Борьба Альфонсо Х Мудрого за престол Священной Римской Империи. Историографический аспект
УДК: 94(4)"375/1492"
Великое Междуцарствие – название периода в истории Священной Римской Империи, охватывающего 1250/1254-1273 гг. В то же время в Германии, стереотипы восприятия этих событий во многом отражаются в известных словах великого немецкого поэта Фридриха Шиллера (1759 - 1805), в свое время сказавшего об этой эпохе в балладе «Граф Рудольф Габбсбургский: «Ужасное время без императора». Это сочинение было написано в 1803 г., под непосредственным влиянием занятий историей Священной Римской Империи и Швейцарии, к которым Шиллер обратился после ухода из Йенского университета. Сюжет баллады заимствован из старейшей швейцарской хроники Эгидиуса Чуди, о чем сам поэт говорит и в примечании к своим стихам [1, S. 408].
Баллада начинается с описания пира после коронации Рудольфа Габсбургского королем Германии в 1273 г. В основной части поэт создал привлекательный образ своего героя, рассказывая о том, как Рудольф встретил на охоте священника, спешившего к умирающему, и одолжил ему своего коня, чтобы тот добрался быстрее. На следующий день священник вернул коня хозяину, но последний заявил, что это подарок, и что если тот откажется, то его отдадут Церкви, поскольку Рудольф, добавляет автор, должен чтить того, от кого он получил корону и даже жизнь. При этом, он произносит фразу, впоследствии (в несколько измененном виде) получившую широчайшее распространение: «Schreckliche, kaiserlose Zeit» («Ужасное время без императора»). Введенный Шиллером образ «Schreckliche, kaiserlose Zeit» имел колоссальное значение: неслучайно в дальнейшем он неизменно избирался эпиграфом всех трудов по истории Междуцарствия, написанных на немецком языке.
Определение Шиллера и сам используемый для названия периода термин предполагают, что основной проблемой в Империи был кризис власти, т.е. это время между удачными правлениями двух славных императоров. На самом деле, кайзеров с 1250 по 1273 гг. было довольно много, и именно это и вызывало наибольшее негодование как современников, так и позднейших историков и даже литераторов и публицистов.
В центре внимания в настоящей работе находится проблема различия подходов к интерпретации событий «общей» истории стран и народов, выработанных соответствующими национальными школами историографии. Проблема истоков таких трактовок является классической для истории исторической науки. Традиционно интересны причины, как узко-профессионального, так и политического, культурного, социального и иного плана, предопределившие различия в «прочтении» одних и тех же сюжетов как целыми историографическими школами, так и конкретными историками разных поколений и методологических традиций. Важной частью этой проблематики является также изучение причин и направлений наличия/отсутствия взаимных влияний в процессе эволюции такого рода интерпретаций.
В этом контексте особый интерес представляют трактовки событий истории Средних веков, играющие особую роль в системе националистических дискурсов, распространенных в пределах конкретных этнических и национальных сообществ и активно используемых политической пропагандой. Эпоха Средневековья традиционно воспринимается в сознании европейцев как период этногенеза едва ли не всех ныне существующих этносов («народов») современной Европы, а также как пространство «локализации» ключевых «мест памяти» [2, С. 25], критически важных для национального самосознания. Уместно даже сказать, что Средневековье использовалось и используется зачастую, следуя словам Отто Герхарда Эксле, как оружие [3, S. 169]
В качестве объекта настоящего исследования были избраны интерпретации событий, связанных с борьбой короля Кастилии и Леона Альфонсо Х (1252 – 1284) за престол Священной Римской империи (1256 – 1274), которые современники называли «имперским предприятием» – fecho del imperio. В свою очередь, в немецкой историографии эти события традиционно воспринимаются как составляющая Великого Междуцарствия –периода в истории Священной Римской Империи, охватывающего 1250/1254 - 1273 гг. Участие же в тех же событиях Ричарда Корнуольского, брата английского короля Генриха III (1216 - 1272), объясняет определенное внимание к этому периоду и со стороны британских историков.
* * *
Кратко остановлюсь на характеристике политической составляющей событий, об интерпретации которых пойдет речь ниже и которые достаточно подробно (хотя и неравномерно) исследованы как в испанской, так и в немецкой и британской историографиях. В истории Империи феномен антикороля существовал и до 1250 г., но именно после смерти Фридриха эта реалия «политической» жизни Священной римской империи оказалась настолько разрушительной и влиятельной. Еще в правление императора Фридриха II Гогенштауфена, в 1248 г., при активнейшем содействии папы Иннокентия IV был избран антикороль Генрих Распе, причем голосовали за него, прежде всего, духовные князья, т.е. архиепископы Майнца и Кельна. Весь период деятельности Генриха после этих выборов состоял из войн с Конрадом IV и позже с Вильгельмом Голландским, которого он победил при Нидде 5 августа 1246 г. В 1247 г. он осадил Ульм и Ройтлинген, но сопротивление его власти возросло до такой степени, что он был вынужден отойти от дел, и раненный у Ройтлингена, удалиться в Вартбургский замок, где и умер. [4; 5]
На место Генриха встал победивший его Вильгельм, на тот момент еще граф Голландии. Поддержку оказали снова духовные власти, и 1 ноября 1248 г. Вильгельм был коронован архиепископом Кельна Конрадом фон Хохштаден во взятом войсками графа Кельне. Для упрочения новой власти Вильгельм собирает во Франкфурте знать, где объявляет род Штауфенов лишенным всех ленов. Таким образом он фактически отдает полную власть знати, а сам в это время занимается войнами с фризами и Фландрией как голландский граф. Его поддерживает, прежде всего, северо-западная Германия, на территории которой появляется такое образование, как Рейнский городской союз (Rheinischer Städtebund), созданный для взаимопомощи и защиты.
Но кульминацией периода можно считать, наверное, события 1257 г., когда произошли выборы с двумя разными победителями. То есть, после смерти Вильгельма Голландского пришлось организовывать выборы нового кайзера, и в них участвовали два соперника, которые, что принципиально важно, оба не имели практически никакой связи со Священной Римской Империи кроме родства со Штауфенами. Собственно, претендентами являлись Ричард Корнуолльский – брат Генриха III (1216 – 1272), сын Иоанна Безземельного и Изабеллы Ангулемской (именно поэтому он имел определенные права на императорский престол), и кастильский король Альфонсо X Мудрый (1252 – 1284), бывший сыном Беатрисы Швабской, дочери Филиппа Швабского (1177 – 1208) – короля Германии, правившего после смерти Фридриха Барбароссы и оказавшегося участником конфликта за власть после того, как на престол выбрали не только его, но и представителя Вельфов Оттона Брауншвейгского (1175/1176 - 1218).
В итоге сложилась ситуация, когда де-юре престол оставался вакантным, но де-факто существовали две крупные силы, за него боровшиеся. Основной задачей каждого из них было достигнуть Рима и короноваться там императором, поскольку именно этот акт коронации папой давал был последней точкой в обретении искомого статуса. Альфонсо никогда не был в Германии, но активно спонсировал своих сторонников там, а также в итальянских частях Священной римской империи. Ричард же, будучи избранным тремя духовными князьями (Кельн, Майнц, Трир), быстро достиг Аахена, где был коронован королем Германии. С этого момента начался почти двадцатилетний период войн, ведшихся сторонниками обоих кандидатов, вплоть до 1273 года.
Говоря о степени изученности проблемы, следует сказать, что ранее данный вопрос вообще не поднимался в мировой историографии. Существует лишь одна работа касательно каких-либо национальных школ исследования Междуцарствия и Альфонсо Х, написанная на испанском языке. В качестве методологической основы взят труд Отто Герхарда Эксле «Историческая наука в рамках историзма: исследования проблем истории Модерна» [6]. В то же время источники исследуются в рамках понятия «историографический источник», которое уже описано и определено в российской науке [7].
