Авария на Нью-Йоркской шахте 12 страница

-- У меня все до ужаса просто. Однажды она ушла, и все.

-- Вот так, вдруг?

-- Ага. Ничего не сказала. Взяла и ушла ни с того ни с сего. Я и не догадывался ни о чем. Прихожу как-то с работы -- а ее дома нет. Ну, думаю, пошла по магазинам, скоро вернется. Сварил себе ужин, поел. Спать лег. Утром проснулся -- ее все нет. И через неделю нет, и через месяц. А потом по почте документы на развод пришли.

С полминуты Готанда молча размышлял над моими словами, потом вздохнул:

-- Ты, конечно, можешь обидеться, но... сдается мне, по сравнению со мной ты просто счастливчик.

-- Почему? -- спросил я.

-- От меня никто не уходил. Наоборот -- это меня раздели догола и вышвырнули за дверь. В буквальном смысле слова...

Готанда замолчал и, прищурившись, уставился сквозь лобовое стекло автомобиля куда-то далеко-далеко.

-- Грязная история, -- продолжал он. -- Они все спланировали, от начала и до конца. Каждую мелочь продумали. Настоящие жулики. Столько документов перекроили от моего имени! Да так ловко -- я до последнего дня ни о чем не догадывался. Свои финансы я поручал ее же адвокату. Доверял жене полностью. Когда она говорила, мол, так нужно для декларации доходов -- все ей в руки отдавал: банковскую печать, акции, векселя, сберкнижки... Я вообще не силен во всей этой бухгалтерии. Если есть кому ее поручить -- всегда поручаю, лишь бы самому не возиться. Но моя благоверная спелась со своими предками: спохватился -- да поздно. Оставили без штанов -- это еще слабо сказано. Обглодали до самых костей. И выпнули за ворота, как собаку, которая отслужила свое и больше не нужна... В общем, научили дурака уму-разуму! -- И он снова жизнерадостно рассмеялся. -- Так что пришла пора и мне повзрослеть...

-- Ну, все-таки тебе уже тридцать четыре! К таким годам все взрослеют. Как бы кто ни брыкался...

-- Тут ты прав. Верно говоришь. Очень верно... Все-таки удивительно устроен человек! Вырастает как-то моментально: раз -- и взрослый. Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так... -- Готанда пристально посмотрел на меня. -- А оказалось -- нет. Человек взрослеет мгновенно.

 

* * *

 

Стэйк-хаус, в который привез меня Готанда, оказался весьма респектабельным ресторанчиком в тихом закоулке на задворках Роппонги. Стоило нашему «мерседесу» остановиться у входа, как из дверей сразу выскочили для поклона метрдотель и парнишка-швейцар. Готанда велел шоферу вернуться за нами через час -- и «мерседес» растворился в вечерних сумерках медленно и бесшумно, как мудрая рыбина в океанской пучине.

Нас провели к столику у стены, чуть поодаль от остальных посетителей. Публика в заведении была разодета по самой последней моде -- но именно на этом фоне Готанда в своих потертых вельветовых брюках и кроссовках смотрелся особо элегантным пижоном. Уж не знаю, почему. Куда б ни являлся этот человек, что бы ни надевал -- он неизменно приковывал к себе внимание окружающих. Практически из-за каждого столика на нас то и дело бросали взгляды -- короткие, не дольше пары секунд. Они явно могли бы длиться и дольше, но дольше не позволяли приличия -- и уже через пару секунд эти взгляды утыкались обратно в тарелки. Как все-таки сложно устроен мир...

Усевшись за столик, мы первым делом заказали по скотчу с водой.

-- За бывших жен! -- изрек Готанда. Мы подняли бокалы и, не чокаясь, выпили.

-- Странное дело, -- сказал он. -- А я ведь до сих пор ее люблю... Даже после всего, что она со мной сделала -- все равно люблю. Никак забыть не могу. И других женщин полюбить как-то не получается.

Не сводя глаз с огромного, благородной огранки куска льда в хрустальном бокале, я молча кивнул.

-- А ты как?

-- В смысле -- что о жене своей думаю?

