Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни 8 страница

Чтобы избавиться от вампира, его заклинают войти в кувшин; после заклятия горло кувшина затыкают пробкою и затем отправляются на избранное место; там зажигают несколько возов дров и дерну и бросают кувшин в средину пламени: когда сосуд раскалится и лопнет с сильным треском, «народ успокоивает себя мыслию, что вампир уже сгорел».

Точно так же и сербы отождествляют вампира с вукодлаком. По словам Караджича, вукодлаком называется человек, в которого спустя сорок дней после его кончины входит дьявольский дух и оживляет его бесчувственное тело («повампири се»). Вставая из гроба, он бродит по ночам одетым в саван («с покровом на рамену»), прокрадывается в избы, давит спящих людей и пьет из них кровь, отчего эти несчастные не только умирают, но и сами становятся вампирами (кровососами). Каждый покойник может «повампириться», если через него перелетит птица или перескочит какое-нибудь животное; потому сербы и считают священной обязанностью наблюдать, чтобы ничего подобного не случилось с их усопшим родичем.

Упитанный человеческой кровью, вукодлак лежит в могильной яме - тучный, раздутый и румяный. Иногда вукодлак является к своей овдовевшей жене (особенно если она молода и красива) и спит вместе с нею; говорят, «да оно д]ете нема KocTnjy [126 - Не имеет костей.], Koje се роди с вукодлаком». Вампир может проникать в дома сквозь всякую щель, и потому запирать от него двери так же бесполезно, как и от ведьмы. Словенцы и кашубы называют упырей вещими (vicszcy), то есть признают их ведунами и ведьмами; а соседние с кашубами немцы дают им прозвания begierig, unbegier и blutsauger.

«Вещий» - это человек, рождающийся на свет с зубами или в сорочке; когда он умирает, лицо его сохраняет яркий румянец, а левый глаз остается открытым. К покойникам, у которых заметят эти признаки, простолюдины относятся с чувствами невольного страха и озлобления.

На Руси и в Германии существует примета, по которой открытые очи мертвеца высматривают, как бы увлечь кого-нибудь в могилу; оскаленные зубы мертвеца и румянец на его щеках указывают в нем вампира. По рассказам кашубов, зарытый в землю вампир, пробуждаясь от могильного сна, начинает грызть свои руки и ноги, и покуда он грызет, один за другим заболевают и умирают сперва его родственники, а потом и другие обыватели.

Когда вампир изгложет свое собственное тело, он встает в полуночный час из гроба, отправляется в стадо и губит крестьянский скот или взбирается на колокольню и принимается звонить, всякий, кто услышит этот звон, делается добычею смерти. Но чаще всего вещие мертвецы являются ночью в дома, подступают к сонным людям и высасывают из них кровь, а насытившись, возвращаются в могилы. Тот, кого сосал «вещий», уже не пробудится больше: поутру находят его в постели мертвым, с маленькою, едва заметною ранкою на левой стороне груди, прямо против сердца, или с очевидными знаками укушения на левом грудном соске.

Если разрыть могилу вампира (хотя бы через год после его погребения), то легко убедиться, что заключенный в ней мертвец не подвергается тлению, что руки и ноги его страшно изгрызены, а губы обагрены свежею кровью. Подобные басни обращаются и между поляками, чехами и другими славянскими племенами (польск. upior, upir и upierzyca, чеш. upir и uperice); марлаки и далматинцы рассказывают о вакодлаках, сосущих кровь младенцев; истрияне называют упыря slrigon; по лужицкому поверью, когда мертвец принимается жевать свой саван или сосать собственную грудь, то вслед за ним сходят в могилу и все его родственники; поляки также приписывают упырям пожирание погребальных одежд и покровов.

