Национальная философия Америки: прагматизм
Метафизический клуб.В 1871-1872 гг. группа бывших выпускников Гарвардского университета, состоятельных жителей Бостона, встретилась в Метафизическом клубе для того, чтобы обсудить философию в эпоху Дарвина. Среди членов этого клуба были Оливер Уэнделл Холмс (1809-1894), которому предстояло стать, вероятно, самым выдающимся юристом Соединенных Штатов, и, что было гораздо важнее для истории психологии, Чонси Райт (1830-1875), Чарльз Пирс и Уильям Джеймс. Все трое сыграли важную роль в становлении психологии в США. Райт сформулировал первую теорию поведения «стимул-реакция»; Пирс провел первые психологические эксперименты в Новом Свете; Джеймс в книге «Принципы психологии» заложил основы американской психологической науки (1890). Плодом деятельности Метафизического клуба была единственная американская доморощенная философия — прагматизм, гибрид идей Бэйна, Дарвина и Канта. Клуб противостоял господствовавшей шотландской философии, которая была дуалистической и тесно примыкала к религии и креационизму, выдвинул новую натуралистическую теорию разума.
От Бэйна они унаследовали идею о том, что убеждения предопределяют поведение; Бэйн определял убеждение как «то, что подготавливает человека к действию». У Дарвина они, подобно большинству интеллектуалов того времени, научились обращаться с разумом как с частью природы, а не даром Бога. Еще важнее, и эта заслуга принадлежит Райту, что они взяли выживание самых приспособленных как модель для понимания разума. Райт объединил определение Бэйна с теорией естественного отбора Дарвина и высказал предположение о том, что убеждения людей подвержены эволюции в такой же степени, как биологические виды. По мере того как человек взрослеет, его убеждения конкурируютдруг с другом за получение признания, поэтому адекватные верования возникают «в результате выживания самых приспособленных среди наших изначальных... убеждений». Это и есть суть индивидуального подхода кпсихологии адаптации, и если мы заменим «убеждение» на «поведение», то получится основной тезис радикального бихевиоризма Б. Ф. Скиннера. Райт также пытался продемонстрировать, каким образом самопознание, будучи загадкой для натурализма, эволюционирует из привычек. Он утверждал, что привычка представляет собой отношения между классом раздражителей и некоторой ответной реакцией (или реакциями). Познание, необходимое для связи раздражителя и ответной реакции, является рудиментарным и связано с вызовом образов из прошлого опыта. Самопознание возникает, когда кто-либо осознает связь между раздражителем и ответной реакцией. Идеи Райта прошли долгий путь, прежде чем признали разум частью природы, и они указывают на бихевиористский уклон американской психологии, где убеждения важны в той степени, в какой они порождают поведение.
Чарльз Сандерс Пирс (1839-1914)
Сегодня многие считают, что Пирс был величайшим философом в истории США. По образованию он был физиком и некоторое время работал в государственной геодезической службе. Еще будучи на старших курсах, он построил простой компьютер и, возможно, первым задался вопросом о том, могут ли компьютеры сорев-
202 Часть II. Основание психологии
новаться с человеческим мышлением. Небольшое наследство позволило ему уволиться со службы и отправиться в Кембридж. Однако наследство на самом деле было небольшим, и Пирс жил в благородной бедности. Он был непростым человеком, с ним было нелегко ладить, и, несмотря на все старания У. Джеймса найти ему постоянное место в Гарварде, в лучшем случае удавалось найти лишь временные места работы. В отличие от Джеймса, письменные труды которого отличались беглым и выразительным стилем (сравнивая его с братом, известным писателем Генри Джеймсом, говорили, что Генри — романист, пишущий, как психолог, а Уильям — психолог, пишущий, как романист), стиль Пирса был очень трудным для восприятия. Влияние Пирса ограничивалось и тем, что он очень мало публиковался при жизни. Тем не менее он обобщил работы Метафизического клуба, дав первую формулировку прагматизма.