-- Ну да.

-- Сам не пойму, -- признался я. -- Я не хотел, чтобы она уходила. А она все равно ушла. Кто виноват -- не знаю. Но так или иначе, это уже свершилось. Стало реальностью. Я долго привыкал к этой реальности, старался не думать ни о какой другой. Так что даже не знаю...

-- Хм, -- сказал Готанда. -- Может, тебе больно об этом говорить?

-- Вовсе нет, -- покачал я головой. -- Реальность есть реальность. Было бы глупо от нее отворачиваться. И боль здесь ни при чем. Просто мне непонятно, что я чувствую на самом деле.

Он щелкнул в воздухе пальцами.

-- Вот! Именно так! «Непонятно, что чувствуешь на самом деле»... Болтаешься, как в невесомости. И даже боли не ощущаешь...

Подошел официант, мы заказали по стэйку. И ему, и мне -- с кровью. А также по салату. И по второму виски с водой.

-- Да! -- вспомнил Готанда. -- У тебя же ко мне дело какое-то. Давай о деле, пока не надрались.

-- Понимаешь, странная история... -- начал я.

Он приветливо улыбнулся. Профессиональной Приветливой Улыбкой. Хотя неприятных чувств это почему-то не вызывало.

-- А я люблю странные истории, -- сказал он.

-- Посмотрел я недавно твой новый фильм, -- продолжал я.

-- «Безответную Любовь»? -- пробормотал он и нахмурился. -- Дерьмо картина. Дерьмо режиссер. И сценарий -- дерьмо. Как всегда... Все, кто в съемках участвовал, теперь хотят поскорей об этом забыть...

-- Я смотрел в четвертый раз, -- сказал я.

Он уставился на меня, как в пустоту.

-- Могу поспорить, -- медленно произнес он. -- На Земле не найти живого существа, которое захотело бы смотреть эту дрянь в четвертый раз. И во всей Галактике не найти. Спорю на что угодно.

-- В этом фильме снимался один знакомый мне человек, -- пояснил я. И добавил: -- Кроме тебя, то есть...

Готанда потер пальцами виски.

-- И кто же?

-- Как звать -- не знаю. Девчонка, с которой ты трахаешься в воскресенье утром.

Он поднес ко рту бокал с виски, сделал глоток и несколько раз задумчиво кивнул.

-- Кики...

-- Кики, -- повторил я. Странное имя. Точно и не она, а кто-то совсем другой.

-- Так ее звали. По крайней мере, на съемках все знали только это. Под именем Кики она появилась в нашем сумасшедшем мирке, под ним же от нас и ушла. Одного имени ей вполне хватало.

-- А можно с ней как-то связаться? -- поинтересовался я.

-- Нельзя.

-- Почему?

-- Ну, давай с самого начала. Во-первых, Кики -- не профессиональная актриса. И это сразу усложняет задачу. Все профессионалки -- как знаменитые, так и нет -- числятся в штате какой-нибудь киностудии. Найти их при желании -- раз плюнуть. Почти все они сидят дома у телефонов как приклеенные и просто-таки молятся, чтобы им позвонили. Но Кики -- не тот случай. Нигде не числится и никому не принадлежит. Мелькнула на задних ролях в паре-тройке картин -- вот и вся карьера. Обычная подработка, никаких обязательств.

-- А в этом фильме она откуда взялась? -- спросил я.

-- Так я же сам ее и привел! -- ответил он как ни в чем не бывало. -- Сначала ей предложил -- мол, хочешь сниматься в кино? -- а потом порекомендовал режиссеру.

-- Но зачем?

Он отпил еще виски и чуть скривил губы, проглатывая.

-- У этой девчонки -- особый талант. Как бы это назвать... Чувство жизни? Черт его знает. Но что-то есть, несомненно. Я очень хорошо это чувствовал. Вроде и не красавица. И актерские данные весьма средние. Но стоит ей просто появиться на экране -- и фильм сразу приобретает внутреннюю законченность. Я серьезно. Такой вот природный дар. Поэтому я и решил ее в картине использовать. И не прогадал. Всем, кто фильм смотрел, понравилась именно Кики. Я не хвастаюсь -- но сцена с ней удалась особенно здорово. Очень реалистично. Ты не находишь?