Предания о вампирах не составляют исключительной принадлежности славян; они распространены почти у всех индоевропейских народов и должны быть возведены к древнейшей эпохе племенного единства. Валахи знают вампиров под именами murony и priccolitsch. Murony, по их мнению, - дух умерщвленного вампиром или существо, рожденное от любодейной связи; днем покоится он в могиле, а ночью прилетает к людям, питается их кровью и принимает различные образы, превращаясь в собаку, кошку, жабу, лягушку или кровососных насекомых (вошь, блоху, клопа, паука), Разрывая его могилу, находят в ней цельный, неистлевший труп, из глаз, ушей, носа и рта которого струится свежая кровь, а на руках и ногах видны недавно выросшие ногти. Priccolitsch - оборотень, являющийся в образе собаки; в ночное время он рыщет по лесам, пастбищам и селам, умерщвляет своим прикосновением лошадей, коров, овец, коз, свиней и упивается их кровью.

Новые греки смешивают вампиров с вовкулаками. Злые демоны, овладевая трупами усопших под церковным проклятием, одушевляют этих мертвецов, делают их оборотнями () и чрез их посредство распространяют повсюду свое губительное влияние. бегают ночью по улицам, стучатся в двери домов и выкликают имена местных жителей; кто отзовется на их оклик - тот немедленно умирает, подобно тому, как, по славянским преданиям, все отозвавшиеся на голос Моровой девы гибнут от заразы.

В Германии существует поверье, что с кончиною ребенка, рожденного с зубами во рту, начинается всеобщая, повальная смертность; существуют также сказания о мертвецах, которые, лежа в могилах, грызут свое собственное тело и одежды, а по ночам выходят из гробов, давят сонных и насылают на окрестное население мор. Чудовищный Грендель, о котором упоминает поэма о Беовульфе и который приходил ночью сосать кровь из жил спящих воинов, вполне соответствует жадным вампирам и вовкулакам; мать Гренделя носила прозвание волчицы. Яков Гримм указывает подобное же свидетельство в одной из древнесеверных саг.

Слово вампир - упырь (упир, впир, женск. - вампера, упирица, упирина, ynnpja) доселе не объяснено надлежащим образом; исследователи сближают его с литовским wempti -пить (alu wempti - потягивать брагу; wempti, wampiti - ворчать, бурлить, бормотать) или производят от корня pi (пить), с приставкою у - av, va. Если принять это производство, то вампир будет означать опойцу, существо, которое впивается в живое тело и сосет из него кровь, как пиявка. Хорутане именуют вампира pijawica; о человеке с красным от опьянения лицом сербы выражаются: «црвен као вампир»; и сербы, и словаки горького пьяницу обзывают vlkodlak’oM. Это существенное, характеристическое свойство упыря роднит его со змеем (смоком), высасывающим из своих жертв молоко и кровь, и с великаном Опивалою.

Первоначально под именем упыря предки наши должны были разуметь грозового демона, который сосет тучи и упивается дождевою влагою, ибо в древнейших мифических сказаниях дождь уподоблялся крови, текущей в жилах облачных духов и животных. Очевидно, высасывание крови вампирами есть то же самое, что высасывание ведьмами и вовкулаками молока из небесных кобылиц и коров; меняются только поэтические краски, основная же мысль и там и здесь - одна.

Зимний холод, оцепеняющий дождевые тучи, повергает творческие силы природы усыплению, смерти, проклятию; бог-громовник и молниеносные духи- сосуны дождей -скрываются в облачных подземельях и засыпают в гробах-тучах. Но эта смерть -временная; с возвратом весны они пробуждаются, восстают из гробов и начинают сосать молоко или кровь, то есть живительный дождь, из облаков, усыпленных чарами зимы. Сосут они по ночам, то есть во мраке грозовых туч, которые, облегая со всех сторон небо, претворяют светлый день в темную ночь; с возгласом петуха (знамение утреннего рассвета и громовых ударов, рассеивающих тучи) духи эти немедленно исчезают.