* * *
Изучение Междуцарствия началось практически случайно, когда в XVIII в. Георг Кристиан Гебауэр (1690 - 1773) решил написать биографию своего предка Ричарда Корнуольского. Родившийся в Бреслау, Гебауэр в 1710 г. закончил гимназию и поступил в Лейпцигский университет, где изучал studia humanitatis, т.е. примерно то, что сейчас называется антиковедением. Проще говоря, речь идет о возникшей в эпоху Ренессанса традиции углубленного изучения древних языков, греческой и римской культур, истории и т.д. Через пару лет он продолжил обучение в университете Альтдорфа – города недалеко от Нюрнберга (в 1809 г. это учебное заведение слилось с Нюрнбергским университетом), а потом попал в Геттинген, где учится праву и истории у Николауса Гундлинга (1671 – 1729), профессора права, историка, а также члена Тайного совета Герцогства Магдебургского. В 1720 – 1730-х гг. Гебауэр преподавал в Лейпциге, куда был приглашен в качестве частного учителя сына местного бургомистра, а также в Эрфурте.
В 1723 г. он стал доктором права, а в 1734 г. его позвали в Геттингенский университет, где он стал проректором и профессором права. В списке его работ значатся как общие очерки истории Португалии и Испании, так и труды по истории римского и средневекового права и даже издание Свода Юстиниана (Corpus Iuris Civilis) [8].
Своей биографией Ричарда Корнуолльского автор хотел доказать, что мнение о Междуцарствии как недостойном внимания периоде – не является доказанным, т.е. отсутствие к нему интереса у предыдущих поколений – ошибка [9, S. 475]. При этом, события, связанные с Междуцарствием, были представлены в позитивном ключе. Это единственное исключение: пройдет несколько десятилетий, и Междуцарствие начало восприниматься как кризисная эпоха, особенно с тех пор, как в формировании этого образа примет участие великий Фридрих Шиллер.
Георг Кристиан Гебауэр доказывал, что негативный образ эпохи идет от итальянских хронистов, близких к Римской Курии. Главной целью его работы являлось обоснование легитимности власти Ричарда, и он даже слишком преуспел в ее достижении, написав настоящий панегирик средневековому английскому политику. Гебауэра не интересовала королевская и императорская власть в XIII в. как таковая, а о негативных моментах биографии своего главного героя он не упоминает вообще. Один из основных тезисов в тексте – это то, что Междуцарствие, собственно, междуцарствием не является, но что его следует рассматривать как период славных деяний «императора Ричарда». В своих выводах Гебауэр опирается на широкий круг анналов и хроник различных стран, например, хроники Томаса Уайкса, Мэтью Парижского, анналы Уэйверли, а также документы из английских архивов, которые Гебауэру были доступны. При этом, труд изобиловал цитатами из первоисточников; примечания же помещены в издании справа от текста; не являясь сносками в собственном смысле слова, они состоят из пояснений к основному тексту, играя роль краткого содержания того, что написано в основном. Кроме того, Гебауэр привлекал и документальные источники, в т.ч. – из папских архивов. Кастильские памятники не использовались вообще.
Влияние Георга Кристиана Гебауэра и Фридриха Шиллера проявляется в работе историков романтического направления. Немецкие романтики были недовольными современностью, и искали то время, когда мир не был испорчен. Их интересовало Средневековье, т.е. та эпоха, которая, по мнению самих романтиков, олицетворяло мощную духовную культуру, неутраченную связь между людьми, а иногда и пример сильной власти императора, объединявшего всю Германию.
В их числе в настоящей работе выделю историка из Анхальта Фридриха фон Раумера (1781 – 1873), в 1823 - 1825-х гг. писавшего шеститомный труд о Гогенштауфенах и их времени [10]. Основываясь на большинстве известных тогда (да и сейчас) письменных источников, он создал не только историю династии в ее эпохе, но и (и даже в первую очередь) галерею исторических портретов. Сам труд заканчивается на рассказе о смерти Конрадина, что довольно логично, поскольку он являлся последним представителем династии. Что же касается самой Империи, то она предстает как «das alte Reich», что уже само по себе отражает романтический взгляд на период ее существования как на время германского величия, когда у власти находились немцы, стяжавшие достоинство и славу. Следует подчеркнуть и тот факт, что Раумер был верующим католиком и членом католической Партии Центра, а в период революции 1848 – 1849 гг. избирался членом Франкфуртского парламента.
В книге Ф. Раумера Междуцарствие предстает как печальное время заката лучшей эпохи в истории средневековой Германии. Кроме того, нельзя забывать и том, что, несмотря на религию, Раумер являлся верным сторонником Пруссии, и тот факт, что в 1273 г. королем стал Рудольф Габсбург, отмечался им с особым воодушевлением. Место труда Раумера в германской историографии определяется его принадлежностью к традиции изображения Междуцарствия как трагического кризиса, в силу чего историк-романтик предпочел не рассуждать о нем вообще. И Альфонсо Х, и Ричард Корнуэльский затрагиваются лишь вскользь, ибо оба они воспринимаются как чужаки на немецкой земле.
* * *
В середине – второй половине XIX в. в восприятии Междуцарствия как периода германской истории произошли серьезные изменения. Во-первых, значительно усилилась трагическая составляющая, особенно четко выраженная в трудах историков, писавших историю Священной Римской Империи в целом (Reichshistorie), а не отдельных ее регионов. Для историков этого направления характерна постановка вопроса об альтернативах развития Германии в случае, если бы трон прочно занял один из трех могущественных и сильных персон-претендентов (Вильгельм Голландский, Альфонсо Х или же Ричард Корнуольский). Разумеется, при этом, кастильский король и английский граф по-прежнему оценивались как чужаки, от которых едва ли можно было ожидать позитивных для немцев нововведений: считалось, что их целью являлось только достижение контроля над Италией. Такой взгляд отражал внешнеполитические реалии времени, когда вновь возникающие национальные государства вели острую борьбу за лидерство в Европе.
В описанной парадигме работали, в первую очередь, два австрийских историка – Оттокар Лоренц (1832 - 1904) и Арнольд Буссон (1844 - 1892), которые не только жили в одно и то же время, но и являлись друзьями и единомышленниками (не случайно последний, книга которого вышла в свет несколько позднее, неоднократно ссылался на ее страницах на мнение своего друга и коллеги).
Оттокар Лоренц (1832 – 1904) родился в г. Иглау в Моравии. Учился в гимназии в региональной столице в Ольмюце, а с 1851 г. – на философском факультете Венского университета. В 1854 г. он сдал государственные экзамены по истории и географии и стал сотрудником только что основанного Института австрийской истории. Параллельно, в 1857 г., он поступил на службу в Государственный архив Австрии, материалы которого в дальнейшем активно использовал для своих исторических штудий. В 1860 – 1870-х гг. О. Лоренц занимается, в основном, средневековой историей; в тот период были созданы такие работы, как «Немецкая история в XIII и XIV вв.», «Немецкие средневековые источники с середины XIII в.», которую посвятил В. Ваттенбаху и др. В эти же годы он активно контактировал с Леопольдом фон Ранке (1795 – 1886), который в 1868 г. сам приезжал в Вену. Помимо собственно научной работы, историк активно выступал как публицист. До середины 1860-х гг. он являлся активным сторонником имперской идеи Австрии, но в 1865 г. опубликовал статью, где действия критически оценил действия австрийских властей, а вопрос о конституции и всю ситуацию, связанную с этим, сравнил с Июльской революцией во Франции, за что был уволен из государственного архива и едва избежал заключения. После этого его политические взгляды изменились: он стал немецким националистом, сторонником малогерманского пути развития и поклонником прусского государства [11, S. 170 - 172].