-- Да уж, -- подтвердил я. -- Реалистичнее некуда.

-- После этого я всерьез собирался ввести ее в Большое Кино. Уверен, у нее бы отлично получилось... Да вот не вышло: она пропала. И это -- вторая сложность в твоей задачке. Просто взяла и исчезла. Как дым. Как утренний туман.

-- Что значит -- исчезла?

-- А то и значит. В буквальном смысле. Точно сквозь землю провалилась. Где-то с месяц назад. Я предложил ей -- давай, мол, придешь на пробу. Все уладил, со всеми договорился, только приди -- получишь большую роль в новом фильме. За день до пробы позвонил ей, лишний раз уточнил время встречи. Сказала, что придет вовремя... И не пришла. Как в воду канула. С тех пор ее больше никто не видел.

Он подозвал пальцем официанта и заказал еще пару виски с водой.

-- Один вопрос, -- продолжал Готанда. -- А ты с ней спал?

-- Да, -- ответил я.

-- То есть, м-м... Если бы я сказал, что тоже с ней спал, ты... Тебе было бы неприятно?

-- Нет, -- ответил я.

-- Ну, слава богу! -- вздохнул он с облегчением. -- А то у меня врать всегда плохо получалось. Так что лучше сразу признаюсь: я с ней тоже спал, и не раз. Девчонка что надо. Со странностями, конечно, -- но в душу людям западать умеет, этого у нее не отнять. Ей бы актрисой стать. Далеко бы пошла, мне кажется... Жаль, что все так обернулось.

-- Так что же -- ни адреса, ни телефона? Ни даже фамилии?

-- В том-то и дело -- ни малейшей зацепки. Никто ничего не знает. Кроме того, что ее звали Кики.

-- А в бухгалтерии проверял? -- спросил я. -- Расписки в получении гонораров. Чтобы получить гонорар, нужно указать свои фамилию и адрес. Для налоговых отчетов, так ведь?

-- Конечно, проверял. Только все без толку. Она не являлась за гонорарами. Деньги начислены, но не выданы. Расписок нет. Вакуум.

-- Не захотела получать деньги? Но почему?

-- Спроси что-нибудь полегче, -- сказал Готанда, принимаясь за третье виски. -- Может, не хотела инкогнито раскрывать. Женщина-загадка, я это сразу понял... В общем, брат, как ни крути -- а мы с тобой совпадаем уже по трем позициям. Вместе лягушек резали -- раз, обоих жены бросили -- два, плюс оба спали с Кики...

Подали салаты и стэйки. Надо признать -- отменные стэйки. Точь-в-точь как на фото в меню -- слабо обжаренные, с кровью. Ел Готанда потрясающе аппетитно. То есть, держался он за столом очень просто и вряд ли получил бы высокие баллы на конкурсе светских манер -- но есть с ним на пару было чрезвычайно уютно и гораздо вкуснее, чем в одиночку. В каждом его движении угадывался тот неописуемый шарм, от которого съезжают крыши у девчонок. Подражать этому шарму бесполезно, научиться ему невозможно. Или он у тебя с рождения -- или живи без него.

-- Кстати, а где ты познакомился с Кики? -- спросил я, вонзая нож в мясо.

-- Где?.. -- Он немного подумал. -- Да по телефону вызвал девчонку, она и пришла. Сам понимаешь, по какому телефону...

Я молча кивнул.

-- Я же после развода только с такими и спал. Удобно, никаких хлопот. С непрофессионалками -- в постели скучно, с актрисами студии -- того и гляди, в скандальную хронику угодишь... А эти приходят сразу, только позвони. Дорого берут, это да. Но зато язык за зубами держат. Могила! Мне этот телефончик продюсер подкинул. Там у них девчонки что надо. Расслабляют без дураков. Настоящие профи, и при этом -- совсем не потасканные. Сплошное взаимное удовольствие...

