Старая психология против новой
И для психологии 1890-е гг. были бурными (Е. G. Boring, 1929). Прежде всего, имело место острое соперничество старой религиозной психологии, уходящей корнями в шотландскую философию здравого смысла, и новой научной психологии, основанной на эксперименте и психических измерениях. Разгром старой психологии стал отражением победы Мак-Кинли над Брайаном, замены сельскохозяйственной, вдохновляемой религией философии, натуралистической, прагматичной наукой.
Джордж Трамбел Лэдд своими работами подготовил приход новой психологии, но не одобрил ее. Он отвергал физиологическую, естественно-научную концепцию психологии, которую находил у Джеймса, и защищал спиритуалистический дуализм (G. Т. Ladd, 1892). В своей президентской речи на заседании АРА он назвал замену обычной интроспекции экспериментами и объективными измерениями «абсурдом», считая, что наука не обладает компетенцией иметь дело с такими важными частями психологии человека, как, прежде всего, религиозные чувства людей. Другие приверженцы старой психологии, например Ларкин Дантон, защищали ее как «науку о душе», «эманацию Божественного».
Подобно Брайану, Лэдд, Дантон и старая психология представляли уходящий мир сельскохозяйственной, деревенской Америки, основанный на традиционных религиозных истинах. Шотландская психология здравого смысла была создана для защиты религии и продолжала выполнять свою миссию, поскольку фундаменталисты льнули к ней, сопротивляясь приливу модернизма. Старая психология обладала душой и прививала старинные моральные ценности американской культуры, которые отметал прогресс.
Девяностые годы XIX в. были полны новшеств: возникли новое образование, новая этика, новая психология. Прошлое американской психологии принадлежало священникам, будущее — ученым. Наиболее влиятельной фигурой этого периода был Джеймс Мак-Кин Кеттелл, четвертый президент АРА. Он (J. M. Cattell, 1896) описывал новую психологию как быстро развивающуюся количественную науку. Более того — и это станет основной частью профессиональной психологии в течение последующих лет — он призывал экспериментальную психологию к «широкому практическому внедрению» в образование, медицину, искусство, политэкономию и, наконец, во все сферы жизни. Новая психология шла в ногу со временем, была готова ответить на вызов урбанизации, индустриализации и других стремительных изменений.
Прогрессивизм и психология.Реформы, эффективность и прогресс были движущими ценностями основного общественного и политического движения, последовавшего за кризисом 1896 г., — прогрессивизма. На протяжении XIX столетия реформы английского среднего класса пытались угодить и декадентской аристократии, и непокорному рабочему классу, навязывая и тем и другим свои ценности умеренности, самоконтроля и упорного труда. Прогрессивизм выполнял в Америке ту же функцию, конечно, с выраженным американским привкусом. Прогресси-вистами были специалисты из среднего класса, включая и психологов нового толка, которые ставили своей целью обуздать хищную американскую аристократию,
Глава 6. Заговор натурализма 223
«баронов-грабителей», и беспорядочную массу городских иммигрантов. «Бароны-грабители» не только обворовывали американцев посредством бизнеса, но и превращали свое богатство в средство контроля над политикой, проживая богатую, но пустую жизнь, великолепно описанную Ф. С. Фицджеральдом в романе «Великий Гэтсби». Прогрессивисты считали городские массы жертвами эксплуатации со стороны коррумпированной политической машины, торгующей голосами во благо и для обязательных услуг лишенным надежды иммигрантам, которые строили новую жизнь в чужой, но изобилующей возможностями стране.