Само название «прагматизм» восходит к философии Канта. Будучи глубоким философом, Кант искал основу твердых знаний. Однако он признавал, что мужчины и женщины должны действовать на основании убеждений, которые не являются определенными; врач, например, может не быть абсолютно уверен в правильности диагноза, но тем не менее должен действовать так, как будто верит в правильность диагноза. Кант называл такое случайное убеждение, которое все же создает основу для использования средств достижения определенных целей, прагматическим убеждением. Результатом рассуждений Метафизического клуба стал вывод о том, что убеждения никогда не могут быть определенными. Лучшее, на что могут надеяться люди, — это то, что убеждения приведут к успешным действиям в окружающем мире, на естественный отбор, работающий на усиление одних убеждений и ослабление других по мере того, как убеждения конкурируют за право стать приемлемыми. Дарвин продемонстрировал, что биологические виды не являются постоянными, а Метафизический клуб, в отличие от Канта, пришел к выводу, что и истина не может быть неизменной. Тогда все, что оставалось гносеологии, — это прагматическое убеждение Канта, которое Пирс уточнил и превратил в «прагматический принцип», отражающий выводы Клуба.
В 1878 г. Пирс опубликовал эти выводы в статье «Как сделать наши идеи ясными», которая впервые была прочитана в Метафизическом клубе в последние годы его существования. Пирс (Pierce, 1878/1966) писал, что «вся функция мышления — это порождать привычки действия» и что то, что мы называем убеждениями, представляет собой «правило действия или, короче говоря, привычку». Он утверждал, что «суть убеждения — создание привычки, а различные убеждения различаются по образу действия, которые они порождают». Далее Пирс говорил, что привычки должны иметь практическое значение, если они имеют смысл. «Сейчас индивидуальность привычки зависит от того, каким образом она подталкивает нас к действию... Таким образом, мы подходим к тому, что осязаемо и мыслимо практическим, как корень каждого настоящего отличительного признака мышления... Не существует настолько тонкого отличительного признака, который не давал бы различий на практике». Наконец, «правило достижения ясности идей заключается в следующем: рассматривая последствия, которые могли бы иметь практическое значение, мы постигает объект наших концепций. Затем наши понятия об этих последствиях сливаются в единую концепцию об этом объекте». Или, как
Глава 5. Психология адаптации 203
Пирс сформулировал в более краткой форме в 1905 г., истинность убеждения «лежит исключительно в мыслимом значении, придаваемом течению жизни».
Прагматический принцип Пирса стал революционным, поскольку отказывался от старой цели Платона по созданию фундаментальной философии. Вслед за Гераклитом он утверждал, что ничто не может быть определенным, и извлекал идею Дарвина, что лучшие убеждения те, которые позволяют приспособиться к изменяющейся окружающей среде. Прагматический принцип согласуется и с научной практикой. Пирс работал физиком и знал, что научные концепции бесполезны и бессмысленны, если их нельзя перевести на язык наблюдаемых явлений; таким образом, прагматический принцип Пирса предвосхитил позитивистскую концепцию операционального определения. Впоследствии, когда У. Джеймс позволил эмоциональным и этическим соображениям влиять на решение вопроса о том, работает ли убеждение, Пирс, убежденный физик, отказался продолжать сотрудничество. В психологии прагматизм представляет собой четкую формулировку подхода к психологии адаптации на уровне «проблемы индивида». Позднее Б. Ф. Скиннер сказал, что воспринял подход Дарвина к эволюции видов как модель к пониманию индивидуального научения. Прагматический принцип также предвосхитил бихевиористский поворот в американской психологии, поскольку он говорит о том, что убеждения всегда (если они имеют смысл) проявляются в поведении, т. е. отражение в сознании ради самих себя тщетно.
Пирс так никогда и не стал психологом, но помог развитию психологии в США. Ознакомившись с рядом работ В. Вундта, он начал кампанию против засилья шотландской психологии здравого смысла и за преподавание в университетах экспериментальной психологии. В 1877 г. Пирс опубликовал свое психофизическое исследование цвета — первую американскую работу в области экспериментальной психологии. Его ученик Джозеф Джастроу стал одним из ведущих американских психологов первой половины XX в. и президентом Американской психологической ассоциации. В 1887 г. Пирс поставил основной вопрос современной когнити-вистики: может ли машина думать, как человек? Несмотря на эти достижения, его влияние оставалось весьма ограниченным. Огромное влияние прагматизма на философию и психологию исходило от его коллеги, Уильяма Джеймса.