Он отрезал кусок мяса, положил в рот, со смаком прожевал, проглотил -- и отхлебнул еще виски.

-- Ну, как тебе мясо? Неплохо, а?

-- Совсем неплохо, -- согласился я. -- Не к чему и придраться... Достойное заведение.

Он кивнул.

-- Хотя тоже надоедает до смерти, если ходить сюда по шесть раз в месяц.

-- А зачем сюда ходить по шесть раз в месяц?

-- Здесь ко мне привыкли. Небо не падает на землю, когда я вхожу. Официанты не шушукаются на раздаче. Публика к знаменитостям привыкшая -- никто не разглядывает меня, как в слона в зоопарке. Не клянчит автограф, когда я режу стэйк. Только в таком месте и можно поесть спокойно. В общем, больная тема...

-- М-да... Кошмар, а не жизнь, -- посочувствовал я. -- И о списании расходов с утра до вечера голова болит.

-- И не говори, -- сказал он, даже не улыбнувшись. -- Так на чем я остановился?

-- На том, что ты вызвал шлюху по телефону.

-- Ага, -- кивнул Готанда и вытер губы салфеткой. -- Вызвал-то я девчонку, к которой уже привык. Только ее в тот день почему-то не было. И вместо одной девчонки прислали мне сразу двух. Чтобы я, значит, сам выбрал, которая мне больше нравится. Дескать, я у них клиент повышенного внимания, вот они и предлагают мне такой сервис... Одна из них была Кики. Ну, я подумал-подумал, лень было выбирать -- я и трахнулся с обеими.

-- Хм... -- только и сказал я.

-- Это как-то тебя задевает?

-- Да боже упаси, -- отмахнулся я. -- В школе, может, и задело бы, но сейчас...

-- Ну, в школе я и сам бы на такое не решился, -- усмехнулся Готанда. -- А тут, представь себе, взял и трахнулся сразу с двумя. Ох, и классное сочетание! Та, вторая девчонка -- просто загляденье. Обалденная красота и грация. Каждый квадратный сантиметр тела кучу денег стоит. Я не преувеличиваю. Уж я-то на своем веку много красавиц перевидал, но эта -- одна из лучших. Характер отличный. Голова светлая. Если что, и за жизнь поговорить умеет. А Кики -- нечто совсем другое... То есть, внешне-то и она недурна, все в порядке. Просто ее красота -- не такая яркая и эффектная, а как бы это сказать...

-- На каждый день, -- подсказал я.

-- Вот-вот! На каждый день... Так и есть. Одевается просто, разговаривает без кокетства, косметики почти никакой. Вообще, держится так, будто ей на все это наплевать. Но зато -- удивительная штука: чем дальше, тем больше тянет общаться именно с ней. С Кики, то есть... Мы сначала трахнулись все втроем, а потом еще долго валялись прямо на полу -- что-то пили, музыку слушали, болтали о том о сем. В общем, классно было. Как в студенческие годы вернулся, ей-богу. Сто лет уже так не расслаблялся... И потом я еще несколько раз вызывал именно их вдвоем.

-- Когда это было примерно?

-- После развода, считай, полгода прошло... Значит, полтора года назад! -- подсчитал он. -- В общем, вот так, «на троих» у нас получилось несколько раз. Отдельно Кики я не вызывал и один на один с ней не спал. Почему, интересно? Ведь стоило бы попробовать...

-- И действительно, почему? -- спросил я.

Он положил вилку и нож на тарелку, поднял руку и с легкой небрежностью коснулся пальцем виска. Его любимый жест в задумчивости. «Полный шарман», как сказали бы девчонки.

-- Черт его знает... Может, просто боялся.

-- Боялся? Чего?

-- Наедине с ней остаться, -- ответил он. И снова взялся за вилку и нож. -- Понимаешь, есть у нее внутри какой-то... раздражитель, что ли. Возбуждает психику того, кто с ней рядом. Это очень трудно словами выразить. Вернее, даже не возбуждает, а... Нет, не могу объяснить.

-- Внушает, что делать? Ведет за собой?