Арнольд Буссон (1844 – 1892) родился в г. Мюнстер в Вестфалии. После окончания гимназии поступил в университет Иннсбрука, где изучает историю. В числе его учителей был один из главных лиц проекта «Regesta imperii», историк Юлиус Фиккер (1826 – 1902). В 1863 году он продолжает учебу уже в университете Геттингена, где изучает политэкономию у медиевиста и автора множества изданий средневековых немецких источников Георга Вайтца (1813 – 1886). Там же, в Геттингене, Буссон получил титул доктора философии, потом переехал в Берлин, работал в университете Фридриха – Вильгельма (ныне – Гумбольдт - университет) и вступил в Историческое общество Й. Г. Дройзена. Среди научных интересов Буссона: немецкая и итальянская история XIII – XIV вв., а также нумизматика и тирольская геральдика.
И Оттокар Лоренц, и Арнольд Буссон создали в своих трудах практически идентичные образы Междуцарствия, поэтому логично рассматривать их вместе. Их концепция была довольно простой: периоду Interregnum противопоставлялось время славной истории немецких императоров, их драматической борьбы с папством, вплоть до Фридриха II включительно. То была эпоха как великих личностей, так и значимых деяний, достойных описания и восхищения, а также важных для построения национальной идентичности. Затем следовало собственно Междуцарствие, которое воспринималось как малозначимое и недостаточно интересное («wenig Spektakuläres») [12, S. 153].
Новации прослеживаются и в датировке периода. Для О. Лоренца и А. Буссона Междуцарствие не ограничивается лишь хронологическими границами 1250 – 1273 гг., а полностью охватывает XIII XIV вв.[1] [13, S. VI]
Наконец, значимые нововведения, соответствующие духу эпохи, отмечаются и на уровне методологии. Сформировавшиеся под влиянием идей Л. фон Ранке, оба историка трактовали свою дисциплину как строгую науку, которая, вместе с тем, согласно О. Лоренцу, интересна не только узкому кругу ученых, но и политикам [12, S. VII]. При этом, задача любого историка, создающего научное историописание (“wissenschaftliche Geschichtsschreibung”), состоит в том, чтобы «объяснить темные стороны человеческой истории исходя из естественных причин» и используя «критический анализ» [12, S. VIII].
Характеризуя период Междуцарствия, О. Лоренц отмечает, что история XIII и XIV вв. вызывает мало интереса как у историков, так и у широкой публики, в противовес XV-XVI вв., времени, «когда были посажены семена будущего великого национального и духовного подъема» [12, S. 9]. Однако предлагаемое читателю исследование, по словам его автора, все равно полезно, поскольку в Средневековье можно найти многие факты и явления, объясняющие современность. В этом смысле XIII – XIV вв., по мнению Лоренца, хотя и не являлись самыми выдающимися эпохами в истории германского государства (т.е. последнее было сильно ослаблено Римом), но имеют большое историческое значение: ведь в то время Империя превратилась в федерацию, более отвечающую национальным интересам немцев.
Выход за пределы национальных рамок в осмыслении феномена Междуцарствия оказался возможным лишь с появлением немецкой испанистики (А. Штайгер [14], П. Э. Шрамм [15]), впервые обратившие внимание на вклад Альфонсо Х и Кастилии его времени в целом в развитие «имперской идеи».. Необходимость постепенного объединения государств на Европейском континенте вызвала интерес различного рода к истории не только национальной, но и других народов, в частности, испанского [16]. Однако это направление не получило значительного развития в немецкой медиевистике даже несмотря на его теоретическую продуктивность в контексте набиравшей темп европейской интеграции. Поэтому, строго говоря, в немецкой историографии Междуцарствие до сих пор остается абсолютно неизученным явлением. Возникает устойчивое ощущение, что слишком часто исследователи, работавшие в XIX – XX вв., почти дословно переписывали труды друг друга. Долгое время не претерпевал сколь-нибудь заметных изменений и круг используемых источников: новые памятники были введены в научный оборот лишь испанистами, но до настоящего времени их дело не получило сколь-нибудь заметного продолжения несмотря на то, что испанисты использовали уже другие источники – испанские, но при этом уже не занимались немецкими просто в силу того, что изучали Кастилию.
Хотя саму постановку проблемы Междуцарствия и роли Альфонсо Х в его рамках следует отнести к несомненным удачам немецкой медиевистики, однако исследовать это явление как подлинно общеевропейское по своему значению немецкие медиевисты, по существу, не сумели, ограничившись лишь первыми шагами на пути к достижению этой цели. В связи с этим необходимо оценить вклад в изучение означенного круга проблем других национальных школ, что и будет сделано мной ниже.
* * *
Говоря о британской традиции изучения проблемы Interregnum, следует подчеркнуть, что историков весьма мало интересовал как сам период Междуцарстви, так и связанные с ним события. Британские исследовали опирались на немецких историков, практически не сообщая ничего нового, в том числе – и о вкладе Альфонсо Х в историю тех событий (Н. Денхольм-Янг и др.).
Ноэль Денхольм-Янг (1903 – 1975) родился в 1903 г. в Ливерпуле. В 1923 – 1926 гг. учился в Кибл-колледже (Оксфордский университет), где изучал историю. В 1930 г. получил степень магистра, в 1956 г. – доктора искусств. В разное время занимал должность хранителя западных рукописей в Бодлианской библиотеке (Оксфорд), являлся старшим научным сотрудником в колледже Церкви Иисуса Христа, а потом, с 1931 по 1946 гг. – в колледже св. Марии Магдалены (оба – Оксфордский университет). Затем, в 1950-е гг., Н. Денхольм-Янг из-за проблем со здоровьем был вынужден отойти от дел, однако затем ему удалось вернуться к преподаванию уже в университете Северного Уэльса (ныне – Университет Бангор), где он занял должность старшего лектора (доцента). Умер в 1975 г.
В своей биографии Ричарда Корнуольского Денхольм-Янг [17] исследовал историю английского претендента на немецкий престол. Стоит отметить, что это первая биография Ричарда на английском языке вообще. При этом, хотя историк и знал немецкий язык, и ссылался на немецкую научную литературу (а в тот период другой просто не было), события он рассматривал все же с английской стороны и воспринимал Ричарда лишь в контексте попытки реализации имперского проекта английского короля Генриха III (1216 – 1272). Источники автор использовал, по большей части, английские; в их числе: хронисты XIII в. Мэтью Пэрис и Томас Уайкс, так и документы из английских архивов касательно той части жизни Ричарда, которая не была связана с Германией. Кроме того, привлекались геральдические источники и родословные. Собственно, Денхольм-Янг был первым, кто полностью восстановил родословную Ричарда Корнуольского. Характер выбранных источников объясняется, очевидно, как национальностью автора, так и его научными интересами: как уже было сказано, ученый был признанным специалистом по геральдике, о которой написал не одну работу.
Естественно, у английского историка герцог Корнуольский вовсе не выглядел «чужаком на немецком троне». «Король Ричард» – а именно так он именуется в книге, и это симптоматично[2], – выступал как король, который действительно желал править Германией [17, P. 40], но для этого имел не так уж много возможностей. Денхольм-Янг подчеркивает, что его герой имел натуру слишком невоинственную, обладал ясным умном и вообще был «менее сангвиническим, нежели его брат Генрих III» [17, P. 40 - 41], и поэтому, за исключением городов северо-запада Германии, не особенно вмешивался во внутринемецкие события.