Американский психолог Уильям Джеймс (1842-1910)
«Принципы психологии» У. Джеймса.Джеймс начал разрабатывать свою собственную версию прагматизма в 1870-1880-х гг. Сначала он делал первые робкие шаги в своей философии, имевшей сильный налет психологии. В 1878 г. Джеймс заключил с издателем Генри Хольтом договор на написание учебника психологии и на протяжении 1880-х гг. опубликовал серию статей, которые сформировали ядро его новой психологии и были включены в книгу «Принципы психологии». Ее публикация в 1890 г. ознаменовала водораздел в истории американской психологии, поскольку вызвала такое воодушевление среди американских студентов, какого не вызывали ни шотландцы, ни В. Вундт. Джеймс сочетал обычные интересы основоположника психологии: физиологию и философию. Он начал с проведения практических занятий по физиологии, а впоследствии получил кафедру психологии; последние годы он провел на должности профессора философии. В «Принципах» Джеймс начал разрабатывать свою прагматическую философию.
204 Часть II. Основание психологии
«Психология — это наука о психической жизни», — сообщал Джеймс своим читателям (James, 1890, vol. I, p. 1). Основным исследовательским методом Джеймса была обычная интроспекция, унаследованная у немецких экспериментальных психологов. Как и Вундт, Джеймс отвергал теорию атомизма ощущений. По его мнению, эта теория принимает различимые части объектов за продолжающиеся объекты опыта, таким образом недопустимо расчленяя поток опыта. Джеймс писал:
Сознание... не является самому себе разрубленным на куски. Такие слова, как «цепь» или «поезд», не описывают его должным образом. В сознании нет ничего жестко зафиксированного; оно течет. «Река» или «поток» — вот те метафоры, которые описывают его самым естественным образом. Рассуждения о нем такого рода позволяют нам назвать его потоком мышления, сознания или субъективной жизни (р. 239).
Подобно Дарвину, Джеймс обнаружил, что не так важно, что содержится в сознании; гораздо важнее, что сознание делает; функция гораздо важнее, чем содержание. Основная функция сознания — выбор. Он писал: «Сознание всегда интересуется одной частью объекта больше, чем другой, и в то время, пока мыслит, постоянно отвергает, или принимает, или выбирает» (р. 284). Сознание определяет цели организма и служит им, а главная из этих целей — выживание посредством приспособления к окружающей среде. Но для Джеймса приспособление не пассивно. Сознание делает выбор, всегда направляясь к некоей цели. Непрекращающийся поток возможных выборов влияет и на восприятие, и на поведение: «Разум работает с теми данными, которые он получает, точно так же, как скульптор работает с каменными блоками» (р. 288). Разум в понимании Джеймса отнюдь не пассивная чистая доска сенсуалистов. Это «борец за цели», активно участвующий в практическом мире переживаний.
Отметим, что для Джеймса существует два аспекта адаптивной природы сознания. Первый заключается в том, что сознание дает своим носителям интересы — машины не хотят выживать и действуют просто в силу установленных свойств. Если окружающая среда не подходит этим свойствам, то они не могут адаптироваться и погибают, поскольку их не волнует, умрут они или будут жить. Но суть эволюции состоит в способности справляться с изменениями, и, таким образом, сознание возникает потому, что без него мы не смогли бы адаптироваться. Второй адаптивный аспект сознания — это выбор. Джеймс учил, что сознание возникает, когда инстинкт и привычки не могут ответить на новый вызов. Каждый может вести машину знакомым путем, никак не привлекая к этому сознание, слушать радио или разговаривать с приятелем. Как говорил Декарт, сознание этого человека будет «где-то там». Но стоит человеку по радио услышать, что поваленное дерево перегородило его привычную дорогу, он немедленно начнет относиться к вождению сознательно, поскольку ему приходится выбирать новый путь, чтобы справиться с изменившейся окружающейся средой. Без сознания не было бы выживания, поскольку без него мы были бы всего лишь заводными механизмами, слепыми по отношению к окружающей среде и не заботящимися о своей судьбе.
Но в то же время Джеймс одобрял путь к физиологии, говоря, что психология должна иметь «церебральную» направленность. Предположение о том, что «мозг — это непременное телесное условие психической деятельности», является фундаментальным, и «Принципы» посвящены доказательству именно этой идеи. Он го-
Глава 5. Психология адаптации 205
рячо приветствовал попытки Хартли продемонстрировать, что законы ассоциации представляют собой и законы головного мозга: «До тех пор, пока ассоциация служит причиной, она принадлежит мозговым процессам» (р. 554).