Вампир может высасывать жизненные соки (питаться кровью), не только являясь в дома и нападая на сонных; той же цели достигает он, терзая собственное тело острыми, железными зубами или принимаясь жевать свой саван, а по кашубскому поверью - и тогда, когда ударяет в колокол. Саван в данном случае есть туманный, облачный покров, облекающий молниеносного духа, то есть телесная риза, в которой пребывает пламенная душа усопшего; железный зуб есть метафора молнии, а звон - громовых раскатов.

Таким образом, пробужденная молния начинает грызть облако, как свое тело или свой саван, и точить из него живую воду дождя, или, выражаясь поэтически, упивается горячею кровью. Замирая на зиму, духи-вампиры лежат в гробах-тучах нетленными мертвецами - подобно тому, как в действительности трупы усопших, покоясь в земле, охваченной зимнею стужею, не разлагаются до наступления теплой весны.

В русском народе доныне удерживается суеверное убеждение, что колдуны, ведьмы, опойцы и вообще люди, предавшиеся злому духу, проклятые или отлученные от церкви, по смерти своей не гниют, что мать сыра земля не принимает их, что они выходят по ночам из гробов, бродят возле прежнего своего жилища и являются к родным и соседям; поэтому и называют их полуночниками.

Существует рассказ о матери, которая прокляла своего сына, и труп его оставался нетленным целые сто лет; наконец его откопали, старуха мать, которая еще продолжала жить, изрекла прощение - ивто же мгновение мертвец рассыпался прахом. Болгары через каждые три года разрывают могилы, и если найдут неистлевшие трупы, то, признавая этих мертвецов состоящими под родительским или священническим проклятием, снова отпевают их и возносят за них заупокойные молитвы.

По древнему воззрению, в шуме весенней грозы праздновался брачный союз дьявола или вовкулака с ведьмою; плодом этого союза была летучая молния - упырь, существо эльфическое, воздушное, всюду свободно проникающее и потому, по мнению народа, рождаемое без костей. Отсюда возникли сказания: во-первых, о плотском смешении вовкулаков с женщинами и, во-вторых, о появлении упырей на свадьбах и высасывании ими из жениха и невесты крови.

Рядом с этими мифическими представлениями необходимо поставить сербское предание о духе, излетающем из ведьмы. «Щештица, - говорит Караджич, - има у себи некакав Йаволски дух, kojn у сну из и>е изийе и створи се у лепира, у кокош или у Йурку, па лети по куйама и jefle луде, а особито малу щецу; кад найе чов]ека rflje снава, а она га удари некаквом шинком преко л^еве сисе те му се отворе прей док извади срце и из]еде, па се онда прей опет срасту. Неки тако из]едени луди одмах умру, а неки живе више времена, колико je она одсудила кад je ерце jeлa, и онаковом смрти умру, на какову она буде намщенила... Кад у каквом селу помре много д]еце или лудии, и кад сви повичу на Kojy жену да je вдештица и да их je она ojлea» - ту связывают и ведут на публичную расправу [127 - Перевод; «Вещица имеет в себе некий дьявольский дух, который выходит из нее во время сна, превращается в бабочку, курицу или индейку, летает по домам и поедает людей, особенно младенцев. Находя спящего человека, вещица ударяет его прутом в левый сосок, открывает ему грудь, достает и съедает сердце, после чего грудь опять срастается. Некоторые из этих лишенных сердца людей].

Этот кровососный дух называется Aедогоььа и признается существом, тождественным вампиру. Когда в семье умирают дети, то вновь народившегося ребенка мать нарицает Вуком (валком): имя это дает она под влиянием мысли, что детей у нее поела злая вещица, «а на вука да не he CMjera ударити».

В одной из сербских песен спящий мальчик, которого будит сестра, отвечает ей:

«Нека и, cejo, не могу;

Вештице су ме изеле:

MajKa ми срце вадила,

Стрина joj лучем светлкла» [128 - Перевод: «Не могу, сестрица! вещицы меня изъели: мать вынула мое сердце, тетка ей лучиной светила».].