На первый план в трактовке Денхольм-Янга, который смотрел на события с английской точки зрения, вышло не столько Междуцарствие как таковое, сколько споры между двумя августейшими братьями. К слову, понятие «Междуцарствие» в работе Денхольма-Янга просто отсутствует. Объяснить это достаточно просто: этот термин используется исключительно немецкими историками, поскольку несет в себе очевидные националистические коннотации, присущие только немцам. Введение категории «Междуцарствия» подразумевает наличие пропасти между периодами Штауфенов, с одной стороны, и новой эпохой, начинающейся в 1273 г. с избранием Рудольфа Габсбурга, с другой. О болезненности восприятия этой пропасти в немецком сознании уже говорилось выше.
Между тем, для английского историка этот образ был попросту непонятен. Да и Ричард интересовал его не столько как претендент на немецкий престол, сколько как английский аристократ и брат короля. Борьбе же за императорский титул уделено не так уж много места. Гораздо больше говорится, скажем, о роли Ричарда в Крестовом походе 1239 – и 1241 гг., его противостоянии с Симоном де Монфором, и его финансовой деятельности, принесшей ему богатство, которым он пользовался для завоевания имперского престола. И здесь также нужно отметить отсутствие характерного топоса немецкой историографии – мифа о алчных князьях, продавшихся иностранным деньгам. Денхольм-Янг, как, впрочем, и послевоенные историки в самой Германии, не придерживался явно оценочного тона событий Междуцарствия; тем более ему были чужды негативные оценки Ричарда как кандидата на имперский престол. Соответственно, об Испании или Альфонсо Х говорится лишь то, что он был противником и соперником в процессе выборов.
* * *
Ситуация коренным образом изменилась с появлением школы британской испанистики, блестящим представителем которой стал П. Лайнэан. Выдающийся современный английский медиевист Питер Лайнэан (род. в 1943) – один из тех ученых, которые во второй половине ХХ в. заложили основы блестящей британской школы испанистики. Как специалиста, его интересовала, прежде всего, история Церкви в средневековой Испании, что вполне объяснимо с учетом ирландского происхождения и католического вероисповедания историка [18].
Перед нами образ Альфонсо именно как мудрого монарха, при котором расцвели наука и искусство. Образ «мудрого короля» явно воспринят из прекрасно известной ему испанской историографии, влияние которой на историка очевидно. В отличие от своего соотечественника Денхольм - Янга, Лайнеан подходит к восприятию и анализу материала как испанист, с соответствующими смысловыми акцентами и эрудицией. Соответственно, Междуцарствие, вернее, fecho del imperio, описывается весьма скупо, как далеко не самый удачный эпизод биографии «мудрого короля».
Читатель узнает, что в 1257 г. Альфонсо Х, зная о своем родстве со Штауфенами, решил бороться за имперский престол. Последнее является, по Лайнеану, частью его проекта воссоздания т.н. «испанской империи» [19, 134], параллельно с продвижением христиан на юг Пиренейского полуострова. Но проект этот не удался не только по причине удаленности короля от Германии, но, прежде всего, из-за того, что поддержка Папы оказалась не настолько сильной, хотя последний и выражал кастильскому королю свое уважение и хорошее отношение. Причина поведению Папы одна – нежелание видеть сильного монарха на имперском престоле, возникшее во время правления Фридриха II [19. 135].
* * *
Что же касается собственно испанской школы медиевистики, то вплоть до 1980 – 1990-х гг. ХХ вв. испанские ученые, такие, как Гаспар Ибаньес-де-Сеговия-Перальта-и-Карденас (1628 - 1708) [20], Мануэль Кольмейро (1818 - 1894) [21]; Антонио Бальестерос-Беретта (1880 - 1949) [22]; Хосе Итурменди Моралес (1947 - ) [25] и др. исследовали процесс борьбы Альфонсо Х за имперский престол исключительно как часть собственной национальной испанской истории. Они писали не о «Междуцарствии», а о fecho del imperio – «имперском предприятии», собственно, борьбе за имперский престол, ставший вакантным после пресечения прямой линии потомков Фридриха II. В отличие от Германии, где те же события оценивались и оцениваются как симптомы глубокого кризиса, для Испании то время же считается периодом расцвета средневековой кастильской государственности. Испанские историки видят борьбу за имперский престол как череду неоднозначных, но, в конечном итоге, великих событий, и не считают появление на имперском троне негерманского претендента чем-либо дурным. В противовес ему выступает «чужой» Ричард Корнуольский, который, в отличие от «немца» Альфонсо Х, человека высокой культуры и образования, давшего миру знаменитые «Семь Партид», выдающийся свод законов. Испанские историки и датируют этот период по-другому, нежели специалисты немецкие: так, «fecho del imperio» начинается только в 1257 году, когда происходят выборы одновременно Ричарда и Альфонсо, и с этого момента вплоть до 1273 года, т.е. избрания Рудольфа Габсбурга королем Германии (1218 – 1291; годы правления 1273 - 1291). У испанских историков видна некоторая «фрустрация» от итогов этого процесса, о чем подробнейшим образом сказано ниже.
Особое внимание в их трудах уделено родству Альфонсо Х с династией Штауфенов, а акт борьбы за престол Священной Римской Империи осмыслялся как выход Кастилии на уровень большой европейской политики, первый в ее истории. При этом, источники неиспанского происхождения почти не исследовались. Основное же внимание уделялось политической истории в ее классическом смысле, в ущерб другим сферам, в том числе – истории культуры.
Сюжеты, связанные с историей борьбы Альфонсо Х за имперский престол Священной Римской империи, разумеется, всегда находились в поле внимания испанских историков, начиная с эпохи Средневековья, когда по живым следам событий, всего через несколько десятилетий после их завершения, они нашли отражение в «Хронике Альфонсо Х» (начало XIV в.). Однако их осмысление с позиций историографии Нового времени вышло за пределы простого пересказа событий лишь в начале XVIII в.
В тот период Испания переживала серьезный кризис как политический, так и экономический, вызванный Войной за Испанское наследство (1700 – 1714). Конфликт начался по причине вакуума власти на испанском престоле, на который после смерти Карла II претендовали как австрийские Габсбурги (речь идет об эрцгерцоге Карле (1685 – 1740)), так и Бурбоны (речь идет о дофине Филиппе, будущем короле Испании Филиппе V(1673 – 1746), внуке «короля-солнце» Людовика XIV). В результате этой войны на испанский трон взошла династия Бурбонов, правящая в стране и по сей день. В результате этого Испания испытывала сильные французские влияния, причем не только в политической и экономической, но и, что особенно важно в контексте настоящей работы, в интеллектуальной сфере. Следствием этого стало начало утверждения в испанской историографии принципов историософии французского Просвещения [26].
Именно в это время вышел в свет труд Гаспара Ибаньеса-де–Сеговия- Перальта-и-Карденас (1628-1708). Историк родился в г. Сеговия, в знатной и богатой семье. Его родителями были Матео Ибаньес де Сеговия – представитель кастильского дворянства, королевский казначей, и Эльвира Перальта и Карденас. Семье принадлежало множество земельных владений в разных районах Кастилии. В 1636 г. будущий историк получил в наследство от своего прадеда Урбана де Перальта титул рыцаря Алькантара. С юности ему пришлось принять участие в управлении домашним хозяйством и заботиться о своих братьях. Один из них впоследствии станет представителем королевской власти в Перу и уедет в Америку. Другой из них тоже уедет, но в Чили, где станет капитан-генералом и вступит в орден иезуитов. В 1661 г. Г. Ибаньес получил должность суперинтендантом Монетного двора Сеговии. В это время у будущего историка появляется конфликт с доном Хуаном Австрийским-младшим, и тогда появляется первый его вышедший в свет текст – сатирическая поэма «Монах и корона». На заработанные деньги и благодаря богатому хозяйству, Г. Ибаньес смог заниматься историей, к чему проявлял изначально склонности. Так, он пишет трехтомную историю финикийского Кадиса, труды по исторической хронологии и т.д. Самым известным его произведением является история дома маркизов Мондехар и графов Тендилья. Во время войны за Испанское наследство не присоединяется ни к одной из сторон. Но конфликт не обошел его стороной, и два его сына попали в плен к португальским войскам, воевавшим на стороне Габсбургов. После войны Филипп V конфисковал часть его библиотеки и отправил в Королевскую библиотеку уже после смерти, в 1712 г.