Вместо того, что они называли эгоистическими интересами денежного класса и оппортунистическим эгоизмом политических боссов, сторонники прогрессивизма хотели поставить незаинтересованное, знающее, профессиональное правительство — т. е. правительство, состоящее из них самих. Нет никаких сомнений, что (особенно в больших городах) условия жизни часто становились устрашающими, по мере того как волны иммигрантов расширяли американские города за пределы старых границ. Городская политическая машина была органическим приспособлением к городским бедам, выступая полезным посредником между сбитыми с толку иммигрантами и их новым обществом. Но поскольку помощь машины оплачивали голосами, рациональные прогрессивисты из среднего класса, при содействии академиков, видели только коррупцию политиков, служащих самим себе, и их манипуляции беспомощными жертвами. Прогрессивисты пытались заменить политическую коррупцию принципами научного управления большими корпорациями. Рабочий класс сопротивлялся реформам прогрессивистов, поскольку они передавали политическое влияние из рук соседей в руки профессиональных чиновников гИз среднего класса, находящихся очень далеко от избирателей (S. J. Diner, 1998).
Философом прогрессивизма и пророком либерализма XX столетия стал Джон Дьюи, избранный президентом АРА в последний год XIX века. Подобно многим, Дьюи верил, что потрясения 1890-х гг. знаменуют собой рождение радикально нового, современного образа жизни. «Трудно поверить, что в истории произошла такая быстрая, такая всеохватывающая, такая законченная революция» (цит. по: D. Ross, 1991, р. 148). В своей президентской речи, озаглавленной «Психология и социальная практика» (1900/1978), Дьюи смог объединить интересы психологии с требованиями современности. Как мы увидим в главе 11, первой сферой применения прикладной психологии стало образование (К. Danziger, 1990).
Реформа образования была одной из главных забот прогрессивизма, а Дьюи стал основоположником прогрессивного образования. По мнению Дьюи, система образования в существовавшем тогда виде была плохо приспособлена к нуждам урбанистской, индустриальной Америки. Г. Стэнли Холл начал реформу образования, создав новое направление психологии — исследование детей и выдвинув идею о том, что все школы должны быть учреждениями, ориентированными на ребенка. Тем не менее Дьюи и прогрессивисты жаждали дальнейших реформ. Иммигранты волей-неволей несли с собой чужие обычаи и языки; и они, особенно их дети, нуждались в «американизации». Иммигранты с ферм нуждались также в научении привычкам, подходящим для работы в сфере промышленности, и новым навыкам, неизвестным на ферме. Кроме того, школы должны были стать новой общиной для детей. Американские островные общины исчезали, а иммигранты
224 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913
оставляли свои домашние общины. Школа должна была стать общиной для детей и средством реформирования американской общины посредством воспитания новых взрослых. Школьное обучение стало обязательным, и строительство школ переживало настоящий бум (Т. Hine, 1999).
Дьюи говорил: «Школа особенно благоприятное место для того, чтобы исследовать, насколько психология применяется в жизни общества». Делая особый упор на психологии адаптации, он (]. Dewey, 1900) утверждал, что «разум — это фундаментальный инструмент приспособления», который необходимо улучшить посредством школьного опыта, и что, для того чтобы «психология стала работающей гипотезой» (т. е. выдержала проверку практикой), она должна участвовать в образовании юных умов Америки. Занявшись системой образования, продолжал Дьюи, психологи неизбежно придут к вмешательству в жизнь общества. Кроме того, школы должны прививать ценность социального роста, общинной солидарности, прагматизма, необходимые в городской жизни. Со временем эти ценности должны стать всеобщими, а психологи — неотъемлемой частью механизма прогрессивных общественных реформ.
Прогрессивизм был американской версией Просвещения: он осуждал традиции, стараясь заменить их научным руководством новых образованных специалистов, главным образом, ученых в области общественных наук. Дьюи признавал, что ценности «островных общин» сохранились благодаря обычаям, но считал, что, как только «связь ценностей с привычками и традициями разрывается», следует начинать «провозглашать ценности сознательно» и найти «некую замену обычаю, посредством которого и реализуются ценности». Следовательно, психология, исследование психических адаптации, играет особую роль в реконструкции общества:
Тот факт, что сознательная, отличающаяся от навязываемой обычаями, мораль и психология развиваются параллельно, как раз и служит признанием необходимости уравнивания сознательно поставленных целей и заинтересованности в средствах, от которых эти цели зависят... До тех пор, пока правит обычай, пока преобладает традиция, до тех пор, пока общественные ценности определяются инстинктом и привычкой, сознательный вопрос не встает... и, следовательно, не возникает потребности в психологии... Но как только ценности становятся осознанными... становится осознанным и весь аппарат, посредством которого проецируются и проявляются этические идеалы. Как только мораль становится осмысленной, неизбежно должна родиться психология (Dewey, 1900/1978, р. 77-78).