Похоже, что это привело Джеймса к некоторому противоречию: мозг-машина должен делать выбор. Он говорил, что сознание играет положительную роль в жизни людей и животных, и недвусмысленно отвергал механистичность, или то, что называл «теорией автомата». Для Джеймса эволюционный натурализм требовал существования сознания, поскольку оно выполняло жизненно важную адаптивную функцию. Глупая машина не знает направления, она напоминает «игральную кость, которую вечно бросают на стол... какова вероятность того, что наибольшее количество очков выпадет чаще, чем наименьшее?» Джеймс утверждал, что сознание увеличивает эффективность машины мозга, «утяжеляя кости». Он писал (W.James, 1890, vol. I, p. 140): «Утяжеление игральных костей оказывает постоянное давление, делающее действия мозга более ясными», что «служит интересам владельца мозга». Сознание превращает выживание из «просто гипотезы» в «императивное повеление... Выживание будет иметь место, и, следовательно органы должны работать следующим образом... Каждое по-настоящему существующее сознание кажется, во всяком случае самому себе, борцом за конечные цели». Таким образом, сознание обладает ценностью для выживания. Ассоциация может зависеть от законов мозга, но наша воля способна, с помощью расстановки акцентов или посредством подкрепления, направить цепи ассоциаций на службу нашим интересам, и это направление — «все, чего только может пожелать самый страстный защитник свободы воли», поскольку, направляя ассоциации, сознание направляет мышление и, следовательно, действие (р. 141).
Конфликт между «церебралистским» взглядом Джеймса и его верой в поведенческую силу сознания проявился в теории эмоций Джеймса-Ланге, которая была предложена независимо друг от друга Джеймсом и голландским физиологом Карлом Ланге (1834-1900) в 1885 г. Благодаря тому, что эта теория была сформулирована в книге Джеймса «Принципы психологии», теория эмоций Джеймса-Ланге оказала влияние на каждого психолога, сталкивающегося с темой эмоций, и широко обсуждается по сей день.
Будучи психологом сознания, Джеймс хотел объяснить, каким образом и почему в сознательном опыте возникают эмоции. Он противопоставлял свою теорию эмоций теории эмоций этнической психологии, допуская, что, по крайней мере на первый взгляд, его теория менее правдоподобна:
Наш природный способ мышления об эмоциях заключается в том, что психическое восприятие некоторых фактов возбуждает психическую привязанность, называемую эмоцией, и что это состояние разума порождает телесное его выражение. Напротив, моя теория сводится к тому, что телесное выражение следует сразу же за восприятием возбуждающего факта и что наше ощущение этих изменений, по мере их возникновения, и есть эмоция. Здравый смысл говорит: мы упустили удачу — и мы сожалеем и плачем; мы встретили медведя — мы испугались и побежали; нас оскорбил соперник — мы разозлились и нанесли удар. Гипотеза, которую я намереваюсь здесь отстаивать, говорит, что эта последовательность событий неправильна, что одно психическое состояние вовсе не вызывается другим непосредственно, что сначала между ними должны быть поставлены телесные проявления и что более рациональным утверждением является то, что мы чувствуем сожаление, потому что плачем; злимся,
206 Часть II. Основание психологии
потому что наносим удар, боимся, потому что дрожим, а не то, что мы плачем, наносим удар или дрожим потому, что испытываем сожаление, злимся или боимся, как можно было бы сказать. Без телесных состояний, которые следуют за восприятием, последнее было бы чисто познавательным по форме, бледным, бесцветным, лишенным эмоциональной теплоты. Тогда мы могли бы увидеть медведя — и вынести суждение о том, что наилучшим является бегство; получить оскорбление — и счесть правильным нанести удар; но нам не следовало бы на самом деле испытывать страх или злость. Сформулированная в таком грубом виде, гипотеза, скорее всего, немедленно столкнется с недоверием. И тем не менее не потребуются ни многочисленные, ни притянутые за волосы соображения для того, чтобы смягчить ее парадоксальный характер и, возможно, убедиться в ее правоте (James, 1892a/1992, р. 352).