Итак, упырь есть порождение ведьмы, плод ее чрева (облака) или, по другому представлению, он- вечно живая, бодрствующая душа, исходящая из тела вещей жены во время ее глубокого, непробудного сна.

Но сон- эмблема смерти, и в русском народе существует убеждение, что когда человек обмирает (лежит в летаргическом сне), то душа его, вылетая на свободу, странствует на том свете, созерцает рай и ад, и потом снова возвращается в свое покинутое, бездыханное тело. Отсюда очевидно тесное сродство упырей и ведьм с душами-эльфами или марами; подобно этим стихийным карликам, они незаметно проскользают сквозь щели и замочные скважины, налегают на сонных людей и причиняют им удушье. Падающие звезды и метеоры, связь которых с представлением души человеческой достаточно объяснена выше, в Харьковской губернии принимаются за ведьм, поспешающих на бесовские игрища.

Малорусы ведьму называют марою; чехи упырям и волкодлакам дают названия mory, muy, muasi (сравни волошск muruny). Появляясь ночью muy нападают на спящих, давят их и сосут кровь из сердца и молоко из женских грудей; родильницы должны тщательно оберегать и себя, и своих детей от злой мары, заклиная ее не приближаться к своему ложу: «Mury, mury! ne pristupuj k memu lozi, pokud nespocitas pisek v mosi, hvezdy na nebi, cesty na zemi». По свидетельству Илича, mora- старая баба, которая по ночам превращается в муху или бабочку, прилетает в избы и душит людей.

Эльфические существа, известные в Малороссии под именем мавок, защекочивают парубков для того, чтобы упиваться их кровью; о навах летопись сохранила любопытное известие, что они избивали народ - губили его моровою язвою. Излетающий из ведьмы кровососный дух принимает образ птицы, ночного мотылька или мухи и открывает грудь обреченного на смерть человека ударом прута, то есть молнии, что вполне согласуется с русским поверьем, будто упырь прокалывает свою жертву острым шильцем, и с поверьем кашубским, будто умерщвленный вампиром имеет на груди маленькую рану. По немецким и славянским поверьям, колдуны и ведьмы выпускают эльфа-бабочку из-под своих густых, сросшихся вместе бровей, то есть молния разит, как пламенный взор, сверкающий из-под нависших облаков.

О вовкулаке рассказывают, что когда он показывается в человеческом образе, то отличительною его приметою бывают сросшиеся вместе брови. Птица, мотылек и муха -общеизвестные у арийских племен представления души, разлучившейся с человеческим телом. То же значение придавал миф и летучей мыши; замечательно, что слово «вампир» употребляется не только в смысле загробного выходца, полуночника, но ив смысле летучей мыши, которая обыкновенно прячется днем и показывается уже по закате солнца, почему и была названа нетопырем - гшхтерц, vespertilio. Сверх того, как существо стихийное, душа наравне с дующими ветрами и грозовым пламенем олицетворялась собакою и кошкою.

Отсюда создалось поверье, что мертвец тотчас же оживает и делается вампиром, как скоро через труп его перепрыгнет собака, кошка или перелетит птица; на Украине же думают, что человек, которого овеет (одушевит) степной ветер, становится упырем. Подобно сербским вещицам, греко-италийские стриги, нападая на сонных, вынимают трепещущее сердце, жарят его и съедают, а взамен кладут в раскрытую грудь солому или полено, после чего человек продолжает жить без сердца. Румыны верят, что чародеи могут обвить сердце человеческое клубком ужей или змей, которые не перестают сосать его до тех пор, пока не высосут всю кровь до последней капли.