Дьюи утверждал, что психология — социальный аналог сознания. Согласно У. Джеймсу, на индивидуальном уровне сознание возникает, когда приспособление к новым обстоятельствам становится крайне необходимым. Дьюи говорил, что американское общество столкнулось с крайней необходимостью перемен, и ответом на нее должно было стать возникновение психологии. Только психология предлагает «альтернативу произвольному и классовому взгляду на общество, аристократическому взгляду», который вообще отказывается воспринимать некоторых индивидов как людей. Вслед за философами французского Просвещения Дьюи заявлял: «Мы больше не считаем существующие общественные формы окончательными. Применение психологии в деятельности общественных институтов — это всего лишь признание принципа благоразумия в общественной жизни». Отно-
Глава 6. Заговор натурализма 225
шения, существующие между людьми, являются результатом работы научных законов человеческого поведения, и как только психологи поймут эти законы, они окажутся в состоянии построить более совершенное общество, заменив беспорядочный рост рациональным планированием. Дьюи пришел к выводу, что «главная задача — развитие науки и применение ее достижений на практике». Отказываясь от капризной свободы аристократического общества, мы должны стремиться к научному обществу, предвосхищая «не что иное, как рост контроля в этической сфере». В этом новом обществе психология «сделает затраты человеческих усилий здравыми, рациональными и аккуратными».
Итак, в своей программной речи Дьюи изложил основные принципы прогрес-сивизма, а затем углублял и развивал их на протяжении всей своей долгой карьеры философа. Он дал прогрессивизму голос; как сказал один прогрессивист: «Мы все были последователями Дьюи еще до того, как прочли его труды». Дело в том, что прогрессивизм был отнюдь не только политикой настоящего и будущего: он отражал самые глубокие традиции Америки — недоверие к аристократам (наследственным, денежным или выборным) и приверженность равенству.
Прогрессивизм и Дьюи поставили новые цели, которых следовало достичь обществу, и предложили средства, с помощью которых это можно было сделать. Как отметил А. Токвиль, американцы не доверяли интеллекту, который связывали с аристократией, и ситуация не изменилась спустя сто лет. Тем не менее прогресси-висты призывали к правлению научно подготовленной управленческой элиты. В реформированном прогрессивистами городе политическую власть мэра заменял городской управляющий, получивший университетское образование, описание работы которого было позаимствовано из большого бизнеса. Прогрессивисты были одержимы идеей социального контроля, навязывания порядка неорганизованной массе американских граждан конца века.
Вечное наследие позитивизма — это правительственная иерархия. «Коррумпированные» политики городской машины видели своих избирателей отдельными людьми, которым следует помогать или чинить препятствия, в той мере, в какой они поддерживают эту машину. Напротив, бюрократия рациональна и безлична: это правление эксперта. В поисках справедливости она навязывает анонимность: люди превращаются в номера, бедняки становятся папками с делами, все это делается для осуществления научного управления и манипуляций во благо целого. Бюрократический социальный контроль покоился на открытиях ученых в области общественных наук, в том числе и психологов, элиты ученых-правителей, последователей О. Конта, которые хранили свои секреты для самих себя, чтобы общество не распалось. Социолог Эдвард Росс писал: «О секрете общественного порядка не кричат с каждого чердака... Исследователь общества... будет слишком благоговеть перед нравственной системой, чтобы открыть ее наготу... Он обратится к тем, кто распоряжается нравственным капиталом общества». Росс говорил, что ученый-обществовед — это «сильный человек» Ницше, охраняющий общество (цит. по: D. Ross, 1991). Дж. Т. Лэдд, хотя и не признавал психологию естественной наукой, соглашался с целями Росса. Он дал новую жизнь представлениям Аристотеля об «аристократическом управлении», которое осуществляется не за счет ненадежного «характера простого народа», а «праздными, социально выдающими-
8 Зак. 79
226 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913
ся и состоятельными» классами, включая ученых, чья нацеленность на поиск истины позволяет им быть незаинтересованными «благодетелями человечества» (цит. по: J. M. O'Donnell, 1985, р. 138).