Формулируя свою теорию эмоций, Джеймс боролся с проблемами, которые остались нерешенными и по сей день. Первый вопрос — самый основной: что такое эмоция? Многие, а возможно, и большинство наших перцепций — «чисто познавательны по форме». Восприятие факса, компьютерной мыши или коробки с дискетами на столе «бледны, бесцветны, лишены эмоциональной теплоты». Но не вызывает сомнений, что, если я встречу в лесу медведя, мое восприятие будет, мягко говоря, очень теплым. Так в чем же состоит эта теплота — эмоция страха? Что присутствует в сознании в случае с медведем и отсутствует в случае с факсом?
Ответ Джеймса был продиктован рефлекторной теорией мозга. Напомним, что в рефлекторной теории мозг рассматривают как телефонный коммутатор, обеспечивающий связи между стимулом и ответной реакцией, но неспособный к порождению опыта, чувств или действий. Джеймс придает этому достаточно пассивному взгляду на мозг динамический аспект, утверждая, что любые воспринятые стимулы действуют на нервную систему так, чтобы автоматически осуществлять некоторые приспособительные телесные ответные реакции, не имеет значения, выученные или врожденные. Таким образом, если крупное животное встает на дыбы и рычит на меня, у меня есть врожденная и автоматическая тенденция бежать прочь. Когда я веду машину и загорается красный свет светофора, у меня выученная и автоматическая тенденция нажать на тормоза автомобиля.
Чтобы понять некоторые из более поздних споров относительно сознания, особенно моторную теорию сознания (см. главу 10), нам следует помнить, что в этой последовательности событий эволюционно адаптивным является мое бегство. То, что я могу субъективно чувствовать, глядя на медведя, не имеет никакого значения до тех пор, пока я в состоянии избежать его когтей. Я мог бы, как говорит Джеймс, смотреть на медведя и хладнокровно рассуждать о том, что бегство будет мудрым поступком, вообще ничего не чувствуя. Были построены роботы, способные находить одни объекты и избегать других, но, конечно, они не испытывают ни желания, ни страха.
Но поскольку мы, люди, на самом деле чувствуем страх (и желание), то в задачи психолога входит изобразить, что такое страх (или желание) — дополнительное состояние сознания, добавленное к когнитивной перцепции медведя. Джеймс высказал предположение о том, что это что-то дополнительное эмоциональное — регистрация сознанием состояния и активности нашего тела, вызванных видом медведя. Поскольку Джеймс думал о мозге всего лишь как о соединяющем устройстве, он поместил эмоции не в самом мозге, а вне его, во внутренних
Глава 5. Психология адаптации 207
органах (наш желудок корчится от страха) и в мышцах, которые работают, чтобы унести нас прочь от медведя. Что касается простых эмоций, таких как страх или вожделение (в отличие от более тонких эмоций, например зависти или любви), то Джеймс полагал, что самые важные телесные ощущения, которые и составляют эмоции, возникают во внутренних органах. В общем, согласно теории эмоций Джеймса-Ланге, страх не вызывает судорожные конвульсии нашего кишечника, но в то же время сокращающийся кишечник и бегущие ноги также не вызывают чувства страха; страх и есть сжимающиеся внутренности и бегущие ноги. Эмоции — это состояния тела.
В более широком смысле Джеймс говорил, что психические состояния обладают телесными эффектами двух видов. Во-первых, хотя некоторое торможение и присутствует, но мысль о действии автоматически влечет за собой выполнение этого действия. Во-вторых, психические состояния вызывают внутренние изменения в теле, в том числе скрытые двигательные ответные реакции, изменения в сердечном ритме, выделения секрета желез и, возможно, «еще более тонкие процессы». Следовательно, Джеймс утверждал, что «смело можно выдвинуть общий закон, согласно которому ни одна психическая модификация не происходит, если не сопровождается изменением в теле (или если оно не следует за ней)» (1890, vol. 1, р. 5). Таким образом, содержание сознания определяется не только ощущениями, приходящими извне, но и кинестетической обратной связью (как мы сегодня это называем) от двигательной активности тела. «Следовательно, наша психология должна принимать в расчет не только те условия, которые предшествуют психическим состояниям, но и последовавшие за ними результаты... Целостный неврологический организм... не более чем машина для превращения стимулов в ответные реакции; и интеллектуальная часть нашей жизни связана не с чем иным, как со средней или "центральной" частью операций этой машины» (vol. 2, р. 372).