Могучий двигатель крови и необходимое условие жизни - сердце - издревле принималось за вместилище души и ее способностей: мысли, чувства и воли [129 - У нас говорится: человек с сердцем, с душою, с чувством, сердечный: это ему по сердцу (по желанию); Бог проницает в глубину сердец, Он знает: у кого что на сердце; серчать -гневаться и т. д. тотчас же умирают, а другие продолжают жить столько времени, сколько присудила им поедучая ведьма, и потом погибают назначенною от нее смертию».]. Поэтому выражение «ведьма съедает сердце» следует понимать в том смысле, что она похищает у человека жизнь, извлекает из него душу, обращает его в бескровный труп. Такое объяснение вполне оправдывается поверьями, отождествляющими ведьм с нечистыми духами повальных болезней и с богинею смерти (Моровою девою). Но сверх этого указанное выражение могло применяться и к стихийным явлениям природы: как «высасывание крови» относилось первоначально к пролитию дождя, так «съедание сердца» могло обозначать мысль о молниеносном духе, терзающем внутренности, сердцевину дождевой тучи. В этом отношении народные сказания о ведьмах и вампирах сближаются с древненемецким преданием о драконе Фафнире и греческим мифом о Прометее.

Зигурд, победитель Фафнира, вынимает из него сердце, жарит на огне и съедает и чрез то самое обретает высокий дар предвидения, то есть герой громовник разводит грозовое пламя, пожигает дракона-тучу или (что то же) пожирает его внутренности и упивается вещим, вдохновительным напитком дождя. Миф о Прометее изображает этого титана похитителем небесного огня; разгневанные боги приковали его к скале и послали орла -носителя Зевсовых молний клевать его печень [130 - Шварц (Sonne, Mond u. Sterne, 1422), объясняя эти предания, принимает «сердце» за поэтическое обозначение солнца, закрытого тучами, так как у древних писателей оно называлось «сердцем Вселенной». Что ведьмам приписывалось пожирание солнца - об этом сказано выше. Здесь прибавим, что ребенок, родившийся с зубами, признается у венгров существом чародейным (по мнению чехов, это - мора); когда он умирает, то ему в рот кладут камень; в противном же случае он проглотит и солнце, и месяц. Точно так же славяне кладут камень в рот вампира, дабы он не мог высосать кровь. Слово «упырь» перешло от русских к татарам и чувашам; у первых убыр - колдунья, ведьма, у последних вабур - чародей, поедающий луну. В ярких красках зори и в преломленных лучах солнца предки наши видели потоки крови, а солнечные затмения приписывали демону, который в образе волка грызет дневное светило и точит из него горячую кровь.].

Та любопытная черта, что ведьма, пожирая сердце, заменяет его обрубком дерева или пуком соломы, может быть легко объяснена поэтическим уподоблением грозового пламени, во-первых, живому огню, добываемому из дерева, и, во-вторых, костру горящей соломы; самая молния, как известно, представлялась волшебным прутом, веткою и стеблем разрыв-травы.

Мазовецкое предание рассказывает о рыцаре, который долгое время славился своим мужеством и отвагою; но вот однажды, пользуясь его сном, явилась ведьма, ударила его в грудь осиновой веткою и, когда грудь раскрылась, вынула из нее трепещущее сердце, а на место похищенного положила другое, заячье сердце. Храбрый рыцарь проснулся боязливым трусом и оставался таким до самой смерти. В Польше ходил рассказ о ведьме, которая выкрала у одного крестьянина сердце и посадила ему в грудь петуха; с тех пор несчастный постоянно кричал петухом. Основа этих преданий - чисто мифическая, ибо и заяц, и петух принимались символами огня и сверкающих молний.