В контексте настоящей работы важно рассмотреть написанную им биографию Альфонсо Х – «Исторические записки о короле доне Альфонсо Мудром и наблюдения, касающиеся его хроники» [20], изданный уже после смерти автора в 1777 г. Она представляет собой жизнеописание короля и, в качестве приложения, критику исторических трудов XIII века, сложившихся в рамках «возрождения XIII века» Альфонсо Х Мудрого. Свою работу Г. Ибаньес посвятил королю Филиппу V (1700 – 1746). Он подчеркивал, что в его время (Война за Испанское наследство) Испания втягивается в серьезную конкуренцию, в том числе интеллектуальную, с Францией, что для Испании могло стать существенным стимулом для культурного развития [20, P. XX]. Свой рассказ о временах «мудрого короля» Г. Ибаньес рассматривал как назидание молодому правителю, лишь недавно вступившему на престол. Вместе с тем, он желал подчеркнуть и тот факт, что Испания – новое отечество Филиппа V, – знало периоды культурного и политического расцвета, одной из вершин которого стало избрание Альфонсо императором Священной Римской империи. Но, несмотря на величие самого короля, его сыновья и вассалы оказались неверными и в итоге период оказался впоследствии забыт. И поэтому автор пишет историю правления Альфонсо Х.
Работа основана на документах из церковных архивов, которые были доступны автору, а также на текстах из его собственной библиотеки, к примеру, на хронике Матвея Парижского (Мэтью Пэрис). Рассказывая о событиях Междуцарствия, историк сам перечисляет те хроники и анналы, которыми он пользовался [20, Pp. 130 - 131]. Сам прецедент избрания Альфонсо Х императором автор назвал «особенным успехом Испании в мире», а о мудрости, учености и величии короля в Европе (если верить автору) ходили легенды. Г. Ибаньес вспоминает о родстве Альфонсо со Штауфеном , и о этой династии также отзывается положительно, поскольку « эта прославленная семья больше сотни лет правила империей.» [20, P. 132].
Книгу характеризует четкость и простота методологии. Автор начал свой труд с краткого комментария, а потом подкрепил его многочисленными архивными документами и хрониками, тексты которых он включил в свой основной текст. После каждой цитаты он вводил дополнительный комментарий, хотя подбор источников изначально был осуществлен таким образом, чтобы обосновать априорные авторские идеи и заранее отмести иные возможные интерпретации. Например, ничего не говорится о том, что писали сторонники Ричарда, каковы были его действия и его роль в процессе. Ричарда в этом тексте, по сути, нет. С одной стороны это неудивительно, поскольку целью историка было создание биографии Альфонсо Х, а не описание всех – или даже наиболее важных, – событий его эпохи.
С другой стороны, в описании Междуцарствия у Г. Ибаньес уверенно следовал своей изначальной линии на восхваление кастильского короля. Для историка именно он являлся легитимным императором, что подчеркивалось даже в названии книги, где Альфонсо Х, помимо прочего, именовался «...electo Emperador de los Romanos», т.е. избранным императором римлян. Кастильский король не представляется, – и в этом важное отличие от немецких трудов на ту же тему, – как чужой для немцев. Впрочем, таковым не был представлен и его соперник Ричард Корнуольский: в тексте отсутствуют замечания о его этничности или государственной принадлежности. Оба являлись родственниками Штауфенов: это и было наиболее значимым. Соответственно, и Ричард оказывался не подкупившим всех немецких князей иностранцем, а просто нелегитимным правителем, избранным лишь частью Германии.
В этом видно и отличие от текстов немецких историков (за исключением лишь Г.К. Гебауэра, но по вполне понятным причинам), даже написанных современниками Альфонсо Х. Князья не представлены заботящимися только о своем благе региональными правителями, но полновластными выборщиками. Междуцарствие, по мнению Г. Ибаньеса, для Германии безусловно являлось кризисом власти и гражданской войной; но для Испании этот факт в то же самое время был настоящим триумфом, достойным патриотического описания и рассказа испанскому королю Фелипе V, для которого и была написана вся рассмотренная книга.
С ее появлением возможности оригинальных интерпретаций процессов и явлений, связанных с ролью Альфонсо Х в событиях Междуцарствия, были исчерпаны на целые два столетия, до конца XIX в. Испанская – колониальная, – империя должна была оказаться у последней черты для того, чтобы новую актуальность приобрел исторический опыт первой попытки создания имперской – если и не Испании, то ее станового хребта – Кастилии.
* * *
В конце XIX – первой половине ХХ в. проблема истоков и характера имперской идеи Альфонсо Х, «европейского монарха», вновь обрела политическую актуальность в условиях политического и морального кризиса, ставшего следствием поражения Испании в испано-американской войне 1897 – 1898 гг. и окончательного распада испанской колониальной империи. Особых различий в трактовках событий, представленных в историографии эпохи Республики и периода франкизма, мне обнаружить не удалось. Главное, что было сделано в ту эпоху – это особое внимание в рамках «estudios alfonsíes» вопроса об имперском характере государственной идеологии в правлении Альфонсо. В условиях тесных испано-германских отношений и грез о восстановлении имперского величия, характерных для консервативно-традиционалистского (позднее – франкистского) лагеря, испанские историки интерпретировали образ кастильского короля как потенциальном/избранного германского императора, но с разными тональностями. В работах исследователей этого времени имперская идея выступала следствием сильной власти монарха, Законодателя и правителя по рождению, что не противоречило роли закона и идее унификации законодательства. Монархия должна была носить универсалистский характер, т.е. быть примерно тем же, что великий Э. Канторович называл «Universalreich». Это образ католического мудрого и сильного властителя, объединяющего не только Испанию и Германию, но и Европу. Естественно, с опорой на римское право и на греческих философов.
Разумеется, сказанное касается лишь общих представлений и не исчерпывает богатства конкретных концепций, о которых пойдет речь далее. Начну историографический анализ с содержания одного из наиболее значимых памятников испанской национальной историографии: в 1893 г. Королевская Академия Истории завершила публикцию многотомного труда – «Общей истории Испании» [22]. Над ее отдельными томами работал ряд опытных и маститых историков, при этом, каждый занимался своей тематикой и периодами. Общую редакцию труда взял на себя один из наиболее видных политиков – Антонио Кановаса-дель-Кастильо (1828 – 1897), создатель Консервативно-Либеральной партии и многолетний глава правительства. Всего было издано восемнадцать томов.
Создание Академией глобального исторического труда несомненно являлось важным политическим шагом, призванным символизировать высокий уровень испанской культуры и – увы, сильно преувеличенные – возможности испанского государства, относительно недавно пережившего революцию 1868 г. и последовавший за ней период политической нестабильности, завершившейся реставрацией Бурбонов (1875 г.) и принятием Конституции 1876 г. «История…» охватывала все периоды прошлого испанского народа, включая, естественно, и период Высокого Средневековья, которому был посвящен четвертый том.
Он охватывал эпоху, начатую правлением «императора трех религий», завоевателя Толедо Альфонсо VI (1065 – 1109) до и продолжавшуюся до эпохи Трастамара (вторая половина XIV в.) (включая, естественно, и время правления Альфонсо Х). Автором тома являлся Мануэль Кольмейро, видный историк и экономист, уроженец Сантьяго-де-Компостела, являвшийся действительным членом Академии с 1857 г. [27] В числе его трудов самым известным стала «История политической экономии в Испании», вышедшая в 1883 г. В «Истории Испании…» же он выступил в качестве медиевиста.