-- Может, и так... Сам толком не пойму. Как-то я слишком размыто, неясно все это чувствовал. Точно сказать не получается. Но остаться с ней наедине так духу и не хватило. Хотя, на самом деле, к ней-то меня тянуло куда больше. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я...

-- Кажется, понимаю, -- сказал я.

-- То есть, если б я трахнул ее одну, черта с два мне удалось бы расслабиться. Казалось, свяжись я с ней -- меня обязательно затянет куда-то гораздо глубже. Хочу я того или нет. Но как раз этого я и не хотел! Мне нужно было просто переспать с девчонкой и расслабиться. Вот поэтому у нас с ней ничего не было. Хоть она и нравилась мне ужасно...

С полминуты мы молча жевали стэйки.

-- Когда она на пробу не явилась, я к ней в клуб позвонил, -- продолжал Готанда после паузы, будто вспомнив что-то еще. -- Спрашиваю, где Кики. А нет ее, говорят. Исчезла. Не знаем, куда. Нету -- и все! Может, конечно, она сама велела так отвечать, если я позвоню. Черт ее знает... Как тут проверишь? Ясно одно: из моей жизни она испарилась.

Подошел официант, забрал пустые тарелки и спросил, не угодно ли кофе.

-- Да я бы, пожалуй, еще виски выпил, -- сказал Готанда.

-- Присоединяюсь, -- кивнул я.

И нам принесли по четвертому виски с водой.

-- Угадай, чем я сегодня весь день занимался? -- спросил Готанда.

Я пожал плечами.

-- Сегодня я весь день ассистировал зубному врачу. Чтобы в роль войти. Я сейчас в теледраме зубного врача играю, каждую неделю новая серия. Я, значит, стоматолог, а Рёко Накано ⁽²⁸⁾ -- окулистка. У обоих клиники в одном районе, знаем друг друга с детства, да всё как-то не встретимся по-настоящему... Ну, и так далее. Банально, конечно -- ну да все эти теледрамы банальны, куда денешься. Смотрел, небось?

-- Не-а, -- сказал я. -- Я вообще телевизор не смотрю. Только новости. Да и те -- пару раз в неделю, не чаще.

-- И правильно делаешь, -- кивнул Готанда. -- Оно и к лучшему: совершенно поганая драма. Я тоже ни за что бы не стал смотреть, кабы сам в ней не снимался. Но -- популярная. То есть, действительно до ужаса популярная. Как и любая банальность, одобряется и поддерживается большинством населения. В студию каждую неделю куча писем приходит. Пишут стоматологи со всей страны! То я инструменты не так держу, то лечу неправильно, то еще что-нибудь -- в общем, пилят за каждую мелочь. Дескать, ваш убогий сериал смотреть противно. Ну, так и не смотрели бы, кто же вас заставляет? Я правильно говорю?

-- Может, и правильно... -- сказал я.

-- И вообще: почему, интересно, как только нужно играть учителя или доктора, все прибегают ко мне? Ты знаешь, скольких я врачей сыграл? Не перечесть! Из всех врачей я не сыграл разве только проктолога. И то потому, что его работу по телевизору показывать неприлично... Даже ветеринара играл. И гинеколога... А уж учителей сыграл -- всех предметов, каким только в школе учат. Не поверишь -- даже репетитора на дому изображать довелось. Почему так всегда получается?

-- Наверно, ты так устроен, что все хотят тебе верить?

Готанда кивнул.

-- Наверно. Да я и сам это знаю... Когда-то давно получил занятную роль: торговец подержанными автомобилями. Ну, знаешь, один из этих покореженных жизнью типов. Смачный такой: со вставным глазом, болтливый -- из любого дерьма конфетку сделает и продаст в пять минут. Мне ужасно нравилось его играть. И, думаю, у меня хорошо получалось. Только все без толку. В студию посыпались письма. Много писем. Дескать, какая страшная несправедливость, что такому актеру дали подобную роль, как его жалко и все такое. Мол, если его и дальше будут заставлять это играть, мы откажемся покупать продукцию спонсоров вашей передачи... Кто тогда был спонсором, я уж не помню -- то ли «Лайонз» с их зубной пастой, то ли «Санстар»... Забыл. Но так или иначе, прямо посреди сериала моего торгаша из сценария вырезали. Вжик -- и нету! Даром что одна из ведущих ролей. А ведь какой интересный характер был -- эх!.. И с тех пор потянулось всю дорогу: врачи, учителя, репетиторы...