Позднее, перерабатывая старинные мифы, фантазия налагает на них печать нравственных воззрений и пользуется для этого всяким готовым намеком; так как заяц возбуждает представление трусости, то отсюда в рассказе о рыцаре с заячьим сердцем главный интерес сосредоточился на тех душевных страданиях, какие должен испытывать воин с утратою мужества и доброй славы. С похищением сердца связываются и чары на любовь. По народному воззрению, чувство любви охватывает человека как внутреннее пламя, возжигаемое в его сердце стрелою громовника и раздуваемое буйными вихрями. Желая пробудить это страстное чувство, волшебницы вынимают из груди юноши или девицы сердце, жарят его и наговаривают любовную тоску. По справедливому замечанию Я. Гримма, в связи с этим поверьем должны быть поставлены и следующие доселе употребительные выражения: «она похитила мое сердце» - заставила полюбить себя, «он отдал ей сердце», «он очарован, обворожен ею».

Мы знаем, что ведуны и ведьмы, выдаивая облачных коров, производят засухи, неурожаи, голод и моровую язву; те же гибельные последствия соединяет народ и с высасыванием крови вампирами. Злому влиянию упырей и ведьм приписываются как зимнее оцепенение дождевых туч, так и летний, все пожирающий зной. Русские поселяне убеждены, что упыри и вовкулаки могут творить бездождие, насылать бури, неурожаи, скотские падежи и различные болезни; там, где они бродят, одна беда следует за другою.

По сербскому поверью, вукодлак преимущественно показывается зимою и в голодные годы: «У врщеме глади често га привийау око воденица [131 - Водяная мельница.], око амбара житии]ех и око чардака и кошева кукурузнщех», где и поедает заготовленный хлеб и кукурузу. В таких общественных бедствиях исстари и доныне обвиняются блуждающие мертвецы.

Еще в XIII веке Серапион обращался с укором к современникам, которые воспрещали погребать тела удавленников и утопленников и вырывали их из могил как виновников засухи и неурожаев. Обычай этот в XVI веке настолько был силен, что Максим Грек признал необходимым вооружиться против него особым посланием: «Кий ответ сотворим (говорит он) в день судный, телеса утопленных или убиенных и поверженных не сподобляюще я погребанию, но на поле извлекше их, отыняем колием, и еже беззаконнейше и богомерско есть, яко аще случится в весне студеным ветром веяти и сими садимая и сеемая нами не преспевают на лучшее, оставивше молитися содетелю и строителю всех. аще увемы некоего утопленного или убитого неиздавпа погребена. раскопаем окаянного и извержем его негде дале и непогребена покинем . по нашему по премногу безумию виновно стужи мняще быти погребение его».

Димитрия Самозванца народная молва обвиняла в чародействе [132 - В современных грамотах говорится, что Отрепьев - еретик, впал в чернокнижие и обольстил народ бесовскими мечтами.]; когда он погиб насильственной смертью, труп его был выставлен на Красной площади и в продолжение трех дней лежал на столе с дудкой, волынкою и маскою, атрибутами окрутников и скоморохов, а затем погребен в убогом доме за Серпуховскими воротами. Это было в половине мая 1606 года; как нарочно, настали тогда сильные морозы, вредные для полей, садов и огородов. Столь поздние холода москвичи приписали самозванцу; они вырыли его труп, сожгли на Котлах и, смешавши пепел с порохом, выстрелили им из пушки.

Запрещение хоронить утопленников, удавленников, чародеев существовало и у других славянских племен; самоубийцы и доныне лишаются христианского погребения. Всякое физическое бедствие (бездождие, буря, град, чрезмерный зной или стужа) приписывается народом влиянию мертвецов, погибших насильственным образом: их стихийные души блуждают в воздушных сферах, носятся буйными вихрями и грозою и, нарушая порядки природы, как бы мстят людям за свою неестественную разлуку с жизнию. Предубеждение против таких мертвецов до сих пор не истребилось между русскими поселянами; особенно боятся они опойцев.