Книга написана в традициях позитивистской историографии, ориентированной на сугубую научность стиля изложения, максимально сухо и «объективно», а потому лишена оценок, той самой авторской субъективности, который, как правило, и представляет наибольший интерес для историка исторической мысли. Сверхзадачей участников проекта являлось создание большого исторического нарратива, лишенного оценок и четко соответствующего критериям «научности». В изображении даже самых известных и сильных королей Кастилии, в число которых, безусловно, входил и Альфонсо Х, не осталось и следа от той тенденциозности, которая свойственна труду Г. Ибаньеса. Перед нами лишь еще один король, хоть и «отметившийся» ученостью и даже тем, что его избрали императором. Хотя последнее уже не воспринимается здесь как какой-либо триумф.
Собственно, Междуцарствию в томе отводилось очень немного места, поскольку соответствующие события представлялись историку скорее косвенно связанными с прошлым его родины. Соответственно, fecho del imperio как исторический феномен интересовал М. Кольмейро скорее в качестве периода активного продвижения позитивного образа Кастилии в тогдашней Европе. Историк подчеркивал, что на Латинском Западе ходили легенды о учености, красноречии и могуществе кастильского государя, блиставшего как в мирное, так и в военное время [21, T. IV, P. 114]. Отмечается, однако, что в самой Кастилии Альфонсо Х был отвергнут из-за своего немецкого происхождения – как родственник Штауфенов благодаря браку его отца с Беатрисой Швабской. Впрочем, именно это происхождение и мотивировало некоторых германских князей избрать его императором и королем римлян.
М. Кольмейро не написал ни слова о том, зачем король Кастилии мог понадобится Германии в качестве императора. Тем не менее, подчеркивалось, что в Империи кандидатуру Альфонсо поддержали отнюдь не все, а поэтому он получил конкурента в лице брата английского короля Ричарда Корнуольского. При этом, что выборы слишком активно перемежались ссорами и войной, несогласием и ненавистью между кандидатами, которые, как отмечал М. Кольмейро, оба не были уверены в своем праве на престол. Из-за этой никто не слушал посредников, никто не искал соглашения, но каждый готовился к войне. В это время Ричард получил королевскую корону в Аахене из рук своих друзей, а Альфонсо из-за проблем с его кастильскими вассалами стал все меньше интересоваться идеей стать императором, хотя не переставал участвовать в событиях, правда, действуя не лично, а через послов и раздачи денег нужным ему людям. А в то же время состояние королевства Королевства Кастилия и Леон становилось все более удручающим. На этом рассказ о Междуцарствии и роли Альфонсо Х в нем заканчивается [21, T. IV, P. 115].
В рассказе М. Кольмейро Альфонсо Х и Ричард Корнуольский выступали лишь как участники одного и того же не самого славного и достойного события, когда закон презирался, шла война, а кастильский король еще и тратил деньги на подкупы князей. Когда он решил ехать в Германию, будучи уже провозглашен императором, то узнал о готовящемся против него бунте в родной стране, а потому был вынужден отменить поездку. Позднее, в 1270-х гг., после смерти Ричарда, немецкие князья собрались во Франкфурте и решили избрать нового короля, коим и стал, как известно, Рудольф Габсбург; к этому времени а о кастильском короле все уже успели забыть. Впрочем, есть упоминание о посольстве и войске, посланном в Марсель, и о том, что до последнего Альфонсо носил императорские инсигнии, из-за чего вознегодовал уже Папа. При этом, о каких-либо действиях Ричарда не сказано ни слова, кроме упоминания его коронации в Аахене.
Если посмотреть на описание правления Альфонсо Х, представленное М. Кольмейро, в целом, то оно свелось почти исключительно к многочисленным конфликтам с соседями, прежде всего, – с маврами. Король ни разу не именуется Мудрым, как его было принято называть до этого и как неизменно будут величать потом. Альфонсо Х у М. Кольмейро оказыватся лишь одним из череды испанских королей, правление которого состояло из Реконкисты, а также странных и разнородных по характеру отношений с другими пиренейскими королевствами. Оно не кажется ни триумфом, ни одним из лучших правлений в испанской истории, но лишь одним из многих эпизодов национальной истории. Даже о «мудрости»[3] короля было сказано только то, что о нем слышали все в Европе. О какой-либо научной деятельности, сочинениях, переводах с арабского, поэзии не сказано ни слова. Мы видим текст, наполненный «сухими фактами» в духе позитивистской историографии. Не оставлось даже патриотизма, столь характерного для испанских больших исторических нарративов такого рода.
Впрочем, как будет показано ниже, М. Кольмейро и его текст оказались скорее исключением, чем правилом. Не случайно и то, что его влияние на дальнейшее развитие estudios alfonsíes оказалось относительно невелико.
Переходя к разговору о восприятии исследуемых событий в историографии ХХ в., отмечу, что его начало было для Испании временем активнейшего сотрудничества с Германией, что отражалось как в научных, культурных, экономических и политических контактах, но и на уровне эмоций, взаимных симпатий. Германия воспринималась испанскими правами как оплот консерватизма, как мощное националистическое государство под эгидой Пруссии с сильной центральной властью – т.е. всем тем, чего так не хватало самой Испании. Мадрид, с легкой руки последовательного германофила Альфонсо XIII (1886 – 1931), зажил по берлинскому времени (и продолжает руководствоваться им до сих пор).
Перед Первой мировой в Испании сформировалось две противоположные позиции интеллектуалов и политиков: первая, состоявшая, в основном, из либералов, симпатизировала Антанте и говорила о необходимости вступать в будущую войну на стороне Англии и Франции (или во всяком случае поддерживать именно эти страны), вторая (правые-германофилы) ратовала за союз с Германией и выступление в войне в качестве ее союзника. Хотя в конечном итоге страна не участвовала в Первой мировой, однако, сам факт наличия таких групп весьма симптоматичен. Причем правые лишь усилили свои симпатии к Германии, даже несмотря на смену власти в последней. А потом началась трагедия Гражданской войны (1936 – 1939), и нацисты напрямую вмешались в испанские события на стороне своих симпатизантов.
Среди историков-германофилов, занимавшихся интересующим меня сюжетом, в первую очередь назову имя Антонио Бальестероса Беретты (1880 – 1949). Ученый родился в 1880 г. в Риме, в знатной и состоятельной семье. Учился в иезуитском колледже в г. Чамартин-де-ла-Роса, а впоследствии поступил в университет г. Оньяте, где изучал право и историю. В те же самые годы дядя историка – Пио Бальестерос, хорошо знающий немецкий язык, ознакомил племянника с многочисленными трудами немецких ученых по методологии истории, оказавшими на него весьма существенное влияние.
Впрочем, было бы чрезмерным сводить образование А. Бальестероса исключительно к германской историографии. Хорошо знавший не только немецкий, но и французский язык, он прослушал курсы Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса. И тем не менее, в конечном итоге, германский вектор, кажется, возобладал. Историк неоднократно посещал Фрайбург и не раз встречался с самим Л. фон Ранке, влияние которого на А. Бальестероса неоспоримо. Испанским же его учителем стал историк литературы, филолог и лингвист Хулио Сехадор-и-Фраука (1864 – 1927).