-- М-да. Сложная у тебя жизнь.

-- А может, наоборот -- слишком простая? -- рассмеялся Готанда. -- В общем, я сегодня весь день ассистировал зубному врачу, постигая премудрости стоматологии. Уже несколько раз туда ходил. И должен тебе сказать -- у меня неплохо получается. Честное слово! Даже главврач похваливает. Простенькую медпомощь уже оказываю самостоятельно. Пациенты меня не узнают -- я же в маске, все как положено. Но стоит мне с ними заговорить -- сразу расслабляются безо всяких успокоительных...

-- То есть, хотят тебе верить? -- уточнил я.

-- Ну да... -- кивнул он. -- Похоже на то. Да я и сам, когда с ними вожусь, успокаиваюсь необычайно. Я вообще часто думаю: наверно, по складу характера мне следовало стать учителем или врачом. Выбери я в свое время какую-то из этих профессий -- может, и жил бы сегодня счастливо. И ведь запросто смог бы! Если б лучше понял тогда, чего на самом деле хочу...

-- Значит, сейчас ты -- несчастлив?

-- Сложный вопрос... -- задумался Готанда, трогая пальцем лоб. -- Все дело в том, верю я сам себе или нет. С одной стороны, всё -- как ты говоришь. Мои зрители мне верят. Но видят-то они не меня, а мой образ! Сценический имидж, призрак и ничего больше. Нажми кнопку, выключи телевизор -- призрак тут же исчезнет. Щелк! -- и от меня ни черта не осталось. Так?

-- Так, -- согласился я.

-- А вот будь я настоящим врачом или учителем -- никакой бы кнопки не существовало. Тогда бы я всю дорогу был просто самим собой...

-- Но ведь тот, кого ты играешь, тоже живет в тебе постоянно... -- сказал я.

-- Господи, как я иногда устаю! -- тихо сказал Готанда. -- От этого раздвоения вечного. Жутко устаю. До головной боли. Перестаю понимать, кто я на самом деле. Где еще я настоящий -- а где мой персонаж. Ощущение себяутрачивается напрочь. Как будто исчезает граница между собой и собственной тенью...

-- Ну, в каком-то смысле все люди этим страдают, -- сказал я. -- Не ты один такой.

-- О, нет, конечно! Моменты, когда теряешь себя, случаются с кем угодно, -- согласился Готанда. -- Я просто хочу сказать, что в моем случае предрасположенность к этому слишком сильна -- и слишком фатальна, что ли... С детства, заметь! С самого детства -- и до сих пор. Я ведь тебе в школе ужасно завидовал...

-- Мне?! -- Я подумал, что ослышался. -- Ерунда какая-то... В чем можно было мне завидовать? Даже не представляю.

-- Как бы это сказать... Ты всегда в одиночку занимался тем, что тебе нравится. Никогда не заботился о том, как тебя окружающие оценят -- просто делал, что хотел, как сам считал нужным. Таким ты мне казался, по крайней мере. Парнем, который сохраняет свое «я» при любых обстоятельствах... -- Готанда приподнял бокал и посмотрел сквозь него куда-то вдаль. -- А я... Я всегда был «надеждой коллектива». С младых ногтей и до сих пор. Отличная успеваемость. Популярность. Опрятная внешность. Доверие учителей и родителей. Вечный лидер класса. Звезда школьного бейсбола. Как битой ни махну -- мяч непременно через все поле перелетает. Сам не знаю, почему. Но всегда сильный удар получался. Ты просто не представляешь, какое это странное ощущение...

-- Не представляю, -- подтвердил я.