Еще недавно бывали случаи, что крестьяне во время долгих засух по общему мирскому приговору выкапывали из могилы труп опойцы и топили его в ближайшем болоте или озере, твердо веруя, что после того непременно пойдет дождь. Засуха нынешнего лета и опасение неурожая заставили крестьян Тихого Хутора (в Таращанском уезде) прибегнуть к следующему средству: они разрыли могилу скончавшегося в декабре прошлого года и похороненного на сельском кладбище раскольника, приподняли его из гроба, и между тем как один из них бил мертвеца по черепу, приговаривая: «Давай дождя!» - другие лили на усопшего воду сквозь решето, затем снова уложили его в гроб и закопали на прежнем месте.

В некоторых деревнях, с целью вызвать дождь, в могилу заподозренного мертвеца лили воду целыми бочками. Эти представления о вампирах, сосущих кровь, то есть скрадывающих дожди и насылающих неурожаи, заставили фантазию сроднить их с богинею смерти, во-первых, потому, что вслед за неурожаями начинаются повальные болезни, а во-вторых, потому, что самая Смерть, нападая на людей и животных, высасывает из них кровь и оставляет одни холодные и безжизненные трупы. Обитатели загробного царства, вампиры, являлись слугами и помощниками Смерти, и каждая отошедшая из сего мира душа рассматривалась как бы увлеченная ими в свое сообщество.

Поселяне наши убеждены, что Коровья Смерть (чума рогатого скота) есть оборотень, который принимает на себя образ черной коровы, гуляет вместе с деревенскими стадами и напускает на них порчу. Всюду в славянских землях гибельное действие моровой язвы объясняется злобою вампиров, и не только предания, но и положительные свидетельства памятников утверждают, что для отвращения повальной смертности народ прибегал к разрытию могил, извлечению трупов и различным над ними истязаниям. Так как от зачумленного покойника прежде всего заражаются те, посреди которых он скончался, то отсюда возникло поверье, что вампиры сначала умерщвляют своих родичей, а потом уже соседей и других обывателей.

На Руси главнейшим средством против смертоносной силы упырей считается заостренный осиновый кол, который вбивают в грудь или в спину мертвеца, между лопаток, а иногда в могильную насыпь. В Киевской губернии рассказывают, что в могилах колдунов и ведьм всегда есть отверстие, в которое вылезают они ночью в виде мышей и ящериц; отверстие это советуют затыкать осиновым колом, а самые гробы, в которых покоятся их трупы, заколачивать осиновыми гвоздями. Если и затем мертвец продолжаеттревожить население, то необходимо предать его сожжению. «Привезли (говорит сказка) осиновые дрова на кладбище, свалили в кучу, вытащили колдуна из могилы, положили на костер и зажгли; а кругом народ обступил - все с метлами, лопатами, кочергами. Костер облился пламенем, начал и колдун гореть; утроба его лопнула, и полезли оттуда змеи, черви и разные гады, и полетели оттуда вороны, сороки и галки; мужики бьют их да в огонь бросают», чтобы и в червяке не мог ускользнуть волшебник от заслуженной им кары.

Вбивать осиновый кол в тело упыря должно с размаху за один раз, и притом остерегаться, чтобы кровь, которая брызнет из него в разные стороны, не омочила кого-нибудь из присутствующих; повторенный удар оживляет мертвеца и сообщает ему способность превращений. Тот же совет не ударять дважды дается и сказочным героям, выступающим на борьбу с Вихрем, Бабой-ягою, великанами и змеями. От огненного змея можно отделаться, поразив его во время сна единым богатырским ударом; если же ударить его в другой раз - то змей немедленно оживает.