В 1906 г., получив степень доктора, А. Бальестерос начал работу в университете Севильи, а в 1912 г. получил кафедру всеобщей античной и средневековой истории в Центральном университете Мадриде (ныне – Университет «Комплутенсе»). С 1914 г. историк также работал на кафедре истории Америки Философского (общегуманитарного) факультета. В 1918 стал академиком Королевской академии истории. В 1920 г. А. Бальестерос встал во главе кафедры истории Испании. Наконец, именно он стал одним из учителей детей последнего испанского короля Альфонсо ХIII. Будучи убежденным монархистом, историк не принял Республику, а тем более – Народный фронт. В период Гражданской войны его дом в Мадриде был разграблен республиканцами. Правда, поначалу не принял он и франкизма. В 1939 г., после поражения Республики, он укрылся в посольстве Мексики, а затем эмигрировал в Латинскую Америку. Тем не менее, но в 1940-х гг. он смог вернуться и умер уже в Памплоне в 1949 г. [26]
В контексте настоящего исследования особенно интересны три небольшие работы А. Бальестероса, посвященные Альфонсо Х и его имперскому предприятию: биография кастильского короля («Альфонсо Мудрый») [22], «Альфонсо Х Кастильский и корона Германии» [23], речь в Королевской академии истории «Альфонсо Х, император (избранный) Германии» [24] . И хотя формат и жанр этих текстов различался, в них прослеживаются одни и те же идеи и основываются они на одних и тех же источниках. В числе последних на первое место следует поставить «Семь Партид» – одним из величайших памятников законодательной деятельности Альфонсо Х, тем более, что будучи юристом по образованию и находясь под влиянием своей дружбы с Л. фон Ранке, А. Бальестерос в первую очередь опирался на правовые тексты.
Статья, написанная в 1919 г. о fecho del imperio, являлась первой работой на испанском языке по этой тематике. Собственно, уже само название статьи говорило об отношении автора к имперскому предприятию и королю. Для А. Бальестероса Альфонсо Х являлся великим правителем, поднявшим Испанию до мирового уровня (так и хочется написать «…с колен») и установившим дружественные отношения с Германией. С юности историк был тесно связан с немецкой культурой, знал немецкую научную литературу, в том числе – посвященную Междуцарствию, – и несомненно испытал ее влияние. Не случайно историк активно использовал характерный для Германии термин «Великое Междуцарствие». В своей статье же он рассматривал не столько фактологическую сторону вопроса и отношения Альфонсо Х с итальянскими гибеллинскими городами, сколько сторону «идеологическую».
Для А. Бальестероса fecho del imperio было не только попыткой установить контроль над Италией, воспользовавшись поддержкой Германии; но и следствие очевидного желания Альфонсо Х обрести императорскую корону как таковую. Он изначально мечтал стать императором, что в полной мере отразилось в Партидах, хрониках и др. текстах, сформированных под его руководством. Подчеркивалось, что «мудрый король» проводил четкую идеологическую линию, не забывая о своем швабском, т.е. германском, происхождении. Соответственно, Ричард Корнуольский, его соперник, становился ставленником Рима, избранным нелегитимно, а просто подкупившим немецких князей. Эти выводы были сделаны с учетом данных источников германского происхождения и немецкой научной литературы. С открытой симпатией А. Бальестерос создавал образ кастильского короля как выражение нового этапа развития имперской идеи, со своеобразным «испанским колоритом».
В этом контексте кастильский король для Германии оказывался не чужаком, но достойным представителем династии Штауфенов, олицетворением идеи сильной власти, которая была так необходима тогдашней Империи, особенно в драматических условиях Междуцарствия. Подобному анализу был подвергнут текст Второй из «Семь Партид», которую А. Бальестерос рассматривал как важнейшее воплощение имперской идеи, как торжество имперской правовой мысли. С точки зрения понимания общей концепции А. Бальестероса важно содержание лекции, прочитанной историком в 1919 г. в Королевской академии истории по случаю избрания его в число академиков. В его интерпретации рассказ об Альфонсо Х как некоронованном императоре Германии сводился к анализу значимого эпизода истории испано-немецких контактов. Отголоски этого представления ощущаются в работах едва ли не всех медиевистов ХХ – начала XXI вв., работавших над этой темой после А. Бальестероса.
Интересно, что А. Бальестерос вообще не коснулся финансовых операций Альфонсо Х, не сказав о них не слова ни в одном из трех рассматриваемых здесь текстов. Мы не видим и характерного для немецкой историографии тезиса о чужаках на престоле, поскольку автор на протяжении всей лекции подчеркивал немецкое происхождение своего героя. Скорее всего, сам выбор тематики всех трех исследований, а также представленный в них образ кастильского короля должны были намекать на необходимость союза и сотрудничества с Германией уже в ХХ в. Ощущается и личная симпатия автора к немецкой культуре, о которой говорилось выше. Это объясняет и преисполненную пафоса стилистику текста, даже с учетом особенностей формата публичной лекции. В биографии и статье подобного не наблюдается. То, что Альфонсо так и не стал править Германией, автор объясняет лишь серьезной занятостью кастильского короля более близкими ему чисто географически делами и сложностью пути до границ Священной Римской империи; лишь затем фигурируют факты, связанные с избранием на королевский престол Рудольфа Габсбурга.
* * *
К совершенно иному поколению, чем А. Бальестерос, принадлежал Хосе Итурменди Моралес, публицист, юрист, правовед и историк права. Он родился в 1947 г. в Мадриде, в 1960 – 1968 гг. изучал в «Комплутенсе» журналистику и право. В 1970 – 1978 гг. Х. Итурменди преподавал право в университете Страны Басков, в 1978 – 1979 гг. – в университете Экстремадуры, а в 1979 г. получил место на кафедре философии права Юридического факультета в Мадриде, где через восемь лет стал деканом и руководил факультетом до 2008 года. В 2011 г. он участвовал в выборах ректора Мадридского университета, но проиграл. Кроме Испании, читал лекции в Болонском университете, Национальном университете Буэнос-Айреса и университете Эль-Сальвадора (Сальвадор).
Помимо его работ по римскому праву, ему принадлежит исследование «Об имперской идее Альфонсо Х Мудрого» [23], написанное в 1972 г. В ней автор исследует испанскую имперскую идею, описывая историю ее развития начиная с XI в. Автор полагал, что она возникла в связи с активным изучением римского права в средневековых пиренейских королевствах и что местом зарождения этой идеи стал Леон. На Пиренеях, по его мнению, идея империи была связана не только и даже не столько с христианством, сколько с образом монарха как Законодателя и правителем «по рождению»[4], а также с идеей правовой унификации [23, P. 106]. Таким образом, в противовес концепции А. Бальестероса, Х. Итурменди сформулировал тезис об исключительно испанской почве развития кастильской имперской идеи, возведя ее истоки к единственному внешнему источнику – римскому праву. Вероятно, причины такого подхода объяснялись не только образованием и научными интересами Х. Итурменди (хотя их значения и нельзя недооценивать), но и изменившейся эпохой. Исследование было написано в период, когда было не принято придавать особое значение испано-германским отношениям. ХХ век вступил в свою последнюю треть. И политически, и экономически, и интеллектуально Испания и испанская наука были ориентированы не столько на Германию, сколько на нового мирового гегемона – США. И хотя в работе Х. Итурменди влияние американской медиевистики еще не фиксируется, уже вскоре оно станет весьма ощутимым. Об этом и пойдет речь в следующей главе.
* * *
Особое место в истории исследования интересующих меня процессов занимает американская испанистика. Изначально представленная исключительно учеными-католиками (и более того – членами Общества Иисуса), она выдвинула новую исследовательскую парадигму, связанную с восприятием правления Альфонсо Х как эпохи культурного подъема и «Ренессанса XIII в.», пригодную, среди прочего, и в рамках задачи продвижения и пропаганды культурных ценностей католической общины США. Постепенно (в том числе – под прямым влиянием известной биографии Фридриха II, написанной Э. Канторовичем [24]) для характеристики политики Альфонсо Х стала использоваться модель, изначально выработанная для описания свершений «Нового Константина». Таким образом, в истории борьбы Альфонсо Х за имперский престол на первое место впервые была выдвинута не политическая, а культурная составляющая.