-- И поэтому, когда бы ни случились какие-нибудь соревнования -- обязательно звали меня. Как тут откажешься? Конкурс докладов по какой-нибудь теме -- тоже посылали меня. Сами учителя говорили: иди, мол, готовься, будешь весь класс представлять. Что мне оставалось? Шел и побеждал... Выборы старосты -- все заранее знают, что выберут меня. На экзаменах никто и не сомневается, что я все отвечу правильно. Попадается на уроке задачка посложнее -- все смотрят, как решено у меня. За всю школьную жизнь не опоздал на урок ни разу... И, в общем, постоянно давило чувство, будто я -- это вовсе не я. А какой-то совсем другой человек, которому это и подходит. И в старших классах все было так же. Просто один к одному... Старшие-то классы мы с тобой уже в разных школах оттрубили. Ты остался в государственной, а я в частный колледж экзамены сдал. Там я заделался крутым футболистом. Тот колледж, даром что с научным уклоном, футбольную команду собрал -- будь здоров! Когда я поступал, они уже готовились к чемпионату страны среди юниоров... В общем, и на новом месте старая история повторилась. Примерный ученик, отличный спортсмен, прирожденный лидер... Девчонки из соседней гимназии только на меня и глазели. Я даже завел себе одну. Красивая была... Каждую нашу игру смотреть приходила. Так и познакомились. Правда, мы с ней не трахались. Обжимались только. Помню, придем к ней домой -- и давай, пока родителей нет, руками. Торопливо так. Но все равно было здорово. Свидания ей в библиотеке назначал... Девчонка была -- как с картинки! Или из передачки «Эн-Эйч-Кей» ⁽²⁹⁾ про счастливые школьные годы...

Готанда отхлебнул еще виски и покачал головой.

-- В университете, правда, кое-что изменилось. Война во Вьетнаме, молодежные бунты по всей стране, Единый Студенческий Фронт -- ну, сам знаешь... Я, конечно же, опять выбился в лидеры. Там, где хоть что-нибудь движется, меня обязательно вперед выдвигают. По-другому просто быть не могло. Баррикады строил, в коммуне жил -- свободная любовь, марихуана, «Дип Пёрпл» с утра до вечера... Словом, делал то же, что и все вокруг. Потом пригнали спецвойска, всех отловили, подержали в камере немножко... После этого заняться стало нечем. И вот как-то раз девчонка, с которой я тогда жил, затащила меня в молодежный театр -- что, говорит, слабо попробовать? Я сперва думал: попробую шутки ради -- но постепенно во вкус вошел. Не успел и втянуться, как мне, новичку, роль хорошую дали. Да я и сам уже чувствовал, что способности есть. Изображать других людей, чужие жизни играть... Природная склонность какая-то. Года два в театре провел -- и в той, подпольной среде даже стал знаменитостью... Жизнь у меня тогда была -- полный бардак. Пьянки, бабы какие-то бесконечные... Ну, да в те времена все так жили. И вот как-то приходят ко мне с киностудии и предлагают: мол, не хочешь ли сняться в кино. Интересно стало, решил попробовать. Тем более, что и роль была неплохая. Сыграл им, помню, такого чуткого и ранимого парнишку-старшеклассника. А они мне -- раз! -- и следующую роль предлагают. И тут же телевидение сниматься зовет. И пошло-поехало, как по рельсам. Свободного времени оставалось все меньше, и с театром пришлось расстаться. Со сцены уходил -- чуть не плакал. Но другого выхода не было. Не киснуть же всю жизнь в подполье! Так хотелось выскочить в Большой Мир... И вот пожалуйста -- выскочил. Крупный специалист по ролям врачей и школьных учителей. В двух рекламных роликах снялся. Таблетки от живота и растворимый кофе. Вот тебе и весь «большой мир»...

Готанда глубоко вздохнул. Со всем своим профессиональным шармом. Но все-таки вздох оставался вздохом -- очень грустным и искренним.

-- Жизнь как на картинке, тебе не кажется? -- спросил он.

-- Ну, нарисовать такую картинку тоже не каждому удается... -- заметил я.