И здесь лежал камень преткновения для Джеймса. Если эмоции заключаются в регистрации нами стимулов, продуцирующих эмоции (например, медведя) и в ответных реакциях тела, автоматически запускаемых стимулом (например, сокращения внутренних органов и бег), то мы можем задаться вопросом: а действительно ли эмоции являются причиной поведения? Если мы боимся потому, что убегаем прочь, то страх не причина бега, а состояние сознания, которое приходит параллельно с бегом. Теория эмоций Джеймса-Ланге выглядит вполне соответствующей теории автомата, которую Джеймс отвергал. Сознание, включая эмоции, имеет отношение к причинам поведения не больше, чем цвет автомобиля к тому, что заставляет его двигаться. Машина вынуждена иметь какой-то цвет, а живые существа, похоже, вынуждены обладать сознательным опытом, но ни цвет машины, ни сознание мозга на самом деле ничего не делают. Будучи наукой, изучающей причины поведения, психология могла бы вообще игнорировать сознание.
Джеймс обнаружил, что столкнулся с той же дилеммой между сердечным чувством свободы и научными декларациями интеллекта о детерминизме, как и другие противники механицизма. Джеймс был искренне предан вере в свободу воли на основании личного опыта. Будучи молодым человеком, он вытащил себя из глубокой депрессии, буквально заставить себя жить дальше, и, сопровождаемый приступами депрессии на протяжении всей своей жизни, сделал волю человека цент-
208 Часть II. Основание психологии
ром своей философии. Но в своей психологии, преданный идее церебрализма, Джеймс обнаружил, что вынужден принять детерминизм как единственный приемлемый с точки зрения науки взгляд на поведение. Он стойко сопротивлялся этому выводу, осуждая механистические концепции человеческого поведения и, как мы убедились, провозглашая, что сознание издает указ о выживании и командует телом. После написания «Принципов» в 1892 г. Джеймс оставил психологию ради философии и развивал свое собственное направление прагматизма. Он пытался прекратить борьбу между головой и сердцем, приравняв чувства сердца к познаниям разума. Тем не менее конфликт сохранялся, и влияние «Принципов» увело американских психологов от вопросов сознания, а таким образом, от определения психологии как науки о психической жизни, данного самим Джеймсом, к проблемам поведения.
«Лебединая песня» Джеймса в психологии.При всем влиянии, оказанном «Принципами» на психологию, они были для Джеймса всего лишь развлечением. В 1892 г. он выпустил в свет однотомный «Краткий курс», который гораздо лучше, чем «Принципы», можно было использовать в качестве учебника, но заявил, что устал от психологии. В том же году он добился того, что его последователь, Хьюго Мюнстерберг (см. главу 10), стал экспериментальным психологом в Гарварде.
Двойственное отношение Джеймса к научной психологии проявилось в его ответе (1892b) на негативный отзыв, данный «Принципам психологии» Джорджем Трамбеллом Лэддом (1842-1921). Хотя Лэдд разделял некоторые аспекты научной психологии, он защищал старую, религиозно ориентированную психологию шотландской традиции, считая натуралистическую психологию неподходящей для службы человеческой душе. Джеймс возражал, что в таком случае психология была бы не наукой, а «массой феноменологических описаний, сплетнями и мифом». Он сказал, что при написании «Принципов» ему хотелось, «чтобы с психологией обращались, как с естественной наукой, дабы помочь ей действительно стать таковой» (р. 146).