Этому способствовали такие выдающиеся исследователи, как Роберт Игнациус Бернс (1921 - 2008) [30], Джозеф О’Каллаген (1928 - 2011) [31] и другие. Успехи в продвижении этой модели оказались столь значительными, что с течением времени они оказали серьезное влияние и на испанских историков, занятых соответствующей проблематикой. Вместе с тем, на их концептуальные представления значительное влияние оказали и выводы их немецких коллег, что позволило более тщательно реконструировать собственно политическую составляющую событий второй половины XIII в. При этом, не было забыто и то лучшее, что характеризовало испанскую медиевистику изначально, прежде всего – в связи с исследованиями истории права и общественной мысли.
В середине ХХ в. в США стал проявляться интерес к средневековой Испании. Помимо сообщества, созданного А. Хантингтоном, стоит упомянуть еще одну важную, хотя и не напрямую связанную с испанистикой институцию – «Американскую католическую историческую ассоциацию». Она была создана в в 1919 г. Питером Гилдеем (1884 – 1947) – католическим священником, историком и выходцем из ирландской семьи, жившей в Пенсильвании. Гилдей из несвязанных между собой историков, филологов и т.д. организовал институцию, которая бы помогала в изучении истории Церкви и «католических аспектов светской истории» [32]. Ученые, принадлежавшие к этой ассоциации, поставили целью изучение как истории христианства начиная с эпохи апостолов, так и развитие католицизма во всем мире, а также аспекты жизни людей, связанных с католическим христианством. Также объектами интереса были и догматика, обряды, образовательная деятельность, влияние католицизма на человеческий прогресс и т.д. [32]. Естественно, в этой организации не могли обойти и Испанию и испанское Средневековье. И одним из первых, кто проявил интерес к этой тематике и поднял эти проблемы в США, был американский историк ирландского происхождения Джозеф О’Каллагэн.
Историк родился в 1928 г. в католической семье, но посещал светскую школу. Получив в 1957 году степень доктора, он стал членом «Американской католической исторической ассоциации», а в 1980 г. в течение года даже являлся ее президентом. К его научным интересам относились история Средних веков, история средневековой Испании, а также история средневековых политических институтов, особенно монархии и парламента. С 1960-х гг. Дж. О´Каллагэн преподавал в университете Фордхэм, находящемся в Нью – Йорке, являющемся одним из католических университетов страны и принадлежащем ордену иезуитов. До 1994 г., когда историк ушел на пенсию, он руководил центром исследований истории и культуры Средневековья в родном университете.
Работа О’Каллагэна – «Ученый король: Альфонсо Х Кастильский»[32] , – вышедшая в начале 1990-х гг., предлагает несколько иной взгляд на период правления Альфонсо Х и на личность короля как такового. Хотя в основе идеи идентичны тем, что были высказаны в 1975 г., в «Истории Испании», можно обнаружить и некоторые отличия, свидетельствующие об определенном развитии взглядов историка. Вызваны они, скорее всего, простой причиной: формат большой «Истории средневековой Испании» не позволял достаточно подробно остановиться на рассказе о конкретной эпохе, меньшей, нежели испанское Средневековье в целом. Что же касается книги более позднего времени, то она была специально посвящена биографии Альфонсо Х.
Уже в ее названии видно отношение автора к своему персонажу. Кастильский король предстает в абсолютно позитивном свете – как ученый правитель. Ощутимо влияние концепции другого американского историка – Роберта Бернса, с которым О´Каллагэн был хорошо знаком лично и на работы которого неоднократно ссылался. Книга основана на данных весьма широкого круга источников, как нарративных, так и законодательных, в том числе – «Семь Партид» и местные фуэро. Значительное внимание уделяется рассмотрению направлений интеллектуальной деятельности кастильского короля, и отмечается просветительская направленность его политики188. Правда, касательно законодательной части трудов Альфонсо Х мнение историка остается таким же, как и в 1975 г., за исключением мысли о том, что король считал себя прямым наследником вестготской «имперской» традиции. Примечательно уже начало главы «Ученый король», где автор передает мнения современников Альфонсо Х о его учености. интересно посмотреть на новую интерпретацию событий fecho del imperio (к слову, в североамериканской историографи этот термин не употребляется; вместо него используется более общее выражение «Quest for Empire»). Взгляд на имперское предприятие в данной работе остается тем же, что и двадцать лет назад, за тем исключением, что в 1993 г. историк предложил объяснение причин, объясняющих этот шаг. По его мнению, помимо вестготской традиции и своего происхождения, такой причиной стало посредством завоевания имперской короны в Германии стать гегемоном и императором в Испании. Такая трактовка выглядит довольно неожиданно и, казалось бы, требует дополнительной аргументации. Но ничего подобного О’Каллагэн не предлагает и вопрос как бы повисает в воздухе.
Помимо Джозефа O´Каллагэна в американской испанистике значимое место занял еще один историк – Роберт Игнациус Бернс (1921 – 2008). Он родился в 1921 г. в Сан – Франциско. В 1939 г. он поступил в университет в своем родном городе, а в 1940 стал членом Общества Иисуса. В университетах Сан-Франциско, Санта-Клары (Калифорния), а также Гонзаги в Вашингтоне Р. И. Бернс изучал историю и философию, а в 1945 г. получил степень магистра. После этого он поступил на службу архивистом в Иезуитский исторический архив, в котором находилось большое количество материалов по истории Вест-Индии. В середине 1940-х ученый получил степень магистра истории в университете Фордхэм, а также степень бакалавра теологии в Калифорнийском университете. После этого, его направили в Сан-Франциско, где он руководил одним из приходов, а в 1954 г. он отправился на кратковременную командировку во Флоренцию в Италию. В 1958 г. получил степень доктора истории в Калифорнийском университете в Лос-Анжелесе, и через двадцать лет он создал в нем Институт Средиземноморской Испании (Instute of Mediterranean Spain). Среди его научных интересов находились как средиземноморская Испания, так и история северо-западной части США, располагающейся рядом с Тихим Океаном.
Такая сфера интересов имела свои причины: еще в сороковые Р. Бернс утверждал, что историк должен заниматься и современностью, и более древними временами, чтобы сохранять объективность [33]. Из-за многочисленности его работ перечислить возможно лишь некоторые из них: «Королевство крестоносцев в Валенсии: реконструкция фронтира XIII в.» [34], «Мусульмане, христиане и иудеи в королевстве крестоносцев в Валенсии: общества в симбиозе» [35], «Средневековый колониализм: эксплуатация мусульманской Валенсии после Крестового похода » [36], «Иезуиты и индейские войны Северо-Востока США» [37] и др. Как видно, для Р. Бернса Испания – это страна в Европе, которая пережила то же явление, что и его родина, а именно – феномен фронтира. С той лишь разницей, что в средневековой Испании граница проходила и расширялась за счет отвоевания у мусульман земель Пиренейского полуострова, что непосредственно влияло на испанскую культуру, тогда как покоренные индейцы практически не оказали влияния на своих победителей. Наряду с каточеским вероисповеданием и принадлежностью к ордену иезуитов, этот факт во многом объясняет истоки научных интересов ученого, его внимание к истории средневековой Испании.
Впервые была выдвинута концепция периода правления Альфонсо Х как особого ренессанса – «Ренессанса XIII в.». Замечу, что концепция средневековых возрождений чрезвычайно важна для американской медиевистики. По Р. Бернсу, через Вестготское, Каролингское и Оттоновское возрождения культура Средних веков подходит к «ренессансу XIII в.», предваряющему «большое» Возрождение, а следовательно – в какой-то мере и Реформацию, и рожденный ею протестантизм, определяющее влияние которого на становление государственности Соединенных Штатов общеизвестно.