляюсь тому, что до сих пор терплю твою глупость и не врезал тебе как следует.
– Ладно, ладно, успокойся, – сдался Бахт.
Он спрятал деньги в кошелёк и подмигнул Царре:
– Ох, и тяжело с ними.
– Какие есть и другими не будем, – довольно улыбнулся Радомир и разлил по кружкам мёд.
Выпив на прощание с трактирщиком, друзья пошли ночевать, чтобы наутро проснуться, как следует отдохнувшими.
Глава 18. Дорога в Хатиз.
На рассвете друзья ещё раз проверили, ничего ли не забыто, попрощались с Радомиром, который с высоты своего крыльца не без грусти наблюдал за их молчаливыми сборами, и отправились на восток, проехав по варгрикской столице, пока та еще спала. Они вошли в Западные ворота, с первыми лучами солнца отворённые заспанной стражей, и стуком подков по брусчатке оповестили начавшие просыпаться улицы о своём отъезде. Миновали Храм Любви с его ни на миг не прекращающимися песнопениями, бросили взгляд на серую громадину королевского замка и покинули Старый Город через Хатизские ворота, сквозь которые дорога убегала прямиком в сторону восходящего зимнего светила. Последними сердце Варгрика оставили длинные тени путников.
– Необычайно красиво, – восхищённо прошептал Царра. Из-под приставленной ко лбу ладони он щурился на малиновое солнце, которое выгнало на пастбище зардевшиеся барашки облаков. Казалось, что на краю неба кто-то принялся растапливать очаг, как это заведено в деревенском укладе.
– Ещё бы, – задумчиво хмыкнул Бахт. – Начало всегда красивое.
К полудню друзья по каменному мосту пересекли реку, на которой всё ещё гремел ледоход. Зрелище того, как невероятная сила способная раздавить и сломать всё на своём пути, обречённо тает, не заинтересовало обычно охочего до всего нового Царру. Он также оставил без внимания Торговый Причал, огромное озеро – порт, соединённое рукотворным каналом с рекой. А ведь это о нём с такой гордостью рассказывал Варг. Весьма важную роль играло это место в жизни королевства. С двух концов земли стекались сюда деньги, чтобы осесть в городской казне. Перекупщики в сложенных из сосновых брёвен рядах принимали товар и тут же сбывали его купцам или же отправляли на лодках дальше по водам Гранца в Стенгорд и на северо-восток к морю через Гранцмунт, а оттуда в Шималхар.
Остался позади Крунеберг, и копыта коней ступали по тракту, который, то подмерзал ночью, потрескивая тонким льдом луж, то раскисал под солнечными лучами, расползаясь подобно квашне. Благо, что длилась эта неприятность недолго. Вскоре дорога основательно просохла, и кони с удовольствием ступали по ней, наслаждаясь тем редким моментом, когда грязь стала просто землёй, но ещё не успела превратиться в надоедливую пыль.
Снова потянулись постоялые дворы, разговоры с купцами и бесконечная змея тракта, ползущая по правому берегу Гранца. Лёд исчез с реки, как и не было его. Со временем появились ладьи, что, рассекая быстрые волны, перемещались вверх и вниз по течению. Они шли на вёслах с убранным парусом, и до путников, идущих по сушей, доносились окрики кормчих, заставлявшие гребцов равномерно поднимать вёсла и толкать суда вперёд.
– Вот и вестландские купцы к Шималхару пошли, – пробормотал Бахт.
Мерно покачиваясь в седле, он провёл взглядом караван из пяти судов, идущих друг за другом.
– Жизнь потихоньку налаживается.
– Шималхар, – тихо повторил про себя Царра, погружённый в свои думы.
Он вдруг встрепенулся:
– Слушай, Бахт.
– Да.
– Как там твой друг Хофнунг? Живой?
– Живой. Что с ним сделается. Он всех переживёт.
– Рад за него.
– И не только ты, я уверен, – улыбнулся Бахт. – Он тоже рад.
– Это хорошо.
– Конечно, хорошо. Кто бы стал спорить.
– Он ведь не из Шималхара.
– Он там служит.
– А родом откуда?
– С Севера.
– Из Норгарда?
– Говорю же – с Севера.
– Куда уж севернее? – удивился Царра.
– А ты не задумывался, почему ладьи из Вестланда в Шималхар не морем ходят, а по Гранцу?
– Как-то не задумывался… Хм. Действительно, почему?
– Потому что на севере есть земля. От Варгрика её отделяют поросшие хвойными лесами Звенящие Горы. Их называют так, потому что те места богаты железом и сплошь изрыты рудниками. Страна по ту сторону гор зовётся Фрия. Посуху туда не добраться, а только по морю и можно. Вот из этих краёв пришёл наш друг Хофнунг, из страны озёр и скалистых заливов. Много воинов из тех мест нанимаются к иноземным правителям на ратную службу. Их очень ценят, народ они отчаянный.
– Интересно как, – хмыкнул Царра. – Побывать бы там.
Хонанд пожал плечами и задумчиво ответил:
– Может когда и побываешь. Кто знает?
После двух недель пути места пошли тревожнее и обширные болота, образовавшиеся речными разливами, стали навевать необоримую тоску своей непроглядностью. Путники шли от одного постоялого двора к другому. Их было немного, поскольку тракт у купцов был не в чести. Они предпочитали идти в Шималхар по реке – так было гораздо быстрее и надёжнее. На подводах перемещались в основном крестьяне из прилегающих деревень. Трактиры стояли в днях двух–трёх пути друг от друга и служили больше пограничными пунктами, обозначавших владения того или иного барона. Они были один в один такие же, какие встречались на Норгардском тракте – хмурые строения, обнесённые частоколом и усиленные парой сторожевых вышек.
К исходу третьей недели путники остановились на одном из таких постоялых дворов Они шли всё ночь к ряду, не найдя подходящего для ночлега места. Даже сухих дров не было по пути, чтобы обсохнуть.