Джеймс (James, 1890) совершенно справедливо считал главной задачей новой психологии ее превращение в естественную науку. Церебралистская теория «рефлекс-действие» поистине бесценна, поскольку рассматривает поведение как результат физиологически обусловленных двигательных привычек и импульсов и «работает на практическое предсказание и контроль», что составляет цель всех естественных наук. Психологию отныне следует считать не частью философии, а «ветвью биологии». Однако по одному важному вопросу Джеймс согласился с Лэддом, поскольку верил, что научная психология не может ставить множество важных вопросов, относящихся к человеческой жизни. Например, как мы уже отмечали, Джеймс страстно верил в свободу воли. В своих «Принципах» он обсуждал внимание как важный процесс, с помощью которого мы (по всей видимости) добровольно выбираем, что одна вещь заслуживает внимания больше, чем другая. В одной из глав он противопоставил «причинные» теории внимания, которые говорили о том, что уделить внимание — это волевой акт, «следственным» теориям внимания, утверждавшим, что внимание — есть следствие когнитивных процессов, неподконтрольных нам. Джеймс не видел способа сделать выбор между этими теориями на научной основе и пришел к выводу на нравственной основе, отдав
Глава 5. Психология адаптации 209
предпочтение причинным теориям, поскольку они соглашались с реальностью свободы воли и нравственной ответственности. Но в силу того, что моральные соображения лежат за пределами науки, Джеймс закончил главу, посвященную вниманию, без дальнейшей проработки. Он подразумевал, что, будучи психологами научного толка, мы можем отдать предпочтение аргументам против свободы воли, но мы не должны делать этого, если являемся нравственными философами.
В своей статье Джеймс также коснулся будущего психологии как прикладной дисциплины. Он говорил, что люди нуждаются в практической психологии, которая научила бы их, как действовать, чтобы изменить жизнь. «Психология, способная излечивать меланхолию или мании, нужна гораздо больше, чем психология, строящая теории о природе души» (James, 1829b, p. 153). Психология должна быть практической, должна вызывать изменения. Джеймс не только озвучил требование американских психологов, растущее по мере того, как они становились все более профессиональными и организованными, но и провозгласил свое собственное кредо истины: истинные идеи вызывают реальные изменения в жизни. Затем задачей Джеймса стало окончательная разработка типично американской философии — прагматизма.
К середине 1890-х гг. наметились очертания новой психологии, американской по своему духу. Интерес американских психологов переместился с вопроса о том, что содержится в сознании, к тому, что делает сознание и как оно помогает организму человека или животного адаптироваться к изменчивой окружающей среде. Короче говоря, психическое содержание стало менее важным, чем психические функции. Эта новая функциональная психология стала естественным продолжением дарвинизма и нового американского опыта. Разум, сознание не существовали бы, если бы не служили адаптивным потребностям хозяина, говорил Джеймс; в Америке 1890-х гг. было ясно, что основной функцией сознания является руководство приспособлением к лавине изменений, обрушивающихся на иммигрантов и фермеров, рабочих и специалистов. В мире постоянных изменений древние истины — психическое содержание, неизменные доктрины — стали непригодными. Люди больше не верили в вечные Формы Платона. В потоке Гераклита единственной вечной константой являлось изменение, и, следовательно, единственной реальностью опыта (предметом исследования психологии) было приспособление к изменениям.
Прагматизм У. Джеймса.Джеймс продолжал развивать собственную версию прагматизма, более широкую и романтическую, чем узкая научная версия Ч. Пирса. Прагматизму положила начало практическая научная позиция Пирса, бывшая способом определения того, обладает ли концепция какой-либо эмпирической реальностью. Но представления Пирса были слишком узкими и сухими, чтобы полностью удовлетворить потребности постдарвинистского, гераклитовского мира. Практически все философские направления XIX в. — романтизм, дарвинизм, идеализм Гегеля, марксизм — рисовали изменяющуюся вселенную. Стало ясно, что постоянных истин Платона не существует; тем не менее люди не могут жить без всякой определенности, без неподвижных звезд, по которым можно ориентироваться. Джеймс обнаружил в прагматизме Пирса неподвижную звезду нового типа: он предложил метод изготовления, а не нахождения истин.
210 Часть II. Основание психологии
В серии работ, начатых в 1895 г. и достигших кульминации в книге «Прагматизм» (1907/1955), Джеймс развивал всесторонний прагматический подход к проблемам науки, философии и жизни. Он утверждал, что идеи не заслуживают внимания или, точнее, не имеют смысла, если не имеют отношения к жизни. Он писал:
Истинны те идеи, которые мы можем ассимилировать, обосновать, подтвердить и верифицировать. Идеи, с которыми нельзя поступить подобным образом, ложны. В этом и заключается практическое отличие обладания истинными идеями... Истинность идеи — это не постоянное свойство, внутренне ей присущее. Истинность случается с идеей. Она становится истинной, истинной ее делают события. По сути дела, ее подлинностью является событие, процесс (р. 133).