-- В общем, да... -- вяло согласился он. -- Мне, конечно, везло все время, тут я спорить не стану. Но если подумать -- я же ничего не выбирал себе сам! Иногда просыпаюсь ночью, и так страшно делается -- сил нет... Лежу в холодном поту и думаю. Где она, моя жизнь? Куда запропастилась? Куда подевался тот настоящий «я», каким я когда-то был? Всю дорогу -- сплошные чужие роли: мне их навязывают постоянно, а я все играю да играю. И при этом ни разу -- ни разу! -- ничегошеньки не выбирал себе сам...

Я не знал, что на это сказать. Что тут ни скажи -- похоже, все будет мимо.

-- Я, наверно, слишком много о себе болтаю, да? -- спросил Готанда.

-- Вовсе нет, -- покачал я головой. -- Хочешь выговориться -- валяй, выговаривайся. Я никому не скажу, не бойся.

-- Вот как раз этого я не боюсь, -- произнес Готанда, глядя мне прямо в глаза. -- И никогда с тобой не боялся. Тебе я доверяю. Сам не знаю, почему. Такие вещи не говорят кому попало. То есть, я об этом не говорил почти никому. Только жене и сказал. Все как есть, от чистого сердца. Мы с ней вообще очень искренне все друг другу рассказывали. И отлично ладили. Понимали друг друга с полуслова, и любили по-настоящему... Покуда ее чертова семейка все вверх дном не перевернула. Оставь они нас в покое -- мы бы с ней и сейчас замечательно жили. Только она постоянно колебалась в душе... Все-таки ее в очень жесткой среде воспитали. Против семейства и пикнуть не смела. Ужасно от них зависела. Ну, я и... Впрочем, ладно, что-то я заболтался. Это уже совсем другая история. Я только хотел сказать, что с тобой я могу говорить откровенно и ничего не боюсь. Просто, может, тебе все это выслушивать -- в тягость?

-- Нет, не в тягость, -- покачал я головой.

Затем Готанда ударился в воспоминания о нашей лабораторной эпопее. Сказал, что во время опытов всегда ужасно напрягался, боясь сделать что-то неправильно. Потому что потом должен был показать, как это делается, девчонкам, у которых не получалось. И что всегда завидовал мне, потому что я все выполнял спокойно, да не по инструкции, а как сам считал нужным.

Я хоть убей не помнил, чем именно мы тогда занимались, и совершенно не представлял, чему он там мог позавидовать. Все, что я помнил -- это как безупречно двигались его руки. Как мастерски эти руки зажигали газовую горелку, как настраивали микроскоп. И как девчонки в классе следили за каждым его движением -- так, будто на их глазах совершалось чудо. Я же если и оставался спокойным, то лишь по одной-единственной причине: все самое сложное всегда выполнял он сам.

Ничего этого я ему не сказал. Я просто молчал и слушал.

Через некоторое время к нашему столику подошел одетый с иголочки мужчина лет сорока, с чувством хлопнул Готанду по плечу и раскатисто произнес:

-- Здорово, старик! Тыщу лет не виделись, а?

На его запястье поблескивал «ролекс» -- столь неприкрыто-пижонского вида, что от неловкости хотелось отвернуться. За какую-то четверть секунды мужчина оглядел меня -- и забыл о моем существовании, как только отвел глаза. Таким взглядом окидывают коврик при входе в дом. И даже мой галстук от Армани не помешал ему за эту четверть секунды вычислить: я -- не звезда. Они с Готандой обменялись стандартными приветствиями: «Ну, как ты? -- Да все дела, дела... -- Как-нибудь еще выберемся в гольф поиграть!» -- и так далее в том же духе. Затем Ролекс снова с силой хлопнул Готанду по плечу, бросил ему: «Ладно, до встречи!» -- и убрался восвояси.

После его ухода Готанда еще с минуту просидел, насупившись, затем поднял руку, подозвал двумя пальцами официанта и попросил счет. Когда счет принесли, он достал авторучку и подмахнул его, даже не глядя на сумму.

-- Ты не стесняйся. Мне расходовать надо побольше, -- сказал он мне. -- Это ведь даже не деньги. Это представительские расходы.