Сверх того, упырям подрезывают пятки, связывают лыками руки, а на грудь кладут осиновые кресты. Теже средства употребляются против вампиров и прочими славянами. По свидетельству Караджича, ««како почну луди много умирати по селу, онда (сербы) почну говорите да je вукодлак у гроблу, и стану погайати ко се повампирио. Кашто узму врана ждри|епца без бил ere, па га одведу на гробл е и преводе преко гробова, у копима се 6oje да Hnje вукодлак: jep кажу да такови ждри|ебац не he, нити сми|е прщейи прско вукодлака. Ако се о ком yßjepe и догоди се да га HCKonaeajy, онда се скупе сви селаци с глоговщем колем, на pacKonajy гроб, и ако у нему Hahy чов]ека да се Hnje распао, а они га избоду опишем кол ем, па га баце на ватру те изгори» [133 - Перевод: «Когда начнет на селе умирать много людей, то станут говорить, будто на кладбище есть вукодлак, и примутся гадать, кто это повампирился. Для этого берут вороного жеребца без отметин, ведут на кладбище и переводят через те могилы, в которых можно опасаться присутствия вукодлака. Еоворят, что такой жеребец не захочет и не посмеет переступить через вукодлака. Когда убедятся в вампирстве покойника и вздумают выкопать его, то все поселяне собираются вместе, разрывают могилу и, если найдут в ней неистлевший труп, прободают его итоговым колом (глог - weissdom, crataegus Linn., боярышник), а потом бросают в огонь и предают сожжению».]. «Кад умре 40ßjeK, за Kojera се мисли да je jefloroH а, ударе му глогово трше под нокте и ножем ncnpecnjeuajy жиле испод колена, да не би могао излазити из гроба, као вампир» [134 - Перевод: «Когда умрет человек, о котором думают, что он - ведогоня, то забивают ему под ногти глоговые иглы и подрезывают ножом жилы под коленками, чтобы он не мог выходить из гроба, как вампир».].

Болгары, как скоро заподозрят усопшего вампиром, немедленно приготовляют заостренные терновые или глоговые колья, идут с ними на кладбище, разрывают могилу и, скипятивши несколько ведер виноградного вина, пробивают мертвеца кольями и обливают его кипящим вином, думая, что таким образом они истребляют вселившегося в труп злого демона. В Червонной Руси во время засух и холеры жгли упырей и ведьм на терновом огне. Маннгардт собрал много интересных указаний на подобные расправы с мертвецами, засвидетельствованные памятниками различных народов.

В одной чешской деревне в 1337 году умер пастух и стал являться вампиром; когда его откопали и вонзили ему кол в тело, то из него брызнула кровь, а сам он промолвил: «С этою палкою мне еще лучше будет от собак отбиваться!» После того он был предан сожжению и, сгорая, ревел, как бык или осел. В 1345 году скончалась женщина, ославленная промеж чехов ведьмою, и была погребена на перекрестке; выходя из могилы, она оборачивалась зверем и пожирала попадавшиеся ей жертвы. Дубовый кол, которым ее пронзили, она извлекла вон и стала еще больше умерщвлять народу, чем прежде. Напуганные жители сожгли ее труп, а оставшийся пепел зарыли в могилу; замечательно, что на месте, где совершилась эта посмертная казнь, несколько дней кряду кружился сильный вихрь. В 1567 году в Trutnau (в Богемии) отрубили вампиру голову.

Несколько позже (в 1572 г.), когда появилась в Польше чума, обвинение в этом бедствии пало на умершую бабу, которую народ признавал за ведьму.

В могиле она покоилась совершенно голая, потому что пожрала все свои одежды; решено было отрубить ей голову могильным заступом и потом снова закопать в землю; когда это сделали - чума тотчас же прекратила свой губительный набег. Венды считают необходимым ударять вампира заступом по затылку и уверяют, будто при этом ударе он визжит, как поросенок. В 1672 году недалеко от Лайбаха умер человек по прозванию Giure Grando; по смерти своей он показывался ночью, стучался в двери домов и целые семьи увлекал за собою на тот свет. Староста Miho Radetich приказал разрыть его могилу; колдун (strigon) лежал нетленный, с багровым, усмехающимся лицом и открытою пастью. Ударили его в живот терновым колом (hagedom) - он выдернул кол обратно; отрубили ему голову киркою - он вскрикнул, словно живой, а могильная яма наполнилась свежею кровью.