До сих пор это звучало так же, как у Пирса: твердолобый дарвинистский подход к истине. Но Джеймс пошел дальше Пирса, заявив, что истинность идеи следует проверять тем, насколько полно, «ничего не опуская», она согласуется со всей совокупностью чьего-либо опыта. Когда Джеймс говорил, что мы анализируем идеи с помощью опыта, он имел в виду опыт в узком, когнитивном смысле — понимание ученым физического мира. Подобно романтикам, он не видел оснований ставить один опыт выше другого. Опыт, не относящийся к познанию (надежды, страхи, любовь, амбиции), был в такой же степени неотъемлемой частью реальной жизни человека, как и ощущения количества, твердости или массы. Джеймс говорил: «Идеи (которые не что иное, как часть нашего опыта) становятся истинными в той мере, в какой они помогают нам добиться удовлетворительных отношений с остальными частями нашего опыта» (р. 49). Таким образом, критерий истинности Джеймса гораздо шире, чем у Пирса, и приложим к любой концепции, сколь бы фантастической и метафизической она ни казалась. Для упрямых эмпириков идеи Бога и свободной воли не имеют смысла, поскольку лишены сенсорного содержания. Для Джеймса эти идеи могут вызвать изменения в нашем образе жизни. Если идея свободной воли и ее непосредственное следствие, нравственная ответственность, заставляет мужчин и женщин прожить лучшую, более счастливую жизнь, чем если бы они верили в теорию автомата, то свободная воля будет истиной; или, точнее, она будет сделана истиной в жизни и опыте людей, разделяющих ее.
В отличие от традиционных рационализма и эмпиризма, прагматизм Джеймса не содержал никаких метафизических предрассудков:
Рационализм привязан к логике и опыту. Эмпиризм привязан к внешним чувствам. Прагматизм готов принять все что угодно, последовать за логикой или чувствами и учесть самый смиренный и личный опыт. Он примет к рассмотрению даже мистический опыт, если тот повлечет за собой практические последствия (1907/1955, р. 61).
Холодному интеллектуальному позитивизму прагматизма Пирса Джеймс противопоставил веления сердца, что было созвучно американцам со времен Джонатана Эдвардса. Джеймс признавался, что его прагматизм был антиинтеллектуальным, считающим разум и сердце равными в поиске истины. Сравнивая рационалиста и поиск абсолютной Истины, Джеймс писал: «Радикальный прагматик — это беззаботное анархическое существо» (р. 168). Функциональные психологи и их наследники, бихевиористы, также хотели бы обесценить интеллект. Как мы увидим, научение и решение проблем скоро станут объяснять в понятиях метода еле-
Глава 5. Психология адаптации 211
пых проб и ошибок и последующих вознаграждений и наказаний, а не в понятиях направленной когнитивной активности.
Прагматизм был функциональной философией — методом, а не доктриной. Он открывал способ справиться с гераклитовым потоком опыта, независимо от проблемы или темы. Он предлагал путеводную звезду в сфере теологии и физики, политики и этики, философии и психологии. Хотя никто не надеялся обнаружить окончательную, неизменную истину о Боге или материи, обществе или морали, метафизике или разуме, каждый, по крайней мере, мог знать, какие вопросы задавать. Имеет ли значение эта концепция? Изменит ли она меня, мое общество, мою науку? Прагматизм обещал, что хотя окончательного решения любой проблемы не существует, но существует, по крайней мере, метод конкретного решения проблемы здесь и сейчас.
До этого философы искали первичные принципы, бесспорные идеи, чтобы воздвигнуть на них философскую систему и философию науки. Прагматизм Джеймса отказался от поиска первичных принципов, признав, вслед за Дарвином, что не может быть неизменной истины. Вместо этого Джеймс предложил работающую философию, отворачивающуюся от содержания (неизменные истины) и поворачивающуюся к функции (что идеи делают для нас). Как только он это сделал, психологи стали развивать психологию функций, изучая не идеи, содержащиеся в разуме, а то, как разум работает, приспосабливая организм к изменчивой окружающей среде. В то же время они надеялись, что психологическая наука будет отвечать насущным запросам современности, помогая решать вопросы иммиграции и образования, безумия и слабоумия, бизнеса и политики.