В представлении прогрессивистов целью общества являлось культивирование индивида внутри поддерживающей и воспитывающей его общины. Прогрессиви-сты ценили долговременные достижения больше, чем личный рост. Как позднее писал Дж. Дьюи, «процесс роста, улучшения и прогресса приобретает большее значение, чем результат. Не совершенство как конечная цель, а постоянный процесс усовершенствования, созревания, очищения составляет цель жизни... Рост сам по себе всего лишь нравственная цель» (J. Dewey, 1920/1948/1957). Новая задача прогрессивистов была ламаркистской. Поскольку прогрессивная (т. е. ламаркистская) эволюция бесконечна, то нет конца и личному росту. Наука отрицала Бога, но Дьюи дал определение нового греха; как писал один из прогрессивистов-энту-зиастов: «Обнаружен долго обсуждавшийся грех против Святого Духа... это отказ сотрудничать с жизненным принципом улучшения».
Согласно представлениям Дьюи, индивиды приобретают свою личность и мышление в обществе. В реальной жизни индивиды не существуют вне общества, равно как и общество не является собранием отдельных индивидов. Хотя островные общины пришли в упадок, американцы все еще испытывали страстное желание общины, и прогрессивисты предложили новый тип рационально спланированной общины. Ведущий прогрессивист, Рэндольф Бурн, утверждал, что в новом порядке вещей нет ничего важнее «яркости личности»; самовоспитание «практически превращается в обязанность, если человек хочет достичь великой цели» реформирования общества. Следовательно, обдуманное социальное планирование принесло бы полную индивидуальную реализацию. Как утверждал Дьюи, индивида следует развивать таким образом, чтобы «он находился в гармонии со всеми людьми в государстве, т. е. чтобы ему была свойственна объединенная воля общины как своя собственная... Индивид не приносится в жертву; его вводят в реальность государства» (цит. по: D. Ross, 1991, р. 163).
Тем не менее, несмотря на то что прогрессивизм соответствовал определенным американским ценностям, он был причудой индивидуалистического, либерального прошлого Америки. Вслед за Дьюи социолог Альбион Смолл осудил «нелепую американскую ставку на отдельного человека» (цит. по: J. P. Diggins, 1994, р. 364). Научный взгляд на людей и управление обществом согласно психологическим законам не оставлял места индивидуальной свободе, поскольку в натуралистической науке нет свободы. Индивида следует культивировать, но во благо целого государства:
Социальный контроль нельзя установить на индивидуальном уровне, он должен осуществляться посредством контроля над окружающей средой, предоставляющей индивиду однообразный и постоянный источник стимулов... Противостоящий довод о «вмешательстве в личную свободу» не будет иметь веса в суде, поскольку индивиды, в отличие от научно контролируемого общества, не обладают свободой и видят всю свою дозволенную законом свободу в подчинении и содействии этой социальной функции (L. L. Bernard, 1911).
Глава 6. Заговор натурализма 227
Идеи прогрессивизма не ограничивались психологией, они повлияли на все общественные науки (D. Ross, 1991). Бихевиористское направление стало неизбежным, поскольку полный социальный контроль является контролем над поведением. И чтобы добиться социального контроля, психологи должны были отказаться от бесполезной и тайной интроспекции и заняться практическим изучением поведения, ставя перед собой цель открыть научные принципы, позволяющие добиться социального контроля. Когда начался XX в., психологи постарались осуществить надежды Дьюи. Психологи все больше проникали в общество, переделывая его неудачи, детей, школы, правительство, бизнес и самую душу. Психология XX в. коренным образом изменила наши представления о самих себе, наших потребностях, наших любимых и наших соседях. Джон Дьюи, философ и психолог, более, чем кто-либо другой, создал набросок разума американца XX столетия.